Точка зрения Г. А. Гуковского представляется мне и глубже и плодотворнее. Действительно, Пушкин воссоздает в «Каменном госте» «дух» эпохи Возрождения, атмосферу «жизнерадостного свободомыслия», когда «все сословное и застойное исчезает, все священное оскверняется», время, когда ниспровергший сословность человек почувствовал себя абсолютно свободной личностью.
Бесспорно, индивидуально-пушкинским было совершенно новое и построение характера и объяснение его конкретно-исторической эпохой. Но в ходе анализа образа Дом Гуана исследователь увлекается и порой сбивается на его идеализацию. Отсюда гимн «свободной, страстной, плотской любви», объявление Дои Гуана «поэтом любви», сведение «смысла темы любви» и «духа» Возрождения в трагедии к «радости земных услад любви, искусства, мужества, веселья, бьющей через край молодой воли». Это идеализация, потому что подобная характеристика является отступлением от текста «Каменного гостя», она оказывается возможной в результате подтягивания образа Дон Гуана к схеме свободной личности эпохи Возрождения.
В последующих работах о пушкинской трагедии эта идеализация также будет сказываться. Напомню только одно из многих суждений Д. Д. Благого: «Дон Гуан — человек эпохи Возрождения, кипящий всей полнотой жизненных сил, бросающий смелый вызов верованиям и предрассудкам средневековья». Он и «Моцарт — поэт любви»; «При всей величайшей его мужественности, есть в нем и какая-то пленительная детскость»
Подобная идеализация в известной мере питается определенной литературной традицией, а именно — романтической. Писатели-романтики начала XIXвека проявляли пристальное внимание к образу Дон Жуана, До пушкинского «Каменного гостя» и после его написания Дон Жуан оказывался героем многих литературных произведений.
Романтической концепции Дон Жуана, оправдывающей его индивидуализм, и противопоставил Пушкин свою то
Историзм Пушкина одержал в «Каменном госте» воистину блистательную победу. Поэт воссоздал «дух» Возрождения во всей его конкретно-исторической сложности, ибо он отлично понимал, что современный европейский мир своими корнями уходит в эту эпоху. И действительно, мы теперь хорошо знаем, что-то было время зарождения буржуазного общества, что в пору итальянского Ренессанса, по словам Энгельса, «взошла заря современного мира». В еще неярком свете этой «зари» рождающееся новое общество выступало в своих противоречиях.
Эпоха Возрождения знаменовала «величайший прогрессивный переворот из всех пережитых до того времени человечеством» Она формировала человека, вселяя веру в его силы, предъявляла к нему разнообразные требования, включая его в круговорот громадной по масштабу практической деятельности и борьбы за новое общество. Сферой существования человека и стала жизнь всеобщая, что и порождало, по словам Энгельса, титанов: «природа человеческая» реализовывала себя в личности, потому эта личность чувствовала себя творцом, преобразователем мира, покорителем стихии природы. Люди того времени «живут в самой гуще интересов своего времени, принимают живое участие в практической борьбе» Отсюда эта знаменательная «полнота и сила характера, которые делают их цельными людьми».
Но в эту же эпоху обозначились и теневые стороны процесса роста самосознания личности, и прежде всего опасность односторонности ее развития — уход из жизни всеобщей в жизнь частную. Легенда о Дон Жуане конкретно исторически засвидетельствовала это. Личность Дон Жуана искала путей своей реализации в частном бытии, в поисках наслаждения любовью. Для Пушкина легенда эта драгоценна как свидетель далекой эпохи, потому он и использует ее.