"Ой ты, нала батюшка, тихий Дон!" - так в своих песнях обращаются к великой реке донские казаки. Хотя от Днепра и Терека до Яика и Амура раскидало казачество хутора за свою многовековую историю (с 1549 г. упоминаются в летописи "казаки"), для всякого русского человека с судьбой и укладом казаков неразделимо связана именно эта река. Удивительно ли, что, взявшись за роман о донском казачестве, М. Шолохов первоначально дал ему имя "Донщина", однако с расширением замысла изменил и название своей главной книги: "Тихий Дон". На первый взгляд простое, это название вобрало в себя все смысловое богатство грандиозного романа-эпопеи, стало поистине символом судьбы лихих донцев. А так как всякий символ имеет бесконечное число значений, смысл названия этого романа невозможно объяснить в двух-трех словах. Так уж сложилось исторически, что изначально казаки были только независимыми, свободолюбивыми воинами, которые селились по окраинам русских земель, защищались от набегов кочевников, промышляли набегами на чужие пределы; по сути дела, они на Руси несли пограничную службу. Земли же попадались все богатые, а боевыми трофеями и даже разбоями не всегда разживешься: ненадежное это дело да и опасное. Короче, преодолевая устоявшиеся обычаи и даже запреты, стали казаки в свободное от военных действий время сеять хлеб. Так что у всякого казака было сразу как бы две ипостаси: казак-воин проходил военные сборы, добывал славу в походах; казак-земледелец сеял, пахал, растил детей. Донское казачество не было в этом исключением. Земля на Дону, особенно нижнем, жирная, богатая; говорят, воткни в нее палку - прорастет. Да и нет в ней особого дефицита: бескрайни донские степи. "Степь-матушка, Дон-батюшка" - так называли их казаки, кормильцем величали тихий Дон. И впрямь: оплодотворят щедрые воды Дона степь, и родит она богатый урожай на радость казакам и в прибыток их хозяйствам. Потому и располагаются казачьи хутора по берегам могучей реки: тут тебе и столь необходимая всякому земледельцу вода, и рыба водится в изобилии, да и водный путь гладок да широк. На донском берегу расположился и хутор Татарский станицы Вешенской: "Мелеховский двор - на самом краю хутора. Воротца со скотиньего база ведут на север к Дону. Крутой восьмисаженный спуск меж замшелых в прозелени меловых глыб, и вот берег: перламутровая россыпь ракушек, серая изломистая кайма нацелованной волнами гальки и дальше - перекипающее под ветром вороненой рябью стремя Дона" - так начинается роман М. Шолохова. Размеренная жизнь земледельца чем-то напоминает течение реки: течет вода - идет время, немудреные события казачьей жизни сменяют одно другое: пахота, посев, покос, жатва. Но как неизменны речные берега, так неизменна в основе своей и жизнь на лоне природы: за зимой приходит весна, за жатвой - пахота. Природное время циклично, течет по кругу; оно опровергает известный афоризм древнего мудреца: мол, нельзя в одну реку войти дважды. Проходит вода, но сама река пребывает вечно. Где бы ни странствовал донской казак, по возвращении первым его встретит Дон-батюшка, по прежнему полноводный и тихий: "Бывало, отслужат казаки в Атаманском полку сроки, - снаряжают их к отправке по домам. Грузят сундуки, именье свое, коней. Эшелон идет, и вот под Воронежем, где первый раз приходится переезжать через Дон, машинист, какой ведет поезд, дает тихий ход, - самый что ни на есть тихий... он уже знает, в чем дело. Только что поезд выберется на мост, - батюшки мои!.. что тут начинается! Казаки прямо бесятся: "Дон! Дон наш! Тихий Дон! Отец родимый, кормилец! Ур-р-ра-а-а-а!" - из окны кидают, с моста прямо в воду, через железный переплет, фуражки, шинелях старые, шаровары, наволоки, рубахи, разную мелочь. Дарят Дону, возвертаясь со службы. Бывалоча глянешь, - а по воде голубые атаманские фуражки, как лебедя али цветки, плывут... Издавна такой обычай повелся". (Кн. II, ч. V, гл. X.) Циклично природное время; циклична и сама жизнь казака-землепашца, жизнь в целом: вроде бы всего раз рождается, раз умирает человек - да не раз, с рождением ребенка начинается новый круг его существования. Человек смертен лишь сам по себе - в роду, в своих детях он продолжает себя, обретает бессмертие. Поэтому так много места уделяет Шолохов истории казачьих родов: Мелеховых, Коршуновых, Листницких, поэтому так важно для писателя, крепок ли род героя, не лягут ли грехи отцов на плечи детей, как всю жизнь поломало Аксинье двойное преступление, совершенное ее родными. Не зная значения для казака семьи, рода, трудно объяснить слова автора: "Отсюда и повелись в хуторе горбоносые, диковато-красивые казаки Мелеховы, а по-уличному - Турки". Вроде бы, кроме Пантелея Прокофьевича и Григория, ну может, еще Дуняши, и нет пока "турок" в Татарском, да не ошибка это Шолохова: о том, что вопреки всему не пресекся род Мелеховых, говорит писатель, и последние строки романа разъясняют эту загадочную фразу. Циклична