Реферат: Кашмирская проблема в современном измерении
Спор вокруг Кашмира, как известно, один из самых старых в мире. Продолжающийся более полувека (в октябре 2002 г. ему исполнилось ровно 55 лет), он до конца 80-х годов прошлого века не был серьезно отягощен грузом радикального исламизма. Культурно-религиозный национализм, безусловно, играл роль с самого начала, но он присутствовал в этой проблеме опосредованно, через предполагаемое желание большинства кашмирцев, мусульман по своей конфессиональной принадлежности, присоединиться к мусульманскому Пакистану вопреки решению индусского махараджи включить княжество в состав Индийского союза. Иными словами, и первая, и вторая кашмирские войны (1947–48 и 1965 гг.) велись под флагом самоопределения для кашмирцев, т.е. они были отражением хоть и своеобразной по основанию (не культурно-лингвистическому, а культурно-религиозному), но национальной борьбы.
Религиозно-радикальная, фундаменталистская партия – кашмирская «Джамаат-и ислами» под руководством Саеда Али Шаха Гилани начала действовать активно лишь с 1962 г., и тогда же ее руководитель впервые надолго попал в заключение. Подъем кашмирского исламорадикализма следовал в дальнейшем за усилением этого течения прежде всего в Пакистане и во всем мусульманском мире. Росту популярности радикалов способствовали и репрессии властей. Так, в 1975 г. «Джамаат-и ислами» была запрещена. Это произошло в год заключения соглашения о разделе полномочий между центральными властями Индии в лице Индиры Ганди и правительством штата, которое возглавил (после долгих лет тюремного заключения и противодействия политике Дели) Шейх Абдулла, популярный мусульманский лидер Кашмира. После этого и вплоть до смерти Абдуллы в 1982 г. в штате сохранялась спокойная обстановка.
Однако этот период совпал с неспокойным развитием ситуации в прилегающем к нему исламском ареале. За военным переворотом в Пакистане в 1977 г. и начавшейся там затем кампанией по исламизации последовала исламская революция в Иране в 1979 г. и развернувшееся год спустя под логунгами «джихада» (борьбы за веру) вооруженное сопротивление властям в Афганистане. Охватившая регион исламизация привнесла фактор исламорадикализма и в национальное кашмирское движение.
Известно, что после вывода советских войск из Афганистана в 1989 г. в индийский штат Джамму и Кашмир перебралось немалое число кашмирцев-уроженцев как штата, так и контролируемых Пакистаном районов бывшего княжества. Они прошли обучение в Афганистане методам ведения партизанской войны и принимали участие в афганском джихаде. Перенеся в индийский Кашмир идеологию и практику радикального ислама (исламизма), инфильтранты способствовали серьезному осложнению ситуации. Начавшееся в декабре 1989 г. «восстание» в Кашмирской долине весной 1990 г. охватило почти все ее населенные пункты, включая главный город, столицу штата Сринагар. Подавление массовых выступлений полицейскими и военными частями Индии вызвало в мае острый кризис в отношениях между ней и Пакистаном. Постфактум утверждали, что стороны были «в пяти минутах» от крупного конфликта с применением уже тогда имевшегося в их распоряжении ядерного оружия1
.
Открыто вступиться за «братьев по вере» Пакистан тогда не решился, и в течение последующих трех лет индийским силам правопорядка удалось восстановить относительное спокойствие в долине Кашмира и прилегающих к ней районах.
В 1996 г. властям штата удалось организовать выборы в местное законодательное собрание. Лидер победившей на них партии «Национальная конференция» сын Шейха Абдуллы Фарук возглавил правительство, остававшееся у власти до 2002 г. Фарук пошел на установление партнерских отношений с правящей в Индии с 1998 г. индусско-националистической «Бхаратия джаната парти» и пользовался поддержкой Дели. Что касается кашмирских экстремистов, то они перешли к тактике террора и устрашения местного немусульманского населения, а также «коллаборационистов» из числа мусульман. При этом они расширили географию своих вылазок, охватив ими как южные районы (область Джамму), так и северные (район Каргила). Непрерывная террористическая активность заставила индийские власти дислоцировать здесь на постоянной основе регулярные армейские и полицейские части численностью, по разным оценкам, от 350–400 до 700 тыс. человек.
Особенное внимание индийские военные уделяли непроницаемости установленной в 1971 г. линии контроля в Кашмире, ставшей фактической границей с Пакистаном. Именно через нее по труднодоступным, в основном северным, горным маршрутам в индийский Кашмир перебирались прошедшие в Пакистане подготовку диверсанты и агитаторы. Переходу границы способствовало то обстоятельство, что линия контроля разделила селения, где проживают нередко близкие и дальние родственники.
Обстановка на линии контроля на протяжении 90-х годов оставалась крайне напряженной. Между охранявшими ее пакистанскими и индийскими частями периодически возникали артиллерийские перестрелки. Обострение ситуации наблюдалось в августе-сентябре 1997 г. и особенно сильное – в мае-июне 1999 г.
Еще одним исключительно острым стал период с мая по июнь 2002 г., приведший к глубокому кризису в индийско-пакистанских отношениях. Непосредственным поводом для этого послужил террористический акт, совершенный боевиками против индийских солдат и мирных жителей в непосредственной близости от линии контроля в Кашмире. Индийское правительство обвинило Пакистан в прямой и косвенной поддержке террористов и привело в состояние повышенной боевой готовности сосредоточенные близ границ с Пакистаном регулярные части численностью свыше полумиллиона человек. Концентрация индийских войск вдоль границ с Пакистаном осуществлялась с декабря 2001 г., став реакцией на нападение мусульманских террористов на здание парламента в Дели.
В ответ на принятые индийским руководством в середине мая решения Исламабад привел свои войска, расположенные по линии границ, в боевую готовность, так что в противостоянии участвовало с обеих сторон, по разным подсчетам, от 800 тыс. до 1 млн. военнослужащих. Наличие у обоих государств запасов ядерного оружия и оперативно-тактических ракет привлекло к региональному кризису внимание всего мира. Посреднические усилия многих стран, в том числе и России, помогли урегулировать ситуацию. Напряжение стало явно уменьшаться после состоявшейся в начале июня в Алма-Ате (Казахстан) Конференции по мерам доверия и сотрудничеству в Азии и бесед, которые президент В.В.Путин провел вне ее официальных рамок с премьер-министром Индии А.Б.Ваджпаи и президентом Пакистана П.Мушаррафом.
В октябре 2002 г. Индия приняла решение об отводе своих войск от границы, соответствующее намерение выразил и Пакистан. Однако террористические действия исламских боевиков в Кашмире продолжают отравлять отношения между двумя странами.
Надо, впрочем, иметь в виду, что масштабы поддержки Пакистаном кашмирских экстремистов заметно уменьшились после терактов 11 сентября 2001 г. Военное руководство страны, как известно, выступило с их осуждением и присоединилось к международной антитеррористической коалиции, возглавляемой США.
В рамках новой политики Исламабад не только предоставил свою территорию для войск США и Великобритании, действующих против афганского исламистского режима «Талибан», но и поставил вне закона деятельность ряда пакистанских боевых групп и организаций, активно оперировавших в Кашмире, таких как «Харкат-уль-муджахедин», «Лашкар-и тойиба» и «Джайиш-и Мухаммад».
Хотя Дели считает поворот в политике Исламабада недостаточно решительным и (или) лицемерным, настаивая на полном прекращении им поддержки кашмирских сепаратистов, следует признать, что после сентября 2001 г. создалась в целом более благоприятная обстановка с точки зрения развития международно-политической ситуации в центре Азии. Хотя стоит оговориться, что она может вновь измениться ввиду того, что основные проблемы, связанные с существованием фронта сил исламского радикализма и культурно-религиозного национализма, не решены и в принципе трудны для разрешения.
Об этом свидетельствует вся недавняя история соединения исламизма и кашмирского национализма. Но прежде чем обратиться к ней, целесообразно коснуться особенностей Каргильского конфликта 1999 г., который многие авторы считают четвертой индо-пакистанской войной (после войн 1947–1948, 1965 и 1971 годов) на том, главным образом, основании, что в ходе боевых действий потери убитыми превысили 1 тыс. человек2
.
Прямая конфронтация между вооруженными силами двух государств началась в первой декаде мая 1999 г. после того, как индийские пограничники неожиданно обнаружили группировку противника на своей стороне линии контроля на северном отрезке в районе города Каргил. Занятые противником высоты имели важное стратегическое значение. Контроль над ними позволял осуществить дальнейший маневр по захвату участка шоссейной дороги, соединяющей центр штата (Кашмирскую долину) с восточной областью Ладакх, пограничной с Китаем.
Начались бои с применением авиации и артиллерии. Пакистан, как обычно, утверждал, что он лишь поддерживал действия проникших на индийскую территорию кашмирских «муджахедов» (борцов за свободу), но вовлеченность в бои его регулярных частей не вызывает сомнений. Несмотря на потерю нескольких боевых самолетов, индийским войскам удалось оттеснить группировку противника и восстановить контроль над стратегическими высотами. В начале июля Исламабад объявил о признании линии контроля неприкосновенной и отказе от поддержки перешедших ее муджахедов. К середине июля индийским частям удалось с боями восстановить полное господство над всеми участками своей территории в Кашмире, и правительство Индии объявило о победоносном завершении военной кампании.
Однако после Каргильского кризиса ситуация в Кашмире продолжала оставаться напряженной, почти каждый день там совершались теракты, гибли люди. По наиболее распространенным оценкам, общее число жертв трагедии в Кашмире, прежде всего погибших мирных жителей, за 1989–2002 гг. превысило 37 тыс. человек, увеличившись за три с половиной последних года почти на семь тысяч.
Надо отметить, что потери среди военных и боевиков составляли меньшую часть от общего количества жертв конфликта. Согласно индийским данным, введенные в штат армейские подразделения («раштрия райфлз», т.е. национальная пехота) потеряли убитыми за 1989–1998 гг. около полутора тысяч человек, а террористы-боевики – 8–10 тысяч. В первую цифру не включены погибшие полицейские и военнослужащие спецотрядов внутренних войск3
.
В то же время кашмирские оппозиционные источники приводят вдвое большую цифру общих потерь в ходе кризиса в штате, начавшегося в 1989 г., – более 70 тыс. человек.
Среди оппозиционных индийским властям сил выделяются два основных потока. Первый составляют кашмирские националисты, наследники политической линии мусульман-оппозиционеров «первого призыва». Их главная цель состоит в автономии бывшего княжества Джамму и Кашмир в составе Индии либо Пакистана, или в достижении самостоятельности в виде вполне суверенного политического образования.
Основную силу среди них долгое время представляла организация «Фронт освобождения Джамму и Кашмира», созданная в 1978 г. Фронт понес большие потери в 1989–1992 гг., когда он по существу возглавлял «национальное восстание» и потерял нескольких своих руководителей. Одно крыло этой организа
Последние образуют второй поток оппозиционного движения. Он радикален в двух отношениях – с точки зрения методов (силовых) и целей борьбы (отделение от Индии с присоединением к Пакистану).
Следует повторить, что, как и ряд других культурно-религиозных движений в ареале проживания мусульман (Чечня, Балканы, Филиппины и т.п.), борьба кашмирцев за последние десятилетия оказалась в сильной степени «облученной» идеологией исламизма. При наличии некоторых общих черт, в первую очередь антимодернизма, антизападничества и антисекуляризма, исламизм распадается на несколько главных направлений: суннито-ваххабитское (генетически по преимуществу египетско-саудовское), шиитское (иранское), а также деобандо-талибское (пакистано-афганское). Отличие последнего направления от двух первых заключается в более слабой финансовой базе, не питаемой непосредственно доходами (сверхдоходами) от добычи и экспорта углеводородного сырья.
Последнее направление, опираясь на финансовую помощь и «братский союз» с первым, превратилось к рубежу двух веков едва ли не в самое действенное и опасное. Ваххабито-деобандский альянс в идеологической сфере получил в политической области отражение в виде фактического союза трех экстремистских сил:
– арабских боевиков и террористов, связанных прямо или косвенно с Усамой бен Ладеном и его организацией «Аль-Каида», а также (в меньшей степени) с египетскими организациями «Аль-Джихад», «Исламской группой» и другими;
– афганского движения «Талибан»;
– пакистанских радикалов из числа приверженцев, во-первых, деобандской партии «Джамиат-и улама-и ислам» (ДУИ), во-вторых, организаций, связанных с «Ахл-аль-Хадис», которую относят к индо- (пакистано-) ваххабитским (столь же пуританским, но возникшим в рамках другой юридической школы – не ханбалитов, а ханафитов), в-третьих, основанной Абул Ала Маудуди исламистской партии «Джамаат-и ислами».
Следует особо подчеркнуть, что исламисты-боевики имели, как правило, свои организации, примыкающие, но не входящие в состав «материнских» партий и групп. Это позволяло исламскому радикальному движению отделять идеологический пласт деятельности от практического – вооруженной борьбы и политического террора.
Действовавшие в индийском штате Джамму и Кашмир экстремистские организации распадались, по мнению наблюдателей, на две группы в зависимости от преобладания в их составе кашмирцев или иностранцев – пакистанцев, афганцев, арабов и др. К первым принадлежали, согласно большинству оценок, наиболее массовая «Хезб-уль-муджахедин» и небольшие боевые организации – «Армия освобождения Кашмира», «Аль-Джихад», «Муслим джанбаз форс», «Исламский фронт» и др. Ко вторым – известные террористические группы «Харкат-уль-муджахедин» (до 1995 г. известна под названием «Харкат-уль-ансар») «Джайиш-и-Мухаммад», «Лашкар-и-тойиба» и др. И те, и другие, впрочем, входили в состав Объединенного фронта джихада (ОФК), объединяющего от 15 до 18 организаций.
Последний раз инициативу в стремлении приблизиться к миру правительство Индии предприняло в конце 2000 г. В связи с началом священного для мусульман месяца поста («рамадана») Дели объявил о прекращении активных действий против сепаратистов в Кашмире. Он также предложил кашмирским оппозиционерам сесть за стол переговоров в попытке найти взаимоприемлемое решение. Прекращение огня со стороны индийских сил безопасности и правопорядка затем продолжалось на протяжении полугода.
Реакция кашмирских оппозиционных сил на индийские предложения была различной. Наиболее непримиримые организации «с порога» отвергли предложения Дели и развернули ожесточенную террористическую деятельность. Умеренные же силы кашмирских оппозиционеров после некоторых колебаний позитивно отнеслись к предложению Дели начать переговоры. Представители руководства ВСК (включая ее председателя Абдул Гани Бхата) неоднократно встречались с индийскими официальными лицами, выезжая для этого в Дели. В самом штате также шла активная работа по согласованию позиций между различными участниками «Беспартийной свободной конференции» и представителями других политических сил штата.
Политический диалог, однако, довольно скоро зашел в тупик. Сказалась несовместимость позиций по одному, но главному вопросу. Кашмирская оппозиция выдвигала требование участия Пакистана на всех стадиях переговоров, т.е. придания проблеме «изначального» характера межгосударственного спора. Индия на это не согласна, утверждая, что вопрос носит сугубо внутренний характер и ситуация должна быть урегулирована с помощью договоренностей, достигнутых на двусторонних переговорах между правительством и основными силами кашмирской оппозиции. Несмотря на очевидную нестыкуемость исходных позиций, стороны в течение почти двух лет поддерживали диалог, сохраняя возможности для контактов на различных уровнях.
Состоявшиеся осенью 2002 г. выборы в законодательное собрание штата Джамму и Кашмир продемонстрировали действенность демократических процедур даже в условиях жесткого давления со стороны экстремистов. Хотя за время подготовки и проведения выборов в штате погибло более 800 человек, избиратели в большинстве районов не испугались и приняли в них участие. Их явка, согласно официальным данным, составила 46%. Результаты выборов по большей части не оспаривались, что служит показателем достаточно высокого качества их проведения.
Правившая с 1996 г. партия «Национальная конференция», которая на общеиндийской политической арене выступает союзником «Бхаратия джаната парти», понесла серьезные потери и вынуждена занять места в рядах парламентской оппозиции. Новое правительство сформировал блок местной организации Индийского национального конгресса и Народной демократической партии. Оно объявило о желании наладить диалог с «Беспартийной свободной конференцией».
Явный успех выборов, смена администрации в штате и проявляемая в течение длительного времени готовность Дели к переговорам с умеренной националистической оппозицией дают некоторую надежду на то, что проблему Кашмира можно будет сдвинуть с мертвой точки. Тому же способствуют, судя по всему, подвижки, наблюдающиеся в Пакистане в результате проведенных там 10 октября выборов в центральные и провинциальные органы власти. Они также показали значительную, по пакистанским меркам, политическую активность населения (коэффициент участия – 42%) при том, что обстановка, по существу, не нарушалась какими-либо инцидентами. Вмешательство военных властей на стадии подготовки выборов и в ходе их проведения не подлежит сомнению, однако речь не идет о значительной подтасовке итогов.
Военные власти в лице президента генерала П.Мушаррафа передали исполнение властных полномочий в руки правительства, опирающегося на поддержку парламента. Это означает завершение трехлетнего периода «мягкого» правления военных и возвращение к нормам конституции 1973 г.
Хотя все это открывает, по-видимому, новые возможности для диалога между Индией и Пакистаном по поводу Кашмира, не стоит торопиться с оптимистическими прогнозами. Кашмирская проблема сложна и крайне запущена. Существуют к тому же серьезные силы, крайне заинтересованные в том, чтобы не допустить ее урегулирования. Среди них на первое место надо поставить транснациональное радикал-исламистское движение.
Этим силам, однако, ныне решительно противостоит альянс глобальных и региональных государств, заинтересованных в устранении угрозы массового и беспощадного террора.
В широкий круг международных «игроков», проявляющих интерес к кашмирскому вопросу и индо-пакистанскому конфликту вокруг него, входят, в первую очередь, США, активно стремящиеся примирить давних соперников, с которыми у них ныне установились в целом равно благоприятные отношения, а также другие экономически развитые страны.
Китай также заинтересован в урегулировании проблемы Кашмира, так как она «подогревает» исламский радикализм в непосредственной близости от его северо-западных границ. Вместе с тем кардинальное решение кашмирского вопроса и потепление отношений между Индией и Пакистаном заставили бы Китай вносить коррективы в региональную внешнюю политику и могли бы привести к ее «разбалансировке».
В связи с ситуацией на Кавказе и в центральноазиатском регионе весьма заинтересована в разрешении кашмирского вопроса и Россия. Надо при этом обратить внимание на возможность «обмена опытом» с Индией, учитывая определенное типологическое сходство проблем Кашмира и Чечни. В обоих случаях первоначально в качестве оппозиционных сформировались силы этнокультурного радикализма, которые затем были дополнены и «перекрыты» исламским экстремизмом.
Оценивая перспективы обстановки в центре Азии, следует среди прочего учитывать возможные варианты соединения транснационального исламизма и конфессионально-этнических национализмов. В Кашмире оно, как выше отмечалось, представляется скорее симбиозом, нежели синтезом. Вместе с тем разорвать и такую связь нелегко, и фактор исламского экстремизма в существенной мере будет и дальше определять ситуацию в Кашмире.
В Пакистане исламский фактор наиболее органично сочетается с пуштунским национализмом. Об этом свидетельствуют, например, результаты парламентских выборов 2002 г. Наибольшего успеха в пуштунских районах страны добились исламистские политические организации, объединившиеся в избирательный блок «Муттахида мадждие-е амал». При этом если в сложившемся союзе верх возьмут умеренные националисты, то можно предвидеть ослабление напряженности наподобие того, что наблюдалось в Таджикистане после включения в 1997 г. оппозиции из числа сторонников Исламской партии возрождения в правящие структуры. Если же в обнаружившейся связке усилится исламо-радикалистское крыло, то это будет угрожать стабильности как в Пакистане, так и в регионе вокруг него, прежде всего в Афганистане, но также в Кашмире, а, возможно, и на юге Центральной Азии и в китайском Синьцзяне.
Кстати, в последнем имеет место аналогичный процесс симбиотической связи уйгурского национализма и исламского радикального движения. Но подъем религиозных настроений в Синьцзян-Уйгурском автономном районе наблюдался лишь с 80-х годов, и местный национализм пока занимает там ведущее место.
Этого, очевидно, нельзя сказать о Центральной Азии, имея в виду прежде всего обстановку в Узбекистане и, главным образом, в Ферганской долине. Последняя может превратиться со временем в основной резерв политического ислама, чья идеология способна стать крупным мобилизующим фактором, диалектически преодолевающим (сублимирующим) остроту наблюдающихся в регионе межнациональных трений.
международный национализм исламский кашмирский
Список литературы
1. Евсенкин Н. За 5 минут до ядерного конфликта // Армия, 1994, № 4, с. 46–50; С.Иродов. Канун войны? // Новое время, 1990, № 18, с. 23.
2. Karval G. Proxy War in Kashmir. Jehad or State-Sponsored Terrorism? Strategic Analysis // New Delhi, April 1999.