Методические указания для подготовки к семинарским занятиям, написанию контрольных работ и рефератов по дисциплине «История Украины» для студентов всех форм обучения

Министерство образования и науки Украины

Севастопольский национальный технический университетДИПЛОМАТИЯ БОГДАНА ХМЕЛЬНИЦКОГО

В ГОДЫ НАЦИОНАЛЬНО – ОСВОБОДИТЕЛЬНОЙ ВОЙНЫ УКРАИНСКОГО НАРОДА

ПРОТИВ РЕЧИ ПОСПОЛИТОЙ

Методические указания

для подготовки к семинарским занятиям,

написанию контрольных работ и рефератов

по дисциплине «История Украины»

для студентов всех форм обучения

Севастополь

2002

УДК 94 (477) “16”

Методические указания по дисциплине «История Украины» / Сост. Фиров П. Т. - Севастополь: Изд-во СевНТУ, 2002. - 46 с.

Методические указания подготовлены в соответствии с требованиями Министерства образования и науки Украины и учебной программы курса «История Украины» для высших учебных заведений. В них даются методические рекомендации студентам, изучающим одну из основных тем в украинской истории середины XVII в., - борьбу украинского народа против польской зависимости и за создание собственного государства. Методические указания составлены с учетом современных разработок исторической науки по данной теме.

Они содержат контрольные вопросы и тестовые задания.

Методические указания рассмотрены и утверждены на заседании кафедры философских и социальных наук (протокол № 2 от 14 октября 2002 г.)

Допущено учебно-методическим центром СевНТУ в качестве методических указаний.

Рецензенты: Н. Н. Денисенко, Т. К. Кухникова

СОДЕРЖАНИЕ

Введение……………………………………………………………………

Дипломатическая деятельность Б. Хмельницкого в начальный период Национально-освободительной войны………………………

Лже-Шуйский - «секретное оружие» украинской дипломатии…….

Крымско-турецкий фактор в украинско-российских отношениях…

Украинско-российское соглашение 1654 г. – логический результат дипломатической деятельности Б. Хмельницкого………………….

Контроль знаний………………………………………………………

Заключение…………………………………………………………………

Библиографический список……………..…………………………………

Введение

Национально-освободительная война украинского народа против Речи Посполитой 1648-1657 гг. – одна из наиболее ярких и героических страниц нашей истории. Грандиозное, небывалое до того времени народное восстание, охватившее всю территорию Украины, продолжалось много лет. Оно было направлено на свержение власти Речи Посполитой, освобождение от притеснений и эксплуатации феодалов, на защиту родного языка, веры, культуры и обычаев. Возглавляли восстание в основном представители казаческого сословия, имевшие опыт военной организации и боевых действий: Богун Иван, Гиря Иван, Гуляницкий Иван, Джалалий Филон, Золотаренко Иван и Василий, Кривонос Максим, Кричевский Михаил, Небаба Мартын, Нестеренко Максим и другие.

Предводителем национально-освободительной войны стал великий сын украинского народа чигиринский сотник Богдан Хмельницкий. С юных лет он был свидетелем антифеодального и национально-освободительного движения украинского народа против гнета феодалов, насильственного насаждения унии, денационализации и ополячивания украинцев, агрессии турецких и татарских орд. В середине 40-х годов XVII в. он начал подготовку к антипольскому выступлению, а в 1648 г. поднял восстание на Запорожье, где был избран гетманом. Возглавляя Освободительную войну, Хмельницкий показал себя умелым и опытным полководцем, ярким политическим деятелем, незаурядным дипломатом.

В ходе Освободительной войны гетман проводил дальновидную внешнюю политику. Для осуществления своих грандиозных замыслов он употреблял утонченные дипломатические маневры, искусно используя внешнеполитические противоречия соседних с Украиной государств. Хмельницкий смело входил в лабиринт высокой международной политики, ступал по тонкому льду опасных союзов. Опираясь то на крымского хана, то на молдавского господаря, заключая соглашения с турецким султаном и трансильванским князем, гетман первостепенное значение отводил отношениям с Москвой, всеми силами стараясь побудить ее к войне с Речью Посполитой. Характеризуя Хмельницкого как мастера дипломатии, М. Грушевский писал: «Вообще он, по давнему казацкому обычаю, хитрил и, стараясь собрать как можно больше союзников для своей борьбы против Польши, говорил каждому то, что ему было приятно слышать – лишь бы его склонить к участию в своих предприятиях. Так и московскому царю он заявлял, что хотел бы иметь его царем и самодержцем, соответственно тому, что диктовали ему московские послы».

Данное пособие посвящено анализу украинско-российских отношений с 1648 по 1654 г. На протяжении указанного периода были сформулированы цели этих отношений, осуществлялись активные межгосударственные связи, было заключено Переяславско-Московское соглашение. Методические указания составлены в соответствии с требованиями программы вузовского курса «Истории Украины». В пособии учтены положения и выводы, изложенные в научных трудах М. Грушевского, Д. Дорошенко, С. Соловьева, А. Яковлива, а также в работах современных украинских ученых.

Материалы данного пособия можно использовать в лекциях, на семинарских занятиях, при написании рефератов, докладов и сообщений.

1. Дипломатическая деятельность Б. Хмельницкого в начальный период Национально-освободительной войны

Подчеркнем, что Б. Хмельницкий во всём – военном деле, политике, дипломатии – прежде всего, был реалистом и прагматиком. Он всегда учитывал конкретные факты и обстоятельства и, опираясь на них, решал конкретные государственные дела.

Наглядным примером этого может быть дипломатическая деятельность гетмана. С последовательной настойчивостью и неустанностью он вмешивался в стремительное течение международной политики, ломая сложившиеся структуры европейских союзов и создавая новые. Крымское ханство, Турция, Молдавия, Валахия, Венгрия, Швеция, и, наконец, – Московское царство и даже Литва были втянуты в водоворот антипольской политики, которую осуществлял Богдан Хмельницкий, строя из отдельных обломков прошлого новое Украинское государство.

Прежде чем приступить к освещению практической деятельности гетмана Хмельницкого в области внешней политики, необходимо уяснить содержание понятия «дипломатия». Дипломатия (фр. diplomatie) – официальная деятельность глав и правительств государств, а также их специальных органов по осуществлению целей и задач внешней политики и защиты прав и интересов государств и граждан за границей. Переносно – искусство добиваться своих целей методами ухищрений и уклончивости.

Ещё только начиная подготовку к Национально-освободительной войне против Речи Посполитой, Хмельницкий уже чётко осознавал необходимость для Украины международных союзов. Своим соратникам по борьбе гетман говорил, что «против сильных врагов наших мы ничего не сделаем… нам нельзя обойтись без помощи извне». Действительно, в той тяжёлой борьбе, которая разворачивалась на территории Украины, без союзников обойтись было невозможно. Потому гетман вынужден был идти на сближение с Крымским ханством, подчёркивая, что «братство и соединение» с крымскими татарами приходится «держать поневоле».

О военном союзе украинского казачества с крымскими татарами было известно как в Варшаве, так и в Москве. Накануне Освободительной войны Московское государство заключило договор с Речью Посполитой о совместной борьбе с татарами. Под нажимом Польши российское правительство могло легко использовать это соглашение для удара с севера по Войску Запорожскому, союзнику Крыма. В районе приграничного города Путивля находилось значительное количество царских войск.

Но крупные поражения польских войск возле Жёлтых Вод и Корсуня в мае 1648 г., а также неожиданная смерть короля Владислава IV поставили под сомнение возможность реализации польско-российского соглашения. Наоборот, украинский православный шляхтич Адам Кисель писал польскому правительству, что в сложившейся ситуации никто не может ручаться за казаков и русских. Сенатор подчёркивал, что у них «одна кровь, одна религия. Боже сохрани, чтобы они задумали что-то» против Речи Посполитой.

В конце мая 1648 г. Б. Хмельницкий решил временно прекратить наступление и дать войску передышку. Тем временем гетман хотел узнать о международном резонансе на события в Украине, выяснить реакцию соседних государств, чтобы знать, кто из союзников Польши собирается оказать ей военную помощь и в каком объёме. При этом для украинской стороны было очень важно, чтобы поляки не достигли нового соглашения с Москвой, которая сдержанно отнеслась к началу Освободительной войны. Сразу же после Корсуньской битвы казаческая рада приняла решение обратиться к царю Алексею Михайловичу с просьбой о помощи, а также с предложением начать совместные действия против Польши. Разведка Московского государства доносила о решении казаческой рады «…просить у тебя, государя, ратных людей на помощь на ляхов»[7, с. 90].

Положение, в котором оказалась Польша, Б. Хмельницкий старался использовать с наибольшей выгодой для Украины. Он даже подал царю мысль о короне Речи Посполитой. Гетман прекрасно осознавал, что, воюя с Польшей, он объективно способствует интересам Москвы, которая понесла значительные территориальные потери вследствие Смоленской войны 1633-1634 годов, потому имел все основания надеяться, что Москва, воспользовавшись сложным положением Польши, захочет возвратить себе утерянные земли.

Руководствуясь этими соображениями, Хмельницкий решил идти на непосредственную связь с российским правительством. И сделал это весьма своеобразно: использовал московских гонцов, которые были направлены к врагам Украины: Адаму Киселю, Ярёме Вишневецкому и другим. Казацкая контрразведка следила за лазутчиками и подвергала их арестам, когда они возвращались на российскую территорию. Так были задержаны Иван Трифонов и Иван Шулежкин.

Рассмотрим подробней один из таких случаев. Возле Киева казаки задержали, посланного из города Севска к Адаму Киселю, Григория Климова и доставили к Богдану Хмельницкому. Гетман взял у него письма, предназначенные Киселю, и сказал: «Не по что тебе к Адаму ехать, я тебе дам к царскому величеству от себя грамоту». Хмельницкий говорил Климову: «Скажи в Севске воеводам, а воеводы пусть отпишут к царскому величеству, чтоб царское величество Войско запорожское пожаловал денежным жалованием; теперь ему, государю, на Польшу и на Литву наступать пора; его бы государево войско шло к Смоленску, а я, Хмельницкий, стану государю служить со своим войском с другой стороны»[4, с.46]. В своей грамоте от 8 июня 1648г. извещал царя о победах над поляками под Жёлтыми Водами и Корсунем и предлагал: «Если б ваше царское величество немедленно на государство то наступили, то мы со всем Войском Запорожским услужить вашей царской вельможности готовы»[22, с. 511-512].

Но в Москве не знали, как поступить с мятежным гетманом, принять ли его под свою власть или только поддерживать в борьбе против поляков. В. Ключевский писал: «Как подданный Хмельницкий был менее удобен, чем как негласный союзник: подданного надобно защищать, а союзника можно покинуть по миновании в нём надобности». Поэтому царь осторожно реагировал на события в Украине и не торопился заключать военный союз с Войском Запорожским. Алексей Михайлович ограничивался советом, чтобы «в покое жили с ляхами и с княжеством литовским, и чтобы кровь христианская больше не разливалась»[7, с. 92]. Но подобный «миротворческий» ответ царя никак не устраивал гетмана. 11 июля 1648 г. он передал царю новую просьбу выступить против Польши.

Б. Хмельницкий заявил, что в случае отказа от военной помощи, казаки совместно с татарами могут ударить по пограничным российским территориям. В июле 1648 г. гетман отправил письмо путивльскому воеводе Плещеву, в котором не скрывал своего желания добиться разрыва союза Московского государства с Польшей. Письмо было написано языком государственного деятеля, уверенного в собственных силах, который не унижается перед московским самодержавием, а ведёт речь, как настоящий лидер украинского народа. Чтобы подтолкнуть Москву к военному союзу, Хмельницкий с одной стороны писал о возможности примирения с Польшей и ударе объединённых сил по Московскому государству, а с другой подкупал царя призрачным отблеском польской короны, если тот примет украинские предложения. Обращения казаческого гетмана не остались незамеченными. Алексей Михайлович поручил воеводе Плещееву заверить Хмельницкого, что Москва не выступит на стороне Польши.

Здесь важно отметить, что Москва решила детально изучить политическую и военную ситуацию в Украине. С этой целью была направлена группа из семи человек во главе с Тимофеем Милковым. Все они были задержаны во время сбора сведений в расположении казаческих войск. Во время допроса Милков заверил в миролюбивом отношении российского правительства к украинскому народу.

Россия не желала вмешиваться в события, отдавая преимущество тактике выжидания. Царь и бояре ждали, как пойдут дела в Украине, чтобы в удобный для себя момент с наибольшей для себя пользой выступить на стороне победителя. Царь не мог сочувствовать освободительной войне украинского народа. Для него это был только бунт «неразумной черни», «сброда». Боясь, что пламя социальной борьбы может распространиться на его царство, Алексей Михайлович приказал, чтобы каждый из его подданных, кто без разрешения власти перейдёт в восставшую Украину, считался государственным преступником. Населению приграничной Путивльской волости – а это были преимущественно украинские переселенцы – запрещалось даже крестить детей украинских казаков. Также запрещалось жениться в Украине, как и отдавать замуж девушек в «казаческую страну». Нарушителей ждало серьёзное наказание – высылка в Сибирь[8, с. 73].

В это время российская разведывательная служба резко активизировала свою деятельность в Украине. Массовый сбор информации вело значительное количество российских людей, находившихся на украинской территории. Своеобразным центром антиукраинской разведки были приграничные российские города: Рыльск, Путивль, Белгород, Севск. Вся раздобытая информация направлялась в Посольский приказ. Москва внимательно следила за событиями, которые стремительно разворачивались в Украине. А события действительно были впечатляющими: одержана победа под Пилявцами, пройден Львов, началась осада Замостья. Украинские земли были освобождены от поляков. 23 декабря 1648 г. Киев торжественно встречал победителей. Навстречу Хмельницкому выехали киевский митрополит Сильвестр Косов и Иерусалимский патриарх Паисий, который направлялся в Москву через Украину. Жители Киева встречали гетмана, как спасителя и освободителя народа от польского рабства, усматривая в имени Богдана добрый знак и называя его «Богом данный».

Нужно подчеркнуть, что Хмельницкий решил воспользоваться присутствием Паисия в Киеве. Гетман имел несколько встреч с патриархом, в ходе которых поднимался вопрос об украинско-российских отношениях. Гетман просил патриарха совместно с московским патриархом посоветовать царю поддержать борьбу украинского народа. Разговор также сводился к поиску возможностей для разрыва договора, заключённого в 1634 г. между Московским царством и Речью Посполитой, который был подтвержден в 1642 г. заявлением «в дружбе, любви и соединении быть».

Хмельницкий хорошо знал, что по договору 1634 г. Москва потеряла значительные территории в связи с поражением в Смоленской войне, в которой сам принимал участие и даже был награждён королём Владиславом IV дорогой саблей. Вот почему гетман надеялся разрушить этот мир и вместе с патриархом Паисием искал церковные, политические и правовые основания для отказа царя от «крестного целования» на «вечный мир» с поляками. Это крестное целование в Москве воспринималось как магический обряд, за нарушение которого на виновного Бог пошлёт «…и мор, и голод, и огонь, и меч». Б. Хмельницкий знал, что это своеобразное заклинание могли снять только православные патриархи, и они согласны были это сделать, чтобы царь вступился за православных украинцев.

В конце января 1649 г. патриарх Паисий во время разговора с московским монархом так сформулировал позиции Хмельницкого: «…И он де, Хмельницкий, велел ему челом бити царскому величеству, чтоб государь пожаловал ево, Хмельницкого, и всё Войско Запорожское принять под свою государскую руку»[4, с. 47]

Вместе с патриархом Паисием в Москву прибыл полковник Силуян Мужиловский. 4 февраля 1649 г. он предстал «пред ясные царские очи», и Алексей Михайлович «пожаловал полковника к руке и велел думному дьяку Михаилу Волшенинову спросить о здоровье гетмана Богдана Хмельницкого». Дальше разговоров о здоровье дело не пошло. Московское правительство не собиралось ухудшать отношения с Варшавой.

Согласно нормам придворного этикета Московского государства Мужиловский не мог вести переговоры непосредственно с Алексеем Михайловичем относительно возложенной на него Хмельницким миссии. Украинскому послу удалось лишь передать царю записку, в которой он сжато сообщал о причинах и первых шагах освободительной борьбы, а также ходатайствовал о предоставлении военной помощи в борьбе с Польшей. О принятии Войска Запорожского в подданство в этой записке речь не шла.

Казаческий посланник Мужиловский ещё находился в Москве, а к Хмельницкому в Переяслав уже был отправлен подьячий Василий Михайлов, который вёз гетману «40 соболей в двести рублей» и определённую сумму денег. В письме к Б. Хмельницкому царь высказывал пожелание, чтобы казаки «в покое жили с ляхами». Слова царя были восприняты с недоумением. В своём ответе казаческая старшина говорила, что ни о каком мире с поляками, которые православным украинцам «разные муки, яко Ирод, чинят», а единоверцам, которыми являются русские, надлежит не ограничиваться общими словами, а представить вооружённую помощь. «А когда не будет милости твоего царского величества, - заявила старшинская рада, - и не восхочешь на выручки и помощь давать и против неприятелей наших и своих наступать, тогда мы, взямши Бога в помощь, потуду с ними станем биться, докуду нас станет, православных»[8, с. 75].

Подьячий Михайлов доставил в Москву письмо Б. Хмельницкого, в котором гетман подчеркнул, что будет сражаться с ляхами до конца [1, с. 150].Он также напоминал, что дважды предлагал царю наступать в направлении Смоленска и советовал не терять возможности, чтобы одержать победу над «иноверцами западными». Но в Москве решили, что «иноверцы западные» могут подчиняться православному царю и другим путём, без войны, просто избрав Алексея Михайловича государем Речи Посполитой, а Войско Запорожское должно России в этом посодействовать. Собственно с этой целью в марте 1649 г. и был отправлен в Чигирин московский посол, дворянин Григорий Унковский, хотя в Москве уже знали, что Речь Посполитая уже имела своего короля Яна Казимира.

С 17 по 22 апреля 1649г. в Чигирине состоялись переговоры Унковского с Б. Хмельницким и старшиной. Гетман понимал, что Алексей Михайлович уже не имеет никаких шансов стать королём Польши, но считал за необходимое использовать желание царя в интересах Украины. Он указывал на возможность, которая позволила бы российскому монарху стать великим князем литовским: «А ныне на то дело даёт Бог великому государю счастье, чтобы великий государь сам на то изволил наступать на Литовскую землю своими ратными людьми… Литва, боясь великого государя и нас, Запорожского войска, и крымского царя, сами будут просить и бить челом великому государю, чтоб им был государь»[8, с. 76-77]. Гетман старался заинтересовать царя возможностью овладения литовским престолом для раскола Речи Посполитой совместным ударом. Россия должна была отвлечь на себя внимание Великого княжества Литовского, «а на Польшу помочи себе не просим». Хмельницкий подчёркивал, что Москве не следует бояться Речи Посполитой, которая без казачества не представляет опасности, она была сильна «нашим запорожским войском»,

На переговорах с Унковским гетман излагал всё новые и новые весомые аргументы и доказательства, которые должны были доказать преимущества военного союза между Украиной и Россией: «… и в которой стороне Запорожское войско и вся Украина будет, та сторона сильна всем неприятелям будет». Хмельницкий также подчёркивал, что от Владимирова святого крещения вся наша благочестивая христианская вера с Московским государством и имели единую власть». Но на царского посла эти доводы не действовали.

Продолжая стоять на своём, Б. Хмельницкий направил в Москву чигиринского полковника Фёдора Вишняка, чтобы он изложил царю содержание украинских предложений относительно военного союза. В грамоте гетмана говорилось: «Нас слуг своих до милости царского своего величества прими и благослови рати своей наступать на врагов наших, а мы в божий час отсюда на них пойдём». На приеме у царя 5 июня 1649 г. Вишняк говорил о готовности Запорожского войска «умереть за его царское величество»[1, с.173], но никаких подвижек в украинско-российских отношениях не намечалось. В. Ключевский писал: «Жестокой насмешкой звучал московский ответ Богдану, что вечного мира с поляками нарушать нельзя, но если король гетмана и всё войско освободит, то государь гетмана и всё войско пожалует, под свою высокую руку принять велит»[17, с. 112]. Отвечая так Хмельницкому, царь хорошо знал, что Речь Посполитая не допускала даже мысли об «освобождении» украинцев. 13 июня полковник Вишняк уехал из Москвы.

Патриарх Паисий, который тогда вновь находился на территории Украины, в письме к царю писал о недовольстве украинцев. Сам гетман говорил патриарху, что царь имеет такое большое количество людей и средств, что если бы он не отказал в помощи, «я смог бы вместе с ними разрушить Ляхию и другие царства». Этого боялись и правительственные круги Польши. Московский гонец в Варшаве Кунаков сообщил, что польская шляхта боялась украинско-российского военного союза, который мог означать «погибель» для Речи Посполитой.

Московский царь Алексей Михайлович не решался разрывать отношения с Речью Посполитой, что являлось препятствием на пути к заключению военного союза с казаческой Украиной. Но была и другая причина. Сохранились слова самодержца, которые объясняют, почему царь не хотел предоставить вооружённую помощь восставшему украинскому народу: «Когда намериваются воевать, то ведут с неприятелем войну военными силами, а не руками сброда.., через то я и не посылал»[8, с. 77]. Царь боялся народной армии Украины и, несмотря на очевидные преимущества военного союза с ней, не желал иметь ничего общего с «чернью черкасской».

Летняя кампания 1649 г. закончилась для украинских войск победоносно. В августе был подписан Зборовский договор. Но сговор ненадёжного союзника Б. Хмельницкого – крымского хана Ислам-Гирея с польским королём Яном-Казимиром не позволил Хмельницкому достичь своей главной стратегической цели – полного разгрома Речи Посполитой. Именно победа обеспечила бы устойчивое существование Украинского независимого государства в системе европейских государств, хотя Зборовский мир и узаконил де-юре его самостоятельное существование в виде Гетманщины.

Одерживая победы, Б. Хмельницкий и всё Войско Запорожское не скрывали своего недовольства политикой московского царя, который официально провозглашал себя главным защитником вселенского православия, но ничего не сделал, чтобы помочь православным украинцам в тяжёлой борьбе с Речью Посполитой

В украинско-российских отношениях возникло напряжение. На границе всё чаще начали возникать вооружённые столкновения. В августе 1649 г. путивльские воеводы обратились к Хмельницкому с жалобой на действия отдельных казаческих отрядов, которые нарушали российскую границу. Враждебность демонстрировали не только казаки, но и сам гетман стал делать резкие заявления в адрес Москвы. 3 сентября российская разведка сообщила в Путивль слова Хмельницкого о том, что Войско Запорожское собирается совместно с татарами начать действия против Московского царства. Причиной такого решения назывался отказ царя помочь украинцам «своими государевыми ратными людьми». Причём, угрозы звучали не только из уст гетмана, но и «во всех де… черкасских городах… те же речи черкасы все говорят не тайно, что идти им с гетманом однолично на… государева Московское государство войною»[4, с. 49].

Эти сообщения вызвали в Москве обеспокоенность. В Украину под видом торговых людей засылались разведчики, чтобы выяснить положение дел. Но казаческой контрразведке и самому гетману хорошо было известно истинное лицо этих «торговых людей». В Чигирине были задержаны Василий Бурый и Марк Антонов, которых Хмельницкий назвал «лазутчиками». Зная, что они передадут содержание разговора московским воеводам, гетман заявил, что скоро пойдёт с Войском Запорожским «в гости» в Москву. Он резко высказался в адрес царя: «Кто на Москве сидит, и тот от меня на Москве не отсидится за то, что не помог он мне ратными людьми на поляков»[23, с.531]. Это уже была прямая угроза лично самодержцу. Приграничные воеводы и Посольский приказ в Москве из разных источников получали сообщения, что казаки начали подготовку к войне. Среди причин будущей войны лазутчики единодушно называли то, что царь «не учинил им, черкасам, ратными людьми помощи на поляков».

Б. Хмельницкий был мудрым политиком и дипломатом, он понимал, что война на два фронта опасна для Украины. Если в его высказываниях звучала угроза Москве, то в гетманских письмах этого не допускалось. В письмах Хмельницкого, которые привезли в Путивль российские лазутчики, не было и намёка на угрозы. Гетман понимал, что неосторожное слово, изложенное письменно, может быть расценено в Москве, как официальное объявление войны, а он стремился совсем к иному. Естественно, распространение слухов о будущей войне, как и устные заявления гетмана, были рискованным политическим блефом. Он шёл на этот риск, чтобы выиграть очередной раунд тайной войны. Дальнейший ход событий показал, что в какой-то мере Хмельницкий достиг своей цели.

Тем временем в Кремле было тревожно. Путивльские воеводы доносили, что город Путивль и его крепость плохо защищены, мало пороха, пуль и плохие ружья. Реакция царя была немедленной. Состоялось совещание думских бояр и дьяков, а в Путивль был отправлен обоз с порохом. Был отдан приказ: готовить войска, а с 5 октября царь запретил воеводам приграничных городов вести переписку с Б. Хмельницким. Всё свидетельствовало, что к угрозам гетмана в Москве отнеслись достаточно серьёзно.

Вместе с тем российское правительство вынуждено было искать какой-то выход из сложившегося положения. Но, чтобы возобновить отношения с возмущённым гетманом, нужно было найти повод для возобновления переговоров.

В это время в Москву прибыл греческий монах Иван Тафларий (в Москве известен под именем Иван Петров), который неоднократно выполнял секретные поручения Б. Хмельницкого. Тафларий, которому доверяли в Кремле, сообщил об усилиях гетмана, направленных на предотвращение татарского похода на Московское государство. Это важное сообщение и было расценено в Москве как прекрасный повод для налаживания разорванных связей с гетманом. И в начале октября 1649 г. в Чигирин было отправлено посольство во главе с Григорием Нероновым и Григорием Богдановым.

Российские послы месяц были в пути и прибыли в Переяслав только 4 ноября. Их встретили весьма сдержанно. Неделю послы простояли в городе, не зная, что делать, и ждали разрешения встретиться с гетманом. 12 ноября переяславский полковник Ф. Лобода передал царским посланникам, что их встреча с Хмельницким состоится в Чигирине. 19 ноября они прибыли в Чигирин, а 22-го послы были приняты гетманом. Хмельницкий извинился перед послами за задержку переговоров, объяснив, что не мог раньше уделить московским послам больше внимания, так как был занят государственными делами и принимал послов разных государств. Царским послам дали понять, что гетман не намерен предоставлять им никаких преимуществ перед другими дипломатами.

В переговорах с представителями Московского государства, кроме гетмана, принимали участие войсковые писаря: Выговский и Кричевский, есаул Лученко и чигиринский атаман Коробка. Это не совсем устраивало Неронова, который имел задание вести переговоры с Хмельницким без свидетелей.

В личной беседе с гетманом Неронов делал ударение на общность веры, объединяющей украинцев и русских, и подчёркивал нежелательность связей с татарами. Московский посол, выполняя волю царя, осмелился упрекать гетмана за его угрозу начать вместе с бусурманами войну против Московского православного царя. В ответ Хмельницкий заявил, что татары хотя и некрещёные, однако помогают Украине в борьбе с поляками – главными врагами веры православной, а россияне, величая себя истинными правоверными христианами, не помогают Войску Запорожскому. Кроме того, донские казаки нападают на крымские улусы, даже не взирая на просьбы гетмана не вредить отношениям между украинским казачеством и татарами.

Неронов пытался спасти ситуацию, и в конце беседы заявил, что царь на протяжении двух лет отказывается помочь Польше, вопреки её настойчивым просьбам. Кроме того, государь разрешил украинским купцам беспошлинно покупать в России хлеб и соль, что это само по себе есть «великого государя к тебе и Войску Запорожскому большая милость и без ратных людей».

26 ноября 1649 г. состоялась последняя встреча российского посла и украинского гетмана, во время которой Неронов склонял ход переговоров к «татарской проблеме», поскольку после Зборовского договора она приобрела особый вес, и в Кремле не без оснований побаивались крымского хана. Хмельницкий успокоил Неронова, пересказав слова хана, который заверил гетмана: «как нам Бог помощь свою даст и ляхов побьём, то, кого ты, гетман, над собой и Войском Запорожским хочешь государем иметь, тому я буду служить. И как я, гетман, писал к великому государю, чтоб принял меня под свою высокую руку, то крымский царь мне говорил, что хочет и он великого государя над собой государем иметь»[22, с. 532-533].

Неронов сомневался в сказанном, но ему не оставалось ничего иного, как сделать вид, что его устраивает версия гетмана. Со своей стороны московский посол заверил, что Войско Запорожское может рассчитывать на помощь царя, как только обстоятельства позволят это сделать. «Обстоятельства» ещё долго не позволяли Москве заключить военный союз с Украиной. Но и это заверение в данном случае устраивало Богдана Хмельницкого.

Детали путешествия Неронова и Богданова в Чигирин, а также содержание переговоров с Хмельницким стали известны только 30 декабря 1649 г., когда они возвратились в Москву. До этого о судьбе послов ничего не было известно, в Кремле не исключали даже их гибели. Тем временем снова стали распространяться слухи о неминуемой войне, назывался даже срок, когда казаки с татарами начнут поход на Московское государство – весна 1650 года. В Украину под видом купцов снова были направлены разведчики, в том числе и Марк Антонов, тот самый, которого в сентябре 1645 г. лично допрашивал Б. Хмельницкий. Царские лазутчики должны были пройти тем же маршрутом, по которому Неронов и Богданов, и сообщить в Москву, что с ними случилось. Не имея информации о судьбе послов, Москва не могла отправить в Польшу своё посольство, которое уже давно было готово.

Переговоры Хмельницкого с Нероновым завершились. Для гетмана очень много значило то, что на этот раз не он, а царь московский первым обратился к нему с предложением о переговорах. И это был успех «дипломатии запугивания», которую применил Хмельницкий для нажима на российское правительство. Подобную тактику гетман использовал в сложной дипломатической игре с Османской империей и Речью Посполитой.

В Москве тоже были довольны результатами переговоров: война в ближайшее время Московскому царству не угрожала, а усилия Войска Запорожского можно было использовать на переговорах с Польшей.

Таким образом, с начала Национально-освободительной войны Б. Хмельницкий осуществлял активную дипломатическую деятельность, главным направлением которой являлись отношения с Москвой. Гетман определил цель этих отношений и добивался ее осуществления. Начался активный обмен посольствами, стороны излагали свои точки зрения по вопросу заключения военного союза против Речи Посполитой. В этот процесс активно включилась православная церковь. Победы украинской армии на протяжении 1648-1649 гг. способствовали достижению поставленной цели в области внешней политики.

2. Лже-Шуйский – «секретное оружие» украинской дипломатии

Зборовский договор не гарантировал сохранения мира между казачеством и Польшей, чем хотели воспользоваться в Москве. В январе 1650 г. в Польшу направилось по­сольство российского царя. Российско-польские переговоры шли трудно. Поляки стреми­лись использовать нестабильную обстановку в Украине на переговорах, значительно пре­увеличивая масштабы украинских волнений, представляя их чуть ли не общим мятежом против Хмельницкого.

Для выяснения обстановки московские послы начали искать выхода на украинское посольство в Варшаве. Представители Войска Запорожского тоже стремились к установлению контактов, хотя польские власти делали все возможное, чтобы не допустить встре­чи россиян и украинцев. Тем не менее, договоренность о встрече глав украинского и рос­сийских посольств была достигнута. 22 апреля 1650 г. Самойла Богданович-Зарудный встретился с Григорием Пушкиным в российском посольстве.

Зарудный взял инициативу в свои руки и объяснил, почему королевское правительство разрешило им встретиться, хотя раньше это строго запрещалось. Дело в том, что поля­ки предложили украинцам заверить российских дипломатов, что казаки «будут вместе с ляхами про­тив царского величества стоять». Зарудный, чтобы иметь возможность разговаривать с российскими послами, дал такое согласие, хотя на самом деле не собирался лить воду на чужую мельницу. Польское правительство считало, что подобное заявление представите­лей Войска Запорожского сделает московитов более сговорчивыми. Но Богдан Хмельниц­кий и его уполномоченные придерживались противоположной точки зрения, что вырази­лось в попытке Зарудного убедить россиян, что только в согласовании украинских и рос­сийских действий возможно достижение главной цели - «чтоб де православным христиа­нам все было учинено на обе стороны, что надобно... И гетман де Богдан Хмельницкий и все войско Запорожское того добре желают, чтоб им быть православными христианами в соединении»[11, с. 65].

Киевский воевода Адам Кисель был против каких-либо встреч между казаками и россиянами и советовал великому коронному гетману Николаю Потоцкому не допускать украинских послов к разговорам, а побыстрее выслать «с должным почетом» из Варшавы. В то же время воевода считал, что московиты должны понимать, что «лучше общаться с панами, нежели с мужиками, иначе им не избежать опасности».

Вокруг обоих посольских дворов была выставлена охрана. Она следила за всеми передвижениями казаков и московитов. Поляки считали, что полностью блокировали послов. Тем не менее, ночью 29 апреля представитель украинского посольства Богдан Пешта пробрался к Григорию Пушкину и в очередной раз убеждал царского посла в преимуществах для Московского царства военного союза с казаческой Украиной. Содержание раз­говоров с казаческими представителями Пушкин изложил в специальном, секретном доне­сении царю. Оно было отправлено в Москву уже 31 апреля 1650 г.

10 мая 1650 г. казаческие послы уехали из Варшавы. Григорий Пушкин в присутствии короля, гетманов и канцлеров сделал неожиданное заявление о том, что Богдан Хмельницкий неоднократно обращался к царю с предложением военного союза против Речи Посполитой. Поляки догадывались об этом, но они не ожидали подобной откровенности от царского посла.

Дальше Г. Пушкин изложил позицию своего правительства относительно польско-украинских отношений: «Но великий государь наш, не желая кровопролития и нарушения вечного мира... гетмана Богдана Хмельницкого под свою высокую руку не принял». И сразу же объяснил полякам мотивы, которыми руководствовались царь и его окружение - «ожида­ет от вас в великих неправдах исправления», другими словами - полного признания всех российских требований. «Если же не исправитесь, - угрожал Г. Пушкин, — за честь отца своего, за свою собственную и за честь всего Московского государства стоять будет». Это уже был настоящий ультиматум.

Предавая Украину, московский посол угрожал Речи Посполитой украинской казаче­ской мощью: «... И к черкасскому гетману Богдану Хмельницкому и ко всему черкасско­му войску о тех неправдах великий государь велит отписать, и городских чинов всяких люди и Запорожское войско сами на вас восстанут»[11, с. 67].

Таким образом, Москва считала, что усилия, приложенные казачеством в борьбе за свою свободу, должны были принести выгоду только ее царю. Г.Пушкин продолжал: «Теперь вы сами видите над собой победу и одоление и конечное разорение от худых людей, от под­данных своих запорожских черкас: они государство ваше повоевали довольно, города многие взяли и гордые ваши пыхи поламали, дома ваши облупили, начальных ваших людей и ... гетманов в полон взяли, и лучшее ваше кварцяное войско побили. И если ... государь наш велел бы черкасскому войску помощь учинить, то Короне Польской и Велико­му княжеству Литовскому быть бы в конечном разорении и запустении»[11, с. 67].

Несомненно, российские дипломаты взвесили и учли все аргументы, которые выдвинул Богдан Хмельницкий и его дипломатия перед царем и боярами, склоняя их к войне с Речью Посполитой, но решили их повернуть в свою пользу, чтобы добиться многого без малейших усилий со своей стороны. Исходя из всего сказанного, Г. Пушкин склонял Речь Посполитую быть более сговорчивой и подчеркнул, что «государь наш не хочет видеть, чтоб Польша и Литва в конечном разорении были».

Чтобы окончательно убедить польскую сторону в справедливости своих слов, московские послы показали девять писем Богдана Хмельницкого, предусмотрительно взятые с собой в Польшу, и присягнули, что «эти подлинные грамоты за подписью Богдана Хмельницкого и за печатью всего Войска Запорожского с нами здесь». Предательство стало фактом.

Тогда же в мае 1650 г. с московскими послами произошла невероятная метаморфоза. С непоколебимых защитников царского достоинства братья Пушкины мгновенно превратились в податливых, рассудительных политиков, которые соглашались на все польские предложения и даже сами признали чрезмерность и безосновательность всех своих предыдущих требований. Вскоре из Москвы были доставлены грамоты, в которых царь Алексей Михайлович всю вину за торможение переговоров перекладывал на своих послов в Польше. Послы, по заверению царя, исключительно по собственной инициативе настаивали на пересмотре условий Поляновского мира, требуя возвращения городов и земель, которые отошли к Речи Посполитой, чем существенно превысили свои полномочия.

Изо всех предыдущих требований оставалось одно: уничтожить книги, в которых порочилось светлейшее царское имя, или хотя бы страницы, на которых печатались непристойные слова. Польские власти согласились это сделать.

Рассмотрим подробно, что же стало причиной такого поворота. Резкий поворот в действиях московской дипломатии объяснялся появлением лже-Шуйского в Украине и его просьбой к гетману о помощи. Прошла информация, что Хмельницкий держал самозванца «у себя в чести и хотел ему помогать».

Кто же такой лже-Шуйский, и почему он вдруг стал оказывать заметное влияние на российскую дипломатию?

Летом 1649 г. старец Троицко-Сергиевого Богоявленского монастыря Арсений Суханов, в соответствии с царским указом и с благословения московского патриарха, направился в Иерусалим, чтобы над Гробом Господним помолиться за здравие царя Алексея Михайловича. Он ехал вместе с Иерусалимским патриархом Паисием, что гарантировало ему полную безопасность. Дело в том, что святой отец Суханов являлся российским резидентом-разведчиком высокого ранга с большими секретными полномочиями.

Но на Святую Землю Суханов не попал. Не ко времени была молитва, когда над домом Романовых нависла опасность. Старец Арсений оставил патриарха и срочно возвратился в Москву, и был немедленно принят в Кремле. Он доложил, что в сентябре на территории Молдавии ему удалось получить сведения большой государственной важности. Смысл их заключался в том, что в каком-то скиту под «Венгерским горами» прячется человек, который называет себя «во­ровски» сыном бывшего царя-покойника Василия Ивановича Шуйского. Особое внимание в донесении Суханова обращалось на тот факт, что неизвестный самозванец запечатывал свои письма печатью красного воска. И это было страшной крамолой, так как со времен Ивана Грозного только царям принадлежало исключительное право утверждать официальные документы красной печатью.

Еще более зловещими оказались сведения, полученные Сухановым, о намерении лже-Шуйского ехать в Украину для встречи с гетманом Войска Запорожского Б. Хмельницким. В Москве стали бить тревогу.

Информация, предоставленная Сухановым, встревожила Алексея Михайловича, ведь речь шла о возможном появлении в Украине «настоящего» самозванца. В Кремле хорошо помнили, что украинцы составляли основу войска Лжедмитрия, помнили в Москве и казаков гетмана Сагайдачного. Посольскому приказу - «оку государству» - поручалось немед­ленно разработать необходимые меры по обезвреживанию опасного «вора-самозванца», который мог стать еще более опасным во время нахождения в Украине. «Вору... не сми­ренье; кроме смерти, усмирить его нечем», - требовали российские законы. «Вором» в Московском государстве в те времена называли того, кто «убийство или крамолу на царя государя умыслит...»[5, с. 77].

26 января 1650 г. Арсений Суханов уехал в Украину, охота на государственного преступника лже-Шуйского началась. Царь приказал не жалеть средств на «его государево дело». В секретной инструкции, которую получил «царский богомолец», содержался при­каз: «Будешь в Киеве и тебе б проведать... и о том, о всем писать к государю».

9 февраля отец Арсений уже был в Киеве. Он встречался с местными духовными деятелями, расспрашивал о лже-Шуйском и советовал, если появится тот «окаянный» преступник, совершить богоспасенное дело, задержать «вора» и сразу сообщить об этом, а еще лучше передать самозванца российским властям, за что будет от московского царя большая благодарность, а еще больше вознаграждение.

Арсению Суханову не удалось разведать о самозванце ничего нового. Однако ему удалось получить текст Зборовского договора. Царский богомолец находился в Киеве до конца февраля, но дольше не имел возможности задерживаться в городе. Казаческая охрана проявляла бдительность, и российский резидент, чтобы не усиливать к себе подозре­ние, вынужден был, вопреки собственному желанию, продолжить путешествие к Святым местам.

30 мая 1650 г. братья Пушкины, находившиеся в Польше, получили из Москвы инструкцию с указаниями царя немедленно согласовать с поляками все спорные вопросы и сосредоточиться исключи­тельно на персоне лже-Шуйского. Становилось ясно, что главной целью российской ди­пломатии в то время стало задание любой ценой покончить с этим «вором». Царский гонец передал российским послам в Варшаве не только государевы грамоты с осуждением лже-Шуйского, но и разные документы, письма, тексты дипломатических соглашений, свидетельства отдельных лиц и донесения шпионов - вообще все, что могло помочь представителям царя разоблачить черные дела и планы самозванца.

На тот момент Посольский приказ собрал немало сведений о человеке, который называл себя царским наследником, и про то, как «вор влыгался в государственного сына». Стало известно и настоящее имя «вора». Самозванец на святой исповеди в чигиринской церкве неосторожно назвался Тимофеем. Поп сообщил об этом российской разведке. Очень быстро выяснилось, что под именем князя Шуйского скрывается Тимошка Акундинов из Вологды. До этого он работал писарем в государственных учреждениях в Моск­ве. До прибытия в Украину он побывал во многих странах Европы: Польше, Молдавии, Болгарии, Турции, Сербии, Риме, Австрии, Швеции, Пруссии, Дании и т.д.

Хмельницкий знал о том особом значении во внешней политике Московского государства, которое отводилось Романовыми обезвреживанию всех претендентов на царский трон. Потому гетман считал целесообразным использовать страх российского самодержца как весомый и безотказный «аргумент» для достижения своей стратегической цели: не просто оторвать Россию от союза с Польшей, но и сделать ее своим военным союзником. Использование лже-Шуйского могло стать действенным средством давления на царское прави­тельство. Самозванца можно было использовать в качестве «секретного оружия» украин­ской дипломатии.

На заключительном этапе польско-российских переговоров фактор лже-Шуйского стал решающим. Продление « вечного мира» между Московским царством и Речью Посполитой ставилось в прямую зависимость от выдачи опасного государственного преступника. Польская сторона обещала содействовать поимке самозванца. Король обещал направить свое доверенное лицо с письмами к Б.Хмельницкому и киевскому воеводе Адаму Киселю.

Братья Пушкины обратились к Хмельницкому с требованием немедленно передать им «из рук в руки» самозванца. Московские послы писали гетману: «А по росказанью королевского величества велено тебе того вора, сыскав, отдати царского величества дворя­нину Петру Протасьеву и подьячему Григорию Богданову, ково мы, великие и полно­мочные послы, по договору панов рад к вам послали». В их словах звучали нотки приказа, что Хмельницкому нужно сделать в этом случае: «И кормы и подводы и провожатых дав им, отпустить их»[13, с. 75].

Однако, как казалось, именно это обстоятельство, что польский король и послы московского царя нашли между собой общий язык, окончательно утвердило Б. Хмельницкого в мысли не выдавать лже-Шуйского ни полякам, ни Москве. Братья Пушкины не дождались ответа с Украины и в конце июля 1650 г. уехали из Варшавы.

П. Протасьев и Г. Богданов из Варшавы в Киев ехали в сопровождении королевского секретаря Юрия Ермолича. В Киеве они не нашли ни Хмельницкого, ни Кисиля и уехали в направлении Чигирина. Встречи с гетманом начались во второй половине сентября. В какой-то момент Протасьеву начало казаться, что дело самозванца может решиться положи­тельно, но тут в течение событий неожиданно вмешался Юрий Ермолич.

На обеде у гетмана королевский секретарь провозгласил тост за здоровье польского короля и московского ца­ря. Он сказал: «Теперь великие государи... соглашение заключили иметь общих друзей и врагов». Это означало, что представитель короля официально заявил о союзе России и Польши. Протасьев в своем отчете подчеркнул, что гетман на слова Ермолича ответил резко: «Этими словами ты меня не испугаешь, и если король Зборовский договор нару­шать будет, то я со всем Войском Запорожским королю буду первый неприятель, буду наступать и воевать его землю по-прежнему». Хмельницкий резко высказался в адрес Мо­сквы: «А если государь, не жалея православной христианской веры, королевской неправ­де будет помогать, то я отдамся в подданство турецкому царю и с турками и крымцами буду приходить войной на Московское государство»[23, с. 545]. Таким образом, возможному воен­ному союзу России с Польшей гетман незамедлительно противопоставил не менее веро­ятный союз Украины с Османской империей и ее сателлитами.

Чтобы как-то успокоить Б.Хмельницкого, Протасьев начал оправдываться и объяснять, что, якобы, королевский секретарь напутал, ведь российская политика не имеет ни­чего общего с тем, что говорил Ермолич. В частности он отметил: «Осердясь на королевского дворя­нина, ты, гетман, хвалишься на Московское государство войною, но такие самохвальные и непристойные слова нам не страшны, да и то надобно тебе знать и помнить, что великий государь наш для православной веры тебя жалует»[23, с. 546].

Заявление российского представителя о том, что Московское государство не собирается во всем действовать заодно с Польшей, сделанное в присутствии польского предста­вителя, удовлетворило гетмана. И отношения между Хмельницким и Протасьевым стали более доверительньми. Гетман дал понять, что решение вопроса о лже-Шуйском будет зависеть от действий московского правительства. Протасьеву удалось выпросить у гетмана универсал ко всем полковникам, чтобы они способствовали поимке Акундинова и «Протасьеву на руки отдали»[2, с. 112].

В это время царское правительство направило к гетману специального полномочного посла Василия Унковского. Он должен был добиться выдачи самозванца. В начале октяб­ря 1650 г. Унковский и лже-Шуйский находились в Чигирине. Казаческая контрразведка способствовала тому, чтобы сам Тимошка Акундинов предложил Унковскому прислать к нему доверенное лицо для переговоров, чему царский посол был рад. Но после того как самозванец побывал в хуторе Суботов, где был тепло принят Б.Хмельницким, он прекра­тил контакты с посольством, хотя «к нему посылано многожды, чтоб он виделся или б на письме сылался»[13, с. 78]. Исчерпав все легальные способы, московские посланники решили при­бегнуть к крайним мерам - «многими людьми промышляли и давали от тово много, что ево, Тимошку кто убил или какою отравой скормил». Но дипломатам-убийцам не везло. Самозванец был очень осторожен, он имел охрану из нескольких казаков.

11 октября в Чигирин прибыл Б.Хмельницкий, а на следующий день он принял послов московского царя. Унковский торжественно вручил гетману царскую грамоту, в ко­торой, в частности, обращалось внимание на особую миссию российского посольства: «И о чем по нашему царского величества указу дворянин Василий Унковский учнет тебе го­ворить, и тебе б ему в том верить, и нашим царским делом промышлять»[13, с.78]. На следующий день послы снова были на приеме у гетмана, но не могли обсуждать вопрос о лже-Шуйском, так как здесь же были молдавские, польские дипломаты и сам «вор Тимошка».

Только 15 октября 1650 г. наконец состоялись переговоры «два на два» - Б. Хмельницкий и И. Выговский против В. Унковского и Я. Козлова. Российский посол решил приступить к делу самозванца издалека, советуя гетману царю «служить и добра хотеть». Он советовал «от дурна, унимать» казаков, которые «без твого ведома, хотят с татарами идти в Московское государство войной»[13, с. 79]. В завершение Унковский стал просить: «Не хотел ты Тимошку отдать Протасьеву, так теперь прямую свою службу государю по­верши, вели вора отдать мне»[22, с. 548]. В ответ Хмельницкий намекнул, что выдать Акундинова можно, но только со своими посланцами, так как «тот мужик с вами ехать боится: до Москвы, говорит, меня не довезут, велят убить». Послы стали уговаривать гетмана не­медленно снарядить посольство, которое вместе с ними, царскими слугами, отвезет само­званца к царю - «а служба твоя и Войска Запорожского у государя ныне не забыта и впредь будет памятна»[13, с. 79].

Гетман немного сдержал энтузиазм послов заявлением, что сначала надо созвать полковников на раду, что не своевременно, так как польский король приглашает казаческих представителей прибыть на сейм. После сейма будет понятно, что установится меж­ду казаками и ляхами - мир или война? И только после этого сам гетман письменно опо­вестит царя обо всем, в том числе и о самозванце. Б.Хмельницкий прямо связывал дело лже-Шуйского с той позицией, которую станет занимать Москва в отношении Украины на случай новой войны с Речью Посполитой.

Казалось бы, все понятно. Но послы продолжали ходить к гетману, пока Хмельницкий резко не заявил Унковскому: «О чем мы с тобой о Тимошке договорились, так и бу­дет! А нового никакого договора у меня с тобой не будет». Гетман говорил о своей верной службе царю, а также о том, что два года отказывается от предложения крымских татар идти войной против Московского государства и войско свое не пускает. Но он не скрывал, что безучастность Москвы к борьбе православных украинцев может привести к нежела­тельным последствиям.

Переговоры завершились 21 октября 1650 г. После встречи с генеральным писарем Выговским, российское посольство уехало в Москву. Так как миссия Унковского не принесла успеха, Москва не отказалась от попыток физически уничтожить самозванца и за­сылала в Украину новых убийц. Один из них - стрелецкий сотник Прохоров под видом купца побывал во многих украинских городах, идя по следам Тимошки Акундинова. Вскоре он убедился, что приблизится к самозванцу, которого охраняют казаки, почти невозможно. Охота царских людей на лже-Шуйского в Украине терпела неудачи.

Поиском лже-Шуйского в Украине занимался старец Троицко-Сергиевого Богоявлен­ского монастыря Арсений Суханов. Осенью 1650 г. он вместе с Назаретским митрополи­том Гавриилом прибыл в Чигирин. Суханов имел на руках письмо от Иерусалимского пат­риарха Паисия по поводу самозванца. Ознакомившись с содержанием письма, И.Выговский заявил царскому богомольцу, что из Войска Запорожского никого не выда­ют, добавив, «да и у вас отче Арсений, на Дону тот же чин - никаких беглых не выдают».

Этим заявлением Выговский не ограничился; он раскрыл главную причину отказа выдать Акундинова: « Как мы просим в государя помощи, и государь, было, обещал нам помочь, и ни в чем не помог». Генеральный писарь подчеркнул, что за беды и страдания украинского народа московский государь будет отвечать перед Богом. Неожиданно для Суханова Назаретский митрополит Гавриил обратился к Выговскому и добавил: «Есть истина, и патриарх тож говорит, что та кровь и полон, взыщется на государе, что государь не помог вам»[14, с. 73].

Слова Выговского и митрополита Гавриила были для Арсения Суханова сильным ударом. Московский царь всегда выставляет себя, чуть ли не главным столпом православия, его надеждой и защитником, а тут, оказывается, высшие иерархи вселенской право­славной церкви осуждают его и угрожают наказанием небесным.

8 ноября 1650 г. Б. Хмельницкий принимал у себя гостей: коринфского митрополита Иоасафа, митрополита Назаретского Гавриила и других священников. Среди приглашенных был и А. Суханов. Неожиданно для присутствующих гетман сказал: «Никто мне столько огорчений не причинил, как царь московский». И объяснил почему: «Посылаем мы к нему послов своих, и он, было, хорошо говорит, и принял их хорошо, а в другой раз сказал иначе, что он с королем в мире вечно». На эти слова Суханов ответил: «Государь соединению и любви рад». «Дай-то, Господь, - промолвил Б.Хмельницкий, - чтобы право­славные христиане соединились и врагов бы креста Христового искоренили».

На следующий день состоялась встреча гетмана, Выговского с митрополитом Гавриилом и Сухановым. Б. Хмельницкий напомнил о своих многочисленных попытках до­говориться с Алексеем Михайловичем и его правительством о военном союзе. Потом зая­вил духовным лицам, что имеет намерение еще раз обратится к царю с просьбой о помо­щи и надеется на окончательный, но откровенный ответ, чтобы украинцы впредь знали, что должны делать и на что надеяться. «А если государь нас не пожалует, - начал излагать свой ультиматум Хмельницкий, - и помощи не даст, что ему, государю, будет, как я сло­жусь с турками и с татарами, и пойду и землю его разорю»[14, с. 74].

Гетман Хмельницкий нашел формальную возможность снятия с царя клятвы «крестного целования» с Речью Посполитой, которое так долго использовалось Москвой для от­каза от заключения военного союза с Украиной. Обращаясь к Суханову, Богдан сказал: «Отче Арсений, что если в том государь себе грех вменяет, на такое дело благословят ево, государя, станут вся греческая страна и все православные. И в этой клятве ево, государя, разрешат и простят и сверх того и богомольцы за нево, государя, все будут»[14, с. 74].

Московский царь на протяжении трех лет Национально-освободительной войны прятался за формулой крестного целования, как за каменной стеной, об которую разбивались все укра­инские предложения. Естественно, что Хмельницкий размышлял над возможно­стью разрушения этой «каменной стены». Он начал секретные переговоры с крупнейшими авторитетами православного мира, убеждая их в справедливости своих требований. И не­обходимое решение было найдено. Ход логических размышлений оказался на удивление простым, однако эффективным: если римский папа может освободить от церковной клят­вы католиков, то вселенские патриархи Восточной православной церкви тоже могут так поступить. В таком случае отказ от крестного целования не будет считаться смертельным грехом, а наоборот, отмена его превратится в благородное дело, потому что будет касаться интересов всего православия.

Завершая разговор с Арсением Сухановым, Хмельницкий еще раз поставил российское правительство перед окончательным выбором: или союз с Украиной, или неминуема война.

На следующий день гетман поручил Выговскому, чтобы тот подтвердил все его сло­ва, сказанные накануне, которые святым отцам надлежит передать царю. Время уже вне­сти полную ясность в отношения между Московским государством и Украиной. Надо, сказал генеральный писарь, чтобы царь «о том бы нам велел отписать ясно или с каким духовным человеком прислал истину бесповоротно, чтоб нам было на что надеяться, при­мет ли он, государь, нас в соединение»[14, с. 75].

Выговский также сообщил Суханову, что Тимошку Акундинова «выслали... и нигде ему в своих казачьих городах жить не велели». Для царского богомольца это было тяжелое известие. Пытаясь хоть что-то еще поправить, он сказал: «Паисий патриарх писал со мною до гетмана, чтоб того вора ко государю отослал, и в иныя б земли никуда не отпущать. А теперь вы его выслали из своей земли, а просите у государя милости и помочи. Авось любо государю к вам будет что писать о нем, где вам его взять? Тогда не гораздо вы учинили, что государскую милость к себе забыли, за такова вора стали!»[14, с. 75]. Спокойная реакция Выговского на эти слова показала Суханову, что с этого момента Войско Запо­рожское больше не намерено идти на крайние уступки московскому царю, которому нуж­но было сделать окончательный выбор.

Попытки Суханова выяснить, куда уехал Акундинов, к успеху не привели. Со време­нем царские ищейки выследили его в Гольштинии, герцог которой выдал самозванца за право торговать через территорию Московского государства с Персией. По этому поводу М. С. Грушевский писал, что герцог Фридрих «оказался менее принципиальным, чем казаческое войско». Герцог «в замену за неприятные для гольштинского правительства документы, что были в руках московского правительства, согласился выдать Акундинова». В конце 1653 г. его привезли в Москву. Лже-Шуйский пытался покончить жизнь самоубийством, но охрана не допустила этого. После допросов самозванца четвертовали[2, с.126].

Операция с условным названием «Самозванец» исчерпала себя. Она достигла своей главной цели. Хмельницкому удалось оторвать Россию от

Польши и сделать невозможным военный союз между этими государствами, направленный против Украины. В ходе этой операции гетман продемонстрировал не только способность использовать проблему «лже-Шуйского» на пользу Украине, но как политик и дипломат он показал Москве свою самостоятельность.

3. Крымско-турецкий фактор в

украинско-российских отношениях

То, что татарско-турецкий фактор будет присутствовать в украинско-российских отношениях, не вызывало сомнений. Было также очевидно, что крымский хан попытается расположить к себе украинских казаков и втянуть их в войну против Московского государства. Многое, если не все, зависело от позиции Б. Хмельницкого. Он не скрывал своих симпатий к Московскому царству. Летом 1649 г. в беседе с посланниками брянского воеводы гетман заявил: «Говорил мне крымский царь, чтоб идти мне с ним заодно Московское государство воевать, но я Московское государство воевать не хочу и крымского царя уговорил, чтоб Московское государство не воевать»[22, с. 531].

Возможность совместного похода казаков и крымских татар на Московское государство мучила царя и его окружение. Потому в Москве положительно было воспринято известие о том, что Хмельницкий приложил усилия, чтобы остановить татарские войска, которые, якобы, уже готовы двинуться на российские города. На вопрос воеводы Федора Афанасьева, «не чает» ли гетман похода татар на российские волости, Б. Хмельницкий ответил: «Того не маш и не будет, штоб царики татарские, побратавшись с нами, православную Русь и веру нашу воевать, так не можно»[9, с.79]. При этом он не собирался скрывать, что действия татар во многом будут зависеть от него, гетмана, на что Москве следует обратить больше внимания.

В Москве воздохнули с облегчением. Военные приготовления были прекращены, было приостановлено укрепление гарнизонов приграничных с Украиной городов.

В октябре 1649 г. в Чигирин выехали царские послы Неронов и Богданов. Они везли от царя письмо с выражением благодарности гетману и всему Войску Запорожскому за «службу и радение», которое, по мнению Алексея Михайловича, выразилось в сдерживании татарской агрессии. Царь призывал Б. Хмельницкого и в дальнейшем сдерживать крымского хана «от всякого дурна», а за это обещал, что Войско Запорожское и гетман «в забвение николи не будет», а в доказательство искренности своих слов и намерений направил гетману большое количество соболей. Не обошел московский государь своей «милостью» и другую казаческую старшину.

«Татарский вопрос» присутствовал не только в украинско-российских отношениях, он всплыл и в ходе польско-российских переговоров, которые проходили в Варшаве в марте-апреле 1650 г. Царские послы Григорий и Степан Пушкины действовали с позиции силы, на опасной грани постоянной угрозы разрыва Поляновского «вечного мира» 1634 г. Направление главных атак российской стороны определилось сразу: поляки обвинялись в сознательном оскорблении царя. В качестве примера Пушкины приводили книги, вышедшие в Речи Посполитой, в которых без достаточного уважения упоминались московские цари и бранилась их политика, да еще в таких выражениях, что « не только печатать, и помыслить нельзя, от бога в грех и от людей в стыд»[10, с. 93]. Послов возмущали слова польских авторов, которые писали, что «московиты только считаются христианами, а делами и обычаями хуже за варваров». Они также требовали немедленно казнить всех, кто допускает ошибки при употреблении титула московского царя. Назывались конкретные имена, в том числе представителей польской элиты.

Разумеется, московское правительство войны не хотело, как не хотела ее и Польша. Однако Кремль откровенно шантажировал Речь Посполитую, требуя за решение сугубо бумажных дел чрезмерную цену – возращение России Смоленска, Северщины и других земель, утерянных вследствие войны 1632-1634 годов. Российская сторона требовала выплатить 500 тысяч золотом «за бесчестье бояр и всяких чинов». Другими словами, Москва за сохранение «вечного мира» с Речью Посполитой требовала выплатить огромную контрибуцию, будто бы уже выиграла настоящую войну.

Руководитель делегации Речи Посполитой на переговорах канцлер Радзивилл твердо заявил: «Вы требуете, чтобы за несуразицы, напечатанные в книгах, король отдал вам Смоленск и другие города. Но это – дело неосуществимое: они добыты кровью, и только кровью их можно возвратить обратно. Когда сейчас за такую мелочь отдать вам столько замков и денег, то потом вам захочется и Варшаву приобрести. Больше мы с вами о тех книгах говорить не будем»[10, с. 93].

Такое смелое заявление канцлера объясняется просто. Накануне, 1 апреля 1650 г. в Варшаву прибыл крымский посол Мустафа-ага с письмом от хана. Хан заверял, что если король Ян Казимир не достигнет с московскими послами согласия, то он вместе с казаками за оскорбление королевской чести готов объявить царю войну. «Или летом, или зимой, когда будет Ваша воля, - писал Ислам Гирей III, - мы будем готовы, только вашей резолюции ожидаем» - На словах Мустафа-ага заявил, что в случае, если король Речи Посполитой не даст согласия на союз против Москвы, кто крымский хан «вынужден будет вместе с казаками начать войну против него самого»[10, с. 94]. Содержание этого письма в общих чертах стало известно братьям Пушкиным.

Б. Хмельницкий не собирался находиться в стороне от важных переговоров между Москвой, Варшавой и Крымом. Он хотел повернуть ситуацию на переговорах в Варшаве на пользу Украине. В Польшу были отправлены казаческие послы. Они засвидетельствовали, что в соответствии со Зборовским договором, Войско Запорожское стремится оберегать границы Речи Посполитой, информировать короля обо всем угрожающем, что может возникнуть. Но, чтобы так поступать, Б. Хмельницкий должен знать о королевских планах, чтобы не произошло каких-либо недоразумений, которые могут возникнуть в результате его неосведомленности.

Король поверил в сказанное украинскими послами. Яну Казимиру уже надоели чрезмерные российские требования, и он неосмотрительно решил открыть гетману свои карты: «Хан крымский, брат наш, испытывает потребность в том, чтобы, согласно заключенным соглашениям, часть Войска нашего (король продолжал считать казаков своими подданными – П.Ф.) Запорожского оказала ему помощь, обещал нам взамен оказать помощь, когда мы в такой нуждаться будем». Король просил, чтобы Хмельницкий направил хану десять тысяч казаков, а сам остался с остальными войском и не выходил из-под власти королевской и служил на пользу короля.

Б. Хмельницкий осознавал, что речь шла об организации похода крымских татар на Москву с привлечением части казаческих войск. Последствия реализации этого плана были бы для Украины отрицательными. Войско Запорожское снова оставалось бы один на один с Речью Посполитой, потеряв одновременно потенциального союзника – Московское царство. Признать соглашение крымского хана с польским королем гетман не мог – был достаточно мудрым и опытным политиком и понимал, что его таким образом собираются лишить самостоятельности в действиях. Кроме того, поляки, восстановив мир с московским царем, могли легко найти с ним общий язык и ударить по Украине. Не хотел он и опасного усиления Крымского ханства, которое уже не скрывало намерения стать наследником бывших земель Золотой Орды – Казанского и Астраханского ханств, которые около ста лет перед этим попали под власть Москвы.

Кроме крымского хана большой интерес к астраханским и казанским территориям проявляла также Турция. В ноябре 1650 г. к Б. Хмельницкому прибыли крымский и турецкий послы. Турецкий дипломат передал гетману письмо султана с предложением Украине объединиться с Портой. Хмельницкому предоставлялось право самому предложить условия протекции. Послам был оказан достойный прием, но предложение султана было вежливо отклонено. Гетман заявил, что «народ, им руководимый, не расположен пока что ни к каким протекциям».

Мусульманские послы предложили также Хмельницкому заключить военный союз с ханом, и выступить против Московского царства. Причиной войны, которую должен объявить турецкий султан, явилось завоевание «царями Московскими Татарского и Астраханского царств». В случае успешного завершения войны и возврата указанных земель Порте и Крымскому ханству, гетману будет выделена «часть завоеванного из прилежащих к Малороссии областей Московских или Татарских»[18, с. 148]. Данное предложение интересовало Б. Хмельницкого исходя из того, что в будущих сражениях против Речи Посполитой ему необходимо было привлечь на свою сторону крымских татар. Поэтому гетман сообщил послам доверительно, что по окончании войны с Польшей он будет готов принять предложение султана и хана. Такой ответ устраивал послов. По окончании переговоров Хмельницкий передал письмо крымскому хану, в котором писал о дружеском к нему отношении и просил поддержки против поляков.

Во время этих переговоров в Чигирине находился Арсений Суханов. Он пытался узнать о целях приезда турецкого посла, но с какими поручениями к гетману прибыл посол, «Арсений разведать не смог»[2, с. 131]. То, о чем не мог сообщить Суханов, в Москву сообщил сам гетман. Хмельницкий направил в Москву секретное обращение о состоявшихся переговорах, замыслах и планах крымского хана и турецкого султана. В очередной раз он просил оказать украинцам поддержку путем осуществления «диверсии» против поляков на Смоленщине и в Белоруссии. После этого, как отмечал М. Грушевский, «поведение казаческого гетмана перестало вызывать тревогу…Хмельницкий показал себя рыцарем, хорошим соседом и солидарным в ориентации на московского православного царя»[2, с. 207]. Алексей Михайлович был благодарен гетману за ценную информацию и обещал направить свои войска под Смоленск.

Турецкая сторона продолжала навязывать свои услуги украинскому гетману. Монах Павел сообщал царю, что в конце марта 1651 г. «пришел из Царя-града посол к гетману с тем: если ему, гетману, надобно рать, и ему султан пришлет сколько нужно». Гетман ответил: «Есть у меня много своего войска, а на султановой любви бью челом и благодарю»[22, с. 552-553]. Монах советовал царю прислать Хмельницкому хотя бы небольшую военную помощь и уже будет фактором, препятствующим заключению украинско-турецко-татарского союза против Московского государства. Но Алексей Михайлович к подобным советам не прислушивался, а до заключения тройственного союза дело не доходило только благодаря позиции занимаемой Б. Хмельницким.

В ноябре 1652 г. крымско-татарский фактор вновь оказался в центре внимания. В Чигирин прибыли послы Турции и крымского хана Нурадин Ага и Нагайбек, к которым присоединился польский сенатор Лянцкоронский. Все они вместе, огласив волю своих дворов и данные им полномочия и приказы, уговаривали Б. Хмельницкого воевать вместе с их государствами против Московского царства и «отобрать у него в пользу хана царство Астраханское»[18, с.161]. В личном письме к гетману хан писал, что он простит Хмельницкому тайные связи с Москвой, осуществленные «супротив интересов ханских», если будут приняты его предложения. Хан также обещал возвратить в Украину 3 тысячи невольников, взятых летом 1650 г.

Хмельницкому пришлось употребить все свое дипломатическое мастерство и красноречие, чтобы показать, что его армия не готова к военным действиям, а самому гетману необходимо время на размещение и на «совет с народом». Украинский лидер просил считать его нейтральным, обещая при этом помогать татарам деньгами, лошадьми и разным снаряжением, необходимым для войны. Крымский и турецкий посланники это предложение отклонили. Послы требовали от Хмельницкого конкретного ответа: вступает он с ними в союз, или «объявляет себя ихним недругом». Они заявили, что имеют от своих дворов распоряжение на случай отказа гетмана «положить ему на стол меч и лук»[18, с. 162], что означало войну. Б. Хмельницкий после долгих переговоров заявил, что полагается на рассудительность самих послов, которые должны понять и признать, что плохо подготовленная казаческая армия не принесет большой пользы во время похода на Московское царство.

Послы, учтя слова Хмельницкого, дали гетману отсрочку на 10 месяцев для подготовки к военному походу. Перед отъездом из Чигирина послы получили щедрые подарки от украинского гетмана. Вскоре из Крыма возвратились на родину украинские невольники.

После окончания переговоров Хмельницкий отправил в Москву генерального судью Якова Годзевского с письмом к царю Алексею Михайловичу. Гетман писал: «Многократно давал я знать Вашему Величеству о намерениях султана Турецкого и хана Крымского вместе с королем Польским объявить Вам войну за царство Астраханское и другие их претензии, и что они меня к тому приглашают против воли моей и желания, а я отговаривался от них до сих пор под разными предлогами, особенно постоянными войнами, которые у меня всегда были с поляками. Но сейчас, когда закончил я эти войны, то присланные от всех тех государств посланцы требовали от меня настоятельно воевать вместе с теми государствами с царством Вашим, в противном же случае объявят они мне войну и введут в Малороссию для того три армии. Я сколько не отказывался крайней моей неспособностью, что требует большого времени на улучшение, однако они ко всему этому глухи и всерьез не принимают, подозревая меня особенно в привязанности и преданности к Вашему Величеству и народу Вашему. И я с трудом смог выпросить у тех посланцев с большим им пожертвованием только отсрочку на 10 месяцев для приведения армии моей до надлежащего порядка, а все иные просьбы мои, даже о нейтралитете, остались напрасными. И так остается теперь судить об этих делах Вашему Величеству и выбирать меры самые полезные и самые надежные, а я призываю все клятвы на душу мою, что о войне с Вами и с царством Вашим и думать мне несносно, и предаю вечной анафеме и суду Божьему каждого, кто мыслит как неприятель на единоверцев... Но когда, Ваше Величество, еще и теперь не решитесь опередить недругов и пустите их войти в Малороссию со своими армиями и вынудите меня идти с войсками моими войной на царство Ваше, то простите меня и не осудите, что стану по неволе неприятелем… Для предотвращения того или хотя бы ради его уменьшения есть способ не безнадежный, стало быть объявить полякам войну и ввести сейчас в землю ихнюю две армии или два хороших корпуса: один в Белоруссию и на Смоленск, а другой – в Литву. Поляки вынуждены будут оттянуть туда все свои силы, а турецкие и татарские войска я с Божьей помощью надеюся тогда удержать в ихних границах, придерживаясь системы оборонительной. Когда же войска Вашего Величества будут ощасливлены успехом, так и я дальше наступать могу. Но все эти положения нужно утвердить соглашениями и присягами, чтобы не думалось об измене, а я всю свою душу открыл перед Вами, и свидетель мне Бог, что говорю истинную правду»[18, с. 162-163].

Своим обращением к царю Б. Хмельницкий в который раз демонстрировал чувства, которые испытывал сам и казачество по отношению к Московскому государству. С другой стороны, слова гетмана можно рассматривать, как желание оказать давление на царя, поставить его в положение, из которого можно было делать только выгодный для Украины вывод.

Царь Алексей Михайлович незамедлительно отправил Хмельницкому ответ на его письмо. Эта миссия была поручена советнику царя боярину Василию Бутурлину. Обращаясь к «славному Малороссийскому казаческому гетману» Алексей Михайлович писал: «Известием Вашим о вражеских замыслах соседних государств и хорошими против них советами ми очень довольны и благодарны Вам, достойный Гетман, а войска наши давно стоят на границах своих в хорошем порядке и благонадежности, а выступать им за границу без хорошего приятеля и надежного помощника сомнительно. А когда бы ты, Гетманушка, соизволил с нами объединиться, то все бы сомнения прочь, и мы бы поручили Вам всю свою армию как человеку умному и воину славному. А что ты пишешь о соглашениях и обязательствах, то мы готовы все исполнить верой и правдой, как закон христианский и совесть повелевают». Далее царь писал, что объединение снимет все сомнения с обеих сторон, а как быстро соглашения утвердим, то и войска отправим на неприятелей, и между собой воевать храни нас, Господь!… душа наша есть и будет, только бы защитить народ православный от врага и мстителя, чего мы и от Вас желаем; и видит Бог, что в правде и истине и под святой порукой объединиться вечно с Вами и народом Вашим желаем и Вам о том с уважением пишем»[18, с. 164].

Содержание этого письма свидетельствовало, что точка зрения царя претерпела изменения, и он близок к принятию положительного решения по украинскому вопросу.

Таким образом, татарско-турецким фактор на протяжении нескольких лет постоянно присутствовал в украинско-российских отношениях и в известной мере влиял на них. Б. Хмельницкий, как опытный дипломат, использовал этот фактор в своих целях и в интересах казаческой Украины. Ему удалось не только поставить преграду на пути опасного вмешательства Турции и Крыма во внутренние дела Украины, но и помешать осуществлению их агрессивных планов в отношении Московского государства.

4. Украинско-российское соглашение 1654 г. – логический результат дипломатической деятельности Б. Хмельницкого

В феврале 1651 г. произошло событие, которое сыграло определенную роль в тайной войне против Польши. Земский собор в Москве утвердил решение о возможности военно-политического союза с Войском Запорожским, если Польша в дальнейшем будет продолжать свою враждебную деятельность против России.

Земский собор счел возможным в случае невыполнения польской стороной условий «вечного мира» разрешить Алексею Михайловичу принять в подданство Войско Запорожское. Это отвечало интересам Б. Хмельницкого, который настойчиво искал различные пути влияния на московского царя. 11 марта 1651 г. он пишет боярину Борису Морозову, чтобы «заступити за нас до его царского величества изволил», а через неделю в письме к самому царю писал о «присоединении Украины к России» [16, с. 224].

Сложная военно-политическая ситуация заставляла казаческое руководство активизировать работу по налаживанию отношений с Московским государством. В апреле 1651 г. Хмельницкий «от себя ко государю царю и великому князю Алексею Михайловичу всея Руси посылал бить челом, чтоб государь ево, пана Хмелинсково, с черкасы и з городы, чем Хмелинский владеет, принял под свою государеву державу» [16, с. 224].

Эти обращения гетмана немного пошатнули устойчивый нейтралитет, которого придерживался царь. Через некоторое время думные дьяки Посольского приказа поручили Назаретскому митрополиту Гавриилу, который ехал в Украину, передать Хмельницкому,что во время переговоров в Москве с польскими послами государь отказался помогать Речи Посполитой в ее борьбе против Войска Запорожского.

Моральная поддержка Москвы была кстати,так как положение Украины после поражения под Берестечко было сложным.14 июля 1651 г. в Корсуне Хмельницкий принял послов Московского государства –митрополита Гавриила и подъячего Григория Богданова. Гавриил сообщил, что Алексей Михайлович «его, гетмана, за то, что его государские милости и жалованья к себе ищет, милостиво похваляет, и впредь он…его, гетмана, за его службу в своей государской милости и жалованье держати будет». Митрополит Гавриил отметил, что «царь рад» тому, как казаки «хана сдерживают от похода на Московское государство». Одновременно он подчеркнул, что измена татар в битве под Берестечком является основанием для гетмана разорвать союз с ханом, «чтобы он ему не сотворил большой беды». Ответ Хмельницкого был сдержанным. Он сказал, без союзников воевать с Польшей трудно, а разрыв с ханом возможен лишь тогда, когда царь «примет казаков в подданство» [2, с. 313].

На эту же тему состоялся секретный разговор писаря Выговского с Г. Богдановым. Выговский доказывал российскому посланнику, что царю выгодно взять «в подданство Малую Русь». Это «принесет царю большую территорию, большие доходы с промыслов и торговли, обезопасит от Польши, которая откажется даже от мысли о войне с Москвой»[2, с. 314].

18 июля Богданов выехал в Москву с письмами Хмельницкого к царю и боярам, в которых ставился вопрос о присоединении Украины к России. А в августе в Москву было направлено украинское посольство для конкретных переговоров.

О серьезности намерений гетмана свидетельствует следующий факт. Перед подписанием Белоцерковского договора с Речью Посполитой, Хмельницкий принял посла турецкого султана Осман-чауша, который предлагал Войску Запорожскому перейти в подданство Порты и предоставить ей помощь в войне против Венеции. По свидетельству очевидца, гетман отпустил Осман-чауша «с тем, что он ныне у него (султана - П.Ф.) в подданстве быть не хочет и людей ему на помочь не даст. А надеется-де он, гетман, на государеву милость, что государь его пожалует, велит его со всем Войском Запорожским принять под свою государеву высокую руку»[16, с. 230].

Отказывая туркам, Б.Хмельницкий велел передать путивльскому воеводе Семену Прозоровскому через его посланца следующее: «Хотя я с поляками теперь и помирился на чем-нибудь, только я великому государю служить рад; кого он изволит к нам прислать - и мы все готовы ему крест целовать; а если государь нас не пожалует, принять не велит, то нам поневоле промышлять, как лучше, а мир у нас с поляками некрепок, потому что поляки всегда лгут, на миру не стоят». То же писал гетман и в грамоте к Прозоровскому: «Хотя мы и приняли перемирье, однако знаем, что нам и вере нашей православной поляки не желают ничего доброго; надеемся на Господа Бога и на милость его царского величества, что, когда над церквами восточными умилится и над верою нашею православною, тогда поляки не воспримут потехи; а мы, как не один раз обещали быть желательными его царскому величеству, так и теперь истинными быть обещаемся»[22, с. 561].

Хмельницкий продолжал добиваться благосклонности Алексея Михайловича. С этой целью 9 января 1652 г. он отправил к государю казаческое посольство во главе с наказным полтавским полковником Иваном Искрой. Во время его пребывания в Москве, царское правительство понимало, что необходимо или принять казаков и воевать с Польшей, или придется стать свидетелем того, как казачество окажется под властью турецкого султана. 22 марта 1652 г. государь приказал дьякам Волошенинову и Немирову поговорить с Искрой «по любви». Доверенные лица царя говорили украинскому послу: «Гетман в письме своем просит, чтоб его царское величество держал Запорожское Войско в своем милостивом жалованье; великий государь для православной веры держит к казакам свое государское жалованье большое, а король, сенат и Речь Посполитая на своей правде мало стоят; и если они не исполнят своих договоров с гетманом, то Запорожское Войско не пойдет ли к хану в Крым, потому, что у гетмана с крымским ханом дружба большая?»[22, с. 561]

Московские дьяки характеризовали крымских татар как «бусурман», которым «верить ни в чем нельзя и никакого добра от них, кроме разорения, нечего ждать». Одновременно они заявляли, что если от поляков «будет утеснение», то гетман с казаками могут перейти на сторону царского величества и «поселиться по рекам Донцу, Медведице и другим угожим и просторным местам» Московского государства. Благосклонность Алексея Михайловича была по душе казаческим послам, но их не могла устраивать перспектива ухода с родной земли, которая достанется полякам. Искра отвечал, что в случае большого притеснения от поляков, гетману, кроме царя, некуда деется. Он подчеркивал, что «царь бы пожаловал, принял казаков в свою сторону» с казаческими землями[22, с. 561].

В то время, когда Б. Хмельницкий и его послы думали прежде всего о благе всей Украины, генеральный писарь при встречах с царскими дипломатами часто обсуждали личные вопросы, что держалось в тайне от гетмана. Так, подъячий Григорий Богданов, возвратившись из Украины, рассказывал: «Приходил ко мне в Корсуни писарь Иван Выговский и наказывал, чтобы его слова были известны великому государю; к нему, писарю, царская милость и жалование, и он на государском жаловании челом бьет и обещается великому государю служить и всякого добра хотеть под присягою, и теперь, что у гетмана Богдана Хмельницкого с польским королем, крымским царем и другими государствами будет делаться, он обо всем великому государю станет доносить, в Путивль тайным делом боярину князю Семену Васильевичу Прозаровскому писать, только об этом никому не было известно потому, что если узнает об этом гетман Богдан Хмельницкий, то ему, писарю, не миновать наказания»[22, с.553].

Выговский уверял в своей преданности и на всякий случай даже готовил убежище в Москве. В июне 1652 г. он говорил московскому посланцу Унковскому: «Если государь не изволит нас принять, то есть такие люди многие, что станут гетману наговаривать поддаться турскому или крымскому, а у меня того и в уме нет, чтоб, кроме великого государя куда помыслить, только бы великий государь пожаловал меня, холопа своего, велел обнадежить своею милостью, велел бы мне грамоту прислать за рукою думного дьяка, чтоб гетман и никто другой о том не знал; и в Путивль свою грамоту велел прислать, чтоб меня приняли, когда я к великому государю поеду. Если государская милость ко мне будет, то я с отцом своим, братьями и приятелями к великому государю приеду»[22, с. 562].

Победа под Батогом в мае 1652 г. подняла моральный дух украинского войска, возвратила ему утерянную под Берестечком уверенность в своих силах. Но казачеству не удавалось добиться от Польши восстановления положений Зборовского договора. Потому 10 ноября в Чигирине старшинская рада решила направить в Москву казаческих дипломатов, которые должны были добиваться присоединения Украины к Московскому государству. Посольство Войска Запорожского возглавил генеральный судья Самойла Зарудный. На приеме 17 декабря он заявил думным дьякам и боярам: « И для того гетман Богдан Хмельницкий и все Войско Запорожское послали их, пославников своих, бити челом, чтоб царское величество над ними умилосердились, велел принять под свою государеву высокую руку и держал их от неприятелей во оборони. И велел бы их, посланников, отпустить к гетману вскоре, чтоб им, приехав в войско, государскую милость объявить и их тем утешить»[16, с. 233]. Вместе с тем следует отметить, что украинский посол не мог сказать дьякам Посольского приказа будет ли Войско Запорожское жить на своей земле, «или где в другом месте». Зарудный заявил, что «ведает то гетман».

Очередным этапом, в углублении украинско-российского диалога стала поездка в Москву гетманских послов К. Бурляя и С. Мужиловского. Послы обратились к царю с просьбой защитить православную веру, помочь Войску Запорожскому ратными людьми. В очередной раз они подчеркнули, что «к бусурманам в подданство идти не хотят». Бурляй и Мужиловский привезли грамоты от Хмельницкого к патриарху Никону, к боярам Морозову, Милославскому и Пушкину. В этих грамотах гетман просил, чтобы они ходатайствовали перед православным царем за него, гетмана, прямого слугу царского величества[2, с. 501]. 22 апреля 1653 г. на аудиенции у царя казаческие послы безрезультатно поднимали вопрос о приеме Войска Запорожского в подданство и оказании Москвой военной помощи для борьбы против Польши.

Хмельницкий же угрозой соединиться с Турцией торопил дело в Москве. Он объявил Сергею Яцыну, посланцу путивльского воеводы князя Хилкова: «Вижу, что государской милости не дождаться, не отойти мне бусурманских неверных рук, и если государской милости не будет, то я слуга и холоп турскому». В Москву информация об этом дошла 20 июня и вызвала там большую тревогу в правительственных кругах. Уже 22 июня Алексей Михайлович отправил к гетману стольника Лодыженского с грамотой: «Мы изволили вас принять под нашу высокую руку да не будете врагами креста Христова в притчу и в поношение, а ратные наши люди собираются»[4, с. 50]. А 28 июня по поручению царя думный дьяк объявил войску о возможности близкого возникновения военных действий.

Такой поворот в политике царя вполне устраивал гетмана Хмельницкого. 9 августа он уже подготовил ответ: «Пребываем благонадежны на премногую милость, которую нам твое царское величество показать изволил, что не оставлены будем из-под крепкой руки твоего царского величества». Богдан писал о нежелании служить ни туркам, ни полякам. Через своего посланника Герасима Яковлева сообщал царю о новом походе поляков на украинские земли, просил «скорою и сильною ратию нам руку помощи послать изволил». В это же время Иван Выговский писал думному дьяку Лариону Лопухину: «Татарам уже не верим, потому что только утробу свою насытить ищут»[22, с. 569].

В августе 1653 г. в Украину выехал подъячий Иван Фомин. В своем отчете он отмечал, что гетман царскую грамоту принял учтиво, «в печать и в грамоту любезно целовал». Фомин передавал слова Б.Хмельницкого: «Благодарю господа бога и пречистую богородицу, что такой пресветлый великий государь меня, холопа своего, и все Войско Запорожское пожаловал своим царским неизреченным жалованьем». Подъячий говорил Хмельницкому, Выговскому и казаческим полковникам, что Алексей Михайлович жалует их всех и Войско Запорожское, а гетману вручил 40 соболей. Царский посланник вновь и вновь призывал казаков служить великому государю, на что получил от Хмельницкого положительный ответ. Одновременно гетман не скрывал, что рассчитывает на скорое решение украинской проблемы и на военную помощь в борьбе против поляков. «Если б, - говорил Хмельницкий, - царское величество изволил нас принять вскоре и послал своих ратных людей, то я тотчас пошлю свои грамоты в Оршу, Мстыславль и в другие города к белорусским людям, которые живут за Литвою, и они тотчас станут с ляхами биться, и будет их с 200000»[22, с. 570].

Нельзя обойти вниманием и тайную миссию подьячего Фомина в Украине. Он должен был отдать скрытно Выговскому грамоты турецкого султана, крымского хана, силистрийского паши, гетманов Потоцкого и Радзивилла к Хмельницкому, ибо все эти грамоты тайно были пересланы Выговским в Москву. За эту службу царь прислал писарю больше соболей, чем самому гетману.

Осенью 1653 г. Москва активизировала свою дипломатическую деятельность. В начале сентября к Б. Хмельницкому были направлены стольник Р. Стрешнев и дьяк М. Бредихин. Для гетмана и его окружения они везли соболей на «общую сумму 2352 московских рубля», что было в два раза дороже прежних подарков. Этим хотели «задобрить» Хмельницкого и исключить возможное его недовольство медлительностью Москвы. В это время в Москву прибыл посланник Б. Хмельницкого Лаврен Капуста, сообщивший, что поляки начали новое вторжение в Украину и, что «начавшаяся кампания грозит обернуться против самого Московского государства». Капуста передал просьбу казаков оказать военную помощь в борьбе с поляками. В связи с этим Стрешневу и Бредихину, которые уже были в пути, был отправлен приказ объявить гетману, что государь принимает его под свою высокую руку[2, с. 643-644].

1 октября 1653 г. в Москве заседал Земский собор. Был рассмотрен вопрос об отношениях с Польшей и принятии Войска Запорожского под царскую «высокую руку». При обсуждении данного вопроса учитывался ряд обстоятельств. Во-первых, в Польше издаются книги, содержащие «злые бесчестья, укоризны и хулы» в адрес московских царей, патриарха Филарета, бояр, а также искажается царский титул Алексея Михайловича. Польское правительство и король Ян Казимир давали обещание московским послам навести в этом вопросе порядок, но ни одно обещание не было выполнено. Во- вторых, Ян Казимир «ссылается с крымским ханом против Московского государства, пропустил крымского посла через свою землю в Швецию». В-третьих, польские власти притесняют православную веру и не исполняют статьи Зборовского договора.

Исходя из этого, бояре решили: «За честь царей Михаила и Алексея стоять и против польского короля войну вести, а терпеть того больше нельзя. Гетмана Богдана Хмельницкого и все Войско Запорожское с городами их и землями чтоб государь изволил принять под свою высокую руку для православной христианской веры и святых божиих церквей, да и потому доведется их принять: в присяге Яна Казимира короля написано, что ему никакими мерами за веру самому не теснить и никому этого не позволять, а если он этой присяги не сдержит, то он подданных своих от всякой верности и послушанья делает свободными. Но Ян Казимир своей присяги не сдержал, и, чтоб казаков не отпустить в подданство турецкому султану или крымскому хану, потому что они стали теперь присягой королевскою вольные люди, надобно их принять»[2, с. 648].

4 октября 1653 г. Алексей Михайлович принял казаческих послов во главе с Лавреном Капустой. Им было сообщено, что Земский собор принял решение о присоединении Украины к Московскому государству. 9 октября посольство московского царя, возглавляемое боярином (тверским наместником) Василием Бутурлиным выехало в Переяслав для принятия присяги на верность царю от Войска Запорожского. В состав посольства также входили: муромский наместник Иван Алферьев, дьяк Ларион Лопухин, духовенство.

24 декабря Б. Хмельницкий прибыл в Чигирин, где его дожидались московские посланники Трешнев и Бредихин, которые объявили, что царь велел принять казаков с городами и землями под свою высокую руку. Свои чувства гетман изложил в ответе царю 28 декабря: «Рады твоему пресветлому царскому величеству верно во всем служить и крест целовать и по повелению твоего царского величества повиноваться готовы будем, понеже мы ни на кого, только на бога и на твое пресветлое царское величество надеемся»[22, с. 572].

31 декабря Алексей Михайлович объявил войну Польше, и в тот же день царские послы прибыли в Переяслав. За пять верст от города боярина Бутурлина, и лиц его сопровождающих, встречал переяславский полковник Павел Тетеря и 600 казаков. 6 января 1654 года в Переяслав приехал Б. Хмельницкий, а на следующий день прибыл писарь И.Выговский, и съехались почти все полковники и другая старшина. Вечером 7 января Б. Хмельницкий в сопровождении Выговского и Тетери нанес визит московским послам. Боярин Бутурлин проинформировал гетмана о церемониале, составленном в Москве, который, в соответствии с царской волей, необходимо выполнить.

8 января 1654 г. Б. Хмельницкий провел совещание со старшиной, на котором было решено принять протекцию московского царя, о чем Выговский сообщил царским послам. На старшинской раде было принято решение созвать «явную» раду. В документах московского посольства и казаческих летописях по этому поводу сказано: «по тайной раде, которую гетман имел с полковниками своими с утра, во второй час дня бито в барабан…на собрание всего народа слышать совет о деле, хотящем совершитися»[23, с. 100]. На казаческой раде с речью выступил Б.Хмельницкий и отметил, что украинский народ «уже шесть лет живет без государя, в беспрестанных бранях и кровопролитиях с гонителями и врагами». Он подчеркнул, что Рада должна решить вопрос о выборе государя. Отрицательно характеризуя польских, турецких и крымских правителей, гетман в адрес московского государя сказал следущее: «Этот великий государь…шестилетних наших молений беспристанных не презревши, теперь милостивое свое царское сердце к нам склонивши, своих великих ближних людей к нам с царскою милостию своею прислать изволил; если мы его с усердием возлюбим, то, кроме его царской высокой руки, благотишайшего пристанища не обращем; если же кто с нами не согласен, то куда хочет -вольная дорога». Участники Переяславской рады дали согласие на то, чтобы Войско Запорожское было под «его царскою крепкою рукою»[22, с. 574].

После Рады гетман и старшина встретились с боярином Бутурлиным и сообщили ему о принятом решении. Боярин торжественно передал Хмелницкому царскую грамоту и произнес речь, в которой пересказал историю предыдущих отношений Войска Запорожского с Москвой. Он вспомнил о мерах, которые предпринял царь, чтобы примирить казаков с поляками, и о решении Алексея Михайловича принять «под свою высокую руку гетмана Б. Хмельницкого и все Войско Запорожское с городами и землями…и помощь своими ратными людьми чинить». После речи Бутурлина казаческое руководство вместе с московскими послами направилось в соборную церковь. Там уже дожидались их казанский архимандрит Прохор, протопоп Адриан, священники и дьяконы, которые приехали из Москвы и готовы были привести гетмана и старшину к присяге в соответствии с разработанной в Москве процедурой[2, с. 739].

Дальнейший ход событий и действия Б. Хмельницкого показали московским посланникам, что они имеют дело с крупным политиком и превосходным дипломатом. Казачество готово было присягать на верность царю, но не приступая к присяге, гетман выдвинул требование, чтобы Бутурлин первым произнес присягу за царя, что он «государь, гетмана Хмельницкого и все Войско Запорожское польскому королю не отдаст и за них будет стоять, вольности не нарушать, кто был шляхтич или казак, или мещанин, и какие маетности у себя имел, тому бы всему быть по-прежнему, и пожаловал бы великий государь, велел дать нам грамоты на наши маетности» [23, с. 100-101]. Требование, выдвинутое гетманом, было очень важным как с формальной, так и принципиальной точки зрения, и московским послам пришлось приложить усилия, чтобы доказать, почему они не могут это требование удовлетворить. В Московском государстве, отвечал Бутурлин, присягают царю подданные и не допускается обратное. Кроме того, нельзя присягать «за великого государя, такого никогда не бывало и не будет, и гетману даже говорить об этом не следовало бы. Боярин говорил: «И они б гетман и все Войско Запорожское, как начали великому государю служить и о чем били челом, так бы и совершили и веру великому государю дали по евангельской заповеди без всякого сомнения; а великий государь учнет их держать в своем государском милостивом жалованьи и в призрении и от недругов их в обороне и в защищенье, и вольностей у них не отнимает и маетностями их, чем кто владеет, великий государь их пожалует, велит им владеть по-прежнему»[23, с. 101].

Ответ Бутурлина не удовлетворил гетмана. Он и старшина вышли из церкви направились в дом полковника Тетери, где состоялся совет. Тем временем царские послы и духовенство ожидали ответа в церкви. После совещания Б. Хмельницкий направил к Бутурлину полковников Тетерю и Сахновича с повторным требованием произнести присягу за царя. Боярин снова ответил отрицательно. При этом он приводил новые аргументы против присяги: московский царь есть самодержец, а не избранный царь, как король польский, а кроме того «царское слово, раз данное, не меняется». Первый аргумент имел определенный смысл и полностью отвечал тогдашнему представлению о самодержавных и ограниченных монархах. Второй аргумент Бутурлина о непоколебимости царского слова тоже будто бы находится в связи с личностью монарха: монарх имеет власть персональную и царствует «Божьей милостью», а не волей народа и потому не требует для скрепления силы своего слова ни присяги, ни других дополнительных формальностей.

В ответ на аргументы Бутурлина полковники заявили, что гетман и старшина верят царскому слову, но не верят казаки и требуют присяги. Боярин отвечал, что царь принимает Войско Запорожское «под свою высокую руку по-вашему челобитию, и вам его государскую милость надобно помнить,…стараться все войско к присяге привести», а простым казакам объяснить ситуацию. С таким ответом полковники возвратились к гетману.

События разворачивались таким образом, что принятие окончательного решения относительно присяги зависело только от воли Б. Хмельницкого. Понимая всю сложность положения, гетман в сопровождении старшины возвратился в соборную церковь и объявил боярину: «мы во всем полагаемся на государеву милость и присягу по евангельской заповеди великому государю вседушно учинить готовы, и за государское многолетнее здоровье головы складывать рады, а о своих делах станем мы бить челом великому государю»[22, с. 576]. Демонстрируя готовность идти на компромисс, гетман подчеркивал, что будет отстаивать права Войска Запорожского. После сделанного заявления Б. Хмельницкий, писарь И. Выговский и другие казаческие старшины произнесли слова присяги.

По окончании обряда присяги на съезжем дворе Бутурлин торжественно передал гетману привезенные из Москвы знамя, булаву, ферязь (верхний кафтан) и высокую боярскую шапку, произнося при передаче этих клейнодов соответствующие речи. Вручая гетману шапку, Бутурлин указал на мудрость и ум Богдана: «Главе твоей, от бога высоким умом вразумленной и промысл благоугодной о православия защищении смысляющей, сию шапку пресветлое царское величество в покрытие дарует, да бог, здраву голову твою соблюдая, всяцем разумом ко благому воинства православного строению вразумляет»[22, с. 576]. Здесь же боярин передал Б. Хмельницкому и старшине царские подарки. Так прошел день 8 января 1654 г., занявший важное место в украинской истории.

Анализируя события 8 января, украинский историк А. Яковлив сделал вывод: «Многократные ссылки московских послов на царское слово, которое в то время признавалось за присягу монарха, в подтверждение того, что права и вольности Войска Запорожского не будет нарушены, что царь Войска Запорожское полякам не отдаст и что государственный и общественный строй Войска Запорожского не будет изменен, было истолковано и оценено Б. Хмельницким и старшиной как акт равноценный присяге царя. Потому за этим актом наступил другой, равноценный - присяга гетмана и старшины. Таким образом, но сути дела обе стороны взаимно взяли на себя определенные обязательства, соблюдение которых на будущее скрепили торжественными актами: московский царь – своим царским словом, а Войско Запорожское – присягой своих представителей с гетманом во главе»[23, с. 103-104].

9 и 10 января Б. Хмельницкий, И. Выговский и другие казаческие лидеры вели переговоры с В. Бутурлиным, в ходе которых поднимались вопросы о правах и вольностях казачества, о численности украинского войска, о деятельности суда, сборе налогов и т.д. Но эти переговоры не отличались стройностью и конкретностью. Историком А. Яковливым высказывается мнение, что казаческое руководство не было как следует подготовлено к переговорам с Москвой, потому что предыдущий политический и дипломатический опыт, обретенный в отношениях с Польшей и Крымом, не давал точных указаний, как пойдут переговоры с Московским государством. Вместе с тем встречи с московскими дипломатами дали гетману и старшине достаточно материала для выработки линии поведения на будущее[23, с. 105]. 13 января 1654 г. Б. Хмельницкий имел последнюю встречу с московскими послами, после которой гетман уехал в Чигирин.

Уже на следующий день московские стольники и дворяне разъехались по городам и селам с приказом «огласить о принятии Украины под царскую высокую руку» и привести население к присяге. Боярин Бутурлин уехал в Киев, где «за полторы версты от Золотых ворот встретил его с речью митрополит Сильвестр Косов». 17 января были приведены к присяге сотники, есаулы, атаманы, казаки и киевские мещане. 19 января присягнули царю слуги, дворовые люди митрополита, шляхта, а также слуги печерского архимандрита. В конце января Бутурлин отправился в Москву, по пути он привел к присяге Чернигов и Нежин[22, с. 577-579].

В ряде городов и местечек царские стольники и дворяне столкнулись с нежеланием населения принимать присягу, многих гнали силой «как стадо». Были случаи, когда казакам обещали плату: по 20 червонцев в год, по 20 соболей и сукно. Чиновники включали людей в реестры, заносили в списки церкви, замки, припасы, заявляли, что теперь будет зависеть от ласки царской, верной службы, а кто, мол, не хочет служить, пусть убирается себе за «Зборовскую линию». О нежелании присягать царю заявили жители города Чернобыля. В Полтавском и Кропивянском полках московских чиновников побили кольями, не присягнули Уманский и Брацлавский полки. Против присяги выступали молодые казаческие лидеры Иван Богун и Иван Сирко. На протяжении января и февраля 1654 г. московские дворяне побывали почти в 200 городах и местечках. Они привели к присяге и включили в реестры 2 тысячи старшин, 63 тысячи казаков и 64 тысячи городского населения[24, с. 106].

Гетман Б. Хмельницкий находился в это время в Корсуне и в Чигирине и готовил посольство в Москву. Он занимался разработкой наказов послам, обдумывал условия отношений с Москвой, формулировал «статьи» будущего договора, проводил совещания. Итоги этой работы были зафиксированы в грамоте Б. Хмельницкого для казаческих послов и в «Статьях», включающих 23 пункта. Оба документа датированы 17 февраля 1654 г.

В аккредитационной грамоте Б. Хмельницкий от своего имени, от имени Войска Запорожского и всего народа обратился к царю и кратко рассказал, как, ведя борьбу с поляками, украинцы обращались к царю за помощью, и как царь согласился принять Войско Запорожское под свою высокую руку. Шла речь о пребывании московских послов в Переяславе, о передаче гетману клейнодов, о присяге царю. На основании этого гетман и Войско Запорожское обращались к Алексею Михайловичу с просьбой и выражали уверенность в том, что от него получат все, о чем будут просить, так как верят слову царскому, «как нас тот боярин с товарищи увещал и на той вере непоколебимых утвердил». Б. Хмельницкий писал, что посылает своих послов Самойлу Богдановича (Зарудного) и Павла Тетерю, которые скажут больше, чем написано в грамоте. Второй документ – «Статьи» - содержал вступление и 23 артикула. Во вступлении гетман обращался к царю с просьбой, чтобы царь благосклонно отнесся к тому, о чем послы «будут бить челом»[23, с. 107]. Содержание грамоты и «Статей» показывали ,что гетман выступил от имени государства украинского и всех слоев населения.

17 февраля 1654 г. казаческое посольство, в составе которого насчитывалось несколько десятков человек, выехало из Чигирина. Послы имели на руках проект договора, основной идеей которого являлось установление таких межгосударственных отношений между Украиной и Москвой, при которых за Украиной сохранялось бы внутренняя и внешняя самостоятельность. 12 марта посольству была устроена торжественная встреча на въезде в Москву, а 13 марта состоялась аудиенция у царя. В тот же день начались переговоры с боярами Трубецким, Бутурлиным, князем Головкиным и царским канцеляром, думным дьяком Ивановым, крупнейшим московским дипломатом того времени. Казаческие послы на словах изложили условия, на которых Войско Запорожское желает принять протекцию царя. Во время пересказа статей послами бояре задавали вопросы, иногда начинали дискуссию, вследствие чего возникали дополнения или новые пункты. С этого началась выработка новой редакции статей, которых в конечном счете осталось одиннадцать. Необходимо подчеркнуть, что их сокращение осуществлялось не за счет ущемления содержания статей, представленных в украинском проекте.

14 марта украинские послы передали боярам текст договора, подписанный Б. Хмельницким, и с войсковой печатью. На следующий день они были приглашены на военный совет. При последующих встречах представителям царского правительства были вручены документы о привилегиях казачества, данных ранее королями Речи Посполитой. На заседании боярской думы были обсуждены «статьи» и приняты по ним решения. В целом работа проводилась большая. 18 марта послов пригласили на парадный царский обед в Золотой палате с участием патриарха и высших бояр. 19 марта состоялась последняя встреча у царя, во время которой послам было объявлено, что Алексей Михайлович подтверждает давние права и привилегии Войска Запорожского своей жалованной грамотой, награждает послов подарками и отпускает. После этого были оглашены резолюции царя на статьи.

Хотя прощальная аудиенция в Кремле состоялась 19 марта, послы еще неделю не могли уехать из Москвы. Только 27 марта им были вручены жалованные грамоты Б. Хмельницкому и Войску Запорожскому, а также утвержденные царем статьи, получившие со временем название «Мартовские». Эти документы составляли основное содержание украинско-российского соглашения. Согласно этого договора:

Украина сохраняла свою военную и административно-территориальную систему во главе с гетманом. Гетмана и старшину избирают казаки на войсковой раде, царю сообщается имя избранного гетмана;

органы местного самоуправления в украинских городах будут формироваться из местных жителей, что свидетельствовало о полном внутреннем суверенитете и исключало вмешательство царских чиновников во внутренние дела Украины;

казаческое руководство наделялось правом осуществлять самостоятельную внешнюю политику, принимать послов других государств, с последующим предоставлением царю информации о состоявшихся переговорах. Вводился запрет на ведение дипломатических отношений с Польшей и Турцией;

численность Войска Запорожского устанавливалась в количестве 60 тысяч казаков. Реестровому казачеству сохранялись все его права и вольности;

в прежнем виде сохраняется казаческий суд;

гетманское правительство сохраняло право контроля над финансами и налогами. Предусматривалось присутствие царских чиновников во время сбора налогов, часть которых шла в государеву казну;

оставались без изменения права и вольности, которыми наделяли польские короли и литовские князья духовных и мирских лиц в Украине;

оговаривались вопросы денежного содержания для старшины и казаков, а также финансирования военных застав на границах Украины и в крепости Кодак;

было зафиксировано обязательство русского царя защищать украинские земли от внешних врагов, а также дано обещание направить государевы войска на борьбу с польской шляхтой.

Таким образом, украинско-российское соглашение оформляло образование своеобразной конфедерации, направленной против внешнего врага. Договор в целом был равноправным, взаимовыгодным и при условии его выполнения открывал широкие перспективы для развития обеих сторон. В то же время, по мнению многих ученых, этот договор был незавершенным, несовершенным и краткосрочным.

Заключение данного соглашения свидетельствовало о крупном успехе Б. Хмельницкого в области внешней политики.

Контроль знаний КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ

Охарактеризуйте цели украинской внешней политики в годы Национально-освободительной войны.

Почему заключение военного союза с Москвой являлось главной целью внешней политики Б. Хмельницкого?

Чем объяснялась медлительность московского правительства в деле заключения союза с Украиной?

В чем заключалась суть Поляновского договора и его влияние на отношения Москвы с казаческой Украиной?

Какие задачи выполняла царская разведка на территории Украины, и какими были ответные меры украинской стороны?

Какие цели преследовали Турция и Крымское ханство, навязывая казачеству военный союз?

Какую роль играли представители православной церкви в налаживании украинско – российских отношений?

Что представляла собой проблема лже-Шуйского и ее место в украинско-российских отношениях?

В чем заключалась суть «дипломатии запугивания», которую использовал гетман Хмельницкий в отношениях с Москвой?

Какие трудности возникли в ходе оформления присяги казачества на верность царю?

КОНТРОЛЬНЫЕ ТЕСТЫ

1. Основной целью Б. Хмельницького в ходе дипломатических отношений с Москвой являлось:

а) добиться воссоединения украинского и русского народов;

б) заключить военный союз против Речи Посполитой;

в) способствовать укреплению международных позиций Москвы.

2. Медлительность царя и его правительства в решении украинского вопроса объяснялась:

а) отсутствием желания помочь Украине;

б) дипломатический нажим оказывали Турция и Крым;

в) сдерживали условия Поляновского договора с Речью Посполитой.

3. Содействие в налаживании украинско-российских отношений оказывали:

а) Московский патриарх;

б) Иерусалимский патриарх Паисий;

в) Глава католической церкви.

4. Б. Хмельницкому предлагали заключить военный союз против Москвы и совершить военный поход:

а) Польша и Турция;

б) Молдавия и Крымское ханство;

в) Крымское ханство и Турция.

5. В ходе украинско-российских переговоров свои личные вопросы обсуждал:

а) Б. Хмельницкий;

б) И. Выговский;

в) С. Зарудный.

6. Решение о включении украинских земель в состав Московского государства принималось:

а) Земским собором;

б) Государственной думой;

в) дворянским собранием.

7. В ходе Переяславской Рады было принять решение:

а) Б. Хмельницкий и В. Бутурлин подписали договор;

б) казаки утвердили список требований к царю;

в) в устной форме принято решение о вхождении украинских земель в состав Московского государства.

8. Решение Переяславской Рады было воспринято:

а) поддержано единодушно всеми;

б) поддержала только Левобережная Украина;

в) не присягнуло царю киевское духовенство и казаки отдельных полков.

9. Статус Украины в составе России был определен:

а) решением Переяславской Рады;

б) в личной переписке Б. Хмельницкого с царем;

в) Мартовскими статьями 1654 г.

Заключение

С первых месяцев Национально-освободительной войны важное место во внешнеполитической деятельности гетмана Хмельницкого и его правительства занимали связи с Москвой. Развитие освободительной войны, эволюция ее программных задач и смена геополитической ситуации в регионе влияли на цели московской политики Б. Хмельницкого. Однако на протяжении всего периода антипольского восстания именно отношения с царским правительством занимали одно из приоритетных мест в деятельности гетманской администрации.

Гетман Хмельницкий прекрасно осознавал, что воюя с Речью Посполитой, он объективно способствует интересам Москвы, которая понесла значительные потери вследствие Смоленской войны 1633-1634 гг, потому имея основания надеяться что царское правительство постарается воспользоваться трудным положением своего западного соседа, чтобы возвратить утерянные земли. Учитывая это, Б. Хмельницкий активизирует связи с Москвой, использует любые возможности для расширения украинско-российского диалога. Его действия были направлены на отказ Москвы от тактики выжидания, гетман старался заинтересовать царя возможностью завладеть литовским престолом и польской короной, подсказывал варианты разрыва Поляновского договора с Речью Посполитой. Хмельницкий и его администрация пресекали действия российской разведки в Украине, умело использовали в осуществлении своих целей разоблаченных царских агентов воевод приграничных территорий и даже московских послов. Заметную роль во внешней политике казаческой Украины отводилась православному духовенству.

Демонстрируя Москве свое расположение, Б. Хмельницкий не отказывался от использования в своих интересах дипломатии запугивания и нажима на царское правительство. Свидетельством этого могут быть его угрозы о примирении с поляками, заключении союза с Крымом и Турцией и походе казаков на Московские земли, а также операция «Самозванец». Безусловно, Б. Хмельницкий был далек от реализации этих угроз в адрес Москвы, но их использование дало положительный результат и это лишний раз свидетельствует о дипломатическом мастерстве гетмана.

Итогом украинско-российских отношений стало заключение Переяславско-Московского соглашения 1654 г. Это был значительный успех украинской дипломатии, который давал возможность продолжить деятельность в области строительства Украинского гетманского государства.

Библиографический список

Грушевський М. С. Історія України-Руси. Т. 8. Ч. I-II-III. / М. Грушевський. - К.: Наук. думка, 1991. – 856 с.

Грушевський М. С. Історія України-Руси. Т. 9. Кн. I / М. Грушевський. - К.: Наук. думка, 1991. – 880 с.

Грушевский М. С. Очерк истории украинского народа / М. Грушевский. – К.: Лыбидь, 1991. – 398 с.

Горобець В. М. Московська політика Богдана Хмельницького: дипломатична риторика та політична практика / В. Горобець // Український істор. журн. – 1995. - № 4. С. 45 -55.

Джеджула Ю. Таємна дипломатія Богдана Хмельницького / Ю. Джеджула // Політика і час. – 1993. - № 10. С. 75-80.

Джеджула Ю. Таємна дипломатія Богдана Хмельницького / Ю. Джеджула // Політика і час. – 1993. - № 11. С. 82-87.

Джеджула Ю. Таємна дипломатія Богдана Хмельницького / Ю. Джеджула // Політика і час. – 1993. - № 12. С. 88-92.

Джеджула Ю. Таємна дипломатія Богдана Хмельницького / Ю. Джеджула // Політика і час. – 1994. - № 1. С. 73-79.

Джеджула Ю. Таємна дипломатія Богдана Хмельницького / Ю. Джеджула // Політика і час. – 1994. - № 2. С. 78-82.

Джеджула Ю. Таємна дипломатія Богдана Хмельницького / Ю. Джеджула // Політика і час. – 1994. - № 3. С. 90-95.

Джеджула Ю. Таємна дипломатія Богдана Хмельницького / Ю. Джеджула // Політика і час. – 1994. - № 4. С. 64-68.

Джеджула Ю. Таємна дипломатія Богдана Хмельницького / Ю. Джеджула // Політика і час. – 1994. - № 5. С. 77-78.

Джеджула Ю. Таємна дипломатія Богдана Хмельницького / Ю. Джеджула // Політика і час. – 1994. - № 6. С. 73-80.

Джеджула Ю. Таємна дипломатія Богдана Хмельницького / Ю. Джеджула // Політика і час. – 1994. - № 8. С. 71-76.

Дорошенко Д. Нарис історії України. Т. 2. / Д. Дорошенко. – К.: Глобус, 1991. – 349 с.

Історія України: курс лекцій. Кн. 1. / Л. Г.Мельник, О. І. Гуржій, М. В. Демченко та ін. – К.: Либідь, 1991. – 576 с.

Ключевский В. О. Сочинения. В 9-ти т. Т. 3. Курс русской истории. Ч. 3 / В. Ключевський, Под ред. В. Янина. – М.: Мысль, 1988. – 414с.

Кониський Г. Історія русів / Г. Кониський – К.: Радянський письменник, 1991. – 318 с.

Кухникова Т. К. Национально-освободительная война украинского народа под руководством Б. Хмельницкого (1654 – 1657 годы) / Т. Кухникова. – Севастополь: Изд-во СевНТУ, 2001. – 46 с.

Слюсаренко А. Г. Історія української конституції / А. Слюсаренко, М. Томенко. – К.: Т-во «Знання» України, 1993. – 192 с.

Смолій В.А. Богдан Хмельницький: особистість у контексті епохи / В. Смолій // Український істор. журн. – 1995. - № 4. С. 3-14.

Соловьев С. М. Сочинения. Кн. 5. Т. 9-10 / С. Соловьев. М.: – Мысль, 1990. – 718 с.

Яковлів А. Українсько-московські договори в XVII-XVIII віках /А. Яковлів // Український істор. журн. - 1993. - № 4-6. С. 97-117.