по литературе тема: Работу

МОУ ПАВЛОВСКАЯ ООШ

РЕФЕРАТ ПО ЛИТЕРАТУРЕ

ТЕМА:

Работу выполнили:

Кудашева Вера, Ляшенко Анна

Ученицы 8 класса

Проверила: Чернякина О. В.

Павлово 2010 год

Ситуацией или положением называется такое состояние, при котором между двумя более или менее значительными собы­тиями взаимное отношение и круг вовлеченных в действие лиц остается неизменяющимся.

Ситуация комедии проста: ожидание и прием в городе ревизо­ра (мнимого). Но давайте вдумаемся в значение «ситуации реви­зора».

В ней участвуют две стороны: ревизующий и ревизуемый. Пер­вая представляет «начальство», высшие инстанции чиновно-бюрократической лестницы. Вторая — подчиненных, находящихся на этой лестнице несколькими ступеньками ниже.

Задача ревизующего в том, чтобы установить истину. Ревизующего в том, чтобы скрыть истину и ускользнуть от наказания. Внезапность и тайна («инкогнито проклятое!») — непременные ат­рибуты ревизующего. Осмотрительность и осторожность — сред­ства самообороны ревизуемого.

Идея ревизии затронула самый чувствительный нерв российс­кой бюрократической системы. С одной стороны, деятельность подчиненных совершалась в значительной мере «для начальства», для вит, для ревизора. С другой стороны, и начальству важно было показать подчиненным, что оно все видит. Это был обоюдный об­ман, из которого каждый пытался извлечь свои выгоды.

Практическая «польза» ревизии была невелика, идея подрыва­лась уже в своёй основе. Но в том-то и дело, что обойтись без нее власти не могли. Бюрократическая машина нуждалась в бюрократических «толчках»* сотрясавших время от времени весь ее про­ржавевший механизм. В движение вовлекался более или менее об­ширный — в зависимости от масштаба ревизии — круг чиновни­ков; начинался взаимный обман, игра, в которой главным было выдержать свою роль. Проигрывал не виновный, а уличенный, то есть тот, кто по каким-либо причинам выпадал из действий ­ бюрократической машины.

Мнение Н. Котляревского и других литературоведов, что «Ревизор» — комедия без политической подкладки, таким образом, наперекор уже исходной ситуации комедий. «Си­туация ревизора» политическая по своему существу, хотя, разуме­ется, она включает в себя и общечеловеческое содержание. А. Веронский отметил, что «Ревизор» —это «свистящий бич над крепостной Русью». И не толь­ко крепостное.

Обычно ситуацию «Ревизора» сопоставляют со сходными слу­чаями из жизни, о которых мы знаем из воспоминаний современников рецензий на комедию Вяземского и Сенковского, наконец, из собственных слов Гоголя. В «Театральном разъезде...» в толпе Зрителей раздается голос: «Ну, вот точь-в-точь эдакое событие было в нашем городке, Я подозреваю, что автор если не был сам там, то, вероятно, слышал». Однако, чтобы показать характерность «Реви­зора», не обязательно называть реальные случаи, когда в какой-то город приезжал ревизор или кого-то по ошибке приняли за реви­зора. «Ситуация ревизора» могла возникнуть в каждом министер­стве, департаменте, канцелярии — везде, где взаимоотношения людей строились на бюрократической основе. В этом-то и заклю­чалось широкое жизненное значение комедийного действия «Ре­визора».

Но, конечно же, воплощение этой ситуации— в масштабе горо­да, причем особого, «сборного города» — давало Гоголю дополни­тельные художественные возможности.

В частности, оно позволяло ввести в ситуацию третью сторону. Это те, кого Городничий несколько суммарно именует «купечеством и гражданством», кто страдает от произвола властей. Правда, учас­тие этой стороны заведомо ограничено. Ревизирующий не апелли­рует к ней, не принимает ее во внимание, в лучшем случае предста­вителям этой стороны удается лишь обратиться к ревизору с жало­бами и просьбами, с какими обращаются к Хлестакову просители в четвертом акте. В основном же приходится ждать и надеяться. Но участие этой стороны, даже пассивное, повышает значение ситуа­ции: от ее разрешения зависит судьба широких слоев населения, с нею связаны их надежды на избавление от чиновников-при­теснителей.

Не Гоголь впервые ввел «ситуацию ревизора» в литературу. Она разрабатывалась и до него, причем особенно интенсивно в русской литературе, о чем как раз и свидетельствует большая популярность у нас темы мнимого ревизора, Но глубина и последовательность худо­жественного решения Гоголя не сравнима с решениями его предше­ственников. По существу «ситуация ревизора» — одна из глубочайших в мировой литературе — должна быть связана с именем Гоголя; как, скажем, ситуация Дон-Кихота с именем Сервантеса.

Достоверна, так сказать, предыстория ситуации: дурные предчувствия Городничего («какие-то две необыкновенные крысы»), предупреждение приятеля, узнавшего о ревизоре окольным путем, но из Достоверных источников (письмо Чмыхова), наконец, впол­не уместное подозрение, не было ли доноса.

Но вот начинаются приготовления к встрече «ревизора». Ни на какое установление «дивной исправности по делам», хотя бы крат­ковременное, нет и намека. Все распоряжения Городничего каса­ются внешней стороны: прибрать в присутственных местах, надеть на больных чистые колпаки, вымести улицу до трактира, то есть Ту, по которой проедет «ревизор», и т.д. Словом, нужно только соблю­сти форму. Положений ревизуемого вовсе не требовало каких-либо улучшений и исправлений по существу. Городничий это отлично сознает: «Насчет же внутреннего распоряжения и того, что называ­ет в письме Андрей Иванович грешками, я ничего не могу сказать. Да и странно говорить. Нет человека, который бы за собою не имел каких-нибудь грехов».

Но и другая сторона, как отмечалось, ведет в «ситуации реви­зора» определенную игру». Эту игру невольно, в силу особенностей своего характера ведет Хлестаков. Вернее, ее ведут сами с собой Городничий и компания — с помощью Хлестакова. Осведомлен­ность «ревизора» («все узнал, все рассказали проклятые купцы!»), угроза наказания, намек на взятку («Эк куда метнул!»), нежелание открыть свое лицо («...хочет, чтобы считали его инкогнито») — все эти наблюдения — превратные, конечно, — служат для Городниче­го доказательством того, что его собеседник правильно исполняет свою роль и, следовательно, перед ним настоящий ревизор. Об­ман, вернее, самообман Городничего, оказался возможным пото­му, что он готовился играть свою роль с ревизором, причем с реви­зором, ведущим свою собственную игру. Этого требовала логика ситуации, хорошо усвоенная Городничим за долгие годы службы («...трех губернаторов обманул»). А пришлось-то ему играть с чис­тосердечным Хлестаковым... Впрочем, о Хлестакове поговорим позднее.

У Гоголя, прежде всего, возрастает «количественная мера» стра­ха. Вначале Городничий еще бодрится: «Страху-то
нет, а так, не­множко». Но едва Бобчинский и Добчинский поведали о прибы­тии ревизора, Городничий восклицает «в страхе»: «Что вы, господь с вами! Это не он». Бобчинский при этом сообщает о «ревизоре»: «Такой осмотрительный, меня так и проняло страхом»: во
втором действии Хлестаков и появившийся на пороге Городничий «в испу­
ге
смотрят несколько минут один на другого, выпучив глаза». Затем Городничий выслушивает «угрозы» Хлестакова, «вытянувшись и дрожа всем телом».
В третьем действии одна из главных тем хвас­товства Хлестакова — как он наводил страх: «...прохожу через де­партамент — просто землетрясенье — все дрожит, трясется, как Аист».
В этот момент и слушатели Хлестакова трясутся и не могут выговорить слова от страха. В четвертом действии, перед представ­лением Хлестакову у Луки Лукича, «язык как в грязи завязнул», а у Аммоса Федоровича «так вот коленки и ломает». Примеры можно умножать без конца: «Ревизор» — это целое море страха.

Но «страх» гоголевских персонажей несколько необычен для русской комедии. Как правило, ее порочные герой страшились ра­зоблачения и справедливого возмездия. Персонажи «Ревизора» боятся стать козлами отпущения. Они знают, что бюрократичес­кая машина не исправляет пороков и бед, но подчас жестоко кара­ет тех, кто по неосторожности попадает под ее колеса. Гоголь, до конца верен духу и букве «ситуации ревизора».

Кстати, нераскаянность персонажей «Ревизора» сполна прояви­лась в последнем действии, когда обман обнаружился. Белинский писал, что обыкновенный талант воспользовался бы случаем «зас­тавить Городничего раскаяться и исправиться». (Так действитель­но поступали русские комедиографы до Гоголя:) «Но талант нео­быкновенный глубже понимает натуру вещей и творит не по свое­му произволу, а по закону разумной необходимости. Городничий пришел в бешенство, что;
допустил обмануть себя мальчишке, вер­топраху...»

Другая особенность страха в комедии его направленность вовне: в сторону «ревизора» и тех сил, которые стоят за ним.

Присмотримся к взаимоотношениям Городничего и других чи­новников. Иерархичность этих отношений, субординация не обя­зательно предполагают страх. «Всего» боятся смотритель училищ Хлопов. Но, скажем, Ляпкин-Тяпкин позволяет себе прозрачно на­мекать на взяточничество Городничего: «А вот, например, если у кого-нибудь шуба стоит пятьсот рублей, да супруге шаль». И тот в ответ не прикрикнул на «вольнодумца», не призвал его к поряд­ку— нет, он оправдывается,
что, «по крайней мере, в вере тверд». Судя по рассказу слесарши, ее ответ Городничему сопровождался сильной бранью («...Я слабый человек, подлец ты такой!» и т.д.); возможно, кое-что из этого она действительно отважилась сказать Городничему. Купечеству, мещанству, простому народу, наверное, знакомо чувство страха перед властями, но комедия с этой стороны не детализирует изображение. Интересна сцена покаяния купцов после их неудачной жалобы «ревизору»: ремарки сообщают, что купцы внимают разгневанному Городничему «кланяясь», что они «кланяются в ноги», но нет ни одной ремарки типа: «в страхе», «в испуге», «дрожа всем телом» и т.д. Этими ремарками комедия харак­теризует только
отношение персонажей к Хлестакову. Страх направлен главным образом (если не целиком) вовне
художественного об­раза Города, к силам, распространяющим на него свое влияние.

Наконец, еще одна необычная «нота страха» в «Ревизоре». В ответ на реплику Анны Андреевны: «Да вам-то чего бояться: ведь вы не служите», Добчинский говорит: «Да так, знаете, когда вель­можа говорит, чувствуешь страх».

В самом деле: Добчинский не совершал служебных преступле­ний и не должен страшиться наказания, как Городничий и другие. Однако тут подразумевается более широкий комплекс чувств. Не забудем, что перед Добчинским персонифицированное воплоще­ние тех могущественных сил, которые карают и милуют, возносят высоко вверх и низвергают в бездну. Действие этих сил страшно и подчас загадочно, и кто же поручится, что оно не захватит «по ошиб­ке» (такие ошибки в порядке вещей) человека «неслужащего», сто­ящего в стороне.

Вспомним также, что Хлестаков для Добчинского — «вельмо­жа», то есть представитель тех высоких сфер жизни, которые сеют в низших сферах благоговение, трепет и страх.

Словом, Гоголь по сравнению с предшествующей русской коме­дией бесконечно расширяет диапазон «страха» — и в глубину и, так сказать, в Ширину. В глубину, потому что «страх» усложняется у Гоголя множеством оттенков. В ширину, потому что писатель по­казывает действие страха на самых различных героев, собственно, на всех персонажей «Ревизора».

В «Предуведомлении для тех, которые пожелали бы сыграть как следует «Ревизора» говорится о «силе всеобщего страха», об «испуганном городе». Гоголь охватил «ситуацией ревизора» всех героев, обнял их единым, хотя и многообразным по своему проявлению чувством... Но тут мы должны взглянуть на «ситуацию ревизора» с точки зрения теории комедии вообще.

Комедия «Ревизор» в этом смысле в драматургическом наследии Гоголя единственна. Но ведь потому и пометил писатель на титуль­ном листе другой своей пьесы «Женитьба»: «писано в 1833 году» — знак, что ли, известного несоответствия этого произведения выс­шим запросам Гоголя в области комедии (что, конечно, не лишает «Женитьбу» ее достоинств). Потому-то и возводит он — подчас косвенно, без прямых указаний — все свои теоретические рассуж­дения о современной комедии

к «Ревизору». Подсознательно «Ре­визор» существовал для Гоголя как эталон истинно современной комедии.

В «ситуации ревизора» Гоголь нашел современную форму выра­жения цельности человеческой жизни. Вот какая может быть те­перь у людей «общая забота»! — говорит комедия. Ни патриоти­ческое общенародное дело (как в «Тарасе Бульбе»), ни увлекающее всех празднество (вроде ярмарки или свадьбы или просто веселых проделок героев «Вечеров на хуторе...») более не властны над людь­ми. Страшное раздробление нового времени разъединяет людей. Но «ситуация ревизора» на какое-то время объединила их. Тем са­мым она предоставила основу для драматургического обществен­ного действа современного действа.

В то мгновение, когда эта ситуация возникла («Я пригласил вас, господаре, тем, чтобы сообщить...»), Гоголь начинает действие. И тогда, когда она исчерпала себя, Гоголь его обрывает. Пьеса дли­лась ровно столько, сколько существовала общая («всегородская») забота. Все, что лежит до и после нее, оставлено за пределами пье­сы. На этой почве возникают необычайные по смелости завязка и развязка «Ревизора»..

Объединение персонажей в «общую группу» не влечет за собой у Гоголя и тени идеализации (вполне реальная опасность для ме­нее крупных талантов). «Сборный город» раздираем противоречи­ями. Чиновники завидуют друг другу и соперничают на поприще взяток. «Купечество» и «гражданство» боится начальствующих лиц, «Общая забота» не скрывает эти противоречия, а как бы устанавли­вается поверх
них.

В первом действии чиновники сговариваются, как им лучше под­готовиться к ревизии. «Ну, здесь свои», — говорит Городничий. В последнем действии, после того как обман обнаружился, Аммос Федорович спрашивает: «Как это, в самом деле, мы
так оплошали». Тут, конечно; возникает и действует сила круговой поруки, которая рассыплется после завершения действия — и уже начинает рассы­паться" на наших глазах (поиски виноватого в том, что Хлестакова приняли за ревизора). Противоречия между чиновниками и, ска­жем, высеченной ни за что ни про что унтер-офицершей и другими просителями иного толка, непримиримее. Но и на эту группу пер­сонажей распространяется единый страх, ощущение необычнос­ти, рожденные «ситуацией ревизора». «...Следует обратить внима­ние на целое всей пиесы. Страх, испуг, недоумение, суетливость должны разом и вдруг выражаться на всей группе действующих лиц, выражаться в каждом совершенно особенно, сообразно с его харак­тером» (Гоголь Н.В..«Характеры и костюмы. Замечания для г.г. ак­теров» (Предисловие к 1-му изданию «Ревизора»)).

Словом, перед нами особенный этап в жизни и «сборного горо­да», и каждого из его жителей. Тут эфемерность и ненормальность общих связей (ибо они возможны теперь только в такой извращен­ной ситуации, как «ситуация ревизора») рождает необычайно яр­кую вспышку художественной энергии. Она подобна молнии, ко­торую Брюллов «бросил целым потопом» на полотно и которая осветила самые дальние его углы.

Большая ошибка — не видеть за целенаправленным заданием комедии объемности и сложности ее художественного мира. Человеческая жизнь берется Гоголем не в «административном ракурсе», а во всей ее глубине.

Во время посещения Хлестакова Бобчинский обращается к нему с просьбой: «Я прошу вас покорнейше, как поедете в Петербург, скажите всем там вельможам разным: сенаторам и адмиралам, что вот, ваше сиятельство или превосходительство, живет в таком-то городе Петр Иванович Бобчинский. Так и скажите: живет Петр Иванович Бобчинский».

Мы смеемся над необычной просьбой Бобчинского, видя в ней (конечно, не без оснований) проявление «пошлости пошлого че­ловека». Но если подумать, из какого источника вышла эта просьба, т мы почувствуем в ней стремление к чему-то «высокому», к тому, чтобы и ему, Бобчинскому, как-то, говоря словами Гоголя, «озна­чить свое существование» в мире... Форма этого стремления смеш­на и уродлива, но иной Бобчинский не знает. В обычное-то время, может быть, он и не сказал бы этих слов, да и некому. Но тут — час необыкновенный, перед ним — «вельможа», в котором соедини­лось для Бобчинского все высокое и таинственное. Может быть, высказывая эту просьбу, Бобчинский поднимается до самых высо­ких, «поэтических» мгновений своей жизни. Странная, уродливая поэзия! — говорим мы. Но иной поэзии он не знает.

А Городничий, чиновники и все, захваченные мыслью о «реви­зоре»? «Ситуация ревизора» требует от них притворства, игры, но эта игра слишком серьезна, слишком глубоко захватывает "их. Тут «дело идет о жизни человека», как говорит Городничий. Городни­чий хорошо знает, чему равны несколько часов или дней ревизии. Остаться ли ему городничим, быть ли с позором изгнанным, чтобы уступить место другому — более удачливому, но не более честному, получить ли сановное «спасибо», сделать ли карьеру — все, реши­тельно все определится в этот необычный час. На волоске висит его «честь», благополучие семьи. Другие герои пьесы переживают не­что подобное. Слишком много значит для всех них «ситуация ре­визора» — это Се1е-а-1е4е не с одним человеком, хотя бы и «высоко­поставленным», а с самим «роком».

Странный, уродливый «рок»! — говорим мы. Но иного гоголев­ские герои (да и только ли они?) не знают.

Великие русские актеры, участвовавшие в постановке «Ревизо­ра», умели подчеркнуть значение ситуации комедии, объемность внутренней жизни ее персонажей, человечность их переживаний. Игравший Городничего Щепкин, по свидетельству П. Ковалевско­го, «умел найти одну, две ноты почти трагические в своей роли. Так, олова: «Не погубите, жена, дети...» произносились им со слезами в голосе и самым несчастным выражением в лице и с дрожанием под­бородка, так что казалось: вот он сейчас расплачется. И этот плут на минуту делался жалок».

Иначе и не могло быть: Гоголь писал не административную ко­медию, а «всемирное» произведение, обнажающее жизнь современ­ного человека до самых глубин.

Участие в «ситуации ревизора» женщин — прежде всего жены и дочери Городничего — в этом смысле углубляет картину. «Пойдем, Машенька! Я тебе скажу, что я заметила у гостя такое, что нам вдво­ем только можно сказать», — говорит Анна Андреевна после приема Хлестакова. Городничий отнесся к бабьим заботам и наблюдениям презрительно: «О, уж там наговорят! Я думаю, поди только да послу­шай! и уши потом заткнешь». Вообще, до какого-то времени — до «помолвки» Хлестакова — женщины словно оспаривают у Городни­чего внимание «ревизора». Это видно,, например, в III действии, в сцене с Осипом, когда из-за расспросов женщин (какие глаза нра­вятся барину, в мундире ли он ходит и тд.) Городничему никак не удается получить практически более важные сведения. Гоголь не сра­зу додумался до «соперничества»: в первой черновой редакции Го­родничий расспрашивает Осипа один и беспрепятственно.

Но как раз в этом контрапункте скрыт художественный эффект: участие женщин эмоционально «утепляет» «ситуацию ревизора». В нее вовлекаются все сферы внутренней жизни героев. Это видно и в последнем действии, в минуту торжества Городничего, когда грубо-практические мечтания своего мужа о чине и «кавалерии» Анна Андреевна корректирует замечаниями о «тонком обращении» и «амбре»... .

Часто говорится, что Гоголь «изгоняет» из комедии любовь, любовное чувство. Это и верно и неверно. Верно в том смысле, что комедия отказывается от изображения идеальной, «пряничной» любви, а также от построения действия на любовной интриге. Но это же утверждение и неверно, поскольку в широком спектре чувств, пробужденных «ситуацией ревизора», отчетливо различимо и лю­бовное переживание. Кто же будет отрицать, что Марья Антоновна и Анна Андреевна действительно увлечены Хлестаковым?

Гоголь настаивал: «человеческое слышится везде» в его комедии («Театральный разъезд...»). Ко всем ее персонажам в известном смысле применимо то, что говорил писатель о вранье Хлестакова: это лучшая, поэтическая минута их жизни. Это парад чувств и мыс­лей героев, вызванных необычайными обстоятельствами. Комичен, странен этот парад... Но мы не должны забывать, что для самих героев — это настоящая жизнь.

Сделаем одно-два дополнения к уже сказанному о страхе. Страх входит чуть заметной долей во все чувства героев, в том числе и далекие от страха, например, радость. Можно сказать, что персо­нажи «Ревизора» взяты в торжественно-страшную
минуту их жиз­ни. Даже отсутствие страха — это не стойкость, а просто безучас­тие, то есть еще не пробудившийся страх. В «Предуведомлении...» после замечания о «паническом страхе» одних Гоголь упоминает и о тех, которые «смотрят на все дела мира спокойно, чистя у себя в носу». Так смотрел «на дела мира» почтмейстер. Но и он застыл от страха в немой сцене вместе с другими героями пьесы.

Страх — это эманация человеческой общности, взятой в извра­щенной форме, со «знаком минус».

До сих пор мы избегали говорить о второй стороне «ситуации» — о самом «ревизоре». Нам важно было установить ее основное зна­чение, и мы могли это сделать, отвлекаясь от Хлестакова, потому что он «представляет» ревизора по всем правилам. Но он вовсе не ревизор и даже не тот, кто обычно принимался или хотел быть при­нятым за ревизора. У Гоголя не простая ситуация, а (как часто в его произведениях) усложненная.

На месте ревизора мог быть или настоящий ревизор, или об­манщик, или, наконец, лицо постороннее, принятое по ошибке за ревизора, но не воспользовавшееся своим положением.

Первый случай част и тривиален; примеров здесь приводить не нужно.

Второй случай произошел, например, в Устюжне, где какой-то приезжий господин выдавал себя за чиновника министерства и обворовывал жителей. Об этих фактах был осведомлен Пушкин; возможно, их-то и сообщил он Гоголю для сюжета комедии. Кста­ти, литературным аналогом такого случая являются события в «Приезжем из столицы...» Квитки-Основьяненко.

Третий случай произошел с самим Пушкиным, принятым однажды в Нижнем Новгороде за ревизора. Узнав об этом позднее в Оренбурге, Пушкин вдоволь посмеялся над неожиданной и неволь­ ной мистификацией.

Но у Гоголя — ни тот, ни другой и ни третий случай. Его «реви­зор» не совпадает ни с одним из исторически известных (или со­зданных фантазией художника) героев этой ситуации.

Выводы

1.Ситуация комедии проста: ожидание и прием в городе ревизо­ра. В ней участвуют две стороны: ревизующий (ревизор) и ревизуе­мый. Обычно ситуацию «Ревизора» сопоставляют со сходными случаями из жизни. Однако «ситуация ревизора» могла возникнуть в каждом министерстве, департаменте, канцелярии — везде, где взаи­моотношения людей строились на бюрократической основе.

2.Готовясь к встрече ревизора, Городничий заботится лишь о том, чтобы соблюсти форму. Он прекрасно понимает, что от него не требуется преобразований по существу. В конечном итоге, уве­ренность в том, что он лучше других знаком с ситуацией, его и подводит: из-за этого становится возможным самообман Городни­чего.

3.Особо следует сказать о значении страха в комедии. Страх гоголевских персонажей необычен для русской комедии. Ее порочные герои страшились разоблачения и справедливого возмездия. Персонажи Гоголя боятся стать козлами отпущения. Другая особенность страха состоит в том, что он вызван внешними причи­нами — ревизором и теми силами, которые стоят за ним. Гоголь увеличивает диапазон страха и в глубину, и в ширину. В глубину, потому что страх усложняется множеством оттенков. В ширину, потому что писатель показывает действие страха на самых различ­ных героев.

4.Для Гоголя «ситуация ревизора» — современная форма выра­жения цельности человеческой жизни. «Ситуация ревизора» объе­диняет людей. В то мгновение, когда она возникает, Гоголь начинает действие. Когда она исчерпывает себя, Гоголь ее обрывает. Пьеса длится ровно столько, сколько существует «общая забота». Все, что лежит до и после нее, оставлено за пределами пьесы.

5.Гоголь писал «всемирное» произведение (а не административную или политическую комедию), обнажающее жизнь современного человека до самых глубин.

6.Ситуация комедии усложнена, поскольку Хлестаков вовсе не ревизор и даже не тот, кто хотел быть принятым за ревизора, и даже не тот, кто был принят за ревизора по ошибке, как это произошло однажды с Пушкиным Нижнем Новгороде.