РасторгуевВ.Н.
Экологическое измерение и границы геополитической инженерии
С какой стратегией входит Россия в мир третьего тысячелетия? Чем обернется ее выбор для остального мира? Что можно и должно предпринять, чтобы этот выбор стал гарантией национальной и международной безопасности, а не рассматривался как фактор риска, способный нарушить и без того недостаточно устойчивый геополитический баланс сил и, что не менее важно, еще более хрупкий экологический баланс?
Эти три вопроса не следует рассматривать порознь, поскольку прогнозируемые сегодня промежуточные и конечные итоги европейской и мировой политики в сфере обеспечения устойчивого и безопасного развития во многом предопределены фактом совпадения или несовпадения ее функциональных целей с долгосрочными интересами народов России. Но для подобного согласования целей и синхронизации стратегий требуется не только конструктивная политика мирового сообщества в отношении России, но и четкая, взвешенная позиция самой Российской Федерации по всему спектру проблем, связанных с долгосрочным стратегическим планированием. Россия без самостоятельной, грамотной и экологически ответственной стратегии - это мировая стратегия без России. Но мировая стратегия без России - опасная утопия, которая вполне может стать и последней утопией мирового сообщества.
Последней - по той причине, что "геополитический вес" и системный потенциал "одной седьмой" измеряются не только реестром ее ресурсных возможностей и ситуативной вместимостью ("прожорливостью") мировых энергетических и прочих природоемких рынков. Ключевой критерий при оценке системного потенциала России - это запас прочности и мера устойчивости сверхсложных природных и этнокультурных систем планеты, сохранность которых во многом обеспечивается стабильным и безопасным развитием России как уникального и, что особенно важно, достаточно целостного планетарного региона. Уязвимость болевых точек России - источник возникновения трудно локализуемых или не локализуемых катастроф континентального и планетарного масштаба.
Опасная динамика климатических инверсий рубежа второго и третьего тысячелетий убедительно показывает, что невозможно до бесконечности игнорировать "природную программу" тех особых территорий планеты, на которых расположены ее особо ценные природные объекты и наиболее уязвимые точки. При этом следует особо отметить, что речь в данном случае здесь идет не обо всех типах системных инверсий, а, по преимуществу, лишь об отдельных деструктивных изменениях, уже обнаружившихся и потому обнаруженных, зафиксированных современной наукой. Подобная глухота к голосу природы делает a priori неэффективными любые модели развертывания, совершенствования и трансформации систем коллективной безопасности, если они не учитывают специфику единого природно-цивилизационного пространства в зонах повышенного экологического или социального риска и в так называемых "точках роста" (в том числе структурного роста - социально-экономического и технологического, культурного и демографического), где велика вероятность трудно предсказуемых последствий совокупных техно- и антропогенных воздействий. Долготерпение природы далеко не безгранично, и не следует уповать на ее способность переносить любые эксперименты национальной и геополитической инженерии.
В силу указанных причин, а также отчетливо сформулированных требований мирового сообщества (начиная с "Повестки дня на 21 век") ядром общенациональной стратегии, приемлемой и для России, и для мира призвана стать экологическая доктрина. При этом в качестве методологической предпосылки становления современной экологической стратегии и той государственной экологической доктрины, в которой должны быть определены ее цели и контуры, по нашему мнению, можно рассматривать теорию болевых точек планеты. Потребность в многоуровневой классификации, междисциплинарном изучении и выработке механизмов эшелонированной защиты болевых точек планеты продиктована самой логикой построения национальных, субнациональных и международных региональных экологических доктрин в едином глобальном правовом (международное право) и информационном пространстве. Благодаря подобному "многослойному глобальному пирогу" (основные его компоненты -"наслоение" правового и информационного пространств) открывается возможность создания тотального многофункционального мониторинга, что можно отнести к немногим позитивным предпосылкам и, одновременно, последствиям глобализации.
Принципы классификации
Подходы к классификации природных и историко-культурных территорий, относимых к разряду наиболее ценных и/или наиболее уязвимых, были разработаны автором в процессе работы над проектом основ законодательства о природном и культурном наследии (рабочая группа Верховного Совета РФ, 1991-1993 гг.) и изложены в кн.: Расторгуев В.Н. Горизонты культурной политики России (методология построения Государственной программы социально-культурного развития Тверской области - территории Великого водораздела). Тверь, 1991; переиздание - 1992.
Ключевые принципы концепции:
- единство природного и культурного наследия;
- примат природной программы - признание самоценности естественного природного региона, границы которого не совпадают с государственными или
административными границами, а также признание приоритета "природной логики" над задачами освоения и преобразования при построении стратегий развития особо ценных территорий;
- принцип живой кровли: признание за исторически сложившимся этнокультурным многообразием статуса гаранта сохранения регионального природного многообразия (данный тезис был принят в качестве принципа построения региональных и национальных стратегий после обсуждения на межпарламентской конференции ООН в Таиланде и включен в преамбулу Пукетской декларации 1994 г., а позднее - в текст Манильской декларации и других международных документов о климатических изменениях).
Предложенная классификационная схема основана на совмещении следующих "измерений": "А" - территории природного наследия и "В" - культурного наследия; "С" - особо ценные природные и историко-культурные территории и "D" - болевые точки планеты, наиболее уязвимые территории, которые относятся к зонам повышенного экологического и/или социального риска. При этом среди особо ценных территорий выделяются ареалы первозданной природы (А-I), сохранность которых является одним их последних гарантов поддержания способности к самовосстановлению природных систем и естественного регионального биоразнообразия, и культурные территории, относимые к национальным, конфессиональным или всемирным святыням (B-II), в том числе центрам паломничества, которые требуют особой защиты и соответствующего режима использования, или, к примеру, ареалам сохранения укладов жизни малочисленных этнокультурных групп. Специально выделяются такие объекты "наследия прошлого", как зоны экологических бедствий (А-III) и зоны социокультурных катастроф (В-IV). Главная особенность классификационной схемы - возможность многослойного наложения маркеров, что позволяет:
- во-первых, добиться более полного отражения и фиксации (например, в процессе совершенствования технологий картографирования) многомерности особо ценных и/или особо уязвимых территорий с учетом того, что именно исключительная стратегическая привлекательность отдельных территорий (ресурсный потенциал, геополитическое положение и т.п.) и служит едва ли не основной причиной их превращения в болевые точки планеты (объекты внешней экспансии, искусственно разжигаемых конфликтов и т.п.);
- во-вторых, сделать более адекватным и эффективным районирование территорий с учетом самых различных природных, социально-экономических, этнокультурных и прочих факторов, что представляется важным для их оценки, определения режима использования и защиты (одна из причин "замораживания" после 1993 года проекта Основ законодательства о природном и культурном наследии, по нашему мнению, заключается в полной несовместимости этого закона с политикой хищнической "приватизации" собственности, земли и ее недр);
- в-третьих, существенно облегчает компьютерную обработку информации и делает возможным, тем самым, эффективный системный мониторинг территорий разного класса.
Технология маркировки, построенная на основе предложенной концептуальной схемы, позволяет вводить необходимую детализацию в описание территорий посредством введения дополнительных индексов (1,2,3,...n). Так, индекс "ВCI-1" может обозначать наличие на конкретной территории святынь той или иной из культурообразующих конфессий ("1" - характеристика конфессиональной принадлежности святыни), а индекс "ВCI-1,D-2" ту же территорию, на которой разворачиваются межконфессиональные или межэтнические конфликты ("2" - указанный тип социального риска или социальной катастрофы), в результате чего возникла, к примеру, реальная опасность трудно локализуемой экологической катастрофы техногенного происхождения "ВCI-1,D-2,АD-3" ("3" - обозначение техногенного риска или типа катастрофы соответствующего генезиса) и т.п. Отличительная особенность возникновения болевых точек - интенсивное "сцепление" и взимопроникновение различных рисков: экологических, социальных, политических [1].
Эколого-региональный аспект стратегического планирования на основе принципов экологической аксиологии
Масштабные и глубинные трансформации, в том числе и трансформации, связанные с перспективами создания тотального многофункционального мониторинга, несут в себе новые угрозы. Это предполагает особое внимание делу сохранения и восстановления ценностных ориентиров политики. Таким образом, требование времени - не только примат природной программы Земли над программами ее преобразования, но и становление экологической аксиологии как концентрированного выражения здравого смысла в науке и политике. Важнейшая из установок - признание самоценности естественных природных (экологических) регионов.
При всем многообразии классификационных признаков, позволяющих выделять природные (как правило, социоприродные) регионы, включая в их число культурные ареалы, сам этот теоретический конструкт демонстрирует свою эвристическую и методологическую продуктивность. Границы этих регионов - последние рубежи сохранения регионального биологического многообразия и качества жизни на планете. Без учета своеобразия этих территорий невозможно подобрать ключи не только к достижению долгосрочных целей национальных стратегий, но и к глобальным проблемам, от решения которых зависит поддержание экологического баланса в планетарном масштабе, жизнеобеспечение и само право на жизнь многих миллионов людей.
Природные регионы не вмещаются в прокрустово ложе политических суверенитетов и этнокультурных схем расселения, но требуют защиты не в меньшей, а, возможно, и в большей степени, чем государственные и административные границы. При этом важно учитывать, что социальный, глубоко политизированный мир и царство природы, живущей по своим законам, неразрывны: действенная защита экологически обособленных (относительно обособленных) территорий предполагает использование того потенциала, который имеется в распоряжении государств и устоявшихся институтов гражданского общества.
Основной инструмент защиты природных регионов - расширение горизонтов международного сотрудничества особого типа. Его отличительная особенность - межрегиональная кооперация государств для совместного решения экологических проблем при непосредственном участии и под контролем жителей тех территорий, которые могут быть отнесены к разряду особо ценных или особо опасных в экологическом отношении. Даже в тех редких случаях, когда границы природных регионов почти полностью совпадают с государственными или административными границами, следует говорить о коллективной ответственности за поддержание "здоровья" этих социоприродных систем. Яркий пример подобного совпадения, а также международной и общенациональной значимости региональных проблем - не имеющая аналогов территория Великого водораздела Русской равнины, почти полностью покрывающая территорию Тверской области.
Эколого-региональное видение современного мира позволяет по-новому прочесть политическую карту Земли с учетом колорита ее этнокультурной палитры, выделяя схему болевых точек и акцентируя внимание на обеспечении межэтнического и межконфессионального согласия в зонах повышенного социального риска (конфликтные регионы). "Новое понимание" проблемы в данном контексте означает не только научный прорыв в ряде областей знания, но и возврат к ценностям, привитым культурообразующими конфессиями. Устойчивость канонических пространств и опыт сосуществования традиционных религий, исторически представленных на конкретной территории и пробуждающих в людских душах чувство ответственности перед вечностью, - фактор устойчивости политического и экологического пространства-времени. А это существенно для политической работы, поскольку:
- Во-первых, политика - не самоцель, а всего лишь инструмент для достижения целей более важных, чем даже сохранение политической стабильности, удержание власти или контроль за ресурсами и информационным пространством;
- Во-вторых, временные горизонты долгосрочной политики должны быть значительно шире, чем время жизни политических доктрин или параметры стратегического проектирования. Более того, само это проектирование нуждается в незыблемых ценностных ориентирах.
По сути, такой подход предполагает единство принципов и поиск организационных инвариантов при построении любых программ и стратегий - от корпоративных и субнациональных до национальных (государственных) и международных. Кроме того, именно эколого-региональное измерение современной политики позволят обрести объективные критерии ее оценки в интересах защиты качества жизни различных слоев населения и этнокультурных групп. Это относится как к малочисленным народам, полностью "привязанным" к уникальной природной системе, обеспечивающей сохранение традиционных способов природопользования, так и к великим народам, столь же зависимым от степени своей "укорененности" на земле предков. Хотя такая зависимость проявляется не столь очевидно, но от этого она не становится менее важной: народы, в отличии от людей, не вольны ни в выборе места проживания, ни в выборе соседей. Их пространство-время так же ограничено "привязкой" к земле предков и качеством среды обитания (правильнее - среды пребывания), как и пространство-время малочисленных этнических групп.
Установка на защиту природных регионов не противоречит установке на защиту национальных интересов в экологической сфере, поскольку эти интересы заключаются:
- В повышении уровня и качества жизни, критерии которого могут быть определены только с учетом региональной природной и этнокультурной специфики. При этом должны учитываться не только особенности "региональной потребительской корзины" при расчете уровня жизни, но и такие характеристики, как доступность и качественные характеристики имеющихся на данной территории природных ресурсов; доступность регионально ориентированного образования и, как следствие этого, возможность получения социально значимой, в том числе экологической информации, а также гарантии культурной самоидентификации и многое другое;
- В сохранении природного и культурного наследия, что предполагает наличие региональной эколого-культурной политики и системный территориальный подход при создании типологических схем национального и мирового наследия;
- В оздоровлении окружающей среды, поддержании рег
- В предотвращении угроз, связанных с деградацией территорий, в частности, с изменениями в физической среде или биоте, которые оказывают негативное влияние на здоровье человека и восстановительную способность естественных и регулируемых экосистем.
Эколого-региональное измерение политики входит в число универсальных требований к стратегическому планированию и прогнозированию, что особенно отчетливо проявляется в тех случаях, когда доминируют интеграционные процессы. Достаточно упомянуть о соответствующем разделе Хартии европейской безопасности ("Конституции" для ОБСЕ), принятой 19 ноября 2000 года в Стамбуле на саммите ОБСЕ. Один из центральных разделов этого документа "Экономическое и экологическое измерение" полностью посвящен региональным угрозам безопасности, порождаемым ухудшением состояния окружающей среды и истощением природных ресурсов, а также укреплению регионального сотрудничества между ключевыми международными организациями и институтами в экономической и экологической областях. Основная мысль хартии сводится к тому, что "экономическая свобода, социальная справедливость и ответственность за сохранение окружающей среды являются непреложными условиями для процветания".
Следует отметить в этой связи и уже наметившийся качественный поворот в российской политике - как внутренней, так и внешней. Для конструктивной работы власти с экологами и так называемой "экологической оппозицией" требуется иметь, для начала, четкую государственную позицию в вопросах экологии, закрепленную не только в национальной экологической доктрине и региональных экологических стратегиях, но и в действующем законодательстве - как на федеральном, так и на региональном уровнях. Это сотрудничество пойдет на пользу и государству, и гражданскому обществу, а также делу обеспечения национальной и коллективной безопасности.
Новые угрозы
Наше время оставляет все меньше оснований сомневаться в неэффективности "лобовых" методов масштабного силового воздействия на сложные природные и социальные системы. Эти методы, характерные для постиндустриальной эпохи и присущего ей духа "романтического глобализма", не приносят желаемых результатов и противоречат декларированным принципам устойчивого развития. Об этом свидетельствует, прежде всего, явно недостаточная эффективность коллективных мер по обеспечению безопасности в большинстве регионов планеты, в том числе в США и в Центральной Европе. Кризис эпохи великих идеологий и грандиозных проектов мирового переустройства, призванных обеспечить неограниченное и безопасное развитие, в немалой степени объясняются тем, что мы создали мир, уязвимый не только и даже не столько для широкомасштабных воздействий, сколько для точечных ударов, способных поразить жизненные центры сверхсложных социоприродных систем. Современному миру, сменившему тысячу имен и личин - от информационного или электронного общества до постисторического и постцивилизационного мира, вполне сегодня могут быть присвоены новые имена: от общества тотального шантажа до планеты всеобщего террора. Причина столь быстрого дрейфа к краю пропасти лежит на поверхности. Грамотно рассчитанный, технологически и организационно обеспеченный удар по отдельной болевой точке планеты или по системе таких точек (сети атомных электростанций или столь же опасных производств, естественных и/или искусственных гидроузлов, транспортных артерий и иных систем жизнеобеспечения) с неотвратимостью приведет к труднообратимым или необратимым последствиям - параличу мировой экономической и финансовой системы, экологической катастрофе локального происхождения, но глобальной "прописки".
Использованием "точечной стратегии поражения" отмечена эскалация наиболее опасных форм экстремизма и терроризма - как траснационального или "инициативного" (различные антигосударственные и, как правило, законспирированные организации радикально толка), так и государственного терроризма, а также ряда новых военных стратегий и доктрин ведения скрытых и открытых "дистанционных войн", методы которых мало отличаются от откровенно криминальных. Необходимо учитывать и возможность срастания и "взаимоиспользования" различных форм терроризма, в частности, государственного и траснационального, что связано не только и не столько с "эффектом взаимопроникновения на скрытом фронте", сколько с общностью методов, а иногда и целей. И там, и здесь - нанесение дистанционным точечным оружием (оружием террора, созданным в цивилизованных государствах!) или малочисленными спецгруппами с применением подручных средств (недавний пример - пассажирские самолеты...) на территории противника выверенных ударов по болевым точкам - наиболее ценным и/или уязвимым зонам и объектам с целью создания ситуации "управляемой локальной катастрофы" - экологической, социальной, культурной и этнодемографической.
Особо отметим системно осуществляемые и синхронизированные методы выборочного "радикального воздействия" (в том числе экономические блокады) и методы так называемой "культурной экспансии" по отношению к отдельным культурным, конфессиональным и этническим группам, а также к территориям их компактного проживания, которые в этом случае также могут рассматриваться как болевые точки планеты. Эта опасность, которая граничит с латентным геноцидом в его современных разновидностях, грозит как малочисленным народам и народностям, так и крупным нациям и, в первую очередь, так называемым "разделенным народам". Следует отметить, что в число "разделенных народов" на полиэтнических территориях постсоветского пространства попали и государствообразующие славянские народы - великороссы, украинцы и белорусы.
Чрезвычайно велика также вероятность использования искусственно вызванных нелокализуемых катастроф локального происхождения (континентальных и глобальных по своим последствиям) в качестве инструмента политического шантажа или политической мести как новейшего и, по мнению некоторых представителей "цивилизованного сообщества", допустимого способа "противодействия терроризму". В действительности, политическая месть служит лишь способом оправдания терроризма (по мнению радикалов - исторического оправдания самого террора как формы "справедливой войны") и стимулом превращения локальных очагов терроризма в звенья глобальных террористических сетей с перспективой тотального распространения методов точечного поражения как универсальной альтернативы глобализации в экономической, финансовой или военных сферах.
Иллюстрацией подобных ценностных инверсий (взаимопревращения по формуле: "терроризм - антитерроризм") служит тот факт, что именно в зонах повышенного риска, которые самой природой или мировой историей уже давно отнесены к болевым точкам планеты, вновь и вновь возникают опасные очаги напряженности, чреватые развитием трудно локализуемых социальных, экономических и этнических (этнокультурных) катастроф, а также сопутствующих им социо- и техногенных экологических поражений локального, регионального или глобального типов, в том числе и необратимых поражений окружающей среды. Попытки "врачевания" болевых точек планеты силовыми методами приводят в начале третьего тысячелетия к возникновению глубинных "тектонических деформаций" в самых различных пластах современной геополитики, например, в точках традиционной геополитической стабильности.
В данном случае имеются в виду деформации тех наиболее устойчивых (трансисторических с момента своего возникновения) форм национального самосознания, норм традиционного права и легитимного поведения, парадигм мышления, которые позволяют не насаждать искусственные методы "наведения порядка", а поддерживать традиционные и приемлемые с экологической точки зрения модели природопользования, расселения и миграции, проверенные временем этнокультурные "симбиозы" на полиэтнических или поликонфессиональных территориях, а также национальные уклады жизни на линиях соприкосновения цивилизаций и культур (болевые точки на "цивилизационных разломах").
Кризис традиционных социальных, финансовых и политических технологий, предполагающих диктат "ведущих стран" по отношению к "ведомым" и опору на "силовые стратегии" при освоении (правильнее - присвоении) невозобновимых природных ресурсов планеты, также отчасти объясняет повышенный интерес к методологии точечного воздействия, основанной на понимании внутренних связей между элементами системы. Такое понимание чаще всего бывает опытным, иногда - интуитивным, значительно реже - научно выверенным.
Однако, именно силовой и "лобовой" подходы остаются доминирующими в современной геополитике даже в тех случаях, когда наносятся "точечные удары", например, в рамках так называемых "миротворческих акций". Как точно подметил в статье с говорящим названием "Зверство и гуманность. Война на границе права и морали" один из наиболее авторитетных современных политологов Юрген Хабермас, точечные удары по Югославии "оправдывались ссылками на идею защиты прав человека". Однако в действительности решалась иная проблема: "трансформация международного права в право космополитов" [2]. При этом следует учесть, что такие удары наносятся не столько по намеченным целям, сколько по самой возможности разрешения многих глобальных проблем, поскольку эта возможность зиждется на фундаменте международного права, обеспечивающего согласование и синхронизацию национальных экологических стратегий.
В более широком контексте демонтаж международного права, срастание национальных криминальных структур на международном уровне и практика использования в политических целях или искусственного создания все новых болевых точек с их превращением в горячие точки - все это может быть рассмотрено и как оборотная сторона глобализма. В ряде документов ООН и, в частности, докладов Генерального секретаря этой организации Кофи Аннана такого рода деформации определяются как угроза распространения столь опасного для устойчивого развития и сохранения окружающей среды явления, каким является антигражданство. Антигражданство проявляется не только в разрастании мультинациональных и наднациональных преступных организаций, но и в неуважении к суверенитетам независимых государств, а, следовательно, и в размывании институтов гражданского общества, обязанных своим существованием именно национальному суверенитету и обеспечивающих право граждан на экологическую самозащиту.
Трудно оценить ущерб (социальную и экологическую цену), который будет причинен отдельным государствам, нациям и международному сообществу в целом в результате ущемления или разрушения национальных суверенитетов и, следовательно, институтов гражданского общества, сложившихся в условиях государственной независимости. Об этом свидетельствует тот факт, что именно право граждан, общин и местных органов самоуправления на экологическую самозащиту - ключевой фактор обеспечения экологической безопасности, как национальной, так и международной
Это обусловлено тем, что:
- во-первых, именно укорененное местное население и только оно кровно заинтересовано в сохранении среды обитания, а не в следовании "резиновым" и якобы "допустимым" нормам загрязнения и пределам техногенных нагрузок, поскольку от реального положения дел непосредственно зависит качество и средняя ожидаемая продолжительность жизни, здоровье и демографические показатели, а также такие факторы, как стоимость сельскохозяйственной продукции и оценка самой земли, ее ресурсного и рекреационного потенциала, инвестиционной привлекательности территории и многое другое;
- во-вторых, экологическая и социальная самозащита в условиях достаточно высокого общего образовательного ценза, уровня экологической и правовой культуры населения становится предпосылкой для эффективного контроля за состоянием окружающей среды и деятельности предприятий, которые представляют экологическую или иную угрозу для среды обитания и населения;
- в-третьих, постоянно возрастающая роль "человеческого фактора" как причины катастрофических "поломок" природно-социальных систем, с одной стороны, и постоянно возрастающая опасность возникновения локальных катастроф с глобальными последствиями почти в любой точке планеты, с другой стороны, что переносит центр тяжести в системе безопасности на уровень точечного реагирования (местный контроль) и точечной (предельно персонализированной) ответственности.
Вывод из сказанного: суть теории и методологии болевых точек планеты заключается в переходе от тотального силового воздействия в интересах обеспечения безопасности на точечное и избирательное.
Главный же порок доминирующих сегодня представлений о глобализации, навязываемых международному сообществу, - конфликт базовых концептуальных установок, а точнее, концептуальных схем, определяющих выбор общего направления воздействия на социоприродные системы на всех уровнях международной интеграции, реинтеграции и дезинтеграции (эти процессы связаны между собой). С одной стороны, подобная идеология основывается на признании необходимости построения эффективной общепланетарной системы управления рисками перед лицом глобальных угроз и, прежде всего, угрозы нелокализуемых экологических катастроф. Следует признать, что в этом случае мы имеем дело с наиболее веским обоснованием необходимости "нового мирового порядка". Но если взглянуть на проблему с другой стороны", то не сложно уяснить, что основная опора господствующей ныне идеологии глобализма - презумпция силы как главного инструмента принудительного и повсеместного наведения такого порядка. А это, в свою очередь, наиболее убедительный довод в пользу необходимости организованного противодействия формированию мирового центра контроля и управления.
Аксиологические истоки кризиса моделей управления сверхсложными системами с использованием "лобовых" методов были достаточно точно определены, хотя и в предельно общей форме, в ряде докладов Римского клуба. Так, об этической природе подобного кризиса говорил от имени Римского клуба его президент Рикардо Диаса-Хохляйтнер в своем докладе на IV Германском Бизнес-конгрессе (Кельн, 1993 г.). Он отмечал, в частности, что "менеджмент, подобно системе общественного управления, напоминает сложное уравнение с множеством взаимозависимых переменных, среди которых важнейшую роль играют промышленность, экономика, окружающая среда, демография, управление природными и человеческими ресурсами". Поэтому каждый раз, когда "мы меняем одну переменную, это сразу же влияет на остальные". Вывод очевиден: не стоит удивляться тому, что "творцы современной экономической политики терпят неудачу, добиваясь соответствия своим планам и желаниям. В конечном же счете, в основе любого решения лежат этические ценности".
В пользу перехода от моделей глобального переустройства на долгосрочные экологические стратегии, основанные на методологии точечного воздействия на социоприродные системы в интересах восстановления, свидетельствуют и нарастающие противоречия в отношениях между "странами-донорами" ("ресурсными пауками"), выступавшими с миссией по наведению нового мирового порядка, но до сих пор не имеющими единых критериев для его определения, не говоря уже о выработке приемлемой стратегии разрешения глобальных проблем, каждая из которых имеет четко выраженное экологическое измерение.
Теория и методология болевых точек планеты должны разрабатываться и применяться не в интересах повышения эффективности систем точечного поражения, а как альтернатива развертыванию этих систем, альтернатива любым формам насилия над природой (геонасилия).