Маяковский в. в. - Сюжет образы проблематика одной из поэм в. маяковского.

Маяковский в. в. - Сюжет образы проблематика одной из поэм в. маяковского.

"Облако в штанах" - это вершина дореволюционного творчества Владимира Маяковского. Поэма вышла отдельным изданием в 1915г. Ее первоначальное название - «Тринадцатый апостол». Толчком к написанию была любовь Маяковского к девушке, с которой он встретился в Одессе. Развитая, не чуждая новых общественных и художественных веяний, она, тем не менее, была напугана темпераментом молодого Маяковского, тем «пожаром сердца», о котором он написал в своей поэме. Однако содержание поэмы переросло историю непонятой любви. В «Облаке в штанах» соединились все основные темы раннего Маяковского. Любовная линия заставила их звучать по-другому-резче, сильнее, надрывнее... «Облако в штанах» не просто писалась, но «вышагивалась» Маяковским во время пребывания в Финляндии, где он, не имея денег, попеременно обедал у знакомых, назвав это «семипольной системой»: «Установил семь обедающих знакомств. В воскресенье "ем" Чуковского, Понедельник - Евреинова и т. д.» «Вечера шатаюсь пляжем. Пишу "Облако"...» («Я сам».) В поэме отразилась главная мировоззренческая тема раннего Маяковского - его богоборчество. Это роднит его с М. Горьким, с которым он встречается в это время в Муста-мяки: «Читал ему части "Облака". Расчувствовавшийся Горький обплакал мне весь жилет. Расстроил стихами. Я чуть загордился. Скоро выяснилось, что Горький рыдает на каждом поэтическом жилете. Все же храню. Могу кому-нибудь уступить для провинциального музея». Ерничество Маяковского, однако, не снимает вопроса о близости бунтарства раннего Горького и богоборчества Маяковского. В глазах обоих мир создан Богом не таким, каким его нужно было создать: Я думал - ты всесильный божище, а ты недоучка, крохотный божик. Видишь, я нагибаюсь, из-за голенища достаю сапожный ножик... Эй, вы! Небо! Снимите шляпу! Я иду! Горький мог вполне искренно расплакаться над этими строками. Это и его сокровенная идея: протест Человека против несовершенства Божьего мира. Только горьковский Человек либо абстрактен (собирательный образ всего человечества, выраженный в словах Сатина в «На дне»: «Это не ты, не я, не они... нет! - это ты, я, они, старик, Наполеон, Магомет... в одном!»), либо его сущность отражают различные горьковские персонажи, но не сама личность писателя. Маяковский сам вступает в поединок с Богом. Через интимный сюжет (любовь к Марии) он устраняет последний зазор между поэтом и лирическим героем. Непонятая любовь - только следствие общего неприятия Поэта миром. Образ Марии приобретает евангельский смысл. Евангельская Мария и ее сестра Марфа встретили и приютили Иисуса. Грешница Мария Магдалина стала Его последовательницей. Наконец, дева Мария была родительницей Иисуса по велению Бога. Все эти образы так или иначе задействованы в поэме Маяковского, но «вывернуты» по-своему. Поэт - новый Иисус, несущий миру

свою истину. Это истина не божественная, но земная. И ее отрицательная часть - страшна и неприятна людям. Мир обветшал, мир распадается. В нем нарушены все человеческие отношения, царит полное взаимонепонимание. Это грозит неизбежной катастрофой. Но люди не желают в это поверить и прячутся в уютные социальные ниши: Вашу мысль, мечтающую на размягченном мозгу, как выжиревший лакей на замасленной кушетке, буду дразнить об окровавленный сердца лоскут; досыта изъиздеваюсь, нахальный и едкий. У меня в душе ни одного седого волоса, и старческой нежности нет в ней! Мир огрбмив мощью голоса, Иду - красивый, двадцатидвухлетний... Поэт недаром подчеркивает свой возраст (моложе Иисуса, когда тот стал Учителем) и пишет об отсутствии в своей душе «седого волоса». Ему важно доказать, что он представитель молодого мира, который идет на смену старому, ветхому - миру Бога-отца. Однако визит нового мессии ничем не оправдан свыше. Он весь целиком - из этого мира. И оттого его образ постоянно колеблется, раздваивается: В дряхлую спину хохочут и ржут канделябры. Меня сейчас узнать не могли бы: жилистая громадина стонет, корчится. Что может хотеться этакой глыбе? А глыбе многое хочется! Поэт-мессия сам не выдерживает собственной миссии, стремится спрятаться под теплое крыло, впадает в «старческую нежность»: Ведь для себя не важно и то, что бронзовый, и то, что сердце - холодной железкою. Ночью хочется звон свой спрятать в мягкое, в женское... Но старый мир отторгает Поэта. Он слишком велик для этого мира, к которому принадлежит и Мария. Трагедия в том, что некуда деться. Вся поэма напоминает корчи, хрипы мятущегося существа, замечательно переданные ритмом и звукописью: Улица муку молча перла. Крик торчком стоял из глотки. Топорщились, застрявшие поперек горла, пухлые taxi и костлявые пролетки. Грудь испешеходили. Чахотки площе. Город дорогу мраком запер. И когда - все-таки! - выхаркнула давку на площадь, спихнув наступившую на горло паперть, думалось: в хорах архангелова хорала бог, ограбленный, идет карать! Нескончаемый парад шипящих, свистящих, рыкающих и каркающих звуков... Поэт как бы сливается со своим голосом, и вся поэма написана не столько смыслом, сколько звуком. Не найдя выхода, он начинает кощунствовать: А в рае опять поселим Евочек: прикажи,- сегодня ночью ж со всех бульваров красивейших девочек я натащу тебе. Хочешь? Не хочешь? Но как раз в этих местах поэма «пробуксовывает». Бунт превращается в брань, тем более беспомощную, что Бог не дает ответа: Глухо. Вселенная спит, положив на лапу с клещами звезд огромное ухо. Парадоксально, но именно Маяковский талантливей многих отразил кризис богоборческой идеи, которая разбивается через собственное противоречие. Если мир, созданный Богом, несовершенен, а ты часть этого мира, то бунт против мира оказывается бунтом против самого себя. Если «Бог умер», всякий бунт бессмыслен. Мир становится «глухим». Некому слышать Поэта.