Хоменков А. С.
– "Дарвин был неправ... Теория эволюции, возможно, самая страшная ошибка, совершенная в науке".
Эту мысль не так давно высказал член нью-йоркской Академии наук И.Л.Коэн 1. В своем мнении Коэн далеко не одинок: Джон Вольфган Смит – профессор орегонского Университета – заметил, что "в последнее время в академических и профессиональных кругах растет несогласие с этой теорией, и все увеличивающееся число уважаемых ученых покидают лагерь эволюционистов”2. При этом Смит подчеркивает, что этот процесс обусловлен вовсе не причинами религиозного характера, но чисто научными соображениями 3. “Нам догматически говорят, – утверждает этот ученый, – что эволюция – установленный факт; но нам никогда не говорили, кто установил его и какими путями... Можно сказать с предельной строгостью, что эта доктрина полностью лишена научного подтверждения 4. Директор по научной работе во французском Национальном центре научных исследований, доктор Луи Бонуар высказался не менее категорично: "Эволюционизм – сказка для взрослых”, – писал он. “Эта теория ничем не помогла в прогрессе науки. Она бесполезна“5.
Но почему эта “сказка” смогла столь продолжительное время пленять умы ученых и простых обывателей? Ведь она даже была положена в основу идеологии ряда политических систем, поставивших своей целью кардинальное преобразование мира. Лишь в последние десятилетия, накопив значительный эмпирический материал, многие исследователи начали с удивлением обнаруживать несоответствие этого материала основам эволюционизма, осознавать, что эволюционизм никакого отношения к науке не имеет.
"Нам достаточно ошибок Дарвина. Настало время кричать: "Король – голый"6. Этот призыв одного из сотрудников Геологического института Цюриха, доходит до все большего и большего числа ученых. Один из них – известный философ и журналист Малкольм Маггеридж – сделал прогноз: “Лично я убежден, что теория эволюции, и особенно тот факт, что ее применяли так широко, будет одной из величайших шуток в исторических книгах будущего.
Потомки будут изумляться тому, что такая непрочная и сомнительная гипотеза могла быть принята с таким невероятным доверием”7. Известный скандинавский исследователь Сорен Лавтрап высказался не менее категорично: "... я верю, – утверждал он – что когда-нибудь дарвиновский миф будет классифицирован как величайший обман в истории науки. Когда это произойдет, многие люди зададут вопрос: "Как это вообще случилось?..8.
К ответу на последний вопрос нас могут подтолкнуть еще некоторые высказывания ученых. Известный английский математик, астроном и космолог сэр Фред Хойл, в соавторстве с еще одним исследователем писал, что корни того, что люди верят в возможность случайного самозарождения жизни, отрицая при этом Божественное вмешательство, находятся "не в науке, а в психологии"9. Биолог Людвиг фон Берталанфи также высказал одну очень важную мысль: "Тот факт, что такая неопределенная, такая недостаточно проверенная, и такая далекая от критериев, применяемых в "неопровержимой" науке, теория стала догмой, может быть объяснен только с позиции социологии10. И, наконец, определяющую характеристику дарвинизму дал специалист в области молекулярной биологии доктор Майкл Дентон:
"В конечном счете, – писал он, – дарвиновская теория эволюции не больше и не меньше, чем великий космогенный миф двадцатого столетия11.
Итак, для уяснения сущности дарвинизма целесообразно привлечь достижения современной психологической и социологической мысли. Поиск в этом направлении подталкивает нас, прежде всего, к трудам известного швейцарского психолога и психиатра Карла Густава Юнга. Этот ученый занимался как раз проблемами мифологического мышления, которое, как полагал он, не только существовало в исторически отдаленные времена, но является неотъемлемой частью современной жизни.
Эволюционизм как разновидность мифологического мышления.
Юнг считал, что одной из врожденных бессознательных потребностей человека является склонность к иррациональному, мифологическому мышлению. "Логика юнговского учения однозначно приводит к выводу, что мифотворчество – это непрерывный процесс, свойственный человеку во все времена; в нашу эпоху, во второй половине ХХ века, мифы создаются посредством того же универсального социально-психологического механизма, что и в далеком прошлом12.
Деятельность этого "универсального социально-психологического механизма", согласно представлениям Юнга, связана с так называемым “коллективным бессознательным” – неким особо глубоким слоем психического, общим для всего человечества и содержащим в себе потенциальные предпосылки мифологического мышления. В ХХ столетии, как считал Юнг, эти потенциальные предпосылки актуализировались, прежде всего, в феномене НЛО и идеологии немецкого нацизма. Но этими, выделенными Юнгом формами, современное мифотворчество, видимо, не исчерпывается. Когда ученые пытаются распространить традиционные для науки методы за пределы их законной применимости, они неизбежно теряют соприкосновение с реальностью и вступают в сферу, очень близкую к той, которой профессионально занимался Юнг...
Из своего практического опыта Юнг вынес основополагающее убеждение о существовании устойчивых прообразов (архетипов) мифов – неких "устойчивых предмыслей", как бы всплывающих из "коллективного бессознательного" человечества в самых разных исторических и психологических ситуациях и задающих общее направление всех психических процессов и переживаний личности. Как врач-психиатр, Юнг убедился, что "существуют определенные мотивы и комбинации понятий, наделенные свойством "вездесущности", – они с непостижимым постоянством выявляются не только в мифах и верованиях самых различных народов, заведомо не имевших между собой никаких связей, но и сновидениях или бредовых фантазиях современных индивидуумов, для которых абсолютно исключено знакомство с мифологией13.
В качестве яркого примера таких вездесущих мифологических мотивов можно привести представления о происхождении человека от обезьяны.
Задолго до того, как эта "фантазия" всплыла в голове Дарвина, она заняла свое законное место в фольклоре различных народов мира. Таких мифов довольно много, приведем лишь некоторые из них.
Среди диких племен Малайского полуострова "сохранились предания об их происхождении от пары "белых обезьян", которые, вырастив своих детенышей, послали их в долины, где они достигли такой степени совершенства, что сделались людьми, те же из них, которые вернулись обратно в горы, остались по-прежнему обезьянами. Буддийская легенда рассказывает о происхождении плосконосых, неуклюжих племен Тибета от двух необыкновенных обезьян, превращенных в людей с целью заселить царство снегов. Они научились пахать, и когда сажали хлеб и сеяли его, хвосты и шерсть их стали мало-помалу исчезать. Они приобрели дар речи, обратились в людей и стали одеваться в листья"14.
Такие же мифологические мотивы тотемического15 характера в XIX столетии, как известно, повторил Фридрих Энгельс в своей "Диалектике природы". Он писал: "Сначала труд, а затем и вместе с ним членораздельная речь явились двумя самыми главными стимулами, под влиянием которых мозг обезьяны постепенно превратился в человеческий мозг..."16.
Характерны совпадения в обоих мифологических сюжетах – вплоть до деталей. Эти детали, кстати, находятся в явном противоречии с представлениями о движущих силах эволюционного процесса, как они понимаются классическим дарвинизмом – приобретенные в течение жизни признаки не наследуются и не закрепляются естественным отбором. Последователи Энгельса пытались всех убедить, что их учитель имел в виду сохранение под действием естественного отбора тех особей, которые имели более выраженные предпосылки к трудовой деятельности.
Но Энгельс писал о труде и речи как о стимулах превращения мозга обезьяны в мозг человека17. Здесь прослеживаются те же иррациональные мотивы, которые "всплыли" в свое время из "коллективного бессознательного" и у сочинителей приведенной выше буддийской легенды.
Другим примером проявления подобных иррациональных, мифологических истоков под внешней оболочкой наукообразия, являются представления о происхождении... обезьяны от человека. Два британских исследователя не так давно вполне серьезно выдвинули предположение о происхождении обезьяны шимпанзе от предка, стоящего гораздо ближе к человеку, чем к обезьяне18. Нечто очень похожее можно встретить и в фольклоре народов разных континентов. Например, среди поверий племен Юго-Восточной Африки есть следующая легенда: одно племя было очень ленивым и решило кормиться за счет других. Бесполезные мотыги были прикреплены к спине и со временем приросли к телу, превратившись в хвосты, «тело их покрылось шерстью, лбы нависли, и они, таким образом, превратились в павианов»19. Здесь ощущается все та же вездесущая "предмысль" о роли труда в происхождении человека, которая нам более всего знакома по трудам Энгельса. Однако, в этом случае она "прокрутилась" в голове мифосочинителей "в обратную сторону".
Впрочем, гипотеза о происхождении обезьяны от человека в современных околонаучных мифах есть явление скорее периферийное, которому не следует уделять значительное внимание. Чтобы разобраться в иррациональных истоках околонаучного мифотворчества, следует сконцентрировать внимание на его узловых моментах, проследить зарождение мифологических мотивов из "коллективного бессознательного" европейского общества по другим формам духовной жизни – прежде всего по содержанию художественного творчества. Согласно взглядам Юнга, "дело художника состоит в том, чтобы в силу своей особой близости к миру коллективного бессознательного первым улавливать совершающиеся в нем необратимые трансформации и предупреждать об этих трансформациях своим творчеством"20. Какие сигналы о надвигающейся эпохе господства околонаучных мифов подавало европейское искусство?
Отто Бенеш – исследователь творчества известного художника Питера Брейгеля Старшего (1520 – 1569) отмечает, что на его полотнах "люди изображаются в виде каких-то манекенов, игрушечных персонажей, что у него они все "на одно лицо"21. Эти люди, как пишет Бенеш, представляют "часть безликой массы, подчиненной великим законам, управляющим земными событиями, так же как они управляют орбитами земного шара во вселенной.
1. I.L.Cohen, Darwin Was Wrong – A Study in Probabilities (P.O.Box 231, Greenvale, New York 11548: New Research Publications, Inc., 1984), pp. 209 – 210. Цит. по: Тейлор П. Сотворение. Иллюстрированная книга ответов.– СПб.: Библия для всех. 1994.
2. J. Wolfgang Smith, Teilhardism and the New Religion: A Thorough Analysis of The Teachings of Pierre Teilhard de Chardin (P.O. Box 424, Rockford, Illinois 61105: Tan Books & Publishers, Inc., 1988), p.1. Цит. по: Тейлор, с. 120.
3. Там же, (p. 1).
4. Там же, (р. 2).
5. Цит по: Тейлор, с. 120.
6. Эти слова принадлежат геологу К. Су [K. Hsu, “Darwin’s Three Mictakes”, Geology, Vol. 14 (1986), p. 534. Цит. по: Тейлор, 1994 с. 120].
7. Эти слова были произнесены Маггериджем на Паскалевских чтениях в университете города Уотерлу. Цит. по: Стотт Ф. Жизненно важные вопросы. Спб. “Библия для всех”. 1996, с. 100.
8. S. Lovtrup, Darwinism: The Refutation of a Myth (London: Croom Helm, 1987), p. 422. Цит. по: Тейлор, с. 90.
9. Fred Hoyle and N. Chandra Wickramasinghe, Evolution from Spase (London: J.M.Dent & Sons, 1981), p. 130. Цит. по: Тейлор, с. 80.
10.Цит. по: Тейлор, с. 120.
11. Michael Denton, Evolution: A Theory in Crisis (Bethesda, Maryland: Adler and Adler Publishers, 1986), p. 358. Цит. по: Тейлор, с. 48.
12. Акопян Л.О. Предисловие к кн.: Карл Гюстав Юнг о современных мифах.– М.: Практика. 1994, с. 12.
13. Аверинцев С. "Аналитическая психология" К.Г.Юнга и закономерности творческой фантазии// Вопросы литературы.– № 3. 1970, с. 124.
14. Тайлор Э.Б. Первобытная культура.– М.: Изд. политической литературы. 1989. с. 184, с. 184.
15. Тотемизм – вера многих народов с примитивной культурой в то, что они происходят от какого-либо животного, растения, а иногда и неживого предмета.
16. Энгельс Ф. Диалектика природы.– Гос. изд. политической литературы. 1949, с. 135.
17. В классическом дарвинизме в противовес учению Ламарка считается, что эволюция происходит за счет выживания особей с полезными врожденными признаками. Приобретенные же признаки, как показывает опыт, не наследуются и не могут являться движущей силой эволюции. Весьма симптоматично, что такое же отступление от основ своего же учения в сторону взглядов Ламарка проступает и в трудах самого Дарвина. Так, анализируя данные антропологических измерений солдат и матросов, и делая вывод, что обнаруживаемая разница в строении их тела обусловлена особенностями их жизни, Дарвин высказывается следующим образом: "Неизвестно, могут ли сделаться наследственными предыдущие видоизменения, если один и тот же образ жизни будет продолжаться в течение многих поколений, но это вероятно" (Дарвин Ч. Происхождение человека и половой отбор // Полное собрание сочинений. Т. 2. Кн. 1.– М.-Л. 1927, с. 86). В другом месте он писал: "Мы можем допустить, что, когда в отдаленную эпоху прародители человека находились в переходном состоянии и изменялись из четвероногих животных в двуногих, наследственные влияния усиленного или ослабленного упражнения различных частей тела, вероятно, много помогали действию естественного подбора" (там же, с. 88).
18. Моррис Г. Сотворение и современный христианин.– М.: Протестант. 1993, с. 130.
19. Тайлор, с. 183.
20. Аверинцев, с. 141.
21. Тростников В. Мысли перед рассветом.– YMKA-PRESS. 1980, с. 21.
Содержанием вселенной является один великий механизм. Повседневная жизнь, страдания и радость человека протекают так, как предвычислено в этом часовом меха
Такое механистическое понимание действительности, несомненно, сыграло определяющую роль и в становлении эволюционных идей. Еще в XIX столетии русский мыслитель Николай Яковлевич Данилевский писал, что теория эволюции есть "купол на здании механистического материализма, чем только можно объяснить ее фантастический успех, никак не связанный с научными достижениями"(23).
В самом деле, если живые организмы – это некие механизмы, то более “простые” из них должны были появиться раньше, чем более “сложные”. Также и мельчайший “узел” этих “механизмов” – живая клетка – должна была в какой-то момент времени “самособраться” из своих "деталей" – биологических молекул. В таком понимании сначала должен был появиться некий "первичный бульон" из органических молекул, а затем уже простейшее живое существо. Здесь мы сталкиваемся с взаимодействием околонаучных мифов и с подчинением их определенным рациональным условиям, обязательным для всякой идеи, претендующей на статус научной теории. Но, при этом, идея о возникновении жизни из неорганического вещества зарождается в европейском обществе прошлых столетий все же в иррациональном, поэтическом, явно связанном с "коллективным бессознательным".
Речь идет о стихах, сочиненных "философствующим" эволюционистом Эразмом Дарвином (1731 – 1802) – дедом Чарльза Дарвина. В этих стихах говорилось о "самозарождении миниатюрных крохотных форм органической жизни в волнах океана", о том, что "эти формы становились все сложнее и сложнее"(24). Исследователи отмечают, что в детстве Чарльз часто слушал обсуждение взглядов своего деда(25). Можно предположить, что это во многом способствовало формированию его мировоззрения.
Весьма симптоматично, что первое художественное изображение "обезьяночеловека", выполненное в свое время профессором Эрнстом Геккелем, также появилось задолго до того, как на суд общественности были предъявлены первые “вещественные доказательства” его существования – кость бедра и верхняя часть черепа(26).
“Питекантроп” Геккеля – первое звено в длинной цепи мифических “обезьянолюдей”.
Потом, правда, специалисты определили, что кость бедра принадлежала просто человеку, а верхняя часть черепа – просто обезьяне(27). Однако, найденные кости до сих пор встречаются в некоторых учебниках, как свидетельства в пользу существования нашего обезьяноподобного предка. Другие свидетельства по этому поводу, как показывает беспристрастное расследование, имеют аналогичную степень достоверности(28). Но вера в то, что “обезьяночеловек” когда-то существовал, от этого нисколько не умаляется.
Почему же околонаучный миф о “питекантропе” оказал гораздо более сильное воздействие на жизнь человечества, чем, к примеру, не связанный с наукой миф о Змие Горыныче. Что же заставляет следовать этой вере самих ученых, у которых, казалось бы, есть возможность во всем разобраться?
Чтобы ответить на этот вопрос, нужно вспомнить об одном эксперименте, проведенном учеными-психологами. “Группе испытуемых были предъявлены две палки – одна несколько длиннее другой. При этом всех, кроме одного, заранее попросили дать неправильный ответ. И когда очередь дошла до человека ничего об этом не знавшего, то он, не раздумывая, присоединился к общему мнению, поверив ему больше, нежели своим глазам”(29).
Разобраться в сути этого опыта, а вслед за этим и в проблемах распространения околонаучных мифов нам также поможет психология – прежде всего взгляды известного русского ученого Владимира Михайловича Бехтерева.
Еще в самом начале ХХ столетия Бехтерев призывал очень внимательно отнестись к фактору внушения, "иначе целый ряд исторических и социальных явлений получает неполное, недостаточное и частью даже несоответствующее освещение"(30). Такое же несоответствующее освещение получают в сознании ученых, педагогов, а вслед за ними и всего общества, околонаучные мифы. Их широкое распространение, как принято считать, обусловлено их научной обоснованностью. На самом же деле, роль науки здесь косвенная и связана с особенностями действия механизма внушения. Как утверждают специалисты-психологи, внушение наиболее успешно действует тогда, когда человек испытывает "доверие к тому, кто внушает"(31). Доверие же современное общество испытывает к тому, кто выступает от лица науки, практические успехи которой для всех очевидны. Один исследователь писал по этому поводу следующее: “...мы часто не в силах сбросить иго чужого мнения и власть особого внушения, которое я бы назвал гипнозом научной терминологии.
"Пусть нам предъявляют непонятные и невероятные вещи, но, если говорят с учёным пафосом, да еще облекают его в форму латинских или греческих терминов, мы уже слепо верим, боясь быть изобличёнными в невежестве"(32).
Во всем этом и сокрыта внутренняя сила околонаучного мифотворчества, успешно реализующаяся не только в малообразованном обществе, но и в высокоинтеллектуальной среде. Ведь, как писал Бехтерев, "сила личности обратно пропорциональна числу соединенных людей. Этот закон верен не только для толпы, но и для высокоорганизованных масс"(33), к которым, в частности, можно отнести учебные аудитории самого разного уровня.
Относительно высокий интеллектуальный уровень отдельно взятых представителей этих аудиторий не является препятствием для распространения околонаучных мифов, поскольку “сила внушения возрастает в коллективе”(34) и “при проведении внушения его действенность тем более разительна, чем к большему количеству лиц оно одновременно обращено”(35). Еще в античные времена бытовало мнение: "один отдельно взятый афинянин – это хитрая лисица, но когда афиняне собираются на народные собрания... уже имеешь дело со стадом баранов"(36).
Современные психологи также утверждают, что "чем больше организация, тем неизбежнее ее спутниками выступают безнравственность и не желающая ничего видеть глупость"(37). Что же касается научных и образовательных организаций, ответственных за распространение околонаучных мифов, то здесь мы сталкиваемся с инфраструктурами не просто большого, но гигантского масштаба.
Особенностью функционирования этих инфраструктур является охват ими фактически всего детского населения. В то же время несформировавшееся детское сознание, как писал Бехтерев, обладает поразительной внушаемостью(38), которая усиливается авторитетом учителя, играющим в деле внушения огромную роль(39), а так же, как уже указывалось, – авторитетом науки, от лица которой учитель якобы выступает. Учащиеся средней школы большей частью впитывают содержание околонаучных мифов, глубоко о нем не задумываясь, доверяя во всем педагогу.
В то же время результатом подобного бесконтрольного вторжения в сознание человека внушаемой установки, является, по утверждению Бехтерева, то, что личность ее практически не в состоянии отвергнуть, даже когда видна ее нелепость(40). Приведем лишь один пример внушения подобных нелепых идей чрез современные учебники естествознания.
"В результате многолетних исследований, которые проводили ученые самых разных профессий, было выяснено: нет ни одного химического элемента, который был бы в космических телах и отсутствовал бы на Земле; нет ни одного химического элемента, который был бы найден в живых телах и отсутствовал бы в неживых. Это говорит о единстве вещества живых и неживых тел, о единстве природы"(41).
"Таким образом, в клетке нет каких-нибудь особенных элементов, характерных только для живой природы. Это указывает на связь и единство живой и неживой природы."(42).
Задумаемся о смысле приведенных фраз. Могли ли в клетке вообще быть обнаружены какие-либо химические элементы, которые бы "отсутствовали в неживых телах"?
Уже за несколько тысяч лет до того, как были получены "результаты многолетних исследований", можно было бы догадаться о том, что таких элементов в живом организме в принципе быть не может. Ведь любое живое существо после своей гибели разлагается и превращается в вещество неживой природы. И можно ли ожидать, что продукты естественного разложения будут как-то отличаться от продуктов искусственного разложения – того, что является объектом "многолетних исследований ученых"?
Очевидно, что приведенные фразы из учебных пособий не несут в себе положительной смысловой нагрузки, и не связаны с научными представлениями о мире. И, тем не менее, через них, несомненно, оказывается определенное мировоззренческое воздействие на сознание учащихся. В них чувствуется стремление сгладить различие между живой и неживой природой. Не зря ведь продолжение второй фразы выглядит следующим образом:
"На атомном уровне различий между химическим составом органического и неорганического мира нет. Различия обнаруживаются на более высоком уровне организации – молекулярном"(43).
Истоки этих различий, при таком подходе, связываются лишь с одним – с возможностями разнопланового "конструирования" молекулярных и надмолекулярных образований из одного и того же элементарного материала по аналогии с тем, как из одних и тех же деталей можно конструировать разные механизмы, или же создавать конструкции, не обладающие свойствами механизмов (неживое вещество).
Такой подход диаметрально противоположен традиционным христианским представлениям о запредельных, внепространственно-вневременных истоках тварного мира, связанных с Божественными энергиями. В этих запредельных истоках христианская мысль видела основу особых свойств всех жизненных явлений, в частности – открытой современной наукой колоссальной динамической сложности живой материи. Св. Дионисий Ареопагит писал по поводу всего этого следующее: "любое живое существо и любое жизненное явление исходят из Жизни, превосходящей и жизнь, и любое основание всего живого. Из нее души человеческие улучают бессмертие, а в животных и растениях жизнь проявляется, словно отдаленное эхо Жизни. И если какое-либо существо по немощи своей лишится сопричастности к ней, то в отлученном от Жизни прекратится всякая жизненная деятельность"(44).
Умалчивая о возможности существования принципиально недоступных для научного метода внепространственно-вневременных истоков жизни, учебник подталкивает ум учащихся к однозначному принятию механистических представлений о сущности живой материи, стирающих коренное различие между живым и неживым.
На фоне подобного "естественнонаучного" объяснения становятся бессмысленными дальнейшие размышления о каких-либо духовных проблемах. Эти проблемы будут связываться в сознании (даже скорее в бессознательных глубинах) учащегося с чем-то "ненастоящим", вторичным, производным от более фундаментальных физико-химических законов, где никаких нравственных проблем не существует.
Такая мировоззренческая установка закладывается не прямо, но косвенно, через изложение якобы научных представлений. И такой образ действия, пожалуй, эффективнее, чем более прямые формы влияния на человека. Как утверждал Бехтерев, внушение "может проявляться легче всего в том случае, когда оно проникает в психическую сферу незаметно, вкрадчиво, при отсутствии сопротивления со стороны личной сферы"(45).
Этим и объясняется неспособность многих бывших школьников, ставших позднее деятелями науки и образования, отказаться как от материалистических взглядов, так и от органически связанных с ними эволюционных представлений. Внушению этих представлений способствует, в частности, и школьный курс биологии.
22. Цит: там же, с. 21.
23. Московский А.В. Платон, Флоренский и современная наука// Сознание и физическая реальность.– Т. 1, № 1 - 2, 1996, с. 36.
24. Окленд Р. Креационная модель и естественнонаучное образование. Доклад на 2-ом Московском Международном Симпозиуме по Креационной Теории. М. 1994.
25. Маклин Дж., Окленд Р., Маклин Л. Очевидность сотворения.– М.: Триада. 1993, с. 78.
26. Бауден,, с. 121 – 122.
27. Там же, с. 126 – 129.
28. Бауден М. Обезьянообразный человек – факт или заблуждение? – Симферополь. 1996.
29. Комаров В.Н. Вселенная видимая и невидимая.– М.: Знание. 1979, с. 157.
30. Бехтерев В.М. Внушение и его роль в общественной жизни.– СПб.: 1908, с. 175.
31. Шингаров Г.Х. О В.М.Бехтереве – ученом и враче гипнологе// Бехтерев В.М. Гипноз. Внушение. Телепатия.– М.: Мысль. 1994, с. 30.
32. Марцинковский В.Ф. Наука и религия.– Изд. Свет на Востоке. 1989, с. 15.
33.Бехтерв (1908),, с. 157.
35. Неманов И.Н.; Рожнова М.А.; Рожнов В.Е. Когда духи показывают когти.– М.: Издание политической литературы. 1969, с. 251.
36.Там же, с. 251.
37.Цит. по: Московичи С. Век толп. Исторический трактат по психологии масс.– М.: Центр психологии и психотерапии. 1998, с. 37.
38.Одайник В. Психология политики.– "Ювента". 1996, с. 52.
39.Бехтерев В.М. Гипноз. Внушение. Телепатия.– М.: Мысль. 1994, с. 174, 182.
40.Там же, с. 188.
41.Бехтерев (1908),, с. 13.
42.Естествознание. Учебное пособие для учащихся 5-го класса. Отв. ред. – Суравегина И.Т. М.: 1993, с. 84 – 85.
43.Общая биология. Учебник для 10 – 11 классов средней школы. Под редакцией члена-корреспондента АН СССР Ю.И.Полянского. М.: 1991, с. 146.
44.Дионисий Ареопагит. Божественные имена// Мистическое богословие.– Киев. 1991, с. 66.
45.Бехтерев (1908), с. 19.