Маяковский в. в. - Поэтическое новаторство ранней лирики в. маяковского

Превыше крестов и труб, Крещенный в огне и дыме, Архангел - тяжело ступ - Здорово в веках, Владимир! М. Цветаева Впервые в литературу Маяковский вошел с появлением манифеста “Пощечина общественному вкусу”, в котором излагается программа футуристов. Маяковский не просто входит в литературу, он врывается, вносит коренные изменения. В манифесте говорится что футуристы - “лицо нашего времени”, предлагают “сбросить Пушкина, Достоевского, Толстого и прочих с парохода современности”. Объявляют “непреодолимую ненависть к существующему до них языку”. Требуют “увеличение словаря в его объеме произвольными и непроизвольными словами”, сознавая тем самым “слово-новшество”. Футуризм оказал большое влияние на раннее творчество В. Маяковского. Как “слово-новшество” поэт, используя традиционные способы образования слов, создает свои, новые формы: издеваюсь, декабрый вечер, любеночек, наслезненные глаза, дождь обрыдал и другие. Коренное изменение внес Маяковский в технику русского стиха. Он установил новые методы рифмовки, которые близки к ораторскому слову. В своей статье “Как делать стихи?” Маяковский писал, что самое характерное слово он ставит в конец строки и подбирает к нему рифму. Маяковский нарушает так называемый силлабо-тонический стих, установленный реформой В. Тредиаковского в начале ХVШ века, и создает тоническое стихосложение, в котором длина стиха определяется количеством полноударных слов. Маяковский использует лестничное строение стиха, где каждое слово - “ступенька” - имеет логическое ударение и содержит определенную смысловую нагрузку. Употребляя, на первый взгляд, обычные лексические единицы, иногда с новыми формами образования, Маяковский сумел создать ошеломляющие метафоры: “грудь ис-пешеходили”, то есть исходили взад и вперед, вдоль и поперек. Часто ошеломляющая метафора разворачивается во всю строфу: Вот - я, весь боль и ушиб. Вам завещаю я сад фруктовый моей великой души. Практически в каждом произведении Маяковского в большом количестве содержатся метафоры - ошеломляющие, овеществляющие, развернутые; различные сравнения - “На цепочке Папомона поведу, как мопса” и другие, неологизмы, гиперболы, реже - прием контактного повтора (“Слава, Слава, Слава героям!!!”) В тематике всех ранних произведений В. Маяковского есть нечто общее: человек большой любви, страсти, человек “для сердца” оказывается ненужным, неуместным, осмеянным. В них - крик боли, отчаяния, проклятия из-за лжи и подлости окружающего мира. Поэт в ожидании появления настоящего человека: “Опять, тоскою к людям ведомый, иду...”. У поэта “тоска к людям”, тяга к человеку; но вот, оглядываясь по сторонам, он видит, что перед ним вместо человека - какое-то странное существо, лишенное человеческого облика: Два аршина безликого розоватого теста: Хоть бы метка была в уголке вышита. Нет лиц, нет людей - такова основная мысль многих стихотворений раннего Маяковского. Через час отсюда в чистый переулок вытечет по человеку ваш обрюзгший жир... Жирные, лоснящиеся существа составляют массу окружающих. Если Блок в “Плясках смерти” писал: “Как тяжко мертвецу среди людей...”, то о традиции молодого Маяковского можно сказать: как тяжело средь мертвецов живому. Экстраверт Маяковский обращается к людям, но не находит понимания. В этот период доля поэта - характерно обостренное чувство одиночества, близкое к лермонтовскому или есенинскому. Только если у Есенина - “я один... и разбитое зеркало” - это трагический финал жизни, то у Маяковского “мостовая моей души изъезженной” - трагическое начало. Есенин пришел к нам с естественной, природной гармонией, но уходит ли с ней Маяковский? И с гармонией ли? Все чаще в ранней лирике проступают тюремные очертания, обозначается образ “жизнь - тюрьма”, возникают ассоциации, несущие мысль

о несвободе: бог, пойманный арканом в небе; городовые, распятые перекрестком. В стихотворении “Ко всему” этот образ разрастается до огромных размеров: ... вся земля - каторжник с наполовину выбритой солнцем головой! Жизнь в ранних стихотворениях Маяковского - несвободная, закованная, перечеркнутая тюремной решеткой. Полжизни прошло, теперь не вырвешься... ... я в плену. Нет мне выкупа. Оковала земля, окаянная. Я бы всех в жбви моей выкупал, да в дома облесен океан ее! Жизнь заточена, “океан любви” обнесен в дома - такой предстает действительность в ранней поэзии Маяковского. Вместе с образом тюрьмы, “загона”, закованной земли развивается в творчестве Маяковского другой образ, сначала трагически окрашенный, - образ солнца. Солнце у раннего Маяковского часто предстает в мрачном свете. Солнце - мучитель, проливающий кровь людей; солнце, едва просочившись в крохотную щелку, “как маленькая гноящаяся ранка”, тут же прячется, тускнеет, побежденное мраком, теснотой. Солнце - “неб самодержец”, жирных и рыжий, выезжающий “по тропам крыш”. Раннему Маяковскому мерещились “косые скулы океана”, он мечтал о необъятных просторах жизни. Образ океана, как и образ солнца в ранние годы творчества, внутренне скован, несвободен. Как солнце заслонено решеткой, так и океан зажат в тиски. Любовь громадины, “сфинкса” Маяковского - грандиозная, великая: Любовь мою, Как апостол во время оно, По тысячи тысяч разнесу дорог. Поэт “прекрасно болен”, у него “пожар сердца”. В поэме “Облако в штанах” любовь необходима, она прекрасна, даже если приносит боль: ...сквозь жизнь я тащу миллионы огромных чистых любовей и миллион маленьких грязных любят. Во “Флейте-позвоночнике” звучат ноты отчаяния; разрушение направлено на самого себя: “Все равно я знаю, я скоро сдохну”. В стихотворении “Ко всему” Маяковский, называя себя “величайшим Дон-Кихотом” говорит: Любовь! Только в моем воспаленном мозгу была ты! Была... Любовь уходит. И в поэме “Война и мир” поэт боится оступиться, потерять оставшееся: Оступлюсь - и последней любовишки кроха навеки канет в дымный омут. В поэме “Человек” Маяковский - в пламени любви. ... только боль моя острей - стою огнем обвеет, на несгорающем костре немыслимой любви. Костер несгорающий, но любовь немыслима, а боль - все острей... И Маяковский бросается в другую стихию. От темы любви переходит к теме искусства,, поэта, его творчества. В стихотворениях этой темы Маяковский говорит о необузданности, свободе творческой фантазии. Заявляет, что он не такой, как все. Его фантазия способна перевернуть мир: ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб? Герой бросает вызов: он - “бесценных слов мот и транжир”. Поэт чист, но не защищен от грязи окружающих, которые взгромоздились “на бабочку поэтиного сердца”. В стихотворении “Эй” ясно видно, что фантазия поэта действительно не знает границу: Эй! Человек, землю саму зови на вальс! В стихотворении “Поэт-рабочий” Маяковский доказывает, что работа поэта такая же, как и работа токаря, поэт - тоже “фабрика”, деревообделочника - и голов людских обделываем дубы, рыбалка - “людей живых ловить, а не рыб”, кузнеца - “мозги шлифуем рашпилем языка”. И для Маяковского нет разницы между техником и поэтом. Они равны. Сердца - такие ж моторы. Душа - такой же хитрый двигатель. Поэзия - главная, ведущая тема для молодого Маяковского. Я хочу одной отравы - пить и пить стихи. Поэзия и жизнь поэта неразрывно связаны. Видите - гвоздями слов прибит к бумаге я. В поэме “Флейта-позвоночник” Маяковский оценивает свое творчество как что-то высшее, нечеловеческое: Забуду год, день, число. Запрусь одинокий с листом бумаги я, Творись, просветленных страданием слов нечеловечья магия. И вся поэзия раннего Маяковского - это фантастическая, неземная, “нечеловечья магия”.