Вольфганг Нойзер
Предисловие переводчика
Вниманию читателей предлагается заключительная глава из фундаментального исследования современного немецкого философа Вольфганга Нойзера «Природа и понятие: Исследования становления теории и истории понятия от Ньютона до Гегеля". Книга интересна во многих отношениях, поскольку она является и философским трактатом, и историко-научным исследованием, и культурологическим анализом и футурологическим прогнозом одновременно. Во вводной части, которая занимает примерно 10% текста, дана оригинальная теория развития науки. В отличие от Томаса Куна, который предлагает теорию научных революций со сменой парадигм, в отличие от Александра Койре, который рассматривает развитие науки как кумулятивное накопление новых фактов, которые требуют периодически нового осмысления, в отличие от Пьера Дюгема, который анализировал историю происхождения физических принципов и в отличие от Стивена Тулмина, который рассматривал развитие науки по аналогии с теорией биологической эволюцией Дарвина, Вольфганг Нойзер предлагает рассматривать развитие науки как развитие научных понятий. Для примера он берёт одно из фундаментальных понятий физики – сила, и рассматривает его развитие в период от Ньютона до Гегеля. Несмотря на то, что работа представляет собой воистину высокоспекулятивное, умозрительное философское сочинение, заканчивается книга весьма практичными соображениями. Публикуемая здесь последняя глава называется: «Заключительные соображения: природа и техника». Читатель сам даст оценку идеям и тексту автора (и моему переводу), но всё-таки я хочу подчеркнуть, что он делает важный и существенный шаг на пути решения, хотя бы теоретического, ключевых вызовов современности: экологической угрозы и моральной деградации. Автор даже не упоминает слово «экология» и почти не говорит о морали, но после прочтения главы становится абсолютно ясно, что причины экологического кризиса в неадекватном понимании и описании Природы, а значит и в неадекватном использовании техники, которая возникает благодаря развитию науки и научному представлению о Природе. Не бесконечные эмоции вокруг экологической проблемы, не бесчисленные репортажи с мест экологических аварий и бедствий помогут переломить ситуацию, а новое понимание Природы, новое понимание сущности Науки, новое использование Техники, которые не механически и как навязанные извне, а органически включат в себя моральные ценности и регулятивы деятельности Человека. Это может объяснить только философия и Философ, а понять и принять должны все. Заслугу профессора Нойзера я вижу в том, что он ясно и убедительно это показал.
Евгений Смотрицкий
Несомненно, что с достижениями техники одновременно связан и ряд проблем, вызывающих опасение, что пользователи техники станут спасаться от неё бегством, если проблемы не будут решены. В философии техники для решения подобных проблем часто используют ограничения тематики исследований в науке в связи с применением их результатов в технике при помощи дополнительных этических обязательств учёных и инженеров с той целью, чтобы техника приносила только положительные результаты.
Этика выполняет в этом отношении для техники функцию внешнего ограничителя, который задним числом (ex post) должен сковывать снаружи исторически разросшуюся технику, чтобы она не развивалась из внутренней структуры естествознания и техники. Тогда часто без внимания остаётся то, что техника и образ действий техники в основных чертах предопределяются (vorgeprägt werden) нашим восприятием природы. При этом очевидна теснейшая взаимосвязь понятий техники и природы.
І. Природа и техника в настоящее время
Расхожим является мнение, что техника претендует на господство над природой и хочет быть посредником между человеком и природой. При этом техника употребляет теоретические результаты исследований взаимосвязей в природе, то есть естественных наук, в то время как естественные науки, наоборот, употребляют технические устройства, чтобы получать данные о природе. Согласно этому расхожему представлению о технике, природой является то, что преобразуется с помощью техники на пользу человеку. Природа при этом подчинена закономерности, которая не даёт ей никакой возможности избежать вмешательства посредством техники. Природа принципиально полностью познаваема. В связи с этим необходимо признать только линейные зависимости в природе. Тогда на основании законов можно аналитически устанавливать начальные состояния и конечные результаты технических действий. Техника является осуществлением правил, которые естественные науки познали для вмешательства в природу [сравни 3, с. 608 и 8, с. 19]. Даже если природа в настоящий момент не полностью познана – как допускают – то она считается принципиально полностью познаваемой. Но даже тогда, когда техника является не только прикладным естествознанием, а предшествует естествознанию, дело обстоит так, что техника не может нарушать законов природы, а всегда выполняет правила, которым следует природа [сравни 16, 23 и 19]. Если естествознание исторически предшествует технике и если техника предшествует естествознанию, техника создаёт себе естествознание, которое подготавливает объект для техники, то есть природу, чтобы тогда в обратном движении от естественных наук при помощи этих законов получить узаконенные (Gesetze) границы. Природа, которую использует техника, является суммой выработанных естественными науками законов природы. Эта повсеместно принятая точка зрения на отношение природы и техники является важной для меня, поскольку техника тогда может рационально мыслиться только как инструмент и навык по овладению природой, когда природа принципиально полностью познаваема, когда она вынуждена действовать по правилам или законам, а правила при аналитическом вмешательстве становятся разумными, а природа в добавление к этому находится в распоряжении техники [9, с. 143-158].
ІІ. Понятие природы от Ренессанса до Просвещения
Эта связь понятий техники и природы или практики и теории не является ad-hoc-изобретением настоящего времени, а исторически развилась и восходит в главных чертах к Возрождению и Просвещению. В раннем Возрождении ремесленники, художники и изобретатели начинают формулировать правила, исходя из практики, которые коренятся в ремесленном опыте и сначала означают только инструкции по деятельности для ремесленников. Эти правила посредством разума или рассудка абстрагируются от обращения с конкретными предметами, а науки, в которых происходит это абстрагирование, интерпретируются как опытные науки. Это справедливо как для механики, так и для математики, которые, например, как астрономия или также как и учение о перспективе, укоренены в опыте. Этот первый шаг к современной технике мы находим у Дюрера (1471-1528) [4, с 143, 150, 158] и Леонардо да Винчи (1452-1519) [17, с. 27ff, 32f, 40f]. Лишь у Френсиса Бэкона (1561-1626) [2, с. 205, 208, 213f; 5, с. 51, 53, 55-5962, 65f; 1, с. 27, 30, 50, 55, 239. Сравни также 15, с. 114ff], Кеплера (1571-1630) и Галилея (1564-1642) математика получает функцию теории доказательства, поскольку теперь то, что у да Винчи является правилом для ремесла, интерпретируется как аристотелевская форма природы. Правила, которые используют ремёсла и которые были подсмотрены у природы, должны также быть правилами, которым следует сама природа, ведь они должны составлять в своей сумме природу. Эти правила, которые являются природой, являются для природы законами, которым следует природа, поскольку, согласно Кеплеру, в процессе творения творец подобен зодчему, использующему геометрию и сотворивший универсум согласно геометрическим законам [14, с. 48]. Даже Галилей, который критически противопоставлял свои взгляды платоновской концепции Кеплера, отождествлял математику с последним основанием мира и поэтому требовал, чтобы математика была доказательством естествознания. Если у да Винчи требование математики было обосновано ещё тем, что математика содержала простейшие факты опыта, то у Кеплера и Галилея математика является уже выражением сущности мира. Тем самым математика содержит логические формы любых правил, которые теперь больше не являются просто руководством для ремесленников, а охватывают уже сущность внешней природы. Тем самым сделан решающий шаг. С помощью другой интерпретации того, что правила означают теоретическое наполнение ремесленной практики, было создано понятие природы, которое содержит сущность мира как законы математики, но которые действовали всё ещё через опыт. У Кеплера это звучит так:
«Ведь поскольку Творец охватил идею мира в духе… и идея содержит уже нечто имеющееся в наличии и … полно содержания, в результате чего форма производящего труда также становится совершенной, ясно, что согласно этим законам, которые Бог по своей доброте сам себе приписывает, Он не мог выбрать в качестве идеи для основания мира никакую другую вещь, кроме своей собственной сущности» [14, с. 46]. «Что нам ещё остаётся, кроме как вместе с Платоном сказать, что Бог действует всегда геометрически» [14, с. 48].
И далее:
«Поэтому Коперника необходимо слушать до тех пор, пока кто-нибудь не введёт в обращение гипотезы, которые ещё лучше согласуются с нашими философскими установлениями, или пока кто-то не укажет, что могла бы вкрасться совершенно случайно ошибка в вычислениях… , что прямо раскрывается при лучшем способе умозаключения из принципов природы. Ведь что могло бы быть более удивительным, что можно было бы придумать более доказательное, чем факты, которы Коперник установил и объяснил себе из явлений, из результатов a posteriori … скорее благодаря счастливому случаю, чем надёжному способу умозаключения, что всё это, говорю я, самым надёжным способом устанавливается и охватывается с помощью оснований, которые a priori выведены из причин, из идеи творения» [14, с. 48 и далее].
Но идея творения заключена в геометрии. Галилей формулирует:
«Прежде всего должно быть найдено и разъяснено определение, точно соответствующее природному явлению» [6, с. 146]. «После длительных размышлений мы полагаем, что лучшее из найденного опирается на то, что эксперимент демонстрирует чувствам и вообще соответствует объясняемым явлениям» [6, с. 146].
При этом мы познаём в духе любое движение [6, с. 147].
«В действительности они (свойства природы - W.N.) уже заключаются потенциально в определениях всех вещей, и в конце концов, так как их бесконечно много, может быть, они составляют одно единственное свойство в своей сущности и в божественном познании» [7, с. 109].
Познание предметов природы посредством математики является почти божественным.
«Но если взять познание интенсивно, то, поскольку термин «интенсивное» означает совершенное познание какой-либо истины, то я утверждаю, что человеческий разум познает некоторые истины столь совершенно и с такой абсолютной достоверностью, какую имеет сама природа; таковы чистые математические науки, геометрия и арифметика; хотя божественный разум знает в них бесконечно больше истин, ибо он объемлет их все, но в тех немногих, которые постиг человеческий разум, я думаю, его познание по объективной достоверности равно божественному, ибо оно приходит к пониманию их необходимости, а высшей степени достоверности не существует» [7, с. 109]. «…кто же будет служить нам проводником в философии?... Тот же, у кого есть глаза во лбу и разум, должен ими пользоваться в качестве проводников… так как наши рассуждения должны быть направлены на действительный мир, а не на бумажный» [7, с. 117].
Френсис Бэкон разделяет это представление, но вместо того, чтобы ссылаться на астрономию и механику, он больше опирается на алхимию и интерпретирует ремесленные или экспериментальные правила как форму физических элементов, с которыми они разрабатываются. Для Френсиса Бэкона наука должна быть новаторской для любой будущей практики и широкой, совершенной, организованной системой. В этой практически ориентированной науке изобретения должны рационально направляться при помощи теоретических наук. Как следствие всеобъемлюще организованной науки полное познание природы организуется в научную структуру, которая ожидает близко предстоящее полное познание природы и предполагает полную познаваемость природы [2, 202ff (глава о доме Соломона)].
Если у Кеплера, Бэкона и Галилея роль опыта ещё является доминантной в процессе познания и практика является целью познания, то, наконец, у Ньютона (1642-1727) наступает сдвиг в оценке математической дедукции [21, с. 151ff, 157ff. Смотри также главу I этой книги]. При всём обращении к опыту, математика, и тем самым [математический] характер законов природы становится доминирующим. Теоретическое объяснение природы как концепция становится теперь важнее, чем связь с практикой и подчёркивается объективный характер природы. Природа есть предмет, который в своей совокупности образует законы, которым должны подчиняться все процессы природы. Понятие природы у Ньютона становится совершенно понятным, если рассмотреть его способ аргументации. С одной стороны есть математическая дедукция, которая с другой стороны должна верифицироваться с помощью индукции. Математическая дедукция является допустимой гипотезой. Она допускается, поскольку она – независимо от опыта – сама опыта не касается и его не искажает. Не допускаются гипотезы о природе, которые что-либо говорят о характере познаваемых фактов. Эти высказывания возможны и разрешены только посредством индукции, то есть через понятийные обобщения из опыта. Природа есть данный и неизменный объект, который может быть сведён к закономерностям.
У Ньютона недостаточно объяснено, как именно должно мыслиться отношение между математикой и опытом. Это пытаются объяснить французские и немецкие просветители: Кондильяк (1714-1780), Даламбер (1717-1783) и Кант (1724-1804). Кондильяк интерпретирует индукцию как ана
Совершенно в смысле Просвещения Кант ещё раз проверяет формальный характер, который имеет природа, обращаясь к своему методу трансцендентальной философии. Кант различает природу в формальном и материальном отношении [13, §§ 16f, 36, 38]. В формальном рассматривается трансцендентально-логическая возможность любого возможного опыта природы. Природа охватывает полноту суммы форм. Эти формы являются условиями для законов природы и являются исчерпывающими. Материальное содержание природы есть предмет эмпирического естествознания, которое использует математику, которая является конструкцией понятий в созерцании в пространстве и времени, в то время как метафизика есть конструкция лишь в чистых понятиях. Природа (в формальном отношении) является принципиально полностью познаваемой суммой всех законов природы и, по меньшей мере, в формальном отношении a priori. Техника у Канта логично становится навыком (Fertigkeit), который является применением теоретического знания из естественных наук. В книге Основоположения метафизики нравов все поступки сообразно с этим разделены Кантом в зависимости от того, следуют ли они правилам умения, советам благоразумия или нравственным заповедям. Этому соответствуют технический, прагматический и моральный императивы. Технический императив составляют правила умения. Правила умения нацелены на использование подходящих средств принципиально для любой цели [сравни 11, с. 37].
Кант тем самым выразил суть развития представления о природе, которое началось в эпоху Возрождения, и сформулировал то понятие природы, которое прежде всего в эпоху Возрождения требовало полного и неограниченного использования природы техническими методами, а теперь имеет предпосылки в трансцендентально-философской аргументации, и которое как теоретическая наука это использование гарантировало насильственное вмешательство человека во внешний ему объект аналитическим способом. С этим начавшимся в эпоху Возрождения связыванием практического покорения природы и теоретического проникновения в природу устанавливается решающее отличие от античной и средневековой техники. Саморазвитие техники – иначе чем в античное время – больше не ограничивается тем, чтобы делать открытия от случая к случаю, а вырабатывается инструмент, чтобы исследовать технические возможности неограниченно и систематически, а именно постольку, поскольку с соединением теории и практики становится принципиально возможным развитие предметной области. Техника Нового времени хочет и может систематически исследовать технические возможности и полностью исследовать неисследованное [10, с. 1477]. Концепция теоретического объяснения естествознания, на которой основывается техника, только тогда имеет смысл, когда предполагается, что природа полностью и аналитически познаваема.
Академии и общества изобретателей начиная с XVIII века были задуманы именно для этого [20, с. 156-165]. Это является определяющим (das Prägende) для техники Нового времени. Это не частное свойство нашей техники – это соединение теории и практики является важнейшим определяющим фактором (Konstitutivum) нашей техники. Но вопрос, однако, заключался бы в другом – нельзя ли себе помыслить другое представление о природе, которое также возможно позволило бы сиять технике, но диаметрально противоположно изменившейся по отношению к традиционной.
IІІ. Современное представление о природе
Изменение, которое претерпело понятие природы от эпохи Возрождения до Просвещения, звучит в нашем понимании природы в естествознании и технике как и прежде и создаёт как бы преимущество для технических действий и для продвижения техники вперёд больше, чем могут помешать любые этические ретроспективные ограничения.
Представление Просвещения, что природа, которая является суммой законов природы, должна быть принципиально полностью и корректно познаваема, хотя и делает возможным глобальную и разрушающую исторические времена технику, но принципиально не учитывает, что могут наступить принципиальные изменения природы, которые могут находиться за пределами области применимости частных законов природы, для которых справедливы аналитические условия, при которых имеют место эксперименты или теории. Техника действует с необходимостью внутри незнакомых областей, о которых мы ничего не знаем. Но при этом не учитывается лежащее в основе понятие природы.
Аналитический метод естественных и инженерных наук ведёт к диверсификации природы и предписывает, что природа является суммой этих частных областей. Это ведёт, даже если предположить, что не существует непознаваемых областей природы, к ограничению оценки воздействия (Folgenabschätzung) техники [18, c, 36]. Глобальное воздействие техники предполагает, что правила сформулированы также для действия между частными областями или хотя бы могли бы быть сформулированы. Но это невозможно из-за сложности природы. Кроме того, аналитический метод не в состоянии произвести никакой соответствующей оценки процессов происхождения (Entstehungsprozessen). Сменяющие друг друга динамические модели природы (Naturgebilden) реализованы (zustandgekommen sind) посредством взаимной стабилизации их компонентов. Эта стабилизация произошла отчасти в длительном «колебательном процессе» (Einschwingvorgängen) (таким столетие длящимся процессом установления колебания (Einschwingvorgang) является, например, процесс роста тропических лесов. Здесь отдельные растения на протяжении длительного времени сформировали симбиозы, разрушение которых ведёт к столетней утрате биотопов. Так, лес в Центральной Америке, после того как Майя его сперва культивировали, а потом оставили 1200 лет назад, спустя 1200 лет ещё не может восстановиться в первоначальном природном виде. Сравни [22, с. 229f]), который не может быть сокращен. Тогда историчность является самоценностью (eigene Wert), которая присуща природе, и которая не поддаётся из-за одноразовости события аналитическому рассмотрению (Zugriff).
С представлением, что прогресс в познании природы ведёт к накоплению знаний, связано представление технических наук, что должно происходить или длительное дополнительное изменение существующих устройств (например, атомных электростанций), или же ожидание, что техника должна бы уже опережать будущее знание природы, во время реализации своих проектов. Рациональная оценка последствий техники была бы возможна только при этом абсурдном условии.
Глобальная и полная возможность пользоваться природой предполагает веру, что возможна полная калькуляция природы. Тогда, и только тогда, может появиться (einsetzen) этически действующий инженер, без необходимости опасаться, что есть неучтенные воздействия на природу, следствия которых являются нежелательными. Но никогда не было широкой и полной теории для объяснения природы. До сих пор все теории исторически корректировались. Понятие природы и связанное с ним понятие о теории природы, которое определяющим образом учитывает принципиальную ограниченность познаваемости и возможности использования природы, позволяет прежде всего то, чтобы осведомлённый и разумный инженер мог бы поступать этично. Но может ли ещё тогда природа пониматься как единство из суммы закономерностей – является также сомнительным, как то, что законы тогда являются всё ещё каузальными законами. Тогда прогресс познания означает более не накопление истинных знаний, а постоянную коррекцию неподходящих для практики знаний.
Таким образом, есть подозрение, что некоторые проблемы, которые возникают с достижениями техники, могли бы быть следствием нашего понятия природы. Это понятие природы развилось из постановки вопроса – как доказывают имеющиеся научные исследования, – как может подобающим образом пониматься природа. Если позволить закрепиться подозрению, что наше преимущество для нашего понимания о том, что есть природа и как она постигается, становится решающим для того, как мы понимаем и обращаемся с природой, тогда решение проблемы, которая возникла с техникой Нового времени, в первую очередь находится в понимании природы естествознания (Naturauffassung). И этика техники во всяком случае является среднесрочным и симптом-ориентированным решением – пусть же будет оно включать в своих размышлениях изменение понятия природы в естественных науках – со всеми следствиями, – как это предлагает в своей книге Ханса Йонаса Принцип ответственности, к сожалению только попутно замечая, а не рассмотрев подробно: «Чтобы упомянутое переосмысление (было бы) далеко идущим и ускорило переход учения о поступке, то есть этике, в учение о бытии, то есть в метафизику, во всё, в конце концов, должна быть введена этика. Об этом умозрительном предмете я лишь хочу здесь сказать, что мы должны быть открыты для мысли, что естествознание выражает не всю истину о природе» [12, с. 30].
Я уточняю: современное естествознание по систематическим причинам выражает не всю истину о природе. Ответственное и критически продуманное обращение с техникой предполагает, чтобы мы осознали импликаты и границы понятий, которые составляют наше знание о природе. Осознание этого могло бы стать задачей современной философии естествознания.
Список литературы
Bacon, F. (1620, 1981) Neues Organen der Wissenschaften. Übersetzt und hrsg. von A. T. Brück. Darmstadt.
Bacon, F. (1638, 1970) Neu-Atlanüs, in: Der utopische Staat. Übersetzt und hrsg. von K. J. Heinisch. Reinbek bei Hamburg.
Birnbacher, D. (1991) Technik, in: Philosophie. Ein Grundkurs. Bd. 2. Hrsg. von E. Martcns, H. Schnädelbach. Reinbek bei Hamburg. 606-641.
Dürer, A. (1989) Schriften und Briefe. Leipzig.
Feuerbach, L. (1990) Geschichte der neueren Philosophie. Leipzig.
Galilei, G. (1973) Unterredungen und mathematische Demonstrationen über zwei neue Wissenszweige, die Mechanik und die Fallgesetze betreffend. Hrsg. und übersetzt von A. von Oettingen. Darmstadt.
Galilei, G. (1982) Dialog über die beiden hauptsächlichsten Weltsysteme. Übersetzt von E. Strauss, mit einem Beitrag von A. Einstein, Vorwort von S. Drake und hrsg. von R. Sexl und K. von Meyenn. Darmstadt. (В данной главе перевод дан по русскому изданию: Галилео Галилей. Диалог о двух главнейших системах мира - птоломеевой и коперниковой, ПЕРЕВОД А.И. ДОЛГОВА М, — Л.: ОГИЗ СССР, Государственное издательство технико-теоретической литературы, 1948. – 380 с. - С.89. и 95)
Heidegger, M. (1954) Die Frage nach der Technik, in: Vorträge und Aufsätze. Bd. l. Pfullingen. 5- 36.
Heipcke, K. (1992) Technik und Metaphysik, in: Einsprüche kritischer Philosophie. Kleine Festschrift für Ulrich Sonnemann. Hrsg. von W. Schmied-Kowarzik. Kassel. 143-158.
Hübscher, K. (1974) Technik, in: H. Krings et al. Handbuch philosophischer Begriffe, Bd. 5. München.
Hunning.A. (1990) Die Philosophische Tradition, in: F. Rapp, Technik und Philosophie. Düsseldorf.
Jonas, H. (1979) Das Prinzip Verantwortung. Frankfurt/Main.
Kant, 1. (1783) Prolegomena zu einer jeden künftigen Metaphysik, die als Wissenschaft wird auftreten können. Riga.
Kepler, J. (1923) Mysterium Cosmocraphicum, das Weltgeheimnis. Übersetzt und hrsg. von M. Casper. Augsburg.
Krohn, W. (1987) Francis Bacon. München.
Lenk, H., Rupohl, G. (1987) Technik und Ethik. Stuttgart.
Leonardo da Vinci (l958) Philosophische Tagebücher. Zusammengestellt, übersetzt, mit einem Essay versehen von G. Zamboni. Reinbek bei Hamburg.
Rapp, F. (1987) Die normativen Determinanten des technischen Wandels, in: Lenk, H., Rupohl, G. Technik und Ethik. Stuttgart.
Rapp, F. (Hrsg.) (1981) Naturverständnis und Naturbeherrschung. München.
Ritchie-Calder, L. (1990) Ein Elitezirkel vor 200 Jahren: Die Lunar Society von Birmingham, in: W. Neuser, Newtons Universum. Materialien zur Geschichte des Kraftbegriffs. Hrsg. und eingeführt von W. Neuser mit einem Vorwort von E. Seibold. Heidelberg. 156-165.
Rosenberger, F. (1895) Isaac Newton und seine physikalischen Principien. Leipzig. (Nachdruck: Darmstadt. 1987.)
Terborgh, J. (1992) Lebensraum Regenwald. Zentrum biologischer Vielfalt. Heidelberg, Berlin, Oxford.
Zimmerli, W. Ch. (1988) Technologisches Zeitalter oder Postmoderne? München.