Педагогическая концепция В.В. Розанова

ВОРОНЕЖСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

КАФЕДРА педагогики

Курсовая работа по педагогике

Педагогическая концепция В.В. Розанова

ВЫПОЛНИЛА: студентка II курса

I группы факультета

русского языка и литературы

Шишова О. А.

НАУЧНЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ:

доцент кафедры педагогики

кандидат педагогических наук

Л. Э. Заварзина

Воронеж 2006

Оглавление

Введение…………………………………………………………………....2

Актуальность, цель. …………………………………………………...…..3

Задачи:

· изучить литературу;

· познакомиться с жизнью и деятельностью В. В. Розанова; его взглядами;

· познакомиться с образовательной политикой России в 60- 90 годы XIX века;

· узнать отношение В. В. Розанова к системе образования конца XIX в.;

· изучить идеи, определяющие направление и характер преобразований в педагогике.

Глава I. "Самый интересный человек русской современности" ………..6

1.Основные этапы жизни и деятельности В. В. Розанова... …….………6

2.Основные направления философской мысли В. В. Розанова……… .13

Глава II. Педагогические взгляды В. В. Розанова…………………...… 17

1. Отношение В. В. Розанова к системе образования конца XIX - начала XX вв………………………………………………………………………...……17

2. Принципы образования…………………………………………..…….21

3. Воспитание человека культурного........................................................24

Глава III. Актуализация идей В.В. Розанова в современной педагогике……………………………………………………………………..…31

Заключение……………..…………………………………………………33

Список использованной литературы…………………………………….34

Содержание обучения представляет единство его содержательной и процессуальной сторон. Передовая практика и современные исследования показывают, что учебно-познавательная деятельность оказывается эффективной, когда органически сочетается с другими - общением, игрой, экономической и технической практикой. Многообразие линий общения участников учебного процесса имеет принципиальное значение для личностной ориентации образования. Способ учебной работы не задан только педагогом. Он - результат взаимодействия обучения и личного опыта учащегося. Для реализации методологии требуются совершенно иные формы учебной работы, нежели те, которые используются в знаниево -ориентированном обучении (опрос, объяснение, закрепление материала). В самом общем виде можно представить систему методов ЛОО, состоящую из типов прямого и контекстного обучения, диалогового и инструктивного, информирующего и исследовательского, индивидуального и коллективного, внешне регулируемого и самообразовательного. Главное место в ней занимают проектные, дискуссионные, исследовательские способы организации учебной деятельности. Обучение по своей организации должно быть разнообразно, как то, чему учат, т. е. личностный опыт индивида. Речь идет о последовательном расширении границ общения, ориентировки, выбора - от форм и методов к содержанию и целям обучения.

Настоящее время характеризуется поисками духовного обновления человека, закономерным становится обращение к духовно-нравственному опыту прошлого, являющегося условием созидания многих нравственных ценностей. Для современной отечественной педагогической мысли особенно важно аккумулировать наследие российской философско-педагогической традиции и тем самым ликвидировать перерыв в ее развитии.

В последнее время наследие Василия Васильевича Розанова (1856-1919) - талантливого русского философа, педагога, публициста, писателя, литературного критика вызывает возрастающий интерес. После долгих десятилетий искусственного забвения, а точнее сказать - запрещения, Розанов вновь становится органической частью русской культуры.

В раздумьях о новой школе и новой педагогической науке В. В. Розанова мы находим идеи и разработки, которые словно отражают проблемы сегодняшних дней и предлагают нам свежий, оригинальный взгляд на вопросы современной педагогики. Желание научить детей творчески мыслить, формировать их духовные потребности и нравственные качества - все это заставляло В. В. Розанова задуматься о путях реформирования образовательной системы и искать новые подходы, методы.

Педагогическая мудрость чеканно выразилась в розановском философско-художественном своеобразном стиле, далеком от скучной псевдонаукообразности, одолевающей нас теперь. Размышляя о состоянии положения русской средней и высшей школ, о проблемах формирования и воспитания подрастающего поколения, отвечая на важнейший практический вопрос, что есть педагогика: ремесло ли, искусство ли, - он четко сформулировал принципиальные дидактические требования к искусству воспитания личности человека, которые и сегодня для ученых-педагогов являются актуальными.

Однако воспитательное воздействие выдающегося мыслителя не определяется и не ограничивается только степенью актуальности его педагогических воззрений. Мы убеждены, что важнее осознать глубинную природу этого воздействия, исходя из понимания мировоззренческих целей самого В. В. Розанова.

В. В. Розанов настолько индивидуален, что, сообразуясь с общечеловеческими идеалами, во многом выстраданными тысячелетней русской историей, искал пути нравственного и духовного оздоровления всег Исходя из своего педагогического опыта, В. В. Розанов впервые, может быть, в разработки философии образования и воспитания.

Известно, что в то время велись педагогические поиски реформ и преобразований русской школы. И В. В. Розанову принадлежит заслуга в том, что он одним из первых заметил принципиальные причины застоя в развитии отечественной школы: ее несамостоятельность, подражательность, копирование ложных европейских традиций и, главное, непомерное давление на нее российских государственных указов.

Цель данной работы:

· изучить литературу;

· познакомиться с жизнью и деятельностью В. В. Розанова; его

· взглядами;

· познакомиться с образовательной политикой России в 60- 90 годы XIX века;

· узнать отношение В. В. Розанова к системе образования конца XIX в.;

· изучить идеи, определяющие направление и характер преобразований в педагогике.

Глава I. "Самый интересный человек русской современности"

1.1. Основные этапы жизни и деятельности В. В. Розанова

Василий Васильевич Розанов родился в 1856 году в Ветлуге Кост­ромской губернии в семье чиновника лесного ведомства. Отец его умер вскоре после переезда семьи в Кострому, когда мальчику было три года. На руках матери оставалось семеро детей. После ее смерти с 14-летнего возраста будущий писатель воспитывался в семье старшего брата Нико­лая, преподававшего в гимназиях Симбирска и Нижнего Новгорода.

В 1878 году Розанов определяется на историко-филологический фа­культет Московского университета, становится стипендиатом А. С. Хо­мякова. Особенно запомнились ему лекции В. О. Ключевского, который после смерти в 1879 году С. М. Соловьева стал читать курс русской истории. Юного Розанова очень впечатляло словесное мастерство исто­рика. «Ничего подобного я не слыхал ни прежде, ни потом...— вспоминал он.— Речь, им произнесенную, без поправок, без корректуры, без «про­смотра автора» — можно было помещать куда угодно: все было конче­но и завершено, отделано последнею отделкой».

В университетские годы — в результате «вечной задумчиво­сти», мечты, переходящей в безотчетное «внутреннее счастье»,— в душе юноши произошел перелом. В автобиографии он писал: «Уже с I курса университета я перестал быть безбожником и, не преувеличивая, скажу: Бог поселился во мне. С того времени и до этого, каковы бы ни были мои отношения к церкви (изменившиеся совершенно с 1896—97 гг.), что бы я ни делал, что бы ни говорил или писал, прямо или в особенности косвен­но
я говорил и думал, собственно, только о Боге: так что он занял всего меня, без какого-либо остатка, в то же время как-то оставив мысль сво­бодною и энергичною в отношении других тем».

В начале 1881 года Розанов обвенчался с Аполлинарией Сусловой, эмансипированной женщиной, известной в писательской среде.

Полина, будучи на 16 лет старше мужа, создала ему в Брянске, где он преподавал в прогимназии после университета, жизнь «мучительную, невыносимую».

За четыре года жизни в Брянске Розанов написал книгу «О понима­нии. Опыт исследования природы, границ и внутреннего строения науки как цельного знания», в основе которой лежит идея «живого роста». Она писалась на едином дыхании, без поправок. «Обыкновенно это бывало так,— вспоминал он через 30 лет.— Утром, в «ясность», глотнув чаю, я открывал толстую рукопись, где кончил вчера. Вид ее и что «вот сколько уже сделано» — приводил меня в радость. Эту радость я и «поддевал на иголку» писа­тельства».

Эту работу Розанов считал определяющей для всего своего миросозерцания, как выражение «предназначения» и «цели жизни.

Переехав после разрыва с А. П. Сусловой в Елец, Розанов с осени 1887 года стал преподавать в местной гимназии и вместе с учителем гре­ческого языка П. Д. Первовым взялся за перевод «Метафизики» Аристо­теля. Печальна судьба этого перевода, первые пять книг которого пе­чатались в «Журнале Министерства народного просвещения» в течение 1890—1895 годов. Четверть века спустя Розанов вспоминал: «Вдруг два учителя в Ельце переводят первые пять книг «Метафизики». По естественному следовало бы ожидать, что министр просвещения пишет собственноручное и ободряющее письмо переводчикам, говоря — «про­должайте! не уставайте!». Профессора философии из Казани, из Москвы, из Одессы и Киева запрашивают: «Как? что? далеко
ли перевели?» Глазунов и Карбасников присылают агентов в Елец, которые стараются перекупить друг у друга право 1-го издания... Вот как было бы в Испании при Аверроэсе. Но не то в России при Троицком, Георгиевском и Делянове. «Это вообще никому не нужно»,— и журнал лишь с стес­нением и, очевидно, из любезности к Страхову, как к члену Ученого Комитета министерства, берет «неудобный и скучный рукописный материал» и, все оттягивая и затягивая печатание, заготовляет «для удовольствия чудаков-переводчиков» официально штампуемые 25 экземп­ляров!»

Что такое «25» для России, где четыре духовные академии и восемь университетов? Но спорить с министром народного просвещения И. Д. Деляновым, вице-министром А. И. Георгиевским, заслуженным профессо­ром Московского университета М. М. Троицким, спорить с «глупостью министерства» было бесполезно.

На протяжении всей жизни писателя им владела идея «несообраз­ности» дел, творимых на Руси. И как результат этого, считал он, явился нигилизм. По его мнению, началось это с Петра Великого, нужнейшие реформы которого содержали, однако, тот общий смысл, что «мы сами ничего не можем» и «все надо привезти из-чужа», а окончились «шестидесятниками» и их «потомками», приложившими немало усилий, чтобы осмеять реформы 1860-х годов и провозгласить: «К топору зовите Русь!»

В Ельце В. В. Розанов встретил «друга» — Варвару Дмитриевну Бутягину (в девичестве Рудневу). В мае 1891 года состоялось тайное венчание Василия Васильевича и Варвары Дмитриевны, поскольку его первый брак с А. Сусловой не был расторгнут, а на гражданский брак Варвара Дмитриевна не соглашалась. Молодые спешили покинуть Елец, что было оговорено заранее как условие брака, и обосновались в городе Белый Смоленской губернии, где Розанов стал преподавать в про­гимназии. Провинциальный городок Белый с тремя тысячами жителей, вспоминал Розанов,— один из тех, где происходит действие рассказов Чехова.

Еще в Ельце им была написана «Легенда о Великом инквизиторе Ф. М. Достоевского». Опубликованная в начале 1891 года в «Русском вестнике», она обратила на себя внимание читателей, выдержав три издания. Теперь в Белом «вольнодумный учитель» взялся за критику ру­тины гимназического обучения и стал с января 1893 года публиковать в «Русском вестнике» главы своей книги «Сумерки просвещения» (назва­ние по аналогии с «Сумерками кумиров» Ф. Ницше), что восстановило против него весь Московский учебный округ, а министр просвещения сделал владельцу «Русского вестника» Ф. Н. Бергу внушение, которое последний спокойно отклонил. Такова была независимость обычного рус­ского журнала еще задолго до Манифеста 17 октября 1905 года, про­возгласившего свободу печати.

Может, и остался бы Василий Васильевич провинциальным учите­лем, пописывающим в столичных журналах, если бы стараниями Н. Н. Страхова и ботаника С. А. Рачинского, с которыми Розанов перепи­сывался, он не получил места чиновника Государственного контроля в Петербурге. В апреле 1893 года Василий Васильевич с женой и только что родившейся дочерью Надей (умершей осенью того же года) переехал в Петербург.

Шесть лет службы Розанова в Государственном контроле оставили у него тяжелое воспоминание о «крайней материальной стесненности», натянутых отношениях с новым начальством. (Государственный конт­роль возглавлял тогда славянофил Т. И. Филиппов.) Все это привело к жизненному и творческому кризису, который писатель пережил в 1896—1898 годах.

Пятнадцать лет спустя он напишет об этом в «Опавших листьях»: «Контроль, чванливо-ненавидяще-надутый Т. И. Ф., редакции «своих изданий» (консервативных), не платящие за статьи... дети и жена и весь «юридический непорядок» около них, в душе — какая-то темная мгла, прорезаемая блесками гнева: и я, «заворотив пушки», начал пальбу «по своему лагерю» — всех этих скупых (не денежно) душ, всех этих ленивых душ, всех этих бездарных душ». Вспоминая те первые годы жизни в столице и своего начальника, Розанов писал: «Петербург меня только измучил и, может быть, развратил. Сперва (отталкивание от высокопоставленного либерал-просветителя и мошенника) безумный консерватизм, потом столь же необузданное революционерство, особенно религиозное, антицерковность, антихристианство даже. К нему я был приведен семейным положением».

В 1899 году Розанов уходит со службы в Государственном контроле и становится постоянным сотрудником газеты «Новое время», издавав­шейся А. С. Сувориным. Доход его резко увеличивается. Из скромной квартиры на Петербургской стороне семья писателя, в которой было уже три дочери (Таня, Вера и Варя) и сын Василий, переезжает на Шпа­лерную (ныне ул. Воинова). Здесь осенью 1900 года родилась младшая дочь Розанова — Надя.

Широкая лестница вела в просторную квартиру из пяти комнат с видом на Неву. Здесь у Розанова в первые годы XX века собирались выдающиеся деятели русской культуры, проводились розановские «воскресенья», на которых обсуждались проблемы религии, философии, литературы, искусства. Здесь бывали Д. Мережковский, Н. Бердяев, 3. Гиппиус, А. Ремизов, Вяч. Иванов, А. Белый, Ф. Сологуб, С. Дягилев и другие.

То были самые светлые годы в жизни Василия Васильевича и его семьи. Об этом времени он, затем скажет в «Опавших листьях»: «Лучшее в моей литературной деятельности — что десять человек кормились около нее. Это определенное и твердое».

В последние годы жизни (1917—1919) Василий Ва­сильевич удалился с семьей в Сергиев Посад, рядом с Троице-Сергиевой лаврой под Москвой, где издавал свою лебединую песню- «Апокалипсис нашего време­ни» — несправедливый и горький упрек «мерзкой», с его точки зрения, русской литературе как главной виновнице «рассыпанного» царства. «После Гоголя, Некрасова и Щед­рина совершенно невозможен никакой энтузиазм в Рос­сии,— с сожалением писал он.— Мог быть только энтузиазм к разрушению России». Розанов не принял Революцию, она его потрясла, в ней он видел только разрушение нацио­нальной жизни («Русь слиняла в два дня!»). Вспомним, разве одинок был Розанов в своем потрясении теми револю­ционными событиями? Разве чуть позже И. Бунин не на­писал «Окаянные дни», в чем-то напоминающие розановский «Апокалипсис нашего времени»?

На другой день после Октябрьской революции решением Военно-революционного комитета Петроградского Совета «Новое время» было закрыто. Розанов остался без средств к существованию. С 15 нояб­ря 1917 года он начал печатать в Сергиевом Посаде ежемесячные вы­пуски «Апокалипсиса нашего времени», в которых отразилась растерян­ность, боль и непонимание революции, представлявшейся автору всеоб­щим Апокалипсисом: «Нет сомнения, что глубокий фундамент всего теперь происходящего заключается в том, что в европейском (всем, и в том числе русском) человечестве образовались колоссальные пусто­ты от былого христианства; и в эти пустоты проваливается все: троны, классы, сословия, труд, богатство. Все потрясено, все потрясены. Все гибнут, все гибнет».

Бегство Розанова в Сергиев Посад объясняли малодушным жела­нием «скрыться с горизонта». Э. Голлербах, близко знавший Роза­нова в те годы, говорил: «В. В. пережил состояние отчаянной паники. «Время такое, что надо скорей складывать чемодан и — куда глаза глядят»,— говорил он. Но вовсе не был он трусом... Осенью 1918 года, бродя по Москве с С. Н. Дурылиным, он громко говорил, обращаясь ко всем встречным: «Покажите мне какого-нибудь настоящего боль­шевика, мне очень интересно». Придя в Московский Совет, он заявил: «Покажите мне главу большевиков — Ленина или Троцкого. Ужасно интересуюсь. Я — монархист Розанов». С. Н. Дурылин, смущенный его неосторожной откровенностью, упрашивал его замолчать, но тщетно».

Русский философ и писатель Василий Васильевич Розанов размышлял о России и ее судьбах до последних дней своей жизни. «Безумное желание кончить «Апокалипсис»,— писал он в конце 1918 года Д. С. Ме­режковскому. Ему оставалось жить несколько месяцев. Последняя издан­ная при его жизни книга — «Апокалипсис нашего времени» — оборва­лась на десятом выпуске. Времена были трудные, голодные. Печататься становилось все сложнее и сложнее. А тут еще сдвоенный шестой-седьмой номер «Апокалипсиса» был конфискован тотчас по выходе в свет. Как жить и работать дальше, как прокормить семью?

Последняя надежда — Максим Горький, с которым Розанов когда-то переписывался, доставал и слал ему на Капри нужные книги. И вот он садится писать письмо Горькому — моление о помоши: «Максимушка, спаси меня от последнего отчаяния. Квартира не топлена и дров нету; дочки смотрят на последний кусочек сахару около холодного самовара; жена лежит полупарализованная и смотрит тускло на меня. Испуганные детские глаза, 10, и я глупый... Максимушка, родной, как быть? Это уже многие письма я пишу тебе, но сейчас пошлю, кажется, а то все рвал. У меня же 20 книг, но «не идут», какая-то забастовка книготорговцев. Максимушка, что же делать, чтобы «шли». Вот, отчего ты меня не принял в «Знание»? Максимушка, я хватаюсь за твои руки. Ты знаешь, что значит хвататься за руки? Я не понимаю, ни как жить, ни как быть. Гибну, гибну, гибну...»

Чтобы помочь Розанову выжить, Горький обратился за деньгами к Ф. Шаляпину. Шаляпин деньги прислал, однако было уже поздно. «Спасибо за деньги,— писал ему Горький,— но В. В. Розанов умер...» 2

Он умер в Сергиевом Посаде близ Троице-Сергиевой лавры 23 января 1919 года (по новому стилю это было 5 февраля). В Сергиев Посад Розанов с семьей переехал из Петрограда, после того как в сентябре 1917 го­да его друг философ П. А. Флоренский подыскал им квартиру в доме священника Беляева.

Дочь Розанова Татьяна так описывает кончину отца в холодном, не­топленом доме, где писатель все время мерз: «В ночь с 22-го на 23 янва­ря 1919 года старого стиля отцу стало совсем плохо... Рано утром в четверг пришли П. А. Флоренский, Софья Владимировна Олсуфьева

Мама, Надя и я, а также все остальные стояли у папи­ной постели. Софья Владимировна принесла от раки преподобного Сер­гия (Радонежского) плат и положила ему на голову. Он тихо стал отхо­дить, не метался, не стонал. Софья Владимировна стала на колени и на­чала читать отходную молитву, в это время отец как-то зажмурился и горько улыбнулся — точно увидел смерть и испытал что-то горь­кое, а затем трижды спокойно вздохнул, по лицу разлилась удиви­тельная улыбка, какое-то прямо сияние, и он испустил дух. Было около двенадцати часов дня, четверг, 23 января с. стиля. Павел Алек­сандрович Флоренский вторично прочитал отходную молитву, в третий раз — я» .

На дровнях, покрытых елочками, гроб, после отпевания в приходской церкви Михаила Архангела, отвезли на кладбище Черниговского скита; похоронили Розанова рядом с могилой К. Н. Леонтьева (1831 —1891), близкого по духу ему человека, с которым он много переписывался в последний год жизни Леонтьева. В 1923 году кладбище при Черниговском ските было срыто и, несмотря на официальную охранительную грамоту от Реставрационных мастерских Москвы, могилы К. Н. Леонтьева и В. В. Розанова уничтожены. Черный гранитный памятник Леонтьеву разбит в куски, а крест на могиле Розанова сожжен. На нем была надпись, выбранная из Псалтири П. А. Флоренским: «Праведны и истинны пути Твои, Господи!»

«Много вообще антиномий кроется в странной душе человека»,— писал В. В. Розанов в статье к 100-летию со дня рождения философа А. С. Хомякова. И не случайно свои воспоминания о Розанове его юный друг Э. Голлербах озаглавил в 1919 году «О двуликом».

1.2. Основные направления философской мысли В.В. Розанова

Серьезный интерес Розанова к философии, пробудившийся в университетские годы, столкнулся с рутиной установившейся системы препо­давания. Он писал: «Все-таки к философии именно я почему-то питал особенное благоговение: «прочие — в сюртуках, а этот в хламиде». Вдруг, по какому-то торжественному случаю, я увидел нашего Матвея Ми­хайловича (Троицкого), до того расшитого в золото (позументы парад­ного мундира) и со столькими орденами на груди... что мой туман спал.

Ах, вот отчего... университет не дает никакой идеи о науке: все они зани­мают должность V-ro класса, дослуживаются, к 40-летию службы, до тай­ного советника и мирно прилагаются «к отцам» на Дорогомиловском или Ваганьковском кладбище».

На становление Розанова - мыслителя и писателя значительное влияние оказали три видных представителя русской культуры: Н. Н. Страхов, К. Н. Леонтьев и С. А. Рачинский, с которыми будущий философ стал переписываться еще в годы учительства. Философ, пуб­лицист, критик Страхов тесно сотрудничал с Достоевским, дружил с Толстым; другой философ — Леонтьев писал Розанову из Оптиной пустыни, где находился под духовным влиянием знаменитого, очень уважаемого старца Амвросия; Рачинский, хотя и учительствовал в собственной деревенской школе, но эта церковная школа бывшего профессора Московского университета была известна всей России.

Книга Розанова «О понимании" направлена против позитивизма большинства тогдаш­них профессоров философии Московского университета. Автор видел и серьезные недостатки своего труда, о которых позднее говорил: «Мне надо было вышибить из рук, из речи, из «умозаключений» своих против­ников те аргументы, которыми они фехтовали. Отсюда — элементар­ность, плоскость суждений, доказательств. «Надо было полемизировать не с Парменидом, а с Михайловским». Конечно — это слабая сторона книги».

Ныне рецептивная эстетика утверждает, что важно не литературное произведение само по себе, а его восприятие читателем, и это не вызывает протеста.

Науковедческий аспект книги не заинтересовал современников. В рецензии на нее, опубликованной в одном из круп­нейших журналов, ядовито сказано, что «автор разумеет под «понима­нием» совсем не то, что принято разуметь под этим словом: для него это не психологический процесс, а какая-то новая всеобъемлющая наука, призванная восполнить собою недостатки и пробелы существующих зна­ний. Для нас этот «полный орган разума», выдуманный г. Розановым, остается неразрешимою загадкою. Понимание, как нечто независимое от науки и философии, стоящее вне и выше их, более несомненное и обшир­ное, чем они,— это просто логический абсурд». И лишь в сочувственно написанной рецензии Н. Н. Страхова на книгу Розанова признавалась «законность задачи, которой она посвящена».

Провал первой книги (часть ее тиража была возвращена автору, а другая часть продана на Сухаревке на обертку для «серии современ­ных романов») изменил всю судьбу Розанова. Много лет спустя он писал: «Встреть книга какой-нибудь привет — я бы на всю жизнь остался «философом». Но книга ничего не вызвала (она, однако, написана легко). Тогда я перешел к критике, публицистике: но все это было «не то». То есть это не настоящее мое».

Вслед за книгой «О понимании» Розанов собирался писать такую же по величине работу под названием «О потенциальности и роли ее в мире физическом и человеческом». Потенция, считал он, это незримая, не­осуществленная форма около зримой, реальной. Мир — лишь частица «потенциального мира», который и есть настоящий предмет философии и науки. «Изучение переходов
из потенциального мира в реальный, за­конов этого перехода и условий этого перехода, вообще всего, что в стадии перехода проявляется, наполняло мою мысль и воображение» . Замыслу, однако, не суждено было осуществиться — он остался «в по­тенции».

После «О понимании» — книги в 738 страниц — трудно было писать кратко. Все написанное получалось торжественно, философично и прост­ранно. Пришлось «перестраивать мозги», учиться писать (как советовал Страхов) сначала журнальную статью на три книжки журнала, хотя «музыку» мог продолжать сколько угодно. Писатель радовался, если удавалось написать статью только на одну книжку. Наконец он пере­ходит в газету писать статьи в 700 строк. И так, сокращаясь «в форме», Розанов дошел до своих знаменитых «мимолетных» записей в «Уединен­ном» и в других зрелых произведениях.

Литературным наставником, «дядькой» молодого Розанова стал Н. Н. Страхов, которого он назвал как-то «тихим писателем», ибо он «не шумел, не кричал, не агитировал, не обличал, а сидел тихо и тихо писал книги». Переписка между ними началась в январе 1888 года, когда Розанов размышлял над книгой «О потенциальности», а весной следую­щего года состоялась их первая встреча. «великим течением неска­занных природных сил»; оно явилось для него первым памятником оте­чественной словесности, заговорившим о русской земле.

Тема же эта — одна из постоянных и наиважнейших во всех его сочинения! И другая, тесно с нею связанная,— о семье, о том, как складывается семейная жизнь русского человека. Дайте мне только любящую семью, возгласил Розанов в книге «Семейный вопрос в России» краеугольным камнем философского и художественного мышления Розанова.

Основные темы философских рассуждений В. В. Розанова - религия, пол, семья, образование. Проблемам воспитания и обра­зования посвящена не только отдельная книга "Сумерки просвещения", но и ряд статей ("Три главные принципа образования", "Афоризмы и наблюдения", "Педагогические трафаретки", "О гимназической реформе 70-х годов", "Город и школа", "Семья как истинная школа", "Беспочвенность русской школы" и др.), а также размышления на педагогические темы в книгах "Уединенное", "Опавшие листья", "Русский Нил".

Глава 2. Педагогические взгляды В. В. Розанова

2.1. Отношение В. В. Розанова к системе образования конца XIX - начала XX вв.

В. В. Розанов выясняет, почему современное образование недавая ни совершенной тени, ни совершенного света, порождает томительные сумерки.

Причины этого педагог и философ В. В. Розанов видит в том, что церковь, семья, другие, столь же живые и конкретные, устранены от воспитания, им занимается в основном государство".

Государство, заботясь о наибольшем для всех, установило» соб -коллективного обучения. "Все индивидуальное, что было в одном и в другом и заботливо пряталось, люди соприкасались здесь только общим сторонами своего существа. Всегда соединенные, они были, в сущности, все уединены, и то, в чем они были уединены столь постоянно, было как бы не признано. Эта непризнанная сторона их существа была в то же время самая главная, потому что в отличие от животного человек именно в индивидуальное.

Государственное воспитание имеет в основном книжный характер, ученики верят на слово учителю, воспитателю. Все реальные ощущения, качества, идеи для него (воспитанника) заменят свою задачу.

При таком воспитании обременяется память, а сильные, стра­стные и деятельные стороны души остаются пассивными. Поэтому действительность теряет интерес для воспитываемых, "они сохра­няют способность переживать ее лишь книжно — природу как пред­мет для поэзии, как напоминание о ней, жизнь как предмет для размышлений, для теоретических выкладок. В них утрачивается вкус к самой жизни...". Поколение молодых людей, получивших, такое воспитание, безынициативно, бездеятельно, вяло.

При государственном воспитании воспитанники предстают огромной массой, государство слепо к лицам, именам, прошедшему и будущему индивида.

Причины сумерек просвещения кроются и в положении учите­ля и ученика.

Есть в нашей стране, пишет Розанов, общества покровительства животным, благодетельные попечители о тюрьмах. Но нет никого и ничего, кто бы заботился об учителе. Проработав лет 15 на педаго­гическом поприще

, учитель ощущает усталость, постоянную нара­стающую невротичность, психическое изнеможение.

Хотя учитель во времена Розанова имел право на пенсию после 25 лет работы в школе (чиновник другого ведомства должен был служить 35 лет), все равно при существующих условиях работы учитель был обречен на нездоровье и общественную изоляцию Выражение лица, движения, манеры держать себя и говорить вы­давали учителя в обществе. Его все узнают, он для всех странен, всегда и для всех чужд. "Живой, беззаботный смех — вот чего ни­когда, ни в каком состоянии вы не услышите от учителя... Он все может изложить, но никогда — рассказать анекдот. Никогда и никого он не заразит весельем и даже не оживит, разве -займет несколько... По-видимому, он может только научать или вы­слушивать, и все остальные его способности, умения атрофированы. И вовсе не атрофированы, однако, другие стремления, вкусы, по­зывы".

Прожив много лет среди учителей разных гимназий, Розанов, внимательно наблюдавший за их бытом, образом мыслей, особен­ностями характеров, подчеркивает, что "это в огромном большин­стве люди с чрезвычайно тонким душевным развитием, с задатка­ми, с позывами к научному мышлению и изучению и, что несрав­ненно важнее этого, — душевно чистые. Вы здесь найдете истинное уважение к бедности, истинное презрение ко всякому виду шалопайства, физического или духовного.

И вот эти люди, таковые порознь внутри в своей деятельности совокупной являются в таких чертах, ненавидимы учениками, ненавидимы городом; вредны семье.

Почему же так происходит, где, в каких обстоятельствах, особенностях труда, в чем специфическом и незамеченном кроется причина этого поразительного явления.

Учитель должен не только изложить учебный материал, но и ;
уметь заинтересовать им, направить внимание учеников на нужноe. Излагая из года в год один и тот же материал, учитель должен каждый раз находить новую манеру, новый способ изложения, что­бы его с интересом воспринимали ученики, чтобы не показаться смешным или неуместным, учителю необходимо приспосабливать­ся к слушателям, знать их возрастные особенности.

Однако "урок, даваемый в классе, — это не единственная его забота и даже не самая настоятельная: если этот урок прошел совершенно дурно, и даже формально дурно, это не ведет за собою никакого немедленного, болящего результата. Но несоставленная к совету "ведомость" — это уже неприятность... это про­сто нужно исполнить во что бы то ни стало.

"Учитель стал почти синонимом неврастеника, и это около учеников-детей, на которых его нервность отражается почти зара­жающим образом". В нашем обществе представление об учителе чисто языческое, грубо римское: "учитель" — это немножко "раб", конечно, "ученый" раб и все-таки не смеющий возвыситься до срав­нения в положении с отцом детей, к которым он приставлен, и кото­рый есть для него немножко "господин".

Это происходит потому, объясняет Розанов, что нет госу­дарственной заботы о просвещении, "свет знания... представляется таким делом, нужда в котором всегда может быть отложена, "ого­ворена" и в конце концов забыта".

Огромно значение личности в деле воспитания, однако этого не понимают руководители просвещения: для них важно только наличие диплома. Учителя "нигде и никогда к преподаванию не готовились и их преподавательских способностей ...никто не испы­тывал. Наблюдение, которому учитель потом подвергается, есть более административное, чем педагогическое". Важно, чтобы он не пропускал уроки и не являлся в школу в нетрезвом виде, а если "он не умеет преподавать, не имеет такта с учениками: но ведь этого и не искалось в нем".

Учитель нуждается в улучшении своих материальных условий, низкая заработная плата отгоняет от школ активных, сильных людей.

Учителя захлебываются в уроках, бесконечных тетрадях. Учебная нагрузка учителя должна быть три часа в день, заключает Розанов. Количество учащихся в классах также должно быть сокращено.

Надо немедленно принимать меры в отношении учителя: энтузиасты, работающие в просвещении, не вечны.

Хорошие учителя будут в школах, если она будет само наполняться ими: "учитель — местный житель, любимый питомец школы, ею высмотренный, с детства наблюденный, испытанный.

Учитель и ученик — фигуры, осуществляющие процесс образования-[нет учителя нет образования и без ученика его тоже нет. И тот и другой нуждаются в заботе, внимании, помощи и со стороны царства, и со стороны науки, и общества. Работа учителя была далеко не творческой. Циркуляры, инс рукции, отчеты переполняли учительскую жизнь. Полюбить так работу Розанов не смог: "Форма, а я бесформен. Долг: каждодневный долг казался в тайне души комичным".

Однако проблемы образования не были безразличны Розанову. Он стремился ему доступным способом их решить. После успешной публикации "Легенды о Великом инквизиторе Ф. Достоевского" ("Русский вестник", 1891) — Розанов взялся за крутины гимназического образования. С января 1893 г. в "Рус­лом вестнике" публикуется основное педагогическое произведе­те мыслителя - "Сумерки просвещения" (названные по аналогии "Сумерками кумиров" Ф. Ницше). Среди появившихся рецензий отметим статью П. Б. Струве "Романтика против казенщины", в которой книга Розанова называется замечательной и рекомендуется для внимательного чтения, ибо читатель найдет в ней "в редком обилии мысль, сильную оригинальностью и глубиной, облеченную всегда в оригинальную и нередко — в блестящую форму".

(Струве 0, Б. Романтика против казенщины // Розанов В. В.:. СПб., 1995. - С. 377).

Сам В. В. Розанов высоко ценил "Сумерки просвещения", счи­тал эту книгу полезной и подчеркивал, что в ней каждая страница полна любви.

2.2 Принципы образования

Опорные постулаты системы образования В. В. Розанова изложены в статье "Три главные принципа образования", в которой он предлагает свой вариант более эффективной работы школьной системы. Обратимся к ней.

Прежде всего - это принцип индивидуальности.
Причем индивидуальность должна быть сохранена как в ученике, так и в учебном материале. "Где она не сохранена, подавлена или в пренебрежении, там образования совершенно не происходит".

Здесь Розанов противопоставляет человека животному, потому что человек есть всегда особенное, не просто род, вид, разновидность. "Личность" - вот его высшее глубочайшее определение; и отвечая этому определению, каков бы ни был тип школы, система образования только та будет образовательною, где не будет нарушен этот принцип индивидуальности"

Он предлагает сохранить ребенка как можно дольше в семье, поставить его как можно ближе к церкви, потому что они индивидуальны в способах своего воздействия, в своем воззрении на человека, знают не только род, но и его лицо. Поэтому "менее всего доверяйте большим, строго организованным, хорошо дисциплинированным школам". Школа является органом государства, которое не видит лиц, не знает их имени, их прошедшего, их надежд на будущее. Это строгая внешне абстрактная форма, чувствующая лишь группы людей. Семья же вникает в лица, вспоминает прошлое, надеется на будущее. Отсюда - таящийся всюду антагонизм между семьей и школой, несмотря на видимый союз между собою.

Еще одним важным принципом является принцип целости.
"Он требует, чтобы всякое входящее в душу впечатление не прерывалось до тех пор другим впечатлением, пока оно не внедрилось, не окончило своего взаимодействия с нею, потому что лишь успокоенный в себе, незанятый ум может начать воспринимать плодотворно новые серии впечатлений". Только целостное впечатление эффективнее всего будет воздействовать на художественное чувство, на волевое стремление, на разум.

Не менее важным представляется Розанову сохранение целости, индивидуальности в учебном материале: "не отряхайте с цветов махровости: сведите к minimum’у учебную переработку памятников, доведите до maximum’a их непосредственное изучение... Урок, смешанная из разнородного программа, оголенный учебник - это стало неотделимо от самой идеи образования" [2, С. 93]. Они удалили нового человека от созерцания, медленного впитывания в себя всего, чем жила история и что было свято в течение тысячелетий для людей. Не только нечем воспитывающимся привязаться к истории, к культуре за недостатком развития в них индивидуальности, но и не к чему в ней привязаться им за устранением в питающем материале этого же индивидуального, особенного - за сокрытием истинной красоты в нем и истинного величия.

Ребенок вынужден запоминать лишь схемы всего действительного, плод нашей абстракции от созерцания реального мира. Учебная переработка, изложение своими словами памятников недопустимы. "Я хочу именно образов... читая "Синопсис", я знаю, что это мои предки умирали на Куликовом поле, что это не были ни греки, ни римляне, ни персы, ни французы - чего я вовсе не знаю из учебника".

Розанов считает, что лучшая школа - это та, которая суживает курсы и в то же время углубляет. Он предлагает сделать в один день три получасовых урока (вместо 5-6 коротеньких), чтобы каждый был обильным по количеству сообщаемых сведений. Домашнее задание к такому уроку тоже представляет собой достаточно объемный законченный материал.

Нужно долгое, вдумчивое к одному чему-нибудь отношение, чтобы это одно стало нам дорого, чтобы оно овладело нами после того, как мы им овладели. "Школа, где нарушен принцип индивидуальности, не воспитывает, не образует; где нарушен принцип целости - не влияет, не сообщает каких-либо убеждений, не дает веры во что-нибудь".

Принцип единства типа есть третий и последний
, на котором может быть построено истинное образование. У Розанова следующая характеристика этого принципа: "все образующие впечатления, падающие на данную единичную душу, или, что-то же, исходящие из данной единичной школы, должны быть непременно одного типа, а не разнородные или не противоположные. Они должны идти из источника одной какой-нибудь исторической культуры, где они развились (как факты, сведения, воззрения и т.д.) друг из друга, а не друг против друга или подле друга, как это было в смежных, сменявшихся во времени цивилизациях. Нужно оставить попытки соединить христианство с классической древностью, или жития святых с алгеброй" [2, С. 100]. Не стоит думать, что все это так же удобно совмещается в душе ребенка, как учебник алгебры и Катехизис в его сумке.

Не следует смешивать три типа образования: античную классику, христианство и позитивную науку. Эти типы знания разнородны: в их основе лежат различные мировоззрения. Каждый тип знания имеет место в определенной школе: церковноприходские школы и епархиальные училища обращаются к христианству; реальные и коммерческие училища основой своего образования избрали позитивную науку; наконец, античная классика - фундамент классических гимназий. У этих трех типов образования разные исходные основания: античность, религиозное мышление, позитивная наука. Это должен учитывать учитель, чтобы помочь ученику разобраться во взаимоисключающих, созданных в процессе развития человечества картинах мира.

Розанов утверждает, что эти принципы должны быть выражены по всем линиям образующей системы, они не должны быть только случайным явлением в одном-двух предметах.

2.3. Воспитание человека культурного

Задача школы — воспитать человека культурного.

Бескультурный человек подобен дикарю: у него одна потреб­ить, удовлетворить голод или защититься от стужи. На все он смотрит равнодушным взглядом, перестает изумляться, ни к чему не привязан, ничего не любит, для него нет никаких святынь, "для энного, и в этом именно заключается сущность его бескультурности".

"Культурен тот, кто не только носит в себе какой-нибудь культ, кто и сложен, т. е. не прост, не однообразен в идеях своих, в «чувствах, стремлениях, наконец, в навыках и всем складе жизни". Культура, культ есть внутреннее и особое внимание к чему-нибудь.

"Культура начинается там, где начинается любовь, где возни­кает привязанность; где взгляд человека, неопределенно блуждав­ший повсюду, на чем-нибудь останавливается.. Тотчас, как произошло это, является и внешнее выраже­ние культуры, сложность: новые и особые чувства отличаются от прежних, обыкновенных. Они выделяются, образуют свежую и осо­бенную ветвь в духовном существе человека, рост которой обыкно­венно сосредоточивает в себе все его дальнейшее развитие, требует всех его сил".

Культура — это синтез всего желаемого в истории, в нее вхо­дит религия, государство, искусство, семья, одним словом, весь уклад личной и общественной жизни. Поэтому предметом культа может быть все. "Им может быть земля, с любовью и вниманием возделы­ваемая, когда человек смотрит на нее как на "кормилицу" свою, Детей своих, своих предков; и напротив, человек дик, бескультурен относительно земли.

Стимулы духовного здоровья.

Что движет человеком в его стремлении больше узнать, возвы­ситься над прозой жизни? Как появляются выдающиеся люди — великие в характере и особенно в уме?

К этим вопросам В. В. Розанов возвращался неоднократно. Читая биографии выдающихся людей, наблюдая за знаменитыми современниками он приходит к выводу, как бы ни бывали различные условия воспитания, две черты всегда в них отсутствовали.

Из одинокого интереса, возникшего в детстве, к зрелым годам, к старости возникает всеобъемлющий интерес: новая поэзия, классический мир, точные науки и философия, библия и политически страсти — все умещается в одной удивительной душе выдающего человека.

Розанов делится и таким наблюдением: "хорошо составлены диалогически дети неизменно не дают из себя ничего, кроме посредственного...". Ребенок, имеющий много книг, наглядных пособий, различных коллекций, не проявляет к ним никакого интереса. Напротив, дети какого-либо мещанина, ремес­ленника, бедной чиновницы, живущей на пенсию, очень любозна­тельны.

Неимущие классы дают всюду лучший контингент учеников: они не боятся трудностей: строгой дисциплины, томительного вы­учивания правил, однообразия уроков. Дети же из богатых семей еле-еле тянутся за ними.

Нужда и бодрый труд — вот лучшая атмосфера для воспитания, делает вывод В. В. Розанов.

Что же делать богатой, образованной семье со своими детьми? "Ни в каком случае не давать им чувствовать этого богатства и также не внушать им, что они составляют предмет изощренного, главного внимания семьи... они не счастье, не красота семьи: пусть эта тайна будет понята ими гораздо позже; пока в их сознании должно быть, что они трудны семье и за это трудное должны чем-нибудь вознаградить ее". В представлении детей не должно быть мысли, что они — цель, ради которой семья вынесет все трудности. Да это и не так в действительности: каждая семья живет для себя, для счастья текущего момента столько же, как и для всякого ожидаемого. Дети должны понять, что они уже принесли собою много за­бот семье, и теперь своим трудом следует вознаградить эти заботы. Время начинающегося учения — время наступающих обязанностей, пробуждение сознания, ответственности, долга..."

В семьях, где не один ребенок, лучше отделить детей от взрослых. Дети живут в своем, особом, мире. "Это отвечает требования одинаково как нравственного воспитания, так и умственного развития.

Все сказанное относится к нравственной стороне, но важна здесь и умственная сторона. Ребенок должен быть всегда серьезен и вместе с тем свободен: окружающие его люди не должны подав­лять его своей властью, авторитетом. Ребенок должен сам заду­маться над вопросом, а не получать готового ответа. Если возле ребенка постоянно будет находиться слишком умный, опытный пе­дагог, на все дающий благоразумные ответы, все долго объясняю­щий, то ребенок сделается не только неразвитым, а неуверенным, неуклюжим, до крайности робким умственно. "Кант, Дидро, также кажется, Локк имели около себя питомцев и, без сомнения, выпол­няли свою роль не менее успешно, чем древняя Минерва; но где же их ученики, что повествует о них история?"

Действительно образованный педагог должен обязательно на какое-то время оставлять ребенка наедине с нерешенными пробле­мами для того, чтобы последний не боялся искать, ошибаться, на­ходить пусть пока неправильное, но свое собственное решение про­блемы, задачи. Нельзя слишком опекать ребенка.

В. В. Розанов приходит к выводу
: из бедных, необразованных семей вышли едва ли не все независимые умы и смелые характеры, которые в разных сферах становились реформаторами. К смелости, независимости они приучались с самого детства: у них не было слишком заботливых учителей.

"Таким образом, трудом и нуждою воспитывается духовно здо­ровое, сильное; гениальное же в уме или, особенно в характере вос­питывается бедствием, незаслуженным несчастьем, продолжитель­ным горем". Когда человек ощущает на себе несчастья жизни, он становится более проницательным, взвешенным, духовно сильным. На индивидуальное развитие влияет и время, в которое живет Человек. В эпохи, "когда все руководительные принципы ослабли для творческой работы. Он — человек с ранимой душой, постоянно переживает за судьбу своих воспитанников, хотя, порой, люди растеряны, нерешительны", спасти человека может только личный труд, "...труд есть действительно последнее, на что может надеяться человек; он ...не допускает ...до индивидуума коснуться тем общим развращающим условиям, которые, как только человек не занят, свободен, открыт, заливают его собою и уносят туда же, ту же гибель, куда влекут и всю умирающую эпоху".

В. Розанову образование не дает света, а только порождает томительные сумерки. Причины такого явления, прежде всего в том, что воспитанием занимается в основном государство. Оно, установив способ коллективного обучения, лишило его индивидуальности. Учитель работает с классом, с толпой, подстраива­ется под некоего среднего ученика. Человек же именно своей индивидуальностью несет особый смысл. Государственное воспитание имеет в основном книжный характер: ученики верят учителю на слово. Идет нагрузка на память, а другие стороны души остаются пассивными.

Учитель, ключевая фигура образовательного процесса, замучен бесконечными отчетами, циркулярами, ведомостями. Нет государственной заботы об учителе, он нуждается в улучше­нии материальных условий. Трудно приходится и ученику: непродуманность расписания, большой объем домашних заданий, стро­гие наказания делают жизнь гимназиста невыносимой.

Значительно прибавится света в образовании, если строить его с учетом трех главных принципов. Принцип индивидуальности требует, чтобы и в ученике, и в учебном материале сохранялось лицо, индивидуальность. К каждому ученику надо подходить как к особенному, как к личности. Каждая учебная тема должна выде­ляться своей спецификой, а не быть однообразным продолжением предыдущей.

Принцип целости
требует, чтобы знания давались целым куском, не были бы слишком раздробленными. Такие зна­ния не имеют культурного, образующего, воспитывающего значе­ния. Принцип целости выступает против множественности предме­тов изучения, против чрезмерной краткости уроков, против их оби­лия в один день.

Принцип единства типа
состоит в требовании, чтобы все образующие впечатления были бы одного типа, т. е. ис­ходили бы из одного источника: либо античности, либо христиан­ства, либо позитивной науки.

Задача школы — воспитать человека культурного. Культур­ный человек окружает предметом культа, почитания все, с чем свя­зна его жизнь: родину, землю, семью, дом и т. д. Он чтит свою Историю, знает свои обычаи, поклоняется героям прошлого. К со­жалению, школа мало что делает для воспитания человека культурного. Не продуманы программы по истории и географии, мало внимания уделяется художественной литературе, язык учебников однообразен, не воссоздает колорит эпох, не дает живого представ­ления прочитанного.

Педагогическая опека не должна быть чрезмерной. Ребенок должен сам находить выходы из сложившейся ситуации, уметь от­стаивать свое мнение, постоять за себя. Иначе он вырастет безыни­циативным, робким, даже бесхарактерным. В бедных семьях, где за детьми меньше присмотра, вырастают смелые, независимые люди. Дети в таких семьях с детства приучаются к труду. Главные составляющие духовного здоровья, считает В. В. Розанов, — труд, нужда. Труд помогает человеку выжить, не потерять своего человеческого облика и в переломные эпохи, когда кажется, что все вокруг приходит в упадок.

Не устраивало Розанова и отсутствие индивидуального подхода в образовании: казенный характер руководства школой передается и в систему обучения, где тор­жествует безличный стиль преподавания, при котором педагог никогда не обращает­ся к конкретному лицу, но всегда к толпе учащихся. "Эта непризнанная сторона их существа была в то же время самая глав­ная, потому что в отличие от животного человек именно в индивидуальности своей несет свой существенный, особый смысл; в ней же лежит и родник всего духовно­го творчества. Почему-то, заме­чает Розанов, нами начисто забыт опыт той поры, когда превалировала вольная система образования, о которой поэт пи­сал: "Мы все учились понемногу. Чему-нибудь и как-нибудь" и которая, тем не менее, дала России плеяду блестящих умов и талантов.

Более того, согласно Розанову, "формаль­но-разрозненный" подход к образованию рождает у педагога установку, согласно которой предмет и есть воплощение под­линной науки, а у учащихся, овладевших "зубрежно-долбежным методом", появляется уверенность, что "в науку" можно войти легко. И действительно, перед всеми окон­чившими гимназию открывались двери университетов с их пресловутой автономи­ей. И вчерашние гимназисты, став студен­тами, привычно "легко", между политиче­скими сходками, овладевали "премудростя­ми избранной ими науки", не внося в нее никаких крупиц нового знания. В ре­зультате "как люди, без труда в нее уг­лубляющиеся, не приносящие ей никакого дара, имеют только подобие просвещения, так и она сама, не принимающая более никаких жертв, стала лишь подобием ког­да-то строгой, уединенной, труднодоступ­ной науки, и свет ее тускл и ложен".

Существенный недостаток системы обра­зования Розанов видел в разрыве между школой и семьей. Школа как учреждение, находящееся под эгидой государства, игно­рирует воспитательный потенциал семьи, которая, в свою очередь, не может при­знать неизменности школьных норм, по­стоянно критикуя сухость, узость "фор­мально-всеобщего" подхода. Отсюда — таящийся всюду антагонизм между ними, несмотря на их видимый союз.

Говоря о воспитании, Розанов отмечал разобщенность культур — традиционно-православной, которая особенно близка народу, классической, ориентированной на античность и способствующей обособле­нию "чистой публики" от народа, и со­временной, ориентированной на практиче­ское знание. Делался вывод, что до тех пор, пока школа и общество не найдут пути для взаимопроникновения этих куль­тур, воспитание подрастающего поколения будет оставаться втуне.

Глава 3. Актуализация идей В. В. Розанова в современной педагогике

Что же делать современному родителю, учителю, чтобы сохранить индивидуальность ребенка?

1. Признать индивидуальность ребенка и перестать сравнивать с другими (любимое занятие взрослых). Все дети талантливы. Только надо распознать: в чем, и поддержать. "Творит человек, т.е. приносит нечто новое в мир, всегда не общим, что есть у него с другими людьми, но исключительно, что принадлежит ему самому"

2. Выбрать (по возможности) школу поменьше. Комфортность учащихся определяется в основном "духом школы", но в большой школе ребенка приветить и защитить труднее, да и "школьная дедовщина" круче. Крупные школы непременно архитектурно должны быть расчленены на начальную и среднюю.

"Менее всего доверяйте большим, строго организованным, хорошо дисциплинированным школам: что бы они ни дали вам, они отнимут у вас драгоценнейшее, чем то, что вы получите от них" .

"Берегите маленькие школки, плодите их и недоверчиво смотрите на всякую огромную, в 2-3 этажа, педагогическую махину, со многими сотнями учеников, десятками учителей. Можно быть уверенным, все недостатки школы здесь есть в увеличенном виде, "течение всех болезней - дурно".

3. Стремиться к созданию таких учебных программ, гибкость которых позволила бы ребенку заниматься любимым предметом (где, возможно, раскроется его индивидуальность) без ущерба для его комфортности в деле обучения. Пусть у каждого ученика будет наставник, подобный лицейскому учителю математики, который, ставя очередной "ноль" будущему поэту, говорил: "Садитесь, Пушкин, и пишите свои стихи". Страшно подумать, что было бы, обойдись он с Александром по всей строгости школьных законов, иссушив его изучением полных курсов алгебры и геометрии, которых Пушкин совершенно не воспринимал.

"Едва ученик в возрасте 15-16 лет, ученик непременно даровитый, с огоньком, с искрой, начнет привязываться к чему-нибудь, полюбит особенно какой-нибудь предмет в гимназическом преподавании - как его сперва предупреждают об опасном его положении, а потом немедленно и выгоняют. Ибо кто же не понимает, что привязаться неформально, привязаться внутренне, мыслью, сердцем - это непременно значит несколько отвязаться от других, ничего общего не имеющих с любимым предметом"

Ведь и по единственному предмету чрезвычайно успеть - для этого требуется непременно ум, и даже вовсе не меньший, даже, пожалуй, больший, чем "так себе", успевать по десятку наук; чтобы полюбить хоть один вид знания, полюбить его чрезвычайно, привязаться к нему всеми, пока детскими силенками, само собою разумеется, что для этого следует иметь в себе ту "искру Божию", какой вовсе не нужно, чтобы покорно-вяло "приготовлять" уроки из пяти предметов к четвергу, из других четырех - к пятнице и снова из пяти - к субботе.

4. Сохранить индивидуальность ученика можно лишь уважая посильные ритмы его работы, колеблющиеся по многим причинам. Нельзя травмировать ребенка, работающего медленно, так же, как нельзя тормозить мысли и дела его одноклассника, двигающегося в высоком темпе. Взяв разумную сердцевину, лучше сдвинуть зафиксированные концы урока, дня, четвери или года, чем нарушить естественный ритм работы учащегося.

Мысли В. В. Розанова о развитии индивидуальности сегодня особенно актуальны. Как видим, все эти три принципа должны помочь сформировать целостное мировоззрение у молодого поколения, помочь ему в духовной и нравственной ориентации.

Мы надеемся, что изучение педагогического наследия Розанова не только дополняет наши представления о русской философской и педагогической мысли, но и позволяет обогатить современную педагогику целым рядом идей и положений.

Заключение

Застой в русской школе он связывал с нарушением трех принципов: индивидуальности,
требующего от учителя сохранения и развития индивидуальных особенностей учащегося; целостности дидактического процесса,
предполагающего завершенность определенной системы знания, чему про­тиворечит фрагментарность школьных про­грамм; идейного единства,
согласно кото­рому весь педагогический материал дол­жен освещаться в традициях единой исто­рической культуры. Но главное, школа в России, по Розанову, нуждается в осмыс­лении целей образования и воспитания учащихся в контексте современного этапа культурно-исторического развития общества. Однако на практике "мы не имеем и не имели того, что можно было бы назвать, философией воспитания и образования,т.е. обсуждения самого образования, само­го воспитания в ряду остальных культур­ных факторов. И сегодня данную постановку вопроса вряд ли мож­но считать устаревшей.

Сейчас, спустя более 80 лет, отметим его пророческое звучание и немалое бесстрашие автора.

Литература

1. Розанов В. В. Сумерки просвещения. — М., 1990.

2. Розанов В. В. Уединённое.-М., 1990.

3. Белозерцев Е. П. и др. Школа и семья в философско-педагогической публицистике В. В. Розанова (1890-е гг.). - Елец, 2002.

4. Голубева Л. "Смысл — не в Вечном; смысл — в Мгновении" // Высшее образование в России. — 2001. — № 6.

5. Заварзина Л. Э. Технология личностно-ориентированного образо­вания в философско-педагогическом наследии В. В. Розанова //Известия ВГПУ. - Том 250. - Воронеж, 2000.

6. .Лагун В. Школа радости //Учительская газета. - 1994. — № 1.

7. Новикова Л. И. Повседневность и семья как воспитательное пространство //Педагогика. - 2003. - № 6.'

8. Новое о жизни и педагогических взглядах В. В. Розанова /Публ. и Момент. А. Ф. Малышевского //Педагогика. — 1993. — № 2.

9. Осовский О. Е. "Некритические мысли" В. В. Розанова //Совы

10. Петров В. Елецкие годы Василия Розанова. - Подъем. - 1999 №11.

11. Сукач В. Жизнь Василия Васильевича Розанова "как она есть" Москва. - 1991. - № 10; 1992. - № 7/8.

12. Щербаков В. Н. Второе пришествие В. В. Розанова //Розанов В.] Сумерки просвещения.- М.,1990.