Герои ранних романов Достоевского ординарны: это «бедные люди», «мечтатель», «неизвестный», «одна женщина», «обитатели Степанчикова», «униженные и оскорбленные», «молодой человек». Если среди них и попадается литератор, то это либо бездарный литератор Фома Фомич Опискин, либо «неудавшийся литератор» Иван Петрович. Не то в поздних романах: недоучившимся студентом был Раскольников, но он же — философ, посмевший сказать «новое слово» в истории идей; «идиот», но пророк Мышкин; все сколько-нибудь значительные герои романов — «философы». В новом романе появляется герой, способный многое на себя взять. Таковы Раскольников, Мышкин, Ставрогин, Аркадий Долгорукий, Алеша Карамазов. Более того, каждый из. этих героев становится «сердцевиной целого» — как отозвался Достоевский об Алеше Карамазове. Вокруг каждого из них возникает своя «система образов» — «спутников» главного героя, призванных решать те же самые проблемы романа.
Выбор героев заметно отличается в ранних и поздних романах: на смену «ординарному» пришел «оригинальный» герой. «Оригинальность» поздних героев Достоевского заключена прежде всего в их идеологичности.
В двадцатые годы эту особенность концепции героя романов Достоевского осознал Б. М. Энгельгардт, выделивший идею у Достоевского как «новую доминанту для художественной реконструкции характера». «Человек идеи» стал главным героем его романов. Б. М. Энгельгардт пошел дальше этого утверждения в своих рассуждениях о значении идеи в романах Достоевского: идея приобрела у исследователя даже отвлеченное значение — стала самостоятельным «объектом» изображения, а романы Достоевского названы «романами об идее». Этот тезис аргументирование оспорил М. М. Бахтин49, в свою очередь развивший ряд положений Б. М. Энгельгардта: об идее как доминанте характера героя, о «жизни идеи» в романах Достоевского — в концепции М. М. Бахтина идея предстала предметом изображения в его романах. И Б. М. Энгельгардт, и М. М. Бахтин неслучайно ограничивали свои наблюдения поздними романами писателя. Идеологичность — художественное качество именно позднего романа Достоевского. Многие его герои становятся идеологами: Раскольников, Свидригайлов, Соня Мармеладова («Преступление и наказание»), Мышкин, Лебедев, Ипполит Терентьев («Идиот»), Ставрогин, Шатов, Кириллов, Шигалев («Бесы»), Подросток, Версилов, Крафт («Подросток»), все Карамазовы: Алеша, Иван, Митя, Федор Павлович, старец Зосима («Братья Карамазовы»).
«Жизнь идей» входит в сюжеты всех поздних романов Достоевского: в «Преступлении и наказании», «
У Достоевского были свои поэтические принципы изображения идей героев. Идея в изображении Достоевского «диалогична», процессуальна, изменчива: «Идея — это живое событие, разыгрывающееся в точке диалогической встречи двух или нескольких сознаний. Таким «живым событием» предстают идеи Раскольникова, Мышкина, Подростка, братьев Карамазовых, философский эксперимент Ставрогина. Их идеи — это «идеи времени», и они составляют внутреннюю сущность содержания поздних романов Достоевского, являются их конструктивным принципом.
«Чужая идея» в изображении Достоевского — скорее чувство, чем мысль, точнее «идея-чувство». Достоевский писал: «Есть идеи невысказанные, бессознательные и только лишь сильно чувствуемые; таких идей много как бы слитых с душой человека». Чуть позже он повторил эту мысль: «Можно многое не сознавать, а лишь чувствовать. Можно очень много знать бессознательно».
В своей основе идея каждого героя Достоевского — чувство, слова же могли быть любыми — они менялись в зависимости от обстоятельств, от собеседника, от настроения. Идее героя не страшны ни противоречия, ни алогизмы. Изреченная мысль героя зачастую приобретает форму парадокса. То, что о своей идее говорит герой, часто сбивает с толку неподготовленного читателя. Но не лучшим образом подчас обстоит дело и научных исследованиях: в анализе идей Раскольникова, Аркадия Долгорукого, Ивана Карамазова нередко опускают многое из того, что противоречит логике слов.
К подобному воплощению «главной идеи» в характере героя Достоевский обратился еще раз в романе «Братья Карамазовы», создав образ «раннего человеколюбца» Алеши Карамазова. Как и у Мышкина, у Алеши «христово» слово вошло в дело его жизни — в утверждение моральных ценностей в отношениях между людьми.
Во всех поздних романах не только идея главного героя, но и идеи других героев становятся предметом художественного изображения — при всем этом доминирует идея главного героя. В «Идиоте», например, возникает своеобразный идеологический параллелизм Мышкина и Лебедева, Ипполита Терентьева, Евгения Павловича Радомского, но «идея» Мышкина остается главной.