Современный либерализм находится в глубоком кризисе. И кризис этот вполне может завершиться возвращением мира ко временам изоляции и тирании. Лишенным чувства исторической перспективы такое развитие может показаться надуманным: ведь США как оплот современного либерализма могущественны и в военном, и в экономическом отношении.
Не забудем, однако, что в XIX столетии относительно безоблачным виделось и будущее глобализации с британским лицом. Британский либерализм осуществлял триумфальное шествие, укрепляя свои финансовые, промышленные, политические и культурные позиции в мире. Но уже в конце столетия возникло движение к корректировке провозглашенного британскими либералами саморегулирующегося рынка путем ввода серии социальных законопроектов и протекционистских барьеров. А в 1920-е в ответ на попытки восстановления основанного на золотом стандарте либерального порядка 'Pax Britanica' последовала гораздо более радикальная реакция. Великая депрессия, протекционизм, торговые блоки, фашизм и милитаризм пришли на смену глобальному либерализму.
Парадокс времени заключается в том, что выход из кризиса либерализма может и должен быть найден в рамках самой либеральной идеи. Новое 'закрытие мира' не предопределено, а открытость идеям, товарам и технологиям является основой выживания в современном мире. До тех пор, пока налицо понимание этих реальностей, сохраняются и условия для развития либеральной идеологии.
Однако сегодня очевидно, что либерализм должен быть переформулирован в интересах социального большинства, отвергающего существующий неолиберальный курс, но не противящегося мировой открытости в принципе. Глобальная реформация должна быть продолжена, но на принципиально иных условиях, приемлемых для широких общественных слоев. Те, для кого 'либерализм' еще не превратился в бранное слово, обязаны отмежеваться от сторонников неолиберального курса и признать свою ответственность за упадок либеральной идеи. Не Джордж Буш-младший и не Владимир Путин, переизбравшиеся на новые сроки правления, несут ответственность за непопулярность либерализма. Эта ответственность лежит на плечах либералов, не сумевших реабилитировать традицию социального либерализма и отмежеваться от опасного курса мировых элит.
Либералам предстоит немалая работа над ошибками. В отсутствие такой идеологически кропотливой работы идеологический вакуум заполнится альтернативными идеями, не способными ответить на вызов времени. Одна из этих идей - хорошо знакомое упование на силу как способ решения международных проблем. В Америке сегодня весьма активны те, кто готов крепить разорительный для мира неолиберализм силой оружия. Получив поддержку, выразившуюся в переизбрании Буша, сторонники силовых решений не намерены считаться с мировым общественным мнением, международным правом и даже позицией союзников, если те идут вразрез с замыслами Белого дома. Имеются сторонники силового противостояния и в России. Они полагают, что новые типы ядерных боеголовок смогут предохранить от негативных последствий глобализации.
Но сила, как хорошо известно обремененным историческим опытом жителям большей части земного шара, не способна решить проблемы. Никакое дело не будет стоящим и долговечным, если строится на силе, а не на уважении к имеющимся интересам и ценностям. Насилие порождает насилие - порочный круг, из которого нет выхода. Терроризм является в этом отношении примером и может рассматриваться как асимметричный силовой ответ на насилие, порождающий лишь новое насилие.
Другая альтернативная либерализму идея сложнее, но тоже едва ли перспективна. Ее сторонники связывают неолиберальную глобализацию с капитализмом, отвергая и то, и другое. Взамен предлагается идеология сопротивления глобализации на путях мобилизации и объединения усилий движений за защиту окружающей среды, права рабочих, женщин и этнических меньшинств - всех, кто так или иначе оказался подвержен негативному действию процессов глобализации. Предполагается, что пестрая коалиция отвергнутых глобализацией образует нужную критическую массу для совершения мировой революции. Но, как известно из опыта российских революционеров, тщетны надежды разжечь мировой пожар в опоре на униженных и оскорбленных. Туманна и программа альтерглобалистов, как правило, не поясняющих, что же стоит за сопротивлением и критикой капитализма.
Такова ситуация времени: вместо альтернативы губительному курсу - упование на силу или сопротивление.
Однако чем дальше, тем очевиднее, что воинствующий национализм может подвести мир к ситуации нового хаоса. В этих условиях либералам необходимо реабилитировать свой идейно-политический потенциал. Необходимо заново оценить основные ценности либерализма, понять причины его сегодняшнего кризиса и предложить новую альтернативу существующему порядку вещей. Либерализм в качестве защитника неолиберальной глобализации больше не является знаменем социального большинства. Идеи демократии, свободы, мира и глобализации должны быть переформулированы в интересах широких слоев глобального общества.
Либеральная революция конца ХХ века: обещания и упадок
Либерализм сложился как система взглядов, ставящая в центр политическую, экономическую и социальную свободу личности. Политическая демократизация, развитие предпринимательской и иной общественной инициативы являются сутью и смыслом либеральной философии. Поэтому либерализм принципиально эгалитарен, а не элитарен или иерархичен, как консерватизм, который исторически апеллирует к правящим и культурно-идеологическим элитам как опорам традиции. Понятие 'равенство', написанное на знамени социалистов и критиков глобализации, является важнейшим и для либералов. В либерализме равенство - оборотная сторона свободы, а отнюдь не ее противоположность. Наоборот, для консерватизма свобода и равенство несовместимы. По словам известного французского мыслителя Алексиса де Токвиля, свобода и равенство находятся вместе только на знамени революции, но не могут уживаться в реальной жизни. В либерализме же и свобода, и равенство - не абсолютные величины. Они находятся в определенной зависимости друг от друга. «Безграничная свобода» не случайно завершается «бесконечным деспотизмом» (Шигалев). Такова же по своей логике и трансформация абсолютного равенства, неизбежно ведущая к удушению свободы и предприимчивости.
Отсюда умеренность практической ориентации либерализма. В отличие от консерватизма либерализм выступает от имени массовых социальных слоев и настаивает на общественных изменениях в их интересах. Однако в отличие от социализма либерализм стоит на почве реформистского, а не революционного изменения общества и потому выступает за подключение масс к общественному управлению через использование и совершенствование имеющихся общественных институтов. Нередко перемены приходят в общество по инициативе правящего класса, осознающего узость своей социальной базы.
Российский либерализм чаще всего был отмечен именно такой логикой. Отмена крепостного права, гласность и политические свободы были дарованы сверху, а не в ответ на требования масс.
Другой пример - формирование социально ответственного государства в Европе, первоначально возникшего как не лишенная охранительности реакция правительственных кругов на бедствия Великой депрессии.
Однако в истории немало примеров и более активного социального творчества, вынуждающего власть имущих идти на уступки под давлением «снизу». Так, отмена рабства в Америке сопровождалась ожесточенным сопротивлением правящего класса. Не менее ожесточенной была и борьба за признание прав женщин и этнических меньшинств. Деколонизация, положившая конец европейским империям классического типа, никогда не состоялась бы без развившегося внутри колоний мощного движения за независимость. Во всех этих случаях борьба за политическое, социально-экономическое, культурное и государственное освобождение являлась одновременно борьбой за слом традиционных иерархических структур и, следовательно, была и борьбой за большее равенство.
Происходящий сегодня процесс глобализации также не станет успешным, если поведет к освобождению одних за счет растущего неравенства - и, следовательно, закрепощения - других. И опыт истории, и логика свидетельствуют, что глобализация не сможет продолжаться, не обретя необходимой устойчивости и не заручившись поддержкой широких общественных слоев. Без такой поддержки содержащийся в глобализации потенциал реформации или духовно-психологического освобождения мирового общества растратится впустую. Без либерального соединения свободы и равенства процесс глобальной реформации рискует превратиться в узкосектантский проект, который неизбежно подвергнется осуждению не принявшими его 'староверами'.
Это понимал предложивший перестройку для нашей страны и для всего мира Михаил Горбачев - фигура для либерального мышления важная, но не оцененная пока по достоинству. Инициатор перестройки разделял характерные для его среды иллюзии улучшения советской системы и страхи перед капитализмом, не проявив при этом необходимых для успеха реформирования последовательности и решимости. Тем не менее он понял главное - без социального творчества масс и глобальных перемен как со-творчества стран и народов человечество ждет возвращение к временам национализма и конфронтации.
Новая концепция глобального взаимозависимого мира и общечеловеческих ценностей предполагала соединение важнейших для либерализма принципов равенства и свободы. Находясь под влиянием идей европейской социал-демократии, Горбачев видел мир как расширенное подобие Европы, в котором гарантированные правовым государством политические свободы были бы соединены с активной политикой по искоренению безработицы и других социальных бедствий. Сохранение уже завоеванных средним классом в СССР и других странах позиций виделось инициатору перестройки необходимой основой движения вперед.
Таким было великое обещание либерализма к концу холодной войны. Не только СССР и народы Восточной Европы, но и многие за пределами Европы уверовали в возможность более гармоничного соединения идеалов свободы и равенства. Увы, надеждам этим не суждено было осуществиться, и сегодня обещание либерализма для многих в России и за ее пределами воспринимается как обман. В этом и состоит проявление глубокого кризиса либеральной идеи, охватившего не только западное полушарие, но и остальную часть мира.
В основных странах Центра и Периферии мира все более уверенно приходят к власти консерваторы, вытесняя представителей либерального лагеря. В международных отношениях со времени косовского кризиса все больший упор делается на силу, а не на переговоры. Из мировой политики постепенно уходит дух терпимости и свободы, ему на смену все заметнее приходит тяга к стабилизации, сильной руке и ограничению имеющихся прав и свобод граждан.
Так, в США победу на выборах в ноябре 2004 года уверенно одержал Джордж Буш. В течение первого срока правления у Америки и мира в целом было достаточно оснований убедиться в нелиберальности, а подчас и антилиберальности политических убеждений президента. Во внутренней политике - это создание условий, благоприятных прежде всего для крупного бизнеса, резкое увеличение военных расходов, существенное ограничение гражданских свобод, попытки поставить под сомнение права этнических меньшинств на образование и даже не увенчавшееся успехом намерение принять специальный конституционный запрет на брак среди представителей сексуальных меньшинств. Для Америки с ее традиционным духом эгалитаризма и антиэтатизма это весьма красноречивые перемены. Во внешней политике - это полупренебрежительное отношение к международным организациям и союзникам, односторонний выход из договора по ПРО, нежелание ратифицировать Киотский протокол, единоличное решение нанести военный удар по Ираку и многое другое.
По меньшей мере недостаточно объяснять победу Буша лишь способностями его избирательного штаба мобилизовать представителей евангелического христианства, к которому принадлежит и сам президент. Реальность такова, что ему отдают предпочтение большинство американцев (а не только евангелические христиане), и это - учитывая вес Америки в мире несомненно, одно из крупнейших поражений либерализма в глобальном масштабе.
Важно осознать и другое: победа Буша подготовлена отнюдь не только удачной предвыборной стратегией и даже не только сентябрьскими террористическими атаками 2001 года. Рассмотренное в глобальном контексте падение либеральной Америки началось значительно раньше и может быть связано с триумфальным шествием узкокорпоративной по своим замыслам глобализации, сопровождающейся насилием и углублением разрыва между богатыми и бедными. За Югославией не мог не последовать Ирак. Разные ситуации, разные игроки, но в основе одно - возведенное в добродетель высокомерие силы.
Тревожна и политическая эволюция России. За понятными усилиями ограничить власть еще недавно всесильной олигархии - этого проводника глобального неолиберального курса на российской почве -просматриваются попытки создать новых (уже государственных) олигархов. Вместо укрепления позиций мелкого и среднего бизнеса продолжается господство бизнеса крупноолигархического, только теперь готового служить правящему классу. Вместо обеспечения безопасности россиян от терроризма и уличной преступности укрепляется власть тех, кто, называя себя силовиками, в действительности демонстрирует слабость и неспособность восстановить элементарный порядок в стране. Вместо ожидаемой интеграции в европейские структуры и мировую экономику происходит все большее вползание в третий мир с характерной для него поляризацией масс и политического класса. Государство, обязанное гарантировать законность и беспристрастность, остается орудием и полем битвы элит. Клянущиеся в верности идеалам демократии представители власти продолжают тормозить создание условий для вовлечения широких слоев общества в процессы экономического развития и политического управления.
Европа, еще недавно являвшая миру пример открытости, все больше отгораживается от него стеной социальных, экономических и культурных перегородок. Продолжают усложняться правила иммиграции и получения гражданства. После расширения Евросоюза за счет принятия бывших стран Восточной Европы остальным недвусмысленно дают понять: нам и без вас тесно. При этом ведущие представители европейского политического класса не упускают случая высказаться относительно 'грубого нарушения прав человека' в Чечне, на Украине, в Молдове или где-то еще за пределами расширившейся Европы. Вполне в традициях неолиберальной глобализации за основу берутся процедуры демократии западного образца - независимые от государства политические партии, общественные движения и средства массовой информации, - но не гарантирование жизни, безопасности и необходимого социально-экономического минимума. Иными словами, утопайте в бедности и насилии, но свободные выборы будьте любезны преподнести. Предполагается, что победу должен одержать 'выражающий волю народа' прозападный кандидат. Такой вот либерализм.
Между тем повседневная реальность жизни миллионов за пределами стран Запада - прежде всего реальность растущего насилия и социальных бедствий, а не укрепления демократических прав и свобод. Возможно, в это трудно поверить бюрократам в Брюсселе и Вашингтоне, но социальное большинство в мире не просыпается каждый день с мыслями о создании новой независимой партии или общественной организации. Люди живут заботами экономического выживания и повседневной безопасности. Миллионы ежедневно остаются без крова и гибнут от насилия и болезней. Волна терроризма захлестнула Евразию, Ближний Восток и надвигается на страны Азии.
Конечно, и во время холодной войны большинство граждан мира жили в полосе бедности и насилия. Но с окончанием мрачной эпохи в человеческой истории появилась надежда на лучшее, и либеральная идея смогла стать выражением этой надежды. Сегодня, увы, этого сказать нельзя. Вместо идеи либерального единения и глобальной реформации мир все больше разделяется между двумя национализмами - западного Центра и незападной Периферии. Убежденный в абсолютной правоте Центр, и прежде всего США, использует богатый арсенал экономического, политического и военного насилия, чтобы подчинить своим далеко не всегда демократическим стандартам остальную часть мира. Периферия же - и чем дальше, тем больше - изыскивает новые средства сопротивления. Если удается, то путем создания новых устрашающих и сдерживающих западные амбиции видов оружия. Если нет, то путем активного использования технологий терроризма.
Двойной стандарт современности и причины поражений либерализма
Поражения либерализма связаны с постепенным исчезновением в мире условий его успешного развития.
Можно сформулировать три таких условия.
Во-первых, либеральные идеи исторически находили поддержку там, где уже были созданы мир и безопасность. Пребывание общества в состоянии войны с внутренним или внешним врагом - питательная среда для идеологии воинствующего национализма, а не политического и социального освобождения. Сегодня, как и ранее, наивно (или цинично) ожидать победы либерально-демократических ценностей там, где не удовлетворены элементарные потребности выживания и безопасности.
Это не означает, что к демократии не следует и стремиться. Но это означает, что либералам следует осознать важность подготовки условий для возникновения и развития демократической системы, среди которых безопасности принадлежит важнейшее место.
Не случайно колыбелью либерализма считается Англия, страна островного положения, защищенная от внешних угроз самой географией. По сравнению с континентальной Европой или Россией у Англии изначально не имелось объективной необходимости содержать крупную армию или укреплять дух милитаризма в обществе. Не менее характерный пример - Америка, лишь однажды вынужденная защищаться с оружием в руках от внешнего нападения (со стороны британской короны). Конечно, Англия и Америка прошли в развитии и периоды гражданских войн. Окрепнув же, обе державы создали мощные армии и устремились к мировому господству. Но исторически именно наличие относительного мира и безопасности позволило этим странам сосредоточиться на решении внутренних созидательных задач и встать на ноги в качестве стабильных либеральных демократий.
Укрепление либерализма на европейской континентальной почве также было связано с созданием соответствующих условий мира и безопасности. До середины ХХ столетия находившаяся в состоянии войны или приготовления к ней Европа являлась полем соперничества либеральных и авторитарных идей. Либерализм в его особой социально-демократической версии укрепился здесь лишь с окончанием Второй мировой войны и в огромной степени благодаря оккупационному присутствию поддерживавших безопасность американских войск.
Вторым важнейшим условием расцвета либеральных идей является поддержание необходимого уровня социально-экономического развития в стране. В одних случаях государство должно выступить гарантом обеспечения занятости и предоставления социального минимума нуждающимся. В иных условиях экономически и политически стабилизирующим общество началом выступает широкая прослойка среднего класса. Однако более или менее универсальным правилом является то, что разрыв между бедными и богатыми не может увеличиваться выше определенного предела без ущерба для развития либеральных идей в обществе. Постепенный рост среднего класса исторически способствовал вытеснению монополизирующих политическую жизнь сторонников монархического правления или представителей крупного бизнеса.
Наконец, либерализм не будет успешным без определенной социокультурной автономии и осознания имеющихся для его развития местных исторических условий. Практика показывает, что либерализм редко привносится извне и, как правило, не приживается, если для этого отсутствуют местные условия и традиции. Культурный империализм контрпродуктивен именно потому, что у каждого народа сложилась собственная традиция интерпретации свободы и демократии. Даже в случаях, когда навязанный сверху либерализм не отвергается, результатом становится новый, отличающийся местным своеобразием тип либерализма.
Например, насаждение либеральн
Либерализм, таким образом, может развиваться лишь в условиях мира, социального равенства и культурной автономии. В отсутствие мира и безопасности либеральные политические системы оказываются подвержены милитаристским настроениям и склонны к вырождению в военные диктатуры. В отсутствие же среднего класса и социальных гарантий за действиями системы немедленно проглядывает крупный бизнес, диктующий условия законно избранной власти. В первом случае власть не подконтрольных обществу силовиков чревата злоупотреблением насилия, способным порождать лишь новое насилие. Во втором случае оборотной стороной создания особых условий для процветания олигархии может оказываться снижение жизненного уровня общества и даже его новое обнищание.
Современная Россия пребывает сегодня посередине этих двух крайностей. Не преодолев опасности дальнейшей олигархизации политической жизни, Россия одновременно сталкивается с вызовами безопасности и ростом силовых структур. В сложившихся условиях проведение политики, отвечающей интересам широких слоев общества, становится делом особенной сложности.
Кризис современного либерализма связан с подрывом названных выше условий. Причины подрыва уходят корнями в историю и заслуживают более внимательного рассмотрения.
Недостаточно лишь указать на победу Буша или эгоизм элит, принадлежащих к центру мирового капитализма, как это нередко делается в российской консервативной публицистике. Недостаточно и сводить все к хищническому характеру советской и постсоветской номенклатуры, объясняя этим и Чечню, и шоковую терапию, и поражение либеральных политических реформ. Важно понять, в чем именно состоят исторические причины эгоизма западных и российских элит и какие именно условия способствуют воспроизводству подобного эгоизма сегодня.
В поисках ответа на эти вопросы мы должны вернуться к формированию самих структур современного мира, возникших в Европе Нового времени. Именно здесь после полосы экономических бедствий, войн и болезней, длившейся несколько десятилетий, в середине XVII столетия возникла так называемая Вестфальская система международных отношений. Там находятся структурные корни иерархичности отношений между европейским - а позднее западным - Центром и незападной Периферией.
Длительное противостояние европейского католичества и протестантизма завершилось возникновением системы государств, в которой монархи получили право на верховный суверенитет в рамках находящихся в их распоряжении территорий. В континентальной Европе власть удалось удержать тем, кто сумел вовремя договориться с концентрирующимися в городах представителями растущего торгового класса2 и, создав армию, справиться с внешними угрозами. Торговцам были необходимы государственное признание и защита, и концепция частной собственности была призвана обеспечить признание и защиту. Государству же был необходим капитал для укрепления армии. Описанный в исследовательской литературе компромисс государства и нарождающегося капитализма3 стал провозвестником будущего разделения властей - основы либерализма, политической системы, установившейся в центре международных отношений. Однако этот же компромисс, а точнее эффективность возникшей на его основе системы в производстве экономического роста и общественного богатства, послужил основной иерархичности мира. Очень скоро экономически преуспевающая и вооруженная новыми технологиями Европа - сначала Голландия, а затем Франция и Англия - обратила свои взоры за пределы материка, достигнув необычайных успехов в покорении мира.
Так европейский либерализм внутри страны соединился с империализмом и характерными для него жестокостями во внешней политике.
Для понимания международной иерархичности возникшей системы важно понять не только принцип устройства структур современного мира, но и связанное с ними отношение правящего класса и коммерческих элит Центра к неевропейской Периферии и окружающему миру в целом. Именно в этом отношении кроется двойной стандарт современного мира, в соответствии с которым безопасность и процветание Центра достигаются ценой бедности и политической нестабильности Периферии. Военное, экономическое и технологическое превосходство государств Центра могло привести к империализму только в том случае, если бы преданные 'освоению пространства' элиты отнеслись к жителям Периферии как к людям второго сорта.
Идеологическим обоснованием присвоения колониальных ресурсов как раз и стал тезис о том, что 'варвары' Периферии неспособны к самостоятельному развитию. Европейские правящие элиты видели себя в качестве оказывающих Периферии немалое одолжение цивилизаторов, насаждающих на ее почве свои социальные институты. Культурно-психологически европейские элиты Нового времени не знали иного отношения к окружающему миру, кроме попыток его освоения или контроля всеми доступными средствами.
Эпоха характерного для раннего Просвещения скептицизма осталась далеко позади, а новые данные ньютоновской науки лишь подкрепляли доминирующие представления о пространстве как дискретном и поддающемся контролю4. Позднее большевики своим 'природу научим - свободу получим' емко выразили представление о дискретности пространства в отношении к окружающей среде.
Сейчас двойной стандарт укоренился столь глубоко, что многими игнорируется. Тем не менее необходимые для развития либерализма условия отсутствуют во многом по причине сложившегося у западных элит этноцентрического отношения к Периферии. Сегодня, как и раньше, некоторые представители западной элиты настаивают на необходимости отгородиться от Периферии, подготовившись к возможностям вторжения извне и сохранив чистоту идеалов своей цивилизации. Большинство, однако, убеждено в необходимости активно экспортировать западные институты и ценности, якобы отражающие устремления мира в целом. Джордж Буш, например, нередко высказывается в том духе, что американские ценности и есть ценности всего человечества и, следовательно, Америка должна помочь остальному миру в их обретении. И те и другие демонстрируют националистическое отношение к Периферии - одни националистически-изоляционистское, другие - националистически-покровительственное.
Национализм и двойной стандарт западных элит проявляется и в убеждении, что Периферия ни в коем случае не должна получить в руки средства насилия, которыми обладает Центр. Ядерное оружие, например, не должно попасть к 'безответственным режимам', и нужно сделать все, чтобы предотвратить его распространение. Двойной стандарт проявляется и в том, что элитам Периферии рекомендуют создавать экономику по тем рецептам, которые давно уже не используются и на Западе. Так называемый свободный, или саморегулирующийся, рынок при минимальном участии государства - не более чем фикция, и страны Запада активно используют рычаги государственного воздействия на мировую экономику в своих национальных интересах. Периферии же предлагаются модели шоковой терапии, открывающие экономики слаборазвитых стран вторжению западного капитала, и нередко - ценой разрушения имевшихся социальных программ. Иными словами, делайте, как мы говорим, но не так, как мы делаем. В подобной политике прослеживается защита национальных интересов, но заметен и страх перед 'варварcкой', способной вырваться из-под контроля Периферией.
Двойной стандарт современности имеет глубокие структурно исторические корни. В этом заключается главная сложность обеспечения более устойчивого развития глобализации и политического либерализма, свободного от крайностей национализма в Центре и на Периферии мировой системы. Отказ от безостановочной погони за властью и ресурсами в пользу более равномерного распределения общественного богатства и влияния оказывается проблематичным в силу существования самих структур современности и скрывающегося в их недрах националистического стимула. Российский философ Александр Панарин именовал этот феномен культурный, нравственный и экологический нигилизм Модерна.
В ответ на давление Центра Периферия, подверженная логике национализма, нередко готова использовать любые средства в стремлении вырваться из-под контроля Центра. В этом контексте и следует рассматривать борьбу за ядерные технологии и распространение современного оружия. Даже если оно не будет использовано, государства Периферии получат важнейшее средство отстаивания независимости. На этом пути не являются препятствиями даже голод и лишения. Об этом свидетельствуют, в частности, примеры Пакистана и Северной Кореи. В этом же контексте надо рассматривать использование представителями Периферии религиозно окрашенного терроризма для противостояния Центру. Терроризм и возрастание его масштабов на протяжении второй половины 1990-х годов - свидетельство отчаяния Периферии, готовой на все перед лицом продолжающейся экспансии Центра. В существующем контексте нелегко надеяться на возрождение глобального либерализма.
Либерализм силы и либерализм примера: в поисках выхода
Означает ли сказанное, что выход, как нередко пишут представители постмодернизма, заключается в отказе от способствующих воспроизводству двойного стандарта структур современности - государства-нации, капитализма и политического гражданства? Едва ли. Пока неясно, что именно придет на смену этим структурам, и, следовательно, выход из создавшегося положения следует искать на путях активного диалога Центра и Периферии и взаимного избавления от многочисленных комплексов и фобий в отношении друг друга. Идеологически же необходимо сделать все возможное, чтобы реабилитировать либерализм как привлекательную для мира идею и пересмотреть подкрепляемую силой политику двойных стандартов. На смену либерализму силы должен прийти либерализм примера. Добиться этого сегодня чрезвычайно сложно, но для успешной борьбы с бедностью, болезнями, милитаризмом, терроризмом и другими мировыми бедствиями необходимо.
Одна из главных сложностей состоит в том, что либерализм примера обязан быть поддержан и даже инициирован в Центре, а не на Периферии. Ведь именно Центр удерживает в руках важнейшие средства глобального экономического, политического и военного контроля. Без поддержки и инициативы Центра попытки укрепления местных или периферийных либерализмов зайдут в тупик.
Воздадим должное Горбачеву за мужественную попытку, как и принято в российской традиции, 'начать с себя'. Но признаем и другое: наряду с ошибками и иллюзиями инициатора перестройки немалая ответственность за ее поражение должна быть возложена и на Запад. Вспомним в связи с этим о неготовности Маргарет Тэтчер и Рональда Рейгана поверить разоруженческим инициативам СССР и об отказе лидеров 'свободного мира' от радикальной постановки вопроса об уничтожении ядерного оружия. Вспомним настойчивые советы поскорее вывести вооруженные силы из Восточной Европы, не сопровождавшиеся, однако, планами демонтажа размещенных по всему миру американских военных баз. Вспомним, как под предлогом универсальности перехода к рыночной демократии отвергались соображения местной специфики реформирования. Вместо них Западом демонстрировалась упрямая убежденность в том, что советские (а затем и постсоветские) реформы должны следовать западным рекомендациям и стандартам.
Сегодня не только в России, но и в большей части мира Запад все чаще ассоциируется с играми в геополитику и все реже - с идеалами терпимости, справедливости и свободы. Значительная ответственность за это лежит на западных лидерах.
Вместе с тем, несмотря на недавние поражения либералов, Запад остается пространством интеллектуальной и политической свободы. Либерализм силы подвергается здесь критике как внутри истеблишмента, так и за его пределами. В качестве примера сошлемся на работы Джона Рагги и Джозефа Ная, давних критиков упования на силу и экономическое принуждение в отношениях Америки с незападным миром.
Най и многие другие настаивают на необходимости укреплять западное влияние в мире путем совершенствования международных институтов, развития диалога и поддержки незападного среднего класса7. И в Европе, и в Америке многие отдают себе отчет, что без социальной ответственности не может быть и общественной свободы, связывая либерализм не только с политической свободой, но и с созданием необходимых для общественной стабильности социально-экономических условий8. За пределами истеблишмента активно развиваются и имеют шанс быть услышанными теории критической геополитики и политэкономии, исходящие из принципиального допущения ответственности Запада за поддержание экологического, социального и политического равновесия в мире9. До тех пор, пока слышны эти голоса, остается и надежда на пересмотр доминирующих сегодня силовых подходов и двойных стандартов.
Но не все зависит исключительно от Центра. Зафиксированные Гегелем диалектические взаимоотношения 'хозяин - раб' продолжают жить в подсознании западных элит еще и потому, что Периферия нередко дает для этого основания. Двойные стандарты современности неразрывно связаны не только с эгоизмом Центра, но и с националистической или оппортунистической реакцией элит Периферии. Задачи периферийного национализма нередко сводятся к противостоянию Центру. Для этого используются доступные силовые методы. Выбирающие же стратегию оппортунизма вступают в сотрудничество с Центром в цивилизовании местной реальности, нередко ценой разрушения сложившихся системы ценностей и интересов социального большинства. И в том и другом случае шансы глобального либерализма снижаются, а не увеличиваются.
Один из примеров такой разрушительной динамики - распространение демократии в мире. Справедливо критикуя Центр за этноцентричные стандарты демократии и за циничное использование демократической риторики для отстаивания геополитических интересов, элиты Периферии не всегда движимы идеями справедливости. За отпором Западу и его теориям гуманитарного вмешательства нередко стоит не более чем страх потерять власть и нагретые в ее структурах теплые места. Запад жертвует демократией в угоду узкополитическим интересам, что оборачивается не менее циничным отношением к ней со стороны незападных элит. Результатом оказывается всеобщая дискредитация идей демократии и либерализма.
Проблема незападного либерализма осложняется и незрелостью необходимых для его развития условий. Характерная для современности политика двойных стандартов по отношению к Периферии продолжает систематически подрывать сформулированные выше условия для развития либерализма. Периферийные политические системы нередко существуют в состоянии внутренних и внешних угроз, что не может не способствовать укреплению позиций силовиков. Бедность и неспособность воспользоваться социально-экономическими благами глобализации выбивает из-под ног представителей периферийного либерализма еще одно важнейшее основание. Наконец, продолжающееся давление западной культуры, нередко подрывающей ценностную структуру местных культур, усиливает негативные последствия 'нигилизма Модерна'. Периферия либо продолжает разлагаться в результате деятельности эгоистически мотивированного транснационального коммерческого капитала и коррумпированных местных элит, либо укрепляется за счет укрепления силовиков и местного национализма. И в том и в другом случае результат - подрыв позиций среднего класса Периферии, традиционно укрепляющего положение либерализма.
Россия - свежий пример применения двойного стандарта современности. В отличие от остальной части незападного мира она оказалась в полосе периферийного развития сравнительно недавно10. До распада СССР специалисты относили ее положение в системе мирового капитализма к промежуточному между Центром и Периферией. Смысл такой промежуточности, или полупериферийности, заключался в том, что сохранялась возможность дальнейшего сокращения разрыва в уровне социально-экономического развития с Центром. К сожалению, такой возможности не суждено было реализоваться. В результате горбачевских и постсоветских реформ Россия стала полноценной частью мировой Периферии со всеми вытекающими сложностями укрепления либерализма.
Последствиями периферийного присоединения к капиталистической системе стали исчезновение советского среднего класса, неспособность сформировать внятную политику национального экономического роста, эскалация политической нестабильности и не преодоленный по сей день кризис социокультурной идентичности. Имевшиеся к началу горбачевской перестройки условия успешного развития либерализма - безопасность от внешних и внутренних угроз, наличие крепкой прослойки среднего класса и уверенность в культурно-исторической самобытности - утрачены.
Безвозвратно ли? Надеемся, что нет. Одно из оснований оптимизма может быть связано с постепенным укреплением позиций среднего класса. Извечный противник революционных потрясений, средний класс раньше или позднее заявит о стремлении активно участвовать в политической жизни. По некоторым данным социологов, за период 1999 - 2003 годов число причисляющих себя к средним слоям в России возросло с 28 до 49%, а количество самозачисленных в бедные уменьшилось с 69 до 44%11. Ельцинская либерализация экономики, осуществленная варварскими революционными методами, все-таки создала элементы необходимой для экономического развития рыночной среды. После дефолта в августе 1998 года сдвинулось с места внутреннее производство, и экономическая ситуация медленно, но все же начала меняться в лучшую сторону. И хотя уровень нестабильности остается высоким и многое в обществе продолжает работать на усиление авторитарных, а не либеральных тенденций, далеко не все столь однозначно. Спрос на умеренно государственнические идеи не обязательно идет вразрез с развитием либеральных идей, а жесткое формулирование национальных интересов не обязательно препятствует нахождению точек соприкосновения и сотрудничества с Западом.
Иными словами, российским либералам есть с чем работать. Однако им предстоит переосмыслить сами принципы своего движения, отказавшись от поддержки западнической версии неолиберализма и решительно размежевавшись с теми, кто не готов осудить курс на либерализм силы. Только ослепленные ненавистью к Кремлю могут не видеть, что либеральное движение в России переживает глубокий кризис и что большинство россиян сегодня отождествляют либерализм с грабежом, коррупцией и ослаблением государства. В этих условиях либералам следует настаивать на создании условий для поддержки социального большинства, осознавая ответственность перед обществом. Необходимо защищать государственность, ибо без нее нет защиты общества от преступности, терроризма и произвола олигархии. Однако не менее важно настаивать на том, чтобы укрепление государства не оборачивалось укреплением произвола чиновников и чтобы государство само осознавало свою ответственность перед обществом и имеющимися законами. Надеяться на победу в выборах сегодня не приходится, но важно сохранить голос, ограничивающий возможное движение к авторитаризму.
Без восстановления Центром репутации оплота либеральных идей дальнейшее движение в направлении глобальной реформации чрезвычайно затруднительно. Без поддержки же периферийного либерализма оно станет совершенно невозможным. Либералам на Западе и в остальной части мира необходимо осознать важность отказа от силы как способа аргументации приверженности свободе и демократии. Либерализм не сможет восстановить доброе имя и вновь овладеть умами людей, если не откажется от репутации поддержки сильных мира сего. Опорой либерализма должен стать прежде всего средний класс, а в его отсутствие - те, кто, осознавая необходимость экономической и политической свободы, понимает не меньшую важность ответственности перед обществом. В этом, а не в следовании политике двойного стандарта мог бы состоять асимметричный ответ либералов на дилеммы современности. Альтернативой, увы, может стать новая эпоха экономического спада, националистических режимов и глобальных войн.