МОСКОВСКИЙ ЭНЕРГЕТИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ
(ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ)
ВОЛЖСКИЙ ФИЛИАЛ
КАФЕДРА СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ НАУК
Россия и современная цивилизация
Выполнил: Научный руководитель:
студент гр. АТП-3-00 кандидат исторических наук
Киселёв А.В. Бухарев А.И.
Волжский 2001
План:
стр.
1. Введение 2
2. Истоки цивилизационного разлома 3
3. Понятие модернизации. Особенности российской модернизации. 5
4. Гражданское общество как аспект модернизационного процесса. 10
5. Преодоление цивилизационного разлома. 14
6. Заключение. 18
7. Литература. 18
Введение
Проходят века, но очень объемная и многоплановая тема взаимоотношений между российской и западной цивилизациями остается одной из самых дискуссионных и актуальных.
В течение многих столетий эти цивилизации находились в состояния перманентной борьбы, а нередко и жестокой вражды друг с другом. Попытки осмыслить эту ситуацию в философском плане приходят нас к неутешительному выводу: причиной постоянного соперничества был особого рода цивилизационный разлом
и обусловленные им противоречия.
Выражается данный цивилизационный разлом, если говорить коротко, в различающихся менталитетах, условиях, организации и образе жизни россиян и европейцев, так что в его основе – факторы как объективного, так и субъективного свойства. Очевидно, главные среди них: евразийская география России, климат, конфессиональные отличия и др.
Образовался разлом в результате многовекового действия всех этих факторов и приобрел в итоге глубинный характер. Две цивилизации - европейская и российская - сложились при длительном раздельном развитии, что, учитывая наличие благоприятных факторов для первой из них, обусловило отставание России, которое не преодолено до сих пор. Единственным шансом для нее выйти на путь органичного развития является проведение ускоренной, но в то же время «нереволюционной» модернизации.
Однако этот процесс осложняется некоторыми исторически сложившимися особенностями России и современной глобальной социо-экономической ситуации. Об этом, а также о некоторых возможных путях выхода из данного положения пойдет речь в этой работе.
Истоки цивилизационного разлома
Влияние географических и природных условий России представляется как определяющий фактор познания ее истории, облика и психологии народа. Именно эти условия во многом определили постоянное противоборство наших далеких предков с натиском кочевников с Востока и вместе с тем во многом облегчали постоянное расширение России за счет соседних земель и окружающих народов, следствием этого стало насаждение неэффективного экстенсивного способа производства, чего в принципе не могло быть в Европе. Удаленность от мировых морских и океанических путей, т.е. фактически невыгодное положение России среди европейских стран предопределило сравнительную замедленность ее развития, но в то же время и, как ответную реакцию, постоянное стремление России выйти из этого закрытого состояния, пробиться к мировым центрам цивилизации, овладеть выгодными торговыми путями. С влиянием этих специфических природно-климатических условий связывается длительное и традиционно сильное существование общинных, коллективистских начал со всеми их плюсами (взаимопомощь, социальная спайка) и минусами (контроль коллектива над личностью, подчинение индивидуальности общинным соборным началам), а также «глубокий регионализм», сохранявшийся веками и приводивший в кризисных ситуациях к распаду огромного государства, а также к постоянно тлеющему сепаратизму. Среди исторических особенностей развития государственности на Руси, повлиявших на дальнейшее развитие ее исторического пути, можно выделить всего три основных. Первая – поздний старт в истории цивилизации: изначально Московское княжество, а потом Московское государство на несколько столетий отставало от передовых стран Европы, даже от юго-западных регионов страны. Вторая – идущие из глубин веков национальная пестрота населения и многонациональное развитие не способствовали быстрой консолидации государства. Третья – духовная изоляция, в значительной мере определявшаяся тем, что церковь на Руси вместо интегрирующей европейской силы стала силой изоляционистской, хотя ее общий вклад в развитие российского государства преуменьшать не приходится.
По поводу влияния на историю социально-экономического и классового фактора можно сказать, что он был не основополагающим, а производным от таких явлений, как географо-климатические, демографические, геополитические и другие, влиял в значительной мере на общую ситуацию в экономическом и политическом развитии России. Познание взаимодействия и влияния этих факторов в различные периоды российской истории позволяет построить прочный каркас понимания истории страны в целом вне сектантских, идеологических подходов, на широкой цивилизационной основе.
Классообразование феодального типа не получило в Киевской Руси сильных импульсов в силу затянувшегося процесса перехода изначально иноземной дружины к прочной оседлости, и хотя ускорение внутреннего эволюционного процесса уже с конца Х - начала XI в. указывает в сторону феодализации, качественный скачок все же наступает лишь тогда, когда натиск татар сжимает восточнославянское население в замкнутых границах. Исходя из этого, вряд ли вероятно, что исторические пути восточных славян и народов будущей Восточно-Центральной Европы разошлись лишь приблизительно с начала XIII в. Заторможенный процесс феодализма Киевской Руси, несмотря на его сходные истоки с другими европейскими странами, привел к более архаичному общественному устройству. Это своеобразие было усилено различиями «первой волны», проявившимися на рубеже тысячелетий в виде принятого Киевской Русью восточного христианства, отличного от западного христианства, являющего собой «классическую» идеологию феодализма. Именно поэтому монгольскому влиянию в истории России никак нельзя придавать структуроизменяющего значения.
Позднее, немаловажное влияние на формирование исторического пути России, т.е. применительно к рассматриваемой теме – на степень удаленности от лидеров модернизационного процесса, оказала земельная собственность. Период с конца XVI до конца XVII в. характеризуется как масштабный цикл истории страны, многие черты которого объединяются господством государственной земельной собственности. Открытие этого цикла дает почву для серьезным исторических обобщений и в первую очередь для ответа на вопросы: к какому типу государств можно отнести Россию? Справедливо ли мнение, что Русское государство сродни азиатским деспотиям? Несмотря на то, что различия в политической культуре России и Запада были огромны, общественный строй Руси и ее традиции вовсе не исключали принципа общественного договора, получавшего неодинаковое развитие на разных русских землях. Влияние азиатских традиций на Русь не следует преувеличивать. Это можно подтвердить фактом наличия в новгородской политической культуре фактора устойчивых республиканских порядков. Они отличались прочностью, и Иван III не мог их разрушить без экспроприации местного боярства. Господство государственной собственности - один из главных факторов объединения страны в условиях, когда русские земли были разобщены экономически.
Перерождаясь в частную собственность, государственная поместная собственность не «сближалась», а скорее приближалась к уровню вотчинной собственности. Опричнина грубо прервала этот процесс, задержав его на целое столетие.
С изменением форм земельной собственности связано становление крепостнических порядков в России. Крепостной режим был введен в результате частных судебных распоряжений и решений, причем первоначально в Новгородской земле. Крепостное права развивалось в тесной связи с превращением государственной (поместной) земельной собственности в господствующую форму собственности в XVI в. Насилие над вольным Новгородом стало отправным пунктом развития имперской системы в России.
Однако можно выделить новый период, новую эпоху, которая началась в истории России в 1613 г., суть которой, как, впрочем, и предыдущих «эпох», наиболее удачно характеризует плехановская формула «относительного своеобразия»: «То приближаясь к Европе, то отдаляясь от нее, Россия представляет собой особый вариант развития в Европе и даже в Восточной Европе, если сравнить ее с ранее укоренившими свое развитие странами Восточно-Центральной Европы. В соответствии с этим развитие средневековой России и России Раннего нового времени в формационном аспекте может быть описано как феодальное, однако в таком его варианте, когда процесс феодализации замораживается на стадии становления и отклоняется в сравнении с развитием так называемого "западноевропейского феодализма"».
Понятие модернизации. Особенности российской модернизации
Проблема модернизации России вряд ли вызывает сомнения в ее актуальности. Но что может представлять собой модернизация на пороге XXI в. и нужна ли она вообще (!), не попадаем ли мы в ловушку истории, как уже бывало в прошлом, провозглашая своей целью модернизировать Россию?
В 60-е г. уходящего века в связи с проблемой развития стран, освободившихся от колониализма, в западной социологии сложилось общее понимание модернизации как перехода от традиционного, аграрного общества к современному, индустриальному. «Исторически модернизация – это процесс изменения в направлении тех типов социальной, экономической и политической систем, которые развивались в Западной Европе н Северной Америке с семнадцатого по девятнадцатый век и затем распространились на другие европейские страны, а в девятнадцатом и двадцатом веках – на южноамериканский, азиатский и африканский континенты», – писал Ш.Эйзенштадт, один из авторов теории модернизации.
Можно выделить ряд критериев модернизации в различных областях общественной жизни:
- в социальной области
- разделение функциональных ролей, выполняемых разными индивидами в обществе, в особенности разделение между обязанностями в общественном производстве, в политике и в семье, разделение сфер частной и общественной жизни, вытеснение отношений личной зависимости между людьми отношениями их личной независимости, основанной на эквивалентном обмене вещами (на вещной зависимости);
- в экономике
- применение технологии, основанной на использовании научного (рационального) знания, появление вторичного (индустрия, торговля) и третичного (услуги) секторов хозяйства, углубление общественного и технического разделения труда, развитие рынков товаров, денег и труда;
- в политической области
- образование централизованных государств и в то же время - разделение властей, включение широких масс населения в политический процесс (хотя бы посредством выборов), установление политической демократии или, по крайней мере, популистского правления, формирование осознанных интересов различных общественных групп;
- в духовной области
- дифференциация культурных систем и ценностных ориентаций, секуляризация образования и распространение грамотности, многообразие течений в философии и науке, религиозный плюрализм, развитие средств распространения информации (massmedia, телеграф, почта и т.д.), приобщение крупных групп населения к достижениям культуры.
Теоретики модернизации предупреждали и о социальных конфликтах, которые неизбежно возникают в ходе модернизации.
Признавая особенности неевропейских обществ, теория модернизации 50-начала 70-х гг. в целом разрабатывалась в рамках универсалистской традиции западного либерализма, полагая, что все страны и народы в своем развитии проходят одни и те же этапы. Соответственно и модернизация рассматривалась как универсальный, всеобщий процесс. Позже, в 80-е гг., многие западные ученые фактически отказались от универсализма в понимании социально-экономического развития, подчеркивая важную роль социально-культурных аспектов общества в модернизации стран Азии, Африки и даже Латинской Америки. Сейчас можно с уверенностью утверждать, что основным методологическим принципом исследования модернизации является комплексный, формационно-цивилизационный подход к развитию общества. Стержнем этого подхода в свою очередь, служит понимание того, что в центре всей общественно-исторической эволюции, модернизации в частности, стоит развитие самого человека как субъекта преобразований, и как их главного результата, а цивилизационные и формационные особенности в конечном счете суть проявления естественных исторических условий развития и деятельности людей.
Модернизация как процесс перехода к индустриальному обществу с развитыми рыночными отношениями, политической демократией, разделением властей и т.д. неотделима от распространения культуры «модернити».
«Модернити» - это приверженность рационализму и сциентизму, идеям социального равенства и индивидуальной свободы, индивидуализм, ориентация людей на приумножение материального, вещного богатства и технический прогресс, отношение к природе исключительно как объекту приложения своих знаний и сил, готовность человека к постоянным переменам в производстве и потреблении, в правовых кормах и политических институтах, ценностях и образе жизни, а также собственное стремление быть инициатором таких перемен.
Попытки представить дело так, будто модернизация начинается с преобразований техники и технологии производства, с перемен в экономических отношениях, а затем уже охватывает социальную сферу, политику, право, культуру, идеологию, мягко говоря, не соответствуют действительности. Они не учитывают того значения, которое имеет развитие человека и его деятельности для общественного обновления. Модернизация не обезличенный процесс. Ей всегда предшествовало появление ее социального субъекта. Так было и в тех странах, где она была органичной, т.е. вытекала из предыдущего развития общества и почти одновременно охватывала все сферы общественной жизни, и там, где она была неорганичной, т.е. обусловленной скорее внешними факторами, чем внутренними импульсами развития, а перемены в экономике, культуре, политике и социальных отношениях порой не соответствовали друг другу.
Россия безусловно тяготеет своим историческим развитием ко второй группе, обладая тем не менее рядом отличительных особенностей, которые не позволяют провести аналогии с другими странами или цивилизациями.
Одна из важнейших особенностей российской модернизации состоит в том, что в России традиционное общество с его сословиями, общинным укладом и основанная на автократии политическая система, а также адекватный всему этому ценностный строй были разрушены, но дальнейшая эволюция так и не привела к образованию политического, экономического и социо-культурного порядков, которые бы соотвстствовали парадигме современного общества. В результате российская полития длительное даже по историческим меркам время переживает столь беспрецедентные превращения, что они далеко не всегда вписываются в «классические» модели модернизации в самых различных вариантах. Следовательно, любая попытка изучения российских модернизационных процессов требует нового обращения к обшей теории модернизации для переосмысления и развития некоторых ее положений, с тем чтобы расширить ее эвристический потенциал.
Анализ хода осовременивания политической системы как волнообразного
, а не линейно-поступательного процесса представляется особенно продуктивным в случае описания эволюционной схемы России, в истории которой волны относительной либерализации неоднократно сменялись волнами антилиберальной контрмодернизации, реформы - контрреформами, ориентация на переживший свою демократическую революцию Запад – воспроизведением политических традиций деспотий Востока или самоизоляцией с построением очередного «железного занавеса», а дифференциация и усложнение политической системы - упрощением и усилением ее единообразия и т.д. Недаром выдающийся русский ученый-историк Е.Е.Яшнов констатировал «ту почти математическую правильную повторяемость до чрезвычайности однокачественных циклов», которая наблюдается, по его мнению, в истории России и Китая. Если согласиться с нашим исходным тезисом о волнообразном характере политических преобразований в России, то современные реформы представляют собой не итог модернизационного процесса, насчитывающего чуть менее трех веков, и не отступление от его общей логики, а важную фазу одного из его циклов, за которой просматривается следующая ей в противофазе волна в качестве своеобразной реакции на нынешнее состояние и направленность эволюции общества.
Как и каждый конкретный случай модернизации общества, этот процесс в России обладает, наряду с общими характеристиками, также специфическим набором отличительных свойств. Среди них прежде всего выделяется необычайная длительность, растянутость во времени российской модернизации. Если согласиться с Л.В.Поляковым и другими исследователями, утверждающими, что традиционным российское общество было вплоть до середины XVII в., и начальная (либо предварительная) фаза его политической модернизации пришлась на вторую половину XVII в., то получается, что данный процесс насчитывает уже по меньшей мере три века и все еще далек от своего завершения. Впрочем, в литературе есть и такая точка зрения, что ранняя стадия модернизации России вообще синхронизируется с западноевропейской.
Для сравнения можно привести пример Китая, начало модернизации которого специалисты относят только к концу XIX в. либо стран Латинской Америки и Индии, где развитие политических преобразований насчитывает около двух веков. Длительность движения других незападных обществ от традиционного к современному состоянию еще меньше.
Следующая особенность осовременивания российской политии состоит в исключительной
, в сравнении с другими страновыми и/или цивилизационными ареалами, роли государства
в инициировании, определении направленности и осуществлении модернизационного процесса на всех его стадиях. Разумеется, государство играет весьма активную роль в модернизации любого общества, являясь ее проводником и своеобразным гарантом. Однако в России государство (и прежде всего верховная власть), как правило, настолько жестко контролирует процесс модернизации, что он предстает как цепь своеобразных «революций сверху», которые не только осуществляются зачастую силовыми методами и вопреки устремлениям основной общественной массы, но и по природе своей оказываются неорганичными политической и социокультурной специфике России. В результате успешное реформирование одних сфер общественной жизни, сопряжено с застоем или даже упадком других.
Роль государства в России во многих отношениях отличается как от роли государства на Западе, так и от функций традиционной деспотической власти на Востоке. С одной стороны, российское государство есть сила, инициирующая эволюционные изменения, а с другой - представляет собой инертную структуру, мало соответствующую природе глубинных социальных преобразований как таковых и блокирующую естественное разрешение назревших противоречий. Не раз в российской истории реформы подводили страну к политическим и социальным потрясениям, к периодам «смуты». Кроме того, монополия государства на осуществление модернизационного процесса оборачивается еще одним обстоятельством весьма негативного свойства. Модернизация посредством «революций сверху» не учитывает специфику страны, рассматривая некоторые ее характеристики как подлежащий упразднению анахронизм, а внедряемые насильственно «западные» элементы современности деформируют либо даже разрушают системную целостность сложившейся цивилизации. В модернизационных усилиях государства общество, общественный строй, культура и т. п. Всякий раз выступают в качестве объекта преобразования, но никогда - в качестве его опоры. Их активный потенциал оказывается невостребованным. Накопленные за предшествующий период культурные и экономические силы общества отрицаются как ненужные, отжившие, негодные для дела обновления. С уверенностью можно сказать, что государство само удерживает общество в своеобразном переходном состоянии
от традиции к современности.
Следующая, связанная с предыдущей, особенность модернизационного процесса в России состоит в периодически выражающейся разнонаправленности процессов модернизации государства
и модернизации общества
. Из-за неразвитости гражданского общества и исключительной роли государства в России. Широкие общественные преобразования постоянно подменяются модернизацией самого государства либо только тех сфер, к которым оно имеет непосредственное отношение, – его военной мощи. Бюрократического аппарата, репрессивных органов, государственного сектора экономики и т.п. В итоге задачи форсированной военно-индустриальной модернизации, усиления державного могущества часто решаются за счет контрмодернизации и даже частичной «архаизации» общества как такового, которое впадает в состояние стагнации. Пожалуй, именно в России это расхождение модернизационных процессов в государстве и обществе становится столь сильным, что внедрение современных и даже наукоемких производств в военизированных отраслях государственной экономики может происходить за счет восстановления тотального коллективизма и деиндивидуализации социума, ликвидации частной собственности, сворачивания интенсивного развития в пользу экстенсивного и других подобных процессов, усиливающих характеристики не современности, а скорее архаичности (или псевдоархаичности) общественной эволюции. Игнорирование этих разнонаправленных тенденций в российском модернизационном процессе, как нам представляется, существенно затрудняет его осмысление.
Еще одна общая особенность движения России к современности в сравнительно-страновой перспективе заключается в долго сущетсвующих и глубоких культурных и идейно-политических расколах
общества в его отношении к определенным фазам модернизации (например, преобразованиям Петра I и к основным направлениям дальнейших эволюционных изменений как самой политии, так и общества в целом. Это качество было отмечено целым рядом исследователей в т.ч. А.С.Ахиезером, Б.С.Ерасовым, В.Б.Пастуховым и др. Согласно Ахиезеру, социокультурный раскол, пронизавший не только все отношения, институты, нравственность в обществе, но и саму личность, ее мышление, поступки, деятельность, определяет весь путь развития России.
Гражданское общество как аспект модернизационного процесса
Если проследить с помощью общеполитической и общеисторической теорий, в сравнительно-политологическом и сравнительно-историческом планах процессы образования гражданского общества в России и развития его отношений с государством, то удастся четче выявить генетический код, определяющий специфику отечественной модернизации.
Гражданское общество относится к категории явлений, в осмыслении которых пока не достигнута необходимая теоретическая ясность. Мне представляется, что такого рода структура есть состояние зрелости социума, ищущего равновесия на индустриально-капиталистическом базисе.
К началу XIX в. исторический процесс в Западной Европе привел к формированию основных содержательно-функциональных п
В западном обществознании принято концептуальное положение (идущее от классических трудов Н.Элиаса), согласно которому цивилизационные черты социально активных групп Западной Европы (способы передачи нормативов поведения от поколения к поколению, принципы и законы межличностных отношений, мировоззренческие горизонты, наконец) претерпевали глубокие изменения в период с XIV по конец XVIII в. Таким образом, к началу XIX в. сформировался новоевропейский человек., обладавший современными («индустриальными») качествами и характеристиками.
В отличие от Запада траектория развития гражданского общества в России имеет свои особенности: здесь оно обретает социальные и культурные основания в процессе «догоняющей» модернизации, которая стала ответом властвующей элиты на качественные экономические и политические трансформации в Европе, потенциально таившие в себе угрозы геостратегического характера.
У «догоняющего» развития имелся свой исторический императив: для преодоления политической незрелости народа была необходима основательная система интеллектуального и гражданского воспитания. Приобретая собственную логику и инерцию социального движения, процесс модернизации выводил на авансцену отечественной истории личности незаурядные, которых явно стеснял консерватизм российского общества.
Уже П.Я.Чаадаев негодовал по поводу отсутствия в России элементарных идей о долге, справедливости, праве, порядке и пенял на несформированность «определенной сферы существования», т.е., по-видимому, гражданского общества. Модель идеального общества, в представлении философа, должна покоиться на трех основаниях: разумности бытия (включая «цивильные» привычки и правила); высоком уровне просвещения и культуры; отлаженных юридических отношениях и развитом правосознании. Спустя несколько десятилетий о своем общественном идеале заявил М.Е.Салтыков-Щедрин. Предложенная им формула движения вперед, вобравшая в себя триединство руководящих принципов – свободы, развития, справедливости
, – рассчитана была на новый уровень самосознания общества. Свобода
понималась как стихия, в которой предстояло воспитываться человеку. Развитие
представлялось главным условием жизнеспособности общества. Справедливость
рассматривалась как базовая единица измерения межличностных отношений.
В обществах «позднего старта», где фактически отсутствовали независимые от политической власти носители модернизации, государство принимает на себя основную ответственность за адаптацию их хозяйственных систем к инновационным тенденциям в «центрах» мирового хозяйства. И чем ниже «точка старта», тем насущнее необходимость политики государственного интервенционизма
.
Историческое содержание российского императива модернизации я бы сформулировал как нарушение равновесия между экономическими, социально-институциональными и политическими подсистемами жизнедеятельности общества при возникновении новых эффективных стимулов к его развитию, с одной стороны; с другой – сознательные усилия по осовремениванию патримониального государства, пытающегося осуществлять такую «стратегию» преобразований, которая сохранила бы права и привилегии монополизировавших власть групп традиционалистского типа (сначала самодержавия, а затем партийно-государственной номенклатуры).
Преобразование патримониального государства в государство интервенционистское – процесс, «синтезирующий» демократизацию социальных отношений с качественными изменениями природы государства, включая диверсификацию его институтов и рационализацию их функций. Создание нового
государство
неотделимо от человеческого измерения: в историческом плане – «административной революции
». Речь идет о появлении массового слоя людей с общими культурными ориентациями и современным профессиональным образованием, способных творчески распоряжаться полученными знаниями в интересах модернизации общества.
Как показывает опыт Запада, цель модернизации – общество, системообразующими компонентами которого являются: завершенный общенациональный цикл воспроизводства; структурно и функционально развитая система политического представительства; реальный
политический субъект (как индивидуальный, так и коллективный), способный самостоятельно мыслить и действовать в соответствии с императивами постоянно меняющегося социума.
В качестве главных ориентиров российской политики при таком подходе можно назвать: концептуальное решение проблем усиливающейся поляризации общества. Имеется в виду сокращение разрыва между «элитными» группами, определяемыми по величине их дохода, и массовыми слоями населения, расширение доступа последних к социальной инфраструктуре (образование, здравоохранение, социальное обеспечение). В улучшении социальных условий воспроизводства в России должен быть заинтересован весь ее политический класс, поскольку от развития интеллектуального и «биологического» потенциала общества будет в конечном счете зависеть положение нашей страны в мировой геополитической системе в начале третьего тысячелетия.
Одна из трудностей анализа современной российской политической реальности кроется, очевидно, в том, что на жизненную активность гражданского общества влияют не только долговременные факторы, но и (в не меньшей степени) противоречия, возникающие в процессе государственного управления в условиях затяжного структурного кризиса.
Модернизацию системы политического представительства уже сейчас подспудно стимулирует начавшийся снизу процесс перегруппировки сил, поощряемый массами. Очевидно, следствием нынешних социально-политических сдвигов станет кардинальное обновление «постсоветской элиты», значительная часть которой не в состоянии управлять сложными общественными процессами в России.
Опыт Западной Европы недвусмысленно показывает: высшая государственная бюрократия эффективна в той мере, в какой она в своей деятельности опирается на новейшие знания об обществе и его законах и сохраняет статус специфической общности, относительно самостоятельной от основных социально-политических сил. Вместе с тем современная западноевропейская политическая элита способна в существенной мере контролировать исполнение высшим эшелоном государственного административного аппарата главных социальных функций.
Для сегодняшней России смена модели политического развития означает возникновение нескольких принципиально новых явлений.
1. Наблюдается «наложение» друг на друга двух процессов: ускорения массовой политической социализации и усложнения всего комплекса проблем, обусловленных необходимостью форсированного преодоления дуализма социально-экономической структуры общества и создания концепции развития на начало XXI в. Кумулятивный эффект от вышеобозначенных процессов – появление в массовом сознании представления о быстрой «архаизации» политической элиты и ее интеллектуальном несоответствии масштабам структурных проблем, стоящих перед страной. Разрешение кризиса управления обществом большинство россиян связывают не с приходом к власти «твердой руки», а с качественным обновлением политического истеблишмента и существенным повышением его этических и интеллектуально-профессиональных мерок.
2. По сей день сохраняется избыточная идеологизация политического процесса, когда противостоящие стороны предпочитают обсуждать не конкретные подходы к модернизации общества, а сопоставлять те или иные. идеологические установки. Россия же нуждается в «секуляризации» политики; рядовые граждане (хотя бы подсознательно) чувствуют, что их разграничение на «западников» и «почвенников» сегодня лишено смысла (потому что всякая публичная политика, не имеющая ясных целей, внутренне ослабляет общество, мешает сосредоточиться на реальных проблемах развития страны). Конечно, любая политика в «открытом» обществе предполагает наличие культурно-этических ориентиров.
3. В России еще социально не оформилась сила, способная самостоятельно возглавить процесс модернизации. Нынешняя предпринимательская прослойка – это по большей части буржуазия в первом поколении, со многими признаками, характерными для периода становления российского капитализма в конце XIX в., – довольно низким культурно-образовательным уровнем, отсутствием видения исторической перспективы (т.е. понимания особенностей своего положения в обществе и вытекающих из него ограничений и обязанностей), хищническим характером потребления материальных благ и использования ресурсов, нежеланием подчиняться традиционным культурным нормам. Своим поведением капитализирующаяся прослойка дискредитирует саму идею экономических реформ и косвенно поддерживает в обществе влияние политических сил, выступающих с позиций негативного популизма.
Выше уже отмечалось, что российское общество не испытало таких фундаментальных духовно-интеллектуальных переворотов, каковыми на Западе были Ренессанс, Реформация, а также движение за права человека, заложившие основы рационалистических форм хозяйственной деятельности и современной системы политического представительства. Помимо этого, некоторые сегменты социальной структуры постсоветской России (особенно в бывших национальных автономиях) обладают специфическими чертами, возникшими в результате сложнейшего взаимодействия историко-психологических, этнических, демографических и культурно-религиозных факторов.
Базовым для гражданского общества является принцип множественности интересов. Всеобщее его признание свойственно и Западу, и теперь, вероятно, России. Основные различия между данными социумами, на мой взгляд, обусловлены особенностями соподчинения экономических и неэкономических факторов (и интересов) внутри каждой из названных цивилизационных моделей развития. Сказанное позволяет развести такие этимологически родственные понятия, как общество плюралистическое
и общество плюральное
. Различия между двумя типами обществ в конечном счете определяются степенью зрелости (институциональной оформленности) их социальной структуры.
В России интеграционные процессы пока не сформировали однородное экономическое и социально-политическое пространство, а ускоренная массовая политизация привела к значительному увеличению нагрузки на институты власти, так что от правящих групп требуется истинная виртуозность при проведении давно назревших структурных преобразований.
Неспособность нынешнего политического
класса
(и власти, и оппозиции) вывести Россию на устойчивую траекторию модернизации ставит наше общество перед необходимостью поисков парадигмы, включающей в себя стратегию экономического и политического развития.
Опыт Запада показал: основной итог модернизации – осовременивания до- и раннеиндустриальной социально-экономической структуры, лишение ее «традиционных» элементов способности к регенерации и саморазвитию. Политическая сторона модернизации в Западной Европе – усвоение массовым сознанием норм демократии, развитие секулярных элементов в культуре, нарастающие процессы восходящей
социальной мобильности. Все это некогда расширило социальную опору государственной власти, повысило маневроспособность, гибкость политической системы.
В сфере социально-гуманитарной теории и ее практического применения модернизация предполагает переход от идеологически замкнутых концепций экономического роста, выражающихся в противостоянии вульгарного либерализма и вульгарного этатизма
, к новой модели развития. Имеется в виду модель, в рамках которой возможны системное обновление социально-экономических условий и политических институтов, качественные изменения технологии производств, осовременивание структуры занятости населения и «облагораживание» характера внешнеэкономической деятельности. Разумеется, решение столь масштабных задач логично связать с кардинальным обновлением управленческой элиты России – с «административной революцией».
Преодоление цивилизационного разлома
Перед Россией стоит историческая задача: сточить грани своего квадраты колеса и перейти к органичному развитию. Очевидно, что модель этого развития не будет в полной мере ни западной, либеральной, ни восточной, корпоративно-патерналистской. В то же время она будет отчасти и той, и другой. Другими словами, она будет евроазиатской, синтетической и разносторонней. Однако при этом хорошо бы все же представить себе, пусть в самых общих чертах, каковы могут и должны быть ориентиры такой модернизации.
Не будет особым открытием сказать, что в развитых странах ныне складывается постиндустриальное общество, хотя сей факт не осознается ни политиками, ни «властителями дум» в России, где в соответствии с технократической традицией 20-30-х гг. принято считать, что постиндустриализация – это широкая автоматизация производства, применение роботов и ЭВМ, наукоемкие технологии. Но на самом деле это лишь внешние, хотя и важные формы проявления постиндустриализации.
Постиндустриализация связана с индивидуализацией процесса труда и превращением его, во всяком случае, для заметной части общества, в средство самореализации, а также – с гуманизацией и демократизацией, пусть и противоречивой и неравномерной, всех сторон общественной жизни. В то же время постиндустриальное общество – это общество постэкономическое: в нем преодолевается господство экономики (производства материальных благ) и людьми, а главным в жизни общества становится развитие человеческих сил способностей, совершенствование личностных качеств человека, подлинная «человеческая революция».
В складывающемся сейчас постиндустриальном обществе формируется двухэтажная экономика. Ее первый этаж – сфера производства материальных благ и услуг, которая в целом регулируется рынком. Второй этаж – сфера производства человека, где осуществляется накопление «человеческого капитала» и фактически не остается места рыночным отношениям. Причем от развития второго этажа все больше зависит состояние дел на первом этаже и положение страны на мировых рынках товаров и услуг: чем больше внимания и средств уделяется производству человека в той или иной стране, тем успешнее она конкурирует на этих рынках по части материально осязаемых благ. Учитывая это, можно заключить, что нынешние квазилиберальные экономические реформы не выводят Россию на «дорогу общецивилизационного развития», а наоборот, уводят ее в сторону от этой дороги, в чащу отсталости и нищеты.
Сама по себе постановка вопроса о модернизации России в эпоху постиндустриализации, когда «модернити» по меньшей мере включается в более сложную и широкую систему ценностей, становится в лучшем случае лишь одним из аспектов новой (ново-старой?) культуры общества, невольно предполагает «закладывание отставания» России от высокоразвитых стран. Она тоже несет в себе противоречие: попытки вывести Россию на уровень этих стран, хотя бы чисто умозрительные, в действительности должны одновременно представлять собой отрицание «модернити» и модернизации, но в то же время вряд ли можно приступить к постиндустриализации России, не пройдя стадии позднеиндустриальной модернизации, которая объективно создает для нее необходимые предпосылки, в первую очередь формирует новый тип работника.
Выход из создавшегося положения представляется в сочетании широкой масштабной позднеиндустриальной модернизации и анклавной постиндустриализации в России. Разумеется, при этом необходимо осуществить ряд общих условий научно-технической революции:
- изменить структуру экономики в пользу современных, наукоемких отраслей, а также тех, которые непосредственно удовлетворяют потребности людей, том числе – социально-экономической инфраструктуры и сферы обслуживания;
- создать конкурентную среду в экономике, которая бы побуждала предприятия гоняться за новинками научно-технической мысли, стараться внедрить их в производство и получить прибыль за счет роста эффективности, а не монопольного увеличения цен и раскручивания инфляции;
- сформировать модель личного и общественного потребления, способствующую развитию человека с современными потребностями, которые были мощным стимулом для производства;
- повернуть все общество и государство лицом в сторону культуры, образования, переобучения людей новым профессиям;
- способствовать развитию личной и коллективной инициативы, становлению типа работника, способного к самоорганизации, самодисциплине, изменению типа мышления, если не у всех, то, по крайней мере, наиболее активных людей.
Главная трудность преобразования российского общества состоит, однако том, что в России практически отсутствует социальный субъект постиндустриализации. Те сравнительно небольшие социальные группы, которые являют таковым субъектом потенциально (часть научно-технической и гуманитарной интеллигенции, особенно занятая в фундаментальной науке, высококвалифицированные рабочие и технократы из того сектора ВПК, который способен интегрироваться в мировой рынок, предприниматели, вышедшие преимущественно из рядов научно-технической интеллигенции («предприниматели-доценты»), часть офицерского корпуса, особенно тех родов войск, где используется новейшая техника и ощущается нехватка квалифицированных специалистов), к сожалению, поныне не осознали ни перспектив, ни тенденций мирового развития, ни возможного места России в будущем постиндустриальном миропорядке. Между тем уже давно назрела необходимость в формировании социальной базы постиндустриализации и позднеиндустриальной модернизации России. Далеко не последнюю роль в этом деле может и должно сыграть государство – несмотря на отсутствие у российских политиков серьезной модернизаторской стратегии и политической воли к конструктивным действиям.
Очагами постиндустриализации (постмодернизации) России надлежит стать технокультурополисам. Уже сейчас есть предпосылки для того, чтобы развивать такие технокультурополисы в основных культурных и научно-индустриальных центрах страны: Москве и Московской области, Санкт-Петербурге, Новосибирске, Екатеринбурге, Челябинске, Самаре, Нижнем Новгороде, Саратове, Томске, Красноярске и т.п. городах, а также там, где сосредоточено высокотехнологичное, наукоемкое производство ВПК (подмосковные Калининград/Болшево и Зеленоград, Арзамас-16, Челябинск-70 и др.), где сложились научные центры (Красная Пахра/Троицк, Дубна. Черноголовка). В перспективе, вероятно, следовало бы подумать и о создании технокультурополисов на новом месте, в частности, в свободных экономических зонах.
Необходимо говорить о техпокультурополисах как едином целом, ибо в эпоху постиндустрнализации наука, технология и культура неотделимы друг от друга. Помимо высокотехнологичных производств в технокультурополисах должны быть сосредоточены лучшие вузы, музеи, концертные залы и театры. Безусловно, сама по себе практика создания технокультурополисов в известном смысле продолжает традицию неорганичного развития России. Но в сложившейся ситуации необходимо как раз обратить эту неорганичность на цели перехода к органичному развитию. При условии расширения «зон влияния» и числа технокультурополисов и проведения последовательной стратегии позднеиндустриальной модернизации за их пределами они могли бы придать колоссальные импульсы всему развитию страны.
Создавая технокультурополисы, следует одновременно формировать и техно-культурократию, обеспечивая ей достойное материальное и социальное положение. Вместе с тем настоятельно требуется переориентация всей социально-экономической политики в сторону тех социальных слоев, которые потенциально являются субъектами модернизации и постиндустриализации – пока что российские реформаторы, по сути дела, ориентируются на общественные силы вчерашнего дня: рабочих и руководителей предприятий сильно монополизированных отраслей народного хозяйства, чиновников, контролирующих перемещение ресурсов, многочисленных посредников и представителей «полутеневой» экономики.
Обеспечить «равенство шансов», как и благоприятные условия для формирования технокультурократии, – непосредственная задача государства, и реально, кроме него, в обозримом будущем никто не сможет это сделать в России. Пока что приходится признать: за годы горбачевской «катастройки» неравенство шансов на карьеру у разных людей и социально-демографических групп стало куда более заметным, чем оно было к концу застойных лет. Необходимо переломить такую тенденцию.
Об отрицательных, с точки зрения модернизации, параметрах российского общества и общественного сознания за последние годы сказано и написан немало. Это и отсутствие устойчивой традиции «рационалистического мышления» (в специфически западном смысле данного понятия), и тяга к уравнительности (нередко преувеличенная), и безынициативность, и многое другое. Однако было бы полезно выявить и те черты этого сознания и ценностные ориентации, которые соответствуют задаче обновления страны, в частности постмодернизации. Таковыми представляются выдвинутая русской философии на рубеже XIX-XX вв. идея космичности человеческого бытия, гармонии природы, человека и социума. Следует отметить и сохраняющуюся в массовом сознании готовность к «инвестициям в детей», фиксируемое социологическими исследованиями на протяжении уже многих лет предпочтение даже среди лиц с не очень высоким уровнем образования, выполнять не столько высокооплачиваемую, сколько содержательную и общественно значимую работу, стремление в первую очередь к самореализации в процессе работы или предпринимательства (66 % опрошенных) и лишь во вторую – к высоким доходам (23 %).
Заключение
Насколько удастся реализовать заложенные в толщах российского общества интенции к постиндустриализации, зависит, разумеется, от многих факторов, прежде всего от стабилизации общества, а также от политической воли лидеров партий и руководителей государства. Как известно, возможность еще не есть действительность. И, тем не менее, необходимо иметь в виду, что и в России существуют условия, не только препятствующие ее обновлению, но и способные содействовать ее переходу к постиндустриальному обществу, т.е. реальному выходу на дорогу общемирового развития. Видимо, детальное изучение этих положительных условий и социальных механизмов их реализации должно составить неотъемлемую часть общей стратегии обновления страны. Время одной лишь негативной критики и констатации безрадостных реалий подходит концу, наступает время созидания и выдвижения положительных альтернатив.
Литература
1. Володин А.Г. Гражданское общество и модернизация в России (истоки и современная проблематика) // Полис. 2000. №3.
2. Красильщиков В.А. Модернизация и Россия на пороге XXI века // Вопросы философии. 1993. №7.
3. Мохначева М. Место России в Европе // Отечественная история. 2000. №5.
4. Пантин В.И., Лапкин В.В. Волны политической модернизации в истории России // Полис. 1998. №2.
5. Пляйс Я.А. Россия и Европа: зачем мы нужны друг другу (о преодолении цивилизационного разлома) // Полис. 2000. №6