Млечин Леонид, журнал "Профиль"
За две недели до начала Великой Отечественной войны большую группу офицеров оперативного управления Генерального штаба Красной армии отправили в важную служебную командировку. Но не на западную границу, где через несколько дней начнется кровавая война, а на южную.
Генштабисты побывали сначала в Тбилиси, потом в Баку. В Москву не спешили. Считали, что нет оснований торопиться. Будущий начальник Генштаба генерал армии Семен Штеменко, в ту пору офицер оперативного управления, вспоминал: «Пароходом направились из Баку в Красноводск. Возвращались в Москву с легким сердцем. Учения прошли хорошо. 21 июня утром наш поезд прибыл к перрону Казанского вокзала. День ушел на оформление и сдачу документов. Начальник нашего отдела добился разрешения для участников поездки отдыхать два дня: воскресенье — 22 и понедельник — 23 июня…».
Чем же занимались офицеры Генерального штаба на юге страны в эти предвоенные дни сорок первого?
Генерал Штеменко: «Осень сорокового и зиму сорок первого пришлось потратить на тщательное изучение и военно-географическое описание Ближневосточного театра. С марта приступили к разработке командно-штабных учений в Закавказском и Среднеазиатском военных округах.
Заместитель начальника Генштаба генерал-лейтенант Николай Федорович Ватутин утвердил наши разработки почти без замечаний и отпустил меня, сказав, что учение в Закавказском военном округе будет проводить либо начальник Генштаба Жуков, либо он — Ватутин. В конце мая основной состав нашего отдела отправился в Тбилиси. Нас усилили за счет других отделов. Перед самым отъездом выяснилось, что ни начальник Генштаба, ни его заместитель выехать не могут. Фронтом командовал заместитель командующего войсками округа генерал-лейтенант Павел Иванович Батов. Обязанности начальника штаба фронта выполнял генерал-майор Федор Иванович Толбухин».
В чем состоял смысл затеянных весной сорок первого крупных учений, проводившихся силами двух военных округов — Закавказского и Среднеазиатского? Военные округа преобразовывались во фронты, которые наносили удары по вероятному врагу. Кто же считался врагом на южных границах, с кем готовились воевать?
Все на борьбу с Англией
За год до этого нарком обороны Климент Ефремович Ворошилов предложил Сталину и Молотову нарастить наступательный потенциал военной группировки на юге страны. Он считал необходимым усилить Северо-Кавказский и Закавказский военные округа — передать им дивизии, которые освободились в связи с окончанием Финской войны, а также усилить их кавалерией, артиллерией и танками, которые предполагалось перевести из других округов. В конце февраля 1940 года началась переброска военной авиации в Закавказский округ, где количество истребителей и бомбардировщиков увеличили более чем в четыре раза.
Алексей Степанов, историк из Санкт-Петербурга, обнаружил в Военно-морском архиве поразительные документы.
По указанию наркома обороны командующие авиацией Закавказского и Одесского военных округов начали подготовку к нанесению бомбовых ударов по важнейшим объектам на Ближнем Востоке. Среди целей значились Анкара, Александрия, Бейрут, Хайфа, Суэцкий канал, а также проливы Босфор и Дарданеллы. Штурманам и летчикам дальней бомбардировочной авиации предписывалось проложить маршруты полета, провести учебные полеты над собственной территорией с имитацией бомбардировок, а также разработать тактику воздушных боев с британской истребительной авиацией.
К войне с Англией готовились все флоты. 2 апреля 1940 года командующий Северным флотом флагман 2-го ранга Валентин Петрович Дрозд приказал: «Вероятным противником на ближайший период считаю Англию и Норвегию, хотя последняя активных действий может и не развивать…».
Валентин Дрозд служил на флоте с 1925 года, в Испании был советником при командующем флотилией эсминцев республиканского флота, за что получил два ордена — Ленина и Красного Знамени. С 1938 года командовал Северным флотом, участвовал в Финской войне. Контр-адмирал Дрозд погибнет в 1943-м, возвращаясь из Кронштадта в Ленинград. Его автомобиль попадет в полынью от снаряда на льду Финского залива…
27 марта 1940 года командующий Черноморским флотом флагман 1-го ранга Филипп Сергеевич Октябрьский утвердил «План действий ВВС Черноморского флота на 1940 год», в котором говорилось: «Вероятно одновременное выступление против Советского Союза Англии, Франции, Румынии и Турции».
Филипп Октябрьский появился на свет Ивановым, а в 1924 году, когда служил в политуправлении Красной армии, сменил фамилию на более революционную. В марте 1939 года Октябрьский принял под свое командование Черноморский флот. Он поставил перед авиацией флота задачу — нанести удар по боевым кораблям противника на базах Мраморного моря и в проливе Босфор, а также установить там минные заграждения.
7 мая 1940 года начальник штаба Каспийской флотилии капитан 2-го ранга Алексеев доложил своему начальству, что в ближайшее время Каспийское море может стать театром военных действий: «Вероятным противником на театре и его главной силой будет английская и французская авиация».
Летчики во всех южных округах получали подробные данные о аэродромах, системе противовоздушной обороны, расположении авиачастей и тактико-технические данные самолетов противника на Ближнем Востоке. В первую очередь изучались Турция, Иран и Ирак. Даже создание советской авиации шло с учетом ожидавшейся войны с Англией.
От знаменитого авиаконструктора Андрея Николаевича Туполева потребовали создать дальний пикирующий бомбардировщик для борьбы с британским флотом. Самолет должен был преодолеть 5—6 тыс. км, чтобы появилась возможность наносить удар по британским военно-воздушным базам с советской территории.
Туполев объяснил своим помощникам: «Война неизбежна. Нашим главным врагом всегда была и остается Англия. Ее главная сила — военно-морской флот. Необходимо создать оружие для борьбы с английским флотом».
Приглашение в Берлин
В этот предвоенный год не Германия, а Великобритания считалась главным врагом. Вступившие между собой в союз нацистская Германия, фашистская Италия и милитаристская Япония рассматривались как союзники. 24 июля 1940 года советский полпред в Италии сообщил в Москву о беседе с Муссолини: «Сегодня в 12.30 был принят Бенито Муссолини. Он встретил меня у дверей своего огромного кабинета. Во время беседы Муссолини был любезен и по окончании аудиенции проводил меня до дверей кабинета… Я сказал, что Советский Союз отнюдь не является защитником существовавшего до последнего времени англо-французского господства в Европе.
Господствующему положению этих стран приходит конец. Соответственно усиливаются на международной арене голоса СССР, Италии и Германии…
Муссолини подчеркнул, что в настоящий момент у трех стран: СССР, Италии и Германии, несмотря на различие внутренних режимов, имеется одна общая задача — это борьба против плутократии, против эксплуататоров и поджигателей войны на Западе…».
13 октября 1940 года имперский министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп отправил Сталину обширное письмо, подробно обосновывая каждый внешнеполитический шаг немецкого правительства, и предложил встретиться: «Историческая задача четырех держав в лице Советского Союза, Италии, Японии и Германии, по-видимому, состоит в том, чтобы устроить свою политику на долгий срок и путем разграничения своих интересов в масштабе столетий направить будущее развитие своих народов на правильные пути...
Мы бы приветствовали, если бы господин Молотов пожелал в ближайшее время посетить Берлин. Смею от имени имперского правительства передать самое сердечное приглашение. После моего двукратного визита в Москву видеть господина Молотова в Берлине было бы для меня особой радостью. Его визит дал бы фюреру возможность лично изложить господину Молотову свои мысли о будущем отношений между нашими странами».
Три дня Сталин обсуждал предложение Риббентропа со своим ближайшим окружением. 21 октября Молотов передал немецкому послу в Москве графу Фридриху Вернеру фон Шуленбургу ответ Сталина. Всю ночь в посольстве его переводили на немецкий и в пять утра отправили шифротелеграммой в Берлин: «Многоуважаемый господин Риббентроп! Ваше письмо получил. Искренне благодарю Вас за доверие, так же как за поучительный анализ последних событий, данный в Вашем письме.
Я согласен с Вами в том, что вполне возможно дальнейшее улучшение отношений между нашими государствами, опирающееся на прочную базу разграничения своих интересов на длительный срок.
Вячеслав Михайлович Молотов считает, что он у Вас в долгу и обязан дать Вам ответный визит в Берлин. Стало быть, Молотов принимает Ваше приглашение...
Я приветствую выраженное Вами желание вновь посетить Москву, чтобы продолжить начатый в прошлом году обмен мнениями по вопросам, интересующим наши страны, и надеюсь, что это будет осуществлено после поездки Молотова в Берлин…».
9 ноября 1940 года после беседы со Сталиным Молотов составил для себя памятку «Некоторые директивы к берлинской поездке»:
«Цель поездки
А) разузнать действительные намерения Германии и всех участников пакта трех в осуществлении плана создания «Новой Европы», а также «Великого Восточно-Азиатского Пространства»; этапы и сроки осуществления этих планов; место СССР в этих планах в данный момент и в дальнейшем;
Б) подготовить первоначальную наметку сферы интересов СССР в Европе, а также в ближней и средней Азии, прощупав возможность соглашения об этом с Германией (а также с Италией)…»
Накануне отъезда Молотова в Берлин, 11 ноября 1940 года, в наркомат иностранных дел приехал британский посол Стаффорд Криппс. Вместо Молотова его принял первый заместитель наркома Андрей Януарьевич Вышинский. Британский посол выразил протест против того, что Молотов принимает только послов Германии, Италии и Японии:
— Отказ принять меня равнозначен политически недружелюбному отношению к Англии... Причина этого отношения выяснилась: это поездка Молотова в Берлин. Я должен заявить откровенно, с негодованием…
Вышинский прервал Криппса:
— Я не намерен выслушивать ваши заявления о каком-то негодовании.
Криппс:
— Я должен откровенно высказать свои взгляды.
Вышинский:
— Дело посла — высказываться откровенно или нет, но откровенность не есть резкость и грубость, выслушивать которые я не намерен.
Криппс:
— Я не хотел быть резким и грубым, а хотел лишь откровенно высказать свои взгляды.
Вышинский:
— Я прошу учесть мое замечание в последующем разговоре, если вы желаете, чтобы я продолжал беседу.
Криппс:
— Я желал бы продолжить беседу. Прав ли я буду, если сообщу своему правительству, что поездка Молотова в Берлин означает нежелание Советского правительства улучшить свои отношения с правительством Великобритании и ясно свидетельствует о предстоящем соглашении с Германией?
Разговор с фюрером
12 ноября 1940 года глава советского правительства и нарком иностранных дел Молотов во главе большой делегации прибыл в столицу рейха. Руководитель советской дипломатии не знал иностранных языков и за границу прежде не ездил.
Разгром англо-французских войск в мае сорокового предвещал большие перемены. В первой беседе имперский министр Риббентроп внушал Молотову, что Англия уже проиграла войну и пора делить наследство Британской империи:
«Господин Сталин сказал, что Англия больше не имеет права господствовать над миром. И если она тем не менее затеяла эту войну, то она за нее заплатит. Мы делали в прошлом хорошие дела, и я ставлю вопрос: не можем ли мы делать хорошие дела в будущем? Я полагаю, что СССР может извлечь выгоды при распределении территорий Британской империи и путем экспансии в направлении Персидского залива и Аравийского моря…».
После беседы с Риббентропом Молотова повели к Гитлеру.
Фюрер пустил в ход все свое умение, чтобы расположить к себе советского наркома. Он вел себя, как звезда экрана, тщательно обдумывая каждое слово и каждый жест. Он как никто овладел искусством пожимать руки с особым значением. Гитлер скучал в одиночестве, жаждал аудитории, воодушевлялся, когда появлялись слушатели и вдохновенно разглагольствовал о будущем.
Фюрер предложил Молотову официально присоединиться к Германии, Италии и Японии и взять себе Индию и страны Персидского залива. Дословно записывая беседу с Гитлером, помощники Молотова помечали: «Тов. Молотов приветствует это заявление рейхсканцлера... Тов. Молотов считает это заявление правильным... Тов. Молотов выражает с этим свое согласие и считает, что в своей основе мысль рейхсканцлера правильна... Все, что он понял из сделанного сейчас перевода заявления Гитлера, ему кажется правильным и отвечает интересам как СССР, так и Германии».
Но нарком хотел еще кое-что выторговать. Молотов объяснил, что они со Сталиным прежде всего хотят получить свободный выход из Балтийского и Черного морей, а также военные базы в Болгарии, Дарданеллах и Босфоре, чтобы контролировать черноморские проливы. После долгой беседы с фюрером около часа ночи Молотов отправил Сталину шифротелеграмму:
«Так как мы засиделись сверх нормы, а подошел уже час назначенного обеда, то уговорились, что завтра, 13 ноября, я у него завтракаю и после этого продолжаем. Большой интерес Гитлера к тому, чтобы договориться и укрепить дружбу с Советским Союзом в сферах влияния, налицо».
У
«Насчет Черного моря… Это вопрос обороны берегов СССР и обеспечения его безопасности. Обеспечение спокойствия в районе Проливов невозможно без договоренности с Болгарией о пропуске советских войск для защиты входов в Черное море. Во всем остальном исходи из известных тебе директив, и если результаты дальнейшей беседы покажут, что ты в основном можешь договориться с немцами, а для Москвы останутся окончание и оформление дела, — то тем лучше. Твое поведение в переговорах считаем правильным».
Через три часа Молотов получил дополнительные указания из Москвы:
«Советуем:
Первое. Не обнаруживать нашего большого интереса к Персии и сказать, что, пожалуй, не будем возражать против предложения немцев.
Второе. Насчет Турции держаться пока в рамках мирного разрешения в духе Риббентропа, но сказать, что мирное разрешение не будет реальным без нашей гарантии Болгарии и пропуска наших войск в Болгарию как средства давления на Турцию.
Третье. Если немцы предложат раздел Турции, то в этом случае можно раскрыть наши карты…».
Спор о Финляндии
Во второй беседе Гитлер подчеркнул значение совместных действий двух стран:
— Я считаю, что наши успехи будут больше, если мы будем стоять спиной к спине и бороться с внешними силами, чем если мы будем стоять друг против друга грудью и будем бороться между собой.
Молотов сказал, что он согласен с выводами рейхсканцлера:
— Советский Союз готов участвовать в широких акциях вместе с Германией, Италией и Японией, и я готов приступить к обсуждению этих вопросов… Советский Союз как большая и мощная страна не может стоять в стороне от решения больших вопросов как в Европе, так и в Азии.
Но в таком случае, добавил Молотов, они со Сталиным рассчитывают, что Германия признает, что «Финляндия должна быть областью советских интересов». Гитлер не без колебаний согласился с этим.
Молотов уточнил:
— В той же степени, как, например, Эстония и Бессарабия?
К тому времени Бессарабия и Эстония уже стали частью Советского Союза. Иначе говоря, Молотов хотел получить от Гитлера согласие на присоединение Финляндии к СССР:
— Финляндия должна быть областью советских интересов. Советский Союз, хотя и не участвовал в большой войне, все же воевал против Польши, против Финляндии и был совсем готов, если бы потребовалось, к войне за Бессарабию.
Гитлер напомнил Молотову о том, что Германия уже во всем пошла навстречу Советскому Союзу, который получил большую, чем договаривались, часть польской территории, что Германия отказалась от Литвы в пользу Советского Союза. Он присоединил к себе и Северную Буковину, хотя договаривались, что у Румынии заберут только Бессарабию. Гитлер напомнил, что во время войны с Финляндией занял благожелательный нейтралитет и отказал финнам в поставках материалов военного назначения. Но он против новой войны с Финляндией, «потому что Германия заинтересована в Финляндии экономически, ибо получает оттуда лес и никель».
В ответ Молотов напомнил, что и Германия не осталась внакладе от тесного сотрудничества с Советским Союзом:
— Не без учета пакта с Советским Союзом Германия сумела так быстро и со славой для своего оружия осуществить операции в Норвегии, Дании, Бельгии, Голландии и Франции...
Молотов на переговорах был педантичным и требовательным. Он говорил то, что считал нужным сказать. Если ему возражали, приводили аргументы, пытались переубедить, он просто все повторял заново. Своим упорством доводил партнера до белого каления. Гитлеру быстро надоел разговор о Финляндии. Нудный Молотов его раздражал. Прощаясь, фюрер сказал:
— Я сожалею, что мне до сих пор не удалось встретиться с такой огромной исторической личностью, как Сталин, тем более что думаю, может быть, и сам попаду в историю. Но едва ли Сталин покинет Москву ради поездки в Германию, а мне во время войны уехать из страны никак невозможно.
Последний раунд переговоров провел Риббентроп. Он достал из кармана бумагу и зачитал свое предложение: «Первое. Советский Союз заявляет о своей солидарности с целеустремлениями Германии, Японии и Италии и готовности политически сотрудничать с участниками пакта трех.
Второе. Германия, Италия, СССР и Япония обязуются уважать сферы взаимных интересов.
Третье. Договаривающиеся стороны не будут поддерживать группировки, направленные против одной из них.
К этому соглашению можно было бы добавить дополнительное секретное соглашение. В этом соглашении зафиксировать центры тяжести территориальных устремлений четырех сторон. Что касается СССР, то я предполагаю, что центр тяжести устремлений СССР лежит в направлении на юг, то есть к Индийскому океану».
После окончания переговоров в советском полпредстве устроили торжественный ужин. Из немцев пригласили, разумеется, Риббентропа, а также рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера и еще нескольких министров.
Как будем делить мир?
В Москве Сталин и Молотов, посовещавшись, решили принять предложение Германии. 25 ноября 1940 года Молотов пригласил к себе посла Шуленбурга и сказал ему: «Германской стороной был предложен один открытый текст и два секретных протокола. Советская сторона готова принять за основу предложенный текст и предлагает составить пять секретных протоколов».
Молотов назвал условия Москвы:
немецкие войска должны покинуть Финляндию, которая по советско-германскому соглашению 1939 года является сферой влияния СССР. Экономические интересы Германии в Финляндии (поставки леса и никеля) будут обеспечены;
в районе Босфора и Дарданелл должна быть организована советская военная и военно-морская база, а Болгарии придется подписать с Советским Союзом пакт о взаимопомощи;
сферой советских интересов будет признан район к югу от Батуми и Баку в общем направлении к Персидскому заливу.
Посол Шуленбург обещал немедленно довести советские предложения до сведения своего правительства. Но ответа не последовало. 17 января 1941 года Молотов, удивленный непонятным ему молчанием Берлина, вновь пригласил Шуленбурга:
«Во время последней беседы с Риббентропом в бомбоубежище я сделал несколько предложений, которые были переданы на рассмотрение Советского правительства. 25 ноября наше правительство дало ответ. С тех пор прошло уже два месяца, но от Германского правительства ответа не получено. Ни ответа, ни привета. Меня удивляет эта непонятная манера».
23 января Молотов получил короткий ответ из Берлина. Это была отписка: «Германское правительство в настоящее время по всем этим вопросам состоит в контакте с правительствами союзных с ним государств — Италии и Японии — и надеется, по мере дальнейшего выяснения совокупности этих вопросов, в недалеком будущем возобновить политические переговоры с правительством СССР».
В Берлине геополитические игры с Советским Союзом больше никого не интересовали. Гитлер уже решил, что покорит Россию. Сразу после отъезда Молотова фюрер подписал секретную директиву о подготовке нападения на Россию. А Сталин и Молотов все еще исходили из того, что у них с Германией стратегическое партнерство, и по-прежнему считали Англию и западные демократии своими врагами.
24 февраля 1941 года британский посол Стаффорд Криппс пришел к Вышинскому и спросил: может ли британский министр иностранных дел Антони Иден, который будет в Москве проездом, рассчитывать, что его примет Сталин? На следующий день Вышинский передал ответ Кремля: «Советское правительство считает, что сейчас еще не настало время для решения больших вопросов путем встречи с руководителями СССР, тем более, что такая встреча политически не подготовлена».
«Изложенный мной ответ достаточно ясен. Вообще говоря, наступление такого времени когда-либо в будущем не исключено, но в будущее заглядывать трудно».
Не пожелав встретиться с британским министром, Сталин через месяц, 24 марта, более чем любезно принял министра иностранных дел Японии Ёсукэ Мацуоку, направлявшегося в Берлин и Рим. На протяжении многих лет отношения с Японией были враждебными. Дважды вспыхивали настоящие боевые действия — на озере Хасан и на Халхин-Голе. Но весной сорок первого, рассчитывая вступить в союз с Германией, Италией и Японией, министра Мацуоку в Москве встретили, как родного. Запись беседы свидетельствует о полном взаимопонимании:
«Касаясь японо-китайской войны, Мацуока говорит, что Япония ведет войну не с китайским народом, а с англосаксами, то есть с Англией и Америкой. Япония ведет войну с капитализмом и индивидуализмом, а Чан Кайши является слугой англосаксонских капиталистов…
Тов. Сталин говорит, что какова бы ни была идеология в Японии или в СССР, это не может помешать практическому сближению двух государств. Что же касается англосаксов, то русские никогда не были их друзьями, и теперь, пожалуй, не очень хотят с ними дружить… В заключение беседы тов. Сталин просит Мацуоку передать поклон Риббентропу».
Первая война в Ираке
Тем временем Ближний Восток уже превратился в театр военных действий. Гитлер обещал арабским странам полную независимость, если они помогут ему в борьбе с англичанами. В апреле сорок первого с помощью немецкой разведки к власти в Багдаде пришел генерал Рашид Али аль-Гайлани, вождь иракских националистов. Генерала поддерживали молодые иракские офицеры, которых приглашали совершить туристическую поездку в нацистскую Германию за немецкий счет, и те с удовольствием ездили. В Ираке была создана военизированная молодежная организация «Футувва», которая многое позаимствовала у гитлерюгенда.
Гитлер подписал секретный приказ №30: «Арабское освободительное движение на Среднем Востоке является нашим естественным союзником против Англии... Поэтому я решил подстегнуть такое развитие событий, поддержав Ирак».
Рашид Али аль-Гайлани объявил войну англичанам и обратился к нацистской Германии и фашистской Италии с просьбой оказать военную помощь. Генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель, начальник штаба верховного главнокомандования вермахта, распорядился выделить Ираку оружие, которое доставлялось через территорию Сирии. В Багдад перебросили немецких летчиков.
В главном управлении имперской безопасности, которым руководил обергруппенфюрер СС Рейнхард Гейдрих, образовали исследовательский центр «Ближний Восток» для проведения диверсий на британских нефтепромыслах с помощью арабских друзей и союзников. В вермахте был создан особый штаб «Ф», его возглавил генерал авиации Гельмут Фельми. Штаб должен был руководить борьбой против англичан в Ираке, Иране и Сирии. Генерал Фельми получил под командование спецбатальон в тропическом обмундировании и с иракскими знаками различия. Вермахт надеялся оккупировать в первую очередь Ирак, захватить нефтепромыслы и нефтеперерабатывающие заводы, чтобы получать топливо и другие полезные ископаемые.
Фашистский мятеж в Ираке был воспринят как начало большой операции по разделу Британской империи. Поэтому Советский Союз признал военное правительство Ирака, иракская коммунистическая партия получила указание поддержать восстание генерала Рашида аль-Гайлани против общего врага — англичан.
Через месяц, когда Германия нападет на Советский Союз, настроения в Москве переменятся. Англия из «империалистического государства» превратится в «демократическое», а иракские «офицеры-патриоты» станут «агентами нацистов». Иракские коммунисты получат из Москвы новое указание — бороться с режимом генерала Гайлани…
Но это произойдет лишь после 22 июня. А накануне войны Закавказский и Среднеазиатский военные округа еще проводили командно-штабные учения, на которых отрабатывали нанесение ударов по Ближнему Востоку! И только в последние дни все внимание было сосредоточено на западных границах.
Генерал Батов, в ту пору заместитель командующего войсками Закавказского военного округа, вспоминал:
«Только я вернулся с учений — узнаю, что мне приказано срочно прибыть в Москву. Начальник штаба округа генерал Толбухин подготовил все необходимые справки и материалы по нуждам Закавказского военного округа для доклада наркому и краткую памятную записку».
Но наркома обороны маршала Тимошенко уже не интересовали далеко идущие планы округа. Немецкая армада нависла над западными границами страны. Генерал Батов получил новое назначение — командующим сухопутными войсками Крыма.
В Москве царила растерянность. Советские политические и военные руководители не могли прийти к согласию: что происходит? Профессиональные военные видели, что немцы со дня на день могут нанести удар. Сталин им не верил.
В тот же день, 17 июня, когда южные округа закончили командно-штабные учения, нарком госбезопасности Всеволод Меркулов отправил Сталину спецсообщение, подписанное начальником 1-го управления (внешняя разведка) старшим майором госбезопасности Павлом Фитиным: «Источник, работающий в штабе германской авиации, сообщает, что все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любую минуту. В министерстве хозяйства рассказывают, что на собраниях хозяйственников, предназначенных для «оккупированных территорий СССР», выступал также Розенберг, который заявил, что понятие «Советский Союз» должно быть стерто с географической карты...».
Прочитав спецсообщение, Сталин раздраженно написал на сопроводительной записке: «Т-щу Меркулову. Можете послать ваш «источник» из штаба герм. авиации к еб-ной матери. Это не «источник», а дезинформатор».
До нападения нацистской Германии на Советский Союз оставалось меньше недели.