Дуэль Печорина с Грушницким

В центре романа Лермонтова «Герой нашего времени» стоит проблема личности, «героя времени», который, вбирая в себя все противоречия своей эпохи, в то же время находится в глубоком конфликте с обществом и окружающими его людьми. Этот конфликт определяет образную систему произведения. Все персонажи группируются вокруг главного героя — Печорина, и, вступая с ним в разнообразные отношения, помогают выделить ту или иную черту его личности. По своему характеру Печорин романтик байронического типа. Он, личность яркая, сильная и крайне противоречивая, выделяется на фоне всех остальных героев и сам осознает свою неординарность, презирая других людей и стремясь сделать их игрушками в своих руках. Интересно, что и в глазах окружающих он тоже предстает в ореоле романтического героя, но отношение к нему неоднозначно. Все это проявляется во взаимоотношениях Печорина и Грушницкого, изображенных в главе «Княжна Мери». Грушницкий — антипод Печорина. Он, личность вполне ординарная и заурядная, всеми силами старается выглядеть романтиком, человеком необычным. Как иронично замечает Печорин, «его цель — сделаться героем романа». С точки зрения раскрытия характера «героя времени», псевдоромантизм Грушницкого подчеркивает глубину трагедии истинного романтика — Печорина. С другой стороны, развитие их взаимоотношений определяется тем, что Печорин презирает Грушницкого, смеется над его романтической позой, чем вызывает раздражение и злость молодого человека, который поначалу с восторгом смотрит на него. Все это ведет к развитию конфликта между ними, который обостряется тем, что Печорин, ухаживая за княжной Мери и добиваясь ее расположения, окончательно дискредитирует Грушницкого. Все это приводит к их открытому столкновению, которое заканчивается дуэлью. Эта сцена очень важна как для понимания характера Печорина, так и для общей концепции романа. Она вызывает в памяти другую сцену дуэли — из романа Пушкина «Евгений Онегин». Это неудивительно: если Печорина еще Белинский назвал «Онегиным нашего времени», то и Грушницкого часто сравнивают с Ленским. Основания для этого имеются вполне достаточные. Ленский и Грушницкий представляют собой тип романтика, берущего прежде всего внешнюю сторону романтизма — манеру поведения, восторженную речь, стиль одежды, — что сразу вызывает сомнение в его подлинности. Оба молодых человека восхищаются своим старшим товарищем (соответственно, Онегиным и Печориным), прислушиваются к его суждениям, а потом, разозлившись на него из-за ухаживания за девушкой, которая была для них предметом романтического увлечения и даже любви, вызывают на дуэль. Оба оказываются убиты на дуэли. Но, пожалуй, именно разница в этой сцене наиболее ярко выражает и различие двух этих образов и их места в каждом из романов. Дуэль Ленского, каким бы ничтожным ни казался ее повод, серьезна и по-настоящему трагична. Ленский, увлеченный своим воображением, готов на самом деле положить жизнь за честь возлюбленной. Он смело идет до конца и погибает, отстаивая свой, пусть и не вполне правомерный, взгляд на жизнь. Он человек, безусловно, честный и благородный, и гибель его вызывает искреннее сожаление и сочувствие автора и читателей. Пушкин отмечает, что, «может быть, и то: поэта / Обыкновенный ждал удел», — то есть внешняя сторона его романтизма могла со временем исчезнуть, обнажив натуру вполне заурядную. Но в то же время автор не исключает и того, что романтизм Ленского мог быть по-настоящему серьезен и отражать подлинную неординарность его личности. Дуэль Грушницкого — грязная игра от начала и до конца. Вместе с драгунским капитаном он еще до открытого столкновения с Печориным задумал «проучить» его, выставив перед всеми трусом. Но уже в этой сцене для читателя очевидно, что трусом является сам Грушницкий, который соглашается на подлое предложение драгунского капитана оставить пистолеты незаряженными. Печорин случайно узнает об этом заговоре и решает перехватить инициативу: теперь уже он, а не его противники, ведет партию, задумав проверить не только меру подлости и трусости Грушницкого, но и вступив в своеобразный поединок с собственной судьбой. Вернер сообщает Печорину о том, что планы противников изменились: теперь они задумали зарядить один пистолет. И тогда Печорин решает поставить Грушницкого в такие условия, чтобы тому не оставалось ничего другого, как либо признать себя перед всеми подлецом, раскрыв заговор, либо стать настоящим убийцей. Ведь возможность просто удовлетворить свою месть, слегка ранив Печорина и не подвергая себя самого при этом опасности, теперь была исключена: Печорин потребовал, чтобы дуэль проводилась на краю обрыва и стреляли по очереди. При таких условиях даже легкая рана противника становилась смертельной. Очевидно, что по сравнению с дуэлью Ленского и Онегина, ситуация здесь намного острее. Там исход дуэли в какой-то мере предрешен только тем, что Онегин, опытный в такого рода делах человек, имеет преимущество перед молодым и неопытным противником, к тому же еще находящимся в крайне нервном состоянии. И все же для Онегина гибель друга — неожиданный и страшный удар. В дальнейшем мы узнаем, что именно эта история стала для Онегина началом коренного пересмотра своих жизненных позиций, в результате приведшего к отказу от романтического индивидуализма и открывшим путь к истинной любви. У Лермонтова, при всей важности ее идейно-композиционной роли, сцена дуэли Печорина с Грушницким, очевидно, не может рассматриваться как центральный эпизод всего романа, хотя в данной главе она в какой-то мере таковой все же является. Но никак нельзя сказать, что эта история изменила в существенных чертах жизнь Печорина, повлияла на изменение его характера и внутреннего облика. В результате дуэли с Грушницким Печорин оказывается в отдаленной крепости, рассказ о которой открывает роман

(повесть «Бэла»). Так что к тому моменту, когда происходят события в «Княжне Мери», читателю уже хорошо известно, что и там, в крепости, Печорин остался таким же, как и здесь. Дуэль для него — лишь один из аргументов в его постоянном споре с окружающими его людьми, с самим собой и своей судьбой. Проблема судьбы в романе является важнейшей, окончательное ее решение будет представлено только в заключительной части — философской повести «Фаталист». Но вопрос о судьбе так или иначе ставится и в других его частях. В сцене дуэли Печорин тоже решает испытать свою судьбу: «Что, если его счастье перетянет? Если моя звезда, наконец, мне изменит? — думает он накануне дуэли. — И немудрено: она так долго служила верно моим прихотям; на небесах не более постоянства, чем на земле». Как и затем в «Фаталисте», Печорин предлагает довериться фортуне: они с Грушницким бросают жребий, кому стрелять первым. И счастье улыбнулось противнику. Но спор Печорина продолжается. У него есть еще время, чтобы все изменить — достаточно сказать, что он знает о заговоре. Именно этого ждет от него его секундант доктор Вернер. Но Печорин хочет испытать Грушницкого, в котором борются противоречивые чувства: стыд убить безоружного человека и раскаяние, боязнь признаться в подлости и одновременно страх перед смертью. Печорин, несмотря на угрожающую ему самому смертельную опасность, смотрит на бедного молодого человека с любопытством, как на подопытного кролика. Ведь он сознательно поставил «эксперимент», чтобы проверить человеческую натуру: чего в ней больше — подлости, злобы и страха или раскаяния и добрых порывов. «С минуту мне казалось, что он бросится к ногам моим», — думает Печорин о Грушницком, которому предстоит стрелять. В какой-то момент кажется, что совесть и добрые начала могут возобладать в нем: «Не могу, — сказал он глухим голосом». Но окрик драгунского капитана — «трус!» — возвращает все на свои места: Грушницкий привык позировать и не может изменить своей привычке: он стреляет и чуть не убивает Печорина, поскольку ранит его в колено. Дальше дело за Печориным. Если ранее он пытался разобраться в психологии поступков Грушницкого, то теперь его тонкий аналитический ум, как под микроскопом, рассматривает все мельчайшие движения собственной души. Что в ней: «и досада оскорбленного самолюбия, и презрение, и злоба»? Объяснить себе это сложное чувство герой так и не может. Но испытание Грушницкого продолжается. Печорин еще раз предлагает ему отказаться от клеветы и попросить прощения. Зачем ему это нужно? Я думаю, не только для «чистоты эксперимента». Чуть ранее Печорин, предоставляя возможность бросить жребий, думает о том, что «искра великодушия», которая могла бы проснуться в Грушницком, наверняка будет побеждена «самолюбием и слабостью характера». Он, знаток человеческих душ, прекрасно изучивший Грушницкого, в этом не ошибся. Но есть и еще один аргумент, касающийся его самого: «Я хотел дать себе полное право не щадить его, если бы судьба меня помиловала». И дальше он точно соблюдает эти «условия с своею совестью», заключенные здесь. После того, как Печорин требует зарядить пистолет, он последний раз взывает к Грушницкому: «Откажись от своей клеветы, и я тебе прощу все… вспомни — мы были когда-то друзьями». Что это: искренне желание мирно кончить ссору или нечто иное? Если учитывать весьма специфическое отношение Печорина к дружбе (фактически он в нее не верит, а уж тем более о дружбе с Грушницким вообще говорить проблематично), а также его взгляды на врагов («Я люблю врагов, но не по-христиански»), то можно сделать следующий вывод. Печорин уже убедился в слабости Грушницкого, он уже выставил его полным подлецом и трусом перед всеми, и теперь борьба с ним стала для него неинтересной: слишком ничтожен оказался противник. И тогда Печорин, дергая за нужные веревочки, как кукловод, добивается того, чтобы иметь перед собой настоящего врага: «Стреляйте! — кричит Грушницкий. —…Нам на земле вдвоем нет места…» Это уже не просто слова отчаяния насмерть испуганного мальчишки. И Печорин хладнокровно убивает Грушницкого, заключая разыгранную только что сцену словами: «Finita la commedia». Комедия, но такая, в которой играют настоящие люди, а не актеры, и погибают они по-настоящему. Поистине, жестокая комедия! А как чувствует себя ее режиссер? «У меня на сердце был камень», — отмечает Печорин. Даже природа, с которой у него, в отличие от людей, не было противоречий, и та как будто осуждает его: «Солнце казалось мне тускло, лучи его меня не грели». Не случайно всю сцену обрамляет пейзаж: прекрасное описание «голубого и свежего» утра в начале показывает то единственное, что по-настоящему дорого герою-романтику: «В этот раз, больше чем когда-нибудь прежде, я любил природу». Описание места дуэли на скале и мрачной пропасти внизу также вполне соответствует духу и настроению героя. А уехав после дуэли далеко от людей и проскакав на коне по незнакомым местам до вечера, Печорин вновь обретает душевное спокойствие. Романтик остался романтиком: жизнь человека для него ничего не стоит по сравнению с могуществом и красотой природы, а своя индивидуальность всегда будет значительнее и важнее, чем все, что касается других: «Какое дело мне до радостей и бедствий человеческих!..» — эта позиция героя осталась неизменной. Можно ли оправдать ее? Автор не скрывает двойственного отношения к своему герою, но он — сам романтик и, вероятно, для него в чем-то поведение Печорина было если не ближе, то, по крайней мере, понятнее, чем нам. Может быть, он и сам решился в свое время поставить такой «эксперимент» со своим давним приятелем Мартыновым? Но жизнь оказалась более жестокой к своему герою — пуля Мартынова пробила навылет сердце поэта. Таков трагический финал дуэли, протянувшей нить из художественного мира романа в мир реальный.