Маяковский в. в. - Сатира в творчестве маяковского

Мы всех зовем, чтоб в лоб, а не пятясь, критика дрянь косила... В. Маяковский Одной из наиболее ярких сторон поэтического творчества Маяковского была сатира, блестящим мастером которой он считался по праву. Высокий, волнующий пафос и проникновенный лиризм уживались в нем с сатирической беспощадностью, с щедринским, свифтовским издевательским смехом. Чем выше и чище рисовался поэту сияющий идеал нового человека, тем яростнее обрушивался он на пошлость, бескультурье, жадность и хищничество. “Какого злого, сильного, „кусачего" врага нашло себе в Маяковском наше мещанство, чиновничество, перерожденческое подхалимство! Какие великолепные громы и молнии обрушивал Маяковский на духовную заскорузлость, идеологический склероз, тину и слякоть ленивой мысли, „мыслительное" лежание на печи, оказёнивание быта и нравов, бюрократизм больших и малых чинуш и сутяг!” - писал Н. И. Бухарин в прощальной статье с подзаголовком “Скорбные мысли” накануне похорон великого поэта. “Грозным смехом” назвал Маяковский свои гневные сатирические стихи, так как ими он помогал выжигать из нашей жизни “разную дрянь и ерунду”. Поэт считал своим долгом “реветь медногорлой сиреной в тумане мещанья, у бурь в кипеньи”. В рифме поэт видел не только “ласку и лозунг” для друзей, но и “штык и кнут” для врагов. Острым словом разил он лодырей, бюрократов, расхитителей народной собственности и прочих “мерзавцев”. Объекты сатиры Маяковского так же многообразны, как и сама действительность. Его сатирический кнут доставал врага, под какой бы личиной он ни являлся: интервента или убийцы из-за угла, карьериста-подхалима или советского “помпадура” с партийным билетом. Еще в 1921 году в стихотворении “О дряни” Маяковский смело изобразил высунувшееся “из-за спины РСФСР мурло мещанина”. Неподражаема его “товарищ Надя”: И мне с эмблемами платья. Без серпа и молота не покажешься в свете! В чем сегодня буду фигурять я на балу в Реввоенсовете?! Маяковский по горьковски ненавидел мещанство, высмеивал и разоблачал его повсюду: в крупном и мелком, в быту и искусстве, среди части современной ему молодежи. Таковы его стихотворения “Любовь”, “Даешь изячную жизнь”, “Письмо к любимой Молчанова”, “Пиво и социализм”, “Маруся отравилась” и др. Темы сатиры Маяковского развиты и в его комедиях “Клоп” и “Баня”. В “Клопе” изображен некий Присыпкин, переделавший “для изящества” свою фамилию в Пьера Скрипкина. “Бывший рабочий, ныне жених”, он женился на девице Эльзевире Ре-несанс, маникюрше, “обстригшей бывшие присыпкинские когти”. Для предстоящего “красного бракосочетания” он закупает “красную ветчину”, “красноголовые бутылки и красное прочее”. В результате ряда фантастических событий Присыпкину удается в замороженном виде дожить до грядущего коммунистического общества. Его размораживают, и люди будущего с удивлением рассматривают это “водкой питающееся млекопитающее”. Однако он распространяет вокруг себя болезнетворные бациллы алкоголизма, подхалимства и гитарно - романсовой чувствительности. И Присыпкина как редчайший экземпляр “обывателиуса вульгарис” вместе с его неизменным спутником “клопусом нормалис” помещают в качестве экспоната в зоологический сад. Вторая комедия Маяковского представляет собой острейшую сатиру на бюрократизм. “„Баня" - моет (просто стирает) бюрократов”,- писал Маяковский. Центральный герой пьесы - главначпупс (главный начальник по управлению согласованием) Победоносиков. Он пытается уехать в изобретенной комсомольцами “машине времени” в будущее, в “коммунистический век”. Он даже заготовил мандаты и командировочные удостоверения и выписывает суточные из “среднего расчета за 100 лет”. Но “машина времени рванулась вперед пятилетиями, удесятеренными шагами, унося рабочих и работающих и выплевывая Победоносикова и ему подобных”. Исключительно богат и многообразен набор.сатирических средств Маяковского. “Оружия любимейшего род” - так называл поэт свою отважную “кавалерию острот”, чьи героические рейды были поистине неотразимы. Излюбленный сатирический прием Маяковского - это крайний гиперболизм. Б

есконечно гиперболизированное явление становится уже фантастическим. Этими фантастическими и гротескными гиперболами Маяковский пользовался еще в своих ранних “Гимнах”. Так, в “Гимне судье” мы читаем: .. Глаза у судьи - пара жестянок мерцает в помойной яме. Попал павлин оранжево-синий под глаз его строгий, как пост,- и вылинял моментально павлиний великолепный хвост! Вообще Маяковский неподражаем в искусстве шаржа - сатирического подчеркивания, сгущения обличаемых черт. Великолепным примером в этом отношении является стихотворение “6 монахинь”: Трезвые, чистые, как раствор борной, вместе, эскадроном, садятся есть. Пообедав, сообща скрываются в уборной. Одна зевнула - зевают шесть... Придешь ночью - сидят и бормочут. Рассвет в розы - бормочут стервозы! И днем, и ночью, и в утра, и в полдни сидят и бормочут, дуры господни. Более убийственную карикатуру на религиозное ханжество трудно себе представить. Очень важную роль в сатирическом арсенале Маяковского играют литературные пародии. Превосходно использован пародированный пушкинский текст в поэме “Хорошо!”. Нежнейший поэтический дуэт Татьяны с няней разыгрывается воспылавшей страстью к Керенскому старушкой Кусковой (“С чего это девушка сохнет и вянет? Молчит... но чувство, видать, велико”) и “усатым нянем”, “видавшим виды Пэ Эн Милюковым”. Остроумная пародия необычайно усиливает эффект сатирического разоблачения. Такова остро жалящая сатира Маяковского, всегда остроумная и оригинальная. 5 марта 1922 года в “Известиях” было напечатано стихотворение “Прозаседавшиеся”. Спокойной иронией начинает Маяковский историю о начале рабочего дня “прозаседавшихся”: чуть свет спешат они в учреждения, чтобы отдаться во власть “дел бумажных”. Уже в начале второй строфы появляется образ просителя, “со времени она” обивающего пороги учреждения в надежде получить “аудиенцию” у его руководителя - неуловимого “товарища Ивана Ваныча”, который без конца заседает. Издеваясь над мнимо важными делами, решением которых занимаются Иван Ваныч и его подчиненные, Маяковский прибегает к гиперболе. Их заботы - это вопрос об объединении Театрального отдела Наркомпроса с Главным управлением коннозаводства при Наркомземе (ТЕО и ГУКОН), вопрос о “покупке склянки чернил губкооперативом” и т. п. Маяковский доводит гиперболу до гротеска: перед просителем, ворвавшимся на заседание, предстает страшная картина: он видит там сидящие “людей половины” и решает, что произошло ужасное злодеяние. Гротескный, т. е. комически ужасный характер картины, где изображены заседающие “людей половины”, подчеркивается “спокойнейшим” отношением секретаря, считающего подобную ситуацию, от которой у бедного просителя “свихнулся разум”, вполне естественной: В день заседаний на двадцать надо поспеть нам. Поневоле приходится раздвоиться. До пояса здесь, а остальное там. Из повседневного употребления фразеологического оборота “не разорваться же мне надвое”, переданного поэтом в буквальном смысле, становится ясным, как возникла эта комически ужасная картина. “Спокойнейший” голосок секретаря не успокоил поэта-просителя, потому он не может уснуть и встречает рассвет следующего дня мечтой о таком заседании, которое искоренило бы все заседания. И в этой мечте нет ни иронии, ни гиперболы, ни гротеска: как многие сатирические стихотворения Маяковского, “Прозаседавшиеся” заканчивается призывом покончить с тем злом, которое высмеяно в основной части стихотворения. Благодаря Маяковскому слово “прозаседавшиеся” стало нарицательным обозначением бессмысленной заседательской суеты. Лев Кассиль рассказывает о том, как ненавистно было Маяковскому даже “наималейшее проявление бюрократического чванства”, и приводит слова поэта об одном чинуше: “Раздобыл какую-то бумажку с печатью и уже опьянен ее властью... Особый бюрократический алкоголь. От бумажки пьян. Ему уже бумажкой человека убить хочется”. Эти слова злободневны, так как видишь таких же чинуш и на наших телеэкранах, и на страницах сегодняшних журналов и газет. Именно сатира Маяковского дает нам оружие против таких чинуш сегодняшнего дня.