Роль психологической мотивировки в развитии сюжета (С.Крейн. “Его новые варежки”)
Юшкевич И.А.
В литературном наследии американского писателя Стивена Крейна (1871-1900) есть несколько новелл, которые отличаются от других его произведений отсутствием выразительных художественных приемов и ярких эффектов. Вместе с тем, написанные в последние годы жизни автора, они словно подводят итог исследования писателем человеческой души. “Рассказы Уиломвилля” (“The Whilomville Tales”) описывают незамысловатые происшествия маленького городка, в центре повествования семейная жизнь и личные переживания, большей частью детские. Мы остановимся на одной из новелл этого цикла “Его новые варежки” (“His New Mittens”), которая была опубликована в 1898 году. На наш взгляд, она относится к чисто психологическим произведениям.
Главный герой истории напоминает Тома Сойера, непослушного и своевольного, но по сути не плохого и не хорошего, а узнаваемого всеми обычного ребенка.
“Маленький Хорас возвращался из школы домой, наряженный в ослепительно новые красные варежки” [1]. Ребята предлагают ему поиграть в снежки, но он, памятуя наставление матери сразу после уроков идти домой и не испортить новые варежки, вынужден отказаться. Мальчишки смеются и даже издеваются над раздираемым противоречиями Хорасом. Мальчику очень хочется играть, и он включается в противостояние “солдат” и “индейцев”, но его противник по снежному сражению вероломно обманывает всех: он кричит, что попали не в него, а он сам “убил” Хораса. Герой спорит, пытаясь восстановить справедливость, но в этот самый момент мать зовет его домой. За неповиновение и намоченные варежки ребенка наказывают, и он решается убежать из дома. По дороге в Калифорнию Хорас заходит в мясную лавку Стикни, “близкого друга покойного отца” мальчика, который возвращает беглеца к совершенно расстроенным матери и тетке.
С самого первого предложения Крейн подробно выписывает психологическую мотивировку поведения ребенка, точнее нарастание тех или иных мотивов. Причем есть четкая психологическая обусловленность поведения, но нет развернутых психологических характеристик, монологов рефлексирующего героя, многозначного аналитического подтекста. Основой психологического метода С.Крейна является передача сложных, порой совершенно смутных детских ощущений, но без анализа происходящих процессов. М.М.Бахтин называет такой метод “активным творческим переживанием”: “...автор рефлектирует эмоционально-волевую позицию героя, но не свою позицию по отношению к герою; эту последнюю он осуществляет, она предметна, но сама не становится предметом рассмотрения и рефлектирующего переживания...” [2].
Хорас “послушно” обещал матери сразу из школы идти домой, поэтому на призывы приятелей: “иди к нам”, он сознательно отвечает: “нет, не могу, мне надо домой” [3]. Но внутри мальчика происходит борьба: “он стоял в нерешительности”, вид у него “опечаленный”. Такое поведение не может остаться незамеченным среди сверстников: “Желая поиздеваться, они прервали игру” (279). Безжалостные в своей прямоте дети “запели, как настоящий хор: “Бо-ит-ся за свои ва-реж-ки!” (280). Примечательно, что Крейн сравнивает реплики детей с пением, но они поют на “жестокий и монотонный мотив”, “этот ужасный мотив по смыслу напоминал песни каннибалов” (279-280).
Действие новеллы концентрируется вокруг одного персонажа. Сосредоточенность на его переживаниях — главное условие психологического повествования. Автор не иронизирует, он совершенно серьезно относится к страданиям своего персонажа-“мученика”, поэтому преследование Хораса сверстниками описывается, как военный эпизод: “обошел его с фланга”, “на противоположном фланге незамедлительно последовал новый выпад”, “отошел в тыл”, “окруженный врагами и измученный” “медленно отступал” (280). Метод психологического повествования в детских новеллах тот же, что и в произведениях Крейна о войне. Крейн открыто сочувствует герою: “мальчик испытывал больше страданий, чем обычно выпадает на долю даже взрослого человека” (281). Интерес к переломному состоянию души — это основа психологизма. Происходит испытание героя, в котором все противоречия предельно заостряются. Писатель стремится показать психологическую незащищенность, драматизм решений и поступков на фоне очевидной неготовности ребенка к столь трудным испытаниям.
Удар, нанесенный по детской гордости и самолюбию, отнюдь не шуточный, ибо жизнь подростков подчинена известным только им законам чести: “В этой мальчишеской жизни подчинение какому-то неписаному символу веры, касающемуся вопросов поведения, внедрялось причудливым образом, но с беспощадной суровостью” (281). Вместе с тем, осознает читатель, не один Хорас вынужден переживать несправедливые упреки сверстников, таков закон. Чтобы подчеркнуть незыблемость этого положения вещей, Крейн подробно, во всех деталях передает правила игры в индейцев и солдат, будто забыв о существовании своего персонажа. Детям “поменьше и послабее” всегда уготована заведомо проигрышная роль — индейцев, потому что солдатам, которых играют мальчишки “постарше”, “всегда полагается бить индейцев” (281). Описание сражения и подготовки к нему имеет важное психологическое значение, так как оно объясняет, почему “зрелище битвы заворожило”, “зачаровало” (282) Хораса, не позволило ему уйти домой, хотя “его ни на минуту не покидало ощущение вины, даже неминуемого наказания за непослушание, но оно не могло перевесить упоения, вызванного этим снежным сражением” (282) (курсив мой. — И.Ю.).
Вторая важная особенность первой главки — это стремление автора объяснить взрослому читателю разницу между ребенком и взрослым. Новелла С.Крейна — о детях, но она совершенно однозначно обращена к большим, а не к маленьким, в отличие от знаменитого романа М.Твена, который близок и понятен и детям, и взрослым. Нет, Крейн их не противопоставляет, но он словно пытается напомнить взрослым, что они подросшие дети, и тонкий ранимый мир детства существует независимо от того, отдают взрослые себе в том отчет или нет. Детский мотив оказывается “совершенно забытым свободными от школьных традиций взрослыми” (280); мальчик страдает по воле матери больше, “чем выпадает обычно на долю даже взрослого человека” (281); сражение “заворожило” Хораса, оно “зачаровывало больше, чем это доступно пониманию взрослого” (282). Не противостояние, а глухая стена непонимания разделяет в данном случае взрослых и детей. Их конфликт является психологическим
Вот почему представитель мира взрослых нарушает очарование снежного сражения и срывает возможную реабилитацию несправедливо обиженного Хораса. Крейн находит яркую деталь, которая целиком меняет декорацию новеллы, — оглушительная музыка детских игр прервана монотонными звуками голоса матери. Хорас слышит свое имя, “произнесенное на некий хорошо знакомый мотив из трех нот, в котором последняя нота была пронзительной и долгой... Среди мальчиков воцарилось молчание” (283-284).
Новелла “Его новые варежки” имеет четкое двучастное деление, хотя номинально состоит из четырех главок. В первой части Крейн стремительно нагнетает ситуацию. Разочарования ребенка словно наслаиваются одно на другое. Сначала он вынужден отказаться от зимней забавы, и приятели смеются над ним. Потом выигранная дуэль оборачивается несправедливым оговором. Затем “позор, что ему нельзя оставаться на улице так же поздно, как другим мальчикам!” (284). И наконец, неминуемое наказание за испорченные варежки дома. К середине новеллы все “несчастья” уже обрушились на голову Хораса. Вторая часть представляет собой обнаженное психологическое действие, оно начинается в тот момент, когда все противоречия высвечены и до крайности обострены, поэтому последующее повествование у Крейна почти целиком строится на внутреннем монологе ребенка. Здесь правомерно говорить о тенденции к слиянию восприятия героя с восприятием повествователя. Вслед за Б.А.Успенским этот прием можно назвать “психологической точкой зрения”, когда “авторская точка зрения опирается на то или иное индивидуальное сознание (восприятие)” [4]. Крейн не дает читателю разбора поведения своего героя, его внутренней жизни, он только обозначает, порой намекает на эмоциональные состояния и жизненные ситуации. Почти вскользь сообщается о том, что отец Хораса умер (мать все еще носит вдовий траур), что мать балует сына (она проповедует политику уступок), а тетка пытается строжить. В этой ситуации тесная связь автора и героя предоставляют читателю повод для интерпретаций и размышлений. Подобное слияние повествователя и персонажа наблюдается в лирике.
Для мальчика все случившиеся с ним происшествия имеют глобальный характер. Крейн подчеркивает: для ребенка то, что мать потащила сына домой “на глазах у всего мира” — “публичный скандал” [5]. Старая дева тетя Марта гордится тем, что она внешне строга в отношениях с ребенком. Но украдкой плачет, когда Хораса приводят домой. Мать Хораса, уступая и попадаясь на нехитрые уловки сына, тоже находит такой подход единственно правильным. Для Хораса же сохранение чувства собственного достоинства — жизненная необходимость. Гордость, ранимое мальчишеское самолюбие превращены автором в сюжетный центр новеллы. Наказанный за непослушание мальчик сидит на кухне перед тарелкой с едой и клянется “не продавать свою месть за хлеб, холодную ветчину и пикули” (286). Клятва словно вычитана героем из какой-то дешевой книжонки (оттуда же надуманные картинки ужасной мести и решение о “героическом” путешествии в Калифорнию). По мнению взрослых, еда должна подавить эгоистическое противостояние мальчика воле родных, усмирить мятежную душу. С точки зрения Хораса, отказ от еды — это сильное оружие в его руках, сильнее которого только побег. Однако искушение пищей вызывает необычайную борьбу в душе Хораса: “...следует признать, что вид их (пикулей. — И.Ю.) производил на него могущественное воздействие...” (286).
Крейн точно передает психологический момент молниеносной смены настроений ребенка: Хорас полон решимости, Хорас близок к капитуляции, Хорас осознает тяжесть и безвыходность своего положения и плачет, Хорас рисует в голове “сцены смертельного возмездия”, Хорас понял, что “испытанная уловка” его обманула, и чувствует “высшую степень отвращения к жизни, миру, матери” (286-287). Картины страшной мести сменяют одна другую, мальчик уверен, что мать виновата в его бедах, и это ощущение вины не должно покидать ее до смерти, а он решает бежать.
Огромную роль в новелле играет мотив возмездия. Жестокость детей, желающих самоутвердиться, показать взрослым свою силу, общеизвестна. Писатель точно, шаг за шагом, передает этапы движения детской мысли и богатого воображения. Рыдающая мать “падает к его ногам”, она умоляет его о “милосердии”. Но Хорас ее не простит, ибо “ее несправедливость обратила в камень его некогда нежное сердце” (286). С “радостью”, “торжеством” и “злорадством” мальчик наблюдает суматоху в доме. А немного спустя, замерзший и голодный, он преисполнен жалости к самому себе, но отказаться от своего “принципа”, нарушить “не совсем ясно сформулированный кодекс” (289) не может. “При отсутствии традиционного психологического анализа выстроенные в систему обстоятельства становятся знаками переживаний героя. Каждое из них, попадая в сферу авторского внимания, воплощает какое-то единичное переживание. Складываясь вместе, они создают образ внутреннего состояния души” [6]. Повторяющиеся элементы сюжетно-композиционного единства подчас приобретают многозначный подтекст, тяготеющий к символу. Таким символом, по нашему мнению, в “Его новых варежках” является кодекс мальчишеской чести (неназванный, но подразумеваемый в начале новеллы и названный, но “не совсем ясно сформулированный” в конце). Именно этот непонятный, но суровый закон обуславливает душевный переворот Хораса, для остальных действующих лиц все остается неизменным.
Многие исследователи крейновского творчества считают, что Стивен Крейн многому научился у Льва Толстого. Это касается психологических, военных и других произведений писателя. С этим трудно не согласиться. И все-таки различия в ведении психологического повествования очевидны. Если Л.Толстой объясняет, анализирует человеческие действия, мысли, слова, то Крейн не дает разбора ощущений и переживаний, а предлагает их читателю в сложном многообразии и без авторских оценок.
Список
литературы
1. Crane St. The Portable Crane. Univ. of South Carolina, 1977. P.475.
2. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1986. С.11.
3. Крейн С. Алый знак доблести. Рассказы. М.; Л., 1962. С.279. В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте, страницы указываются в скобках.
4. Успенский Б.А. Поэтика композиции. Структура художественного текста и типология художественной формы. М., 1970. С.109.
5. Crane St. The Portable Crane. P.478.
6. Скобелев В.П. Поэтика рассказа. Воронеж, 1982. C.73.