А. Г. Герцен
Русско-византийский диалог, зачатки которого отмечаются уже во второй половине IX века (а первым мощным аккордом стал корсунский поход князя Владимира и последовавшее за ним крещение Киевской Руси), продолжался более полутысячелетия. Важную роль в его поддержании сыграл византийский город на крымской земле Херсон, античный Херсонес. Меньше известно о другом посреднике в этом диалоге - княжестве Феодоро и его столице Мангупе. Они не обозначены ни на одной современной политической карте, потому что более полутысячелетия назад сошли с исторической арены, став жертвой завоевателей. Однако интерес к их истории не ослабевает, и не только у профессиональных исследователей, но и любителей старины, хорошо знающих, что в Крыму есть не только Южный берег с дворцами былой русской аристократии и дачами буржуазии, и не только песчаные пляжи Евпатории и Феодосии.
В юго-западной части Внутренней гряды Крымских гор, на ее отрезке между Симферополем и Инкерманом есть страна "пещерных городов", ярких памятников средневековой эпохи, но Мангуп обладает среди них особой притягательной силой. Трудно определить, что именно впечатляет здесь, то ли трагическая судьба небольшого христианского государства, возникшего и существовавшего в сложной, быстро менявшейся обстановке средневекового Причерноморья, то ли загадочность, неясность ряда существенных моментов его истории, героическая неравная борьба с могущественным противником. Однако, пожалуй, самое сильное впечатление оказывает ландшафт страны, и в особенности ее столицы, руины которой находятся на живописном плато. Сюда пока еще не вторглась современная индустриальная жизнь. С вершины горы можно долго всматриваться в изумительную панораму гор от Сапун-горы, военного ключа к Севастополю, на западе и до отрогов Долгоруковской яйлы на востоке. Доминирует в этом секторе обзора величественный Чатыр-Даг, обычно даже в ясную погоду подернутый дымкой. В центре панорамы тянется цепь плавно очерченных вершин Главной гряды, на которой белыми точками просматриваются купола радаров на Ай-Петринской яйле. Перед нами большая часть страны, управляющейся владыками Мангупа. Скрытыми от взора остаются Южный берег, земли которого, кроме узкой прибрежной полосы, также входили в состав Феодоро, но в то же время являлись предметом притязаний со стороны генуэзцев, контролировавших все южное и юго-восточное побережье полуострова и видевших в княжестве своего главного соперника. В ночное время с южного обрыва Мангупа, на многокилометровом пространстве, как и тысячелетия назад, не просматривается ни одного огонька и лишь изредка блеснут фары запоздавшей машины. А в прошлом столь же зыбкими виделись отсюда чабанские костры на полянах и безлесных склонах яйл.
Давно уже Мангуп стал местом паломничества любознательных людей. Они говорят на разных языках, по-разному скроено их сознание и боги у них разные, но всех их неизменно охватывает чувство восхищения и благоговения, и они находят такие слова, чтобы выразить свои чувства, что они остаются в памяти потомков навеки. В 1666 году на вершину Мангупа поднялся турецкий путешественник Эвлия Челеби, объездивший до этого полмира и много чего повидавший, но и у него нашлось немало восхищенных слов для описания крепости, бывшей в то время уже далеко не в расцвете: "Это высокая, достигающая небес крепость на белом скальном выступе... раскинулась эта скала, как плоская равнина, поросшая травой и тюльпанами, а вокруг нее зияют пропасти глубиной в тысячу аршин - настоящие бездны ада!.. Аллах создал эту скалу для того, чтобы она стала крепостью... На блестящих скалах свили себе гнезда соколы, коршуны, ястребы и коричневые орлы. Если крикнуть в тех долинах, которые раскинулись у оснований обрывов, горы гудят непрерывно полчаса, словно гром, а человека охватывает невыразимый страх и удивление".
А вот слова английского путешественника Э.Кларка, сказанные об этом же месте в конце XVIII века: "Ничто, в какой бы то ни было части Европы, не превосходит ужасающей величественности этого места". Вторит ему российский романтик И.М.Муравьев-Апостол, побывавший на Мангупе во время путешествия по Тавриде в 1820 году.Восхитившись красотами гор и развалин, поразмыслив о загадках истории этого места, он восклицает: "Что же такое Мангуп? Отчаяние мое. Выезжать же из него скорее, ибо ничего нет досаднее, как неудовлетворенное любопытство".
Удовлетворять любопытство почтеннейшей публики взялись археологи, разочарованные скудностью сведений в сохранившихся письменных источниках. Первым среди них отправился на Мангуп в год начала Восточной войны (1853), больше известной как Крымская, граф А.С.Уваров, патриарх российской археологии. Однако результаты его недолгих раскопок были весьма скромными. Затем в конце XIX и начале ХХ века еще дважды предпринимались археологические исследования, увы, не доведенные до завершения, потому что были избраны для них объекты весьма масштабные: большая базилика, караимская синагога, княжеский дворец, цитадель. Кстати, до сих пор экспедиции Симферопольского и Уральского университетов, работающие здесь, продолжают идти по следам предшественников, завершая начатое ими, исправляя их огрехи.
Сейчас выяснено, что освоение плато человеком началось еще в IV-III тысячелетиях до новой эры, но до середины III века новой эры археологические находки крайне скудны, что объективно отражает слабую заселенность плато, точнее, эпизодическое его посещение охотниками либо небольшими группами пастухов.
Во второй половине III века в Таврику вторгаются племена германцев, среди них наиболее активными были готы. Вероятно, вместе с ними на полуостров с территории Северного Кавказа пришли ираноязычные аланы. Пришельцы разгромили позднескифское государство, на Керченском полуострове подчинили Боспорское царство, в юго-западной части Крыма от них, не без помощи римских войск, сумел отбиться Херсонес, основанный греками еще в V веке до новой эры. В дальнейшем, как известно, этот город играл важную роль в распространении на местное население политического и культурного влияния Византии. Гуннское вторжение около 375 г. способствовало сближению перед лицом общей опасности обосновавшихся в предгорьях варваров, готов, аланов и византийского Херсона. Между ними устанавливаются союзнические отношения. При императоре Юстиниане I (527-565) сооружаются приморские укрепления, Алустон и в Гурзувитах, возводятся "длинные стены", перекрывшие важнейшие горные проходы, ведущие к Херсону, в тылу у них начинается строительство мощных опорных крепостей, в которых могло в случае опасности укрываться население со своим имуществом. Угроза, вынудившая пойти на столь значительные оборонительные мероприятия, исходила от Тюркского каганата, владения которого достигли в это время Приазовья.
Вероятно, на этой укрепленной территории, названной византийским историком Прокопием Кесарийским страной Дори, а позднее Готией, главной крепостью был Дорос, упоминаемый в источниках VII-VIII веков, с наибольшими основаниями отождествляемый с Мангупом. Крепость представляла великолепное творение природы и человеческого мастерства. При ее создании были учтены все естественные преимущества места: изолированное плато с плоской поверхностью, крутые обрывы высотой до 70 м, образующие большую часть его периметра, наличие воды. Стены сооружались лишь в доступных для подъема местах, в основном это были три ущелья, прорезающие северную часть массива, и отдельные расселины в других местах. Общая площадь крепости достигала почти 1 км2.
В центре плато была возведена одна из крупнейших христианских базилик в раннесредневековой Таврике. Внутренний ее объем делился на три нефа, разделенных рядами колонн, венчавшихся резными капителями из проконесского мрамора, полы были вымощены многоцветными мозаичными узорами, а стены покрывали фресковые композиции. Базилика не раз за время существования поселения обращалась в руины то завоевателями, то подземной стихией, за средневековый период случилось не одно катастрофическое землетрясение.
В конце VIII века захват Дороса хазарами вызвал выступление христианизированных готов и аланов под предводительством епископа Иоанна Готского, впоследствии причисленного православной церковью к лику святых за его решительное противостояние иконоборческой политике императорской власти. Хазарское владычество здесь продолжалось более полувека, затем Византия восстанавливает свое влияние, создав военно-административное подразделение, фему, во главе с Херсоном. После похода Владимира Таврика испытала сильнейшее потрясение, возможно, в буквальном смысле. Археологические раскопки показывают, что на рубеже Х и XI веков целый ряд поселений претерпевает разрушение. Не исключено, что причиной этого стало катастрофическое землетрясение. В середине XI века в степях между Крымом и Русью был вбит половецкий клин. Практически весь полуостров, включая южное побережье, оказался под властью половецких ханов. В начале XIII века крестоносцами был взят и разграблен Константинополь. Только в 1261 году была восстановлена Византийская империя, последней императорской фамилией в которой стали Палеологи. Крымские владения Византии тем временем успели перейти к Трапезундской империи, в которую теперь стекались подати из Готии. Ситуация еще более усложнилась с приходом в 1223 году татаро-монголов, разоривших богатый торговый город Судак. К середине XIII века уже существует Крымский улус Золотой Орды с наместничеством в новом городе Крым или Солхат (современный г.Старый Крым). В 60-х годах на побережье появляются генуэзцы, получившие от византийского императора Михаила VI Палеолога право монопольной торговли на Черном море, впрочем, позже сюда же были допущены и их главные конкуренты - венецианцы, обосновавшиеся в Судаке. Столицей генуэзских колоний становится Кафа, выросшая на развалинах античной Феодосии и вскоре превратившаяся в один из крупнейших городов Причерноморья, важнейший узел торговли между Востоком и Западом, перехватившая эти функции от угасавшего Херсона, бывшего главным средоточием греческой средневековой культуры на полуострове. К этому времени население, обитавшее на его периферии, потомки завоевателей, готов и аланов, растворившие в своей среде осколки других этносов, благодаря культурному, идеологическому и политическому влиянию Византии уже стало неотъемлемой частью средневекового греческого христианского мира. Не случайно, именно в юго-западной части полуострова, оказавшейся несколько в стороне от описанных событий, создались условия для формирования особого этнополитического организма - княжества Феодоро, оставившего яркий след в истории Крыма. Оно обосновалось на стыке великой средиземноморской греко-римской цивилизации, наследницей которой была Византия, и не менее великого и своеобразного мира кочевников евразийских степей, в котором не раз начинался, проходя ряд стадий, но не получая завершения, процесс оседания, получивший образное определение как путь от "кочевий к городам". Однако культуру и этнический состав населения княжества в большей степени определял поздневизантийский фактор. Это проявлялось не только в абсолютном доминировании греческого языка и православия, но даже в местоположении столицы, унаследовавшей юстиниановскую крепость, в пределах которой с большим запасом свободной площади разместился город, выше всех в Крыму поднявшийся к облакам. Несмотря на то, что крепостные стены имели к тому времени уже семивековой возраст, лучшего варианта их размещения и конструкции придумать было невозможно, требовался лишь ремонт и дополнение в виде второй линии обороны, имевшей более организационное значение, как зримая граница городской застройки. Была также возведена цитадель на крайнем северо-восточном мысу, самой природой подготовленного как лучшее место для кремля.
О дате и об
В Крыму, в силу обособленного географического положения и его роли в транзитной, буквально "межцивилизационной" торговле, все эти тенденции были выражены особо четко. Еще в конце XIII века полуостров испытал всю тяжесть внутриордынской усобицы, когда рейд орды эмира Ногая привел к разорению наиболее значительных городов. Вероятно, это событие стимулировало объединение христианского грекоязычного населения под властью какой-то провинциально-византийской артистократической фамилии, возможно трапезундского происхождения. В период, когда Орда переживает "великую замятню", главы крымских феодальных владений совместно выступают в военном конфликте против литовского князя Ольгерда и терпят от него поражение в битве на Синих водах (р.Синюха, левый приток Южного Буга) 1363 года. Незадачливых противников Ольгерда летописи называют ханами солгатским (солхатским), киркельским (Кырк-Ор - название крепости Чуфут-Кале до XVII века) и манлопским, имя последнего, Дмитрий, явно указывает на его христианское происхождение. О том, что именно Мангуп становится в это время объединительным центром для средневекового греческого населения, свидетельствует надпись на камне, обнаруженная в начале нашего века при раскопках большой базилики. В ней прямо говорится о восстановлении в 1362 году Феодоро и строительстве некоей Пойки, под которой, скорее всего, следует понимать цитадель города. Это первое упоминание названия, под которым в дальнейшем будет фигурировать княжество и его столица. Гораздо реже будет употребляться топоним "Мангуп" в различных вариантах. Его, кстати, предпочитали в московских документах. Общеупотребительным последнее название крепости становится только после 1475 года, когда крепость перешла в руки турок.
В середине 90-х годов XIV века Крым оказался втянутым в грандиозную междоусобицу Тохтамыша и Тимура. Юго-западная часть полуострова подверглась разгрому, сопоставимому с тем, который учинил здесь столетием раньше Ногай. Теперь главный удар пришелся по столице княжества Феодоро, обращенной в руины.
В начале XV века она вновь возрождается, княжество входит в последний период своего существования и одновременно расцвета и наибольшей известности. Его границы на восток простирались до Алушты. Правда, побережье оставалось под властью враждебных генуэзцев. На севере река Бельбек была рубежом с владениями Золотой Орды, а с 40-х годов обособившегося от нее Крымского ханства. С последним у Феодоро были союзнические отношения. Общая численность населения княжества достигала 150 тысяч человек. При князе Алексее, правившем в 20-х - 30-х годах, особенно пышно, в духе провинциально-византийского зодчества, отстраивается столица. В ней фактически заново возводятся базилика и дворец, существенно реконструируется цитадель.
Отнюдь не случайно Феодоро попадает в поле зрения московской дипломатии. Иван III искал не только военных союзников в борьбе за объединение государства. Для него весьма важным было идеологическое и юридическое обеспечение этого процесса. После падения в 1453 году Константинополя маленькое христианское княжество в далеком Крыму было последним осколком Византии на Черном море. С гербов его правителей, вознесенных на башни казавшихся неприступными крепостей, на пришельцев презрительно косился двуглавый орел, перелетевший сюда, вероятнее всего, в результате удачной женитьбы одного из князей на невесте из обширного семейства Палеологов. В 1472 году Великий князь Московский связал себя узами брака с Софьей Палеолог, племянницей последнего византийского императора Константина XI, изрубленного на куски турецкими ятаганами при отчаянной обороне обреченного "Второго Рима". В ее свите, торжественно явившейся жениху, находился представитель мангупского княжеского рода, Константин, впоследствии принявший постриженье под именем Кассиана и основавший в Москве известный Кассианов монастырь. Не им ли была подана мысль об упрочении связей с византийской династией через Крым? К тому же при княжеском дворе еще с конца XIV века обосновались греческие князья, ставшие родоначальниками рода Головиных, прибывшие из своих утраченных вотчин, среди которых называется и Мангуп. Фамилию эту традиционно выводят из византийского аристократического рода Гаврасов, от которого, возможно, отпочковалась правившая Феодоро династия. Возможно, эта эмиграция в Москву состоялась в результате упоминавшегося выше разгрома, учиненного на полуострове войском Тимура. Так что обратить внимание Великого князя на юг было кому.
Первое посольство в Крым под началом Никиты Беклемишева состоялось в 1474 году. В его задачу входило не только установление дипломатических отношений с молодым ханством, но и посещение феодоритского князя Исаака, или Исайко, как именовали его в Москве. Велись переговоры о выдаче мангупской княжны за царевича Ивана, сына от первой жены Ивана Васильевича Марии, дочери тверского князя Бориса Александровича, умершей в 1467 году. Судя по дошедшим документам, препятствий для этого союза не было, кроме злого рока.
Посольству Алексея Старкова, прибывшему на следующий год, поручено было вести переговоры о приданом и прочих деликатных вещах, однако попасть на Мангуп ему было не суждено. Город с июля находился в тисках турецкой блокады, вырваться из которой никому из княжеского семейства не удалось.
Осада продолжалась полгода и развивалась по сценарию, разыгранному за двадцать два года до этого под стенами столицы Византии, продержавшейся всего два месяца. Тогда очевидец событий лаконично определил главную, по его мнению, причину успеха турок: "Пушки решили все". Слова эти полностью применимы и к происходившему под Мангупом. Две тяжелые осадные пушки с дистанции около 200 м метали гранитные ядра диаметром 42 и 35 см, весом соответственно 100 и 65 кг. Ужасающий их грохот имел и огромный психологический эффект. Ведь об этом новейшем по тем временам оружии большинство феодоритов знали только понаслышке. Тем не менее город сопротивлялся. На помощь ему накануне осады прибыл отряд из трехсот валахов, направленный господарем Молдавии Стефаном III, ведь последний мангупский князь Александр, незадолго до этих событий взошедший на престол, приходился ему шурином: в 1472 году состоялся брак Стефана с княжной Марией Мангупской. Она всего на два года пережила гибель своего родного города. Намечался также оборонительный союз с венгерским королем. Были на стенах среди защитников и москвичи. Так, среди погибших оказался правнук основателя рода князя Степана Васильевича Головина, князь Иван Владимирович, отправившийся в 1475 году на поклонение Гробу Господнему в Палестину и заехавший навестить родственников на Мангуп. Город отбил пять штурмов. Не раз под обстрелом защитникам приходилось латать бреши, пробитые ядрами в византийских, без малого тысячелетнего возраста, стенах. Турецкие источники глухо свидетельствуют о том, что только хитростью - притворным отступлением - удалось выманить осажденных и на их плечах ворваться в город. Еще некоторое время держалась цитадель, против которой туркам пришлось также применить артиллерию. Потом была резня, следы которой - массовые захоронения в большой базилике, превращенной тогда, по сути, в мемориал. На три столетия бывшая столица православной Таврики превратилась в турецкую крепость, оставленную гарнизоном после 1774 года, когда Кучук-Кайнарджийский договор подвел итог российским победам над османской армией на Дунае и вывел Крымское ханство из вассальной зависимости от Стамбула.
Падение Мангупа с горечью было отмечено в русских летописях. Особенно об этом заговорили в период военных действий Ивана III на Угре. Имя мужественного княжества звучало как предостережение перед опасностью продления ордынского владычества на Руси и как пример, который должен был вдохновить в освободительной борьбе.
Трагической была участь мангупских династов. Мужчины, за исключением младенцев, были казнены, женщины, в том числе и невеста, имя которой осталось неизвестным, канули в лабиринтах султанского гарема. Состоявшийся брак княжича Ивана был все же династическим и опять-таки на южном направлении московской политики: в 1483 году он получил в жены Елену, дочь Стефана III от первого брака с Евдокией, сестрой киевского князя Семена Омельковича. Марии Мангупской к тому времени уже не было в живых, она была похоронена в монастыре Путна, где сохранилась надгробная пелена с изображением княгини в полный рост, с надписями и гербами Палеологов и Асанов, отражающими ее родословную.
Малолетние отпрыски мангупской княжеской семьи, которым была сохранена жизнь, заплатили за это сменой веры, но в прозвищах их осталась память об их реальной Родине. В 1512 году к Василию III в качестве посла был направлен султаном Селимом I некий Камал, князь Мангупский, ранее, как отметили в Москве, носивший прозвище Феодорит. А в 1522 и 1530 годах уже Сулейману Великолепному, супругу небезызвестной Роксоланы, в качестве посла служил князь мангупский Скиндер (Александр). Возможно, это действительно были отуреченные потомки правителей Феодоро, ставшие поданными стамбульских владык.
Только в 1497 году впервые на государственном гербе Третьего Рима распростер крылья двуглавый орел, но будем помнить, что почти столетием ранее он свил гнездо на крымской земле, в маленьком государстве, озаренном славой и величием Восточной Римской империи, с достоинством и честью сражавшимся с непомерно более сильным врагом и заслужившим вечную память и уважение тех, кто на этой земле был, есть и будет.