Работа и труд в русском языке. Через слово к сущности явления
Петрухина. Е. В.
Современная лингвистика подтвердила идеи великих мыслителей XIX и XX вв. о том, что язык и образ мышления народа взаимосвязаны, что между жизнью общества и языком, на котором оно говорит, существует тесная связь. Поэтому представления народа о жизни, действительности, его привычки и этические ценности, культурные установки (т. е. картина мира) раскрываются и становятся понятными при анализе значения и сочетаемости слов, называющих предметы и явления как внешнего, так и внутреннего мира человека (о языковой картине мира см. «Виноград», №3, 2007). Такой лингвистический анализ позволяет проследить, как складывалось отношение к труду в обществе с древних времен (что невозможно для социологического исследования) и даже поколебать устойчивые культурные мифы, в частности о лености русского народа.
В русском языке имеется два базовых глагола и два производных от них имени со значением трудовой деятельности – РАБОТАТЬ, ТРУДИТЬСЯ, РАБОТА, ТРУД, которые объединяют вокруг себя разнообразную лексику, называющую трудовой процесс, его разновидности, параметры, оценку. РАБОТАТЬ, ТРУДИТЬСЯ, РАБОТА, ТРУД, часто выступая как синонимы, выражают целенаправленную и полезную для людей, созидательную деятельность, требующую усилий, обыденная цель которой – получение средств для жизнеобеспечения человека. РАБОТА, ТРУД противопоставлены развлечению и игре, как деятельности ради удовольствия. Спортивная игра, занятия спортом могут быть названы РАБОТОЙ только в случае их профессионального статуса, дающего средства к существованию.
РАБОТАТЬ и ТРУДИТЬСЯ, РАБОТА и ТРУД не являются полными синонимами, между ними имеются содержательные и связанные с ними сочетаемостные различия, специфические именно для русского языка. Эти различия описываются в словарях синонимов современного русского языка (например, в словаре под ред. Ю.Д. Апресяна). ТРУДИТЬСЯ, ТРУД выражают этически более значимую и всегда оцениваемую положительно трудовую деятельность, требующую напряженных усилий человека, а РАБОТАТЬ, РАБОТА – более прикладную, утилитарную деятельность, которая может оцениваться и положительно, и отрицательно. Эти содержательные различия объясняют разную сочетаемость данных слов. Можно «трудиться честно, упорно, добросовестно, самоотверженно», ср. также «самоотверженный, благородный труд», но выглядят странными сочетания (?)«трудиться плохо, недобросовестно, нечестно», (?)«некачественный, халтурный труд». Нейтральный в стилистическом отношении глагол РАБОТАТЬ допускает оба типа сочетаемости (ср. «работать хорошо, самоотверженно, добросовестно // плохо, недобросовестно», «самоотверженная // халтурная работа»).
Для ТРУДАна первом плане находятся усилия, сама деятельность, поэтому ТРУДне анализируется, в отличие от РАБОТЫв терминах результата, а для работы важен результат (ср.: «выполнить, сделать работу», но не «труд»). «Много работы» означает большой объем того, что надо сделать; «много труда» характеризует объем затраченных усилий. Актуализация идеи результата возможна и в производных словах, которые образуются от глагола РАБОТАТЬ: «выработать, разработать, переработать, обработать что-л.». Обыденная цель РАБОТАТЬ – получение средств для жизнеобеспечения человека – выражается в производных лексемах «заработать, заработок». РАБОТА может быть наемной, вынужденной (ср.: «дать работу», «поручить работу», «работать на кого-либо»), для ТРУДА и ТРУДИТЬСЯ эти смыслы неактуальны (нельзя *«дать труд», *«получить труд», маловероятно (?) «трудиться на кого-либо»).
Различия в сочетаемости этих слов могут быть объяснены только исторически, т.е. с учетом исторической памяти современного русского языка, отражающего представления о трудовом процессе наших предков. Различия связаны с этимологией данных лексем, которые восходят к индо-европейским *orbhos ‘раб’; *ter- ‘тереть’ и общеславянскому *trudъ ‘тяжелое физическое усилие’ (см. М. Фасмер. Этимологический словарь русского языка. М., 1986–1987), а также с их историей, отраженной в словарях старославянского и древнерусского языков, в специальных исследованиях древнерусских памятников письменности.
В Словаре старославянского языка Х - XI вв. все значения глагола РАБОТАТИ взаимосвязаны и выражают подневольную, рабскую работу: 1) ‘находиться в рабстве’, 2) ‘служить кому-то’, 3) ‘тяжело работать на кого-либо’. Углагола ТРУДИТИСЯв этот период отмечаются следующие значения: ‘прилагать усилия’; ‘страдать’; ‘вести аскетический, мученический образ жизни’ (о монахах и православных подвижниках); ‘заботиться о ком-либо’; ‘устать, изнемочь’ – и отсутствует значение ‘работать’. Для обозначения трудовой деятельности в тот период использовался также глагол «делати», который постепенно утрачивает обобщенное значение, употребляясь в современном русском языке с конкретизированным объектом («делать что»).
В Словаре русского языка XI-XVII, в Словаре И.И. Срезневского («Материалы для словаря древнерусского языка». Спб, 1893-1903) у глагола РАБОТАТИ основным значением остается ‘находиться в рабстве, неволе, быть рабом’. Толкования ТРУДИТИСЯ
фиксируют существенное преобразование его семантической структуры, выделяются следующие основные значения: ‘работать, трудиться’; ‘заботиться’; ‘стараться’; ‘прилагать усилия’, ‘страдать’, ‘совершать подвиг’. Трудовой процесс, составляющий основу человеческой жизни, в этих преобразованиях представляется как форма подвижничества – через усилия, тяготы и страдания. Часто глагол ТРУДИТИСЯ используется по отношению к аскетической жизни монахов. Ср. примеры из житийной литературы: «Братския кельи строят сами хотящии обитати и трудитися во оной обители братия». «Был он телом мощен и крепок зело, в трудех велми мужествен, яко за два мощно ему трудитися или за три».
По данным церковнославянского языка и исследований Т.И. Вендиной (см. «Из кирилло-мефодиевского наследия в языке русской культуры, М., 2007) в сознании средневекового человека идея страдания имела особое значение – оно осмыслялось как своеобразный залог спасения человека. «Человек “труждает себя” во имя Господне, поэтому вектор “труда” устремлен вверх, от жизни тела (через страдания и мучения) к жизни духа». Об этом свидетельствуют многие памятники житийной и святоотеческой православной литературы (например, «Наказания» митрополита Даниила, «Поучения» преп. Феодосия Печерского, житие преп. Сергия Радонежского), в которых труд как форма спасения человека противопоставлен праздности. Ср.: «Никтоже буде тунеядецъ, никтоже буде празденъ, праздность всем злым ходатайственна есть. Сего ради преже въ раи повелел Богъ Адаму делати и рай хранити, по изгнании же оттуда въ труде и поте лица хлебъ ясти повеле ему Господь, а яже ко Адаму реченная, ко всемъ речена быша. И Иисус безъ лености мест от места пешъ преходя тружася нашего ради спасения, образъ далъ намъ» (из «Наказаний» митрополита Даниила).
Труд, требующий усилий, связанный со страданиями, но свободный, направленный на человека (в языке об этом свидетельствует возвратные формы соответствующих глаголов – «трудить себя») воспринимается как деятельность, определяющая нормы человеческого бытия, как самоутверждение личности, субъекта деятельности. Именно ТРУДИТИСЯ, ТРУДЪв исследованиях памятников древнерусского языка XIII-XV вв. отмечаются как наиболее частотные слова в обобщенном значении трудового процесса. ТРУДИТИСЯ используется по отношению к жизни не только монахов и православных подвижников, но и обычных людей с их каждодневными заботами, обозначая при этом свободный, не подневольный труд. Широкое распространение этого глагола объясняется большим влиянием средневековых монастырей на развитие русской культуры. В отличие от западноевропейского городского типа культуры, древнерусская культура сложилась во многом как культура монастырская, где противоречия между богословско-церковным и повседневно-практическим уровнями сознания снимались в форме охвата различных сфер человеческой деятельности аскетическим монастырским мировосприятием. О влиянии монастырской культуры на древнерусскую культуру пишут историки и культурологи, об этом также свидетельствует развитие содержательной структуры и употребления слов ТРУДИТИСЯ, ТРУДЪ. В последующие исторические периоды наметившаяся тенденция в их значении и употреблении продолжится – от номинации физических усилий, страдания к развитию обобщенного значения трудовой деятельности, которая при этом не утратила духовно-нравственного смысла и в современном русском языке воспринимается как значимая и ценная.
Слова РАБОТАТЬ, РАБОТА, сближаясь по значению со словами ТРУДИТЬСЯ, ТРУД, в процессе исторического развития языка и общества под влиянием христианской культуры (ср. из «Поучений» Феодосия Печерского: «Слышали ведь, как Павел глаголет… “Кто не работает, пусть не ест”») постепенно утрачивают негативные оценочные значения, связанные с подневольной, рабской, недостойной работой. РАБОТАТЬ, РАБОТА становятся в русском языке нейтральным средством для обозначения обыденного трудового процесса и профессиональной деятельности, сохранив при этом некоторые особенности значения наемной работы, для заработка, «по долгу, нужде». Развитие значения РАБОТАТЬ от выражения подневольного тяжелого труда к широкому пониманию работы как естественной формы существования человека сопровождается расширением употребления этого глагола и на учреждения («Аптека работает и в воскресенье»), механизмы («Телевизор не работает. Станок работает бесшумно»), отдельные органы живого организма («Сердце хорошо работает»). Для ТРУДИТЬСЯ такое расширение значения не характерно, он выражает лишь человеческую деятельность.
Сходные с глаголом РАБОТАТЬ содержательные изменения пережили лексемы со значением трудовой деятельности во многих европейских языках. Так, в немецких этимологических слов
История двух русских глаголов ТРУДИТЬСЯ и РАБОТАТЬ (и производных от них имен ТРУД и РАБОТА) запечатлела в языке формирование православной этики труда. Ориентация в средние века на монашеский идеал и в мирской жизни сформировало на Руси понимание святости труда как общей категории религиозного сознания. Труд считался благим делом, основой нравственности человека, но только тот труд, который не заслонял главной цели жизни человека – стремления «жить в Боге», по Евангельским заповедям и не вел к победе материального над духовным. Многие отечественные философы и историки отмечают недостаток внимания православной культуры (в отличие от католической и лютеранской) к повседневному труду, к так называемому «среднему» уровню культуры. Тем фактом, что хозяйственным, профессиональным и социальным вопросам труда в Православии традиционно уделялось меньшее внимание, чем вопросам духовным, не преминули воспользоваться социалисты-марксисты, учение которых в конце XIX – начале XX получило быстрое и победное распространение в России, приведшее к атеистической социалистической революции.
Часто можно услышать или прочитать о том, что именно социализм возвеличил нравственное значение труда, положив его в основание хозяйственно-экономического строя, подняв труд до вершины нравственного подвига. Ссылаясь на то, что советский лозунг и принцип «Кто не работает, тот не ест» является скрытой цитатой из Нового завета (из послания апостола Павла), иногда проводят аналогию между социалистическим и христианским отношением к труду как к нравственному подвигу. О последнем вроде бы свидетельствует и социалистическая риторика, ср.: «Слава трудовому народу! Герой социалистического труда, трудовые подвиги, трудовая доблесть, ударный труд» и др. О политической и идеологической стороне этой проблемы, о двойной морали того времени много написано. Например, А.И. Солженицын резко выступал против высокой положительной оценки трудовой политики в эпоху социализма, напоминая о разрушении мотивации к труду, о том, что «труд именно при “социализме ” стал заклятым бременем», прежде всего для крестьянства, о насильственных трудовых мобилизациях горожан, о тяжелом женском труде и т.д., так что нет необходимости подробно останавливаться на этом вопросе. Но мы хотим показать – при помощи лингвистического анализа социалистической риторики – принципиальные различия в социалистическом и православном понимании ТРУДА.
В материалах КПСС, официальных и газетных текстах того периода (отдающих предпочтение возвышенно-духовному слову ТРУД, причем отвлеченному существительному, а не более конкретному глаголу) о труде говорится как о высшей и абсолютной ценности, мере смысла человеческой жизни. Ср. лозунг и задачу, поставленную на одном из съездов КПСС: «Способствовать превращению труда в первую жизненную потребность каждого советского человека!». Ср. также отрывок из материалов одной из партийных конференций, в котором «участие в труде» выступает как конечная цель этого процесса, как наивысшая ценность: «Участие в общественном труде стало неотъемлемой чертой образа жизни советской женщины. Начиная с 1970 года среди рабочих и служащих женщины составляют 51%. И хотя к началу 70-х годов процесс привлечения женщин к труду в общественном производстве был в основном завершен, ежегодно 2/3 вновь вовлекаемых в производство граждан за 70-е и начало 80-х г.г. составляли женщины. В настоящее время почти все трудоспособные женщины используют гарантированное им право на труд по способности». Цель труда в официальных и публицистических текстах того времени определяется «на благо родины», характеризуются параметры труда – производительность, качество, объем, нормы труда, социалистическое отношение к труду и т. д. Но сам конкретный производитель труда, субъект трудового процесса, отдельная личность при рассуждениях о труде отодвигается на задний план, приобретает инструментальную функцию в обезличенном трудовом процессе. Инструментальную функцию человека актуализируют термины политэкономии социализма типа «трудовые ресурсы, трудовые резервы». Социалистическая пропаганда была направлена на формирование послушного производителя, обезличенного «винтика» в системе, на формирование рычагов управления им как инструментом в коллективном процессе, цель которого связана с завуалированными политическими и экономическими интересами власть имущих.
Напротив, в Православии труд, а не человек, выполняет инструментальную функции, цель труда – конкретная личность, трудящийся человек. Труд направлен на очищение человеческой души от страстей и пороков, на совершенствование человека и восхождение его к святости. Поэтому, как говорит Игнатий Брянчанинов, не любой труд полезен: «Что значить трудиться в разуме? Значит – нести труд монастырский, как наказание за свою греховность, в надежде получения прощения от Бога». Если же человек трудится «с тщеславием, с хвастовством, с уничижением других», то «как бы он ни был усилен, долговремен, полезен для обители в вещественном отношении, не только бесполезен для души, но и вреден, как наполняющий ее самомнением, при котором нет места в душе ни для какой добродетели».
Как мы видели, анализируя выше значение и сочетаемость слов ТРУДИТЬСЯ, ТРУД, многое из высоконравственного и духовного понимания ТРУДА нашими предками вошло в современный русский язык. «И хотя ни в литературном языке, ни в диалектах труд больше не воспринимается как мученический подвиг, однако ценность его определяется именно этой этической мотивацией… Уважение к бескорыстному труду, несмотря на все тяготы и страдания, составляет основу нравственности человека, формирует глубинные основы его отношения к жизни» (Т.И. Вендина. «Из кирилло-мефодиевского наследия в языке русской культуры»).
Представления о судьбе слов (и понятий) ТРУД, ТРУДИТЬСЯ, РАБОТА, РАБОТАТЬ в русском языке были бы неполными, если не рассмотреть вопрос об особенностях их употребления в публицистике последних, бурных и «рыночных», 10 – 15 лет. Язык, как живой и чуткий организм, реагирует на все изменения в социально-экономических и морально-нравственных настроениях общества. Политические и социально-экономические потрясения, пережитые российским обществом последних двух десятилетий, привели в частности к снижению официальности средств массовой коммуникации, усилению спонтанности русской публичной речи, к ослаблению ее норм, жаргонизации, расцвету языковой игры, распространению сниженных форм выражения. Это не могло не сказаться и на употреблении рассматриваемых слов. ТРУДИТЬСЯ с его возвышенно-этическим потенциалом в современных газетных текстах часто используется иронически по отношению к деятельности незначительной, бесполезной и даже противоправной. Например: «Один из мошенников, по совместительству трудившийся в местном отделении милиции, разработал новый план». Ирония может возникнуть вопреки намерениям автора, желающего при помощи глагола ТРУДИТЬСЯ придать значимость той деятельности, о которой он говорит. Поэтому в справочнике для депутатов Госдумы «Культура парламентской речи» (1994) не рекомендуется употреблять ТРУДИТЬСЯв обыденной речи, например, говорить «Он трудится в аппарате правительства»; «У нас в отделе трудится 20 человек»(вместо него советуют использовать нейтральный глагол РАБОТАТЬ). Отметим, что РАБОТАТЬ в современных газетных текстах для обозначения общественно бесполезной деятельности употребляется часто без иронии – РАБОТОЙ может называться любая деятельность, являющаяся источником дохода для субъекта действия или кем-то заказанная (Ср. «Они работали в основном в электричках или на вокзалах» – о профессиональных нищих. «Здесь работал профессионал» – о киллере). В следующем примереирония возникает как результат нарушения причинно-следственных отношений между работой и получением дохода: «Люди делятся на тех, кто работает и кто зарабатывает».
Но современный человек, как наследник культуры наших предков, тонко чувствует различия между РАБОТОЙ как вынужденной формой человеческого существования и свободным, творческим ТРУДОМ. Об этом красноречиво свидетельствуют отрывки из статьи, написанной в наше кризисное время: «Современный рынок, на котором каждый работник, каждая организация пытается сделать продукцию товаром, то есть найти партнёра, способного к обмену, отличается потрясающе высоким уровнем конкуренции. Поэтому нелегко найти того, кто согласится взять твой продукт, кто согласится признать его товаром, кто ободрит тебя – ты трудился, а не просто работал, и воздаст тебе эквивалентом труда за труды. Да и не каждую работу удаётся сполна воплотить в труд: где-то ошибся, где-то схалтурил, а чаще умения не хватило... «Да и нужно ли трудиться?», – вкрадётся шальная мысль... Возникает соблазн халтуры, то есть формальной деятельности, исполнения работы и попытки продать её результаты, выдав работу за труд… Но восполнят мне лишь ту часть работы, которую покупатель признает трудом. И будет урок – трудись больше, трудись лучше» (А. Белковский, journalisti.ru). Этими словами я и заканчиваю свои размышления о сущности ТРУДА и РАБОТЫ в русском языке – языке русской культуры.