КУРСОВАЯ РАБОТА
Участие Китая в интеграционных процессах АТР в 90-е годы
Оглавление
Введение
Глава 1. Интеграционные процессы в АТР
Глава 2. Роль Китая в интеграционном процессе АТР
2.1 Экономическое и политическое возвышение Китая
2.2 Позиция Китая по вопросу безопасности в АТР (АТЭС, АСЕАН)
Заключение
Список использованных источников и литературы
Введение
Международная экономическая интеграция — характерная особенность современного этапа развития мировой экономики. В конце XX в. она стала мощным инструментом ускоренного развития региональных экономик и повышения конкурентоспособности на мировом рынке стран — членов интеграционных группировок. Слово «интеграция» происходит от лат. integratio — восполнение или integer — целый. Международная экономическая интеграция — это процесс срастания экономик соседних стран в единый хозяйственный комплекс на основе устойчивых экономических связей между их компаниями. Получившая наибольшее распространение региональная экономическая интеграция, возможно, в будущем станет начальной стадией глобальной интеграции, т.е. слияния региональных интеграционных объединений.
Для сегодняшних международных экономических отношений присущи новые количественные и качественные характеристики. Основные формы мирохозяйственных связей, международная торговля, движение капиталов, миграция населения и трудовых ресурсов, транснациональная деятельность, акции международных организаций, наконец, интеграционные процессы в мире — достигли невиданных ранее масштабов. Изменились их место и роль в развитии современного общества[1]
.
На сегодняшний день Азиатско-тихоокеанский регион - самый обширный, экономически мощный и политически значимый район мира, в котором не только декларируются, но и воплощаются на практике различные интеграционные схемы и концепции. Впечатляет как сам набор основных региональных игроков (Россия, США, Канада, Китай, Япония, Австралия, Чили, Мексика, Республика Корея, страны-члены АСЕАН), так и масштабность и многогранность решаемых в АТР задач - от борьбы с международным терроризмом, до ликвидации эпидемии «атипичной пневмонии», от налаживания многостороннего экономического сотрудничества до урегулирования сложных двусторонних территориальных и прочих споров. Несомненный позитив последних трех десятилетий - набирающая вес и силу тенденция к решению региональных проблем на базе коллективных усилий[2]
.
Актуальность данной работы определяется тем, что характерной особенностью современной обстановки в АТР является высокая динамика политических и экономических процессов, формирующих устойчивую тенденцию к преобразованию региона в важнейший центр мировой политики и экономики, сопоставимый с евроатлантическим. Доминантой, определяющей характер ситуации в регионе, является ориентированность большинства государств на широкомасштабные экономические реформы и наличие реальных предпосылок для их осуществления[3]
. В этой связи, страны, выпадающие из общерегиональной тенденции стабильного и достаточно быстрого экономического развития, объективно находятся в менее выгодных условиях для полноценного включения в процесс тихоокеанского сотрудничества, в том числе в сфере формирования структур военной безопасности.
Целью данной работы является рассмотрение вопроса участия Китая в интеграционном процессе АТР. Данная цель позволила сформулировать следующие задачи данного исследования:
1. Рассмотреть интеграционные процессы в АТР.
2. Рассмотреть позицию Китая в вопросе интеграции АТР.
В своей работе мы опирались на труды таких исследователей как Е.Ф. Авдокушин, В.Г. Гельбрас, А. Арин, А.В. Меликсетов, С.Н. Гончаренко, В.П. Лукин, С.М. Рогов, А.С. Федотов, Е.П. Бажанов и многие другие.
Глава 1. Интеграционные процессы в АТР
В последние годы набирают силу интеграционные процессы в Восточной Азии. На протяжении почти 30 лет наиболее успешно действует Ассоциация стран Юго-Восточной Азии (АСЕАН), в которую входит один из четырех азиатских «драконов» - Сингапур, а также НИС «новой волны» - Малайзия, Индонезия, Таиланд, Бруней и Филиппины. Успех взаимного сотрудничества в рамках этой группировки тесно связан с бурным экономическим ростом большинства из стран – участниц АСЕАН, сопоставимостью уровней их развития, хорошо налаженными и имеющими давние исторические традиции взаимными торговыми связями, а также отрегулированной формой сотрудничества. В планах АСЕАН до 2005 г. снизить таможенные пошлины стран-участниц в среднем на 5 % по 38 тыс. наименований товаров. В конце 1995 г. было принято решение о создании зоны свободной торговли в 2003 г[4]
.
Перспективы развития экономической интеграции в Восточной Азии в значительной степени связывают с созданием организации Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС) – это межправительственная организация, объединяющая 21 государство региона.
АТЭС была создана в 1989 г. по предложению Австралии с целью развития экономического сотрудничества в бассейне Тихого океана. Первоначально в нее входили 12 стран: Австралия, Бруней, Канада, Индонезия, Япония, Малайзия, Новая Зеландия, Филиппины, Сингапур, Южная Корея, Таиланд и США. В последующие годы к ним присоединились Китай, Гонконг (Сянган), Тайвань, Мексика, Чили, Папуа – Новая Гвинея, а в 1998 г. – Вьетнам, Перу и Россия[5]
.
АТЭС формально имеет консультативный статус, однако в рамках его рабочих органов определяются региональные правила ведения торговли, инвестиционной и финансовой деятельности, проводятся встречи отраслевых министров и экспертов по вопросам сотрудничества в тех или иных областях.
В 1993 г. состоялась первая встреча лидеров стран АТЭС (Сиэтл, США), в ходе которой выявились серьезные расхождения по поводу неравномерности распределения благ от развертывающихся в регионе интеграционных процессов. По оценкам экспертов, либерализация торговли в АТЭС должна привести к росту реальных доходов стран-членов на 2 %. Однако выгоды получат прежде всего наиболее конкурентоспособные страны.
Оценивая процессы экономической интеграции в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР), многие специалисты указывают на особые условия и своеобразие ее развития[6]
. К числу основных особенностей интеграционных процессов в АТР можно отнести следующие:
• во-первых, интеграционные процессы в организациях АТЭС идут при ведущей роли ТНК, создающих почву для межгосударственного сотрудничества. Это проявилось, в частности, в том, что образование неправительственных региональных экономических организаций — Тихоокеанского экономического совета — ТЭС (в 1967 г.) и Совета по тихоокеанскому экономическому сотрудничеству — СТЭС (в 1980 г.) намного опередило создание самой АТЭС. Вместе с тем ТЭС и СТЭС основывались на базе национальных комитетов, которые имели устойчивые связи со своими правительствами и получали от них всестороннюю поддержку;
• во-вторых, процесс интеграции охватывает страны с существенно разными уровнями экономического развития, разными культурами и социально-политическими системами. Уникальная роль АТЭС состоит в том, что в ней объединяются две великие экономические державы XX в. — США и Япония, а также экономический гигант XXI в. — Китай. Что касается Японии, то АТЭС является единственной международной структурой интеграционного типа, куда входит эта держава. Важно отметить тот факт, что в АТЭС входят КНР и Тайвань, непростые взаимоотношения между которыми требуют благоприятных внешних условий;
• в-третьих, интеграция в масштабах АТР включает субрегиональные экономические союзы (АСЕАН, НАФТА, Южно-Тихоокеанский форум и др.), т. е. допускает разные уровни интеграции, например по степени либерализации внешней торговли;
• в-четвертых, идеология тихоокеанского «открытого» регионализма, развитая в СТЭС и ТЭС, рассматривает региональную интеграцию как элемент экономического глобализма. При этом эволюция мировой экономики предстает как процесс постепенного объединения и взаимопроникновения региональных экономических союзов. Концепция «открытого регионализма» предполагает также, что внутри тихоокеанского региона снимаются ограничения на движение товаров, капиталов, рабочей силы, принимаются обязательства по отказу от протекционизма, стимулируются внутрирегиональные экономические связи[7]
.
В целом степень зрелости интеграционных отношений в рамках АТР пока невысок. Так, зону торговли в системе АСЕАН можно отнести к первому этапу развития экономической интеграции, т.е. к зоне свободной торговли с отменой тарифов и других ограничений. В отношении АТЭС пока можно говорить не как о зоне свободной торговли, а как об «открытой экономической ассоциации»[8]
.
Перспективы развития АТЭС и интеграционных процессов в рамках этой организации на ближайшие годы рассматриваются в трех вариантах.
Первый — развитие АТЭС будет проходить по сценарию, принятому на совещании в Багоре (1994 г., Индонезия). В соответствии с ним будет создана зона свободной торговли и либерализация инвестиционной сферы в 2020 г. (для промышленно развитых стран — до 2010 г.). Снижение таможенных тарифов будет происходить в соответствии с соглашениями, достигнутыми в рамках ГАТТ / ВТО[9]
.
Второй, как полагают специалисты, наиболее вероятный вариант, закрепит за АТЭС роль форума для обсуждения проблем торговли в регионе. В этом случае неизбежны споры по поводу хода выполнения уже имеющихся договоренностей, что приведет к ослаблению организации. В этих условиях повысится роль других, более интегрированных региональных группировок, тем более что степень интегрированности отдельных стран в субрегионах и группах АТР относительно высока и они могут стать своеобразными полюсами, ячейками ускоренного развития интеграционных процессов региона в целом. Так, существует «треугольник роста» — южно-китайская экономическая зона (КНР, Гонконг, Тайвань); «золотой треугольник роста» (Индонезия, Малайзия, Сингапур); экономическая зона стран бассейна Японского моря; индокитайская экономическая зона.
Третий вариант не исключает возобладания протекционистских настроений в США и ЕС, что будет препятствовать быстрой либерализации мировой торговли и может ограничить рамки интеграционных процессов в АТЭС азиатскими странами.
Быстрый устойчивый экономический рост многих стран АТР способствовал формированию общего мнения о том, что центр мирового экономического развития сдвигается в сторону бассейна Тихого океана. В середине 90-х гг. на страны АТЭС приходилось 38,2 % населения мира и 55,7 % его ВВП (в то время как на ЕС, например, соответственно 6,7 и 20,5 % ВВП). Близкий к ЕС удельный вес имеют и страны НАФТА. На АТЭС приходится также 43,9 % объема мировой торговли товарами, 32,9 % торговли услугами и 64,1 % экспорта технологий. В сфере внешней торговли зависимость от внутрирегиональных сделок в рамках АТЭС и входящих в нее стран составляла 70 %, в то время как у стран ЕС этот показатель достигал 55 %. Весьма быстрыми темпами растет товарооборот между тремя главными участниками АТЭС: Японией, США и странами Юго-Восточной Азии (без Японии)[10]
.
По некоторым оценкам, среднегодовые темпы экономического прироста АТЭС до 2000 г. составляют 3 - 3,5 %. Причем азиатские страны в этом отношении будут значительно опережать своих промышленно более развитых западных партнеров. Высокие темпы экономического развития, нарастающие внутрирегиональные потоки товаров, услуг, капиталов дают основание в пользу вывода, что в XXI в. АТЭС станет стержнем экономического роста мира.
Обеспечение самого активного и эффективного использования этих и других региональных структур для продвижения политических интересов России в АТР является одной из наших приоритетных внешнеполитических задач.
Не менее важным остается и другой приоритет - равноправное участие России в действующих в АТР механизмах экономической интеграции в целях изыскания дополнительных ресурсов для решения задач хозяйственного и социального развития страны, в первую очередь ее восточных районов.
Как известно, сейчас на долю АТР с совокупным населением свыше 2,5 млрд. чел. приходится почти 2/3 мирового ВВП и около 70 % оборота международной торговли (с учетом «тяготеющих» к региону Индии и Пакистана эти показатели еще больше возрастают). В данном контексте важность интеграционных процессов, объединяющих экономики региона, не вызывает сомнений, в т. ч. и как фактор, который позволяет использовать потенциал региональных кооперационных усилий, с одной стороны, для поощрения позитивных явлений глобализации и, с другой стороны, для противодействия негативным издержкам этого объективного процесса[11]
.
В качестве локомотива общерегионального взаимодействия мы рассматриваем межправительственный форум «Азиатско-тихоокеанское экономическое сотрудничество» (АТЭС), считаем его одним из основных каналов интеграции России в региональную экономику. Особую значимость имеет официальный формат форума, обеспечивающий возможность регулярного обсуждения злободневных проблем региона и мира на высшем и высоком - министерском - уровнях (хотя чисто формально АТЭС не является международной организацией).
Участие, российских специалистов в указанных рабочих органах АТЭС дает возможность использовать накопленный ими опыт и экспертизы для решения вопросов социально-экономического развития России. Кроме того, АТЭС - уникальный механизм диалога и согласования позиций по ключевым вопросам экономики, торговли и инвестиций, активизации экономического и технического сотрудничества в регионе. В более широком плане деятельность Форума способствует поступательному бесконфликтному развитию этого обширного региона, решению существующих в нем проблем.
Конечно, не все в деятельности АТЭС может устраивать нас в полной мере. Так, по понятным причинам для нас, как и для многих других участников Форума, неприемлем нажим, с которым США и их ближайшие союзники добиваются от остальных коллег скорейшего выполнения отдельных требований ВТО и других «общепринятых стандартов», в частности, в сфере транспарентности торговли и услуг. Действующий в АТЭС принцип добровольности и консенсуса позволяет нам успешно «отбиваться» по этим и другим деликатным темам[12]
.
Особую важность, естественно, имеет выраженная на саммитах АТЭС в Шанхае (2001 г.) и Лос-Кабосе, Мексика (2002 г.) решимость участников Форума действовать единым фронтом на антитеррористическом направлении, используя для борьбы с этим вызовом все доступные - финансово-экономические - средства. Это несомненный успех российских, в частности, усилий, что противодействие международному терроризму теперь является одним из профилирующих «рефератов» АТЭС[13]
.
Помимо АТЭС заметную интеграционную роль на экономическом поле АТР также играют такие организации, как Тихоокеанский экономический совет (ТЭС) и Совет по тихоокеанскому экономическому сотрудничеству (СТЭС).
Несмотря на то, что СТЭС формально, исключительно благодаря своей приближенности к АТЭС, выглядит более «весомой» международной структурой, в практическом плане значительно большую отдачу дает наше присутствие в ТЭС. По большому же счету весьма трудно провести принципиальные различия между двумя этими организациями, которые объединяют примерно тот же состав участников. Просто СТЭС в большей степени ориентируется на академические круги региона, в то время как ТЭС - на региональную деловую элиту. В последнее время активно изучается вопрос о слиянии СТЭС и ТЭС, возможно, на базе последней организации.
Важность дальнейшего энергичного участия России в АТРовских экономических структурах не подлежит сомнению. Мы должны и впредь максимально эффективно использовать трибуну АТЭС и ТЭС для продвижения наших экономических, как и, безусловно, политических интересов в регионе, обкатки «на своей почве» всего позитивного, что было наработано этими организациями, для упрочения старых и завязывания новых контактов и связей с входящими в них ведущими представителями регионального бизнеса[14]
.
В работе на направлении АТР в целом представляется целесообразным сконцентрировать усилия на решении следующих приоритетных задач[15]
.
1. Вести целенаправленный курс на диверсификацию торгово-экономических связей со странами АТР. Ведь помимо США, Японии, Китая, Южной Кореи, на которые приходится львиная доля нашей торговли с регионом, входит немало других государств и территорий, представляющих для России интерес: Австралия, Канада, Мексика, Новая Зеландия, Индонезия, Гонконг, Тайвань, Чили, Таиланд, Сингапур, Филиппины и другие.
2. Действовать в направлении создания новой энергетической конфигурации Азиатско-Тихоокеанского региона, которая учитывала бы национальные интересы России. Необходимо иметь в виду, что удельный вес Азии в общем потреблении энергии в мире увеличится к 2010 году до 26 % против 17 % в настоящее время. При этом на долю Китая, Японии, Индии и Южной Кореи придет около 75 % общего спроса на энергию азиатских стран.
Это обстоятельство необходимо в максимальной степени использовать, формируя и осуществляя выгодные для нас совместные с другими странами инвестиционные проекты в области производства и экспорта углеводородного сырья. Речь идет, например, о восточной экспортной газотранспортной системе (иркутско-китайский проект по строительству магистрали для поставок газа с Ковыктинского газоконденсатного месторождения потребителям Иркутской области и на экспорт в страны АТР). Как известно, предлагается и более масштабный подход к экспорту российского газа в восточном направлении - это проект целой системы магистральных газопроводов из Западно-Сибирского региона в Китай, Монголию, Корею и Японию. Все это имело бы не только чисто экономические, но и существенные геополитические последствия.
Перспективность этого направления подтверждается, в частности, и активностью иностранных инвесторов, разрабатывающих сахалинское нефтегазоносное месторождение. Результаты здесь уже налицо и выглядят весьма обнадеживающими.
3. В силу своего особого геополитического евразийского положения Россия объективно может выступать в качестве связующего моста между европейскими государствам и странами АТЭС, и эту возможность необходимо использовать максимально эффективно. Действительно, если отправлять морские контейнеры через Транссибирскую магистраль, то путь для этих грузов станет вдвое короче по сравнению с маршрутом через Суэцкий канал. Развитие таких транспортных проектов стало бы помимо всего прочего и дополнительным фактором освоения природных ресурсов Сибири и Дальнего Востока. Кстати говоря, и экспортные конкурентные возможности многих российских предприятий этих регионов сдерживаются фактором неразвитости транспортной системы и высоких транспортных издержек. В качестве такого же моста Россия могла бы выступать и при реализации коммуникационных проектов, сближающих Евро-Атлантический и Азиатско-Тихоокеанский регионы.
4. Говоря об экономике в целом, следует на практике реализовывать тезис о том, что наш выбор - инновационный путь развития с упором на человеческие ресурсы. Очевидно, что в этом контексте Россия могла бы внести свой вклад в развитие информатики, генной инженерии, нанотехнологий и т.д[16]
.
Хотелось бы еще раз подчеркнуть, что Российская Федерация как крупнейшая евроазиатская держава не может не идти по пути активного и быстрого наращивания политического и экономического взаимодействия с Азиатско-Тихоокеанским регионом и здесь ее влияние в первую очередь должно «прирастать» Сибирью и Дальним Востоком. Уверен, что деятельность нашего Комитета может вносить еще более весомый вклад в достижение этой общей цели.
Волею исторических обстоятельств АТР стал также полигоном наиболее успешных испытаний американских рецептов экономического возрождения[17]
. Воспринявшая их первой Япония добилась впечатляющих успехов, одновременно продемонстрировав всему миру эффективность политики строгой ориентации на союз с США. За Японией последовали Южная Корея и другие восточноазиатские "тигры"[18]
. Парадоксальным образом "экономическое чудо" сочеталось в этих странах с глубинным неприятием американских ценностей. В условиях продолжавшегося американо-советского противоборства это обстоятельство, впрочем, не мешало США сохранять с большинством стран АТР очень тесные связи во всех областях, тем самым привнося в свою внешнюю политику еще больший прагматизм[19]
.
Отношения США с союзниками, партнерами и друзьями в АТР постепенно складывались в систему сложной взаимозависимости, определявшейся, с одной стороны, американскими военно-политическими гарантиями безопасности этих стран, с другой - широким торгово-экономическим обменом. Обе составляющие генерировали вполне реальные интересы, которые в сумме обусловливали растущую вовлеченность США в дела региона. Такие отношения, естественно, не были свободны от проблем и противоречий в сфере политики, экономики и общественных настроений.
Завершение холодной войны поставило США перед вопросом о перспективах военных альянсов под их эгидой как в Европе, так и в АТР[20]
. В обоих случаях США исходили из безусловной необходимости сохранения всего комплекса союзных связей в качестве ключевого элемента региональной стабильности. Некоторая противоестественность существования военных союзов без четко определенных противников (в частности, договор безопасности был в прошлом однозначно ориентирован на противодействие СССР) преодолевалась путем расширения сферы их применения и функций. В Европе это без особых трудностей вылилось в операции НАТО в бывшей Югославии, в АТР - в совместную декларацию президента США Клинтона и премьер-министра Японии Р. Хасимото (от апреля 1996 г.), подтверждающую роль договора безопасности в поддержании мира и стабильности в АТР, а в сентябре 1997 г. - в совместный документ под названием "Основные направления сотрудничества США и Японии в области обороны". Таким образом, с уходом в прошлое биполярной схемы международных отношений именно в АТР внешняя политика США проходит едва ли не самое сложное испытание на адаптацию к новым условиям[21]
.
В целом, однако, в АТР США, видимо, столкнутся с гораздо большими проблемами, чем в Европе. В отличие от последней, в АТР нет многосторонней союзной структуры типа НАТО. Вовлеченность США в обеспечение безопасности в этом регионе реализуется через двусторонние договоры и соглашения с отдельными странами. При этом издавна муссируемые слухи о скором перерастании разрозненных двусторонних договоренностей в более или менее слитную оборонительную систему мало соответствуют реальному положению вещей. В конце концов даже ближайшие союзники США - Япония и Южная Корея - не готовы к военному сотрудничеству между собой[22]
.
Глава 2. Роль Китая в интеграционном процессе АТР
2.1 Экономическое и политическое возвышение Китая
Почти все китаеведы, международники, экономисты пишут о неизбежном возвышении КНР. Для одних это возвышение представляется в виде появления экономического гиганта, образующего центр, прежде всего экономической силы. Другие, как С. Хантингтон, усматривают в этом появление цивилизационного анклава или блока, бросающего вызов западной (точнее, американской) цивилизации[23]
. Третьи фиксирует геостратегическую значимость китайского центра[24]
.
Надо отметить, что все они об этом пишут с тяжелым сердцем как о явлении почти неизбежном и крайне неприятном, рассматривая сильный Китай как дестабилизирующий фактор в системе международных отношений. Мнения, правда, расходятся в том, в какой сфере мировой политики и экономики этот фактор проявит более всего свои негативные качества.
Существует зависимость третьего мира от первого, слабых от сильных, Юга от Севера, Востока от Запада. Теория «взаимозависимости» на базе концепций «открытой экономики» для Запада нужна только для того, чтобы воспрепятствовать созданию самостоятельных экономических блоков, способных бросить вызов их собственным блокам типа НАФТА или ЕС. Немецкий ученый Герд Юнн, имея в виду именно Китай, справедливо пишет: «Чем более блоки становятся объединенными и связанными, тем выше вероятность межблоковых конфликтов»[25]
. Как раз, чтобы предотвратить образование китайского блока, многие американские экономисты и настаивают на содействии вовлеченности КНР в различные международные организации с тем, чтобы «повязать» Китай правилами игры этих организаций, которые фактически находятся под контролем ТНК и США[26]
.
Тактика «приручения» Китая, следовательно, имеет важную стратегическую цель.
Более серьезный вариант угрозы от возвышения Китая усматривается в формировании китаецентристской культуры, претендующей на цивилизационную миссию мирового масштаба. Дело в том, что до поры до времени китайская культура мало кого интересовала за исключением специалистов по китайской культуре. Например, когда между Пекином и Токио начались перепалки из-за островов Дяоюйдао (Сенкаку), Тайвань и Гонконг уже тогда (с начала 70-х годов) также выступили против Японии. В те годы этот факт просто фиксировался без больших культурологических обобщений[27]
. Когда же эта проблема вспыхнула в конце октября 1996 г., причем не по инициативе официального Пекина, а снизу, по «зову души» простых гонконгцев и тайваньцев, поддержанных простыми материковыми китайцами, СМИ всех стран заговорили об общей китайской культуре. Появился даже новый термин - китайство (Chineseness). В своих комментариях, например, «Эйшауик» писала: «Часто, глубоко разделенные политикой и другими каждодневными реалиями, они (потомки дракона), тем не менее, гордятся своей культурной самобытностью как китайцев - наследников одной из старейшей и величайшей цивилизации мира»[28]
.
Но это китайство мало кого бы волновало, если бы за общекитайской культурой не стояла объединенная экономическая мощь всех китайцев мира, демонстрирующая не просто динамизм в развитии, но главное - тенденцию к объединению вокруг естественного центра - Пекина.
Обычно за китайством усматривают антизападную или антиамериканскую силу. Не столь однозначны японцы. Хотя в самой Японии есть сторонники объединения со всей Азией, в том числе и с китайцами, там же, что тоже отмечалось, есть и прозападники, и «всемирники» (те, кто хочет дружить со всем миром). Китай их беспокоит не менее чем американцев. «Беспокойство» у некоторых из них выражается в своеобразной форме; в попытках принизить значение китайской цивилизации, и вообще развеять «миф» о наличии азиатской цивилизации. В откровенной форме это было сделано, например, японским драматургом и профессором сравнительных исследований по культуре Восточно-азиатского университета Масакадзу Ямадзаки в статье, опубликованной в американском официозном журнале «Форин Афиерс» (что, кстати, тоже симптоматично). Он считает, что нет никакой восточной цивилизации, а есть национальные культуры типа китайской или японской. В частности, он пишет: «Западная цивилизация доминирует в Европе и в Северной Америке, но Азия знает только индивидуальные национальные и этнические культуры и цивилизации, которые возникли в разных районах региона»[29]
. А раз нет восточной цивилизации, то не может быть и никаких столкновений цивилизаций. Главная же мысль автора - подчеркнуть, что китайская цивилизация - это никакая не цивилизация, а всего лишь культура, поскольку цивилизация - явление всемирное, а культура ограничена «семьей, общиной, государством»[30]
. От японских профессоров ни раз и ни два приходилось слышать о том, что у Японии, в отличие от «азиатов», под которыми имелись в виду китайцы, свой путь, свое видение мира. Конечно, культура японская отличается от китайской, но японскую культуру, так же как и китайскую, можно также рассматривать как культуру цивилизационного масштаба. Но даже если полностью согласиться с позицией Ямадзаки, то это всего лишь подводит к выводу о том, что в перспективе маячит не только столкновение между китайской и западной культурой, но и между китайской и японской. И кстати, в истории это уже происходило. Японский милитаризм, опираясь на синтоизм как исконно японскую культуру, уже демонстрировал свои попытки удушения китайской культуры. И это хорошо запомнили все китайцы, независимо от того, где они проживают.
Эта не праздная тема, которая стала часто обсуждаться на страницах прессы стран Восточной Азии. Появились предостережения против того, как бы культурная общность «потомков дракона» не переросла в национализм, а через него в панкитайский национализм - то, что по-другому называется шовинизмом. Такая трансформация возможна, считают многие в Азии, исходя из того же «японского опыта». Поначалу «здоровый» национализм дал толчок бурному экономическому развитию, который в свою очередь привел к яматоизму - самосознанию превосходства японцев над всеми азиатами, затем к паняпонизму - идеологии, в соответствии с которой японцы берут на себя миссию защиты всей Азии от «белых», отсюда агрессия, объектами которой оказались как «белые», так и «желтые», и в конце естественный результат - поражение.
Шовинизм - это крайняя форма переоценки достоинств той или иной культуры или нации. С другой стороны, это отражение комплекса неполноценности культуры или нации, поскольку шовинизм навязывает представления о достоинствах, а реальные достоинства не требуют навязывания, они видны невооруженным взглядом. Поэтому шовинизм - это психологическая болезнь. И в то же время шовинизм - это предтеча краха культуры или нации, так как он неадекватно оценивает свою культуру, он неадекватно действует в мировой системе и, следовательно, противоречит реальности, за что реальность наказывает уничтожением шовинизма в лице нации, или даже культуры[31]
.
Усиление Китая, очевидно, приведет к новой раскладке геостратегических сил в мире, т. е. к новой структуре международных отношений. К такому повороту событий, считают многие аналитики, необходимо готовиться заранее. Сценариев подготовки к такому ходу событий немало. Один из них, к примеру, предлагает немецкий ученый из Исследовательского института социологии (Кёльн) Эрих Вэеде. Во-первых, он фиксирует нынешнюю однополярность мира, которая, на его взгляд, является неестественным состоянием в мировой политике. Во-вторых, он приходит к выводу, что ни Россия, ни Европа, ни Япония, а только Китай способен бросить вызов «гегемонии США». В-третьих, чтобы противодействовать этому вызову, у Запада «существует только один очевидный выбор: Западный союз, возможно, своего рода Конфедерация между Северной Америкой и Европой. Для этого существует общая культурная основа и общее историческое наследство. Западный или Североатлантический союз, скажем, к 2010 году, сразу же восстановит западное лидерство»[32]
. (Про Японию Вэеде почему-то не упомянул) Эта же идея была основной и в статье Хантингтона о «столкновении цивилизаций»[33]
.
Если все, что упоминающиеся в западных работах, привести к обобщению, то мы наблюдаем классическое противоречие между надстройкой и базисом. Надстройка остается социалистической, базис «размыт» капитализмом. Дальнейших ход событий может протекать только в следующих направлениях. При сохранении социалистической надстройки базис еще больше капитализируется, что ведет к антагонистическому противоречию, и, следовательно, к взрыву, к коллапсу китайского общества. Другое направление. При сохранении нынешнего многослойного базиса при доминирующем госсекторе (70 %) надстройка начинает «демократизироваться», как и советуют западники. Как следствие, капитализируется (приватизируется) госсектор. Этот вариант ведет также к коллапсу, продемонстрированному опытом России. Именно этот вариант и стимулируется Западом. Третий вариант - это сохранение нынешнего варианта, т.е. сильная социалистическая надстройка, а в условиях присоединения Гонконга и Макао, даже усиление ее социалистичности с точки зрения сдерживания рыночной стихии, которая объективно работает на расслоение населения и территорий на бедных и богатых. В принципе именно этот вариант пока и обеспечивал стабильность и экономический рост Китая. От пропорций в соотношении базиса и надстройки зависит будущее КНР. Пока нынешние руководители могли находить оптимальные пропорции.
Прежние ссылки на официальные лица свидетельствовали только о негативном отношении китайцев к навязыванию «американских ценностей», поскольку за ними слишком обнажено прослеживается политическое давление на Китай. Хотя тема цивилизации выходит на все сферы человеческой деятельности, в том числе, естественно, на политику и экономику, в то же время она имеет и самостоятельное значение.
Вопреки общепринятому мнению на Западе о том, что китайские ученые мыслят одинаково из-за единой социалистической идеологии или из-за принадлежности к одной партии (хотя партий в КНР много), на самом деле это не так. Среди них есть и свои «проамериканцы», «прояпонцы», «прорыночники» и «государственники». И тем не менее они действительно едины, когда речь идет о
На это, в частности, указывает директор Института американских исследований Китайской академии общественных наук Ван Дзиси. Профессор Ван вынужден признать, что многие лидеры Восточной Азии, в частности Южной Кореи и Сингапура, заговорили о превосходстве «азиатских ценностей» над западными, и это мнение разделяется учеными в Китая. В то же время, подчеркивает молодой профессор, они не говорят о столкновении цивилизаций, а предпочитают говорить о «сосуществовании» цивилизаций, взаимодополняющих друг друга. Он же считает, что статья Хантингтона как раз носит провокационный характер, поскольку предлагает сплачивание Запада против Азии[34]
.
Профессиональный культуролог, профессор Пекинского университета Сю Яньчун четко выделяет разницу между культурой Запада и Китая. Ссылаясь на древнекитайскую литературу, он подчеркивает, что для последней характерна склонность к миру, к мирному решению конфликтов. Запад же, напоминает он, со времен Гомера, наоборот, воспевал героев-воинов, т.е. силу. Разницу между двумя культурами можно представить в формулировке, которую когда-то использовал великий китайский философ Фэн Юлань, а именно: «традиция vs. мощь» («rite vs. might»). Традиция предполагает упорядоченность во вселенной, в то время как мощь - категория Запада - ориентируется на силу, которая всегда права («might is right»). Следовательно, китайская культура более ориентирована на гуманность и мир, западная - на материализм и воинственность[35]
.
Любопытна его интерпретация известного библейского высказывания. «Библия говорит: «Делай другим то, что бы ты хотел сделали в отношении тебя». В сборнике конфуцианских изречений эта идея звучит так: «Не делай другим того, что ты не хотел бы получить от других». Хотя эти два высказывания звучат почти одинаково, между ними большая разница, - подчеркивает профессор. - В реальности библейское высказывание означает: «Делай другим то, что ты хочешь получить в ответ», и это объясняет почему Запад столь агрессивен относительно прав человека и свободы. Конфуцианское высказывание, наоборот, означает: «Не навязывай своего другим». Эта философия более толерантна и мирна. Из китайской философии вытекают и известные пять принципов мирного сосуществования, считает профессор. - «Проблема же в том, что Запад пытается навязать свои собственные ценности другим». Так же как и предыдущий профессор, Сю Яньчун считает, что цивилизации должны взаимодополнять друг друга, а не конфликтовать[36]
.
Делая выводы мы видим насколько тема возвышения Китая стала актуальна для мирового сообщества. Для анализа такой возможности прибегают ко всем сферам познания, включая вылавливание нюансов в текстах тысячелетней давности.
2.2 Позиция Китая по вопросу безопасности в АТР
(АТЭС, АСЕАН)
Хотя в Пекине постоянно говорят о том, что в отличие от Европы Восточная Азия находится в состоянии «мира и стабильности», тем не менее, одновременно указывают на ряд «нестабильных факторов», которые эту ситуацию могут изменить. Список факторов нестабильности почти совпадает с аналогичным списком Токио или Вашингтона, однако интерпретация отличается кардинально.
Среди «факторов» называются следующие[37]
:
1) ситуация на Корейском полуострове;
2) обстановка в районе Южно-Китайского моря;
3) гонка вооружений в регионе;
4) комплекс отношений между региональными державами.
Последний пункт, естественно, интерпретируется в противоположном от американо-японского вариантах ключе. В этом списке не фигурирует Россия в качестве «угрозы». Не рассматривает Китай также и проблему Тайваня в контексте общей безопасности в Восточной Азии. Как неоднократно подчеркивалось в Пекине, «Китай категорически против включения Тайваня в систему регионального сотрудничества по безопасности». Напомню, что проблема Тайваня относится к фундаментальному принципу, который не подлежит обсуждению. Для КНР - это чисто внутренняя проблема ее отношений с одной из своих провинций. Общая ситуация в регионе в Пекине видится следующим образом: «Конфликт между США, с одной стороны, и другими азиатско-тихоокеанскими державами, в частности, Россией, Китаем и Японией, является главной угрозой долгосрочной безопасности в регионе». Почему? Потому, что «как единственно оставшаяся сверхдержава в мире США переключают свое внимание с европейского континента на район азиатско-тихоокеанского кольца с целью усилить на него влияние. Несмотря на ослабление национальной мощи, Соединенные Штаты остаются доминирующей силой в делах с другими державами региона, часто навязывая собственную позицию и политику этим государствам. Подобные действия неизбежно вступают в конфликт с этими государствами». Эта точка зрения члена исполкома Китайского центра международных исследований Гуо Чжэньяня отражает официальную позицию Пекина.
Исходя из подобных оценок международной обстановки в регионе, власти перестроили свою военную политику где-то с середины 80-х годов, концептуальные основы которой были заложены в ходе дискуссий внутри Центральной военной комиссии (ЦВК) в мае-июне 1985 г[38]
.
В соответствии с новыми представлениями предполагалось сократить НОАК на 1 млн. человек, 11 военных округов довести до 7, традиционную сухопутную армию реорганизовать в армейские группировки, оснащенные танками, артиллерией, спецподразделениями и силами поддержки и т. д. Поскольку новые подходы большее внимание уделяли регионам, граничащим с Китаем, военно-морской флот должен был подвергнуться особенно тщательной модернизации. Как заявлял вице-председатель ЦВК, адмирал Лю Хуацинь, «поскольку стратегическое значение Тихого океана становится все более важным,... а Китай постоянно расширяет масштабы своей морской деятельности, китайский флот должен брать на себя все большие задачи как в мирное время, так и во время войны»[39]
.
В соответствии с тактическими и стратегическими планами, до 2005 года должна развертываться программа «активной обороны в зеленых (прибрежных) водах» (дзинхай), т. е. создание флота, способного оперировать вплоть до расстояния 1 000 морских миль от китайских берегов в пространстве от Владивостока до Малакского пролива и до первого острова в восточной части Тихого океана. Этот флот, состоящий из военных кораблей, подлодок и морской авиации, должен осуществлять не только «пассивные» операции, но в случае необходимости и наступательные операции. После выполнения этой программы она заменяется на программу «голубых (открытых) вод», которая должна быть реализована к 2020 г., а затем на программу создания флота «мирового класса» к 2050 г.
Может быть, менее впечатляюще, но в принципе в таком же ключе модернизируются ВВС (24 Су-27 были закуплены у России) и сухопутные силы КНР. В современных условиях, естественно, придается стратегическое значение ракетно-ядерному потенциалу. По западным данным, Китай продолжает модернизацию своих МБР CSS-4 (радиус действия 12 000 и 7 000 км), РСРД CSS-5 (2 700 и 1800 км), РБРД CSS-6 (М-9), CSS-7 (М-11). В настоящее время осуществляется программа развития, связанная с модернизацией ракет DF-25 (1700 км), DF-31 (8 000 км) и DF-41 (12 000)[40]
.
Таблица 1 демонстрирует количественное уменьшения военных структур КНР и явно намекает на качественное усовершенствование военного потенциала.
Таблица 1
Военный потенциал НОА КНР[41]
| 1983 |
1988 |
1993 |
|
| Вооруженные силы, всего |
4 100 000 |
3 200 000 |
3 030 000 |
| Морская авиация: - самолеты - вертолеты |
800 |
900 12 |
870 65 |
| Авиация |
5 300 |
6 000 |
4 970 |
| Армия, общее количество войск |
3 250 000 |
2 300 000 |
2 300 000 |
| Танки: - тяжелые - легкие |
11 450 |
9 000 |
7 500-8 000 |
| 600 |
2 000 |
2 000 |
|
| ВМС: Подлодки (иск. SSBNs) Основные надводные корабли Патрульные и береговые корабли |
102 |
113 |
45 (+50 не в действии) |
| 35 |
53 |
56 |
|
| 1 022 |
850 |
870 |
В немалой степени это связано и с закупками оружия за рубежом, в том числе в Израиле, Франции, России. «Мировая общественность», как утверждает западная печать весьма «озабочена» больше всего почему-то закупками оружия именно из России. Эта тема является одной из самой популярной в контексте международной безопасности в Восточной Азии. Модернизация вооруженных сил КНР на фоне растущей экономической мощи страны породила концепцию «китайской угрозы», без устали муссируемой в печати Запада и Японии. В наиболее «деликатной» форме эта угроза рассматривается в трех плоскостях:
1) военное строительство в Китае может нарушить баланс сил и несет угрозу безопасности его соседям;
2) инициирует гонку вооружения в регионе;
3) сильный военный Китай может прибегнуть к использованию силы в решении территориальных проблем в Южно-Китайском море[42]
.
Сами китайцы обычно нервно реагируют на эту «теорию» и регулярно публикуют «разоблачающие» ее статьи. Так, в одной из них говорилось, что появление и пропаганда теории «китайской угрозы» связаны с тем, что в глазах некоторых людей на Западе «процветание социалистического Китая означает прямой вызов западной системе, чего они больше всего опасаются». Тот же автор совершенно обоснованно указывает на такой очевидный факт, как стремление с помощью пропаганды этой теории вызвать раздоры или по крайней мере страхи стран АСЕАН перед китайской угрозой, что, с другой стороны, может побуждать эти страны закупать как можно больше оружия у Запада для защиты от Китая.
В связи с различными подсчетами военного бюджета Китая, по мнению Пекина, искажающими реальную картину, обычно приводится таблица военных расходов основных стран, из которой становится очевидной ложность посылки западных экспертов.
Таблица 2
Сравнительные военные расходы ведущих военных держав мира на 1993 г[43]
.
| Оборонные расходы (в млрд. долл.) |
В процентах к ВНП |
Расходы на душу населения (в долл.) |
|
| США |
280,6 |
4,6 |
61081 |
| Япония |
42,1 |
1,0 |
336 |
| Франция |
35,6 |
3,2 |
2615 |
| Германия |
35,3 |
2,0 |
3436 |
| Великобритания |
34,0 |
3,1 |
9584 |
| Индия |
7,3 |
2,1 |
78,0 |
| Китай |
6,3 |
1,3 |
65,3 |
Приводя данную таблицу (см. таблицу 2), составленную на основе ежегодника Лондонского института стратегических исследований (октябрь 1994 г.), китайские авторы напоминают, что между 1979 и 1993 гг. оборонные расходы КНР ежегодно росли на 6,22 %, в то время как индекс потребительских цен рос в среднем на 7,7 %. Кстати, на этот момент обращает внимание и японский специалист Наоки Усуи. Следовательно, в реальности военные расходы не только не росли, а даже несколько понизились.
В этой связи есть смысл остановиться на утверждениях западных авторов о том, что реальный военный бюджет КНР в несколько раз превосходит официальные данные. К примеру, упоминавшиеся журналисты Бернстейн и Манро подсчитали, что «реальный ежегодный оборонный бюджет Китая как минимум равен 87 млрд. долл. в год, что составляет одну треть бюджета США и на 75 % превышает бюджет Японии». Такая цифра у них получилась при добавлении к официальным данным расходов на пенсии солдатам и развитие ядерного оружия, стоимость военных НИОКР, продажи оружия, а также реальную покупательную способность юаня[44]
.
Если согласиться с такой методикой подсчета военного бюджета КНР, тогда почему эту же самую методику не распространить также и на Японию, которые в официальный военный бюджет также не включают, например, доходы от продажи оружия и пенсионные затраты. Тогда надо учитывать многие компоненты военного НИОКРа, разбросанные по другим ведомствам, например, японском НАСДА. Впрочем, от журналистов вряд ли можно ожидать корректного подхода (у них другая профессия). Удивительным может показаться только то, что аналогичного, журналистского подхода придерживаются различные ученые с докторскими степенями и профессорскими должностями, идеологическая предвзятость которых перевешивает научную добросовестность. Особенно гневную реакцию Пекина вызывают публикации на эту тему в Японии. В частности, в Белой книге по обороне Японии за 1996 г. говорилось, что модернизация военного потенциала Китая «усиливает напряженность в регионе». В одном из выступлений японского премьера Р. Хасимото также утверждалось, что «некоторые признаки показывают, что Китай стремится к гегемонии и статусу сверхдержавы, что очень опасно»[45]
. В Пекине тут же отреагировали пространной статьей Да Дзюна под названием «Настоящая угроза исходит от тех, кто трубит о «китайской угрозе»»[46]
. В ней напоминается, что за 70 лет после реставрации Мэйдзи Япония начинала и участвовала в 14 войнах, из них в 10 против Китая. Япония не только совершала агрессии против Китая, но и продолжает сохранять милитаристский дух в стране, о чем свидетельствуют как нежелание осознать свои преступления периода второй мировой войны, так и демонстративные посещения японскими премьер-министрами храма Ясукуни, где хранятся таблички с именами 14 военных преступников «класса-А».
Проявлением милитаризма рассматривается и молчаливая позиция японского правительства в связи с идеей нанести визит на острова Дяоюй (Сэнкаку), «известных как исконная часть китайской территории». «Эти действия говорят о том, что милитаризм поднимает свою наглую голову вновь в Японии, и что экономически сильная Япония повторяет свои довоенные ошибки и игнорирует суверенитет других стран и чувства своих собственных граждан»[47]
. Автор приводит подробные цифры наращивания военного потенциала Японии, военные расходы которой в 1995 г. достигли 50,2 млрд долл. Автор заключает, что «Не Китай, а именно Япония, которая следует по стопам США, стремится к гегемонии и к статусу сверхдержавы».
Заключение
Развитие военно-стратегической ситуации в Азиатско-тихоокеанском регионе по многим параметрам сильно отличается от происходящего на евроатлантическом направлении. Это связано с практическим оформлением в АТР нескольких центров силы, отсутствием аналогичных европейским переговорных механизмов, мер доверия и т.п. Более того, в политическом сознании большинства азиатских государств не без основания доминирует мнение о несоответствии накопленного в Европе опыта специфике и реалиям современных международных отношений в Азии и на Тихом океане. Это обусловило сдержанное отношение к формированию системы безопасности по типу ОБСЕ и к разоружению как ключевому элементу доверия и военной разрядки. Этот подход связан и с весьма различающимися представлениями отдельных стран региона об источниках угроз, наличием неразрешенных конфликтов и территориальных споров, крайней неравномерностью социально-экономического развития стран этого района мира.
Отсутствие со времен "холодной войны" каких-либо стабильных многосторонних механизмов внутрирегионального обсуждения военных проблем не способствует уменьшению степени взаимного недоверия и подозрительности. В этой связи как позитивный можно оценить накопленный наиболее мощными в военном отношении странами региона практический опыт мер, в том числе односторонних, по сокращению военной опасности, включающих, в частности, и сокращение вооруженных сил и вооружений. Важный положительный пример с точки зрения снижения конфронтационности и создания климата доверия представлял собой процесс демилитаризации советско-китайской границы, вплоть до полной нормализации двусторонних отношений в 1989 году, осуществлявшейся на основе предварительно не увязываемых с другими проблемами крупномасштабных односторонних мер по отводу воинских частей вглубь территории и их радикальному сокращению. Тихоокеанская политика администрации США в начале 90-х годов ("стратегическая директива на 90-е годы") также предусматривала очевидные односторонние сокращения количественного уровня вооруженных сил[48]
.
Отсутствие жесткой структуры, фрагментарность военного противостояния в АТР после распада квазиальянсов последних двух десятилетий лишают смысла подсчет комплексного баланса сил. В большинстве случаев необходимость подобного анализа связана с развитием событий в конкретных "горячих точках" региона, а также в зонах устойчивой конфронтации (Север-Юг Кореи, Тайваньский пролив и др.). Несмотря на некоторые сокращения с американской стороны, военный потенциал США остается фактически ведущим в регионе. К тому же следует отметить, что система безопасности в АТР, по крайне мере в последние два десятилетия, не сводилась лишь к противостоянию двух великих держав. А сегодня на нее постоянное и весьма ощутимое влияние оказывают китайский и японский (и даже индийский) факторы. В последние же годы их значимость заметно возросла, причем настолько, что вполне допустимо говорить о самостоятельной геополитической роли в регионе Японии или Китая. Упомянутая тенденция количественного сокращения американского присутствия в регионе тем не менее вовсе не является свидетельством уменьшения роли США в поддержании системы региональной безопасности. Они лишь весьма оперативно провели "переадресовку" своего военного присутствия в АТР. Мотивировкой его значительного сохранения является необходимость предотвращения возникновения кризисных ситуаций, защита международных морских коммуникаций. При этом учитывается, что размыв прежних союзнических структур при снижении интенсивности противостояния может вести к возникновению новых региональных лидеров (прежде всего уже упоминавшихся Китая, резко активизировавшего модернизацию вооруженных сил в начале 90-х годов, Японии и Индии, а также усиливающих военное сотрудничество стран АСЕАН)[49]
. Подобные оценки формируются на основе анализа двух противоположных подходов к американскому военному присутствию в регионе. С одной стороны, сохраняется позитивная оценка его стабилизирующей роли в глазах весьма значительной группы государств АТР, которые использовали и используют военное присутствие США в регионе для обеспечения высоких темпов экономического развития и формирования достаточно устойчивой интеграционной модели. Боязнь радикальных сдвигов в региональной обстановке побуждает их выступать за сохранение американского присутствия.
Список использованных источников и литературы
1. Источники
1. Дэн Сяопин. Основные вопросы современного Китая. - Пекин, 1987. - Режим доступа: http://chinadata.khv.ru/press_gwy-1.htm, свободный.
2. Дэн Сяопин. О строительстве специфически китайского социализма. - Пекин, 1985. - Режим доступа: http://chinadata.khv.ru/press_gwy.htm, свободный.
3. Специфика формирования структур безопасности в азиатско-тихоокеанском регионе: новые возможности для России // Национальная электронная библиотека. – Режим доступа: http://www.nns.rusglobus.net/tra/sinica/sinica-05.htm, свободный.
4. Фонд сотрудничества Россия – АСЕАН. – Режим доступа: http://www.asean-russia.ru/057-112499-idx.html, свободный.
5. Deng Xiaoping's Six Conceptions for the Peaceful Reunification. – Режим доступа: http://www.chinataiwan.org/tra/sinica/sinica-02.htm, свободный.
6. Tiang Zemin's Eight-point Proposal for the Development of the Cross-straits Relations. – Режим доступа: http://www.chihataiwan.org/tra/int-0312.html, свободный.
2. Литература
1. Авдокушин Е.Ф. Международные экономические отношения: Учебник. - М., 2001.
2. Арин А. Азиатско-Тихоокеанский регион: мифы, иллюзии и реальность. – М., 1998.
3. Арин А. Миф об Азиатско-Тихоокеанском регионе // Азия и Африка сегодня. – 1998. - № 1. – С. 12 – 34.
4. Бажанов Е.П. Китай и внешний мир. – М., 1990.
5. Белоус В.В. На пути к глобальной безопасности // Мировая экономика и международные отношения. - № 3. - 1999. - С. 29 - 41.
6. Беспалова М.А., Собянин А.Д. Что грозит Японии? Изменения последних лет в японской концепции национальной безопасности // Профи. – 2000. - № 3 – 4. - С. 47 - 59.
7. Воронцов А.К. Проблема обеспечения безопасности в АТР // Проблемы Дальнего Востока. - № 3. - 2000. – С. 191 - 195.
8. Гельбрас В. Куда идет Китай // Мировая экономика и международные отношения. – М., 1998. - № 4. – С. 35 – 43.
9. Гончаренко С.Н. Китай на пути модернизации и реформ: Китай и АТР. – М., 1999.
10. Загорский А.Г. АТР: границы и понятия // Мировая экономика и международные отношения. - № 6. - 2001. - С. 122 - 126.
11. Иноземцев В.Я. Расколотая цивилизация. – М., 1999.
12. История Китая: Учебник / Под ред. А.В. Меликсетова. – М., 1998.
13. Кунадзе Г.Ф., Носов М.Г. Политика США в Восточной Азии. – М., 2001.
14. Лукин В.П. Место Китая в глобальной политике США. – М., 1997.
15. Международные экономические отношения. Интеграция: Учебн. пособие для вузов / Ю.А. Щербанин, К.Л. Рожков, В.Е. Рыбалкин, Г. Фишер. - М., 2002.
16. Остроухов О.П. Внешняя политика Китая в годы реформ и перспективы развития // Мировая экономика и международные отношения. - № 3. - 1999. - С. 13 - 28.
17. Потапов М. Внешнеэкономическая политика Китая: проблемы и противоречия. – М., 1998.
18. Рогов С.М. США и интеграционные процессы в Западном полушарии // Латинская Америка. – 1998. - № 8. – С. 24 – 32.
19. Сорокин К.Е. Геополитика современности и геостратегия России. – М., 1996.
20. Федотов А.С. Формирование механизмов в сфере безопасности в АТР: Позиция США // Проблемы Дальнего Востока. - № 1. - 2001. – С. 37 - 43.
21. Хантингтон С.П. Запад уникален, но не универсален // Мировая экономика и международные отношения (МЭиМО). - 1997. - № 8. - С. 80 – 95.
22. Цымбурский В.Л. Перспектива российской геополитики. – Режим доступа: http://www.rambler.ru/news/full.html?id=2847, свободный.
23. Якимцев С.К. Проблема безопасности Китая в АТР // Проблемы Дальнего Востока. - № 1. – 2000. – С. 147 – 152.
24. Courtis K. Economics and Security in Pacific // Foreign Affairs. – 1998. - № 1. - Р. 141 - 145.
25. СРС Sincerely wishes to make a peaceful National Reunification Miracle. – Режим доступа: http://www.chinaorg.ch/english/material.html, свободный.
26. Eagleberger L. The transatlantic Relationship - A long term perspective. – Режим доступа: http://www.mig.news.com/news/politic.html, свободный.
27. Gong G. China's Fourth Revolution // Foreign Affairs. – 2001. - № 4. - Р. 60 - 63.
28. Grant R. China and it's Asian Neighbors: looking forward 21 century // Foreign Affairs. – 2000. - № 3. - Р. 21 - 42.
29. Hitch-Kock D. East Asia's New Security Agenda. – Режим доступа: http://www.arc.org/m//usa-china.html, свободный.
30. Kristof N. The age of the Pacific. – Режим доступа: http://www.asiaheadlines.com/d-b/news/msg, свободный.
31. Kristof N. The Rise of China // Foreign Affairs. – 1993. № 3. - Р. 64 - 72.
32. Pan Zhenqiang, Future Security Needs of the Asia Pacific Region. – Режим доступа: http://www.house.chinadailv.gov/news/full.html7id=2647, свободный.
33. Zhong I. China Updating Nuclear Weapons. – Режим доступа: http://www.chinaembassy.com/ins.nst/50&expend=16, свободный.
[1]
Международные экономические отношения. Интеграция: Учебн. пособие для вузов / Ю.А. Щербанин, К.Л. Рожков, В.Е. Рыбалкин, Г. Фишер. - М., 2002. – С. 26.
[2]
Авдокушин Е.Ф. Международные экономические отношения: Учебник. -М., 2001. – С. 145.
[3]
Courtis K. Economics and Security in Pacific // Foreign Affairs. – 1998. - № 1. - Р. 142.
[4]
Фонд сотрудничества Россия – АСЕАН. – Режим доступа: http://www.asean-russia.ru/057-112499-idx.html, свободный.
[5]
Загорский А.Г. АТР: границы и понятия // Мировая экономика и международные отношения. - № 6. - 2001. - С. 122 – 123.
[6]
Арин А. Миф об Азиатско-Тихоокеанском регионе // Азия и Африка сегодня. – 1998. - № 1. – С. 13 – 14.
[7]
Загорский А.Г. АТР: границы и понятия // Мировая экономика и международные отношения. - № 6. - 2001. - С. 124.
[8]
Kristof N. The age of the Pacific. – Режим доступа: http://www.asiaheadlines.com/d-b/news/msg, свободный.
[9]
Международные экономические отношения. Интеграция: Учебн. пособие для вузов / Ю.А. Щербанин, К.Л. Рожков, В.Е. Рыбалкин, Г. Фишер. - М., 2002. – с. 312.
[10]
Фонд сотрудничества Россия – АСЕАН. – Режим доступа: http://www.asean-russia.ru/057-112499-idx.html, свободный.
[11]
Международные экономические отношения. Интеграция: Учебн. пособие для вузов / Ю.А. Щербанин, К.Л. Рожков, В.Е. Рыбалкин, Г. Фишер. - М., 2002. – С. 251.
[12]
Воронцов А.К. Проблема обеспечения безопасности в АТР // Проблемы Дальнего Востока. - № 3. - 2000. – С. 192.
[13]
Фонд сотрудничества Россия – АСЕАН. – Режим доступа: http://www.asean-russia.ru/057-112499-idx.html, свободный.
[14]
Загорский А.Г. АТР: границы и понятия // Мировая экономика и международные отношения. - № 6. - 2001. - С. 125 - 126.
[15]
Фонд сотрудничества Россия – АСЕАН. – Режим доступа: http://www.asean-russia.ru/057-112499-idx.html, свободный.
[16]
Специфика формирования структур безопасности в азиатско-тихоокеанском регионе: новые возможности для России // Национальная электронная библиотека. – Режим доступа: http://www.nns.rusglobus.net/tra/sinica/sinica-05.htm, свободный.
[17]
Рогов С.М. США и интеграционные процессы в Западном полушарии // Латинская Америка. – 1998. - № 8. – С. 24.
[18]
Кунадзе Г.Ф., Носов М.Г. Политика США в Восточной Азии. – М., 2001. – С. 52 – 53.
[19]
Федотов А.С. Формирование механизмов в сфере безопасности в АТР: Позиция США // Проблемы Дальнего Востока. - № 1. - 2001. – С. 38 – 39.
[20]
Hitch-Kock D. East Asia's New Security Agenda. – Режим доступа: http://www.arc.org/m//usa-china.html, свободный.
[21]
Courtis K. Economics and Security in Pacific // Foreign Affairs. – 1998. - № 1. - Р. 142 – 143.
[22]
Федотов А.С. Формирование механизмов в сфере безопасности в АТР: Позиция США // Проблемы Дальнего Востока. - № 1. - 2001. – С. 42.
[23]
Хантингтон С.П. Запад уникален, но не универсален // Мировая экономика и международные отношения (МЭиМО). - 1997. - № 8. - С. 84.
[24]
Международные экономические отношения. Интеграция: Учебн. пособие для вузов / Ю.А. Щербанин, К.Л. Рожков, В.Е. Рыбалкин, Г. Фишер. - М., 2002. – С. 176.
[25]
Цит. по кн.: Гончаренко С.Н. Китай на пути модернизации и реформ: Китай и АТР. – М., 1999. – С. 61.
[26]
Кунадзе Г.Ф., Носов М.Г. Политика США в Восточной Азии. – М., 2001. – С. 50 – 51.
[27]
Остроухов О.П. Внешняя политика Китая в годы реформ и перспективы развития // Мировая экономика и международные отношения. - № 3. - 1999. - С. 16.
[28]
Grant R. China and it's Asian Neighbors: looking forward 21 century // Foreign Affairs. – 2000. - № 3. - Р. 24.
[29]
Courtis K. Economics and Security in Pacific // Foreign Affairs. – 1998. - № 1. - Р. 142.
[30]
Courtis K. Economics and Security in Pacific // Foreign Affairs. – 1998. - № 1. - Р. 142.
[31]
Остроухов О.П. Внешняя политика Китая в годы реформ и перспективы развития // Мировая экономика и международные отношения. - № 3. - 1999. - С. 20.
[32]
Гончаренко С.Н. Китай на пути модернизации и реформ: Китай и АТР. – М., 1999. – С. 124 – 125.
[33]
Хантингтон С.П. Запад уникален, но не универсален // Мировая экономика и международные отношения (МЭиМО). - 1997. - № 8. - С. 89 – 90.
[34]
Потапов М. Внешнеэкономическая политика Китая: проблемы и противоречия. – М., 1998. – С. 218 – 219.
[35]
Zhong I. China Updating Nuclear Weapons. – Режим доступа: http://www.chinaembassy.com/ins.nst/50&expend=16, свободный.
[36]
Zhong I. China Updating Nuclear Weapons. – Режим доступа: http://www.chinaembassy.com/ins.nst/50&expend=16, свободный.
[37]
Якимцев С.К. Проблема безопасности Китая в АТР // Проблемы Дальнего Востока. - № 1. – 2000. – С. 149.
[38]
Потапов М. Внешнеэкономическая политика Китая: проблемы и противоречия. – М., 1998. – С. 72.
[39]
Якимцев С.К. Проблема безопасности Китая в АТР // Проблемы Дальнего Востока. - № 1. – 2000. – С. 150.
[40]
Потапов М. Внешнеэкономическая политика Китая: проблемы и противоречия. – М., 1998. – С. 184.
[41]
Якимцев С.К. Проблема безопасности Китая в АТР // Проблемы Дальнего Востока. - № 1. – 2000. – С. 151
[42]
Гончаренко С.Н. Китай на пути модернизации и реформ: Китай и АТР. – М., 1999. – С. 38.
[43]
Якимцев С.К. Проблема безопасности Китая в АТР // Проблемы Дальнего Востока. - № 1. – 2000. – С. 152.
[44]
Кунадзе Г.Ф., Носов М.Г. Политика США в Восточной Азии. – М., 2001. – С. 162.
[45]
Беспалова М.А., Собянин А.Д. Что грозит Японии? Изменения последних лет в японской концепции национальной безопасности // Профи. – 2000. - № 3 – 4. - С. 51.
[46]
Лукин В.П. Место Китая в глобальной политике США. – М., 1997. – С. 261.
[47]
Лукин В.П. Место Китая в глобальной политике США. – М., 1997. – С. 263 – 264..
[48]
Рогов С.М. США и интеграционные процессы в Западном полушарии // Латинская Америка. – 1998. - № 8. – С. 28.
[49]
Белоус В.В. На пути к глобальной безопасности // Мировая экономика и международные отношения. - № 3. - 1999. - С. 35.