Помещик был румяненький, Осанистый, присадистый, Шестидесяти лет; Усы седые, длинные, Ухватки молодецкие... Приняв странников за грабителей, помещик выхватывает пистолет. Узнав же, кто они и зачем путешествуют, смеется, усаживается с удобствами (подушка, ковер, рюмка вина) и рассказывает историю своего рода. Самый древний предок его по отцу "волками и лисицами... тешил государыню". Предок по матери - князь Щепкин, который вместе с Васькой Гусевым "пытался поджечь Москву, казну пограбить думали, да их казнили смертию". Оболт-Оболдуев с восторгом вспоминает былые времена, собственных актеров, пиры, охоту, объем помещичьей власти: Кого хочу - помилую, Кого хочу - казню, Закон - мое желание! Кулак - моя полиция! Он подчеркивает, что наказывал по доброте ("карал - любя"), что по праздникам в его дом для молитвы допускались крестьяне. Теперь же помещичьи дома разрушают, сады вырубают, лес воруют, а вместо усадеб "расположаются питейные дома": Поят народ распущенный, Зовут на службы земские, Сажают, учат грамоте, - Нужна ему она! Он жалуется странникам, что его призывают трудиться, а он, прожив в деревне сорок лет, не может отличить ячмень от ржи. Как и во всей поэме, в главе "Помещик" нашли свое отражение классовые противоречия - противоречия в крестьянском сознании, противоречия между бунтарским духом народа и холопским сознанием. Кроме того, в этой главе назревает вопрос - счастлив ли народ, получивший волю? Помещик Оболт-Оболдуев несчастлив искренне. Еще бы, “поля - недоработаны, посевы - недосеены, порядку нет следа!". Как жаль, что минули "времена боярские", когда "дышала грудь помещичья свободно и легко" и когда Оболт-Оболдуев мог распоряжаться крепостными. Если вдуматься и соотнес