Р а 3 д е л 4 Книги Кронина С. И. «Режиссура социальных игр» Базовые Игры Человека

Р А 3 Д Е Л 4 Книги Кронина С.И. «Режиссура социальных игр»

Базовые Игры Человека

Высший
— тот, кто знает от рождения,

Следующий
— тот, кто познает в учении,

Следующий далее
— учится, когда испытывает крайность;

Те же, кто и в крайности не учатся,
— люди низшие.

Когда ты исправляешь сам себя,

то с чем не справишься в правлении?

Конфуций.

Глава 4.1. ПОНЯТИЕ «СОЦИАЛЬНАЯ ИГРА»
И ЕЕ ЦЕЛИ

Термин «игра» многофункционален и включает в себя множество игр разнообразного назначения: детских, компь­ютерных, «карточных», деловых, производственных, психо­логических и др. Все понимают такие выражения, как «игра природы», «игра случая», «игра судьбы». Игрой также назы­ваем театрализованные представления, спортивные состяза­ния. Воспринимаем сам термин «игра» как некое «развлече­ние», что-то несерьезное, не имеющее значения.

В данной работе понятие термина «игра» по своей сути достаточно близко к значению, изложенному известным аме­риканским психологом — основоположником трансактного анализа Э. Берном в книге «Игры, в которые играют люди»: «Не следует заблуждаться относительно значения слова «игра»... Игра совсем не обязательно предполагает удоволь­ствие или веселье. Например, коммивояжеры совсем не счи­тают свою работу забавной, как это прекрасно показал Ар­тур Миллер в пьесе «Смерть коммивояжера». Многие игры весьма серьезны. Так же, как сегодня спортсмены всерьез иг­рают в футбол, так и большинство игроков нельзя обвинить в отсутствии серьезного отношения к играм.

То же самое относится и к словам «играть» и «игрок». Это могут подтвердить игроки в покер, а также те, кто долго играл на бирже. Этнографы, представители других наук зна­ют о том, какой серьезный характер могут приобретать игры. Одна из самых сложных когда-либо существовавших игр — «Придворные» превосходно описана Стендалем в «Пармской обители». Эта игра отличалась убийственной серьезностью.

Наиболее зловещей игрой является, конечно, война». Далее Э. Берн определяет область применение своего ин­струмента: «В рамках различных дисциплин социальное дей­ствие можно рассматривать с многих точек зрения. Посколь­ку наши интересы лежат в области психодинамики личнос­ти, то наш подход относится к социальной психиатрии. Мы как бы в неявной форме, выносим суждение о том, насколько данные игры отвечают понятию «душевное здоровье».

Этот подход несколько отличается от других подходов психотерапии и социальной психологии. Со своей стороны психиатрия полагает, что анализ игр — это специальный раз­дел «трансакционного анализа» как части социальной пси­хиатрии. В этой связи можно заметить, что трансактный ана­лиз — эффективный манипулятивный инструмент психоло­гии, что и определяет область его применения.

Ведь неслучайно каждый инструмент имеет свое строгое назначение и разрабатывается для своих собственных задач. Кстати, и психология — один из видов «игры», мало отли­чающийся по своему «внутреннему механизму» от «игры в авиацию» или «игры в математику», что будет понятно из дальнейшего материала. Просто каждая деятельность создает свой «виртуальный мир», в котором и существует автоном­но, пересекаясь с другими «играми» только на «границах своего влияния» в рамках большой игры — социума. От­сюда становится понятным, что детали «игр» вполне реаль­ных процессов управления и их режиссуры, являющихся основ­ными областями настоящей книги, иные, что делает приме­нение «трансактного анализа» не вполне корректным.
Более того, при использовании трансактного анализа происходит потеря социальной цели, приводящая к вполне определен­ным издержкам.

В дополнение к сказанному приведем определение игры по Э. Берну: «Игра — только тот процесс, где существуют «скрытые мотивы и наличие выигрыша». Он поясняет: «Если человек честно просит, чтобы его утешили, и получает утешение, то это операция. Если кто-либо просит, чтобы его утешили и, получив утешение, обращает его против утеши­теля, то это игра... Если же в результате игры один из учас­тников получает «вознаграждение», то становится ясно, что в ряде случаев операции следует считать маневрами, а просьбы — неискренними, так как они были лишь ходами в игре. Например, в игре «Страхование», о чем бы страхо­вой агент ни вел разговор, если он настоящий игрок, то он ищет клиента или «обрабатывает» его. Заполучить «добы­чу» — его единственная цель». Можем добавить, что игрой считаем даже те действия человека, в результате которых он не получает явного «выигрыша», полностью отвергая саму возможность «неискренних действий» (см. «Фундаменталь­ные игры»).

Следует сразу разделить игры на: (а) игры «спортивные», в которых всегда существует объективный результат — «вы­игрыш»; и (б) театральные, в которых разыгрываются чув­ства и сценарии, но объективной «победы» нет.

С этой точки зрения «игрой» называем все, что человек де­
лает, даже тогда, когда находится один.
Дело в том, что если что-то делаем, то значит что-то и получаем. Например, на­ходимся в пустой комнате и не хотим ничего делать, никого видеть, никуда идти — получаем уединение, покой, отдых, концентрацию на собственных мыслях и переживаниях — позитивных или негативных, неважно. Но все-таки их полу­чаем! Тогда что же говорить о тех моментах, когда хоть что-
то делаем,
даже просто направляясь куда-то.

Таким образом, по нашему представлению, игра — это и работа, и образ жизни, и поведение, и «модель» общения, и поездка на машине, и семейная жизнь, и воспитание детей, и принятие душа, и многое-многое другое: всё, что делает че­ловек.

Что же не является игрой? Только то, без чего человек не может существовать как биологический организм и что не в
его власти изменить: еда, но не процесс «принятия пищи», при
родные инстинкты.
Все остальное, в какую бы форму они не облекались, — это игра. Более того, дополним, что ради удов­летворения именно этих инстинктов человек и ведет игру.

К примеру, возьмем процесс принятия пищи в различ­ных социальных группах. Одни группы предпочитают иметь полный «технологический процесс»: от закупки сырых и других продуктов до приготовления и принятия пищи в кругу семьи; другие привыкли посещать специальные заведения, где обряд кушанья совмещен с приятным времяпрепровождени­ем, исключая «технологический» процесс. В принципе, и те, и другие удовлетворяют одну и ту же физиологическую по­требность, и с этой точки зрения разницы между ними ника­кой; но делают это по-разному. Они распоряжаются своим временем так, как считают «правильным» или «достойным», так как хотят или привыкли.

Но зачем человеку нужно так «усложнять» свою жизнь — создавать дополнительные правила и «ритуалы»? Ответ крайне прост — человек не может находиться в бездействии: он не переносит скуки. Поэтому всячески стремится запол­нить свое время эмоциями, действиями.

В тяжелых экономических условиях, например, войны, создавать дополнительные «сложности» смысла не имеет: в это время и так достаточно вопросов, которые требуют ре­шения. Но в стабильной ситуации, когда ничто не угрожает ни жизни, ни благополучию, наступает скука — возникает «свободное» время, которое требуется чем-то заполнить. Одни погружаются в работу, другие — в социальную жизнь, тре­тьи — в общественные движения и дела, четвертые находят

себе «хобби».

Уместно напомнить, что первичны инстинкты, и в этом вопросе опираемся на работы Фрейда, и что общество разде­ляется именно по формам их удовлетворения.

К игре также относим любую мысль, действие, всё, что имеет альтернативу. Этого нельзя сказать об инстинктах: на­пример, инстинкт выживания или продолжения рода — тут нет «свободы выбора». Рассмотрим, к примеру, добычу про­дуктов питания, которые возможно либо купить, либо выра­стить на собственном участке, либо получить путем натураль­ного обмена. То есть, у человека есть выбор того, как обеспе­чить себя продуктами. И выбирает он форму их получения в рамках своей игры. Кажется абсурдным, чтобы городской житель, бросив всё, уехал заниматься сельским хозяйством. Но это в его власти, и никто, кроме него самого, не в состоя­нии ему запретить принять такое решение. И подобные при­меры не так уж редки в нашей жизни; другое дело — непри­вычны.

Может показаться, что игры должны быть осознаны. В действительности — наоборот. Игра — это программа, ко­торая управляет человеком, но не иначе. То, что сегодня при­выкли называть игрой, — всего лишь «тривиальная паро­дия» на действительно протекающие процессы.

В основе РСИ, как уже отмечалось, лежат не только по­ложения официальной науки, но и различных учений, вклю­чая, например, трансперсональную психологию. Но даже при столь мощном расширении рамок восприятия и мышления жизнь остается игрой, имеющей в своей программе «начало и конец». Вместе с тем, находясь внутри жизненных реалий и испытывая «все их прелести», сказанное воспринимается с трудом, если вообще воспринимается. Но в то же самое вре­мя история человечества, например, история XVIII века, его персонажи, события, происходившие тогда, видятся сейчас, как игра, спектакль. А жизнь Древнего Египта или фигура Клеопатры воспринимаются сегодня, как красивая сказка, «предание».

Следует заметить, что излишне серьезное отношение к жизни переводит «гибкую, красивую» игру в «серую повсед­невную» реальность. Человеку дан «великий дар» — быть сво­бодным и наслаждаться жизнью; но он очень редко его ис­пользует и живет по «программе», которая чаще всего не яв­ляется самой удачной. Изучая РСИ, во главу угла ставится приобретение человеком понимания жизненных программ и на этой базе умение выйти за привычные рамки и избавиться от привычки серьезно относиться к происходящему вокруг.

В действительности человек обладает правом выбора же­лаемых эмоций, чувств, результатов. Для того чтобы дос­тигнуть желаемого, всегда существует огромное количество возможностей. Можно даже сказать, что объективные усло­вия — это не более чем наше восприятие, «сон», программа. Как только пропадает такое восприятие как «трагизм» ситуа­ций, начинаем легко находить новые возможности. И объяс­нить данный феномен возможно обычной логикой: когда мы гуляем по летнему полю, то замечаем всё, но ни на чем не задерживаем свое внимание — наслаждаемся: можем прилечь, пробежаться, подумать. Но вот на горизонте появилось боль­шое черное облако, которое быстро растет и уже слышим гром. Теперь всё посвящено спасению от дождя; с этого мо­мента «летнего поля» для нас больше нет — только «про­грамма», как уберечься от дождя и молний и соответственно снижается возможность маневра. Примерно такой же особен­ностью обладает и страх: именно поэтому в критических ус­ловиях гибнут те, кто боится, кого парализует страх. Отвага — это не безрассудство, а умение не попасть под влияние «про­граммы», выйти из нее.

Что касается понимания глубинного процесса формиро­вания игр-программ, то мы полностью согласны с Э.Берном: их формирование идет в процессе жизнедеятельности челове­ка, но принципиальные основы закладываются в первые годы

жизни.

Как показывают наблюдения и их анализ, каждый чело­век, в принципе, имеет одну центральную социальную игру, которую он «упрямо отрабатывает» в течение своей жизни. Причем даже не догадывается, что его жизнь может сложить­ся иначе, если он того захочет; но тем более не подозревает, что его жизнь — игра, программа. Отсюда понятно, что его не посещают мысли что-то изменить в своей жизни.

Взрослея, человек «врастает» в свой основной, содержа­щий все его возможности, результаты и проблемы, сцена­рий, оформляя его в «образ жизни» — набор игр. Растет его профессиональный уровень игрока, он начинает «выигры­вать» в свою игру, и вскоре ему начинает надоедать решать все время однотипные задачи, но, к сожалению, что-либо из­менить в ней не может: нет из нее выхода — нужен новый сценарий игры. Следует добавить, что макросценарий жизни и микросценарий общения человека подобны по причине одной и той же программы. Следовательно, человек всю жизнь отыгрывает одну и ту же «схему чувств», что приводит к их пресыщению: азарт игры уходит и приходит необходи­мость просто жить, а значит — играть вынужденно. Там, где действия вынуждены, — нет энергии. Именно поэтому дети так активны, но уже к тридцати годам силы «куда-то» ухо­дят, мотивация действовать падает.

Только сменив игру, можно возродить и интерес к жиз­ни, и энергию.

Возможно, когда-то, «очень давно», игры были хаотич­ны, индивидуальны. Но с зарождением первых норм совме­стной жизни, позднее идеологии или религии, появились «офи­циальные» игры и роли, которые прочно и жестко закрепи­лись в сознании человека. Сегодня, как уже отмечалось, игра, с одной стороны, определяется родителями, с другой — су­ществующими условиями жизни.

Человек, сам себе не отдавая отчета, играет «свою роль», действует по строго заданной программе. Но игра - это поведенческая привычка, не более; она настолько превратилась в «привычку», настолько поддерживается социумом, что человек рассматривает себя единым с иг­рой — они одно целое. Точно также европеец отождеств­ляет себя со своим телом, но во многих религиях это — совсем иначе. Хотя семантически мы обращаемся к телу как к вещи, которая принадлежит нам: «мое тело», «чув­ствую где-то сбоку, внизу».

Поэтому, можно сказать, что умение «виртуозно играть» — это не столько поведенческий навык, сколько образ мыс­лей, форма мышления, которую можно совершенствовать до бесконечности. Без коренного изменения восприятия реаль­ности невозможно выйти из существующей программы: как бы ни старались, что бы ни делали, все равно каждый «сво­бодный» шаг предопределен программой.

Помимо того, как упоминалось выше, каждая игра все­гда имеет свою проблематику — те вопросы, которые она решает, с чем борется. Поменяйте проблематику игры, то тут же изменится и игра. Но, как это ни печально, проблематика игры, следовательно, и сама игра, равно как и проблемы, которые решаются человеком на протяжении всей жизни, меняются крайне редко.

Следует отметить, что игры могут быть: (а) «виртуозные», когда человек вышел из шаблона игры, точнее, по собствен­ному желанию начал жонглировать «играми», и (б) обыч­ные, коммуникативные игры. Идеален, безусловно, выход из игры. Но необходимо воздерживаться от «сверхзадач», то есть быстрейшего достижения «выхода из игры», — все должно происходить постепенно, исключая какие-либо ускорения. Тогда этот процесс абсолютно безопасен и протекает без ос­ложнений. Тем более что даже первые шаги дают очень мощ­ный результат, привыкание к которому требует времени.

Теперь можно перейти к рассмотрению общего алгорит­ма игры и Базовых Игр, позволяющих по другому воспри­нимать происходящие вокруг нас процессы, а также много­кратно усиливать систему Апгрейда в отношении прежде всего вашего лидерства. Причем приобретается способность гибко видоизменять принцип «сценарий жизни», тем самым полу­чая возможность подбирать тактический сценарий под конк­ретную задачу. А это не просто «прорыв» — это начало «кра­сивой» игры.

Глава 4.2. КЛАССИФИКАЦИЯ БАЗОВЫХ ИГР

В современной психологии существует различные систе­мы классификации людей по группам и типам. Для деления людей на различные психологические типы можно исполь­зовать 3. Фрейда, Э. Берна, или классифицировать по темпе­раменту, строению тела. Эти системы, как и любые другие системы классификации, имеют свои конкретные области при­менения, которые совсем далеки от стоящих в данной работе задач — управления и эффективного общения.

Широко известны классификации по социальным типам характеров. Так, Э. Фромм выделил и описал пять типов со­циального характера, которые обнаруживаются в современ­ном обществе: рецептивный, эксплуативный, накопительский, рыночный и продуктивный. Эти типы являют способ отно­шения индивидов как к миру, так и между собой. Лишь пос­ледний расценивается Э. Фроммом как здоровый и отражает то, что К. Маркс называл «свободной сознательной активно­стью». Любой индивидуум представляет смешение этих ти­пов или направленностей, хотя одна или две из них могут выделяться из остальных. Так, тип человека может быть про­дуктивно накопительским или непродуктивно накопительс­ким. Продуктивно накопительский тип может воплощаться в человеке, приобретающем землю или накапливающем день­ги для того, чтобы обрести возможность большей продук­тивности; к непродуктивно накопительскому относится че­ловек, занимающийся накопительством ради накопительства, без какой либо пользы для общества.

А теперь попробуем применить эту классификацию в жизни для того, чтобы, например, взять кредит в банке или познакомиться с нужным человеком за короткий промежу­ток времени.

Очевидно, что в жизни прежде всего необходима схема — алгоритм, зная которую, каждый человек мог бы не толь­ко легко определить тип человека и знать, как с ним общаться и как им управлять, но и самое важное — абсолютно точ­но предвидеть шаги, которые он может сделать. При этом такая схема должна быть максимально простой в обраще­нии. Последнее становится еще более актуальным, если речь идет об обычном «пользователе» — деловом человеке, кото­рый себя не отягощает научными проблемами социологии и

психологии.

На основе анализа существующих классификаций игр и их принципов, а также многолетней практики работы по обу­чению деловых людей и предпринимателей коммуникатив­ным техникам, принципам Апгрейда и в последние годы со­циальным играм в рамках РСИ, мы пришли к следующему выводу. «Центральная линия» поведения человека при всех жизненных условиях остается неизменной и определяется только его базовой игрой. Отсюда, зная базовую игру чело­века, всегда можно предсказать его последующие действия. В
основе деления на группы должны закладываться не особеннос­ти характера самого человека, а его базовая игра, которая и создает человека, то есть то, во что он играет: как занимает свое основное время и по каким сценариям живет.

Исходя из вышесказанного, была предложена собствен­ная квалификация, основывающаяся на отнесении людей к тем или иным группам согласно их базовым стратегиям дос­
тижения результата и моделям мышления.

Перед тем как приступить к изложению основной части данного раздела, следует пояснить, как происходит усвоение игр. В детстве, во дворе с ребятишками или дома, ребенок играет примерно в один набор игр, родители читают всем примерно одинаковый набор сказок. Эти сказки и игры, в свою очередь, обусловлены макроусловиями жизни, идео­логией, религией. И ребенок, усвоив детские игры, сказки и часто повторяемое родителями и взрослыми, бессознатель­но всё это переносит во взрослую жизнь — как набор привы­чек, навыков, шаблонов действий, стратегий. Детские игры привязываются к существующим «взрослым» условиям жизни, «переодеваясь в деловую одежду», но их основная игро­вая линия неизменна. По сути, игры являются «компьютер­ной» программой, которую человек отрабатывает в жизни, и что печально, сам ее не осознавая.

Не так сложно «извлечь» из основной программы сцена­рий жизни, еще проще — сценарий какой-то одной области жизни, например, личной, но «извлечь» собственную Базо­вую Игру весьма непросто — ведь это сама жизнь. И как показал опыт, требуется много времени для того, чтобы че­ловек просто осознал свою Базовую Игру. Приведенная ниже классификация позволит это осуществить согласно внешним критериям достаточно быстро.

Но почему, вообще, человек играет в жизни свои роли, что его к этому побуждает? Жизнь — это ритм, ритм во всем. Ритм уходит вместе с жизнью — человек теряет энергию. Пра­вильно говорят мудрые люди: «Скука — страшнее смерти. Так установлено, что если человека запереть на неопределен­ный срок в абсолютно «белой и пустой комнате», то его пси­хика остается неповрежденной не более трех дней. Человек, который попадает в такие условия, имеет только один шанс выжить — найти любой изъян в белом цвете — царапину, люстру, пыль — и начать ее концентрированно изучать, раз­глядывать — играть с ней.

Точно так и мы обставляем себя разными предметами — «игрушками», занимаем работой и проблемами для того, чтобы не скучать. Существует такое выражение: «Взрослого отличает от ребенка только стоимость игрушек». Многие за­мечали, что если отпуск долгий и спокойный, то в конце уже тянет на работу — там интереснее, время более насыщено событиями.

Однако просто «не скучать» мало: человек должен знать, как вести себя в том или ином месте. С этой точки зрения социум можно сравнить с детским двором — ребенок себя хорошо чувствует, если знает, во что играют другие дети в его дворе. И при этом сам учится хорошо играть в эти игры.

А лидерами часто становятся те дети, которые не только луч­ше других умеют играть, но и лучше остальных усваивают «молчаливые» правила двора.

У «взрослых» ситуация аналогична «детской» — только «двор» крупнее. И они так же, как и дети должны знать, в какую игру играет то или другое общество или коллектив. Если он знает и умеет играть, то он адаптируется в любом коллективе — сразу входит в игру. Если же он не умеет иг­рать в общую игру коллектива, то он, как правило, там не уживается. И немалую роль в данном процессе играют обла­сти деятельности — профессии. Профессия — это «узкая» игра. И именно поэтому существует такое понятие, как «трудовые династии» — когда ребенок родителей-инженеров становит­ся инженером. Это происходит потому, что родители лучше других социальных игр умеют играть в «узкопрофессиональ­ную» игру. И свои навыки «игры в профессию», свой опыт, передают детям в процессе воспитания.

Но все это — чистое теоретизирование: что делать в жиз­ни? Ведь пока определим игру, в которую играет человек, «семь потов сойдет»! Обычный человек нуждается в простой легко доступной схеме, позволяющей делать следующее и быстро: встретился с потенциальным клиентом, поговорил с ним минуту-другую и уже знаешь: «Ага, у него такая-то игра: дальше он будет делать то-то, ждать от него можно того-то; а самому следует поступить так-то». Если бы существовала такая технология, то это был бы реальный алгоритм действий обычного человека.

Можем сказать, что такой алгоритм создан и уже работа­ет на практике во многих областях, в их числе: подбор пер­сонала, переговоры, личные отношения.

Итак, каждый человек играет «свою игру», но сам этого
не осознает; он настолько привыкает к игре, что она для него
становится реальностью: он начинает, в отличие от детей,
ко всему относиться серьезно. И эта игра
— его реальная
жизнь.

И принцип того, во что человек играет, заложен в ниже предлагаемую систему, которая делит людей не по чертам их характеров или физиологическому строению, а по их играм.

Опять вернемся в свое детство и посмотрим, какие суще­ствуют детские игры: подвижные, неподвижные, интеллектуаль­ные, комбинированные. Например, «казаки — разбойники» — подвижная, а собрать головоломку — интеллектуальная.

По аналогии нами был заложен принцип деления, осно­ванный на том, как человек в различных играх достигает ре­зультата, с одной стороны, и решению каких вопросов по­свящает свое основное время жизни, с другой.

Получили достаточно стройную систему: две большие группы, поведенческие (фундаментальные или низшие) и ин­теллектуальные (управленческие или высшие) игры, которые включают в себя пять уровней игр.

Принцип деления по уровням можно рассмотреть в ме­тафоре того, как возникает и развивается растение в природе.

Представьте семечко растения, которое несет ветер: оно несется по земле — то останавливаясь, то ускоряясь. А цель у семечка одна — вырасти, и оно как бы «ищет» место, где пустить корни. Это начало всего — нулевой уровень, когда существует просто семечко.

Наконец, оно остановилось, осело, «обрело свой угол». Влаги достаточно, и оно набухает, пускает первый корешок, пытается закрепиться, чтобы его не сдуло следующим поры­вом ветра. Это — первый уровень игр и его основная задача - закрепиться на определенной территории.

И вот оно закрепилось: теперь надо побольше впитывать влаги, развить корневую систему — укорениться для роста и занять территорию «под землей»: занять «стартовую» пози­цию. Это второй уровень — укрепление позиции, создание Фундамента для будущего роста.

Дальше появляются первые лепестки, которые стремятся к солнцу. Причем процесс проходит «болезненно» — лопа­ется «скорлупа». Корневая система мощная, солнца хватает для роста. И слабый стебелек начинает тянуться к солнцу разворачивая первые листочки. Итак, третий уровень — на­чало роста «вверх».

Итак, «модель» будущего растения создана. Пора расти превращаться в полноценное растение. И оно растет, пускает листья, еще больше укрепляет корневую систему. И чем оно выше других растений, тем больше у него возможностей по­лучить энергию. Между растениями как бы идет соревнова­ние. И каждое растение стремится отвоевать дополнительную территорию «под солнцем». Четвертый уровень—захват тер­ритории.

И вот территория занята, растение выросло, и начинают появляться первые плоды. Они наливаются, созревают и выб­расывают новые семечки, которые подхватывает ветер, — им предстоит пройти тот же круг сначала. Это пятый уровень — размножение, или «разбрасывание» семян.

Этот принцип роста и задач, встающих на каждом этапе, заложен в основу базовых игр. Если сравнить человека с «се­мечком», то много проще понять схему деления его на типы. Итак, что такое «фундаментальные» и «управленческие» игры? По аналогии с семечком, пока оно укрепляется, «ук­репляет свои корни», — это «фундаментальная» игра. Ее глав­ные задачи — закрепиться и набрать силу. Соответственно все мышление человека и его цели находятся в программе «укрепиться». В нашей схеме — это два уровня игр: «реа­лист» и «моралист».

Далее станет более понятно, почему их так именно назва­ли. Но что такое «семечко-реалист»? Его основная цель — «чтобы ветром не сдуло», укрепиться и выжить. «Семечко-моралист» добросовестно пробивает корешки к воде, пуска­ет дополнительные корни от основного. И «свои обязаннос­ти» оно выполняет четко и строго, как того требует «мораль» выживания и продолжения рода. На этом уровне они живут только в основном за счет внутренней энергии, извне полу­чать энергию в необходимом объеме они не в состоянии.

Следующий уровень — появление «первых лепестков» — называется «тактик». Такое название обусловлено тем, что на этом уровне идет постоянный поиск целей, дополнитель­ных источников энергии для мощного рывка вверх. Пока зер­нышко пускало корни и укреплялось, оно «устало», хочет «отдышаться» и при первой же возможности стремится «глот­нуть» солнца. Иными словами, на этом этапе — важно «сол­нце», или цель. Сам по себе уровень «тактика» является пере­ходным, соединяющим признаки «фундаментальной» и «уп­равленческой» групп игр. Для растения уровень «такти­ка» важен: оно наберет энергию для предстоящего активного роста.

Далее переходим к «управленческим» играм. Если в ана­логии с зернышком, пока оно прорастало «вниз», то было все понятно, но, как только, оно начинает расти вверх, вет­виться, то необходимо уточнение. Рост «вниз» — это процесс выживания и укрепления, как у растения, так и у всего живо­го, включая человека, сопровождается цепкостью, хваткос­тью, большой подвижностью. Иногда даже агрессией.

Но как только произошел переход к росту вверх, то уже перестаем говорить о реальных действиях человека. Так, слова «растение ветвится» применительно к человеку означают про­цесс расширения его возможностей мышления. На «управ­ленческих» уровнях появляются новые качества мышления, не свойственные «фундаментальным» или «линейным» играм. Уровни «управленческих» игр называем «сценарист» и «иде­олог», что можно выразить словами «за листьями не видно веток».

Итак, имеем «фундаментальные» игры и соответствующие уровни: «реалист и моралист», переходный уровень; «так­тик» и «управленческие» игры с двумя уровнями; «сценарист и идеолог»; причем уровень «тактика» также относим к «уп­равленческим» играм.

Основное отличие между играми заключается в том, что Участники «фундаментальных» игр живут на собственном «потенциале» при постоянном дефиците энергии. Вся их жизнь — это процесс жизнеобеспечения или выживания.

Участники «управленческих» игр могут отлично осуществлять взаимообмен в социуме, за счет чего и происходит их «рост». Энергия «управленческих» постоянно циркули­рует, набираясь.

Напомним, что одна из задач Апгрейда аналогична энер­гетическому принципу «управленческих» игр, и это неслу­чайно. В «управленческой» игре Апгрейд помогает «интег­рации» человека и создает внутреннюю структуру, способ­ную «набирать энергию».

Данные термины: фундаментальные и управленческие игры,
реалист, моралист, тактик, сценарист и идеолог, как показы­
вает практика, являются удобными, понятными и точными. В
этой связи для удобства изложения материала и его восприя­тия далее в тексте книги указанные термины, которые так­же носят и участники игр
— люди, которые могут быть от­
несены к тем или иным играм и их уровням; причем участники
игр, в отличие от собственно игры как таковой, упоминаются
без кавычек. Так, например, игра «тактик» или участник игры
человек-тактик, но уже без кавычек

Каждый уровень обладает своими, свойственными только ему, чертами, которые необходимо усвоить, что происходит лег­ко, практически автоматически; причем адаптация с последую­щим активным предложенной схемы занимает не более двух дней. Таким образом, данная схема деления людей по базовым играм позволяет глубже понять своего коллегу/оппонента: во-первых, его мотивации, главные задачи, им решаемые, его деловые интересы, слабые и сильные стороны для отработки поведенческой тактики, обеспечивающей получение требуе­мого результата; во-вторых, присущие ему «ходы» и их пред­сказание для провокации совершения им нужных нам дей­ствий; в-третьих, его желания и страхи.

Остается только произнести простую фразу. «Идите «по карте» — и получите заданный вами результат.

Глава 4.3. ФУНДАМЕНТАЛЬНЫЕ ИГРЫ
4.3.1. Общие черты

Данные игры направлены на выживание и становление личности человека, характеризующиеся постоянным недостат­ком энергии, которой едва хватает на простое жизнеобеспе­чение. Это предопределяет наличие характерных только для «фундаментальных» внешних признаков. Их отличает невы­сокий вкус в выборе и ношении одежды и некий консерва­тизм. Последнее проявляется в мышлении, в предпочтении опираться на знания и привычки, чем на реальные события. Можно сказать, что они воспринимаются как бы «выпавши­ми» из времени, как в мышлении, так и внешнем облике.

В контакте с внешним миром особое значение они при­дают своему внутреннему содержанию и своим достоинствам, никак не увязывая свое «Я» с конкретной ситуацией. Внешно­сти, как инструменту общения с внешним миром, значения не придают. Фактор времени для них не существенен, и пото­му время не ценят, что проявляется в длительных и, по сути, бесцельных разговорах на разные темы личного характера, развивающих совместное индульгирование. Такие беседы и обсуждения позволяют им самоутвердиться или отточить узко профессиональные знания и навыки.

Их внутренний мир проявляется во внешности и среде обитания, которые в свою очередь служат отражением их профессии, интересов и личных, и семейных достижений. Добавим, они с удовольствием облачаются в форменную одежду.

Основная движущая сила их жизни — страх перед буду­щим. Отсюда особое значение придается умению экономить, а навыки «работы руками» считаются достоинством высше­го порядка. Непременный атрибут их обитания — низкий жизненный уровень, порой на грани бедности, являющийся и следствием, и источником их правовой проблемности.

Кроме того, данные игры ориентированы на прошлое: будущего нет, ибо оно находится в примитивных рамках «выживания». Это зачастую отражается в облике, проявле­нии чувств и эмоций, поведении, разговорах. Их речь изоби­лует словами и фразами типа: «проблема», «не хуже, чем у других», «не хуже, чем раньше».

Для «фундаментальных» характерны идеи и практика груп­пового выживания, командного единомыслия, действий и от­ветственности. Отсюда и уход от ответственности за жизнь, и стадное чувство, и наличие «хозяина». Они подвержены раз­личным идеологическим и религиозным манипуляциям, сле­дуя экстремальным позициям, не понимая и не ощущая нали­чия умеренных направлений. Поэтому они либо полностью верят в чудо, либо верят только в то, что можно «потрогать». Эти игры «накопительские»: они копят все — от ненуж­ных вещей до знаний; при этом они вообще не могут избав­ляться от старого — старых связей, вещей, теорий, привычек. Испытывают панический страх перед переменами и будущим, перекладывая ответственность за свою судьбу на «тактиков»

и хозяев.

В их мышлении особую роль играют законы, как соци­альные, так и групповые, нормы общежития, соответствие «правильной» позиции; при этом им намного удобнее жить по «неписаным законам». Им также характерно постоянное наличие «врага», как материального, так и виртуального — это их объединяет. Они не выдерживают силового воздей­ствия — «ломаются»; поэтому придают особое значение «на­ращиванию мышц» и единству группы.

Фундаментальные — великолепные исполнители, но с весьма низкими креативными способностями. Так, прекрас­но разбираясь в сиюминутных ситуациях и конкретных де­лах, они не могут создать ничего принципиально нового. Их умственная деятельность заключается в накоплении «архи­вной» информации и выстраивании на ее основе различных комбинаций — своеобразная игра в «детские кубики».

Характерной особенностью является твердая вера в то, что всем окружающим интересны и полезны их мнение и советы. Данная особенность связана с тем, что все дела внутри группы

общие; потому и окружающий мир они воспринимают как

«набор» групп. Они крайне редко «замечают» собеседника — им важно только то, что они сами говорят; причем чувствуют себя «специалистами» во всем, с чем сталкиваются.

В этих играх существуют два основных уровня — «реа­лист» и «моралист».

4.3.2. Реалист

Образ жизни.
При стабильных условиях жизни участни­ки данной игры получают фиксированную заработную пла­ту, на которую и живут: предпочитают работать в достаточ­но устойчивых структурах, в частности, государственных или на «сильного хозяина». Весь день расписан по часам на «мно­го лет вперед»: просыпается, завтракает, едет, как правило, общественным транспортом, даже при наличии собственно­го автомобиля, на работу, сидит до обеденного перерыва; в обед позволяет себе заняться собственными делами — пойти в магазин или почитать, например. Далее, сидит строго до «звонка», после чего едет домой. Дома сразу же включается в элементарные бытовые домашние дела: такие люди привык­ли делать все сами, что, с одной стороны, обусловлено огра­ниченными денежными возможностями, с другой, ценностью «золотых рук». В этой игре достоинство не в том, чтобы ку­пить «готовое», а в том, чтобы что-то сделать собственными руками, все время сравнивая: «Он сам сделал стол, который не хуже, чем в магазине». Именно «не хуже» постоянно зву­чит в их речи. Слово «лучше» они просто не знают.

Основные темы разговоров — это о выживании, дорого­визне сегодняшней жизни или удовлетворении естественных потребностей, где купить побольше и подешевле. Причем все разговоры идут в негативе, эти люди — пессимисты. Общественных мест, таких, как ночные клубы, бары или рестора­ны, они избегают, обосновывая тем, что у них либо «много других дел», либо «это — места для бездельников».

Среди них наиболее авторитетны те, которые с минималь­ными денежными затратами получают готовый продукт: ка­чество в расчет не берется. Экономить для «реалистов» — значит зарабатывать. В этом отношении «реалист» — самая материальная игра, именно в ней максимально развита лю­бовь к материальным «вещам». Последнее часто приводит к появлению и «накоплению» разрушительного чувства зави­сти, которого, необходимо отметить, в других играх нет — там оно заменено духом конкуренции.

Эти люди живут в «стабильных» правилах, не понимают перемен, нарушают закон только по мелочам («несуны»), гордятся низкооплачиваемой, но стабильной государствен­ной работой, с ужасом воспринимают предложение по пере­ходу в частную фирму со значительным увеличением зарп­латы, объясняя это тем, что любая коммерческая структура

— нестабильна.

Тем не менее они как никто другой отстаивают правиль­ность своего образа жизни, свои ценности, правила группы, говорят много о человеческих ценностях, гуманизме. При посягательстве на значимые элементы их существования они проявляют верх агрессии с проявлениями жестокости. Одна­ко «реалист» никогда не возьмет на себя ответственность за что-либо, хотя любит обсуждать достоинства силы характе­ра, собственных решений.

Вся их игра ведется на «натуральном» хозяйстве, собствен­норучном труде, тесном контакте и взаимной поддержке, полном уходе от ответственности за собственные решения: решениям предпочитают привычные действия.

Реалисты настолько заняты решением бытовых задач, что на оценку происходящего у них нет ни сил, ни времени. Именно поэтому взгляды на мир передаются из поколения в поколения, от родителей к детям, внутри «группы».

Так как эта игра полностью основана на «натуральном хозяйстве», то ценной считается только та идея, которая может принести что-либо натуральное, вещественное. Та­кое приземленное мышление и отсутствие «чувства време­ни» являются мощным ограничителем в разработке и тем более в реализации длительных проектов, не говоря о ге­нерировании абстрактных идей. Следует особо подчерк­нуть, что все идеи и вещи, значение которых ими не осоз­нается и если нет возможности их использовать с конкрет­ной пользой, ими отбрасываются в сторону, как ненуж­ные.

Как отмечалось выше, время как категория в данной игре не существует, они живут текущим моментом: реалисты про­шлого века и сегодняшнего дня мало чем отличаются — игра «выпала» из хода истории. Можно даже сказать, что люди, этой игры оторваны от цивилизации. Они используют толь­ко те плоды цивилизации, без которых уже невозможно обой­тись: телевизор, радио, метро. Они передвигаются только по знакомым им маршрутам и не склонны к обновлению без крайней на то необходимости.

Эти игра работает на страхах: «реалист» всегда чего-то боится. Чем больше людей «напугает» своими страхами, тем увереннее себя чувствует. Игра «реалистов» лишена собствен­ной энергии, и ее игрокам приходится «отбирать» энергию у окружения. Вот почему, разрешив однажды реалисту кон­тактировать с вами, впоследствии становится огромной про­блемой его отлучение.

Вместе со всем сказанным именно реалисты за счет груп­повой сплоченности, отсутствия чувства времени и склонно­сти «хватать все, что плохо лежит», а также «натурального хозяйства» превосходно себя чувствуют в нестабильных ус­ловиях: война, революция, смена власти. В такие историчес­кие моменты они активизируются — думать не надо, а толь­ко «хватать». Стабилизация ситуации возвращает их в есте­ственную социальную позицию.

В этой связи представляется целесообразным выделить как отдельно стоящий, но вытекающий из стабильного, тип «ре­алистов эпохи перемен». В эти эпохи особенно проявля­ется их склонность верить в «чудеса», навыки «несунов» и солидарность собственной группы, полностью преображая их: они начинают чувствовать себя крайне уверенно и прояв­ляют яркую успешность. Оставшись без хозяина, они пыта­ются навязать социуму правила и ценности своих групп, при­нуждая «растерявшихся» из других игр жить по их прави­лам. От естественного, «расписанного для них ритма» жизни они переходят к «праздному образу жизни», считая себя на­столько успешными, что перестают выслушивать чье-то мне­ние вообще — уверены, что они — хозяева жизни. В эти дни проявляются черты, противоположные их характеру, склон­ность к гигантизму, «крутизне», транжирству денег: всё са­мое большое и дорогое — дома, машины, украшения. Груп­пы реалистов сплачиваются, становясь больше; на смену «ны­тью» приходит агрессия. Тем не менее их поведение и дей­ствия больше похожи либо на «военные действия», либо на «авантюры»: и то и другое попирает общепринятые нормы. Их внутренний протест «вырывается на поверхность». Но прохо­дит время, другие уровни игр адаптируются и стабилизируют социум, в итоге реалисты возвращаются в свои привычные рам­ки существования. Их взлет был стремителен, но краток.

Взаимоотношение с окружающими.
Между собой реалис­тов связывает взаимное чувство «единства» и переложения ответственности друг на друга: вины перед родителями, сосе­дями, окружающими. В голосе звучат ноющие, плачущие интонации, обвинения в своих проблемах окружающих. Как только в речи человека слышите просящие интонации или ноющие нотки, — это реалист.

В игре «реалистов» нет самостоятельных: реалист не мо­жет принять решения без помощи окружения или соответ­ствия своих действий с его мнением: каждый шаг обсуждает­ся всеми близкими и друзьями.

Он всегда знает, чего не хочет, но никогда не знает, что хочет лично для себя. Реалист втягивает в свою игру, исполь­зуя чувства жалости и дружбы или меркантильный соблазн — «сделать скидку» на какой-либо товар. Достаточно часто «удержание» в игре происходит через «советы более опыт­ных и старших».

Если вы проявили мягкость в отношении реалиста, то вам с каждым разом будет сложнее отказать ему в «мелочи», и неожиданно вы понимаете, что все свое время тратите на «его спасение» — решение его проблем. Причем любую услугу они воспринимают как должное; и часто оказанную им ус­лугу, они вменяют вам в вину или вообще ее не признают. Заканчивается близкое общение с реалистами тем, что у вас нет времени на себя, нет личного времени — только «груп­повое брожение».

Ценности и слабости.
Особое внимание реалисты уделя­ют основным «функциональным» элементам: не замерзнуть, «чтобы было, в чем ходить». Именно поэтому «реалист» по­купает прочную вещь, часто отделанную всякой мишурой — чем больше и ярче «бижутерия», тем лучше. При этом их вещи выглядят «тяжело» — громоздкая обувь, прочные ру­башки, что соответствует их глубокому убеждению: элегант­ность и надежность — понятия несовместимые. Мало эстети­ки заметите в таких внешних проявлениях, как уход за ли­цом, руками, прической.

Аналогично «реалисты» относятся и к собственному здо­ровью: лечатся постоянно и от всего, но среди пяти рассмат­риваемых уровней реалисты держат пальму первенства по количеству людей, страдающих хроническими заболевания­ми. Поэтому неслучайно повышенный интерес к болезням и их использованию как важный аргумент в игре, является од­ним из признаков и неотъемлемой частью игры «реалистов».

Их жизнь ограничена правилами, как стенами: они — «рабы» правил. Правила реалистов устанавливаются не толь­ко социумом, но и группой — «законы стаи»; причем последние намного важнее первых. Эти понятия лежат в основе любых их контактов с внешним миром, что, естественно, учи­тывается другими играми. Полезно отметить ещё одну осо­бенность реалистов, заключающуюся в том, что они как ник­то другой высоко почитают разные социальные ролевые эле­менты — дипломы, удостоверения, должности.

Вот таков обобщенный портрет реалистов, составляющих самую многочисленную категорию из пяти рассматриваемых в данной книге уровней социальных игр. Следует только до­бавить, что реалиста достаточно просто отличить от других игр. Внешне — это ординарный, лишенный энергии человек, неопрятный, не имеющий единого стиля в одежде. Реалисты всегда ходят группами, общаются и живут «кланами»; внеш­не похожи друг на друга, что является наиболее характер­ным и важным признаком в определении причастности к той или иной игре. Их также выдает темы разговора и интона­ции голоса, о чем говорилось выше: негативное обсуждение земных и конкретных вещей — логика линейна, а суждения однозначны.

4.3.3. Моралист

Естественно, что многие характеристики фундаменталь­ной игры: «реалиста» и «моралиста» во многом схожи, но не без отличительных особенностей. Так, сразу заметим, что именно с игры «моралист» начинается социализация.
Если реалист замкнут на вещах и деталях, то у моралиста появля­ется желание сравнивать.
Кроме того, в этой игре зарождает­ся процесс отделения от окружающих, индивидуализация.

В целом, для моралиста характерна огромная внутрен­няя борьба между старыми ценностями и появившимися же­ланиями, но пока без конкретного результата, ибо он еще не осознал своих истинных целей.

Основной признак моралиста — это личная позиция и уве­ренность в своей правоте,
что, к сожалению, находит выражение в постоянных и долгих, лишенных смысла, спорах; при этом его мышление линейно и мыслит, в основном, аксио­мами и штампами, подтверждающими его жизненную пози­цию. Последнее объясняется его приверженностью и покло­нением авторитетам, что закладывается в детстве родителя­ми, передающими ребенку свой взгляд на мир, свою жизнен­ную позицию. Как правило, моралисты представляют огром­ный отряд «белых воротничков»: служащие, менеджеры, на­учные работники, учителя, работники здравоохранения.

Однозначность и линейность моралистов проявляются в четком и неоспоримом знании того, что такое «хорошо» и что такое «плохо», в упрямом отстаивании правды во всем, посвящая свою жизнь борьбе с неправдой и их «подлыми» носителями. Моралисты своим особым достоинством счита­ют жизненное кредо: «Говорить правду и то, что думаешь». Они объединяются только под идею и против кого-то; при этом никогда не предпринимая решительных практических действий, ограничиваясь «шумовыми эффектами» за «правое дело».

Моралисты, в отличие от реалистов, могут сами решать, что для них хорошо и как им проводить время. Поэтому в доме моралиста уже предусматриваются необходимые удоб­ства, но еще прослеживается элемент долговечности. Особое значение придается «интеллектуальным» товарам: книги, ком­пьютер, телевизор как источники информации для ведения длительных споров и дискуссий по широкому кругу вопро­сов. «Лобовой атаки» моралисты не выдерживают и сразу уходят на позиции реалистов.

Моралистов отличает склонность к поведению и действи­ям скандального характера как в обыденной жизни, так и на различных судебных разбирательствах. Их переубедить прак­тически невозможно. Это их делает прекрасными бюрокра­тами, особенно необходимыми в различных государствен­ных и муниципальных структурах, в которых они чувству­ют себя защищенными и значимыми, что способствует их «застреванию» в этой игре.

Они оказывают заметное влияние на реалистов, ибо по сути своей моралисты — это социализированные «реалисты».

Отличительные особенности моралиста.
Во-первых, толь­ко моралисты ставят превыше результата честность, что вы­ражено в часто ими употребляемой фразе: «Мы ничего не имеем, но все, что мы имеем, — заработано честно». Во-вто­рых, они стараются носить новые вещи, как правило, недо­рогие, без особых претензий на соответствие веяниям моды. Это также находит отражение в отсутствии какого-либо вни­мания к своему имиджу, как единому стилю. Но в отличие от реалистов огромное значение придают аккуратности.

Далее. Они ценят знания, но больше как объемы архи­вной информации; при этом не обладают навыками мышле­ния и комбинаторики.

«Классический набор» моралиста — это достаточный уро­вень жизни, например, дача, машина, квартира, но с отстава­нием от уровня жизни «управленческих игр» на 15—20 лет.

Другая особенность моралистов заключается в том, что они практически не догадываются о существовании других игр. Это — следствие их линейности. Признак линейности также просматривается в некой геометрической симметрии одежды, логике, обстановке жилья. Только в доме моралиста на стенах развешаны фотографии родственников и/или кар­тины, ясные по содержанию и соответствующие его жизнен­ной позиции.

Моралист не имеет осознанных целей, но привержен сво­ей позиции. Отсюда его действия бесцельно хаотичны, но с упрямой верой в осмысленность своих действий, тем самым утверждая, что мир должен подстраиваться под него, а не наоборот. В последнем проглядывается основная причина его пребывания в состоянии устойчивого конфликта с окружаю­щим миром. Это также находит отражение в его облике, лице, выражающем перманентное несогласие.

Он постоянно демонстрирует, что работает больше дру­гих и требует от других такой же самоотверженности в работе. Зачастую лишенной маломальского смысла. Имеет при­страстие к вмешательству в «чужие» дела и к неспровоциро­ванным высказываниям различного рода советов.

Консерватизм, боязнь перемен и неизвестного являются их неотъемлемыми характеристиками, что проявляется в ори­ентированности на прошлое, а также в обделённости пози­тивными эмоциями. Отсутствие положительных эмоций — это их слабое место.

Моралисты фетишизируют понятие «наука»: чем науко­образнее, тем лучше. Они стремятся все объяснить, для них не существует чудес — все непознанное несет опасность, пы­таясь все обнаруженные факты «вписать» в свои теории, а те, которые в них «не вписываются», — отбрасываются.

Психология и НЛП, как области, работающие с линей­ным сознанием, имеют благодатную почву в лице моралис­тов, которые, в силу своих способностей подновлять свои рамки, укрепляя их фактами, становятся апологетами одно­мерных теорий и технологий. Кроме того, как уже упомина­лось, внешность моралиста соответствует его «внутренней начинке». Такое свое понимание он проецирует на окружаю­щий мир, то есть воспринимает имидж человека, как его внут­реннее «Я».

Моралист — никудышный актер: все внутренние пережи­вания мгновенно отражаются на лице. При этом он как ник­то другой чувствует энергетику человека: слабого начинает поучать, сильному — подчиняться.

Следует особо заметить, что моралист всегда сдерживает развитие личности известного ему человека. Так, если он по­чувствовал, что потенциал его партнера начинает усиливать­ся и переходит на «полосу разгона», то делает всё, чтобы заб­локировать «взлет» своего коллеги. Это и предопределяет смысл игры «моралистов»: стать сильным среди слабых. Воз­можно, это следствие того, что моралисты — продолжение реалистов. Причем это первая игра, где начинает высвобож­даться энергия, но, к сожалению, она используется лишь для сравнений: чем больше энергии, тем изощреннее сравнения. Именно умение сравнивать, помимо архива — «инвентар­ного списка», и называется интеллектом в игре «моралисты». Итак, отличительная черта моралистов — это правиль­ность: «правильные» одежда, мысли, работа, дом. Модель мышления возникла на базе родительских принципов. Они не склонны к изменениям, воспринимаются как ординарные люди — «как все». Моралист не сделает «свободную» карье­ру, не заработает много денег, хотя внутри — огромная «зна­чимость». Но она не может быть реализована, ибо вместо применения полученной информации, он растрачивают свою энергию на ее оценку, не оставляя энергии на движение.

В окружающей среде моралиста можно легко заметить по линейности выводов, четкой ролевой позиции, вечной за­нятости, по обвинениям в недобросовестности, по «навеши­ванию» ярлыков окружающим.

При общей демонстрации окружающим того, что он «все­гда прав», подвержен влиянию общественного мнения или мнения авторитетов; болезненно чувствителен к различного рода насмешкам и иронии.

Самый отличительный признак моралиста — привычка

спорить.

Игра «моралистов» содержит возможность накопления энергии для «броска» вверх. Это происходит через понима­ние того, что могут существовать различные точки зрения, следует сместить акцент осмысления с оценок на результат и перейти к конкретным и результативным действиям.

Глава 4.4. УПРАВЛЕНЧЕСКИЕ ИГРЫ
4.4.1. Общие черты

Основные цели этих игр — улучшение уровня жизни, ук­репление социальной позиции; причем в «управленческих» играх деньги перестают быть целью, а становятся инструмен­том реализации собственных планов, а вещи становятся про­сто необходимыми и быстро меняющимися «декорациями» игры. Данные игры направлены на достижение результата, устремлены в будущее. Игры всех уровней — «тактики», «сценаристы» и «идеологи» или, в общем, «управляющие» — всегда чувствуют пульс времени во всех его проявлениях, проявляя должную тактическую гибкость и стратегическую адаптивность. Они «играют» со временем путем использова­ния своего умения ускоряться и ждать, следовать графику и «погружаться в хаос».

Управляющие мыслят не линейно — их мышление мно­гомерно, мыслят комбинациями, создавая и разыгрывая их, но никогда не открывая истинных своих намерений; они ве­ликолепно чувствуют дистанцию между людьми, умеют под­держать беседу, отслеживать сказанное, предпочитая больше слушать, чем говорить; мгновенно ориентируются в ситуа­циях при полном контроле собственных эмоций.

Внешность управляющих — это атрибут, существенный элемент игры, который всегда должен соответствовать конк­ретной ситуации: рабочее место, важные встречи, досуг, от­дых в кругу друзей и семьи. При этом они за высшее каче­ство во всем: одеянии, среде пребывания — обитание, досуг, встречи, питание, уход за внешностью. Где бы они не нахо­дились, излучают энергию/запахи и выглядят так, как того требуют обстоятельства конкретной ситуации.

Они — оптимисты и потому в их семантике отсутствуют такие слова, как «проблема», «враг», характеризующие лек­сикон «фундаментальных»; их заменяют другими словами:

«задача», «вопрос», «конкурент». Вместо слова «неплохо» произнесут: «тоже хорошо».

В общении с людьми проявляют деликатность, никогда не позволяя себе вмешиваться в их дела, если нет на то лич­ной просьбы собеседника, коллеги, подчиненного.

4.4.2. Тактик

«Тактик» — это переходная игра между «фундаментальны­ми» и «управленческими» уровнями, в процессе которой про­исходит кардинальная смена восприятия и взглядов и создается другое, принципиально отличающееся, мировосприятие, дру­гая энергоструктура. В силу своего «переходного положения» данная игра является носительницей дуальной позиции: лич­ной и социальной. Тактик уже осознает свои собственные жела­ния и себя как личность и учится сознательно комбинировать. Игра рождается следующим образом: моралист, прикла­дывая колоссальные усилия, не получает удовлетворитель­ного роста ни в карьере, ни в финансах; оглядываясь на ок­ружающих, начинает замечать, что такие же моралисты, как и он сам, но, по его мнению, не имеющие ни особых знаний, ни должного опыта, легко продвигаются «вверх» по служеб­ной лестнице и ведут принципиально другой образ жизни. Моралисту надоедает обвинять в своих неудачах окружаю­щих, и для него намного важнее становится все-таки достиг­нуть цель, которая уже «взята» его коллегами.

И моралисты начинают переосмысливать происходящее. Первое, что происходит, — они идут на компромисс со своей зн

ачимостью. Значимость загоняется внутрь, подавляется, что, как правило, доставляет достаточно сильные внутренние пе­реживания. Это часто приводит к ожесточению и внутренне­му презрению и к себе, и к людям. Они перестают опираться на «академические» знания, черпая новые из общения и на­блюдений за окружающими.

Игра запускается с того самого момента, когда начинающий тактик начинает смотреть на себя со стороны — учится, оценивать себя как целостную личность. Он перестает покупать, дешевые вещи — не зря говорится, что «бизнес начинается с покупки дорогих часов», перестает позиционировать себя в негативе, начинает понимать, что его внешность — «не только тело», но и инструмент общения с окружающими. С этого момента он старается быть максимально позитивным в общении, следить, иногда даже чрезмерно, за своей вне­шностью, посещать те места, где бывают его преуспевающие коллеги, впервые начиная осознавать существование различ­ных ценностей и точек зрения.

Основная черта, которая рождается в игре «тактика», — цепкость, некая «бульдожья хватка», дающая тактику ценное качество игрока — постоянно держать цель «под прицелом». Одновременно он начинает придавать значение скрытым ком­бинациям и начинает моделировать и учиться у всех успеш­ных: их внутренним моделям поведения, мотивам действий и манипулированию. Также понимает важность быть со зна­чимыми людьми всегда внимательным, приятным и уважи­тельным, порой «на грани» разумного, однако позволяя ве­сти себя с людьми, не имеющими для него значения, свысо­ка, также «на грани» непозволительной надменности.

Тактик вынужден работать во много раз напряженнее, чем Другие управляющие и фундаментальные. Он должен стать профессионалом в своем деле, учиться строить коммуника­цию и комбинаторику, при этом постоянно сохраняя маску четного человека, уже сознательно играя ценностями.

Начинающий тактик впервые осознает, что сам виноват во всех своих проблемах, что является особенно важным моментом, ибо ни моралисты, ни реалисты никогда не могут с этим смириться. Он начинает брать на себя ответственность за действия и свою жизнь, но только за свои, что зачастую проявляется в форме жесткости. Поэтому тактиков презирают и моралисты, и реалисты за «слепой эгоизм» и отход от гуманизма. Кроме того, тактик — это хищник среди мора­листов, который играет на их ценностях и слабостях с макси­мальной выгодой для себя.

Проблематика игры «тактиков», в отличие от «фундамен­тальных» игр, заключена в достижении результата; причем так­тик уже не испытывает чувства страха перед возможностью не выжить, не пытается экономить, стремясь поразить единствен­ную, конкретную и самую важную на текущий момент, цель. Тактики учатся мыслить: просчитывать ситуации, как так­тические, так и стратегические. По мере вхождения в игру «так­тик», начав с простой «подстройки» под руководство, осоз­нает необходимость вступления в особый, закрытый для фун­даментальных, социум, приступает к изучению правила игр последнего. При этом в отличие от моралистов, одержимо набирающих «архивные» знания (называемые ими базовы­ми), тактик «черпает» практические знания — тонкости ре­альных социальных игр.

Происходит смена формы мышления: умение мыслить связано и видеть конкретную ситуацию под разными углами зрения с выходом за рамки линейного мышления; она уже отличается от формы мышления моралиста, но тем не менее является переходной — между фундаментальными и высши­ми управленческими.

Базовое отличие тактика от моралиста — внешнее прояв­ление оптимизма и радостного состояния от выполняемой работы и жизни, что, естественно, приводит к его восприя­тию окружающими как успешного и приятного человека, который легко срабатывается с неизвестными ранее коллега­ми. Умение срабатываться — еще один положительный при­знак тактика.

Суть игры «тактика» заложена в игре «моралистов», но смещен акцент: если моралист пытается стать личностью за счет признания окружающими его ума, интеллекта, то так­тик самоутверждается посредством достижения задуманных результатов и гармонии с окружающими.

В целом «тактик» — очень изматывающая игра, требую­щая полной отдачи внутренних сил. Поэтому, как правило, затянувшаяся игра отрицательно сказывается на личной жиз­ни тактика по причине нехватки на нее сил и времени. Дей­ствительно, его день расписан до последней минуты, в кото­ром особое внимание уделяется сбору полезной информа­ции, установлению личных связей и контактов в нужных кру­гах, освоению тонкостей социальных ритуалов и, конечно, работе над собственным имиджем. Неслучайно именно так­тик служит точкой отсчета по развитию навыка отбрасыва­ния всего лишнего. Опасность данной игры заключается в потере чувства юмора, но взамен тактик получает радость от эмоций — начинает чувствовать, появляются первые ростки интуитивных ощущений и последующего развития интуиции. Можно с уверенностью сказать о том, что тактик состо­ялся, когда он отбросил все лишнее и создал свой целостный имидж под определенную цель, начал себя позиционировать в позитиве и, наконец, проявлять высокую проактивность, находясь в постоянном движении и комбинировании; при­чем отрыв от прошлой игры «моралиста» происходит в мо­мент, когда он перестает заниматься оценкой и сравнением, непрошено заниматься чужими делами и давать советы, а начинает извлекать пользу из любой ситуации: выгоду, на­выки, связи...

В силу своих корней тактик пока способен овладеть лишь «средним» масштабом мышления, что объясняется его уме­нием опираться на реальные факты и на их основе анализи­ровать возникающие ситуации. Этим обусловлено не только знание своих желаний, но и способность детальной и четкой постановки конкретных целей и результатов. Поэтому, как правило, он отличный тактик, но слабый стратег, что может измениться в лучшую сторону по мере накопления собствен­ного опыта.

Тактика распознать несложно: одежда — модна и тща­тельно продумана; внешность — «излишне холеная»; прическа — аккуратная, сочетается со стилем одежды и его пове­дением карьериста; речь — «направлена на результат» и дос­таточно «развернутая»; голос и движения — выражение на­пора и энергии; держится всегда официально.

4.4.3. Сценарист

Игра «сценарист» — это создание выгодных условий для достижения цели в сочетании детального расчета со стратеги­ческим планированием, но исключающих лишние шаги и действия; строится на игре со временем, на имидже, на мифах и на опережении соперника с применением сценариев.

«Сценарист» — это игра за территории и влияние на них: игра за власть и влияние. Задача этой игры — подчинить как можно больше окружающих. И со временем становится важ­но не просто их количество, но и качество. Только в игре «сценарист» включается весь спектр манипуляций, комбина­ций и игра на «невнимательности и небрежности» окружаю­щих.

В игре «сценарист» происходит качественная смена энергополей — они теряют плотность, становятся более тонкими, всепроникающими, и в то же время мощными; причем на­капливаемая энергия усиливается «сжатием».

Конкретная задача, стоящая перед сценаристом, — мак­симально разработать мыслительный аппарат, научиться иг­рать в сложные игры. Тем более игра «сценарист» — игра двойственная и потому внешне — актер и театр, а внутренне — позиционная игра.

Сценарист творит мифы и воплощает свои идеи — ход рассуждений скрыт, на поверхности только вывод. Он все замечает, учитывает каждую мелочь, постоянно развивая и оттачивая свое умение «замечать мелочи» и делать их мгно­венный экспресс-анализ. Такое развитое умение дает удиви­тельные результаты: в течение одной-двух минут по мелким деталям внешности человека или его места работы определя­ет его стратегию и истинные желания.

Сценарист как никто другой умеет «управлять» временем, «сжимая» его; умеет ждать ровно столько, сколько необхо­димо. Ему уже не нужны «поддерживающие люди» — они становятся простыми персонажами игры, управляемые его превосходящей комбинаторикой. Он не имеет собственной точки зрения, ее заменяет позиция под цель, которая им твердо отстаивается, но, разумеется, с учетом допустимых компро­миссов.

Одевается сценарист неброско и всегда в стиле, который определяется предстоящей встречей; причем одеяние может выглядеть и аккуратным, и неопрятным в зависимости от того, с кем и где играет. Но такие внешние детали, как руки, лицо, аксессуары всегда ухожены. Он весь пронизан ненавязчивым лоском.

Внутренний азарт скрывается за маской безразличия и скуки, а внешне сценарист находится в той игре, на какую ориентирован: управляет реалистами, то разыграет ценнос­ти бедных — суета, беготня, простая одежда; работает с мо­ралистами, то демонстрирует жесткость и справедливость с позволительным гуманизмом, классическую одежду.

Сценарист — обязательный гость всех бомондовых встреч, в которых, как правило, не предусматривается каких-то шоу-программ: сами гости этих мероприятий являются и актера­ми, и постановщиками, и зрителями.

Между сценаристом и тактиком имеется четкая раздели­тельная полоса на подступах к цели: если тактику последние шаги даются всё труднее и труднее, то сценаристу как раз наоборот — чем ближе цель, тем больше сил, азарта. При этом тактик думает о конечном результате, а сценарист со­всем о нем не думает, находясь в гармонии с окружающим миром.

Основная сила сценариста — его лицо, которому он при­дает требуемое обстоятельствами «выражение», «одевая маску», и приступает к действу, исходя из чувств и интуиции, а не логики. Это делает его игру естественной, непринужденной вместе с тем эта маска позволяет ему «держать» дистанцию даёт возможность не только избежать «попадание внутрь» процесса, но, что более ценно, наблюдать и анализировать со стороны. Именно поэтому, сценарист может легко и естественно следовать намеченному плану, а не сживаться с ним, получая удовольствие от самой игры, от своего артистизма.

Следует заметить, что в отличие от сценариста и тактик и, фундаментальные могут заигрываться и затем слиться с пла­ном игры, превращаясь в его объекты. То есть тактик, напри­мер, начав играть в реалиста, сам им и становится.

Сценарист действует не столько стратегиями, сколько по­зициями или, можно сказать, своеобразием. Поэтому истин­ный сценарист практически неуловим и непредсказуем, на­пример: «застрял» в стратегии, тут же сменил маску и поме­нял позицию, а за ней изменилась и стратегия, и порядок дей­ствий.

Одна коварная опасность постоянно следует по стопам сценариста — это гипертрофированная значимость. Как толь­ко сценарист позволит поглотить себя чувством величия, то он начинает возрастающими темпами терять умение гибко менять позиции, застревая в определенном наборе, что дела­ет его предсказуемым и соответственно кандидатом на пере­ход в низшую лигу — общество тактиков. Этот алгоритм «раз­дутия значимости сценариста», естественно, взят на вооруже­ние его недругами как для обыгрывания в текущих играх, так и для вытеснения его в группу тактиков.

В жизни сценариста можно определить по постоянной смене «масок», достаточно абстрактным разговорам, непред­сказуемым действиям и некой «вальяжности» в движениях. Также его характерной чертой является способность тянуть и сжимать время: он бесконечно долго тянет с ответом, потом неожиданно и стремительно делает действие, что «шокирует» окружающих.

4.4.4. Идеолог

Идеолог лучше всего определяется следующими слова­ми: «серый кардинал», человек, вечно комбинирующий, на­ходясь в тени, но при этом всегда держащий «нити заговора» в своих руках.

Игра «идеолог» уже не интересуется материальными ве­щами и ее постоянная цель — власть, а деньги — это лишь одно из многих средств, используемых для достижения за­ветной цели. В этой игре информация становится материей, за обладание которой идёт ожесточенная борьба. Интерес — вот движущая сила идеолога.

Достигнув больших высот, идеолог получил право на мыследеятельность как главную и основную его жизненную функцию. Все необходимые люди включаются в технологи­ческий процесс.

Идеолога, как незаурядного и опытнейшего игрока, ин­тересуют только достойные соперники и власть, ее расшире­ние. Принципы идеолога и его игры, их внутренняя энерге­тика максимально скрыты от стороннего наблюдателя, что делает практически невозможным их моделирование со сто­роны его оппонентов.

Внешне идеолог сам создает свой стиль, исходя больше из собственного удобства и используя нормы социума. Его власть выражается не столько его финансами или имиджем, сколько отсутствием значимости и мощнейшей комбинато­рикой.

В отличие от сценариста, использующего для игры с ок­ружающими как главный козырь лицо-имидж, а также гиб­кость позиций, идеолог в первую очередь играет с окружаю­щими посредством идей, вовлекая все время новых игроков при полном отсутствии в «кадре» его лица. Более того, он дает окружающим ощущение его одновременного и суще­ствования, и отсутствия. Очень часто он прибегает к исполь­зованию вместо своего собственного лица какое-либо другое подставное лицо. Идеолог абсолютно спокоен и уверен в себе, но тем не менее всегда просчитывает каждую мелочь что ему позволяет без тени страха делегировать ответствен­ность его коллегам.

Глава 4.5. ПОД МАСКОЙ ИГРЫ

4.5.1. Мышление Игр

Ниже попытаемся рассмотреть схемы мышления упомя­нутых игр. Перед тем как приступить к этому рассмотрению, введем такие понятия, как «масштабы обобщения» информа­ции и мышления. В обоих случаях предлагается три уровня размерности: большой, мелкий и средний. Понимая, что этот показатель весьма субъективен и каждый сам устанавливает некую трехуровневую масштабность, тем не менее, как нам кажется, представить подходы к такому восприятию возмож­но посредством простого пояснения. Так, например, человек внимательно рассматривает какую-либо деталь обстановки, положим, красивую инкрустированную тумбочку в гости­ной, и спустя некоторое время на вопрос о том, в каком мес­те комнаты находилась эта изящная тумбочка и ее окруже­нии, скорее всего связного ответа не получите; но он начнет во всех деталях рассказывать об увиденном — инкрустиро­ванной тумбочке: цветовая гамма, материалы, качество от­делки, найденные дефекты и многое другое. Это характерный пример классификации информации мелкого масштаба. При­мер масштаба побольше: после товарищеского полуденного обеда в модном ресторане ваш коллега на вопрос о том, ка­кие люди сидели за другими столиками и из каких блюд со­стоял обед, начнет рассказывать о том, что было тепло, не­шумно и уютно и какие темы были затронуты за обеденным столом, приправив их интересными зарисовками. Гигантс­кая масштабность — язык философов: о Вселенной — скоплении миров, взаимном влиянии планет, о судьбе людей, живущих в переломные исторические эпохи. И если вдруг придет в голову мысль попросить разъяснить смысл отдель­ных слов, ими сказанных, например, «скопление миров» или «переломная эпоха», то ответ будет не совсем вразумитель­ным. Сказанное можно адаптировать и осмыслить примени­тельно к конкретному случаю: согласитесь, что невозможно контролировать ситуацию, не замечая мелких деталей про­исходящего, невозможно произвести приемлемый анализ без выхода «за рамки ситуации», то есть большего, чем рас­сматриваемая ситуация, масштаба, и невозможно генери­ровать идеи без крупномасштабных данных, сведений и подходов.

Переходя к масштабам мышления, отметим, что, как и в случае с масштабами информации, также возможно исполь­зовать трехуровневую систему их оценки. Одни «вместо леса видят только деревья», другие, наоборот, «вместо деревьев видят лес», то есть масштаб — это и привычка обращать вни­мание на детали ситуаций. При этом нужно отметить, что не бывает плохих или хороших масштабов, но есть понятие «непростроенный» масштаб. Например, некто, одаренная личность с хорошим абстрактно-мыслительным аппаратом, разрабатывает прекрасные комбинации, применение которых абсолютно неосуществимо по тривиальной причине — пол­ное отсутствие учета конкретных жизненных деталей, то есть отсутствие понимания мелкого масштаба.

Теперь можно перейти к рассмотрению форм мышления в играх и их участниках. При этом следует подчеркнуть, что излагаемые мысли и соображения имеют своей основной це­лью показать суть рассматриваемых вопросов для проведе­ния соответствующих сопоставлений.

Реалисты обычно уделяют особое внимание мелочам и Деталям, что является явным признаком малого масштаба обобщения и, как следствие, отсутствия навыков планирова­ния будущего и, соответственно, неумение принимать решения; отсюда появляется естественное стремление к объедине­нию в группы под простым девизом: «вместе что-нибудь сообразим».

Моралисты, наоборот, увлечены крупными, космически­ми масштабами — мыслят и оперируют словами, термина­ми, теориями. Данный большой масштаб обобщения инфор­мации полезен для обработки информации общего пользо­вания, но не представляет практической ценности из-за не­возможности его применения в конкретных жизненных си­туациях. Отсюда игра «моралист» мало пригодна для реше­ния повседневных задач, не способна ставить цели, не говоря об их реализации.

Уместно отметить следующую особенность людей, обла­дающих мелким или большим масштабами мышления, и развитие последних. Человек с мелким масштабом со време­нем приобретает уникальные способности замечать такие де­тали, которые для других людей остаются вне «поля зрения». В профессиональной жизни такой человек превращается в специалиста «высшей пробы», способного мгновенно схва­тывать все мелкие «невидимые детали» и выносить точный вердикт по конкретному сложному вопросу, например по состоянию здоровья пациента. Такую редкую человеческую способность видения называют интуицией.

Масштабность при начальном крупном масштабе мыш­ления, наоборот, постоянно возрастает до таких «высот», когда фразы человека, оперирующего категориями и обоб­щениями огромных размеров, могут восприниматься либо как великая истина, либо как огромная глупость.

Далее. Для тактиков, в отличие от моралистов, характер­ным является средний масштаб обобщения, что связано с чет­ким пониманием своих желаний, приводящим к формули­рованию цели и ее осознанию. Вместе с тем необходимо по­мнить, что тактик — выходец из фундаментальных, и потому в нем сосуществуют и мелкий, и большой масштабы мыш­ления. Этот факт кроет в себе опасность, возникающую в случае нарушения баланса между этими двумя масштабами ь1Шления — они должны быть равнозначны.

Наличие такого баланса позволяет мыслительному ап­парату тактика практически «автоматически» отбирать тот объем детальной информации, который может быть быстро переработан для последующей постановки целей, строго со­ответствующих объему обработанных сведений.

Со временем эта способность и умение тактика развива­ются, что позволяет осмысливать многошаговые комбина­ции, используя мельчайшую детализацию рассматриваемой ситуации и развитый мыслительный аппарат. При этом, что весьма важно, он никогда не ставит цели, превосходящие его возможности.

Такой процесс обобщения и мышления и есть тот самый средний масштаб, то есть умение сочетать собственные цели с реальными условиями или, другими словами, то, что необ­ходимо сделать «здесь и сейчас» для реализации поставлен­ной цели.

Сценарист доводит данный процесс до совершенства: не только знает, что нужно сделать «здесь и сейчас», но и как — его «быстродействие» резко возрастает, оставляя по этому параметру тактика далеко позади. При этом он использует и себя — свое тело, как инструмент: успевает отслеживать и происходящее вокруг, и свои действия, слова, мимику, жес­ты.

Идеолог — подобен быстродействующему с огромной памятью и всеохватывающей аудиовизуальной и прослуши­вающей техникой компьютеру, способному как заполучить по максимуму необходимую информацию, так и мгновенно ее проанализировать под всевозможными углами и в раз­ных плоскостях.

Такова, вкратце, внутренняя работа этих игр при получе­нии и обработке информации. Каждая игра соответственно и мыслит в своей, присущей только ей, направленности и век­торной заданности.

Реалисты мыслят линейно и «пошагово» в точном соот­ветствии с заданным направлением/стратегией и развитием ситуации. В рамках ранее определившейся общей стратегии они или усиливают, или ослабляют эмоциональный накал, причем достигают свой результат в основном эмоциями.

Моралисты, опираясь на имеющуюся дигитальную ин­формацию, производят сопоставление полученных сведений с имеющейся информацией в их «архиве», без учета суще­ствующих внешних реалий, высказывают заключения (имен­но заключения, а не конкретные рекомендации) для общего обсуждения или обозрения.

Тактики, напротив, тщательно собранную информацию анализируют, «примеряя» результаты анализа к поставлен­ной цели. Затем они проводят «сверку» результатов анализа с существующей реальностью для оценки правильности вы­водов. Вместе с тем тактик все ещё мыслит линейно, что обус­ловлено ограничением этой игры своей территорией. После­днее является его самым уязвимым местом, которое поддает­ся анализу и, следовательно, становятся предсказуемыми дей­ствия и поступки тактика.

Обращаем ваше внимание, что только с игры «тактик» мыслительный процесс приобретает конструктивный харак­тер, нацеленный на результат.

Сам сценарист и его игра представляют значительно бо­лее сложную систему. Так, если позволительно воспользо­ваться современной вычислительной техникой для сравнения наших героев, то тактика можно «приравнять» к быстродей­ствующей счетной машине, а сценариста — к современному многофункциональному компьютеру исключительного бы­стродействия.

Сценарист мыслит нелинейно, многовекторно в соответ­ствии с многомерными, сформулированными им, целями. Образно говоря, если тактик имеет одну цель и соответствен­но одну основную схему ее достижения, то есть он «держит» в своих руках лишь одну единственную нить, то сценарист, исходя из аналогии, в своих «нитях заговора» имеет боль­шое число отдельных нитей, сходящихся к его рукам. Это и определяет основной стержень его игры — непрерывные по­иски новых возможностей и горизонтов. Иными словами, сценарист одарен способностью соединять стратегические планы с реальными условиями, и благодаря несравнимому умению ориентироваться в последних молниеносно выбирать из «мирского хаоса случайностей» те, которые будут макси­мально содействовать и ускорять процесс достижения цели. Понятно, что собственная суть сценариста ни только не пре­дусматривает какое-либо планирования алгоритмов действий, но полностью его исключает.

Отсюда и возникают истоки всепоглощающей игры по захвату «игровых площадок» — территорий. Так, прежде все­го сценарист определяет территорию, дающую возможность получить конкретный результат достаточно быстро и без осо­бых осложнений. Для примера: финансы — в банках, власть — в политике, известность — в СМИ. Далее он использует любую возможность для «подсоединения» к выбранной им территории и начинает играть роль, не имеющую конкрет­ной цели, в ожидании, как охотник, того момента, когда ре­зультат-дичь сам придет в его руки. Во время ожидания сце­нарист не теряет времени зря и ищет новые возможности для реализации других планов. То есть одновременно он может играть на разных «площадках».

Принципы и многомерность мышления идеолога и сце­нариста в основе своей совпадают. Коренное отличие между ними лежит не в области мыслительной деятельности, а в поведенческом воплощении поставленных ими целей. Так, в отличие от сценариста, который сам проявляет высокую проактивность в каждой территории его интересов, идеолог де­легирует свое «второе Я» преданному и от него зависящему человеку для отслеживания хода развернувшейся игры на той или иной территории из множества игровых площадок идео­лога. Его второе «Я» — элемент игры идеолога в экспансии всё новых и новых территорий — собирают нужную инфор­мацию, на основе которой идеолог проводит анализы ситуа­ций, действий и целей конкурентов и оппонентов, что ему необходимо не для игры с конкретными людьми, но игры системами. При этом необходимость своего присутствия на другой, чужой территории осуществляется простым присое­динением, за счет уже имеющихся территорий, нужной игро­вой площадки вместе с находящимися на ней людьми.

Крах или полное фиаско идеолог терпит тогда и только тогда, когда его лишают территорий, в итоге низводя реали­зуемость его огромного интеллектуального потенциала до ничтожно малой величины.

4.5.2. Особенности «Управленческих» Игр

«Управленческие» игры, включающие в себя три уровневые: — «тактик, сценарист и идеолог», — являются сложны­ми, нелинейными и много векторными; заслуживают, по на­шему мнению, более детального рассмотрения.

В своей основе эти игры имеют общую схему действий, выполняемых в следующей последовательности: сбор инфор­мации, подготовка территории и деятельность, направленная на достижение результата

При этом сбор информации имеет многовекторную на­правленность в соответствии с целями ее последующего ис­пользовании, в том числе: стратегическую, тактическую и

ситуативную.

Очевидно, что любая самостоятельная единица с собствен­ным бюджетом, будь то фирма, мэрия, транснациональная компания или государство, имеет вертикаль власти, которую можно представить в виде пирамиды. Внутри такой пирами­ды на всех ее уровнях идут игры, непрерывно нуждающиеся в информации, как «хлебе насущном», что, естественно, тре­бует создания соответствующих систем информации, пронизывающих «насквозь» все, включая каждого гражданина. Сказанное, думается, не нуждается в детализации, ибо лю­бой из нас может привести не менее десятка примеров о су­ществующих службах информации разного уровня и мето­дах их работы.

Со своей стороны полагаем целесообразным кратко рас­сказать о методах получения информации при непосредствен­ном общении. Речь идет о методах отслеживания как созна­тельной или вербальной, так и неосознаваемой, или невер­бальной информации. Сознательная информация — это всё, произнесенное вслух вашим собеседником, что и анализиру­ется прежде всего с целью как понимания тактики и стратегии его действий — прошлых, настоящих и будущих, — вклю­чая выяснение слабых и сильных сторон, так и игры им ведо­мой. Неосознаваемая информация — это всё, что сопровож­дает высказываемое вслух вашим собеседником, — интона­ции голоса, «язык тела» и другие внешние проявления его со­стояния. Сопоставляя результаты анализа обоих методов от­слеживания (сбора информации), можно более определенно сказать об искренности и преследуемых целях собеседника, а самое главное, осознать его программы, заложенные на уров­не бессознательного. При этом особая эффективность достига­ется при единении этих двух методов на базе высочайшего уровня освоения и применения каждого из этих способов.

Естественно, что в беседах, переговорах кто-то больше опирается на логику и соответственно развивает умение слу­шать, а кто-то на невербалику, или интуицию. Как указыва­лось в разделе «Коммуникативные приемы РСИ», мощным инструментом считывания невербальной информации явля­ется «Калибровка» — соединение знаний о скрытых внутрен­них процессах человека и их внешнем проявлении, а также умение мгновенно сопоставлять последние с вербальной информацией. Причем приемы Калибровки позволяют, на основе быстрого сопоставительного анализа, осуществлять ответные, также невербальные, воздействия на скрытые мотивы действий собеседника. Данный инструмент детально изучается при освоении коммуникативных техник РСИ и от­рабатывается умение его практического применения.

Ниже выскажем лишь отдельное соображение о внешних проявлениях собеседника, которые могут ошибочно тракто­ваться.

Не вызывает никаких сомнений закономерная связь меж­ду бессознательными программами и передаче их вовне. Однако, как показывает практика, следует весьма осторожно относиться к общепринятым оценкам определенных внешних проявлений человека — жестам, позам. Может возникнуть ошибочное толкование фактов с вытекающими последствия­ми. Поза и жесты человека — это, как нам представляется, в первую очередь проявление энергоструктуры человека и лишь в незначительной степени выражение его мыслей и отноше­ния к происходящему.

Управляющие часто разыгрывают спектакли, ведут «бе­седы-тесты» и используют многие другие приемы для отсле­живания реакции присутствующих и определения программ поведения.

В арсенале «управленческих» игр имеется такое «оружие», как энерговоздействие на своих оппонентов и присутствующих, вызывая ощущения физического недомогания: тактик — состояние физического «давления» собственной массой, сковывая свободу мышления; сценарист — состояние уду­шья, дискомфорта в плечах и шее, приводящих к утере спо­собности концентрироваться на мыслях и деталях.

Широкий спектр коммуникативных техник используется управляющими именно для получения информации, ибо еди­ноличное обладание последней, например, задолго до неких грядущих финансовых потрясений на рынке ценных бумаг, делает ее владельца несказанно богатым. Недаром говорят: «информация — это власть», тем более в век информатики, где фирмы и компании ведут ожесточенные информацион­ные войны.

При обсуждении социальных игр часто упоминается, что весьма желательно вести игру именно на «своей территории»; при этом подразумевается как пространственная, так и «вир­туальная» территории. Если понятие «пространственная тер­ритория» вполне осязаемо и легко воспринимаемо, как, на­пример, ваш кабинет, ваш зал заседаний и др., то понятие «виртуальная территория» требует пояснения.

Виртуальную территорию следует понимать как знание по крайней мере основных элементов «пульта управления» человеком — его привычки, пристрастия, биографические сведения, страхи, особенности характера. Управление и кон­троль подобной территорией осуществляется во время бесе­ды или переговоров, либо посредством применения имею­щихся психотехник, либо путем создания определенных под поставленную задачу условий. Принципиальным в эти» дей­ствиях является то, что мы стремимся «заманить» собеседни­ка в наши рамки, а совсем не «выбить» его из собственных. Приглашая собеседника на нашу территорию, понимаем, что игра будет проходить в удобных рамках наших правил, и он будет вынужден подчиниться им; результат такой игры очевиден. Процесс «заманивания» соперника можно разбить на следующие этапы: «разрушение» его территории, «вне­дрение» своих правил игры и «доведение» игры до победно­го конца.

Вот почему так важен момент продуманной и тщатель­ной подготовки территории — как важного инструмента воз­действия на соперника. В этот момент, можно сказать, «кует­ся» победа.

В подобной коммуникации важно помнить всегда, что перед вами очень сильный игрок, тем более, если это управ­ляющий, владеющий по крайней мере не меньшим, чем вы, арсеналом приемов, техник, игровых заготовок. В началь­ной стадии игры, чаще ведущейся на нейтральной террито­рии, стремитесь обсуждать общие вопросы, избегая личные местоимения и разговоры о собственной персоне. При этом старайтесь, чтобы ваш собеседник начинал задавать вопро­сы, что дает вам тот самый, возможно, первый и последний шанс контроля над процессом, и, главное, отслеживания его мыслей, а в конечном итоге понимания его замыслов.

4.5.3. Движение по Играм и
его Особенности

Как указывалось выше, в Базовых Играх существуют 5 уровней игр: «реалисты, моралисты, тактики, сценаристы и идеологи» — некий вертикальный стержень развития, прида­ющий рассматриваемой системе важное преимущество — ли­нейность и понятную последовательность. При этом единым связующим элементом игр является внутренняя энергетика, не позволяющая появляться смешанному типу игр. *

Для удобства обращения с предлагаемой системой был введен «алгоритм перехода», единый для всех игр и состоя­щий из трех этапов: вход на уровень или первый этап (поду­ровень), баланс уровня или срединный этап (подуровень) и выход на следующий уровень или третий этап (подуровень)'. Приступая к рассмотрению алгоритма перехода, сделаем одну ремарку: «наследие» предыдущей игры исчезает только тогда, когда индивидуум полностью «собрался» на опреде­ленном уровне. Так, например, если моралист перестал ис­пытывать потребность в постоянных спорах и сравнениях типа «хуже — лучше», то это означает только одно — он «состо­ялся как личность», его мнение стало авторитетным как сре­ди сослуживцев, так и дома; он готов совершить переход в

игру «тактиков».

Вход в игру — это подуровень, на котором человек об­ладает признаками и предыдущей игры, и новой.

На этой стадии происходит адаптация к новой игре и ее правилам, требующая полной отдачи сил и энергии на их изучение. Этот этап характеризуется отсутствием результа­тов независимо от объема предпринимаемых усилий, что, естественно, вызывает стрессы и недомогания. Лекарство одно __- прекратите какие-либо действия, займитесь «инвентариза­цией» пройденного с подведением итогов прошлого и неза­медлительно приступайте к тщательному изучению внешней обстановки на текущий момент. Настоящий переходный этап таит в себе немалые проблемы, связанные с привычками пре­дыдущей игры и порой неуёмным желанием борьбы, а также неумением подвести итоги прошлого и соответственно сде­лать из него четкие выводы, то есть неумением «снимать слив­ки». Все это «вкупе» приводит к «застреванию» на этом этапе с вполне высокой вероятностью возврата в прежнюю игру.

Кроме того, на этапе входа в игру человек остается один на один с собой, его сопровождают постоянные внутренние переживания и споры, чувства подавленности и растеряннос­ти. Теперь его задача — восстановить силы и накопить энер­гию.

Срединный или адаптивный уровень — некий «приют», как говорят альпинисты, — площадка для отдыха. Выход из данного этапа, безусловно, возможен, но при условии пол­ного переосмысления и осознания прошлого и настоящего, а также при наличии достаточных сил, воли и энергии для осуществления балансировки уровня. Его окончание знаме­нуется завершением адаптации индивидуума к новому уров­ню мышления. При этом длительность процесса зависит толь­ко от его энергетического уровня и умения адаптироваться. Довольно часто случается, что именно в момент окончатель­ного вступления в новую игру вступивший остается без сил. Eгo основной задачей становится «перестроить тело», при­нять все требуемые атрибуты перемен во внешнем облике. На стадии балансировки человек максимально вживается в новый мир: успокаивается, набирается сил, внешность начи­нает соответствовать уровню игры, мучения и сомнения ос­таются позади и, наконец, полностью входит в рамки нового Уровня. Длительность его пребывания на вновь освоенном Уровне определяется временем, необходимым для накопления энергии, достаточной для осуществления «прорыва» на следующий уровень. При этом на данной стадии он стопро­центно соответствует внешним признакам игры, но порой чрезмерно благодушествует, что чревато неблагоприятными последствиями для дальнейшего движения вверх по вертика­ли игр: вся его энергия расходуется на простое воспроизвод­ство, то есть ничего не остается на накопление энергии для продвижения на другой уровень. Для выхода из такого «бла­годушного» состояния, из второго или срединного этапа, требуется достаточно сильный внешний импульс — потеря работы, переход на более высокий уровень близкого знако­мого или коллеги, появление сильного конкурента.

Вызванная той или иной причиной «встряска» приводит к возникновению желания, ведущего к разработке конкрет­ной цели, что, по сути, и является индикатором наличия не­обходимой энергии для достижения заданных результатов. Это и есть начало третьего, переходного этапа в следующую игру «выхода на новый уровень». Снова начинается струк­турирование собственных дел, приведение в боевую готов­ность наработок и извлечение соответствующих возникшей ситуации примеров из жизненного опыта. В таких экстремаль­ных условиях интеллект игрока включает в игру скрытые, а также ранее незадействованные возможности.

Следует подчеркнуть, что весьма существенным фактором является конкретность и, главное, практическая осуществи­мость за достаточно короткий промежуток времени, жела­ния и, соответственно, цели. Иначе, в случае амбиционного и неосуществимого в обозримом будущем желания, весьма вероятно появление парализующего состояния безысходно­сти.

Итак, третий, переходный, этап целиком посвящается структурированию — глубокому осознанию собственного опыта и умения ведения прошлых игр, и на этой основе вы­явлению подспудно растущей внутри индивидуума каче­ственно новой способности, готовой реализоваться «здесь и сейчас». Исходя из опыта непосредственного общения на се­минарах и консультациях с активной частью молодых рос­сийских предпринимателей и деловых людей (на занятия и консультации, как показывает практика, не приходят пассив­ные, со слабо выраженной жизненной позицией и низкой целеустремленностью, люди), можно сказать, что три—пять лет — это тот срок, который необходим для окончательных внутренних изменений в мировосприятии человека. Последу­ющее за осознанием наличия нового качества и «рождения» ося­заемой и конкретной цели появление того самого шанса, вле­кущего за собой конкретные действия для достижения резуль­тата, происходит достаточно быстро — счет идет на месяцы.

По существу, переходный этап можно назвать также и «авантюрным», но в самом позитивном смысле слова, когда оно являет собой отступление от старых схем, появление Не­уемного желания и стремления двигаться вперед и действо­вать по-новому, с огромным азартом и интересом. Очень часто именно на таком этапе оживляются безынициативные люди, становясь абсолютно другими, совсем непохожими на самих себя. Ярким подтверждением сказанному могут слу­жить недолгие годы перестройки конца восьмидесятых годов прошлого столетия в нашей стране, когда многие советские люди были охвачены идеей кооперации и начали организо­вывать бесчисленное количество кооперативов, что в подав­ляющем большинстве было чистой авантюрой. Каждый, кто пережил состояние «перехода», в течение которого чувству­ется биение каждой клетки организма, жизнь становится на­сыщенной и интересной, испытывает острое желание продлить свое присутствие в этом периоде. Но, к сожалению, пребы­вать долго в таком «переходе» невозможно: либо входим в новую игру, либо сползаем назад. Вступление в новую игру это новый цикл перехода на другой уровень: все начина­ется снова, но на новом витке движения по спирали.

Ниже рассмотрим конкретно переходы из игры в игру, начиная с игры «реалистов», и их особенности.

Итак, «реалист» — игра на страхе потери с основной це­лью: «добыча пищи». Вокруг «враги», но есть сплоченность и взаимная поддержка друзей и близких, чувство гордости за «свои руки» и «свою группу». При этом полностью отсут­ствует понимание того, что он как личность плохо ориенти­руется во внешнем мире — много непонятного и необъясни­мого.

На стадии входа в игру он выглядит подавленным, в его голосе преобладают просящие ноты, присутствует «жалость» в глазах. При длительной работе на одном предприятии по­является чувство стабильности и безопасности, что знамену­ет переход реалиста в срединную часть игры — второй этап. Его жизнь стабильна и однообразна. Но внезапный «удар судьбы» — например, серьезные проблемы со здоровьем родителей, детей, жены, лечение которых требует значитель­ных средств. Это заставляет его, никогда не ценившего вре­мени вообще, структурировать, ценить свое время для до­полнительных заработков и оплаты возникших расходов; причем начинает осознавать необходимость укрепления ста­бильности через образование, повышения профессионального уровня. Полученное образование и приобретенный профес­сионализм создают в нем чувство интеллектуальной стабиль­ности, исходом которой является формирование собственно­го своеобразия и приход стадии выхода из реалистов.

Начинается процесс адаптации к игре «моралисты». В период адаптации он одновременно чувствует и свою нич­тожность, и свою значимость, что, естественно, способствует возникновению и развитию внутреннего конфликта, проис­хождение которого он не может понять прежде всего по при­чине отсутствия умения анализировать. Вместе с тем он при­обретает убежденность в том, что «интеллектуальная ста­бильность» — это защита от всего, и пытается ее усилить; причем знания он воспринимает как набор архивной инфор­мации. Его знания служат для оправдания собственных не­удач или для высказывания рекомендаций окружающим.

В принципе моралист — это реалист, считающий знания «панацеей от всех бед». На основе знаний, различных обра­зовательных дипломов он формирует свою позицию, порой излишне чванясь своими дипломами и поощрительными зна­ками по служебной или трудовой деятельности. На стадии входа в моралисты человек попеременно агрессивен и неуве­рен. Только с приходом внутреннего спокойствия заверша­ется этот этап.

С полным утверждением понятия «интеллектуальной ста­бильности» моралист вступает в срединный этап игры. Боль­шая часть моралистов, получив специальное образование и работая на стабильном предприятии, вполне довольна сво­им существованием. При этом обнаруживается поразитель­ное обстоятельство: процесс мышления служит в качестве простого запоминания.

В срединном этапе или, «балансе», все свое время тратят на укрепление позиции, доказательства правильности или неправильности точек зрения, дискуссии и обсуждения чье­го-либо авторитетного мнения. Показателем полной закреп­ленности моралиста на данном этапе можно считать появле­ние перечня авторитетов, которым он беспрекословно дове­ряет, и вхождение в систему взглядов какой-либо группы: политической, научной, профессиональной. Следует заметить: моралисты создают вокруг себе такие рамки, которые дела­ют их самыми закрепощенными среди всех остальных игр. Именно на этом этапе моралист может увлечься демонстра­цией знаний источников информации, именами авторов тео­рий, цитатами знаменитостей, таким образом подчеркивая свою значительность.

Выход из игры начинается с появления сомнений в могу­ществе его знаний и отказе от теоретизирования и постоян­ного сравнивания на основе «архивной» информации, с при­знания того, что результат превыше знаний.

Именно с этого момента он начинает действительно мыс­лить, а не перекладывать «кирпичики информации в своем архиве знаний», воспринимать людей других игр бесприст­растно, как объективную данность, замечать и анализировать реальные факты, учиться действовать; последнее протекает достаточно болезненно.

Из игры «моралисты» он забирает с собой только прак­тические навыки и практические аксиомы. На момент выхо­да происходит смещение с авторитетов теоретических на ус­пешных практиков, в речи появляется конкретность и целе­направленность, но внешний вид пока ещё не изменился.

Основная задача игры на данной стадии — это научиться как анализировать, так и применять на практике результаты анализа. Освоив эти основные инструменты нового для него восприятия и видения происходящего, моралист вступил на путь, ведущий его в другую игру, в другое качество, называ­емое «тактик».

Снова возникает внутреннее сражение между знаниями и фактами, между привычкой к постоянной «академической» бесплодной оценке окружающего и развивающимся умением направленного движения к цели, результатом. Итог этого сра­жения предопределен его стремлением стать тактиком: он при­обретает необходимое, жизненно важное, умение скрывать свои мысли и оценки, с одной стороны, и доводит до автоматизма привычку мыслить и работать на результат, с другой.

Обретение умения хранить в себе собственные замыслы и мнения и включение в свой активный вокабуляр — активный словесный словарь — слова «надо» означает, что «внутрен­ний имидж» сформировался и тактик вступает в срединную игру. Теперь уже с полной определенностью можно сказать, что он освоил немаловажное качество «управленческих» игр: «не говорить, что думаешь, — а думать, что говоришь». Все это отражается и в окончательном определении своего внеш­него стиля и образа.

Можно только заметить, что в тактике еще проявляется «наследие» моралиста в стремлении укрепить свои позиции за счет получения какой-то должности на «службе государевой».

В отличие от «фундаментальных» игр пребывание такти­ка на срединном этапе продолжает быть высокоактивным, ориентированным на целенаправленное движение, выработ­ку пенных бойцовских качеств, прежде всего цепкость в дос­тижении конкретного результата. В его сознании происхо­дит осмысление глубинных мотивов человека и возможнос­тей воздействия на них — он бессознательно ищет успешную теорию развития бизнеса.

Он в итоге осознает, что окружающими можно и нужно управлять, и, закрепляясь в срединной стадии, осваивает и развивает свои навыки в решении тактических задач. В ре­зультате такой активной и полезной деятельности происхо­дит резкое усиление его потенциала по комбинированию и управлению несложными ситуациями; отсюда возникает по­требность в стратегическом развитии, что и подводит «мате­рого» тактика к завершающей части игры. Идет активное раз­витие его мыслительного аппарата — ставит более крупные цели и создает все более «хитроумные» планы их достиже­ния. При этом все меньше и меньше участвует в «исполни­тельской» работе. Все это сопровождается стремительным движением вверх по «служебной лестнице», и вдруг, на пике своего полета, он «залетает» на территорию сценариста и об­наруживает, что его без видимых усилий переигрывают. Он серьезно и надолго задумывается, одновременно оптимизи­руя деятельность созданных ранее структур, и осознает — его мыслительные стратегии бессильны против сценариста.

Уместно заметить, что присвоение игре «тактик» допол­нительного названия «переходной» между «фундаменталь­ными и управленческими» не было случайным. Эту «при­граничную нейтральную зону» мало кому удается пересечь. Последнее объясняется принципиальным различием в форме деятельности между выше указанными играми. Так, если так­тик проявляет «активность в практической деятельности», вникает в вопросы и собственноручно все организует, то уже сценарист, если его рассматривать под этим углом зрения, внешне выглядит полностью бездействующим, постоянно «философствующим».

Как вы помните, сценарист — это прекрасный комбина­тор и психолог в одном лице и именно с него начинается профессиональная игра на скрытых слабостях человека, игра его эмоциями, сценарная игра.

Тактик, входя в игру «сценарист», осознает на практике, что управление скрытыми, глубинными процессами челове­ческого сознания намного мощнее любых прямых силовых и линейных воздействий. Самое сложное для начинающего сценариста на первом этапе — научиться бездействовать и ждать. Пройти это испытание дано не каждому. Другая про­блема, поджидающая его, заключается в отсутствии однознач­ной информации, с которой привык работать; он сталкивает­ся с необходимостью иметь дело с едва обозначившимися картинами, состоящими из множества отдельных штрихов и никаких четких деталей.

Но как только начинающий сценарист освоит стратегичес­кую игру и умение ждать, научится менять маски и «подавит» собственную значимость, и при этом главный приоритет при­обретает метод получения результата при смещении акцента в его аналитической работе с «вещей» на процесс игры, то он оказывается в балансе игры «сценарист» — срединном этапе. Как правило, на этой стадии «уже сценарист» полностью погружается во вкушение плодов жизни. Попутно он расши­ряет свое влияние на окружающих без конкретной на то цели, захватывая новые территории для расширения своего влия­ния: власть ради власти. Из сибаритского состояния средин­ного этапа его вырывает, как не покажется странным, триви­альное состояние бесконечной скуки.

Игра «сценарист против сценариста» перестает быть даже конкуренцией, скорее это игра, как, например, теннис: ниче­го, кроме азарта игры и желания победить.

«Разыгравшийся», вошедший «на сто процентов» в игру, наш сценарист подходит к выходу из игры «сценарист» и последующего подхода к начальной ступени уровня игры «идеолога». Он, наполненный «до самых краев» энергией, понимает, что владеть и управлять территорией совсем недо­статочно, его и охватывает неуемное желание принять учас­тие в более изощренных и масштабных играх. Чувство гне­тущей неудовлетворенности и понимание бессмысленности его постоянного пребывания «на публике» выводит его на новый уровень.

Но как только сценарист перестает испытывать вообще какую-либо потребность для подтверждения своего бытия
«выхода на публику», научится играть из-за сцены и напра­вит все свои силы и энергию в высшую игру «идеолог», он уже вступит в этап «баланса этой игры».

Таков, вкратце, процесс прохождения от выхода из игры «реалист» до входа в игру «идеолог». Можно отметить, что выше изложена схема движения, а жизнь настолько много­образна, насколько и удивительна, и всегда преподносит та­кие сценарии развития, которые можно будет лишь описать впоследствии.

4.5.4. Роль Игр в Социуме

Социальное общество — это гармоничная система, в ко­торой естественно сосуществуют и функционируют все ее со­ставляющие. Система общества закрепляется введением еди­ных для всех моральных норм, традиций и законов, которые отлаживаются многими поколениями. Именно за счет цен­ностей общества система является «самоорганизующейся», замкнутой, во многом напоминающей природные экологи­ческие системы.

По аналогии с экологическими системами каждый слой общества несет ответственность за строго определенные фун­кции. Так, в рамках социального общества «фундаменталь­ные» игры ответственны за сегодняшний день — здоровье и «жизненный потенциал» социума; тактики — за благососто­яние и мощь государства; а игры «сценарист и идеолог» — за будущее общества: его стабильность и развитие.

Итак, реалисты и моралисты являются фундаментом лю­бого общества и их игры — групповые, легко управляемые и вполне предсказуемые. «Поле деятельности» — реальные условия жизни, общепризнанные факты и нормы. Эти игры прекрасно ориентируются в профессиональных областях, так как владеют «узкой территорией», ограниченной строго профессиональной деятельностью. Последнее дает им ряд преимуществ, таких, как высокая адаптационная способность к работе, быстродействие в стандартных ситуациях, житейс­кая «хитрость». Однако, к сожалению, как только ситуация выходит за «профессиональные рамки», они становятся бес­сильными. Системное мышление, анализ ситуации и умение находить принципиально новое решение им несвойственно, что обусловлено нехваткой внутренней энергии — их «по­тенциал» охватывает лишь стандартные ситуации.

Реалисту свойственны развитые «программы» совести, справедливости, чувства вины, при повышенной агрессивно­сти и высокой бесцельной подвижности. Ограниченный на­бор возможностей ими используется весьма эффективно. Они — отличные исполнители, находящие применение в различ­ных сферах социума: служащие, чиновники, рабочие.

Их агрессивность — результат постоянной внутренней борьбы между личностью и программами за «личную сво­боду». Этот внутренний конфликт находит свой выход: реа­листы устраивают «расправы», а моралисты — споры.

Основная задача реалистов в социуме — создавать мате­риальные ценности: для обеспечения материальной жизни социума.

Игра «моралисты» направлена на сохранение основных устоев общества: моральных ценностей, развитие науки, ис­тории народа, традиций; их можно назвать консерваторами или «хранителями морали». Мышление моралистов опирается на архивные данные — они имеют высоко развитую па­мять и потому практически никогда ничего не забывают. Все академическое образование направлено именно на развитие памяти и запоминание основных теорий.

Эта игра зиждется на образовании, и задача моралистов __ развивать и поддерживать идеологические и научные цен­ности, охранять рамки идеологии. Естественно, они являют­ся главной движущей силой игры «Социум». Игра «Госу­дарство» перестает существовать, если вдруг исчезают мора­листы — защитники основных моральных устоев общества. Моралисты образуют огромный отряд «белых воротнич­ков»: служащие, менеджеры, учителя, врачи, юристы, бух­галтеры.

Задача моралистов в социуме — сохранение установлен­ных рамок путем отстаивания существующих принципов, норм и моральных ценностей, а также блокировка любых случайных нововведений в устройство жизни.

Тактик — это управленец, организатор, директор, пред­приниматель, «средний бизнесмен», и задача игры «тактик» — управлять, организовывать. Тактики, приходя в любое место, быстро вникают в ситуацию, принимают решение, за­ранее зная конечный результат. Они являются незаменимым слоем общества, но несут и опасность, связанную с их стрем­лением к самостоятельности. Лучшие качества тактиков, в особенности, высочайшая работоспособность, проявляются в единой, хорошо организованной системе управления, по­зволяющей не только производить «продукт» для общества, но и пользоваться плодами своего труда.

На тактиках держится производство, средний бизнес, по­литическая власть, армия.

Главная цель сценариста — известность, и власть и он умеет быть с тем, кто их получает. Он превосходно исполь­зует свою внешность как инструмент реализации своих пла­нов, обладает уникальным умением «надеть на себя» ту маску, которая необходима для реализации своих планов.

Сценаристы — это «вельможи» социума, концентрирую­щиеся, как правило, в местах обитания власть предержащих. При этом замечено, что среди сценаристов больше особ жен­ского пола, чем, например, в среде тактиков, что обусловле­но, в первую очередь, культуральными архетипами совре­менного общества.

Социум воспринимает игру «сценариста» как важный элемент планирования, силу, контролирующую и направля­ющую тактиков. От уровня развития игры «сценарист» зави­сит стабильность и уровень жизни. Ведь тактики — потенци­альные носители «бацилл» революции, а сценарист, совсем наоборот, ратует за максимально прозрачную и стабильную систему.

Итак, задача сценариста — структурировать общество и создавать в нем стабильность, устанавливать ролевой поря­док, организовывать жизненно важные процессы — игры.

Идеологов в обычной жизни, «на улице», практически встретить невозможно, а еще сложнее распознать так назы­ваемых «серых кардиналов». Достоверной информации о личной и деловой жизни идеологов нет, но периодически по этому поводу приводятся официальные данные. Идеологи — это одиночки, не нуждающиеся ни в известности, ни в каком-либо обществе. Их основная страсть и цель — власть. Идео­лог со своей командой осуществляют функцию контроля за происходящими процессами и поддержание жизни в обще­стве: постоянно сохранять четкий ритм его функционирова­ния.

Как правило, идеолог играет извне, отслеживая, напри­мер, соотношение сил вокруг собственной структуры, будь то корпорация или государство. Кроме того, идеологи со­здают будущее: организуют разработку долгосрочных стра­тегических планов развития и формулируют новые философ­ские подходы, определяющие вектор развития территории.

Уместно отметить, что если для моралиста-ученого фи­лософия — это образ мышления, то для идеолога философия -- это инструмент, подобный оркестру — для дирижера или горнопроходческому комбайну — для шахтера.

Итак, идеологи ответственны за будущее государства и его социальное развитие.