Елена Олеговна Романова
Памяти Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II (Ридигера. 1929–2008)
5 декабря 2013 года исполняется пять лет со дня кончины Патриарха Московского и всея Руси Алексия II. Восемнадцать лет его пребывания на престоле Московских первосвятителей (1990–2008) по праву считаются временем возрождения и расцвета Русской Православной Церкви. Деятельность Патриарха Алексия II была невероятно многогранна, о ней много написано, но сейчас хочется напомнить прежде всего о зримом возрождении Церкви в те годы — по благословению Святейшего по всей стране возрождались из руин и строились заново тысячи храмов. На конец 2008 года храмов и часовен в Москве насчитывалось 872. В 1990 году, когда приснопамятный Патриарх Алексий возглавил Русскую Православную Церковь, в столице было лишь 40 храмов, из них 15 действующих. Число же храмов Московской Патриархии за это время возросло с 7000 до 300001.
Москвичи прекрасно помнят, как ежегодно в дни пасхальных торжеств или накануне, в Великую Субботу, Патриарх обязательно посещал один из московских храмов, часто служил в дни престольных праздников, и прихожане всегда старались узнать, в каком храме состоится патриаршее богослужение, чтобы помолиться вместе с предстоятелем Русской Православной Церкви и получить его благословение. Патриарх Алексий II освящал многие воссозданные храмы. Твердая уверенность Святейшего в возрождении веры в России поддерживала строителей и храмоздателей в их нелегких трудах. Об этом, в частности, не раз вспоминали участники воссоздания московского храма Христа Спасителя в 1990-х годах, когда личное присутствие Его Святейшества на строительной площадке вдохновляло людей. Среди церквей Москвы редки те, история возрождения которых не связана с именем Патриарха Алексия II. Невольно напрашивается параллель его деятельности по восстановлению храмов с деятельностью митрополита Московского святителя Филарета (Дроздова), лично освящавшего чуть ли не каждый московский храм, восстановленный после разрушения войсками неприятеля во время Отечественной войны 1812 года. И сегодня уже видится промыслительным тот факт, что одно из своих последних богослужений — 2 декабря 2008 года, за три дня до ухода из жизни — Патриарх Алексий II совершил перед мощами святителя Филарета в храме Христа Спасителя.
Издавна во всех российских городах духовная жизнь строилась вокруг монастырей и приходских церквей. Каждый квартал Москвы с населением 200–1000 жителей имел свой приход и, соответственно, свой храм. Всю жизнь человек был связан именно с этим храмом — там его крестили, венчали, отпевали… Хотя на Руси всегда строилось огромное число храмов, ни один не был похож на другой, даже если их возводили по «типовому» проекту в начале XX века. Происходило это в первую очередь благодаря особому в каждом случае наружному убранству церквей и разным с архитектурной точки зрения колокольням. Но очевидно, что данное обстоятельство обусловлено и удивительной способностью храма «вживаться» в окружающее пространство, с момента своего создания становясь точкой отсчета в любом месте, какие бы уродливые и суетные сооружения его ни окружали.
Храм является свидетелем прошедших времен и несет на себе отпечаток духа тех, кто молился в нем. История каждого храма неразрывно связана с историей страны, города и его жителей. Храмы возводились как в честь важнейших событий в жизни нашего государства — побед русского воинства, венчания на царство самодержцев, рождения наследников престола, так и в ознаменование событий в жизни рядовой семьи — в память усопших родителей, в благодарность тому или иному святому, по обету… По тем же причинам прихожане благоукрашали свой храм, делали вклады на его переустройство и обновление, на сооружение новых иконостасов, украшение особо почитаемых икон.
В соответствии с исконной московской традицией, каждая городская улица в перспективе вела к храму, место для которого выбирали, как говорится, на века. Когда началась эпоха каменного строительства, чаще всего храмы возводились взамен обветшавших деревянных на том же самом месте; или зачастую прежний деревянный храм не разбирали, использовали его как часовню, а рядом сооружали каменную церковь. Если же все-таки разбирали, то устанавливали памятные столбы-каплички с именами приделов прежнего храма. Так или иначе, память о храме бережно сохранялась.
* * *
В 1920–1930-х годах многие церкви в нашей стране были закрыты, разрушены, перестроены до неузнаваемости. В начале 1990-х уцелевшие храмы стали возвращать Русской Православной Церкви. Часто это были уже руины или отдельные части храмовых зданий в аварийном состоянии. Приходилось не только изыскивать огромные средства на их восстановление, но и вести кропотливую работу в архивах в поисках исходных чертежей.
Храмовые строения, которые хоть как-то сохранились, ныне восстановлены, некоторые воссозданы «с нуля» на своем историческом месте, как, например, храм Христа Спасителя или собор Рождества Пресвятой Богородицы Зачатьевского монастыря. Одновременно возводятся новые храмы — в основном в районах новостроек. За последние десятилетия Москва вобрала в себя многие близлежащие села, где церкви были большей частью уничтожены. Поэтому сегодня в историческом центре столицы расположено подавляющее число храмов, а в «спальных районах» их крайне мало. Если посмотреть на город с высоты, то в центре золотые купола будут сливаться в единое сияние, которое постепенно рассеивается по мере выхода за пределы Садового кольца, а ближе к окраинам можно увидеть лишь его отдельные «всполохи».
* * *
Храмовое строительство, как и христианская вера, пришло к нам из Византии. Казалось бы, древнерусские церкви должны повторять византийские. Однако испокон веку на Руси наряду с храмами канонических форм существовали самобытные — деревянные и каменные. Главное внешнее различие между византийскими и русскими храмами — венчающие главы. В древней Византии в качестве купола использовалась полусфера — порой огромного размера, как на храме Святой Софии в Константинополе. На Руси же с самого начала предпочтение было отдано сначала «шлему», а потом «луковице». «Наша отечественная «луковица» воплощает в себе идею глубокого молитвенного горения к небесам, через которое наш земной мир становится причастным потустороннему богатству. Это завершение русского храма — как бы огненный язык, увенчанный крестом и к кресту заостряющийся»2.
Своеобразной и неповторимой чертой наших храмов является их многоглавие. По мнению архитекторов и исследователей древнерусского искусства М.
С конца XV века на Руси начинает появляться все больше шатровых храмов. Основанием такого храма служит четверик — квадрат, переходящий в восьмигранный шатер, постепенно суживающийся кверху. Переходит квадрат в восьмерик плавно, незаметно, благодаря декоративному оформлению места перехода кокошниками, «несколькими рядами стремящихся вверх и дающих всему сооружению чрезвычайную легкость и нарядность»5. Кокошники — полукруглые, треугольные, пламеневидные — стали одним из самых излюбленных архитектурных храмовых украшений и сохранились даже тогда, когда при Патриархе Никоне строительство шатровых церквей было запрещено.
Наложенные ограничения в сфере храмовой архитектуры породили расцвет искусства декоративного украшения церковных фасадов. Начиная с XVII столетия сооружаемые храмы стали отличаться невиданной прежде внешней роскошью, достигавшейся за счет применения разнообразных архитектурных деталей, изразцовой плитки и даже красок. Типичным примером храмов той поры служат, например, церковь Троицы Живоначальной в Никитниках или Троицкий храм в Останкине. (И. Грабарь, впрочем, предлагал свое объяснение указанного феномена: «Вместо сознания действительной силы, бывшего у новгородцев или таких московских государей, как Иван III, сознания, непроизвольно выливавшегося в их грандиозных сооружениях, во всем строительстве московских царей, начиная со второй половины злополучного царствования Ивана Грозного, чувствуется, скорее, намерение показать свою силу другим, нежели сама сила, видно желание ослепить богатством убранства и чисто восточной роскошью. Вместо благородного величия суздальских князей, отразившегося и на их храмах, в храмах московских царей появилась напыщенность, деланная важность»6.)
Со второй половины XVII века широкое распространение получает ярусный тип храма — последовательно уменьшающиеся объемы, создающие впечатление вертикального движения вверх. Если уменьшение ярусов в плане по высоте незначительное, получается столпообразный храм. Самым грандиозным таким храмом стала церковь преподобного Иоанна Лествичника в Московском Кремле, известный как колокольня Ивана Великого. «При взгляде на наш московский Иван Великий кажется, что мы имеем перед собою как бы гигантскую свечу, горящую к небу над Москвою»7. Другим примером красивейшего ярусного храма служит колокольня Новодевичьего монастыря.
Соединившим в себе все типы русских церквей, уникальным явлением в храмовой архитектуре стал московский собор Покрова на Рву (Василия Блаженного), построенный в 1555–1560 годах. В центре возвышается шатровый Покровский храм. По сторонам света расположены четыре столпообразные церкви, по диагонали — другие четыре, украшенные кокошниками, а весь собор представляет собой многоглавый храм.
В самом конце XVII столетия в храмовом строительстве Москвы появился стиль, по своеобразию и распространенности только в столице получивший название «московского барокко». Другое название — «нарышкинское барокко» — было дано из-за особого пристрастия к этому стилю известного храмоздателя — дяди императора Петра I Кирилла Львовича Нарышкина. Пожалуй, самым совершенным памятником той эпохи является храм Покрова Пресвятой Богородицы в Филях (1690–1694). «Как основная архитектурная идея храма — сочетание восьмериков и четвериков, дающее столь излюбленную ярусность, так и те декоративные приемы, которые мы <…> здесь встречаем, оказали на дальнейшее русское искусство огромное влияние. Новшество коснулось даже главок, получивших грани, соответствующие сторонам восьмериков. Эти гранные головки, пришедшие с юга на смену старомосковским круглым, открывают новую эпоху и становятся вскоре типичнейшей особенностью храмового зодчества», — писал И. Грабарь8. Еще один уцелевший памятник — «Меншикова башня» — храм Гавриила Архангела у Мясницких ворот (1704–1707).
В середине первой половины XVIII века в московском каменном строительстве почти на двадцать лет наступил перерыв. Он был связан с указом императора Петра I (1714) о запрете в государстве «всякого каменного строения, какого б имени ни было, под разорением всего имения и ссылкою». Причина — строительство Санкт-Петербурга, куда забирали всех каменщиков страны. Только в 1721 году по докладу Сената разрешено было достроить отдельные храмы. Единичные каменные церкви возводились в эти годы исключительно по личному указу императора. Из московских в качестве примера можно назвать храмы святых апостолов Петра и Павла в Новой Басманной слободе (1705–1719) и мученика Иоанна Воина на Якиманке (1712–1717). Их архитектура свидетельствует о начавшемся тогда синтезе старомосковского архитектурного стиля и западноевропейского искусства, активно проникавшего при Петре I во все сферы русской жизни. Петропавловский храм, кстати, строился по рисунку самого Петра, чье пристрастие ко всему европейскому хорошо известно.
Каменное строительство возобновилось с 1730-х годов. В царствование Елизаветы Петровны московская архитектура приобрела пышность, свойственную творениям Растрелли, — любимого зодчего императрицы. Храмы того времени — великомученика Никиты на Старой Басманной (1745–1751), священномученика Климента, папы Римского, на Пятницкой (1758–1770) — отличаются вычурностью деталей.