«Русские эволюционисты первой половины XIX в.: И. Е. Дядьковский, К. М. Бэр, К. Ф. Рулье, Н. А. Северцов и их работы»

Московская медицинская академия

им. И.М. Сеченова

Кафедра общей биологии, генетики и паразитологии

Реферат на тему:

«Русские эволюционисты первой половины
XIX
в.:

И.Е. Дядьковский, К.М. Бэр, К.Ф. Рулье,

Н.А. Северцов и их работы»

Исполнитель: студент
I
курса 33 группы

факультета военного обучения

Дорофеев А.В.

Преподаватель: Молодожникова Н.М.

Москва

2003г.

Оглавление.

1. Карл Максимович Бэр……………………………………………

2. Карл Францевич Рулье…………………………………………...

3. Николай Алексеевич Северцов………………………………….

4. Иустин Евдокимович Дядьковский……………………………..

Карл Эрнст (в России его называли Карл Максимович) Бэр, родился 28 февраля 1792 года в местечке Пин, в Гервенском округе Эстляндской губернии.

С раннего детства с Карлом занимались домашние учителя. Он обучался математике географии, латинскому и французскому языкам и прочим предметам. В одиннадцать лет Карл уже ознакомился с алгеброй, геометрией и тригонометрией. В августе 1807 года мальчика отвезли в дворянскую школу при городском соборе в Ревеле. В первой половине 1810 года Карл окончил курс школы и поступил в Дерптский университет. В Дерпте Бэр решил избрать медицинскую карьеру. С 1810 — 1814 изучал в Дерптском университете медицину и в 1812 — 13 г. имел возможность заняться ею практически в большом военном лазарете в Риге. Для дальнейшего усовершенствования в науках Бэр поехал в Германию, в Вюрцбург, где под руководством Деллингера занимался сравнительною анатомией; в это время он познакомился с Неес фон Эзенбеком и знакомство это оказало большое влияние на его умственное направление. В 1814 году Бэр выдержал экзамен на степень доктора медицины. Им была представлена и защищена диссертация "Об эндемических болезнях в Эстляндии". В 1917 году Бэр отправился за границу, избрав для продолжения своего медицинского образования Вену. Профессор Бурдах предложил Бэру поступить к нему прозектором на кафедру физиологии в Кенигсбергском университете. Будучи прозектором, он ежедневно руководил практикой студентов. Читал лекции по ана­томии человека. Кроме того, по зимам вел курс сравнительной анатомии и зоологии, в летние семестры объявлял спецкурсы энтомологии, ихтиологии, низ­ших животных, ископаемых животных, истории зооло­гии...

Лекции пользовались успехом. Как-то он пытался было сократить курс зоологии, решив, что медику до­статочно общих сведений и знания тех животных, кото­рые имеют прямое отношение к медицине. Казалось бы, имел некоторые основания надеяться на радость студентов. Увы, «неблагодарные» слушатели потребо­вали восстановить полный курс.

Причина была в том, что лектор отверг скучные каноны, «объединил внутреннее строение животных с их систематикой и старался дать полный обзор всей организации животных». «При этом,— утверждает Бэр,— и мож­но развить такие взгляды, как позвоночная теория черепа, как учение об общем типе строения скелета, об основных формах строения нервной системы и прочие опорные пункты, ведущие к будущей теории строения организма. Все это можно усвоить с наибольшим успе­хом не путем изучения отдельных форм, но путем сравнения между собой всего ряда форм».

Как видно, еще прозектором с первых своих лекций молодой ученый начал активную пропаганду антимета­физических взглядов. В 1826 году Бэр был назначен ординарным профессором анатомии и зоологии, с освобождением от лежавших до сих пор на нем обязанностей прозектора. С этого момента он с еще большей страстью углубился в зоото­мические исследования.

Начались систематические публикации, правда, по совершенно разным вопросам, продиктованным слу­чаем. Дальнейшее изучение осетра, дельфина, тюленя и лося. Паразиты лося. Мухи-кровососы, Материалы к познанию низших животных. Строение ракушек. Бал­тийская медуза. Образование жемчуга в раковинах. Паразиты рыб. Анатомия верблюда. Были также сделаны отдельные доклады: «О единстве органической и неорганической приро­ды в деле распространения органической жизни», «О зарождении», «О развитии жизни на Земле», «О родстве животных», «О происхождении и разви­тии человеческих рас». В этих лекциях Бэр говорил, что «Опыт заставляет нас предполагать, что при согла­сованном ходе природы при всех ее операциях спер­ва образовались на земле простейшие организмы и что человек замыкает этот ряд». «Сравнивая остатки животных и растений с ныне жи­вущими организмами, мы находим среди них много таких, которые так сильно отличаются от современных, что их невозможно и сравнивать, и часто даже остается неясным, к какому классу и порядку должно их отнес­ти... Другие легко включаются в число ныне живущих форм, но очень отличаются от существующих видов; наконец, немногие совершенно сходны с теперешни­ми... Первые находятся в таких слоях земли, которые геологи относят к более древним, последние же при­надлежат к более новым или новейшим слоям». «Если мы бросим теперь взгляд на всю линию развития, то мы заметим постоянное подтверждение того положения, что в ряду следующих друг за другом образований в органическом мире обнаруживается все большее приближение к человеческому строению, что указывает на постоянно повышающееся совершен­ство. В древнейшие времена обособились известняки от кремня — еще безжизненные каменные массы. На них стали расти кораллы, где известь еще господствует над животной основой и приковывает ее ко дну. Позд­нее возник мир моллюсков, еще запертых в тяжелые безжизненные известковые створки, но уже не при­крепленных к месту... Известь приняла форму костей, заняла внутреннее положение в теле животных и теперь служит в качестве опоры для мускулов, органов воли. Но цель еще не достигнута. Гады в ряду много­образных форм повышаются от закованных в панцири черепах и неповоротливых крокодилов к более под­вижным формам... Словом, наблюдается тот же после­довательный ряд, как и у млекопитающих,— от мега­терия и мамонта к более жизненным формам — жиз­ненным, говорю я потому, что есть истинный смысл в этом словоупотреблении, когда мы большую подвиж­ность называем и большей жизненностью. Одним сло­вом: история жизни на земле учит нас о растущем пре­обладании жизни над массой
,— подчеркивает автор.— Она достигает своей вершины в свободной воле че­ловека, которым процесс творчества, по-видимому, и заканчивается».

Лектором была пред­ставлена грандиозная, живописная и цельная картина. Основные ее черты:

- развитие жизни под воздействием факторов среды;

- стремление живых форм к совершенству за счет нарастания подвижности; потом Бэр еще присовокупит второй признак прогрессивной эволюции — увеличе­ние мозга, цефализацию, и это тоже растущее преобладание «жизни над массой»;

- жизнь моложе Земли, человек моложе животных;

- предел совершенства живого мира — свободная воля, проявляющаяся в человеке, которым скорей всего оканчивается «процесс творчества».

Аудитория слушателей была разно­образной, и реакция ее на динамическую картину мира, нарисованную молодым и пылким профессором, должно быть, включала элементы шумного восторга. Свидетельством успеха может служить и то обстоятельство, что публичные чтения Бэра по анатомии и физиологии человека по требованию слу­шателей были собраны в объемистый печатный труд — 520 страниц под заглавием «Лекции по антропологии для самообразования».

Вместе с тем вся картина медленного возник­новения и развития жизни под воздействием среды противоречила канонам того времени. Можно предста­вить воздействие доклада на аудиторию. «Несомненно, идея развития в природе была совершенно чужда добрым кенигсбергским гражданам,— пишет Б.Е. Рай­ков.— Убеждение в неподвижности и в неизменности природы — это обычная черта традиционного метафи­зического мировоз-зрения. Таким образом, для време­ни и места, когда доклад был произнесен, он был, без сомнения, волнующим событием и мог произвести смуту в умах благочестиво настроенных немцев».

Развитием зародыша Бэр интересовался еще у Дёллингера. Задолго до того (в 1759 году) петербургский акаде­мик Каспар Фридрих Вольф опубликовал исследования по развитию цыпленка, столь же не понятные множест­ву биологов и Бэру попервоначалу, которому пришлось несколько раз внимательнейшим образом проштудировать работы Вольфа и Пандера, присово­купить многие размышления сравнительно-анатоми­ческого характера. И стало ясно, что без собственных углубленных наблюдений не обойтись. Тем более что ограничиваться исследованием цыпленка он не соби­рался.

Ученый указывает, что на понимание внутренних процессов в зародыше повлияли соображения об основных типах организации животных. Вернее, они предшествовали наблюдениям. Деление животного мира на такие группы занимало Бэра еще в Берлине, еще до того как в 1817 году знаменитый Кювье опубли­ковал учение о типах. Кювье группировал животных в основном по строению их нервной системы. Бэр же положил в основу деле­ния на типы более широкое понятие: «отношение в рас­положении частей», общий план организации, принци­пиальную схему, осуществляемую в ходе биологиче­ского, так сказать, монтажа. Есть, по Бэру, тип лучистый (периферический) — это морские звезды и подобные им существа. Есть членистые, удлиненные животные организмы — черви и членистоногие. К массивному типу относятся все моллюски. Четвертый тип — по­звоночные.

Вот это деление, самостоятельно разработанное, Бэр и положил в основу эмбриологических исследо­ваний, начатых им в 1819 году. А исследования, в свою очередь, должны были подтвердить теоретическую предпосыл­ку. «Я исходил из того взгляда,— пишет Бэр,— что тип позвоночных является двухсторонне-симметричным, и это стано­вилось все более ясным по мере продвижения моих работ».

Таким образом, в отличие от Вольфа и Пандера Бэр с самого начала положил в основу работы обобща­ющую идею типа, и эмбриология из описательной науки превратилась в науку сравнительную.

Были прослежены все этапы развития цыпленка от перво­го до двадцать первого дня, от «петушьего следа» — зародышевого диска в только что снесенном яйце до прорыва клювом тонкой пленки и первого вдоха, первого писка. Точность наблюдений удивительна для тогдашней микроскопической техники. Сам исследо­ватель утверждает полувсерьез, что успехом он обязан дефекту зрения: близорукость позволяла и при не­совершенной оптике рассмотреть многое, ускользнув­шее от взгляда других. В 1828 году появился в печати первый том знаменитой "Истории развития животных. Наблюдения и размышления", в который вошли процессы исследования. Бэр наблюдал ту раннюю стадию развития, когда на зародышевой пластинке образуются два параллельных валика, впоследствии смыкающиеся и образующие мозговую трубку. Бэр считал, что в процессе развития каждое новое образование возникает из более простой предсуществующей основы. Таким образом, в зародыше появляются сначала общие основы, и из них обособляются все более и более специальные части. Этот процесс постепенного движения от общего к специальному известен под именем дифференциации.

Через десятки лет после исследований Бэра был сформулирован знаменитый биогенетический закон: «Ряд форм, которые проходит индивидуальный орга­низм во время своего развития от яйцеклетки до развитого состояния, есть короткое, сжатое повторе­ние длинного ряда форм, который прошли животные предки того же организма с древнейших времен так называемого органического творения до настоящего времени». Жизнь внесла существенные коррективы в этот закон, много значивший для эволюционного уче­ния и, тем не менее, страдающий механистически упро­щенным взглядом на природный процесс. А одной из важнейших поправок было то, раннее установление Бэ­ра: зародыш можно сравнивать только с зародышем. Невозможно напрямую, без учета многих дополнений и вычеркиваний проследить историю вида по развитию эмбриона.

Итоги эмбриологических исследований Бэра отрази­лись и на его исходном положении о типах. Теперь он говорит о плане строения организма, о плане развития зародыша. Согласно плану осуществляется тот или иной тип: лучеобразное строение радиальных, завитая форма моллюсков, симметричное развитие членистых и двусимметричное позвоночных. Тип есть реализация плана развития.

В 1826 году Бэр открыл яйца млекопитающих. «Яйцо млекопита­ющих,— пишет Бэр,— является, по сути дела, желточным шаром, как птичье яйцо, но только гораздо меньшего размера». И объясняет причину: у птицы снесенное яйцо полу­чает от матери только тепло, в остальном будущая особь находится на самообеспечении; у млекопитаю­щего с первых этапов развития зародыш непрерывно получает материнское питание, ему не нужны большие запасы.

Разумеется, исследователь не остановился на яйце собаки. Он исследовал ряд млекопитающих — от дель­фина до человека, прежде чем убедился в принципи­альной одинаковости наблюдаемой картины. Это открытие было им обнародовано в форме послания на имя Санкт-Петербургской академии наук, которая избрала его 29 декабря 1826 года своим членом-корреспондентом. Другая очень важная находка, сделанная Бэром, – это открытие спинной струны, основы внутреннего скелета позвоночных.

В конце 1834 года Бэр жил уже в Петербурге. Из столицы ученый летом 1837 года совершил путешествие на Новую Землю, где до него не бывал ни один натуралист. В 1839 году Бэр совершил поездку для исследования островов Финского залива, а в 1840 году посетил Кольский полуостров. Бэр с 1840 года начал издавать, вместе с Гельмерсеном, особый журнал при академии, под названием "Материалы к познанию Российской империи". С 1841 года ученый был назначен ординарным профессором сравнительной анатомии и физиологии в Медико-хирургической академии. В 1851 году Бэр представил Академии наук большую статью "О человеке", предназначенную для "Русской фауны" Семашко и переведенную на русский язык. С 1851 года начинается ряд путешествий Бэра по России, предпринятых с практическими целями и вовлекших Бэра, кроме географических и этнографических исследований, в область прикладной зоологии. Он провел экспедиции на Чудское озеро и берега Балтийского моря, на Волгу и Каспийское море. Его "Каспийские исследования" в восьми частях весьма богаты научными результатами. В этом сочинении Бэра более всего интересна восьмая часть - "О всеобщем законе образования речных русел". Весною 1857 года ученый возвратился в Петербург. Теперь Бэр отдался преимущественно антропологии. Он привел в порядок и обогатил коллекцию человеческих черепов в анатомическом музее Академии, постепенно превращая его в антропологический музей. В 1862 году он вышел в отставку, при этом был избран почетным членом Академии. 18 августа 1864 года в Санкт-Петербургской академии наук состоялось торжественное празднование его юбилея. После юбилея Бэр посчитал свою петербургскую карьеру окончательно завершенной и принял решение перебраться в Дерпт. В начале лета 1867 года он переселился в родной университетский город.

16 ноября 1876 года К.М. Бэр скончался тихо, как будто уснул.

Рулье Карл Францевич родился 8 апреля 1814 года в Нижнем Новгороде от родителей французского происхождения. Первоначальное воспитание им было получено дома, а потом, как пишет сам Рулье, «в частных пансионах небогатой руки». Первого сентября 1829 года пятнадцатилетний смуглый мальчик стал воспитанником Московского отделения Медико-хирургической академии, а в 1831 году, с переходом на третий курс, «удостоен звания студента». Медико-хирургическая академия располагала не только оборудованием, но и сравнительно крупными преподавательскими силами. Главой ее был известный ученый – зоолог и пале­онтолог Григорий Иванович Фишер. По окончании курса в академии 18 августа 1833 года К. Ф. Рулье был утвержден лекарем первого отде­ления и «за превосходные успехи» награжден первой серебряной медалью.

Недостаток в средствах к жизни вынудил Рулье определиться в Риж­ский драгунский полк младшим лекарем. В своей автобиографии он пишет, что здесь еще яснее, чем в самой Академии, он понял, насколько занятия практической медициной не соответствуют его наклонностям. Поэтому, когда Г. И. Фишер в начале 1836 года предложил ему место в Академии, он с радостью принял предложение президента московской медико-хирургической академии быть репетитором при академии, и вышел в отставку. Начался период усиленных занятий, наверстывания потерянного за годы службы в ар­мии. Исключительная работоспособность, упорство и настойчивость при­вели к тому, что Рулье не только успешно справился со своими слу­жебными обязанностями, но уже в 1837 году защитил диссертацию «О геморрое» и получил степень доктора медицины. В том же году он был утвержден адъюнкт-профессором зоологии и минералогии, и ему было поручено самостоятельное преподавание этих дисциплин в Медико-хи­рургической академии. Кроме того, в его ведение были переданы мине­ралогический и зоологический кабинеты Академии.

К 1837 году относится начало тесной связи Рулье с двумя замеча­тельными русскими научными учреждениями, с которыми неразрывно переплелась вся его дальнейшая жизнь. В этом году он был назначен хранителем зоологического музея Московского университета и избран дей­ствительным членом Московского общества испытателей природы. Кроме того, «постоянно испытывая недостаток в деньгах», Рулье принимает на себя преподавание зоологии, ботаники и минералогии в 1 Москов­ском кадетском -корпусе, в Александрийском сиротском институте, а затем в Московском воспитательном доме.

В январе 1841 года в «Московских ведомостях» и «Санкт-Петербургских ведомостях» появилось объявление о конкурсе на занятие кафедры зоологии в Московском университете. Требования к соискателям были чрезвычайно высокие. Архивы, к сожалению, не сохранили материалов, из которых было бы видно, каким именно образом справился Рулье с такой задачей. Известно лишь, что 26 февраля 1842 года он был утвержден экстраорди­нарным профессорам по кафедре зоологии.

Лето 1841 года Рулье провел в заграничном путешествии. В своей автобиографии К. Ф. пишет, что после того, как была приобретена не­которая опытность в самостоятельных занятиях, он «...пожелал озна­комиться с преподаванием тех же предметов за границею... дабы извлечь себе отсюда пользу для практической деятельности препода­вания наук естественных в Москве». Получив с 1 мая заграничную командировку, Рулье «...посетил известнейшие собрания Естественных предметов и университеты Северной и Средней Германии и Бельгии, старался сблизиться с известнейшими возделывателями науки, присма­тривался, прислушивался к преподаванию ее лицами, в числе которых были Эренберг, Мюллер, Вагнер, Зибольд, Хушк».

...Впечатления от поездки были разнообразны, но Рулье «...не столько был поражен громадными запасами виденного и слышанного, сколько отсутствием в преподавании и в сочинениях глубоко сознанной необходимости в построении Зоологии, как науки, в соглашении раз­личных ее частей между собою по цели и способу разработки и изло­жения». Основным результатом путешествия было чувство глубо­кой неудовлетво-ренности постановкой зоологии за границей и сознание необходимости выработать для себя самостоятельную программу разра­ботки зоологии и методов ее преподавания.

Вскоре после своего возвращения, Рулье оставил работу в Медико-хирургической академии. В начале 1846 года он был освобожден и от должности хранителя университетского музея. Прекратив вскоре преподавание во всех упомянутых выше средних учебных заведениях, Рулье посвятил себя целиком работе в качестве профессора — заведующего кафедрой зоологии. В 1850 году он был утвержден в звании ординарного профессора.

Деятельность Рулье в Московском обществе испытателей природы была активной и плодотворной. Общество развивало в это время об­ширную исследовательскую, экспедиционную и издательскую деятель­ность. Избран-ный его вторым, а в 1840 года — первым секретарем, Рулъе принял на себя основную тяжесть ведения дел Общества, его большой научной переписки и т. д. Эти обязанности, которые он весьма успешно выполнял до 1851 года, требовали много времени и сил.

Имя Рулье как ученого с годами приобрело заслуженный авторитет и уважение далеко за пределами университета. В широких кругах он пользовался большой известностью как блестящий лектор и талантливый популяризатор естествознания.

Жизнь Карла Францевича оборвалась внезапно, в полном расцвете духовных и физических сил. Утром 9 апреля 1858 года он почувствовал головную боль, но, как обычно, принимал дома студентов и готовился к лекциям. Вечером, в клубе, головная боль резко усилилась. Отказав­шись от предложенного одним из друзей экипажа, он отправился до­мой пешком. Незадолго до полуночи Рулье потерял сознание и упал на мостовой Тверской улицы. Когда прибыл врач, ему осталось только кон­статировать смерть от кровоизлияния в мозг.

НАУЧНОЕ НАСЛЕДСТВО РУЛЬЕ

Заслуги Рулье перед отечественной наукой до сих пор не получили достаточного освещения и должной оценки. Между тем, Рулье много и плодотворно работал в трех областях есте­ствознания — зоологии, палеонтологии и геологии, каждую из которых он обогатил новым значительным содержанием.

В 1841 году, вернувшись из заграничной командировки, Рулье был не просто неудовлетворенным и ра­зочарованным. Он приехал с ясной и твёрдой позитивной программой, выработанной для себя и своих учеников в ответ на разброд и бессистемность в науке и её преподавании за рубежом. Вдумываясь в содер­жание такой статьи как «Сомнения в зоологии, как науке», невольно обра­щаешь внимание на одну черту молодого ученого. Эта черта, так рано проявившаяся и сохранённая им до конца жизни — склонность к ши­роким обобщениям, к разработке общих проблем биологии.

Модное в то время увлечение систематикой, которое захватило по­давляющее большинство зоологов, почти не затронуло Рулье. Образ жизни животных, их взаимоотношения со средой и другими организмами, влияние внеш­них условий на строение и поведение животных, — вот сфера интере­сов Рулье. Отсюда естественно вытекал и его глубокий интерес к изме­нениям животных под влиянием среды, к вопросам изменчивости на­следственности. Материальность природы, ее реальное существование не вызывают у Рулье сомнений. Все явления природы имеют свою историю. Каждое из них когда-то возникло естественным путем, затем оно развивается, видоизменяется, и дает начало другому явлению. Все предметы природы теснейшим, неразрывным образом связаны друг с другом, изменение, развитие одного необходимо влечет за собой изменение, развитие другого.

Краеугольным камнем науки о жизни растений и животных Рулье полагает выдвинутый и разработанный им «закон действенности жиз­ненных начал» («закон общения», «закон двойственности причин» и т. д.). Этому универсальному закону, который Рулье склонен распростра­нить и на неживую природу, подчиняются все организмы. «Всякое яв­ление в животном теле может быть вызвано причиною двоякого рода — или условиями устройства и жизни самого животного, или условиями внешними, посреди которых оно живет. Более причин быть не может...». «Ни одно органическое существо не живет само по себе: каждое вызывается к жизни и живет только постольку, поскольку находит­ся во взаимодействии с относительно внешним для него миром. Это за­кон общения или двойственности жизненных начал, показывающий, что каждое живое существо получает возможность к жизни частию из себя, частию из внешности».

Курс общей зоологии, который Рулье читал студентам естественного и математического отделений, охватывал очень широкий круг вопросов. Это была своеобразная энциклопедия биологических знаний под общим заголовком «Систематика», в которую входили такие разделы, как «Зоогнозия», «Зооэтика» и «Зообиология».

Изложение зоогнозии Рулье начинает с формулировки своего «первого основного генетического закона».
Это «закон общения», имеющий всеобщее значение. Расшифро­вывая первый закон, Рулье выделяет ряд частных положений, вытекаю­щих из него.

1. В процессе развития животного от яйца («среда без­различия») наблюдается постепенное усложнение, диференцировка, спе­циализация органов. «Это закон выделения или обособления орудий...» 2. Каждый орган в своем развитии проходит ряд этапов, поэтому «...все животные, имея существенно одинаковые орудия, должны проходить относительно развития последних одинаковые, последовательные ряды, и тем длиннейшие, тем многочисленнейшие, чем сами стоят на высшей точке организации...». Каждое данное состояние развивающегося органа у высших животных может и должно быть пределом его развития у низко организованных. Но, как бы предваряя значительно более позднюю критику «Основного биогенетического закона» Мюллера — Геккеля, Рулье тут же замечает, что в эмбриональном развитии человека дело об­стоит далеко не так просто. В тот момент, когда какой-либо орган у че­ловеческого зародыша стоит на стадии рыбы или гада, все прочие ор­ганы могут быть на совершенно иных стадиях. Наконец, отмечаются еще два частных закона – орган может недоразвиться («закон задер­жки и остановки развития») и орган не может переразвиться («закон невозможных переразвитий »).

«Второй основной генетический закон»
— закон сближения однородных элементов. Здесь рассматриваются такие вопросы, как симметрия, образование полостей, центростремительная закладка ор­ганов.

В «Третьем основном генетическом законе»
подробно разбирается на эмбриологическом, анатомическом и физиоло­гическом материале «закон уравновешивания органов». Это – старое положение о соотношении и корреляции органов.

Очень интересны «приложения». В одном из них Рулье демонстрирует как, опираясь на закон уравновешивания органов, можно воссоздать по одному зубу и одному позвонку облик такого ископаемого животного как ихтиозавр. Другое приложение посвящено удивительно и изящной характеристике строения класса птиц в связи с образом жизни и - особенностями среды. Если исключить некоторые, очень небольшие детали, неверные или устаревшие, эта характеристика по полноте, стройности и сжатости может и сейчас служить образ­цом прекрасного монографического описания.

Рулье также рассматривает буквально все проблемы эволюции. Посмотрим теперь, как он изображает фактический ход эволюции:

Первые животные все без исключения жили в воде, на что ясно ука­зывают особенности их строения. Очень серьезное доказательство зарож­дения и первоначального развития жизни в водной среде Рулье видит в том, что «...главным законом населения нашей планеты растениями и животными есть та же последовательность в постепенном изменении форм и перехождении из одной среды в другую, которому следуют живот­ные и ныне в отдельном своем развитии». Подобно тому, говорит Рулье, как многие насекомые и лягушки проходят первые стадии разви­тия в воде, так и первые животные первоначально жили в воде, сменив­шись потом земноводными и сухопутными. «Здесь два ясные параллель­ные ряда — один доисторических животных, другой — представленный развитием нынешних животных. Это — генетический ряд. К ним должно прибавить еще и третий, представляемый вполне развитыми нынешними животными, как существами, окончившими превращение, и которые ясно морские, и притом формы относительно низшей, нежели нынешние».

После окончания космической, безжизненной эпохи Земли, когда тем­пература на ее поверхности стала ниже 60° Реомюра, началась эпоха «доисторической жизни», которую можно разделить на три периода.

В первом из них появились древнейшие животные «...исключительно морские, и притом формы относительно низшей, нежели нынешние». На последнее обстоятельство указывает и широкое распространение сре­ди них сидячего образа жизни. Эти животные отличались малым разно­образием, «...как ныне в полярных странах».

Животные первого периода
были относительно однообразны, что вызывалось однообразием внешних условий. «Сходные же условия вызывали и сходные органические существа». К концу периода наб­людалось изменение и диференцировка физических условий, что создавало предпосылку для увеличения разнообразия животных. В это время, на­пример, рыбы, наряду с признаками своего класса, обнаруживают приз­наки класса более высоко организованного—класса «гад». «Некогда исто­рическое появление органических существ на земле шло тем же путем постепенно нарастающего разнообразия, который мы замечаем ныне в развитии растения или животного: чем ближе к первоначальному времени появления существ, чем ближе к первому началу бытия отдельного суще­ства нашего времени — там менее разнообразия, тем все возможные су­щества сходнее между собой, и очевидно потому, что все они, и расте­ния и животные, образуются из одной, первоначально безразличной фор­мы — клеточки. Развитие есть постепенное выделение разнообразий и противоположностей. Во внешних явлениях постепенное развитие пред­мета и нарастающее разнообразие его тождественны».

Начался второй период
в истории жизни на Земле. Однообразие внешних условий сменилось многочисленными местными различиями. Появилось больше суши, возникло разнообразие климатов. «Вместе с тем являлись новые отделы растений и животных, постепенно более и более разнообразящихся как по географическому положению, так и по тече­нию времен года».

Во втором периоде впервые обнаруживаются остатки однодольных растений. «В животных же не явилось ни одной новой основной формы, продолжали только существовать предшествовавшие, изменяясь конечно, в видах и часто в родах, и явился новый класс позвоночных — гады, предуготовленный первым периодом. Гады же, в свою очередь, распались на новые формы, служившие предвестниками последовавших за ними различных порядков нынешних гад (голокожих, или лягушек, ящериц, змей и черепах), птиц и зверей».

В течение всего второго периода наблюдалось «выделение» новых ви­дов и новых групп из класса гадов. Эволюция этого класса прослежена Рулье по тем временам удивительно подробно. Конечно, есть у него здесь и ошибки, вроде безоговорочного признания «крылоящериц» (Pterodactyli) предками птиц. Но в целом нарисованная картина очень точна.

Заключая описание второго периода, Рулье дает ему общую характе-ристику: «Каждый геологический период обнимает время переворотов и преобразования форм, но это особенно справедливо отно­сительно второго, который перенес морскую организацию животных на сушу: это преимущественно период переходных форм, напоминающий нам феодальное время истории человека, когда одни формы отживали и преду­готовляли новые, и когда потому явления имели чудное сочетание отжив­шего и начинающего жить».

Третий период
, или «третичный» ознаменовался большим со­бытием — в это время «...показывались впервые звери, дотоле неизвест­ные и ныне уже не существующие...», которые «... постепенно пере­ходили в формы, ныне живущие». Наряду с возникновением новых родов, многие роды исчезли совершенно. Вообще «третичное» время ха­рактерно в истории животных рядом особенностей. Вымерли, исчезли с лица Земли виды, имевшие очень узкое распространение. Виды ныне су­ществующие принадлежат к родам, ранее широко распространенным. Сов­ременные роды были распространены далее к северу, чем в наше время. «Под конец третичной эпохи, когда климаты распались...», наступил лед­никовый период, который привел к массовому вымиранию целого ряда животных.

Рулье прекрасно понимал, что представление об эволюции животного царства было бы не полным без указания места, занимаемого в ней че­ловеком. В 1850 году с кафедры императорского Московского университета говорить на такую тему было, конечно, более, чем рисковано. Тем не ме­нее, Рулье нашел в себе мужество упомянуть и об этом. В своих лекциях он неоднократно замечает: «...если бы тогда жил человек...», подчер­кивая тем самым возникновение его в более поздние времена. После опи­сания «третичного» периода и упоминания о наступившем оледенении, Рулье прямо указывает, что человек появился, когда условия жизни ста­ли тождественными, или, во всяком случае, близкими современным. Бо­лее детального рассмотрения вопроса трудно было бы от Рулье требовать, тем более, что даже за такие глухие намеки он подвергся серьезным го­нениям со стороны официальных чиновников науки.

Такова общая картина развития животного царства, нарисованная Рулье на примере позвоночных.

Северцов Николай Алексеевич

(1827-1885 гг.)

Северцов Николай Алексеевич родился 27 октября 1827 года в Воронежской губернии в семье помещика. С десяти лет мальчик самостоятельно наблюдал за жизнью животных в лесу и в поле. В 1843 году шестнадцатилетним юношей Северцов приехал в Москву и поступил в университет на естественное отделение. Важнейшим событием в университетской жизни Северцова была его встреча с профессором Рулье, который читал студентам лекции по зоологии. Это обстоятельство определило круг дальнейших занятий и интересов Северцова. В 1846 году Северцов окончил университет и начал работать над диссертацией. Десять лет продолжалась эта работа, и результаты ее составили труд (около 500 страниц) под названием «Периодические явления в жизни зверей, птиц и гад Воронежской губернии» (1855 год). Работа Северцова получила высокую оценку у современников. Академия Наук присудила автору Демидовскую премию, причем в отзыве о работе указала, что это сочинение «как бы открывает собой новую колею, по которой можно дойти до важных открытий». Это было первое капитальное исследование, посвященное вопросам экологии, на русском языке.

5 ноября 1855 года Северцов успешно защитил диссертацию, однако университетским преподавателем он не стал. Молодой ученый решил отказаться от педагогической деятельности в высшей школе и всецело посвятил себя научным исследованиям. Он предпринял ряд путешествий в Среднюю Азию, которые продолжались 20 лет и оказались весьма плодотворными для науки.

Первое путешествие Северцова началось летом 1857 года и было посвящено изучению Арало-каспийской низменности.

В 1860-1862 годы Северцов совершил несколько поездок в Уральскую область, обследуя течение реки Урал и некоторых ее притоков и северные берега Каспийского моря. В 1864 году он предпринял новую экспедицию – на этот раз в Тянь-Шань.

Уже в следующем году Северцов уехал в Туркестанскую научную экспедицию, которая продолжалась с перерывами три года (1866-1868 гг.). Северцову было поручено изучение физической географии и геологии нового края, а также его флоры и фауны. Эта большая экспедиция дала богатейшие научные результаты – была изучена верхняя часть речной системы Сырдарьи, а ученый был первым европейцем, побывавшим в центральном Тянь-Шане и у озера Иссык-Куль. Вернувшись в конце 1868 г. в Петербург, Северцов приступил к научной обработке собранных им во время путешествий богатейших материалов, на что ему понадобился ряд лет усиленной работы.

Свои наблюдения и открытия Северцов описал в нескольких больших сочинениях. Важнейшим из них является зоогеографический труд под заглавием «Вертикальное и горизонтальное распределение туркестанских животных» (1873 год). Это сочинение украшено мастерскими рисунками Северцова с изображением туркестанских животных, сделанными с натуры и в красках. В том же году вышло второе сочинение Северцова под названием «Путешествия по Туркестанскому краю и исследования горной страны Тянь-Шаня».

Закончив обработку своих материалов, в 1874 году путешественник отправился в экспедицию на восточный берег Аральского моря в район Амударьи.В 1877 и 1878 гг. он дважды ездил на Памир, наконец в 1879 году побывал в Семиреченской области и в Западной Сибири. Все эти поездки дали новый громадный материал для его научных работ. В одну из своих заграничных поездок в 1875 году Северцов побывал у Дарвина, который знал о его работах и отнесся к русскому ученому с большим вниманием и интересом.

Северцов, к сожалению, не успел подвести окончательных итогов по выдвинутым им научным проблемам и в полной мере использовать свои труды. 27 января 1885 года трагически окончилась его жизнь. Переправляясь на лошадях по льду через реку Дон, он провалился в ледяную воду. Хотя Северцова и удалось вытащить, но он тут же умер от удара, вызванного внезапным потрясением. Замечательный ученый погиб на 58-м году жизни и часть его крупных работ осталась незаконченной.

Сильный ум, выдающаяся способность подмечать природные явления, уменье не только наблюдать, но и обобщать факты – все эти качества первоклассного ученого помогли Северцову прийти к эволюционному взгляду на природу.

Северцов является одним из самых крупных самобытных русских эволюционистов до дарвиновского времени. Его эволюционное мировоззрение проявилось уже в первых работах, написанных в середине 50-х гг. XIX века. Северцов сделал эти выводы не на основании изучения литературных источников, а в результате личных продолжительных наблюдений природы во время своих экскурсий и экспедиций.

Северцов пришел к убеждению, что виды животных изменчивы и текучи; они живут и развиваются подобно организмам и способны выделять новые виды, отличные от прежних.

Главным фактором видообразования, по мнению Северцова, является влияние на животных внешней среды – климата, рельефа местности, пищи, состава воздуха и т.д.

Процесс эволюции Северцов понимал широко и допускал филогенетические связи не только в пределах рода или семейства, но и между большими отделами животного мира. Эти связи укладываются, по его мнению, в древовидную схему.

Северцов принял учение Дарвина и сделался его горячим поборником. Однако он не следовал ему буквально, а дополнял указаниями на непосредственное влияние внешней природы на организмы.

Иустин Евдокимович Дядьковский родился 1 июня 1784 года в селе Дядькове, недалеко от Рязани. Родители Дядьковского жили в нужде. Его отец был служителем при церкви. Пытливость и ум с детства выделяли Дядьковского. Учился он сначала в Рязанском духовном училище, а затем в Рязанской духовной семинарии. В то время в России было мало школ. Детям простых людей поступить в них было нелегко. Рязанская семинария оказалась единственным учебным заведением, доступным для юноши. Не без труда он поступает в нее. Он учился блестяще; был чужд интересов большинства своих сверстников, тянувших лямку по необходимости или ра­ди предстоящих выгод. Изучая предметы семинарского курса, он усваивал их критически, одновременно вырабатывая собственную точку зрения. С 1802 года Александр I приказал во всех духовных школах преподавать начатки медицинских знаний. Таким образом, с 1803 года в Рязанской семинарии был открыт класс медицины. Знакомство с медициной, несомненно, имело для Дядьковского большое значение. Здравый смысл подсказывал, что дальнейшее пребывание в семинарии будет потерей времени; Дядьковский стал помышлять об уходе.

В 1809 году И.Е. Дядьковский приезжает в Москву, где по­ступает в число казеннокоштных студентов Медико-хирурги­ческой академии. В число казеннокоштных студентов по­ступали главным образом воспитанники духовных семинарий, а также Московского воспитательного дома и Конюшенного ведомства. Наступили годы еще более упорного труда. И.Е. Дядьковский учился в академии с 1809 по 1812 г. и окончил ее с серебряной медалью в первом выпуске. По предложению профессора Е.О. Мухина, он в числе несколь­ких других талантливых студентов был оставлен при академии для подготовки к преподавательской деятельности.

В связи с началом Отечественной войны 1812 года многие профессора и все молодые врачи первого выпуска академии ушли в армию. Одним из первых ушел в ополчение и И.Е. Дядьковский. В прошении своем он писал: «Движимый любовью к России, хочу послужить, как истинный сын ее». Молодой врач был направлен в Головинский госпиталь. В Москве Дядьковский оставался недолго. Отступавшая и разбитая армия оставила стране тяжелое наследие – эпидемию тифа. Дядьковский был направлен в г. Верею на борьбу с эпидемией. По приезде из Вереи Дядьковский ряд лет много и упорно работал над собой. Он самостоятельно снова прошел весь курс медицинского факультета, изучил основные европейские языки (английский, французский, немецкий и итальянский). В эти годы (с 1813 по 1820) он писал свои первые научные работы, успевал прочитывать нужную ему литературу, вел исследовательские занятия в лабораториях академии и в терапевтической клинике, открытой в 1818 году.

Профессорско-педагогическая деятельность Иустина Евдокимовича началась в Медико-хирургической академии вскоре после защиты им докторской диссертации в 1816 году и продолжалась до конца 1835 года. В первое время, несколько семестров, он читал ботанику и фармакологию, а затем внутренние болезни. Терапевтический курс был в то время весьма обширным: в него входили общая патология с этиологией и симптома-тологией, общая и частная терапия с детскими, кожными и нервными болезнями. До 1831 года Дядьковский вел преподавание только в Медико-хирургической академии.

Огромная популярность Дядьковского как профессора объяснялась тем, что у него на лекциях студенты получали глубокие знания. Кроме того, они слышали здесь то, чего и в помине не было на других кафедрах: острую критику метафизических теорий и изложение медицины в единственно правильном — научно-материалистическом освещении. Все сведения сообщались просто, логично и красноречиво.

В 1830 году профессорская деятельность Дядьковского временно прекращается, и он принимает участие в борьбе с хо­лерной эпидемией. 28 августа 1830 года была организована Центральная ко­миссия для борьбы с холерой; в нее назначили виднейших врачей того времени. Дядьковский был одним из ее членов. Он изучал болезнь. Итоги его деятельности были весьма значительны. С одной стороны, он сумел доказать практическую ценность предложенных им лечебных мероприятий, с другой стороны, на основе опыта борьбы с холерной эпидемией он пришел к ряду важных теоретических обобщений. Вскоре членами Цен­тральной комиссии по борьбе с эпидемией был написан «Трак­тат о холере», изданный Медицинским советом в 1831 году.

Личность Иустина Евдокимовича, его многосторонняя яркая деятель-ность, пропаганда естественных наук, демократизм, философские взгляды, противоположные взглядам реакционной правящей верхушки, — все это не могло пройти незамеченным для царского правительства. Слишком велико было влияние ученого на общество и особенно на молодежь. С другой стороны, с ним как с видным специалистом не могли не считаться даже и недоброжелатели. В начале 30-х годов, несмотря на все усиливавшееся дав­ление реакции, зависть и вражду со стороны консервативной, - особенно немецкой, профессуры, слежку за каждым его ша­гом, Дядьковский был особенно деятелен. Именно в 1833 году Иустин Евдокимович закончил и подготовил к печати свой замечательный курс «Общей патологии». В том же году он выпускает свою оригинальную классификацию болезней. На тот период падает и ряд его важных экспериментальных работ по физиологии центральной нервной системы. Но, кроме напряженной научной деятельности, он проявил и высокое гражданское мужество, выступив в 1833 году с речью, обличавшей уродливое воспитание молодежи и направленной в защиту естественных наук.

Однако его враги не дремали. В 1834 году Дядьковского уволили из академии, а через год и из уни­верситета. Поводом к тому послужило следующее обстоя­тельство: раз на лекции он коснулся вопроса о гниении трупов, причем объяснил, в каких слоях земли и в каких местностях труп не подвергается разложению, а в каких превращается в мумию. Указав на Березов, он добавил, что там, найдя труп в целости, иной может принять его за нетленные мощи, при­надлежащие какому-нибудь угоднику. Вот об этом-то доба­влении и доложено было его врагами попечителю графу С.Г. Строганову как доказательство его кощунства над пра­вославной религией. Вследствие этого ему предложено было подать в отставку. Из университета Иустин Евдокимович был уволен позже – с 1 января 1836 года, «вследствие преобразования университета по высочайше утвержденному 26 июля 1835 года уставу».

Вынужденный оставить университет, Дядьковский почти прекратил и врачебную деятельность, лишь изредка принимая больных. Вскоре Иустин Евдокимович тяжело заболел. В 22 июля 1841 года состояние его здоровья резко ухудшилось. Он понял безнадежность борьбы за продление жизни. Оценивая прожитые годы, он сознался в разговоре с окружающими, что был слишком строг к своим трудам и слишком мало печатал.

Идеи о единстве, материальности и развитии

природы в трудах И. Е. Дядьковского.

Значительное место в творчестве И. Е. Дядьковского за­нимает выяснение вопроса о единстве и многообразии в при­роде и их причинах и в связи с этим выяснение вопроса о соответствии организации живых тел условиям окружающей их среды.

Иустин Евдокимович задолго до того, как в науке утвердилась теория об историческом развитии органического мира, был убежденным глашатаем эволюционных идей. Несколько позднее в большим неопубликованной работе «Общая патология», как и в ряде своих лекций, о чем свидетельствуют сохранившиеся записи их, он развертывает широкую картину становления органического мира из неорганического. Вместе с тем он верно указал на климат, пищу и образ жизни, как на главные причины изменчивости. Очень важно, что вопрос об эволюции ставится им в связи с проблемой о так называемой целесообразности, т. е. связывается с борьбой против телеологии.

Привлекает внимание и другая особенность эволюционных воззрений Дядьковского, имеющая большое значение для по­нимания путей развития учения об историческом развитии живой природы. Вопрос об эволюции живых форм по сущест­ву не входил в круг центральных проблем, над разрешением которых работал Дядьковский. Его эволюционные идеи яв­ляются результатом и органически вытекают из материалисти­ческого взгляда на природу.

Признавая единство природы, Дядьков­ский считал материю единым началом все­го существующего. Отсюда, последовательно развивая свои доказательства, он писал: «...первый источник, из которого должно почерпать объясне­ния всех тайн природы, должно искать не в силе или в каком-либо особенном начале, которое доселе старались отыскать и которое теперь можно отвергнуть как бесполезное произведение вымысла; но только в материи, как безусловной причине явлений».

Источником развития, по Дядьковскому, является сама материя. Этот вывод он прямо направляет против деизма известного тогда естество-испытателя, деда Ч. Дарвина, Эраз­ма Дарвина (1731—1802), против идеалистической философии Шеллинга и его русских последователей. «Нет никакой нужды, согласно с Дарвином, воодушевлять материю, — писал он, – каким-нибудь жизненным духом, или, последуя трансценден­тальным философам, оживотворять ее идею всеобщей жизни, или разделять на часть объективную и субъективную. Сама материя, как материя, по нашему мнению, жива; сама ма­терия содержит в себе начало или основа­ние всех своих действий, т. е. в самой ма­терии заключается способность произво­дить все те действия, которые мы замеча­ем в ней...»

Исследования Дядьковского о развитии человеческого зародыша имеют огромное значение по двум обстоятельствам: с одной стороны, они доказывают единство природы и челове­ка, доказывают полную зависимость происхождения человека от материальных процессов развития неоргани-ческого и орга­нического мира; с другой, предвосхищая на пятьдесят лет выво­ды западноевропейской науки, дают в первоначальной общей формулировке закон биогенетического развития, подтверждая правильность научно-философских концепций ученого.

Во всех работах по изучению развития различных царств природы руководящей мыслью Дядьковского является стремление показать историческую эволюционную постепенность, с которой возникали как самые эти царства природы, так и их отдельные формы и представители. Он доказывает, что мате­рия в своем смешении произвела сначала наиболее простые формы предметов, растений и животных. По мере усложнения этого смешения возникали по тем же законам, проходя те же фазы развития, и новые, более высшие формы. Таким образом, эволюционный принцип и идеи трансформизма являются характерными особенностями научно-философской системы Дядьковского.

Список литературы.

1. Варламов В.Ф., Карл Бэр – испытатель природы. Знание. М., 1988.

2. Бэр К.М. Автобиография. Ред. акад. Е.Н. Павловского. М., 1950.

3. Петров В.С., К.Ф. Рулье, Московское общество испытателей природы, М.,

1949.

4. Богданов А.П., К.Ф. Рулье, том 2, М., 1889.

5. Яблоков А.В., Выдающийся отечественный эволюционист Северцов Н.А., М.

1966.

6. Микулинский С.Р., И.Е. Дядьковский, Московское общество испытателей

природы, М., 1951.

7. Лушников А.Г., И.Е. Дядьковский и клиника внутренних болезней первой

половины XIX века, Медгиз, М., 1953.