ГОУ ВСШ № 203
РЕФЕРАТ
Тема:
«Евгения Руднева»
Выполнила: учащаяся 10 «Б» класса
Журавлева М.В.
Москва
2009
Содержание
Глава 1 Биография……………………………………………………………………………..3
Глава 2 Дневник Е.Рудневой…………………………………………………………….6
Глава 3 Фронтовые фотографии………………………………………………………..22
Глава 4 Музеи Е.Рудневой…………………………………………………………………43
Глава 5 Награды…………………………………………………………………………………43
Список литературы…………………………………………………………………………….44
Руднева Женя
Биография
Впервые я увидела ее в Москве, в здании ЦК комсомола, где заседала отборочная комиссия. Она пришла вместе с другими студентками Московского университета. В то время Женя Руднева уже перешла на четвертый курс. Меня поразили ее глаза — большие, серо-голубые, умные. Светлая коса вокруг головы, нежное лицо с легким пушком на коже, мягкие медлительные движения. Мы потом вместе учились в штурманской группе. На занятиях она всегда задавала вопросы: ей хотелось знать все до мелочей. И пожалуй, в полку не было штурмана лучше Жени, хотя до войны она не имела никакого отношения к авиации. Сначала на фронте она была рядовым штурманом. Но уже через год ее назначили штурманом полка. Знания ее были бесспорны, однако на должность эту назначили ее с опаской: а вдруг не сумеет? Не отличалась Женя ни бравым видом, ни военной выправкой. Не умела ни бойко говорить, ни даже быть строгой. Среднего роста, немного сутуловатая, с неторопливой походкой, она совершенно не была приспособлена к армейской жизни. Военная форма сидела на ней нескладно, мешковато, носки сапог загибались кверху. Да она как-то и не обращала внимания на все это. Занятая своими мыслями, что-то решая, сосредоточенно обдумывая, она, казалось, жила в другом мире... Был апрель 1944 года. Под Керчью готовилось большое наступление наших войск. Мы летали каждую ночь. Враг упорно сопротивлялся. Вдоль короткого отрезка линии фронта, которая протянулась от Керчи к северу до Азовского моря, было сосредоточено много зениток и зенитных пулеметов, прожекторов, автоматических пушек “Эрликон”. Когда стреляет “Эрликон”, издали похоже, будто кто-то швыряет вверх горсть песку. Каждая песчинка — снаряд. Все они в воздухе взрываются, вспыхивая бенгальскими огнями. Получается облако из рвущихся снарядов. И если самолет попадет в такое облако, то едва ли выберется из него целым: “ПО-2” горят как порох. Однажды Бершанская поставила нам задачу: бомбить укрепленный район немецкой обороны севернее Керчи. Перед вылетом Женя Руднева предупредила нас: — В районе цели — сильная ПВО. Остерегайтесь прожекторов. Штурманы, проверьте, пожалуйста, еще раз расположение зенитных точек.
Она собрала штурманов отдельно и что-то объясняла им. Или, может быть, давала задание. Женя никогда не приказывала. Она просто не умела командовать. Распоряжения она давала не по-военному, а тихим, доверительным, совсем домашним голосом. И не было случая, чтобы кто-нибудь не выполнил ее приказа-просьбы. ..Мы с Ниной уже возвращались с боевого задания, когда сзади зажглись прожекторы. Сначала я подумала, что это нас они ловят. Но лучи потянулись в другую сторону и, пошарив в небе, замерли, скрестившись. В перекрестье светлел самолет.
И сразу же снизу, прямо по самолету, швырнул горсть снарядов “Эрликон”. “ПО-2” оказался в центре огненного облака. Спустя несколько секунд он вспыхнул и ярко запылал. Некоторое время горящий самолет продолжал лететь на запад: видимо, штурман еще не отбомбился по цели. Вскоре на земле появились вспышки — взрывы бомб. А самолет стал падать, разваливаясь на части. Мы смотрели, как, кружась в воздухе, несутся вниз пылающие куски самолета, как вспыхивают цветные ракеты. Это был экипаж, вылетевший на цель вслед за нами. Мы не знали, кто из девушек вылетел за нами следом. Я старалась не думать о том, что происходит сейчас там, в горящем самолете. Но не думать об этом я не могла. Мне казалось, что я слышу крики... Они кричат... Конечно же, кричат! Разве можно не кричать, когда горишь заживо!.. Весь обратный путь мы молчали. Я летела, как во сне. Иногда приходили сомнения: а может быть, и в самом деле ничего не было? Только страшный сон?.. Я уже видела его однажды. Уже видела...
Как только я села, к нам подбежали:
— Кто прилетел?
На земле уже знали, что сгорел “ПО-2”. Это видели и другие экипажи. Оставалось неизвестным — кто сгорел. К каждому самолету, который садился, бежали:
— Кто прилетел?
Все возвращались в свое время. Не было только одного самолета. И тогда стало ясно: сгорели летчик Прокофьева и штурман полка Женя Руднева.
Прокофьева прибыла в полк недавно. Она делала свои первые боевые вылеты. А Женя, как всегда, полетела на задание с малоопытным летчиком. Она считала своим долгом “вывозить” молодых, еще “необстрелянных”. С Женей, штурманом полка, они чувствовали себя уверенней.
В следующем полете меня не покидала мысль о Жене. Казалось просто невероятным, что ее больше нет. Без нее, без Жени, трудно было представить наш полк. Шестьсот сорок четыре раза летала она через линию фронта на боевые задания. И всегда возвращалась.
Мой самолет летел по тому же маршруту, что и час назад. И кругом все оставалось таким же, как и тогда, ничего не изменилось — извилистая черта берега, светлые полоски дорог на земле. Из того же места, где и раньше, из небольшого поселка, стрелял миномет, и красные шары летели на запад, в ту же точку, что и раньше. Ничего не изменилось. Только Жени больше не было... Вероятно, на том месте, где упал самолет, еще остался еле заметный костер. А может быть, он уже догорел...
Женя верила в то, что она “везучая” и с ней ничего не может случиться. Еще вчера как-то между делом она продекламировала стихи Суркова: Под старость на закате темном, Когда сгустится будней тень, Мы с нежностью особой вспомним Наш нынешний солдатский день...
Мне вспомнилось отступление. Ненастный, дождливый день. Мы собрались в каком-то сарае и ждали, когда кончится дождь, чтобы идти на полеты. Женя сидела прямо на соломе, поджав под себя ноги, прислонившись к стенке сарая и слегка откинув голову.
— ...Когда Тристану сказали, что приплыл корабль с черными парусами, он тяжело вздохнул, в последний раз прошептал имя Изольды и умер...
У Жени был нежный и певучий голос. Она могла говорить часами, не уставая. Негромко, неторопливо, иногда умолкая, чтобы мы могли прочувствовать то, о чем она рассказывала.
Шумел дождь, стучал о доски сарая. Протекала дырявая крыша. Веселые струйки воды, танцуя, падали вниз и исчезали в соломе. Тесно прижавшись друг к другу, мы сидели, полулежали на сырой соломе, в промокших комбинезонах, не замечая дождя и холода, забыв о войне и отступлении. Перед нами поблескивало море и вдали на волнах качался корабль...
— Женя, расскажи еще что-нибудь!
— О Нарциссе.
— Нет, лучше сказку...
Женя любила рассказывать. Она знала множество сказок, мифов. Но с особенным удовольствием говорила она о звездах, о таинственной Вселенной, у которой нет ни начала, ни конца. Иногда в полете в свободную минуту она неожиданно обращалась к летчику:
— Посмотри, видишь — справа яркая звезда? Это Бетельгейзе...
И рассказывала об этой звезде, вспоминая древний миф об Орионе.
Женя не сомневалась в том, что после войны снова вернется в университет, чтобы заниматься астрономией, любимой наукой, которой решила посвятить свою жизнь. Войну она считала временным перерывом. На войну она просто не могла не пойти: это был ее долг.
|
|
|
Письма родителям
27 февраля 1942 года
Здравствуйте! Милый папист! Вчера получила твое письмо с газетной вырезкой. Спасибо за нее, я прочла об университете, так как все касающееся его меня интересует с прежней силой. Но, родной мой, в меня здесь уже столько вложено сил, денег и, главное, знаний, что вместе с остальными я представляю некоторую ценность для фронта. Я обязательно вернусь к вам домой после войны, но уж если что случится, то фашисты дорого заплатят за мою жизнь, так как я владею совершенной техникой, которую я постараюсь полностью против них использовать. Ну, а теперь о вас. Теперь я имею некоторое представление о современной Москве — видела «Разгром фашистов под Москвой». Было такое чувство, как будто побывала дома. Чтобы вы не беспокоились, предупреждаю: когда я буду куда-нибудь переезжать, я пришлю вам письмо без обратного адреса на конверте (это письмо тоже без адреса, но на него ты не обращай внимания), возможно, после такого письма долго не буду писать, пока не узнаю своего адреса. Вы за меня не беспокойтесь! У меня очень хороший командир (непосредственный начальник). Ее тоже звать Женей. Да, когда Дуся (моя университетская подруга здесь) прочла твою приписку, папист, на газете, она от души рассмеялась: ее родные тоже долго не могли понять, где она, и звали домой. У нее шесть братьев в Красной Армии, а родителей нет совсем, так что ее сестры обо всех сразу беспокоятся. Мамочка, хочешь знать, какая Дуся из себя? На моей большой карточке, где сняты девушки, работавшие в совхозе, она есть. Там подписано: Пасько Дуся. Целую крепко. Пишите. Вы мне все время пишите, все ваши письма мне доставят. Женя
13 июня 1942 года
Здравствуйте, мои любимые! ...Сегодня 8 месяцев с того времени, как я в армии. А помните, ведь я даже на два месяца полностью никогда из дому не уезжала! Кроме сознания, что я защищаю Родину, мою жизнь здесь скрашивает еще то, что я очень полюбила штурманское дело. Вы, наверное, очень беспокоитесь с тех пор, как я в армии, тем более, что теперь вы знаете мою профессию. Но вы не очень смущайтесь: моя Женечка — опытная летчица, мне с ней ничуть не страшно. Ну, а фронтовая обстановка отличается от нашей учебной работы только тем, что иногда стреляют зенитки. Но ведь я тоже, как и вы, хорошо помню бомбежки Москвы: сбить самолет очень трудно. В общем не беспокойтесь. А уж если что и случится, так что ж: вы будете гордиться тем, что ваша дочь летала. Ведь это такое наслаждение — быть в воздухе. С особенным восторгом я переживала первые полеты. Но не могла поделиться с вами своими чувствами, потому что не хотела вас волновать сообщением о своей профессии, поэтому и аттестат долго не высылала. Получили ли вы деньги по нему за июнь? Пишите подробно, как живете. Прошу, пишите через день. Целую вас крепенько. Женя
15 сентября 1942 года
Здравствуйте, мои самые любимые! Ну, вот и вы, наконец, дожили до большой радости: 1) мне 11 сентября присвоили звание младшего лейтенанта и 2) самое главное — 13 сентября (ровно 11 месяцев моего пребывания в армии) меня наградили орденом Красной Звезды. Я рада за вас, мои дорогие, что теперь у вас дочь орденоносец. Для меня орден не завершение работы, как это принято считать, а лишь стимул к дальнейшей упорной борьбе. Теперь я буду летать еще лучше. Я летаю все время, мои родненькие. Это, когда я 8 июля вам писала, моя летчица Дина была дежурной, поэтому и я не летала. А теперь у меня на сегодняшний день 150 боевых вылетов. Хорошие мои, вчера мне сказали, что наш -комиссар вам письмо писала (я об этом не знала), получили ли вы его? И что в нем написано? Если очень хвалят, не зазнавайтесь, я все та же простая ваша донечка Женя, что и была. Целую вас крепко-прекрепко. Мамулька, ты теперь не работаешь: за то, что я теперь орденоносец, 5 дней подряд пиши мне по письму (большому!). Каждый день, хорошо? Женя
Письмо профессору С. Н. Блажко
19 октября 1942 года
Уважаемый Сергей Николаевич! Пишет Вам Ваша бывшая студентка Женя Руднева — из той астрономической группы, в которой учились Пикельнер, Зигель, Манзон. Эти имена, возможно, Вам более знакомы, а вообще группа у нас была маленькая, всего 10 человек, и были мы на один год моложе Затейщикова, Брошитэка, Верменко. Простите, пожалуйста, что я к Вам обращаюсь, но сегодняшнее утро меня очень взволновало. Я держала в руках сверток, и в глаза мне бросилось название газетной статьи: «На Пулковских высотах». На войне люди черствеют, и я уже давно не плакала, Сергей Николаевич, но у меня невольно выступили слезы, когда прочла о разрушенных павильонах и установках, о погибшей Пулковской библиотеке, о башне 30-дюймового рефрактора. А новая солнечная установка? А стеклянная библиотека? А все труды обсерватории? Я не знаю, что удалось оттуда вывезти, но вряд ли многое, кроме объективов. Я вспомнила о нашем ГАИШе{4}. Ведь я ничего не знаю. Цело ли хотя бы здание? После того как Вы оттуда уехали, мы еще месяц занимались (я была на четвертом курсе). По вечерам мы охраняли свой институт, я была старшиной пожарной команды из студентов. В ночь на 12 октября я также была на дежурстве. Утром я, еще ничего не зная, приехала в университет, оттуда меня направили в ЦК ВЛКСМ — там по рекомендациям комитетов комсомола отбирали девушек-добровольцев. И вот 13 октября был год, как я в рядах Красной Армии. Зиму я училась, а теперь уже 5 месяцев, как я на фронте. Летаю штурманом на самолете, сбрасываю на врага бомбы разного калибра, и чем крупнее, тем больше удовлетворения получаю, особенно если хороший взрыв или пожар получится в результате. Свою первую бомбу я обещала им за университет — ведь бомба попала в здание мехмата прошлой зимой. Как они смели!! Но первый мой боевой вылет ничем особенным не отличался: может быть, бомбы и удачно попали, но в темноте не было видно. Зато после я им не один крупный пожар зажгла, взрывала склады боеприпасов и горючего, уничтожала машины на дорогах, полностью разрушила одну и повредила несколько переправ через реки... Мой счет еще не окончен. На сегодня у меня 225 боевых вылетов. И я не хвалиться хочу, а просто сообщаю, что честь университета я поддерживаю — меня наградили орденом Красной Звезды. В ответ на такую награду я стараюсь бомбить еще точнее, [163] мы не даем врагу на нашем участке фронта ни минуты покоя... А с сегодняшнего дня я буду бить и за Пулково — за поруганную науку. (Простите, Сергей Николаевич, послание вышло слишком длинным, но я должна была обратиться именно к Вам, Вы поймете мое чувство ненависти к захватчикам, мое желание скорее покончить с ними, чтобы вернуться к науке.) Пользоваться астроориентировкой мне не приходится: на большие расстояния мы не летаем. Изредка, когда выдается свободная минутка (это бывает в хорошую погоду при возвращении от цели), я показываю летчику Бетельгейзе или Сириус и рассказываю о них или еще о чем-нибудь, таком родном мне и таком далеком теперь. Из трудов ГАИШа мы пользуемся таблицами восхода и захода луны. Сергей Николаевич, передайте мой фронтовой горячий привет Н. Ф. Рейн и профессору Моисееву. Ему скажите, что он ошибался: девушек тоже в штурманы берут. Как ваше здоровье, Сергей Николаевич? Если Вам не будет трудно (мне очень стыдно затруднять Вас и вместе с тем хочется знать!), напишите мне о работе ГАИШа, о том, что осталось в Москве, что удалось вывезти из Пулкова. Я очень скучаю по астрономии, но не жалею, что пошла в армию: вот разобьем захватчиков, тогда возьмемся за восстановление астрономии. Без свободной Родины не может быть свободной науки! Глубоко уважающая Вас Руднева Е.
2 декабря
Вчерашний день нам кажется случайным, А счастье принесет совсем другой... Недавно я об этом подумала. И глупая мысль, совсем парадокс, пришла мне в голову: ведь сейчас война, кругом столь [164] ко ужаса и крови, а у меня, наверное, сейчас самое счастливое время в жизни. Во всяком случае, жизнь в полку будет для меня самым светлым воспоминанием, так мне кажется. И вот у меня двойная жизнь: в мыслях о будущем мне все рисуется туманно, но очень светло. Ведь главное — кончится война. А между тем я чувствую, кроме мрачной, замечательную сторону настоящей жизни. Одно меня угнетает: я плохой штурман. И как-то по-глупому плохой: ведь я могу не делать всех тех ошибок, которые я делаю. Знаю, что могу, потому что в полетах с другими летчиками я их и не делаю, а лечу с Диной — обязательно что-нибудь не так. 17-го было вручение орденов. Этот день я надолго запомню. Наш невзрачный клубик убрали цветами и коврами, батальонный комиссар еще раз показала, как всходить по ступенькам и не запнуться о порожек, как поворачиваться и говорить «Служу Советскому Союзу». Вместе с нами получали ордена и братцы. Потом был обед в нашей детской столовой, но, кажется, на нормальных стульях. Перед обедом подали водку. Никак нельзя было не выпить. И вот я отлила половину стакана сидящему рядом со мной штурману-братику, и мы с ним выпили за процветание штурманского дела. Вчера мне летчик, который сидел слева от меня на том обеде, сказал, что этот штурман погиб. Так что процветание штурманского дела не состоялось. А потом у Дины болела рука — со мной ведь трудно летать! — и она летала с Раей. Опять зависла сотка, на этот раз пострадал лонжерон, и одну ночь мы совсем не летали. А потом я перелетала со всеми летчиками полка (всем могу теперь дать оценку, со своей точки зрения, конечно), раз была дежурной по старту, так что теперь дело выпуска самолетов мною освоено. У меня настроение было так себе: на земле скверное, в воздухе — отличное, потому что летали мы в сентябре особенно много, у меня 103 полета за месяц. 6-го было торжественное заседание, а 7-го утром на построение к нам прибыли генерал-майоры Вершинин и Науменко. Вершинина мы уже слышали однажды на партийном собрании. Он сказал тогда, что мы самые красивые девушки, потому что красота сейчас и вообще заключается не в накрашенных ресницах и губах, а в том большом деле, которое мы делаем. Пока не летали, занималась теорией. «Преподаватели» штурманского дела — летчик Лора, бомбометания — я (недавно бриг, комиссар устроил мне экзамен на старте в присутствии Негаматулина). Замечательная, между прочим, у нас эскадрилья. Не то что ворчунья первая! Особенно штурманы хороши. Под руководством нового парторга Полинки Гельман мы было организовали философский кружок, но она заболела, и занятия так и не состоялись. Зато я сама почитала, что хотела. [165] Я за три дня получила поздравления от родных и друзей. Чудаки, они думают, что я делаю что-нибудь особенное... 28 ноября мы в санатории. Компания подобралась хорошая: Соня, Вера с Машей и мы трое. Первый день долго собирались, все устраивались, так что в полном составе были только к вечеру. Перед ужином «разгоняли» аппетит: под звуки «Калинки» Вера с Диной носились по столовой и кричали: «Асса!..», а Маша гонялась за ними со свечкой. Даже доктор заглянул в дверь: «Вы что, в «кошки-мышки» играете?» За ужином так хохотали, что я несколько раз выходила из-за стола, чтобы успокоиться и прожевать... 15 декабря
После обеда — на аэродром и быстренько лететь: в эту ночь не было ни облачка, и мы сделали 7 полетов. Бомбили Истров. В третий полет ходили строем, ведомыми у Амосовой, с Карпуниной. Бомбили с высоты 700 метров. У моей летчицы неумный штурман, а у меня безумная летчица: мы отбомбились, и она стала сигналить АНО. Это с такой-то высоты! Значит, правильно я Иде писала, что с ней можно хоть на край света лететь. Начиная с пятого полета Дина очень устала и засыпала, но даже в этом случае машина никаких особых эволюции не производила. Так что мне было ужасно скучно: что делать в обратном пути, ежели светит прожектор? Рассказывать? Так мой голос имеет усыпляющее действие. Самый верный способ для Дины не уснуть — отдать мне управление. Наша машина (плюю через левое плечо) стала после ремонта такой послушной, что за управление и браться не нужно — сама идет. А чуть я дотронусь — пикирует. А вот вчера я совершила свой 270-й и самый неудачный за все время вылет: быть на 600 метров над эшелоном и не попасть в него! Взяли четыре «ФАБ-50», но уже [166] не нашли его. В третий полет вместо меня летал генерал-майор Попов. Мы летали на разведку плохой погоды. А перед этим я рассказывала майору Рачкевич, что видно ночью, и подумала: вот предложили бы сейчас полететь в темную ночь на Гармаш или Петрогеоргиевский без саба! А ведь летали... Заруливали при свете прожектора. У меня странная болезнь: проснусь если через 3—4 часа после того, как приду с полетов, больше уже не усну. Так было и сегодня. Грусть находит порывами, как разрывная облачность. Ночь плохая, сидим дома с накрашенными губами — обветрились. Впервые в жизни я накрасила губы. Как некрасиво! 20 декабря
16-го, кажется, был выдающийся полет: до Терского хребта мы набрали 950 метров, а над самым хребтом облачность прижала до 700 метров, над Тереком — до 600 метров. Я ориентировалась по луже за рекой. Впереди было худо, но сзади еще хуже: прожекторы я в полете туда ни разу не видела; куда нас сносило, до Терека решить было нельзя. За хребтом пошел дождь, потом снег, подбалтывало. Я боялась обледенения. Запасной целью была Терская. Мы чуть-чуть уклонились от маршрута вправо, но потом повернули и пересекли Стодеревский изгиб точно по линии пути. Скорость была 115. 25 декабря
Сегодня 25 лет со дня установления советской власти на Украине. Что-то там поделывают моя бабуся, Вера, Лида, Коленька, Толик, Алик, тети и дяди? Живы ли они? Дядя Лева рассказывал, как отступали из Бердянска... О, я буду рассказывать, как входили в Бердянск!!! За мой Бердянск, за моих родственников расчет будет произведен полностью! До 12 ночи вчера дежурили на аэродроме. Погоды нет. Сегодня наши взяли Диготу. Молодцы! К Моздоку немцы подтягивают силы. 17 января 1943 года
Наутро на строевых собраниях эскадрилий мы услышали ужасную новость. Вышла Ракобольская и сказала: «Погибла Раскова». Вырвался вздох, все встали и молча обнажили головы. А в уме вертелось: «Опечатка, не может быть». Наш майор Раскова!.. Я и до сих пор, как подумаю об этом, не могу поверить. [167] 10 февраля
Вчера ночью нам прочли приказ. Долгожданный. Итак, мы гвардейцы. Сейчас было построение дивизии. Потом строем шли в столовую. Да, полк наш теперь гвардейский. 12 февраля
10-го я сделала с Мартой четыре вылета. Это были ее первые боевые вылеты. Замерзли до костей и даже глубже. Первая зимняя ночь прошла не ахти как удачно. Ира с Полянкой не вернулись. Я волновалась за них, боялась, а вечером оказалось, что они под Кропоткиной сидят. Ушли на другой прожектор. Вчера еще по два вылета сделали. Идет упорная борьба за Тимашевскую. Взята Лозовая. 16 февраля
Утром перелетели в Ново-Джерелиевскую, начали работать в 4 утра, для Марты и меня был отбой. Она еще спит. Близко бахают. Взяты Ростов и Ворошиловград. Письмо профессору С. Н. Блажко
24 февраля 1943 года
Здравствуйте, многоуважаемый Сергей Николаевич! Наконец ППС догнала нас, и я опять имею возможность связаться с внешним миром. А то мы так быстро движемся за удирающим врагом, что почта от нас постоянно отстает. Еще раз благодарю Вас за Ваше теплое письмо: я уже писала Вам, что получила его как новогодний подарок — 31 декабря вечером. Поделюсь с вами своей радостью и гордостью: нам присвоили гвардейское звание. Конечно, теперь мы стараемся изо всех сил работать еще лучше, помогать нашим славным наземным войскам. Распутица, на дорогах вражеские машины позастревали, по ним и бьем. Самая лучшая награда для меня — увидеть сильный взрыв с черным дымом. Да, мы ожесточились за это время, но такого врага нужно только уничтожать. Друзья мне пишут. Между прочим, сообщали, что ГАИШ собирается в Москву — там, конечно, лучше будет работать. В свободное время думаю о будущей работе. Будет трудно, голова отупела. Но ведь война всем жизнь искалечила. Выправим! [168] Сергей Николаевич, если будете писать Верменко, передайте ему привет. Привет ГАИШу. Желаю Вам много бодрости и здоровья. Руднева Е.
24 февраля
16-го сделали отсюда по два полета. Растаяло, трудно ориентироваться... Занимаюсь с будущими штурманами бомбометанием. Машин на дорогах полно — сейчас только летать бы да летать! Ира с Полинкой прилетели. Я от родных посылку получила — так обо всем позаботиться могут только они! 7 марта
Вчера прилетели в Пашковскую. Перелетала с Люсей Клопковой. Вечером опять дежурила. А сейчас все ушли на полеты Погода плохая, я дома. Самое главное в моей жизни — партбюро приняло меня 4 марта в члены партии. 17 марта
Вот хочется иногда рассказать все сразу — много-много, а можно сказать — язык пристанет к горлу и ничего не скажешь... Ветер, летать нельзя. 11 марта 1943 года я прошла парткомиссию: спросили главное: сколько потерь ориентировок в эскадрилье? Иду вчера ночью домой и мечтаю: «Нашлась бы добрая душа, чтобы пришла я сейчас домой, а письма мне лежат на кровати». Прихожу, а пять писем лежат на тумбочке. Вечером мы с Лидой набили матрацы тростником и топили целый вечер. Вот и все на сегодня. 27 марта
Мы пока что в Пашковской. Вчера впервые летали из Ивановской. Над Киевской было весело. Раю Аронову ранило, Лиду Свистунову царапнуло. За это время почти каждую ночь летала Один раз с Дрягиной, другой — с Клопковой. Письма родителям
28 марта 1943 года
Милые мои роднули! Здравствуйте! Воображаю, папист, что ты подумал обо мне, когда пришло [169] письмо от Лиды о том, что она будет кончать вуз. «Вот все подруги спокойно кончат институты, одна лишь у меня дочка такая неспокойная дура, что не могла спокойно учиться». Хороший мой, опять отвечу тебе строчками нашего стихотворения: «Пусть скажет отец, что гордится он дочкой, не только ж сынами гордиться должны!» Ведь иначе не позволила бы сделать моя совесть. Я вам сказала тогда, что меня мобилизовал ЦК комсомола, на самом же деле это верно лишь отчасти, дело было сугубо добровольное. Но если бы вы знали, как я довольна, что решила тогда свою судьбу именно так! Я хочу одного: вам будет легче, если вы будете знать, что ваша дочь прикладывает все силы к тому, чтобы разгромить лиходея. Целую. Женя
13 апреля 1943 года
Здравствуйте, мои бесценные мусенька и папист! Итак, сегодня стукнуло ровно полтора года, как мы не видимся с вами. Много. Я сейчас сижу дома одна. Вечереет. Соня ушла на работу, а я сегодня отдыхаю; сегодня вообще приказало работать только половине людей. Два часа назад нам торжественно вручили погоны: в Москве это уже с 1 февраля, но ведь мы-то не в Москве, нам выдали только сегодня (а ты уже давно просила, чтобы я в новой форме сфотографировалась. Формы у меня новой нет: к зимней форме старой пришьем погоны, а вот скоро летнюю дадут — та уже будет новой). Я их сейчас примеряла перед зеркалом. Велики. У меня ведь плечи узкие. Попробую где-нибудь обменять эти погоны на маленькие, а то они шире плеч. Мои хорошие! Последнее время я некоторые письма к вам отправляла с пассажирскими самолетами. Поэтому они доходят быстро. Это письмо пошло по почте — будет идти месяц, а то и больше. Не беспокойтесь, что произойдет перерыв в письмах: когда я не смогу посылать с самолетами, все письма будут идти долго, но ведь за начало апреля письма вы получите значительно раньше, поэтому получится перерыв. Мамочка, получила ли ты деньги по аттестату? Сообщите дошли ли мои фотографии: та, где я сфотографирована на открытке, и вырезка из газеты, где мы вчетвером? Я жива и здорова, работаем мы по-прежнему. Вчера Дина была занята, я летала с Мартой. Пошел дождик, пришлось сидеть сложа руки мы с ней часа три проболтали, а потом пытались заснуть в кабинах. Но хоть температура была +5°, мы все-таки замерзли. Пишите. Целую крепко. Женя
13 апреля
Из каких соображений Дина недовольна, когда я летаю с другими летчиками? Боится, что наделаю глупостей и ей будет стыдно за своего штурмана? Так ведь я глупости только с ней делаю, а в полетах с остальными я чувствую больше ответственности и поэтому более внимательна. Правда, устаю я от таких полетов сильно. Но они приносят мне удовлетворение. Если бы я не испытывала своих сил с другими летчиками, я не знаю, какое ужасное самочувствие у меня было бы. Но все-таки с Диной я больше всего люблю летать. Потому что теперь я знаю, что летать могу, что со мной можно летать спокойно. Никто, кроме Дины, не говорит мне о моих ошибках. Каждый полет с ней меня чему-нибудь учит — в полетах с другими я это всегда учитываю. Это первое, а второе — она мастер своего дела, в ней даже осторожности не всегда хватает, а трусости и капли нет. Это мне больше всего нравится. И последнее: когда-нибудь я и с ней научусь летать без нелепостей. Уже совсем темно. Пора идти ужинать. 15 апреля
Смелость — это отличное знание своего дела плюс разумная голова на плечах и все это умноженное на жгучую ненависть к врагу. 19 апреля
Жигули, Наташа и Ульяныч собираются стать летчиками. Многие штурманы только об этом и думают. Под руководством главного Соня с зимы не летает за штурмана, ей хочется летать в первой кабине. Галка тоже мечтает. Распадается благородное сословие... ...Деревья в садах, как снегом, засыпаны белыми цветами... 24 апреля
Вчера утром подхожу к штурманам, собирающимся бомбить, поругала их за отсутствие ветрочетов и спрашиваю Нину Ульяненко: «Да, Нина, ты была на полетах, как там, все в порядке?» Нина странно взглянула на меня и каким-то чересчур спокойным голосом спрашивает: «Что все в порядке?» «Ну, все благополучно?» — «Дусю Носаль убили. «Мессершмитт». Над Новороссийском...» Я только спросила, кто штурман. «Каширина. Привела самолет и посадила». Дуся... Рана в висок и затылок, лежит как живая. Позавчера ее только в кандидаты [171] примяли. Ее Грицько — в Чкалове... А Иринка молодец — ведь Дуся навалилась на ручку. Ира с большим трудом вела самолет. Что бы я вчера ни делала, все время думала о Дусе. Но не так, как это было год назад. Теперь мне гораздо тяжелее. Дусю я знала ближе, но сама я, как и все, стала другой: суше, черствее. Ни слезинки. Война... Да, вчера я впервые наблюдала ожесточенный морской бой. Луна, в двух местах противник повесил по пять сабов, море, освещенное ими, горы на берегу — и перестрелка с берега на берег красными и белыми пульками... Получение задачи. Заходит Ракобольская: «Товарищи командиры, прослушайте задачу: сегодня нашему полку выходной день». Второй раз за время пребывания на фронте нам дают выходной. Первый раз это было 16 октября, кажется, тогда нас вернули уже от самолетов. Меня выходной день в данную минуту огорчил: я только собиралась лететь, потому что Пискаревой и Рябовой дали выходной, а теперь мне не скоро летать придется. Не на чем. Тем более, что своего летчика нет. Пойду к штурманам. Завтра они с 1000 метров бомбят. Письмо родителям
26 апреля 1943 года
Дорогие мои! Здравствуйте! Дорогая мамочка! 25 июля тебе будет 51 год. Поздравляю тебя, милая моя старушечка. Желаю тебе всего самого-самого лучшего. Желаю тебе не знать горя утраты любимых людей в этой жестокой войне. Ведь если бы не война, ты бы у меня еще молодцом была. Сравниваю твои фотокарточки. У меня здесь есть за 1931 год, 1940 (три штуки) и за 1942 год. Как ты изменилась, как постарела! Ксенечка пишет, что ты не очень плохо выглядишь, а ты, папист, как всегда, просто [172] очаровал ее. Пришлите вы мне свои фотографии за этот год. Ведь это даже нехорошо: у вас моих так много, а вы мне не можете прислать. Девочки из Москвы пишут, что в «Московском большевике» за 13-е, кажется, июня была напечатана моя мордочка. Наверное, у вас эта газета есть. И вот люди, которые читают газету, думают, что я какая-нибудь особенная героиня. Пусть они думают что хотят, но я хочу, чтобы вы знали: я такая же ваша дочка, как и была, изменилась очень мало. Только постарела: ведь мне уже 22 года, да еще с половиною... Никаких я героических дел не совершаю, просто честно бью фашистов. Вот кто вызывает всегда мое восхищение, так это моя любимая Галочка: она столько перенесла, и какая она мужественная, какая она прелесть! Она мой друг по профессии. Ну, а изо всех летчиц самая лучшая, конечно, Дина. Не потому, что она моя, нет, это было бы слишком нескромно, а потому, что она действительно лучше всех летает. Получили ли вы ее письмо? А фотографию? Потом я еще вам посылала большую карточку, где Дина у колодца наливает мне воду. Я подстриглась после того, как сфотографировалась на этой карточке, и теперь пока не похожа. Мамочка, независимо от того, получишь ли ты ее письмо, пришли Дине хорошее письмо: ведь она вам почти дочка. В самых трудных условиях мы с ней вдвоем — только двое и никого вокруг, а под нами враги. Уже темно, в коридоре налаживают кино — мы сегодня отдыхаем. Вошла Соня и ругается, чтобы я не портила глаза — дала сроку мне 5 минут. Дорогие мои! Майор Рачкевич недавно мне проговорилась, что вы сожгли книги. Подумаешь, важность! Да стоит мне только вернуться к вам целой и невредимой, у меня столько книг будет, что сейчас и мечтать нельзя! Вот чего мне было бы очень жаль, так это дневников. Но ведь они целы? Напишите вообще, что осталось. А если ничего, тоже не беда. Вы целы, а это главное. В комнату заглянула Дина, уставшая-уставшая. Ведь она у меня большой командир и ей приходится работать даже тогда, когда остальные отдыхают. Еле уговорила ее пойти ужинать. Совсем темно. Привет вам от всех, кого вы знаете: от Жени, Лоры, Дуси, Сони, Дины, Марты, Галочки и от меня. Целую крепко-крепко. Женя
26 апреля
День за днем... Вчера у меня была медкомиссия. Когда вращали меня на стуле, врач только безнадежно махнул рукой: здорова абсолютно. Посмотрели Краснодар. И Краснодар нас. Вечером была там воздушная тревога, но мне не хотелось выходить из автобуса. Дни сейчас стоят теплые, замечательные. [173] 30 апреля
Такой торжественный день — вручение гвардейских значков, и вдруг меня наградили орденом Красного Знамени. Я вспоминаю, что было, когда я получила «звездочку». И что сейчас! Как хорошо! Себровой и Наташе дали ордена Отечественной войны 2-й степени. Это разумно. Красное Знамя получили Санфирова и Каширина. Вот, кажется, и все. Вчера сделали четыре вылета. 12 мая
Так много не написано! Дину наградили орденом Отечественной войны 2-й степени... Я от души порадовалась. Позавчера наградили Дусю Красным Знаменем. Как я торжествовала за нее, за университет, за всех! 1 Мая я встретила в воздухе, у Крымской, торжественно поздравила гвардии капитана Амосову, а в 00.14 «поздравили» врагов. Потом мы еще летали с ней — «душу отводили», всего 15 полетов. 23 мая
Сегодня или завтра должна Дина прилететь. Как я ее ждала целый месяц, а теперь даже не хочется, чтобы она скоро приезжала. Она ведь еще ничего не знает: позавчера «мессер» сжег в воздухе ее друга Ваню Корябова. Жаль, был хороший парень. Несчастный полк: дней десять назад над Таманью подбили Михаила Михайловича Пономарева с Николаем Михайловичем Душиным — разве плохие ребята? Замечательные!.. 25 мая
Как мне хочется летать! 21-го я с удовольствием летала с Мартой (Полинка дежурила по части). Нас выделили на полеты как старый экипаж. А всего лишь два месяца назад нам с ней был однажды отбой, потому что она была еще молодым летчиком! 8 июня
Позавчера меня два раза пытались сжечь — над целью два саба на нас ссыпались (я очень испугалась), а потом я домой с Люсей Клопковой перелетела, мы покружились над местом вынужденной посадки Жени Крутовой (попали в карбюратор), под нами отчетливо виден был самолет, и он дал вверх белую [174] ракету. Ну и полетики были: болтало, трепало неимоверно! Майор больна, Соня хотела первый полет сделать с Диной, капитан ее не пустила и меня же отругала... Да, вчера было землетрясение — два толчка, все заметили, кроме меня, — я в это время делала доклад на семинаре агитаторов дивизии (литература Отечественной войны). 1 августа
До меня, видимо, еще не все дошло, и я могу писать. Подходит ко мне вчера Аня Высоцкая и жалуется, что ее опять назначили с Лошмановой, что ей нужно дать более опытного штурмана. Кого? Во 2-й эскадрилье назначить некого, потому что Гашева летала с Никитиной. Может быть, взять штурмана из другой эскадрильи? Стоим с Таней Макаровой в столовой и размышляем. И тут мне в голову пришла роковая мысль: послать Натку с ее бывшим штурманом, а Аню — с Докутович. Наташа сразу согласилась. Галя — с колебаниями. Встречаю Катю Рябову через несколько минут. «Ты за Галку не боишься?» — «Что ты! Я сама сделала с Высоцкой шесть полетов и полетела бы сегодня, но мне уж очень хочется с Рыжиковой полететь. И, кроме того, ты ведь знаешь, как я люблю Галю, и на опасность я ее не послала бы». Ну, полетели. На моих глазах сожгли Женю Крутову с Леной Саликовой. Женя, Женя... Когда-то мы загадывали, что, может быть, придется вместе смотреть в глаза смерти. Я видела, как смерть подкрадывалась к Жене, но что я могла сделать?! Мы были уже над своей целью, но я направила Клаву на ближайший прожектор, один из семи, державших Женин самолет. Сначала она маневрировала, потом загорелась плоскость. Но она планировала, не падала. Перед посадкой дали красную ракету. Горящий самолет закрыла от моих глаз плоскость, и я увидела только вспышку в воздухе от взрыва на земле. На территории противника, недалеко от Киевской... Успели ли выбраться? И было ли кому выбираться? Мы с Клавой решили, что это Нина Ульяненко с Катей Тимченко. Женя, Женя... У меня дрожали руки и ноги, первый раз на моих глазах сгорел самолет... Машина у меня ходила по курсу, как пьяная, но мне было не до нее. Потом прилетела Дудина и доложила, что в 23.00 еще один самолет сгорел (Женя — в 22.18). Кто?? По порядку вылета — Высоцкая или Рогова. Сердце у меня похолодело. Я подбегала к каждому садящемуся самолету, но там Гали но было. ...Моя Галя не вернулась! Кроме того, не вернулись Рогова — Сухорукова и Полунина — Каширина. У Роговой рвались ракеты во второй кабине, она беспорядочно падала. Полунину [175] сбили ЗП. Первых трех — истребитель. О первых трех же сообщили наземники. Пустота, пустота в сердце... Вчера из парткома папиного завода пришло письмо, что папа вступает в ВКП(б). Какая радость! Единственная светлая моя минута за последнее время. ...Я решила лететь с Надей Поповой во второй полет. Дина с Лелей летели первыми. С земли мы видели шквальный пулеметный огонь. Первой села Надя, а Дины и Наташи не было. Наташа пришла пятой, отходила от цели, набирала высоту. Мне было очень тревожно. В пути я спрашивала: «Надя, как ты думаешь, что с ними?» «У меня хорошие предчувствия, они будут дома». Бомбить нужно было по живой силе в двух километрах северо-западнее Н.-Греческого. Мы зашли с севера, от Кеслерова. Вдруг включились прожекторы. Много, слепят. Где мы — сказать трудно, кажется, еще не дошли. Потеряли высоту в прожекторах до 900 метров и ушли к Кеслерову набирать
. 4 минуты держали нас прожекторы, а показалось — 4 часа; не стреляли, но в воздухе ходил вражеский самолет и давал ракеты. Опять подкрались (на 1 200), посчастливилось увидеть Н.-Греческий, взяли курс, но прожекторы схватили моментально. Но мы все-таки решили идти, чуть-чуть маневрируя. Через минуту я бросила бомбы. А всего в этот заход прожекторы держали нас 6 минут — чуть ли не до Варениковской. Стали на курс, и я повела самолет. Надя развлекала меня — вылезла из самолета, свесила ноги и смеется. А прилетели, Катя говорит: «Нет. И Белкиной тоже». Разве опишешь все это? Как будто что-то оборвалось. Упрашивали с Амосовой генерала, чтобы пустил утром на поиски, — он был неумолим.
2-го утром я с майором поехала к Дине в Краснодар, выучив наизусть ее записку Александру Петровичу. У въезда в город спустил скат. Пришлось менять. А было уже 6 часов, и было видно, как с аэродрома взлетают санитарные самолеты. [176] Оказывается, мы прибыли раньше Симы. Дина доложила о выполнении задания, а я даже подойти к ней не могла — полились слезы. У Дины рана в голень навылет, у Лели — осколки в мякоти бедра, она потеряла много крови. Сели они прямо к полевому госпиталю. Динка просто герой — так хладнокровно посадить машину! Предварительно она сбила пламя, но мог загореться мотор, потому что там бензин. У Лели было шоковое состояние. Мне не хочется никакого пафоса, но именно о Дине, о простой женщине, сказал Некрасов: В игре ее конный не словит, В беде не сробеет — спасет, Коня на скаку остановит, В горящую избу войдет. 15 августа
Ночь, лунное затмение. Опять ты взвинчена до предела, Женечка. Теперь, когда Гали нет и она никогда не вернется... Ой, как это жутко звучит, жизнерадостная моя Галочка! Это слишком жестоко. Я ношу ее фотографию в партбилете, я не могу переложить ее в маленький белый конвертик, куда я уже положила Женю, — с такой болью в душе я похоронила и этого своего друга. А с Галкой я никак не решусь расстаться. 17 августа
Я окончила Олдингтона «Все люди враги». Автор вместе с Кларендоном совершает массу ошибок, взгляд у него на жизнь далеко не жизненный, и сам он, как человек умный, понимает обреченность своих теорий. Но эта книга волнует. Ряд мыслей у него для меня нов и поражает оригинальностью (вместе с тем они и наиболее слабое у него место), ряд «вечных истин» очень тонко подмечен. «Любовь — это самое интимное, самое личное в человеке. Она подобна цветку, который можно подарить в данный момент только одному человеку. Если любишь, надо всего себя отдать и чувствовать, что тебя принимают, — и, быть может, в любви труднее все принять, чем все отдать. Мы знаем, что даем, но не можем знать, что получим». Вечер, 25 августа
Женечка, ты хочешь несбыточного: ты хочешь, чтобы среди девушек нашлась вторая Галя. Но ведь Галя была у тебя только одна — да и ту ты сама, товарищ штурман полка, послала на смерть... [177] Письмо родителям
12 октября 1943 года
Вы помните вечер два года назад, мои любимые? Папа спал, а ты, мусенька, вперемежку со слезами, играла со мной и Софой в девятку. А назавтра я ушла. Прошло два года. Если бы меня сейчас спросили снова, как я хочу устроить свою жизнь, я бы, ни минуты не колеблясь, ответила: «Только так». Не подумайте, что мне легко в разлуке с вами, мои дорогие. Иногда я не только сердцем, всем телом чувствую, что мне не хватает вас. Но это иногда. А обычно я думаю о вас всегда: когда мне очень хорошо и очень плохо. И мысль о том, что меня ждут, что кто-то жаждет видеть меня после войны живой и здоровой, часто согревает лучше, чем печка. А вот сейчас я бы не прочь посидеть у хорошей печки: сидим мы в землянке, снаружи беснуется ветер, крутящий пыль и заставляющий беспокоиться о наших птичках. Целую. Женя
Во-первых, примите мой самый горячий привет и наилучшие пожелания в вашей жизни. Я уже вошла в строй и сделала с Женей 10 вылетов. Можете поздравить. Целую вас. Дина
1 ноября
Пересыпь. Здесь мы с 20 октября. Сегодняшняя ночь войдет в историю — начало высадки десанта на Крымском полуострове. С вечера сделали по одному вылету, потом перерыв на 5 часов. В 2.15 нанесли первый удар, в 4.25 заработала наша артиллерия. Сегодня узнаем судьбу десанта. Летала я опять с Люсей — на 513, как и на 313. Словили нас прожекторы удивительной яркости. Люся так пикировала, что у меня дух захватывало, и я прерывающимся голосом командовала в трубку. Вообще переговор у нее очень скверный, но на этот раз она отлично слышала. Зенитки били близко, но безуспешно. 10 ноября
Мысли путаются, жизнь раздвоилась: собираюсь домой. Получилось так. Как-то сидели мы в автомашине (ноги замерзли) и разговорились об отдыхе. Майор объявила, что уже оформила на меня путевку. Я стала ее упрашивать не делать этого. Полчаса уговаривала. Она мне поддакивала, и мне показалось, что [178] я ее уговорила. Дня через два в столовой зашел разговор об этом в присутствии врача. Врач говорит, что все уже готово и я должна ехать. «Нет, я отговорила майора». — «Ничего подобного: я своего решения не меняла». — «Как? А зачем же я полчаса старалась?» Итак, я еду. Путевка в Кисловодск с 8 ноября, но это неважно. 2 февраля 1944 года
Если, расставаясь, встречи ищешь вновь — Значит, ты пришла, моя любовь! Ты пришла!.. Готова ли я тебя встретить? Мне 23 года, уже много. А с каждым днем оказывается, что в жизни еще много, очень много неизведанных сторон. Вот 2 часа назад Сима получила долгожданное письмо, даже два сразу. И около получаса просвещала меня. Завидую я ей или нет? Наверное, нет. Перерыв в дневнике получился солидный. В Москве я была 10 дней — в ночь на 21 ноября приехала, в ночь на 2 декабря уехала. Мама пишет — все прошло, как сон. Я, когда кочевала в Краснодаре в день приезда из Москвы, останавливалась в комнате майора Гуревича (у него было ночное дежурство). Я была в квартире одна. До ужина прочла вслух всего «Демона» — на душе было грустно и тепло... «И будешь ты царицей мира...» Зачем мне целый мир, о дьявол? Мне нужен целый человек, но чтобы он был «самый мой». Тогда и мир будет наш. И нашего сына. Мария Владимировна предупреждала меня при встрече: «Будь осторожна в выборе отца для своего ребенка. Ведь он должен быть еще и другом для тебя». Вот когда кончится война... 8 февраля мы отмечаем двухлетие полка. Как незаметно мчатся годы! Последнее время у меня было что-то уж очень много работы: напряжение максимальное, приняла зачеты по «НШС» у всего полка, сделала доклад о Марине Расковой, месячный отчет, графический учет карт, пишу сказку «У самого синего моря жил-был гвардейский женский полк...», сегодня делала доклад в 4-й АЭ о боевых традициях нашего полка. Полина Гельман требует у меня статью «Двухлетие» в журнал; к 5 февраля надо приготовить карту нашего боевого пути. И при этом я бы всегда нашла время раз в пять-шесть дней написать Славику. Но он далеко, по пути в Иран. Позавчера получила от него сразу три письма, и везде пишет одно: не пиши, пришлю новый адрес. А мне так иногда хочется поговорить с ним, так его недостает. Последнее письмо было уже из Сальян... [179] 5 февраля
Где-то ты сейчас, мой далекий «иранец»?.. Мы все время не работаем: то точка непригодна, то ветер сильный. Усиленно готовимся к двухлетию. Я уже сделала карту боевого пути. Пишу «Двухлетие». А ведь жить так хочется, родная, И в огне так хочется любить... Бондареву уже заменяем — расширяем штурманскую группу Розовой и Волосюк. Сейчас с Катей Рябовой стали вспоминать тригонометрию — пустые, пустые головы... 8 февраля
22.00. Итак, два года! Празднование прошло хорошо. Вчера — сержантского состава. Мы с Симой с утра летали с приглашениями. А вечером работали. ...Ой ты, ноченька, ночка лунная, Ночка лунная, ночь весенняя!.. Никаких намеков на февральские трескучие морозы. Сделали по три вылета на гору Митридат в Керчи. А потом нас закрыло туманом. Спать легли в 6 часов утра. А днем началась предпраздничная суета. Чистились, гладились. Торжественная часть. Майор делает доклад. Устала она даже. Затем приказы, поздравления. Ужин прошел хорошо. Сейчас все еще танцуют. А мне грустно... Хочется работать больше, чтобы скорее кончилась война. Славик боится, что огромное расстояние нарушит нашу дружбу. Однажды Оля Митропольская привела мне чье-то изречение: «Разлука ослабляет слабое чувство и усиливает сильное». Я расстояний не боюсь. 22 февраля
Если я изменю своему характеру, я стану презирать себя. Не потому, что он (характер) у меня слишком хорош. Вовсе нет. А потому, что я очень высоко ставлю звание командира Красной Армии, офицера. Советский офицер — ведь это человек, которому присущи лучшие черты советского человека, поэтому он на целую голову, если не больше, выше всякого другого офицера. И с другой стороны — он офицер, стало быть он культурнее, образованнее, вежливее всякого другого советского человека. Огонек молодости и задор свободного сына (или дочери, [180] подумаешь — разница!) нашей Родины у нас, коммунистов, должен быть всегда, независимо от возраста! Рутина условностей. Однако настроение у меня испорчено другим. Вот скоро месяц, как Славик не пишет. Почему?!. Погода все такая же плохая. Наконец-то приморозило, но ветер сильный, все равно не летаем. Вечер. Совещание прошло. После обеда был партактив с вопросом о правилах поведения советского офицера. Если честно сознаться, я никогда не задумывалась над тем, соответствую ли я этому званию. Вот, пожалуй, только утром сегодня, когда писала дневник, я подумала, как ко многому обязывает это звание. Даже при условии, если я после войны не буду военной — как много даст мне в жизни эта школа офицерского коллектива, если взять от нее все возможное. Надо обратить на себя внимание и даже в мелочах помнить о достоинстве офицера. Очень часто живем старым богатством, а оно улетучивается. Вот пришлось послать Лене такой запрос: «Вышли формулу Муавро». А сегодня поспорили с Полинкой Гельман о том, в 1572 или 1672 году была Варфоломеевская ночь. Хочу письма от Славика! 27 февраля
Никогда не думала, что так буду ждать письма от Славика. До обеда я об этом не думала, но когда приносили почту и мне не оказывалось письма, всякие самые разнообразные мысли лезли в голову. Сегодня я письмо получила. За 10 февраля. И сразу успокоилась. На долго ли?.. 5 марта
Один вечер я провела чудесно. Смотрела кинокартину «Жди меня». Славик видел эту картину. Зачем же он прислал мне целиком все стихотворение? Дорогой мой! Я верю тебе. И знаешь почему? В картине сказано: «Настоящие мужчины имеют хорошую привычку: если их очень ждут, они обязательно возвращаются». Я очень жду и отсутствие писем сваливаю на почту. В полку все старое. Вот только 3 февраля начала заниматься еще одна штурманская группа. С позавчерашнего дня, то есть ночи, летать будут только на контроль. Контролем я осталась довольна: хотела бы я, чтобы кто-нибудь из начальства поболтался под облаками и посмотрел, как честно кладут «У-двашки» бомбы в цель! Этой ночью мы с майором были вынуждены [181] идти на разведку погоды: всех летчиков после первой разведки отпустили ужинать, даже дежурного командира и экипаж-разведчик. В который раз перечитала «Как закалялась сталь». «Самое дорогое у человека — это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое и чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире — борьбе за освобождение человечества». Раньше я не думала о конце этих слов: «И надо спешить жить. Ведь нелепая болезнь или какая-нибудь трагическая случайность могут прервать ее». Надо спешить жить. Жить — в самом высоком, в самом святом смысле этого слова. 15 марта
Крым. Я «на той стороне»! Впервые вчера ступила на крымскую землю, а до сих пор я все бомбила лишь ее, а она отвечала мне лучами прожекторов и снарядами зениток. Вчера Женя Жигуленке высадила меня в Жуковке. Над проливом мы летели бреющим. Около Чушки очень мелко, а вообще пролив глубокий. Издалека виден дым: это с Чушки, строят мост и все время дают дымовую завесу. Как крепко уцепились наши войска за этот клочок крымского побережья! Комендантом аэродрома оказался Бондарь — из полка майора Бочарова. Я зашла к нему в землянку. Телефонная сеть. Пиликает радио. Видно, что люди здесь основались надолго, по-хозяйски. Этот кусок земли стоил нам очень дорого, но зато и польза от него сейчас великая. Отсюда будем бить противника... Спать мы легли в третьем часу. Я приехала — враг перестал бомбить (не хочет, чтобы я посмотрела войну)! Сегодня после завтрака ходили смотреть, как идет перестрелка на передовой. Вот она какая стабильная, линия фронта! Бьют наши батареи — враги засекают и принимаются бить. Наши молчат и засекают их батареи. Наши начинают — они молчат. И так все время. Проносило низкую облачность, но показывалось солнышко, и ветер был чисто весенний. Как не хотелось думать о войне, но линия фронта отсюда в 3 километрах, в бинокль отчетливо виден совершенно разрушенный Аджи-Мушкай, а кругом хлопают разрывы и слышен шум летящих снарядов, в последний момент перед взрывом переходящий в свист. В 3 часа мы вернулись в землянку. Майор Уваров принес мне букет подснежников. Как я обрадовалась этим скромным цветочкам — первым вестникам весны! [182] 17 марта
Была в 40 метрах от врагов -- на самой передовой. Вчера наши войска на правом фланге у высоты 164,5 перешли в наступление, но сегодня опять вернулись на исходные позиции. Передовая... Если не нагнуться в траншею, сейчас же свистят пули снайперов. Землянка командира взвода, лейтенанта: маленькая, темная, с голыми нарами, у входа следы недавнего прямого попадания снаряда. А сейчас сижу в землянке полковника. Электричество. Радио. Играет гавайская гитара... И где-нибудь в землянке иль в избе, У жизни и у смерти на краю Я чаще буду думать о тебе И ничего, мой друг, не утаю. Думаю о тебе, Славик. 19 марта
Вчера я даже аттестат оформила, собралась сегодня лететь. Наши работали всю ночь, а с утра поднялся ветер, и за мной не могут прислать самолет. Прочла Кочина «Кулибин». Пишу письма. Наши войска на 1, 2 и 3-м фронтах Украины ведут успешные наступательные бои. Заняли Жмеринку. В эту ночь мы сделали рекордное число вылетов — 171. На другой же день нас ограничили, дали только 120 вылетов. Вечер. Как жаль, что нет чернил — нельзя написать Славику! 27 марта
Я прилетела из Крыма 20 марта. Была штабная игра. В результате ее — вчерашняя конференция с бурной дискуссией о звездном полете. У нас в полку тяжелые дни. Завтра будем хоронить Володину и Бондареву. Разбитый в щепки самолет и их трупы один крестьянин обнаружил в плавнях у Черноерковской 10 марта. Их выкопали и привезли сюда на санитарном самолете. Тягостное чувство. Прочла Льва Кассиля «Есть такие люди». Понравился первый рассказ «Нелюдимо наше море...» — о капитане Батыгине и его жене. [183] 29 марта{5}
Вчера была похоронная погода: дождь целый день и ветер — порывами до 25 метров в секунду. Девушек похоронили под звуки оркестра и салюта из 20 винтовок. Вечером писатель Борис Савельевич Ласкин читал нам свои произведения. Сейчас сижу в Старотитаровской. Ну и грязная станица! Собрание штурманов полков. Я доклад уже сделала. Перерыв на обед с 16 до 18 часов... |
Фронтовые фотографии
|
|
||
| Во фронтовом небе легендарный "небесный тихоход"
|
Летчицы у фронтовой землянки в Геленджике . Сидят Белик , Себрова, стоит Пискарева.
|
||
|
|
||
| Летчица И. Кузнецова
|
Экипаж у боевого самолета
|
||
|
|
||
| Заместитель командира полка С. Амосова с летчиками. Полеты на Новороссийск.
Стоят Н. Попова, Н. Данилова, М. Авидзба,?, Е. Рябова, И. Себрова,Е. Гламаздина, Т. Фокина, Г. Беспалова, М. Сыртланова, В. Белик, К. Рыжкова.
|
Герои Советского Союза Гашева. Никулина, Себрова, Меклин, Жигуленко. 1945 год
|
||
|
|
||
| Летчицы перед парадом Победы 1945 год.
Е. Д.Бершанская, М. Смирнова, Е. Никулина, З. Парфенова,Н. Попова, М. Чечнева, Е. Жигуленко, Н. Меклин,И. Себрова.
|
Сидят Р. Гашева, Н. Меклин
Стоят Н. Ульяненко,Х. Доспанова, Е. Рябова, Т. Сумарокова
|
||
|
|||
| Герои Советского Союза Т. Макарова и М. Чечнева . 1942 год
|
|||
|
|
||
| Герой Советского Союза Н. Меклин
1945 год.
|
Герой Советского Союза Н. Меклин
|
||
|
|
||
| Авиамеханники Д.Коротченок и Ш. Попова
1942 год
|
Авиамеханники и вооруженцы .Лето 1943 года.
|
||
|
|
||
| Партийное бюро полка
лето 1942 года
|
Е.Д. Бершанская
|
||
|
|
||
| Техники и вооруженцы полка
Лето 1943 года
|
Партийное собрание полка .1942 год (взято с сайта "Керчь героическая")
|
||
|
|
||
| С. Амосова и Р. Гашева
|
Герои Советского Союза Е. Жигуленко, И. Себрова , Л. Розанова
|
||
|
|
||
| Под Новороссийском. Заместитель командира полка по летной подготовке С. Амосова.1943 год.
|
Небесный тихоход
|
||
|
|
||
| Верные подруги Т. Макарова и В. Белик
Ассиновская 1942 год
|
Эскадрилья построена. Докладывает командир 2 эскадрильи Амосова
Ассиновская 1942 год
|
||
|
|
||
| К. Карпунина, М. Смирнова, Д. Никулина,Ж. Руднева, Н. Меклин, И. Себрова
|
Летчица Аня Высоцкая
корреспондент,
штурман Ира Каширина , летчица Марина Чечнева
Второй ряд: адьютант эскадрильи и штурман Мария Ольховская, штурман Ольга Ямщикова , конец июля 1943 года. Ивановская. Несколько дней до гибели А. Высоцкой и И. Кашириной
|
||
|
|
||
| Наташа Меклин
Ира Себрова
|
Женя Руднева
Женя Крутова
|
||
|
|
||
| Вооруженцы полка
|
Женя Руднева
Дина Никулина
|
||
|
|
||
| Командир полка Е.Д. Бершанская
командир эскадрильи М.Смирнова
штурман звена П. Гельман(март 1945 года во время антивоенного митинга в Москве)
|
Командир полка Е.Д. Бершанская
штурман полка Л. Розанова
|
||
|
|
||
| Инженер полка С.Озеркова беседует с механниками
|
Комсомольское бюро полка.
А. Фетисова, М. Смирнова, стоит Н. Худякова, Р.Маздрина, Ж. Руднева, С. Хорошилова, К. Рябова.
|
||
|
|
||
| Вера Белик, Женя Жигуленко,
Таня Макарова
1942 год
|
М. Чечнева
И. Каширина
1943 год.
|
||
|
|
||
| Командир 3 эскадрильи М. Смирнова и штурман 4 эскадрильи Т.Сумарокова. 1945 год.
|
Штурман полка Женя Руднева
|
||
|
|
||
| Комиссары эскадрилий К. Карпунина и И. Дрягина.1942 год.
|
Летчицы полка.
|
||
|
|
||
| Летчица В. Полунина и штурман Ж. Сухорукова.
1943 год.
|
М. Авидзба, К. Серебрякова, Д, Паська, А. Бондарева, В. Тихомирова 1943год.
|
||
|
|
||
| Вооруженцы полка за работой.
|
Командир и штурман 4 эскадрильи М. Чечнева и К. Рябова.
|
||
|
|
||
| Построение полка. 8 февраля 1943 года.
Полк стал Гвардейским.Челлбасская.
|
Вооруженцы . Лето 1942 года.
|
||
|
|
||
| Летный состав полка . Ассиновская 1942 год.
|
У колодца. Дина Никулина, Женя Руднева, Наташа Меклин.Ивановская 1943 год.
|
||
|
|
||
| В штабе полка. Начальник штаба И. Ракобольская, машинистка Душина
|
Дина Никулина, Женя Руднева, Наташа Меклин, Ирина Себрова . Ивановская 1943 год.
|
||
|
|
||
| Перед полетами. Бершанская и Ракобольская с летчицами. Пересыпь. 1943 год.
|
Комиссар эскадрильи Дрягина и комсорг полка Фетисова .1942 год |
||
|
|
||
| Летчица Маша Смирнова и штурман Ира Каширина . Лето 1943 года. |
Командир полка Бершанская дает боевую задачу экипажу Парфеновой-Пасько. 1942 год.
|
||
|
|
||
| Весенняя распутица. На полеты.
|
Командир полка Бершанская принимает гвардейское знамя. 10 июня 1943 года. Ивановская
|
||
|
|
||
| Вручение полку гвардейского знамени.10 июня 1943 года. Ивановская
|
У знамени.
|
||
|
|
||
| Начальник штаба полка Ракобольская И.В. за работой
|
Галенджик. 1943год. Танцуют Катя Рябова и Нина Данилова
|
||
|
|
||
| На полеты. Н. Студилина, Н. Худякова, Н. Попова, Н. Меклин, Ж. Гламаздина,?, С. Акимова
|
Технический состав : Аня Шерстнева,Тоня Вахромеева,Таня Алексеева, Зина Радина.Сзади: Вера Дмитриенко,Тася Коробейникова, Катя Бройко.
|
||
|
|
||
| Н. Меклин, Р. Аронова, К. Рябова
|
Х. Доспанова, Е. Носаль 1942 год.
|
||
|
|
||
| 1942 год. Л. Розанова, С. Амосова, Е.Никулина, Е. Руднева.(командиры и штурманы 1 и 2 эскадрилий)
|
1942 год. Ассиновская.Летчики и штурманы 1 эскадрильи: Л. Свистунова, Т. Макарова, О. Ямщикова, М. Чечнева, Е. Жигуленко
|
||
|
|
||
| Т. Сумарокова, Г. Беспалова,Н. Меклин,Е.Рябова,М. смирнова,Т. Макарова, М. Чечнева.
|
Штурманы С. Водяник, С. Акимова, Л. Лошманова ( с права налево)
|
||
|
|
||
| Летчицы "сестринского" полка штурмующих бомбардировщиков и летчицы 46 полка Г. Докутович (вторая), Е. Никулина( третья), Н. Федуненко, С. Амосова, В. Тихомирова, Чечнева М. (справа)
|
Наташа Меклин . Лето 1943 года.
|
||
|
|
||
| Экипаж Дудиной и Водяник
|
Полина Гульман и Ирина Дрягина 1942 год.
|
||
|
|
||
| Командир дивизии вручает боевой орден штурману Н. Реуцкой. 1944 год.
|
Штурманы Тоня Розова, Соня Водяник и Лида Голубова
|
||
|
|
||
| Технический состав полка. 1943 год.
|
Три штурмана полка: Соня Бурзаева, Женя Руднева, Лариса Литвинова. 1942 год.
|
||
|
|
||
| Геленджик. 1943 год.
|
Вера Хуртина, Таня Осокина, Лена Никитина,Тоня Розова, Шура Попова, Маша Рукавицына.1944-45 год.
|
||
|
|
||
| Таня Макарова, Вера Белик, Полина Гельман, Катя Рябова, Дина Никулина, Надя Попова. 1944 год.
|
На Красной площади Герои Советского Союза Марина Чечнева, Полина Гельман, Рая Аронова. !945 год. |
Музеи
Похоронена в г. Керчи. Памятник установлен у школы в пос. Салтыковке Балашихинского района, где училась Руднева; в Москве в парке «Сокольники» и у здания школы № 309 – бюсты Героини. Ее именем были названы малая планета Солнечной системы, школа № 15 в Керчи и пионерская дружина родной школы, улицы в Бердянске, Керчи, Москве, Салтыковке.
Памятник Герою Советского Союза Ж. Рудневой .Москва
|
|
Памятник Ж. Рудневой . Балашиха Московской области
|
|
Музей имени Евгении Рудневой
Салтыковская школа №14 имеет уникальную историю с 1909 года, которая отражена в экспонатах школьного музея Героя Советского Союза Евгении Рудневой - выпускницы школы, именем которой названы не только школы и улицы, но и одна из планет.
Евгения Максимовна родилась 24.12.1920 года в г. Бердянске Запорожской области в семье служащего. Жила в пос. Салтыковка Балашихинского района, в г. Бабушкине (ныне в черте г. Москвы). Окончила 3 курса механико-математического факультета МГУ в 1941 году. В Красной Армии с октября 1941 года. Окончила штурманскую школу.
На фронтах Великой Отечественной войны с мая 1942 года. Штурман 46-го гвардейского ночного бомбардировочного авиационного полка (325-я ночная бомбардировочная авиационная дивизия, 4-я воздушная армия, 2-й Белорусский фронт) гвардии старший лейтенант Руднева совершила 645 боевых ночных вылетов на уничтожение переправ, железнодорожных эшелонов, живой силы и техники противника. Погибла в ночь на 09.04.1944 года при выполнении боевого задания севернее г. Керчи Крымской области. Звание Героя Советского Союза присвоено 26.10.1944 года посмертно. Награждена орденами Ленина, Красного Знамени, Отечественной войны 1 степени, Красной Звезды.
Похоронена в г. Керчи. Памятник установлен у школы в пос. Салтыковке Балашихинского района, где училась Руднева; в Москве в парке «Сокольники» и у здания школы № 309 – бюсты Героини. Ее именем были названы малая планета Солнечной системы, школа № 15 в Керчи и пионерская дружина родной школы, улицы в Бердянске, Керчи, Москве, Салтыковке.
Ежегодно в дни знаменательных дат школьный музей принимает делегации ветеранов Великой Отечественной войны не только из России, но и других стран: Болгарии, США.
В 2003 году в школе состоялась встреча учащихся, ветеранов Великой Отечественной войны пос. Салтыковка и гостей - летчиков первого отдельного истребительного авиационного полка "Сражающейся Франции" - "Нормандия - Неман".
.
Бюст Евгении Рудневой на улице ее имени в Москве
Памятник Рудневой Е. М. установлен у школы № 14 в посёлке Салтыковка, Московской области где она училась; бюсты Героини - в городе-герое Москве в парке «Сокольники» и на улице имени Евгении Рудневой.
Имя Жени увековечено среди любимых ею звезд: одна из вновь открытых малых планет Солнечной системы названа «Руднева», школа № 15 в городе-герое Керчи, улицы в Бердянске, Керчи, Москве, Салтыковке.
Мемориальная доска на здании Государственного астрономического института им. П. К. Штернберга.
В городе Бердянске именем Жени Рудневой назван Центр детского и юношского творчества (бывший Дом пионеров).
Награды
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 октября 1944 года за образцовое выполнение боевых заданий командования и проявленные мужество и героизм в боях с немецко-фашистскими захватчиками гвардии старшему лейтенанту Рудневой Евгении Максимовне посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.Награждена: Медаль «Золотая Звезда» Орден Ленина, Орден Красного Знамени, Орден Отечественной войны 1-й степени, Орден Красной Звезды
Литература
Руднева Евгения Максимовна — «Пока стучит сердце: Дневники и письма Героя Советского Союза Евгении Рудневой. М.», 1958.
Ракобольская И. В., Кравцова Н. Ф. — «Нас называли ночными ведьмами». М.: Изд-во МГУ, 2005. — 336 с.