Достоевский ф. м. - Клевета лужина.

Роман «Преступление и наказание» был написан в 1866 году. В это время Достоевский жил в той части Петербурга, где селились мелкие чиновники, торговцы, студенты. Здесь, в тумане и пыли «серединных петербургских улиц и переулков», родился в сознании Достоевского образ Родиона Раскольникова. В судьбе русских молодых людей вроде Раскольникова роковую роль сыграли годы реакции (1862-1863), когда потерпела крах уверенность в коренном обновлении России, в неминуемой гибели «прошлых времен». Оптимистические надежды были разбиты – «прошлые времена» и не думали умирать, напротив, они стали более цепкими, изворотливыми, приобретя нового союзника – буржуазного хищника-дельца вроде Лужина. Наступило время тяжких разочарований, мучительных душевных кризисов. В образе Раскольникова отразились и собственные горькие размышления Достоевского о человеческой природе и социальной действительности, кризис и глубокая перестройка в его сознании утопически-социалистических идеалов молодости. Раскольников страстно и беспощадно судит этот мир, с его вопиющей социальной несправедливостью, с бессмысленными страданиями и унижением, судит своим карающим личным судом, своим бунтарским разумом протестующей и ни перед чем не склоняющейся личности. Но Раскольникова его бунт неотвратимо приводит к подавлению человека. Самая яркая иллюстрация, подтверждающая этот факт, - бесчеловечное надругательство Лужина над Соней, страшная боль ничем не заслуженного жестокого оскорбления. Гнусная клевета Лужина – окончательное разоблачение теории Раскольникова. Петр Петрович Лужин, расчетливый буржуазный делец, является двойником Раскольникова. Он открыто проповедует эгоизм и индивидуализм, якобы на основах «науки и экономической правды»: «Наука же говорит: возлюби прежде всего одного себя, ибо все на свете на личном интересе основано». Но в отличие от Раскольникова, Лужин не грабит, не убивает, да ему вовсе и не нужно переступать формальный закон для удовлетворения личного интереса. Он переступает нравственный закон, закон человечности, и преспокойно выносит то, чего Раскольников вынести не мог. Лужин подавляет и унижает людей, д

аже не сознавая этого, и в этой «бессознательности» сила Лужина. Ведь «Наполеоны» на мучаются, не раздумывают, можно или нельзя переступить, а просто переступают через человека. Обвинив Соню в воровстве, Лужин преследует, по его мнению, вполне достойные цели. Гнусность его поступка заключается прежде всего в том, что он сам предложил соне сто рублей и в присутствии свидетелей потребовал их вернуть. Кроме того, цели его по сути своей оказались ничтожными и низкими. Ему нужно было отомстить Раскольникову, поссорив его с матерью и сестрой, и опорочить Соню, т.к. уже распустил слух о ее «непорядочности». Лужин наносит Соне ужасное оскорбление, расчетливое и безжалостное. Его отвратительная игра подрывает в душе Сони веру в силу кротости и любви. Разочарование ее слишком тяжело. Соня «стушевывается», как-то принижается. В надежде защитить себя кротостью, покорностью, робостью – делается беспомощной и растерянной. И если бы не Катерина Ивановна, яростно защищавшая Соню, и Раскольников, который сразу понял весь «расчет» Лужина, вряд ли бы удалось Соне доказать свою невиновность. Клевета Лужина разрушает теорию Раскольникова окончательно. Подавление слабых – вот какой стороной оборачивается его теория. Ведь его бунт немыслим без принесения в жертву «необыкновенной» личности другой личности. Для «необыкновенной» личности весь мир – лишь средство утверждения своей «единственности», своего безграничного эгоизма собственника. «Сверхчеловек» утверждает себя за счет другого – «вши», «твари дрожащей». И вот на глазах у Раскольникова Лужин, «настоящий властелин», хладнокровно превращает Соню, «тварь дрожащую», в средство достижения своих низменных целей – ведь «все на личном интересе основано». А тут личный интерес требовал – переступить, что и было незамедлительно исполнено. Вся раскольниковская рациональная, выверенная, выточенная как бритва казуистика оказывается полной бессмыслицей. Пусть он убил, переступил формальный закон, но нравственный закон он так и не смог переступить. Глубочайшая уязвленность ужасом и нелепостью мира родила раскольниковскую идею. Но она же и уничтожила ее до конца