Литературный герой ЛУЖИН

ЛУЖИН - герой романа В.В. Набокова «Защита Лужина» (1929). По мнению многих исследователей творчества Набокова, Александр Иванович Л. представляет собой одного из очень немногочисленных набоковских героев, наделенного чертами реального человека. Роман представляет собой историю жизни Л., начиная с детских лет (поступление в Бала-шовское училище) и кончая его смертью. Л.- внук забытого композитора и сын «весьма посредственного» детского писателя - с самого детства ощущает себя чужим в окружающем его мире («в первый же день < ...> он почувствовал вокруг себя такую ненависть, такое глумливое любопытство…»). Ощущение просвета наступает вдруг, когда он первый раз видит шахматы - с этого момента начинается «отключение» Л. от реального мира, он уходит в мир шахматной игры, где чувствует себя виртуозом, творцом, властителем. Через некоторое время у Л., восходящей шахматной звезды, появился «нечто среднее между воспитателем и антрепренером» Валентинов (которого Л. интересовал лишь как феномен - «явление странное, несколько уродливое, но обаятельное, как кривые ноги таксы»). Однако годы «вундеркиндства» прошли, и Л., живя лишь в шахматном мире, уже покинутый Валентиновым, начинает проигрывать турниры. У него появляется «свой» соперник-враг Турати, возникает поглощающая все мысли Л. идея шахматного реванша. В это же время Л. встречает свою будущую жену. Далее в жизни Л. наступает перелом. Он играет решающую партию с Турати, во время которой с ним случается удар. После этого случая Л. женится и перестает играть. Некоторое время все идет нормально. Но шахматный мир не оставляет Л. в покое, вновь появляется Валентинов, пытающийся завлечь «шахматного» Л. в мир кинематографа. Л. чувствует себя в ловушке и, решив «выйти из игры», кончает самоубийством. Образ Л. не имеет конкретного прототипа, это собирательный герой, сопоставимый с несколькими реальными лицами. По своему внешнему облику мешковатого, неуклюжего человека он сходен с гроссмейстером Акибой Рубинштейном. Некоторые житейские перипетии юного Л. напоминают юность самого Набокова - он учился в привилегированном Тенишевском училище (Л.- в Балашовском). Практически все исследователи этого образа считают, что основным прототипом Л. послужил чемпион мира тех лет, знаменитый гроссмейстер Алехин. Однако ни во внешнем облике, ни в образе жизни неуклюжий и замкнутый Л. ничего общего с ним не имеет (Алехин - аристократ с отличным телосложением и римским профилем, с великолепными манерами, очень общительный). Набоков, создавая образ Л., «позаимствовал» для него у Алехина саму манеру шахматной игры (за которой несколько раз пристально наблюдал, присутствуя на турнирах). «Прозрачность и легкость лужинской мысли» соответствует алехинской игре. Она «расходится словно веером, который будет сложен лишь в момент последнего удара» (Зноско-Боровский). Л. обычно рассматривают как тип героя, которому враждебно все окружающее его - и быт, и люди, и обстоятельства. Герой уходит в «космос искусства», где преображается, становясь творцом, гением. В этом мире исчезает его неуклюжесть и беспомощность, напротив - жизнь становится «стройна, отчетлива и богата приключениями». В этой связи проводится аналог

ия, например, с джойсовским Стивеном Дедалусом из «Портрета художника в молодости» - та же неприкаянность в колледже, то же ощущение избранности и тайный порыв к свободе от среды (Н.Анастасьев). Отрыв Л. от шахмат, погружение в среду посредственных людей - родителей жены, их знакомых - приводит к гибели Л. как творческой личности и к его физическому самоуничтожению. Фамилия Л. встречалась у Набокова и до создания романа. В рассказе «Случайность» (1924) действует герой - Алексей Львович Лужин, официант в ресторане германского экспресса, одинокий отчаявшийся наркоман, который бросается под паровоз, не подозревая, что его жена, выбравшаяся из России, едет в том же поезде, чтобы спасти его. Видимо, сама фамилия героя и в рассказе, и в романе несет на себе значимую нагрузку - лужа, по ассоциации с поговоркой «сесть в лужу». Л. из «Защиты Лужина» попадает в разряд «фаустовских» героев. У него есть и свой «Мефистофель» - Валентинов, любезно введший его в мир больших шахмат, а заодно окончательно отрезавший какую-либо возможность для Л. нормальной связи с человеческим миром. И мир шахмат для Л. играет двойную роль. С одной стороны, это мир творчества ума, мир, для Л. аналогичный миру музыки (во время партий он «слышит» музыкальные ноты, мелодии, даже «музыкальную бурю», «фуриозо»). Но с другой - Л. влекла в этот мир возможность «властвовать». Перед самым ударом, во время партии с Турати, Л. вдруг «увидел что-то нестерпимо страшное, он понял ужас шахматных бездн, в которые погружался». Набоков замечал, что в случае с Л. он строил сюжет как «настоящую шахматную атаку, разрушающую до основания душевное здоровье моего бедного героя». Трагедия Л. из романтического противостояния гения и толпы перерастает в метафизическую трагедию человека, дошедшего до вершины своего творчества и столкнувшегося на этой вершине с чем-то, что хочет погубить его. Шанс выйти из «шахматных бездн» пытается дать Л. его жена (в романе она только так и называется - Лужина или жена Лужина). Спасение видится ей в одном - в отказе от страсти к шахматам, в возвращении к «нормальной» жизни. Но шахматы все же достают Л - он еще пытается сопротивляться, пытается найти какую-нибудь «защиту», но вновь откуда-то выныривает «скользкий, отвратительно ерзающий» Валентинов с его «немецким «до-свиданья»». Он тянет Л. в мир еще более призрачный, виртуальный - в мир кино, напоминает о якобы имевшей место сделке: «свои - сочтемся». И Л. понимает, что проиграл, что его опять затягивают в игру, ставят «мат в три хода». Но и самоубийство Л.- проигрыш, он падает в «бездну, которая распадалась на бледные и темные квадраты» и видит, «какая именно вечность угодливо и неумолимо раскинулась перед ним». Набоков заметил: «Приглядевшись к завершающей сцене романа, я неожиданно обнаружил, что книга не окончена». Тему взаимоотношения героя и его дара писатель продолжил в романе «Дар» (1938). Здесь Л. возродился в образе Годунова-Чердынцева. Как «запутавшийся герой» Л. открывает линию таких набоковских образов, как Цинциннат и Гумберт.

Лит.: Rowe W.W. «Nabokov’s spectral dimension». Ardis, 1981; Шаховская 3. В поисках Набокова. М, 1991; Анастасьев Н. Феномен Набокова. М., 1992.