.
Г. Котов.
Появившиеся в последние годы работы по изучению древних памятников Владимиро-Суздальского зодчества указали на необходимость более внимательного их изучения в связи с проверкой ранее собранных для них данных 1. Недостаточность данных оказалась в отношении не только «прилепов», но и археологических методов исследования памятников с архитектурной стороны. В то же время важное их значение в истории русского зодчества, а также и в истории распространения элементов романского стиля в древней Руси, указывает на необходимость такого пересмотра. Не входя в подробности предстоящей работы, нельзя не указать, что точная графическая фиксация сама собою становится в первую очередь. Имеющиеся чертежи недостаточны и, за некоторыми исключениями, неточны. К тому же на них не всегда наносились все наслоения и переделки, которые вошли в состав древних архитектурных памятников Владимиро-Суздальской области. Вместе с этим зрительные впечатления при их осмотре говорят о некоторых особенностях в очертании арок, т. е. о таком важном обстоятельстве, которое нельзя не учитывать ни при обмере здания, ни при его изучении с художественно-исторической, а также и конструктивной стороны.
Общепризнанной формой арок Владимиро-Суздальского зодчества, как известно, считается полукруглая. Казалось бы, что в этом отношении сооружения указанного областного зодчества не отличаются от прочих, им современных, в других русских областях. Заострение полукруглых завершений папертей и трехлопастная форма арочек Георгиевского собора в Юрьеве Польском, как явления более поздние и исключительного значения, такому мнению не мешают.
1 Л. А. Мацулевич, Хронология рельефов Дмитровского собора во Владимире, Ежегодник Инст. Ист. Искусств, I, 1922. Н. В. Малицкий, Поздние рельефы Дмитриевского собора в г. Владимире, 1923. А. Некрасов, Ив Суздальско-Владимирских впечатлений (Среди коллекционеров, 1924, № 3—4 и 5—6). Экспедиция разряда русской архитектуры ГАИМК в 1927 г. также дала много нового материала.
Однако, уже внимательное рассмотрение аркатур, опоясывающих Владимиро-Суздальские храмы и обогащающих карнизы их алтарных частей, указывает, что форма арочек в них не всегда одинаковая. Наряду с полукруглыми арочками, центры которых лежат выше линии капителей колонок, на которые они опираются, замечаются арочки подковообразной, также одноцентровой, формы. Эта разница между ними подтверждается фотографическими снимками, исключающими сомнение в личном зрительном и, возможно, оспариваемом, восприятии формы. Ни в изданных чертежах этих аркатур, ни в описаниях ими украшенных зданий, насколько мне известно, подковообразный варьянт арочек не был еще отмечен 1.
Хотя подковообразная арка имеет здесь значение только в украшении здания, все-таки ее присутствие заслуживает внимания и обсуждения наравне с другими особенностями Владимиро-Суздальского зодчества. Наличие в нем этой формы, занимающей видное место в общей истории архитектуры, само по себе представляется явлением, привлекающим научное любопытство.
Гораздо большее внимание следует обратить на особенности, наблюдаемые в очертаниях арок, имеющих в рассматриваемых сооружениях более существенное, чем только декоративное, значение. И здесь, в одном из более древних храмов, внимательный наблюдатель может отметить какие-то отклонения от точной полукруглой формы в очертании подпружных арок. В общем форма их ближе всего напоминает двухцентровую арку с очень тупой, мало заметной стрелкой. При чистой обтеске камней, при кажущейся симметричности обоих сторон арок эти их особенности трудно относить к случайностям кладки.
Эта форма, замеченная мною уже давно в очертаниях подпружных арок Преображенского Собора в Переяславле-Залесском, была тогда же проверена обмером одной из них. Обмер дал ряд точек для эпюры кривой, к которой без всякой натяжки подошли два
1 Он отмечается только на чертежах Дмитровского собора, исполненных учениками Академии Художеств С. Овсянниковым, А. Регельсоном, А. Рухлядевым и М. Сунцовым в 1904 г. Эти неизданные чертежи хранятся в Музее Академии Художеств.
центра, определяющие кривую как тупо-стрельчатую. При осмотре прочих кривых в том же здании оказалось, что в средних закомарах глаз отличает особенности, отмеченные выше для подпружных арок. Полукруглые очертания дверных и оконных пролетов, а также арочек в алтарном карнизе, сомнении не вызывали.
В виду такой двойственности форм арок в одном и том же здании, при осмотре древних церквей того же края, как памятников одного архитектурно-исторического ряда, естественно форма арок привлекала особое мое внимание. Такая стрельчатая арка, как указанная в Переяславль-Залесском соборе, не дает вверху резкого пересечения частей окружности, ее образующих, и бесспорно установить ее наличие на глаз в других памятниках без предварительного обмера оказалось невозможным. Изданными чертежами этих зданий руководствоваться в данном случае также трудно, так как специальные обмеры для определения кривых наружных арок в закомарах, а также и внутри зданий, не делались. Среди чертежей по реставрации Успенского собора во Владимире в 1888—1891 гг., исполненных инженером-архитектором Н. Карабутовым, таких обмеров нет. При реставрации Преображенского собора в Переяславле-Залесском В. В. Сусловым указанная выше особенность кривой подпружных арок им замечена не была; очевидно, считая форму арки полуциркульной, он ограничился только точками в их пятах и наивысшей, а промежуточные между ними точки особым обмером не проверял. Позволительно поэтому думать, что все изданные чертежи церквей Владимиро-Суздальского княжества вопроса о действительной форме их арок еще не решают, хотя в этом отношении они между собою согласны и показывают все арки полуциркульными 1. К этим соображениям, однако, следует добавить, что в некоторых осмотренных мною церквах кривые закомар все-таки напоминали своими очертаниями скорее стрельчатую, чем одноцентровую, форму.
Подтвердится ли, или не подтвердится вытекающее отсюда предположение о том, что указанная стрельчатая форма арок представляет в какой-то мере общую особенность зодчества Суздальского княжества, во всяком случае, важно теперь же ее отметить, хотя бы и в одном здании. При этом, как в том, так и в другом случае, возникает вопрос: каким влияниям можно приписывать эту особенность? Но раньше, чем сказать что-либо для уяснения этого
1 Указанные выше в примечании чертежи и в этом отношении представляют исключение.
вопроса и подготовить его разрешение, следует ближе ознакомиться с данными, побудившими меня заявить о стрельчатых арках и подковообразных арочках, еще не отмеченных в истории Владимиро-Суздальского зодчества. Стрельчатая форма в арках конструктивного значения должна стать при этом на первое место.
I.
В марте 1892 г., исполняя поручение Академии Художеств, я был в Переяславле-Залесском для осмотра фресок в Преображенском соборе и находившихся там же кирпичных надгробий. При этом осмотре само здание собора не могло не привлечь внимания молодого архитектора, недавно возвратившегося из продолжительной заграничной командировки, своим византийским обликом в целом и, несмотря на строгую простоту его архитектурной обработки, романским стилем в деталях. Вспоминалось и записанное русской летописью изречение Аристотеля Фиераванти, относящееся к его поездке во Владимир и осмотру тамошнего Успенского собора: «нѣкіихъ нашихъ мастеровъ дѣло». К тому же в переяславском соборе, как одном из наиболее ранних памятников Суздальского края, ярко выразилось начавшееся там каменное строительство, во многом, несомненно, ему чуждое. Оно также было ново и чуждо строительной практике тогдашнего русского зодчества вообще и архитектурному его убранству в частности. Эти новшества в отдаленном Суздальском княжестве, появляющиеся как-то сразу в середине XII в., без сомнения, возникли не без инициативы и руководства пришлых иностранных мастеров-строителей. Вопрос о том, пришли ли они из Италии, или сходились из разных стран, о чем также упоминает русская летопись, станет во вторую очередь, если мы посмотрим на таких строителей только, как на распространителей общего всем им архитектурного стиля с его высокой техникой каменных сооружений, окончательно сложившегося в западной половине Европы к тому времени и в развитии которого русское зодчество активного участия не принимало.
Осматривая Преображенский собор под впечатлением таких воспоминаний и соображений, я не мог не придавать особого значения его подпружным аркам, отличающимся правильностью кладки и своими импостами. Чистота и изящество их очертаний и какая-то присущая им стройность и легкость привлекли к ним особое внимание. Они казались строго симметричными и чем-то отличались от обычной полукруглой арки, что легко улавливалось глазом, но не было еще ясно осознано. Не раз засматриваясь на подпружные арки в попытках объяснить себе это незаурядное впечатление, производимое ими на зрителя, мне стало уже казаться, что их форма ближе к очень слабо выраженной стрельчатой, чем к точно полукруглой. Более ясно стрельчатая форма повторяется над арками в линиях парусов в том месте, где они сближаются с кольцом шеи, и я без колебания зарисовал в памятной книжке при промерах арки, стрельчатую ее форму.
Произвести обмер было возможно. После ремонта внутри собора еще стояли леса, и одну из арок, а именно северную, я мог обмерить без затруднения и с достаточной точностью. Только по возвращении в Петербург, сделав по обмерам чертеж, я убедился, что глаза меня не обманывали (рис. 1).
Как видно из чертежа, при обмере на краю арки я отметил восемь точек, из которых одну, как самую верхнюю, а прочие по обеим сторонам арки, не заботясь особенно о том, чтобы расстояние между ними было равное. Каждая из этих точек была нанесена на чертеж путем засечек с радиусами, определяющими по промерам ее расстояние от точек в пятах арки. Прямая, соединяющая эти точки в пятах, служила общим основанием для восьми построенных таким путем треугольников. Их вершины определили направление кривой арки в чертеже. Оставалось подобрать к ней центры. Центры нашлись на линии основания треугольников; в то же время они оказались на равном расстоянии от пят и, следовательно, симметрично расположенными относительно оси самой арки. Все это подтвердило точность исполнения арки, как вполне симметричной и стрельчатой формы. Четверть окружности, проведенная на чертеже пунктиром через верхнюю точку арки при диаметре равном ее пролету, показывает, насколько стрельчатая арка Преображенского собора не соответствует полуциркульной. Разница оказалась небольшой, почему и трудно было заметить ее на глаз, но достаточной, чтобы говорить о действительно стрельчатой форме арки. В таком начертании, благодаря сильно сближенным центрам, она уже теряет ясную и привычную для глаза стрельчатую форму; однако, художественно-историческое ее значение тем самым нисколько не умаляется. К тому же, появление этой формы в Суздальском крае не покажется невероятным, если мы вспомним о «некиих» пришлых мастерах и известных в истории архитектуры зданиях, в которых ее присутствие уже давно отмечено и неоспоримо. Таких примеров можно указать несколько, как на западе, так и на востоке Европы. Не входя пока в разбор их значения для Владимиро-Суздальского зодчества, я укажу на известный портал церкви св. Трофима в Арле, знаменитый также украшающей его скульптурой. Сооружение его относится к концу
Рис. 1. Северная подпружаая арка Преображенского собора в Переяславле-Залесском.
XII в. (1180), т. е. по времени близко к Преображенскому собору, возникшему в начале второй половины того же века1. Стрельчатая арка портала еще тупее арки, представленной на нашем чертеже, что, конечно, зависит от расстояния между центрами описывающих ее кривых. Для арки Преображенского собора взятое по масштабу расстояние между центрами равняется 7½ в., а по отношению
1 Заложенный в 1152 г. Юрьем собор был окончен постройкой при Андрее Боголюбском; Д. Н. Бережков, О храмах Владимиро-Суздальского княжества, стр. 4.
к пролету арки — 1/14 ее ширины. В наружной арке портала церкви св. Трофима это же расстояние оказалось в 1/18 ширины, что и обусловило еще менее заметный перелом в ее вершине 1.
При наличии установленной для подпружных арок Преображенского собора стрельчатой формы обычное представление об исключительно полукруглой форме кривых в древней архитектуре Владимиро-Суздальскои области уже становится односторонним, как односторонне и неверно было бы такое представление о романской архитектуре. Но раньше, чем говорить об этом, следует сказать еще несколько слов об арках рассматриваемого Преображенского собора и о некоторых других его особенностях, которые могут быть поставлены в связь с их формой.
Во-первых, нельзя обойти вопроса: можно ли не сомневаться в том, что существующие подпружные арки Преображенского собора относятся к первоначальному его составу и что они сохранились в неприкосновенности?
На этих арках и парусах основывается глава, завершающая здание собора. В сохранности главы сомнений не возникало. Материал, из которого сложена шея (тамбур), древние окна в ней и увенчивающий ее карниз считаются достаточным основанием для того, чтобы признавать эту главу первоначальной за исключением купола в форме луковицы и креста на нем. Если это так, то подпружные арки и паруса, на которых зиждется глава, приходится также считать исконно древними.
Хорошее состояние арок и сводов собора перед последним ремонтом явствует из доклада В. В. Суслова, представленного в б. Археологическую Комиссию весной 1890 г. В стенах им отмечаются «незначительные трещины, трухлявость некоторых облицовочных камней, выветренность кромок здания (углов), перепрелость цоколя и др. мелкие повреждения». Об арках и сводах ничего не говорится и в перечне работ, необходимых для полного восстановления собора, которым оканчивается доклад. Доклад В. В. Суслова, во всяком случае, свидетельствует о хорошем состоянии здания, существующего более семи столетий, и о прочности всего сооружения. Каких-либо следов разрушения в арках доклад не указывает; следовательно, можно думать, что подпружные арки сохранились в полной неприкосновенности. Никакой деформации в их кривой, очевидно, не произошло, так как при деформации не
1 H. Revoil, Architecture Romane du Midi de la France, т. III, табл. 47,48. G. Gromort, L'architecture romane. I, Provence et Languedoc, 1928.
могла бы получиться та точная форма, которая теперь фиксируется чертежем.
Арки и паруса штукатурились, может быть, не один раз; поэтому остается еще выяснить вопрос о возможности изменения их формы таким путем.
Случайное появление при штукатурке вполне правильно стрельчатой формы было бы невероятно, преднамеренное же изменение надо считать делом довольно сложным, да и повода к нему трудно подыскать. Во всяком случае, о такой переделке мне ничего не известно, а предположение, что она могла осуществиться при последней реставрации под наблюдением В. В. Суслова, совершенно неприемлемо.
В общем итоге ответ на эти вопросы один: арки стрельчатой формы в Преображенском соборе неотделимо связаны с первоначальным его сооружением и составляют его органическую принадлежность.
Как известно, стрельчатая форма арок, будучи применяема в одних и тех же условиях, как и полуциркульная, лучше последней сопротивляется действующим в ней силам и производит сравнительно меньший распор.
Почти во всех древних русских церквах на арках, поддерживающих купол, ясно видны трещины в их замках, продолжающиеся в софитах по направлению главных осей плана. В Преображенском соборе Переяславля-Залесского В. В. Сусловым такие трещины отмечены не были. В какой мере их отсутствие можно приписывать стрельчатой форме его главных арок — решать не представляется в настоящее время возможным; но нельзя отказаться от признания того, что стрельчатая форма с конструктивной точки зрения здесь вполне уместна. Кроме уже указанного художественно-исторического значения стрельчатой формы, появление ее в возникающем русском областном зодчестве с конструктивной стороны, имеет, следовательно, свои причины. Объяснение этого явления местными традициями невозможно за неимением каких-либо данных; остается одно — поставить его наряду с теми чертами этого областного зодчества, которые объясняются иностранным влиянием.
Поэтому своевременно снова обратить внимание на те черты иностранных влияний в архитектуре Преображенского собора, которые имеют отпечаток определенного стиля, памятуя при этом, что одна стрельчатая форма его арок, взятая отдельно, стиля еще не определяет.
Ближе всего не только по месту, но и по существу, к подпружным аркам собора относятся их импосты. Вот на них-то прежде всего и надо остановиться, тем более, что исследователями архитектурного стиля Владимиро-Суздальского зодчества XII в. вообще об импостах не упоминалось. Н. А. Артлебен в своем мнении «По вопросу об архитектуре XII в. в Суздальском княжестве», перечисляя признаки романского влияния, сказавшегося в храмах этой области, об импостах не упоминает вовсе. Не говорится о них и в мнении другого архитектора, Л. В. Даля, по этому же вопросу 1. Если о них потом и писалось, то внимание обращалось, главным образом, на рельефы, их украшающие.
Импосты Преображенского собора архаически просты. Это массивные выступающие камни, прорезанные во всю ширину арки профилем, нисколько их не ослабляющим, как опору для кружал при возведении арки. С боков эти камни гладко обтесаны заподлицо с боковыми сторонами арок. В общей основной форме, не исключающей замену простого профиля барельефом, такие импосты представляются исключительной особенностью Владимиро-Суздальского зодчества. В других русских памятниках архитектуры XII в. они не замечались. Последнее нельзя сказать о памятниках романской архитектуры. Напротив, в них импост обычная принадлежность арок и встречается в той архаичной форме, которая наблюдается в импостах Преображенского собора. Импосты этого типа, унаследованные от эпохи предроманской, вероятно, римского происхождения. Они встречаются и в базиликах центральной Сирии того сложного стиля, в котором арку с импостом можно относить к элементам римской архитектуры 2. Пополняя непрерывность ряда памятников, в которых встречаются подобные импосты, эти постройки слишком далеки по времени, чтобы говорить об исключительном влиянии востока даже на романскую архитектуру. Гораздо ближе к ней во всех отношениях памятники так называемого латинского стиля. Позволяю себе указать на одно сооружение этого стиля в районе Рейна. Вблизи Вормса, в Лорше, сохранилось здание, которое считается воротами монастыря, основанного
1 Труды I Археол. съезда в Москве, I, 288 и 277. Артлебен прилагает чертеж прясла романского нефа (стр. 295), не указывая на его принадлежность собору в Майнце и не отмечая особенности его импостов. Эти импосты, по типу близкие к импостам в Преображенском соборе, встречаются и в других германских памятниках романской поры; к ним ниже, привода примеры, не буду возвращаться.
2 Viollet-le-Duc, Dictionnaire raisonné de l'architecture française, IX, 479 и сл. Meichior de Vogüé, La Syrie centrale, табл. XII.
в 764 г. Ривоира видит в нем погребальную часовню и относит по времени к 843—876 гг. Полукруглые без архивольтов арки нижнего этажа имеют импосты того же типа и, по всей вероятности, свидетельствуют о традициях римского зодчества вместе с полуколоннами сложного ордера и другими деталями архитектурного и декоративного характера 1.
Среди чертежей ломбардских памятников, вошедших в фундаментальный труд французского архитектора Dartein можно указать только на одно здание, арки которого имеют импосты такого же типа. Это — церковь св. Карпофора близ Комо, более древняя часть которой представляет трехнаосную базилику с деревянным перекрытием. Крестообразные столбы в пересечении трансепта со средним нефом несут полукруглые арки с импостами, боковые стороны которых гладкие и только одна длинная сторона профилирована двумя валиками с желобком между ними. Единственным украшением здания представляются эти профилированные импосты внутри и арочный карниз снаружи, что, конечно, затрудняет датировку памятника. Постройку считают очень древней и относят к VIII в., но автор присоединяется к мнению Бойто, и дает более позднюю дату, а именно начало XI в. Арочный карниз мог быть добавлен позже 2.
Примеры таких профилированных импостов встречаются в небольших часовенках романской эпохи на юге Франции. Они очень просты по своему плану и отделке. Виолле-ле-Дюк одну из таких часовенок с планом в виде прямоугольника, к которому примыкает абсида, относит к XII в.3.
В часовне центрального плана в Монтмажур, относимой к началу XI в., такие же импосты находятся в арках притвора и в дверной арке. Здесь мы найдем стрельчатую форму в сомкнутом своде над средним квадратом, к которому примыкают четыре, покрытые сферическими полукуполами, ниши 4. В монастырской церкви св. Гонората в Lerins в конца XI в. тупо-стрельчатая форма коробового свода главного нефа комбинируется с полуциркульными
1 G. T. Rivoira, Le origini della architettura lombarda, II, 508 и сл., рис. 801.,
2 Êtude sur l'architecture lombarde, 328, табл. 81. Такие же импосты в церкви св. Николая в Giornico в Швейцарии (Тичино), построенной под ломбардским влиянием (Die Entwicklung der Kunst in der Schweiz, O. Pupikofer и др.), стр. 112,. p. 148.
3 Revoil, ук. с. I, 10, табл. 5. Viollet-le-Duc. ук. с, VI, 447.
4 Revoil ук. с, I, 13, табл. VI VII, G. Gromort, ук. с.
арками, прорезывающими его стены. Импосты этих арок указанного профилированного типа 1.
В часовне св. Гавриила близь Тараскона, коробовый свод ее нефа той же стрельчатой формы, как в упомянутом выше примере, свидетельствует подобно ему о том, что эта форма применялась в наиболее конструктивно ответственных частях здания 2. По существу то же самое уже было замечено о подпружных арках Преображенского собора в Переяславле-Залесском, по форме вполне аналогичных указанным романским сводам.
Возвращаясь к занимающему нас типу импоста, остается добавить следующее: все приведенные примеры при чрезвычайно простой архитектурной отделке зданий, из которых они взяты, подтверждают, что такие импосты, встречающиеся и в эпоху предроманскую, действительно можно называть архаическими, вышедшими из употребления в больших и богатых зданиях романского стиля в эпоху полного его развития. Этим одинаково подтверждается исконная их принадлежность к романскому стилю.
Те же примеры достаточно убедительно говорят не только о романском типе импостов Преображенского собора, но и о принадлежности к тому же романскому стилю его стрельчатых арок, опирающихся на такие импосты.
Прочие романские особенности и детали этого собора, давно замеченные и общепризнанные, подкрепляют этот вывод. Из них на главное место можно поставить арочный карниз над алтарной частью, вполне романский и по композиции и по обрисовке кронштейнов, поддерживающих арочки. Профилировка его верхней части, украшенная овообразным орнаментом примитивного характера, не исключает его родство с профилировкой импостов. Подковообразной формы арочек, показанной на рисунке Н. А. Артлебена, я в нем не заметил; в общем этот рисунок доверия к его точности не внушает 3. Эта замечательная деталь каменного Преображенского собора, далеко не чуждая в своей основе арочным пояскам в кирпичных постройках русского зодчества XII в., конечно, заслуживает особого внимания и точной графической фиксации наряду с особенностями арок.
1 Ук. с, II, 11, 14, табл. XII. XIII.
2 Ук. соч., I, 16, табл. IX, X. Следует отметить, что на фасаде часовни стрельчатому своду нефа соответствует род закомары той же формы, между тем как прочие фасадные арки полуциркульные.
3 Собрание карт, планов и рисунков к Трудам I Археол. съезда, табл. XVII.
Остается включить в комплекс признаков, говорящих о романском стиле собора, несмотря на его византийскую основу, его фасадные лопатки, оставляющие впечатление контрофорсов. Профиль этих лопаток, отражающийся в выступе нижних частей стен между ними, одна из особенностей здания, подчеркивающая его архаический характер, но не совсем обычная для романской архитектуры. Обработка двери прямоугольными уступами внутрь 1, полукруглое завершение ее створной части, форма и устройство древних окон и карниз главы собора дополняют комплекс романских признаков. В этом комплексе, наряду с полуциркульными формами, вполне правильно подчеркнуть появление стрельчатой формы арок, как новшество по существу конструктивное и исторически характеризующее начало каменного строительства в данном крае. Совместное применение обеих этих форм вполне соответствует тому могучему течению в романской архитектуре, которое сказалось в наиболее активных центрах ее развития в XII в. и, в свою очередь, привело к новым конструкциям, блестяще осуществленным в готическую эпоху 2.
Воздействие романской архитектуры на далекие храмы русской области заставляет вспомнить о ее влиянии не только на строительство западных славян, но и южных. Возможно, что такое влияние отразилось и на греческой архитектуре того же времени. Смотря на фотографические воспроизведения Пантелеймоновской церкви в Солуни, легко заметить в очертании закомар, соответствующих ее главным коробовым сводам, ту же форму арок, как и в соборе Переяславля-Залесского 3. Это сходство само собою
Но эти вопросы должны в настоящей статье уступить место другим, возникающим при только что полученном выводе, а именно: 1) Отразилось ли появление стрельчатой формы арок в Переяславле-Залесском, исторически объясняемое в связи с западными влияниями, на последующих сооружениях Владимиро-Суздальского
1 В этой обработке при замене старых камней новыми под наблюдением И. В. Суслова их прежняя форма сохранена.
2 Viollet-le-Duc, ук. с , IX, 28 сл.
3 Rivoira, ук. с, I, 407, 441.
княжества и не стала ли она таким путем общей особенностью его зодчества в продолжении известного времени? 2) Если это так, то в каком соотношении эта форма должна быть поставлена с другой, отмеченной в начале настоящей статьи подковообразной формой в аркатурных поясах и карнизах тех же сооружений?
II.
Единственный материал, которым можно воспользоваться для выяснения первого вопроса, это фотографические снимки с памятников Владимиро-Суздальского зодчества. В известных рамках некоторые из них могут считаться документально достоверными для проверки тех зрительных впечатлений от формы арок, которые у меня остались в памяти и которые говорят о стрельчатых их очертаниях.
Пересматривая фотографии, которые воспроизводили интересующие меня части зданий достаточно фронтально, я остановился на одной, которая, насколько это осуществимо при фотографировании, была действительно фронтальной и позволяла анализировать форму кривых двух закомар с южной стороны Дмитровского собора во Владимире с достаточной точностью. Вертикальные линии здания на этой фотографии несколько сближаются в верхних их частях. Это, без сомнения, отразилось вообще на размерах по высоте, а в частности на расстоянии от линии пят арок до их верхних точек, иначе говоря на величине стрелок этих арок, которые стали меньше. Если стрелка арки превышает половину ширины арки, то мы можем уже решительно установить, что такая арка действительно повышенной формы по сравнению с полукруглой. На фотографии раккурс даже в случае равенства стрелки с половиной ширины арки будет свидетельствовать о повышенной ее форме при условии, что в размерах по горизонталям нет перспективных сокращений. В этом отношении выбранная мною фотография И. Ф. Борщевского (n° 273 на негативе) неудобств не представляла; арки на ней рисуются симметричной формы, симметрично на их осях располагаются окна, горизонтальные линии сохраняют свою параллельность и все это показывает, что заметных раккурсов в горизонтальных линиях здесь не наблюдается. Поэтому я смело взял эту фотографию за основу для проверки арок на чертеже, по ней сделанном (рис. 2). Некоторое затруднение было в установлении линии пят, но свои сомнения я устранил тем, что взял для них две линии: одну в плоскости стены, а другую в плоскости лопаток и на них подъискивал центры для кривых, лежащих в тех же плоскостях. Конечно, и при этом могли возникнуть сомнения в точности определения кривых по центрам, но только тогда, когда эти кривые заметно не отличались от полукруглой формы. В подобном случае, конечно, решающего значения они и не имели бы.
Поэтому, установив линию пят для внутренних очертаний закомар, проектирующуюся в плоскости стены, я перенес на чертеж кривую, сняв с фотографии кальку. Линию пят арки, лежащей в плоскости лопаток, я получил, учтя разницу в расстоянии между этими двумя арками на линии пят и в расстоянии между их верхними точками. Если при этом и была неточность, то она была сравнительно незначительной, принимая во внимание незначительность полученной разницы.
Для средней закомары чертеж дал соответствующую ей стрельчатую двуцентровую кривую с расстоянием между центрами равняющимся около 1/9 ширины арки, лежащей в плоскости лопаток, т. е. в более заметной для глаза форме, чем в арке Преображенского собора, где это расстояние равнялось только 1/14 ее пролета. По сравнению с фотографией начерченные кривые вверху имеют более заметный перелом, который в исполнении арки мог смягчиться при обтеске замкового камня.
Проверка кривых боковой западной закомары южной стены дала совсем иной результат. На чертеже получилась полукруглая форма. Только учитывая раккурс стрелки кривой, мы можем думать о действительной ее стрельчатой форме. Однако, не считая указанный раккурс сколько-нибудь значительным в данном случае и допуская возможность неточности в установлении линии пят, нельзя придавать ему решающее значение.
Разница в очертании этих двух закомар мне кажется устраняет всякое сомнение в стрельчатой форме средней. Ее наличие в Дмитровском соборе можно признать без колебаний.
Успешный результат этой попытки использования фотографий при определении формы кривых побуждает меня обратиться и к тому фотографическому материалу, который, хотя и не столь убедительно, но все-таки подтверждает существование стрельчатой формы в других закомарах Дмитровского собора.
Речь идет о прекрасных фотографических репродукциях древних архитектурных памятников Владимиро-Суздальской области в издании А. А. Бобринского «Резной камень в России»; к сожалению они не свободны от перспективных искажений. Зная, что стрельчатая арка уже обнаружена в среднем прясле южной стены и учитывая раккурсы, можно по ним все-таки судить об аналогично повышенных арках в других частях Дмитровского собора.
Сравнение материала, который здесь имеется, с рассмотренной фотографией южной стены уже убеждает нас в этом. Начнем с того, что южному фасаду соответствует северный и оба они в своих общих архитектурных очертаниях могут признаваться тожественными. На фотографии Борщевского n° 272 соответственно ранее рассмотренной воспроизведены средняя в западная закомары северного фасада. Она не фронтальна, но передает тот же стрельчатый характер кривой в средней закомаре, между тем как боковая кажется полуциркульной и такими же рисуются арки портала. Аналогичны между собою и с фотографиями Борщевского фотографические воспроизведения кривых в каждом прясле этих фасадов в издании Бобринского (табл. 12, 17): средние закомары кажутся несколько более тупыми стрельчатыми, западные — полукруглыми. Проверка циркулем это подтверждает, а для внутренней линии закомары в западном прясле южного фасада (табл. 12, р. 1), снятой довольно прямо, устанавливает форму близкую к полукруглой.
На этих таблицах найдем и объяснение применения этой формы, если обратим внимание на то, что эти фасады не симметричны и их восточные прясла ýже боковых. Повышение западных закомар могло бы неприятно усилить асимметрию. Напротив, повышение восточных было бы уместнее. На тех же таблицах обе последние рисуются довольно ясно стрельчатыми 1. Без сомнения, суждение современного архитектора о наилучшей обрисовке верхних частей в данном случае совпадает с расчетом на то же строителя XII в. Может быть, исходя из такого соседства полуциркульных арок со стрельчатыми, и явилось у строителей желание смягчить этот контраст округлением стрельчатой арки вверху, приближая ее к более привычной полукруглой форме.
Западный фасад собора, согласно плану вполне симметричный. На таблице 8-й он представлен вкось, но стрельчатые формы всех трех закомар чувствуются глазом несмотря на округленность их вверху. Отдельно фронтально вопроизведенные его прясла (табл. 9, р. 10) вполне это подтверждают. Повышение арок в угловых закомарах оправдывается здесь соседством с более широкими западными закомарами боковых фасадов и соображениями объясняющими повышение кривой в их восточных закомарах.
Закомары восточного фасада отчасти скрыты абсидами (табл. 14). Так как по ширине они вполне соответствуют закомарам западной стены, то естественно считать их тожественными с последними.
В конечном итоге об очертаниях закомар на всех фасадах Дмитровского собора с уверенностью можно сказать, что, за исключением полукружных западных закомар южного и северного фасадов, все прочие стрельчатой формы 2.
Не могу не прибавить, что осматривая собор на месте или разглядывая фотографические воспроизведения, я всегда испытывал какое то непонятное волнение, вызываемое завершающими его
1 На р. 1, т. 12 заметен даже угол, образуемый пересечением кривых вверху арки. Перелом чувствуется и в левой закомаре западного фасада на т. 10, р. 1.
2 С. О. Овсянников, один из исполнителей указанных выше в примечаниях чертежей Дмитровского собора, подтвердил в разговоре со мною, что кривые линии на фасадах и разрезах нарисованы ими по обмерам. При проверке циркулем очертаний закомар на этих чертежах получилось почти то же самое, что и при проверке по фотографиям: расстояние между центрами определяется в 1/11—1/9 ширины арки. Только очертание правой закомары на южной стене обрисовано кривой очень близкой к полукругу; но, судя по фотографии (альбом Бобринского т. 12, р. 3), эта кривая стрельчатая. В закомарах на чертежах наблюдаются незначительные отклонения от симметричной формы.
архитектурными линиями. Они, вопреки установившемуся представлению об их полукруглой форме, притягивали к себе внимание чем то своеобразным, еще не виданным и придавали особую элегантность и легкость стенам собора. Только теперь, вполне выяснив особенности очертания закомар, можно дать себе отчет в этой эмоциональной оценке архитектуры собора. Полуциркульная кривая по сравнению со стрельчатой кажется придавленной сверху. Смягчение угла, образуемого частями окружности, при их пересечении вверху, неизвестное в архитектурных памятниках, в которых стрельчатая форма обыкновенно применяется геометрически четко 1, придает то своеобразие закомарам, которое раньше мне было непонятно.
Такое же, впечатление оставляет западный фасад церкви Покрова на Нерли архитектура которой менее обременена скульптурными украшениями, чем Дмитровский собор. Рассмотрение ее воспроизведений в указанном выше издании А. А. Бобринского поэтому представляется любопытным. Судя по ним, можно установить и для нее те же особенности очертаний закомар, которые были отмечены в Дмитровском соборе.
Повышенная форма средней закомары на западной стене бросается в глаза; в сравнении с ней полуциркульная арка окна кажется сплюснутой (табл. 4, р. 3). На чертеже, сделанном мною для проверки, получилась стрельчатая форма с двумя центрами, расстояние между которыми равно 1/10—1/9 ширины арки (рис. 3). Правая и левая закомары на этой стене воспроизведены в раккурсе, затрудняющем проверку; тем не менее, их стрельчатая форма заметна.
Восточный фасад вполне отвечает по ширине закомар западному, поэтому сказанное о последнем относится и к нему. На северном и южном фасадах закомары соответственно плану очень резко отличаются по ширине. Средние из них гораздо шире боковых, а боковая западная шире восточной, при этом, судя по плану, средняя закомара гораздо больше средней на западной стене, что вызывается более широкой расстановкой столбов внутри церкви по направлению продольной оси плана. Может быть следствием этого явилась та близкая к полукруглой форма средних закомар на северном
1 Отступление от четкости геометрического построения замечается в Дмитровском соборе и в пересечении профилей с откосами над поясами. Вместо того, чтобы врезаться в них, как врезаются профиля у окон в слив под ними, эти профиля лопаются и сплющиваются, сливаясь с нижней линией откоса.
и южном фасадах, которая наблюдается в их воспроизведениях (т. 5 р. 1 и 2). Если примем во внимание раккурсы в вертикальном направлении, то и в этом случае повышение арок будет очень незначительным. Для суждения о боковых закомарах этих стен мы имеем воспроизведения, свидетельствующие о почти полукруглой форме для восточных закомар (т. 5, р. 5 и т. 7, р. 2) и, как кажется, очень тупой стрельчатой — для западных (т. 5, р. 9 и т. 3, р. 2).
Рассмотрение фотографических воспроизведений вполне подтверждает стрельчатую форму закомар в Покровской церкви. С небольшой разницей получается та же картина, как и в Дмитровском соборе: большинство закомар имеют стрельчатые слегка закругленные вверху очертания и только средние и восточные закомары на северном и южном фасадах рисуются полукруглыми. Приближение к указанной полуциркульной форме средних закомар объясняется особенностями плана. Как здесь, так и в Дмитровском соборе, факт распространения стрельчатой формы на боковые закомары весьма знаменателен.
Не сомневаясь более в существовании стрельчатой формы закомар церкви Покрова на Нерли, остается отметить важность ее появления в зодчестве Владимиро-Суздальской области гораздо ранее постройки Дмитровской церкви. Присутствие стрельчатой формы в этих двух архитектурных памятниках заставляет обратить особое внимание на Успенский собор во Владимире. Его более древнее ядро только на несколько лет старше Покровской церкви, а окружающие это ядро пристройки ближе по времени к Дмитровскому собору.
Было бы вполне последовательно допустить в каждой из этих, различных по времени сооружения, частей Успенского собора наличие той же стрельчатой формы, в существовании которой в Дмитровском соборе нет сомнений. Однако, имеющийся фотографический материал в пользу такого вывода ничего не дает: арки закомар кажутся полукруглыми. Остается их проверить новыми обмерами.
Сохранившиеся в первоначальном виде пристройки церкви в Боголюбове могут дать также материал для выяснения форм арок и сводов в этом раннем и единственном в своем роде сооружении изучаемого зодчества. Арки на его фасадах, судя по фотографиям, представляются полуциркульными.
Заканчивая обзор памятников, в которых можно было бы искать последующие отражения стрельчатой формы арок собора в Переяславле-Залесском, нельзя не упомянуть о церкви Бориса и Глеб в Кидекше. Построенная в 1152 г., она очень переделана внутри, но на своих фасадах хранит очертания первоначальных арок. Форма их, до сих пор точно не обмеренная, обещает дать драгоценный материал для сравнения с арками Преображенского собора, которые, возможно, были возведены немного позже.
Новые обмеры необходимы и для выяснения вопроса о форме внутренних арок и сводов во всех интересующих нас сооружениях и прежде всего в Преображенском соборе 1. Одно исследование кривых закомар ответа на него дать не может. Хотя средние закомары и находятся в связи с главными коробовыми сводами, а через них и с подпружными арками, тем не менее тожество их форм с закомарами еще не установлено. Что же касается боковых закомар, то в них никакой органической связи с очертаниями сводов быть не может. Об этом уже говорят самые планы храмов, оси угловых помещений которых обычно не совпадают с осями боковых прясел, а закомары, будучи декоративными, не отвечают сводам. Конечно, и при этом вероятность предположения об однородности кривых закомар с кривыми сводов и внутренних арок остается не поколебленной, но для определения формы последних это недостаточно и вопрос о ней остается открытым.
Тем не менее, это не должно нас останавливать при ответе на поставленный вопрос об отражениях стрельчатой формы арок собора Переяславля-Залесского в последующих за ним сооружениях. Это отражение нами уже установлено для двух построек, стиль которых, еще новый для края в 1152 г., развился и определился. Считать форму их закомар за позднюю нет оснований. Рисунки, воспроизведенные в упомянутом в начале этой статьи труде Л. А. Мацулевича, свидетельствуют о том, что закомары до реставрации собора в 30-х годах прошлого века сохранились в целости. Перекладка их при этой реставрации из одноцентровых в двуцентровые совершенно невероятна, как усложняющая работу; правдоподобнее было бы обратное. Предположение о случайном происхождении такой правильной формы, притом в нескольких случаях, также неприемлемо. Не могли они существенно измениться и при замене разрушенных их частей новым камнем; при этой
1 На указанных выше в примечаниях чертежах Дмитровского собора очертания арок, коробовых сводов и их шелыг настолько неправильны, что наводят на мысль об их деформациях. Внутренняя линия купола показана повышенной, тупо-стрельчатой формы на поперечных разрезах, на продольной верх её слегка округлен.
замене только возможно допустить смягчение стрельчатой формы в замке. Следовательно, сооружение Дмитровского собора в конце XII в. позволяет сказать, что эта форма во Владимиро-Суздальском зодчестве пребывала по крайней мере около полустолетия и может считаться областной его особенностью.
III.
После всего сказанного о стрельчатой форме арок факт появления во Владимиро-Суздальском зодчестве подковообразных арочек в поясах и карнизах, факт сам по себе не лишенный значения, становится особенно интересным.
Раньше, чем говорить о том, в каком отношении подковообразные арочки стоят к формам этого областного зодчества, составляющим его особенность и свидетельствующим о романском влиянии, следует выяснить время и место их появления.
Появляются они в аркатурах поясов и карнизов, следовательно, в эпоху развитого стиля. В наиболее древних аркатурах Боголюбского храма форма арочек неизвестна 1. В пристройке к нему на чертежах Рихтера арочки показаны полукруглыми; фотографии это подтверждают. В древней части Успенского собора во Владимире они неизвестны. Сохранившиеся вполне наиболее древние аркатуры с подковообразными арочками находятся в церкви Покрова на Нерли, построенной несколько лет спустя после Успенского собора.
В упомянутом выше издании А. А. Бобринского имеются четко воспроизведенные детали аркатурных поясов и карнизов. При их рассмотрении наглядно выясняется эволюция формы их арочек, начиная со времени постройки князем Андреем Боголюбским Покровской церкви на Нерли. В ней при наличности стрельчатых закомар в первый раз видим подковообразную одноцентровую арочку, неизменно повторяющуюся, как в аркатурах, опоясывающих здание с трех сторон, так и в карнизах алтарной части. В аркатурах пристроек Всеволода к Успенскому собору во Владимире все арочки строго полуциркульные; такими они показаны и на чертежах по его реставрации. Здесь стрельчатых арок закомар отмечено нами не было, равно как и в арках пристроек церкви в Боголюбове, аркатуры которых на фотографиях рисуются полу-
1 Л. Мацулевич, ук. с, 297. А. Некрасов, ук. с. № 5—6, 37.
циркульными. В Дмитровском соборе наблюдаются и стрельчатые закомары и непрерывный ряд подковообразных арочек, но почему то только в алтарных карнизах 1. В поясах их заменили также повышенные, но полуциркульные арочки. В Суздале, в соборе 1222 г. снова в аркатурах появляется полукруглая форма, а затем в Георгиевском соборе Юрьева Польского и трехлопостная одновременно с килевидными закомарами его папертей. Как будто в этой эволюции декоративной арочки уже намечается какая то связь со стрельчатой формой арок. Считать поэтому появление в аркатурах трех этих форм, т. е. полуциркульной, с повышением центра и подковообразной, единичным и случайным не представляется вероятным. Они все три должны вместе войти в историю Владимиро-Суздальского зодчества и, надо думать, их соотношение будет не раз обсуждаться в более широком освещении, чем я мог бы сделать в настоящий момент. Но попытка выяснить насколько подковообразная арочка допустима среди элементов характеризующих, хотя бы отчасти, это областное зодчество, как романское, или она им абсолютно чужда, не представляется излишней.
Поэтому, не пытаясь исчерпать все вопросы, которые могли бы возникнуть в связи с предположениями об ее происхождении, я намерен здесь ограничиться только одним — насколько появление подковообразной арки допустимо в комбинации тех византийских и романских воздействий на древнее русское зодчество, которые отрицать нельзя. С этой точки зрения я укажу на соответствующие примеры, приводимые в истории романской архитектуры, а также и эпохи ей предшествовавшей. Как Ривоира, так и Катанео в своих трудах по этому предмету уже упоминали о появлении подковообразных арок в европейском искусстве. Под каким воздействием они там появились — это для нас не так важно, как вопрос о том, могли ли они придти с запада в Суздальское княжество.
В произведениях декоративной скульптуры подковообразная арка на почве Европы встречается очень рано. Ривоира дает ее образчик на саркофаге III или IV в. н. э., хранящемся в вилле Маттеи в Риме 2. Здесь мотив раковины внутри арки говорит об античных традициях в раннем христианском искусстве. Сама раковина, так часто встречающаяся в арочках саркофагов этого вре-
1 Их аркатуры от пристроек не страдали, чего нельзя сказать об аркатурах на стенах собора.
2 Rivoira, ук. с, I, рис. 297.
мени, в данном случае вызвала подковообразную форму обрамляющей ее арки (рис. 4). Это объяснение происхождения подобной формы не исключает и другое, а именно из обычной полукруглой арки, центр которой выше пят; смелый размах циркуля при ее построении превращает эту форму в подковообразную, которая могла понравиться мастеру и войти в обиход. Это можно подтвердить сравнением рисунков полокотных преград VIII—IX вв., которые приводит Ривоира 1.
Катанео дает один образец подковообразной арки IX—X вв. на более древнем саркофаге VI—VII вв. из церкви св. Аполлинария близь Равенны и другой — на плите очень изящного византийского стиля, хранящейся в баптистерии св. Марка в Венеции и относящейся к 829 году 2.
На другом конце Европы чрезвычайно интересный пример декоративной подковообразной арки встречается в русско-византнйской, по определению проф. Арне, росписи одной церкви на о. Готланде. Такие арки, опирающиеся на колонки, обрамляют изображения святых и очень близко напоминают подобные обрамления внутри Георгиевской церкви в Ладоге, арки которых несколько меньше полукруглых 3, а также росписные обрамления Успенского собора во Владимире.
Для начала XI в. можно указать на часть золотого престола (1014—1024 гг.) из собора в Базеле, хранящуюся в музее Клюни: в аркатуре, ее украшающей, все арки подковообразные 4. Такие же арочки видим на камне, перекрывающем дверь в церкви Germigni-des-Prés 5.
В области применения подковообразной арки в архитектуре предроманской эпохи можно сослаться на очень известную церковь Germigni-des-Prés начала IX в. Одноцентровая подковообразная линия характеризует не только ее арки, но и очертания выступов плана, как снаружи, так и внутри их 6.
К романско-норманскому стилю относятся подковообразные арки церкви аббатства Bernay 1013 г. Эта форма ясно выражена в ар-
1 Там же, рис. 211, 215, 268, 269. Объяснение происхождения конструктивных подковообразных арок см. у A. Choisy, Histoire de 1'arctritecture, II, 91.
2 R. Cattaneo, L'architecture en Italie du VI au XI siècle, рис. 105 и 146.
3 Т. J. Arne. Det stora svitiod, рис. 9 и 10. Бранденбург, Ст, Ладога, табл. 87.
4 A. Michel, Histoire de l'Art, т. I. 2, p. 455.
5 Ук. с, р. 321.
6 Rivoira, ук. с. 1, рис. 292, 294.
ках на месте пересечения трансепта с главным нефом и отмечается для арок, прорезывающих боковые стены последнего 1.
Все три портала XII в. церкви St. Gilles (Gard), отличающиеся не только скульптурными украшениями, но и ясно выраженной подковообразной формой своих арок, говорят о сирийском влиянии на романскую архитектуру южной Франции 2.
Подковообразную форму арочек в двойном окне дает Ривоира для одной итальянской церкви IX в. 3.
Примеры, говорящие о том, что подковообразная форма арок была уже известна и применяема в искусстве Западной Европы, начиная с III—IV вв. н. э. вплоть до появления романского стиля, позволяют сделать заключение, что она не может считаться чуждой последнему. Этим определяется ее отношение не только к аркатурам романского типа, но и к стрельчатой форме арок Владимиро-Суздальского зодчества.
Каким путем появились в этом крае стрельчатая и подковообразная формы арок, говорить еще рано. Надо подождать того времени, когда вопросы о происхождении прочих особенностей Владимиро-Суздальского зодчества и его скульптурных украшений будут выяснены в большей мере. В данном случае первоочередной задачей я считал выяснение отношения форм арок к тем элементам архитектурного стиля, которые в зодчестве Владимиро-Суздальского княжества не без основания считаются романскими. Такого комплекса
1 Там же, II, рис. 83.
2 Revoil, ук. с, II, табл. 59, 60, 61.
3 Церковь S. Maria della Cella в Внтербо (ук. с, I, рис. 361).
стилистических архитектурных форм, который наблюдается в сооружениях рассматриваемого края, нам не дает ни зодчество Византии и Кавказа, ни средневековое зодчество ближнего востока. Поэтому я не вдавался в обсуждение общих вопросов о следах восточных влияний в романской архитектуре запада и во Владимиро-Суздальской. Высказанными соображениями о близости последней к романской, конечно, не исключаются черты самобытности, ее оживляющие. Каменные сооружения северо-восточной Руси не бесплодные копии с какого-то оригинала. В этом отношении наряду с ними стоят и современные им кирпичные храмы XII в. южной и западной Руси, которые одинаково хранят тот же отпечаток западных влияний. Не чужда им и русская архитектура той же поры на северо-западе. Теперь уже стало возможно утверждать, что к общеевропейскому и мировому развитию архитектуры приобщается в XII в. и русская через воздействие на нее не только византийской, но и романской.