Реферат
«Усадебная проза»
И. А. Бунина и И. С. Шмелева
Выполнила: Трохименко Светлана,
Ученица 11 «А» класса
МОУ СОШ № 5
Руководитель: Юдина Л. Н.
Кострома – 2004 г.
Содержание
1. Судьбы И. А. Бунина и И. С. Шмелева
2. «Усадебная проза» в книгах И. А. Бунина и И. С. Шмелева
3. Образ повествователя в произведениях И. А. Бунина и И. С. Шмелева
4. Детали предметной изобразительности в произведениях И. А. Бунина и И. С. Шмелева
«… как ни гневался И. А. Бунин на «Лето Господне» и как ни раздражался И. С. Шмелев «Темными аллеями», они при внешней несовместимости … исходили из одного чувства противления … слишком чужим основаниям европейской жизни».
В. Кубатов (эссе «Заноза»)
Русская помещичья усадьба – это целая удивительная «страна в стране», особый материк, замечательное явление истории и культуры. Усадьба открывала огромные возможности для проявления личных вкусов владельцев в архитектуре усадебного дома, разбивке садов и парков, создании художественных, научных и иных коллекций, в собирании фамильных архивов и библиотек. И конечно, усадьба – это прежде всего мир детства русских дворян, который на всю жизнь оставлял у них чувство ностальгии по привольным лугам, играм со сверстниками, наблюдениям за живой природой.
Любой сколько-нибудь состоятельный помещик средней руки, не говоря уже о вельможах, стремился иметь в Петербурге или Москве собственный дом – особняк. Перед домом разбивали палисадник, в котором расхаживали павлины и фазаны. В саду играли крепостные музыканты, давались театральные представления. Но на лето все помещичьи семьи переезжали обратно в свои деревни.
Каждую весну, как только после весенней распутицы устанавливались дороги, начиналось «великое переселение» дворян из города в деревню. Непосредственно перед отъездом совершали молебен, после которого хозяева прощались с приехавшими проводить их родственниками и друзьями, с дворней, остающейся стеречь господский дом. В деревню дня за три до переезда отправляли часть прислуги и обоз с сундуками, следом за которыми следовали брички и кареты с дворянами. В одном из расскозов встречается такое описание помещичьего поезда: «Восемь лошадей тащили
восьмиместную линею1
,за которой следовала дорожная карета, потом каляска, две кибитки, а в конце – огромная фура2
, украшенная фамильным гербом».
При виде родной усадьбы у путешественников начинало сильнее биться сердце, все оживали в предвкушении встречи с любимым местом.
Господский дом уединённый,
Горой от ветров ограждённый,
Стоял над речкою. Вдали
Пред ним пестрели и цвели
Луга и нивы золотые,
Мелькали сёла; здесь и там
Стада бродили по лугам,
И сени расширял густые
Огромный, запущённый сод,
Приют задумчивых дриад.
Так писал А. С. Пушкин в романе «Евгений Онегин».
Обычно господский дом строился из очень толстых дубовых брусьев, а первый этаж, где располагались кладовые, был каменным. Помещик предусматривал все необходимые в дворянских домах комнаты: лакейскую, залу, гостиную, спальню, уборную (комнату, где одевались, причесывались, ухаживали за лицом и т. д.), столовую, детскую, девичью и кабинет; сверх того было место для буфета, просторной кладовой и сеней.
Помещичий дом располагался так, чтобы с высокого балкона открывался вид на заречные луга, поля и перелески. Стены и потолки парадных комнат затягивали холстом, которые расписывали домашние художники. В зажиточных домах стояла мебель, обтянутая дорогой черной кожей и украшенная золотыми гвоздиками, на окнах висели шторы из парусины или ситца, на хрустальных люстрах были надеты чехлы.
Летом обычный дом в дворянском доме распределялся примерно так: обитатели дома вставали рано, примерно в семь часов, уже в восемь в
гостиной раскладывались «ломберные столы, облитые все чернилами и
1
Линея – это особый вид повозок, распространенных в XVIII-XIX вв.
2
Фура – большой вместимости грузовая повозка
все изрезанные перочинными ножами, на них раскладывались книги и тетради и начинался «класс больших детей» под председательством матери.»1
По традиции все обитатели усадьбы собирались вместе только лишь к трапезам. Обедали обычно часа в два, затем подавали десерт и фрукты. После обеда помещик принимал старосту с отчетом о полевых делах, давал распоряжения на следующий день. Для «разнообразия» жизни хозяева зачастую сами объезжали поля и свои владения.
Нередко в загородных домах устраивались балы и свадьбы, которые длились порой неделями. После уборки полей наступала пора охоты – любимого занятия тогдашних дворян.
Когда же на полях появлялся первый снег, наступало время возвращения в город. Возвращающие помещики по дороге в город навещали родственников и друзей и гостили у них по нескольку дней.
Из всех этих составляющих складывалась жизнь в русской усадьбе.
Как понятие русская усадебная культура возникла в России на рубеже XVIII-XIX столетий и достигла расцвета в первой половине XIX века, однако уже к началу XX века она пришла в упадок. Мир дворян и помещиков воспевалиА. С. Пушкин, Н. В. Гоголь, И. С. Тургенев, И. А. Гончаров, Л. Н. Толстой – именно с их именами связано в литературе такое понятие, как «усадебная проза», включающее в себя и чувство патриотизма, и память о прошлом, и стремление осознать свое место и свою роль в цепочке дворянских поколений. Так, например, Пушкин был первым, кто осознал потребность противопоставления столицам альтернативного пространства. Мир поместий предстает с иной, еще не изученной стороны, предельно конкретизированной и обыденной. В романе «Евгений Онегин» поражают многочисленные контрасты, которыми наполнил его Пушкин, наиболее ярким из них является противопоставление «жилища» Лариных и «замка» Онегина.
1
Из воспоминаний Т. Толычевой, крупной помещицы конца XIX в.
После Пушкина тему усадьбы продолжил Гоголь, который изображает помещичью жизнь, основанную исключительно на самодостаточности. Помещиками, ведущими именно такой образ жизни, предстают перед читателями Собакевич, Манилов, Коробочка.
К середине XIX века литература окончательно принимает пушкинско-гоголевский образ фамильных пространств, дорабатывает и проясняет некоторые символические мотивы.
Следующим этапом освоения темы становятся романы Гончарова, в которых писатель намеренно усиливает момент отдаленности семейных владений от культурных и политических центров. Лейтмотивом в его произведениях, придающим жизни героев особый колорит, ненавязчивым, полузаметным знаком повседневности выступают растительные образы.
Особый, новый взгляд на русскую усадьбу отразили в своих произведениях И. А. Бунин и И. С. Шмелев. Однако прежде чем начать разговор непосредственно о творчестве обоих писателей, следует сказать несколько слов об их судьбах.
«Среднего роста, тонкий, худощавый, большие серые глаза… Эти глаза владеют всем лицом… склонны к ласковой усмешке, но чаще глубоко серьезные и грустные
… <…> исконная русская
кровь течет в жилах Ивана Сергеевича Шмелева»1
. Такой портрет, точный, позволяющий лучше понять характер Шмелева-человека и Шмелева-художника, оставила в своих воспоминаниях племянница и биограф писателя Ю. А. Кутырина. Все современники отмечали его глубоко народное начало и тягу к нравственным ценностям, которые объясняются любовью Шмелева ко всему родному, русскому.
Семья писателя была глубоко религиозной и вела строгий образ жизни. «Дома я не видал книг, кроме Евангелия», - вспоминал сам Шмелев. Зато – «во дворе было много ремесленников – бараночников, сапожников,
1
Кутырина Ю. А. Иван Шмелев. Париж, 1960, с. 5
скорняков, портных. Они дали мне много слов, много неопределенных чувствований и опыта. Двор наш для меня явился первой школой жизни – самой важной и мудрой. Здесь получались тысячи толчков для мысли. И все то, что теплого бьется в душе, что заставляет жалеть и негодовать, думать и чувствовать, я получил от сотен простых людей с мозолистыми руками и добрыми для меня, ребенка, глазами.<…> Слов было много на нашем дворе – всяких. Это была первая прочитанная мною книга – книга живого, бойкого и красочного слова»1
. Именно эти детские впечатления и русское просторечное слово легли в основу всех произведений писателя.
«Я сказку былого себе сказывал», - так, с горечью и ностальгией, писал о своих повестях И. С. Шмелев, живя в Грассе. Эмиграция писателя, как и многих других деятелей культуры, была вынужденной. Пережив все ужасы Гражданской войны, потеряв своего единственного сына, измученный душевно и физически, сорокадевятилетний Шмелев вместе с женой оказался во Франции, где гостил у Ивана Алексеевича и Веры Николаевны Буниных. В одном из своих писем А. И. Куприну он написал: «Думаете, весело я живу? Я не могу теперь весело!<…> Доживаем дни свои в стране роскошной, чужой, и во мне дрожь внутри, и тоска, тоска. Все – чужое. Души-то родной нет, а вежливости много. <…>Все у меня плохо, на душе-то»2
. По оставленным воспоминаниям самого Шмелева, из глубины памяти постоянно поднимались образы и картины давно уже пережитого, постепенно писатель приходил к мысли о создании произведения, в котором бы «отчетливо и непоколебимо» поднималась тема Родины. Спустя годы, уже в начале 30-х, Шмелев приступил к работе над своим автобиографическим романом «Лето Господне».
Это произведение является центральным в творчестве писателя: из чужой и «роскошной» Франции с необыкновенной остротой и отчетливостью
1
Русская литература XX века. 11 класс.: Учеб. Для общеобразоват. учеб. заведений. – В 2 ч. Ч. 1/ В. В. Агеносов и др. М.: Дрофа, 1996, с. 459 – 460.
2
Письмо от 19/6 сентября 1923 г. Цит. По кн.: Куприна К. А. Куприн – мой отец. М., Художественная литература, 1979, с. 240 – 241.
видится Шмелеву «прекрасная», старая, императорская Россия,
с устоявшимся укладом жизни и традициями, Россия, в которой осталось его детство, родная Москва, Замоскворечье. Многие литературоведы сходятся во мнении, что «Лето Господне» - роман-миф: мифическое прошлое, связанное с православием, тесно переплетается с настоящим героев и помогает им жить. Именно эта глубокая духовная связь русского дворянства подчеркивается на протяжении всего произведения, и вся любовь автора к русскому народу отражается в описании этого «круглого мира, маленькой вселенной».
Первым был написан очерк «Наше
Рождество. Русским
детям»: «Ты хочешь, милый мальчик, чтобы я рассказал тебе про наше Рождество. Ну, что же…» Уже с первых строк Россия, где все чудесно, сказочно, волшебно, противопоставляется неуютной и чужой Франции: «Снежок ты знаешь? Здесь он – редко, выпадет – и стаял. А у нас
повалит – свету, бывало, не видать, дня на три! Все завалит
. <…> Перед Рождеством на Конной площади в Москве – там лошадями торговали – стон стоит. А площадь эта… – как бы тебе сказать?.. – да попросторней
будет, чем <…> знаешь, Эйфелева-то башня где?..» Россия, о которой повествуется в романе, рождается прямо на глазах читателя, преображенная шмелевским словом, источником которого были горячая любовь ко всему национальному и православная вера.
Книги Шмелева, в которых он воссоздавал мир истинно русских дворянских и купеческих поместий, лечили и спасали от нестерпимой тоски и боли не только его самого. В кругах русской эмиграции Шмелев был одним из наиболее любимых писателей. Однако трудно представить «усадебную прозу» без повестей и рассказов еще одного писателя-эмигранта И. А. Бунина, дворянина по происхождению, вынужденного так же, как и Шмелева, уехать за границу и прожить там до конца своей жизни.
Родившись в обедневшей дворянской семье, Бунин с самого детства воспитывался матерью, Людмилой Александровной Чубаровой, и приглашенным в дом для обучения детей студентом Ромашковым. Молодой учитель оказал большое влияние на будущего писателя: по воспоминаниям самого Бунина, долгие зимние вечера с чтением книг
Первый литературный опыт Бунин получил, обучаясь в гимназии. Это были очерки о людях из народа: «Нефедка», «Два странника», «Федосевна» и другие, - и все они проникнуты горячим участием к «закрепощенным жизнью». В дальнейшем эту тему юный писатель продолжил в рассказе «Танька» о маленькой нищей деревенской девочке. Все друзья и современники И. А. Бунина отмечали его необычайную «силу милосердия и сострадания к слабым», которая нашла отражение в его ранних рассказах.
Во время первой русской революции писатель уехал в Италию, где писал в своем дневнике об огромной душевной боли, скуке, томлении и «пассивном» ожидании какого-то «чуда», которые были обусловлены его любовью к родине. С упреком в адрес критиков Бунин писал: «Если бы я… Русь не любил, не видал, из-за чего же бы я сходил с ума все эти годы, из-за чего страдал так беспрерывно, так люто?»1
В 20-х годах вместе с женой он переехал во Францию, где, по его же словам, так и «не привился»: Бунин не примкнул ни к одной из эмигрантских литературных группировок, не участвовал в «глупых» идейных склоках, а продолжал писать, создавать «Темные аллеи» и «Жизнь Арсеньева».
Главной особенностью всех рассказов И. А. Бунина («Антоновские яблоки», «Суходол», «На хуторе», «Золотое дно» и др.) является то, что все они объединены общей темой исторической и родовой памяти; в них автор в большей степени любуется не «народной», как у Шмелева, а «дворянской» Россией и обращает внимание на внутренний мир персонажей. Кроме того, ни в одном из бунинских произведений нет такой религиозности героев,
1
Саакянц А. А. Вступит. ст. к кн. Жизнь Арсеньева. М., Правда, 1989, с. 13
которая присуща рассказам Шмелева. Так, например, все произведения Бунина 90-х годов («Танька», «На хуторе») XIX века повествуют о жизни одного или двух центральных персонажей, потомков древних дворянских родов, которые доживают свой век в разорившихся, пришедших в упадок и запустение поместьях. В рассказе «На хуторе», например, главный герой, «мелкопоместный Капитон Иваныч», говорит: «Будет все по-прежнему, будет садиться солнце, будут мужики с перевернутыми сохами ехать с поля…, будут зори в рабочую пору, а я ничего этого не увижу, да не только не увижу – меня совсем не будет! И хоть тысяча лет пройдет – я никогда не появлюсь на свете, никогда не приду и не сяду на этом бугре!»1
Подобные реплики звучали и в других рассказах Бунина, и они противоречат позиции главного героя романа «Лето Господне» И. С. Шмелева: он убежден, что «старичок Горкин …, пожалуй, умрет скоро…, но он воскреснет». Все умрут, но потом встретятся; «и Васька, который умер зимой от скарлатины, и сапожник Зола, певший с мальчиками про волхвов», - все они «встретятся ТАМ», но будут другими, изменившимися, «светленькими, как беленькие души».
Следует отметить также ещё одну существенную разницу в произведениях Бунина и Шмелева. У И. С. Шмелева повествование ведется от лица маленького мальчика Вани, поэтому весь роман представляет собой поток сознания, переполненный чувствами и эмоциями. Так при описании постного рынка он вспоминает: «…И синяя морошка, и черника – на постные пироги и кисели. А вот брусника, в ней яблочки. Сколько же брусники!..» Казалось бы, что может быть будничней поездки на рынок, но и грибной рынок – «как праздник». Маленький Ваня, открывая мир предметов, в обычной свекле видит «кроваво-красный арбуз», в соленых огурцах – золото. Даже битые скорлупки от яиц необычны: «розовые, красные, синие, желтые, зеленые… в луже светятся». Впечатление чего-то волшебного, чудесного и живого создается в тексте с помощью многочисленных олицетворений:
1
Бунин И. А. Собрание сочинений: В 4 т., М., Правда, 1988. / Т. 1, с. 192
герою хочется, чтобы шары пожили дольше, поэтому он выпускает их погулять на воле; в детской на обоях оживают журавли и лисы. Восприятие ребенка преображает все вокруг, поэтому весь усадебный быт окрашен Шмелевым теплыми красками и наполнен приглушенными звуками. Мальчика всегда «ослепляет светом», льющимся в комнату из окна. Ключевым становится слово «золотой»: «золотая полоса», «золотники», «золотые окна», «золотая искра» и т. д. Прислушиваясь, Ваня сначала слышит, как капель еще «шуршит
по железке за окошками, постукивает сонно, мягко
», но это уже «весеннее, обещающее – как-кап…». Но со временем звуки нарастают, и «теперь уже везде капель …, уже тараторит
по железке, попрыгивает-пляшет
, как крупяной дождь… капли сыплются часто-часто
, вьются, как золотые нитки
». Радужное восприятие окружающего мира передается читателю при чтении глав, посвященных Рождеству, в которых быт русского дворянства показан через описание поста, предрождественского и праздничного стола.
Шмелев показывает, как во всеобщей атмосфере согласия, приветливости и доброжелательности проходят последние приготовления к Сочельнику, означавшему прежде всего семейный ужин. Здесь – и сочиво, и блины, и рыбные блюда, и заливное, и студень из свиных и говяжих ножек, и молочный поросенок, начиненный кашей, и свиная голова с хреном, и жаркое, и колядки, и медовые пряники, ломанцы с маком и медом, взвар. Глазами маленького Вани читатель видит приготовление к Рождественскому сочельнику и проникается трепетом и сладостным ожиданием праздника: «Бывало, ждешь звезды, протрешь все стекла. На стеклах лед, с мороза. Вот, брат, красота-то!.. Елочки на них, разводы, как кружевное. Ноготком потрешь – звезды не видно? Видно! Первая звезда, а вон - другая…».
«Рождество… Чудится в этом слове крепкий морозный воздух, льдистая чистота и снежность. Самое слово это … видится голубоватым.» Рождество… Праздник для всех христиан, за рождественским столом все равны, поэтому накрывают обед «для разных». Главный герой романа Шмелева с удовольствием вспоминает, как лакомился сладкой кутьей, рябчиками, свининой, пирожками с ливером и солониной, с каким наслаждением пил по-особому вкусный и приятный на морозе горячий сбитень с калачиком.
Такая детальность описания создает эффект, что все в романе пропитано бытом: гудит великий торг Постного рынка, на маслянице – щедрые блины, рождественские и пасхальные столы буквально ломятся от яств.
Усадебный мир Шмелева изобильный, счастливый: «народ-богатырь» пьет, ест, гуляет, веселится, а если работает, то с радостью, причем во всеобщей атмосфере счастья и радости стираются грани между богатыми и бедными. Приближение русского дворянства к народу – основная задача, которую ставил перед собой И. С. Шмелев, создавая свой роман.
Что касается изображения усадебного мира И. А. Буниным, то следует отметить, что повествование ведет уже не ребенок, а зрелый человек, на чьих глазах происходит «запустение дворянских поместий», поэтому в каждой строке чувствуется ностальгия по ушедшим годам, рассказы пропитаны грустью и печалью. Так, например, рассказ «Антоновские яблоки» долго рассматривался критиками исключительно как «выражение элегической тоски писателя-дворянина по своему уходящему в прошлое сословию». Однако взгляд на усадебный уклад жизни в «Антоновских яблоках» отнюдь не ограничивается пристрастием к дворянству; это подтверждаю строки из рассказа: « И помню, мне порою казалось на редкость заманчивым быть мужиком
. Когда, бывало, едешь солнечным утром по деревне, все думаешь о том, как хорошо косить, молотить, спать на гумне в омежах, а в праздник встать вместе с солнцем».
Среди других рассказов «Антоновские яблоки» резко выделяются своей бессюжетностью, т. е. здесь нет последовательной цепи событий, поступков героев и действий. Такой авторский прием усиливает роль лирического начала и заставляет выйти на первый план свободный поток чувств и воспоминаний. В «Антоновских яблоках» - это воспоминание автора-повествователя о недавно пережитом прошлом, о старинном укладе жизни. Первые же строки рассказа вводят читателя в этот образный мир: «…Вспоминается мне ранняя погожая осень. <…> Помню раннее, свежее, тихое утро… Помню большой, весь золотой, подсохший и поредевший сад, помню кленовые аллеи, тонкий аромат опавшей листвы и – запах антоновских яблок, запах меда и осенней свежести»1
. Нужно отметить, что Бунин всегда придавал огромное значение начальным фразам своих произведений. По его собственным словам, «какое-то общее звучание всего произведения дается в самой начальной фразе работы. Да, первая фраза имеет решающее значение. Она определяет прежде всего размер произведения, звучание всего произведения в целом»2
.
Монотонность изобразительного ряда (однообразие красок: «почерневшая людская», «почерневшая от времени соломенная крыша», «перламутровые от дождя и солнца стекла»; преобладание одного запаха – антоновских яблок), мрачный, давящий колорит и горькая ирония в описании «последних могикан дворового сословия» - все эти отличительные черты усадебной прозы Бунина лишний раз подчеркивают его грусть и сожаление об исчезновении «деревенского» дворянства.
Когда автор пишет о приходящих в упадок помещичьих усадьбах, в строках звучит боль о запустении русской земли, о вырождении природы. Особенно ярко это показано в тот момент, когда герой задумывается о крепостном праве, ощутив его живые следы в настоящем:
Крепостного права я не знал и не видел, но, помню, у тетки Анны Герасимовны чувствовал его. Въедешь во двор и сразу ощутишь, что тут оно еще вполне живо. Усадьба – небольшая, но вся старая, прочная, окруженная столетними березами и лозинами. Надворных настроек – невысоких, но домовитых – множество, и все они точно слиты из темных дубовых бревен под соломенными крышами. Выделяется величиной или, лучше сказать, длиной только почерневшая людская, из которой выглядывают последние могикане дворового сословия – какие-то ветхие старики и старухи, дряхлый повар в отставке, похожий на Дон-Кихота.
1
Бунин И. А. Собрание сочинений: В 4 т., М., Правда, 1988. / Т. 1, с. 327
2
Бунин И. А. Собрание сочинений: В 4 т., М., Правда, 1988. / Т. 1 [<Как я пишу>], с. 18
Все они, когда въезжаешь во двор, подтягиваются и низко-низко кланяются. Седой кучер, направляющийся от каретного сарая взять лошадь, еще у сарая снимает шапку и по всему двору идет с обнаженной головой.
1
В рассказе «Антоновские яблоки» нет такого обилия деталей предметной изобразительности, как в «Лете Господнем». Из писем самого И. А. Бунина и свидетельств его современников, писатель не мог простить Шмелеву «патоку потонувшей в блинах и пирогах России». Если Бунин при описании «нищенской мелкопоместной жизни» и обращал на какие-либо детали свое внимание, то это непременно были книги, библиотеки помещиков, музыка, портретная живопись и т. д.: «… Вот журналы с именами Жуковского, Батюшкова, лицеиста Пушкина. С грустью вспомнишь бабушку, ее полонезы на клавикордах, ее томное чтение стихов из « Евгения Онегина». <…> Хорошие девушки и женщины жили когда-то в дворянских усадьбах! Их портреты глядят на меня со стены…» Лирические воспоминания о прошлом усадебных гнезд, безусловно, ориентированы в бунинских рассказах на традиции Тургенева и Пушкина, кроме того писатель улавливает в современной жизни те признаки «нищеты природы», о которых писал Чехов («Дядя Ваня») и другие прозаики начала века.
Таким образом, при сравнении произведений двух писателей начала XX века И. А. Бунина и И. С. Шмелева можно сделать вывод, что «оба художника ярче всего свидетельствовали о русской тяге к земной, природной, плотной реальности мира». Их произведения объединяет мотив утраты дома и ностальгия, раздумья о будущем России и о загадках русского национального характера. При всей своей «непохожести» и И. А. Бунин, и
И. С. Шмелев донесли до читателей традиции русского дворянства, отразив в своих произведениях образ жизни и культуру людей ушедших эпох.
1
Бунин И. А. Собрание сочинений: В 4 т., М., Правда, 1988 / Т. 1, с. 333
Список использованной литературы
· Бунин И. А. Собрание сочинений: В 4 т., М., Правда, 1988 / Т. 1
· Шмелев И. С. Сочинения: В 2 т., М., Художественная литература, 1989
· Кутырина Ю. А. Иван Шмелев. Париж, 1960
· Михайлов О. Н. Вступительная статья к кн.: И. С. Шмелев. Сочинения: В 2 т., М., Художественная литература, 1989
· Львов-Рогачевский В. Новейшая русская литература. М., 1927
· Куприн К. А. Куприн – мой отец. М., Художественная литература, 1979
· Ильин И. А. Творчество И. С. Шмелева. – В его кн.: О тьме и просветлении. Мюнхен, 1959
· Ершова Л. В. Усадебная проза И. А. Бунина. «Филология», 1999, с. 13 – 22
· Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства. СПб., 1994; Мир русской усадьбы. Очерки. М., 1995
· Баевский В. С. История русской литературы XX века: Компедиум. М., 1999. С. 63
· Колобаева Л. А. История русской литературы XX века (20 – 90-е годы). Основные имена. М., 1998. С. 85
· Бабореко А. К. И. А. Бунин. Материалы для биографии. М., 1983