1. Природа и сущность политической власти
Вся жизнь людей неразрывно связана с властью, которая является наиболее мощным средством защиты человеческих интересов, воплощения планов людей, урегулирования их противоречий и конфликтов. Ключевая разновидность власти – власть политическая – обладает колоссальными конструирующими способностями, представляет самый мощный источник развития общества, орудие социальных преобразований и трансформаций. Однако, наряду с созидательными возможностями, политическая форма власти может не только созидать или объединять общество, но и разрушать те или иные социальные порядки, дезинтегрировать человеческие сообщества. Она может быть жестокой и несправедливой силой, этаким злым демоном общества, потрясающим его устои и обрывающим судьбы стран и народов.
По своей природе и происхождению власть, как таковая, – явление социальное. Складываясь и существуя в различных областях человеческой жизни, она способна проявляться в самых различных сферах общественной жизни и в разных формах: то в качестве морального авторитета, то в виде экономического или информационного господства, то в форме правового принуждения и т.д. При это власть может различаться и по объему (семейная, международная и др.), и по объекту (личная, партийная, общественная и т.д.), и по характеру применения (демократическая, бюрократическая, деспотическая и т.д.), и по другим признакам.
Будучи неотъемлемой стороной социальной жизни, власть развивается в процессе эволюции человеческого сообщества, приобретая те или иные формы в зависимости от различных этапов исторической эволюции и общественных изменений. Как непременный спутник развития общества власть возникла задолго до появления государства и его политической сферы. Приблизительно 40 тыс. лет она существовала в догосударственных и дополитических формах, выступая в качестве способа поддержания баланса внутриклановых отношений в виде господства вождей, шаманов и других лидеров первобытных обществ.
С момента образования государства, т.е. в течение последних 5 тыс. лет, власть существует и в своей политической, публичной форме. Причем начальные, патриархальные (традиционные) формы политической власти серьезно отличались от ее современных форм. В частности, в политическом пространстве того времени отсутствовали какие-либо посредники между населением и государственными структурами, институт разделения властей или какие-либо иные элементы организации сложной межгрупповой конкуренции. По сути дела власть, механизмы принуждения в значительной мере основывались на примитивных отношениях «дарообмена» (М. Мосс), кумовства, протекционизма и других аналогичных связях, которые и заложили традиции взяточничества и коррупции в развитии государства.
В настоящее время в обществе складываются формы надгосударственной политической власти, сосуществующие с аналогичными способами регулирования социальных отношений отдельными (национальными) государствами. Так, ООН формирует всемирную систему международных, а Евросоюз – региональную систему властных отношений, в рамках которых отдельные государства несут определенную ответственность за соблюдение ими прав человека, выполнение межгосударственных договоренностей, за охрану природы и т.д. Их соответствующие институты – Совет Безопасности и Европарламент – контролируют исполнение отдельными государствами и частными организациями обязательных для них решений, применяя для этого систему конкретных мер воздействия: от торговых санкций и приостановки членства в международных организациях до экономической блокады и проведения военных акций в отношении отдельных государств.
Сложный и даже таинственный характер властного принуждения превратил власть в один из самых притягательных для человека объектов изучения. С древнейших времен и в доступных им формах люди пытались осознать загадки и закономерности этого явления. Так, еще в древнеиндийском эпосе (в кн. «Архашастры») власть описывалась в простейших метафорических образах: «большая рыба ест маленькую». В Древней Греции и Древнем Риме власть в основном трактовалась в рамках универсалистских концепций «архэ»-«анархэ» (порядок-беспорядок), связывавших ее природу с упорядочением и регулированием социальных связей и отношений, установлением согласия между людьми, обменом и распределением благ в рамках конкретного государства. Так, в 5-й книге «Никомаховой этики» Аристотель трактовал власть как «распределение почестей, имущества и всего прочего, что может быть поделено между согражданами определенного государственного устройства».*
Парадоксально, но несмотря на громадный интерес к власти люди долгое время не задумывались над ее источниками, соотношением различных форм, социальных возможностях и пределах, удовлетворяясь метафорическими и мифологическими представлениями об этом феномене. Практически только с XVI в. в социальной теории стали дискутироваться вопросы о том, кто имеет, а кто не имеет право на власть, каковы ее источники, пределы, атрибуты и признаки. Наряду с безраздельно господствовавшими в то время теологическими подходами стали высказываться идеи, согласно которым источники власти следует искать в живой и неорганической природе. Природа власти стала непосредственно связываться с врожденными чувствами, стремлениями людей к доминированию и агрессии. И хотя сегодня нет достоверных научных данных, подтверждающих наличие такого рода чувств, тем не менее в категориях власти достаточно широко интерпретируются асимметричные отношения в живой природе или биологизируются человеческие связи в политической сфере. Проникают в науку и аллегорические представления о «власти природы над человеком» или «власти человека над природой».
Однако, относясь к власти как к сугубо социальному по происхождению явлению, многие ученые тем не менее длительное время рассматривали ее не как самостоятельный феномен, а как один из элементов государства (наряду с населением и территорией) или средство доминирования в межличностных отношениях. И только со временем к власти стали относиться как к самостоятельному, качественно определенному явлению общественной жизни. В последнее время стали даже предприниматься попытки создания единой науки о власти – кратологии. В сфере политической науки власть превратилась в тот концептуальный фокус, через который стали изучаться и описываться практически все политические процессы и явления: деятельность элит, организация системы правления, принятие решений и т.д.
В настоящее время в научной литературе можно насчитать более 300 определений власти. Большинство из них, трактуя ее как явление социальное, тем самым раскрывают и природу политической власти. Многообразные теоретические представления о власти делают акцент на ее разнообразных сторонах и аспектах, то представляя ее как особый тип поведения (бихевиоральные концепции) или способ организации целенаправленной деятельности (структурно-функциональные подходы), то подчеркивая психологические свойства ее носителей, то указывая на функциональное значение принуждения, то выделяя способности власти к силовому воздействию на объект и контролю над ресурсами и т.д. Если попытаться систематизировать все более-менее значимые представления о природе власти с точки зрения ее основополагающих источников, то можно выделить два наиболее общих класса теорий, на основе которых удается объяснить все ее атрибуты: основания, объем, интенсивность, формы и методы принуждения, а также другие основные параметры.
Первое из этих направлений можно условно назвать атрибутивно-реляционистским. Его сторонники связывают сущность власти с различными свойствами человека и сторонами его индивидуальной (микрогрупповой) деятельности. По своей сути такой теоретический подход развивает своеобразную «философию человека», заставляя его приверженцев усматривать сущность власти в волевых (Гегель), силовых (Т. Гоббс), психологических (Л. Петражицкий) и прочих свойствах и способностях индивида или в использовании им определенных средств принуждения (инструменталистские теории) и поведенческого взаимодействия (Г. Лассуэлл).
В качестве типичных примеров такого подхода можно назвать теорию «сопротивления» (Д. Картрайт, Б. Рейвен, К. Леви), согласно которой власть возникает в результате преодоления одним субъектом сопротивления другого. Такова же по существу и «теория обмена ресурсов» (П. Блау, Д. Хиксон), авторы которой предполагают, что власть формируется в результате обмена одним субъектом своих (дефицитных для контрагента) ресурсов на необходимое ему поведение другого. Показательна и теория «раздела зон влияния» (Дж. Ронг), интерпретирующая власть в качестве следствия контакта социальных зон, которые находятся под контролем разных субъектов. В это же направление вписывается и телеологическая концепция Б. Рассела (в которой власть рассматривается как форма целенаправленной деятельности человека), и идеи школы «политического реализма», делающие акцент на силовом воздействии контролирующего ресурсы субъекта (Г. Моргентау), и некоторые другие.
Различаясь в деталях, все теории этого типа интерпретируют власть в качестве асимметричного социального отношения, которое складывается и развивается на основе обмена деятельностью между различными субъектами, в результате чего один из них изменяет поведение другого. Представая в качестве определенной формы реализации человеческих свойств и устремлений, формы воплощения интересов (намерений, целей, установок и т.д.) индивидуальных или групповых субъектов, с присущими им разнообразными средствами, ресурсами и институтами властеотношений, политическая власть выявляет свою способность к существованию лишь в определенных точках социального пространства. При этом формируемые ею связи и зависимости господства и подчинения всегда дают возможность ответить на вопрос: кому принадлежит политическая власть, «для кого», в чьих интересах используются полномочия и возможности субъекта власти?
Вместе с тем указанным позициям противостоит точка зрения, трактующая власть в качестве анонимного, надперсонального, безличного свойства социальной системы,
обезличенной воли обстоятельств, принципиально несводимой к характеристикам индивидуального или группового субъекта. И это направление (обозначим его как системное) также представлено многочисленными теоретическими конструкциями.
Например, представитель структурно-функционального подхода Т. Парсонс трактовал власть в качестве «обобщенного посредника» в социальном (политическом) процессе, а К. Дойч видел в ней аналог денег в экономической жизни или «платежного средства» в политике, который срабатывает там, где отсутствует добровольное согласование действий. Для относящихся к этому направлению марксистских взглядов характерно представлять политическую власть в качестве функции социального аппарата того или иного класса, формирующего общественные отношения, предопределяющие его способность навязывать свою волю другому классу (или обществу в целом) и тем самым обеспечивающие его социальное господство. К данному направлению относятся и информационно-коммуникативные трактовки власти (Ю. Хабермас), рассматривающие ее как глобальный процесс многократно опосредованного и иерархиизированного социального общения, регулирующего общественные конфликты и интегрирующего человеческое сообщество.
Но наиболее ярко суть системного подхода выражена в постструктуралистских теориях (М. Фуко, П. Бурдье). В крайних вариантах они интерпретируют власть как некую модальность общения, «отношение отношений», изначально присущее всему социальному, не локализуемое в пространстве и не способное принадлежать кому-либо из конкретных общественных субъектов. Как пишет, к примеру, М. Фуко, «власть везде не потому, что она охватывает все, а потому, что она исходит отовсюду».* При таком подходе политическая власть по сути отождествляется не только со всеми политическими, но и со всеми социальными отношениями в целом. Ни в обществе, ни в политике не признается ничего такого, что могло бы выйти за рамки власти. И при этом выходит, что не люди обладают способностью присваивать власть, а сама власть присваивает на время того или иного субъекта (президента, судью, полицейского) для осуществления принуждения.
В рамках системных теорий власть объявляется имманентным свойством любых социальных систем (общества, группы, организации, семьи), внимание сосредоточивается на сложившихся в каждой из систем политических статусах и ролях, механизмах принуждения, применяемых позитивных и негативных санкциях. Поэтому авторы и сторонники этих теорий легко дают ответы на вопросы «как?» и «над кем?» осуществляется властное доминирование, но затушевывают или вовсе скрывают источники его происхождения.
Представители двух указанных крупных теоретических подходов, делая упор на реально существующих сторонах и аспектах власти как общественного явления, исходят из противоположных принципов в объяснениях ее сущности. Признание реальности тех аспектов власти, которые используются в качестве основания для ее концептуальной интерпретации, не устраняет необходимости выбора между этими подходами.
При определении сущности политической власти в качестве исходного начала наиболее правомерной следует признать ее инструментальную трактовку, раскрывающую отношение к ней как к определенному средству, которое использует человек в тех или иных ситуациях для достижения собственных целей. В принципе власть вполне можно рассматривать и в качестве цели индивидуальной (групповой) активности. Но в таком случае нужны особые, пока еще отсутствующие доказательства, что такое стремление присутствует если не у всех, то у большинства людей. Именно в этом смысле власть может быть признана функционально необходимым в обществе явлением, которое порождено отношениями социальной зависимости и обмена деятельностью (П. Блау, X. Келли, Р. Эмерсон) и служит разновидностью асимметричной связи субъектов (Д. Картрайт, Р. Даль, Э. Каплан).
В качестве средства регулирования социальных взаимоотношений власть может возникнуть лишь в тех типах человеческой коммуникации, которые исключают сотрудничество, партнерство и аналогичные способы общения, обесценивающие самою установку на превосходство одного субъекта над другим. Более того, в условиях конкуренции власть также может возникнуть лишь в тех случаях, когда действующие субъекты связаны между собой жесткой взаимозависимостью, которая не дает одной стороне достичь поставленных целей без другой. Эта жесткая функциональная взаимозависимость сторон есть непосредственная предпосылка формирования власти. В противном случае, когда в политике, скажем, взаимодействуют слабо зависящие друг от друга субъекты (например, партии различных государств), между ними складываются не властные, а другие асимметричные отношения, раскрывающие дисбаланс их материальных ресурсов, не позволяющий обеспечить доминирование одной из них.
Когда же из взаимной конкуренции начинает вырастать доминирование одного из субъектов за счет навязывания им своих целей и интересов другому субъекту, тогда и возникает новый тип взаимодействия, при котором господствует одна сторона и ей подчиняется другая. Иными словами, власть возникает в результате превращения влияния одной стороны в форму преобладания над другой. Поэтому когда той или иной стороне удается навязать конкуренту собственные намерения, цели и желания, и формируется власть, знаменующая собой ту асимметричность положения, при которой господствующая сторона приобретает дополнительные возможности для достижения собственных целей.
Таким образом, власть может рассматриваться как разновидность каузальных отношений или, по мысли Т. Гоббса, отношений, в которых «один выступает причиной изменения действий другого». Поэтому власть выражает позицию субъективного доминирования, возникающую при реальном преобладании тех или иных свойств (целей, способов деятельности) субъекта. Следовательно, власть основывается не на потенциальных возможностях того или иного субъекта или его формальных статусах, а на реальном использовании им средств и ресурсов, которые обеспечивают его практическое доминирование над другой стороной. В политике подчиняются не тому, у кого более высокий формальный статус, а тому, кто может использовать свои ресурсы для практического подчинения. Не случайно М. Вебер считал, что власть означает «любую возможность проводить собственную волю даже вопреки сопротивлению, вне зависимости от того, на чем такая возможность основана».
При этом способы принуждения подвластной стороны могут быть весьма различными, это – убеждение, контроль, поощрение, санкционирование, насилие, материальное стимулирование и т.д. Особое место среди них занимает насилие, которое, по мнению Ф. Нойманна, «есть самый эффективный в краткосрочной перспективе метод, однако он малоэффективен в течение длительного периода, поскольку принуждает (особенно в современных условиях) к ужесточению приемов властвования и к их все более широкому распространению». Поэтому «самым эффективным методом остается убеждение».*
Таким образом, власть исходит из практического умения субъекта реализовывать свой потенциал. Поэтому сущность власти неразрывно связывается с волей субъекта, способствующей перенесению намерений из сферы сознания в область практики, и его силой, обеспечивающей необходимое для доминирования навязывание своих позиций или подчинение. И сила, и воля субъекта в равной мере являются ее неизменными атрибутами.
Поэтому, даже заняв выгодную позицию, субъект должен уметь использовать свой шанс, реализовать новые возможности. Таким образом политическая власть как относительно устойчивое в социальном плане явление обязательно предполагает наличие субъекта, наделенного не формальными статусными прерогативами, а умениями и реальными способностями к установлению и поддержанию отношений своего властного доминирования (со стороны партии, лобби, корпорации и др.) в условиях непрерывной конкуренции.
В зависимости от того, насколько эффективны применяемые субъектом средства поддержания своего доминирования, его власть может сохраниться, усилиться или, уравновесившись активностью другой стороны, достичь равновесия взаимных влияний (состояние безвластия). Достижение такого баланса сил (эквилибр) будет стимулировать к тому, чтобы заново ставить вопрос либо о переходе сторон к формам сотрудничества, кооперации, либо о вовлечении их в новый виток конкуренции для завоевания новых позиций доминирования.
Чтобы удержание власти было более длительным и стабильным, доминирующая сторона, как правило, пытается институпиализировать свою позицию доминирования и превосходства, превратить ее в систему господства. Как самостоятельное и устойчивое политическое явление власть есть система взаимосвязанных и (частично или полностью) институциализированных связей и отношений, ролевых структур, функций и стилей поведения. Поэтому она не может отождествляться ни с отдельными институтами (государством), ни с конкретными средствами (насилием), ни с определенными действиями доминирующего субъекта (руководством).
Согласно такой интерпретации власти, она не способна распространяться по всему социальному (политическому) пространству. Власть – это некий сгусток социальности, формирующийся лишь в определенных частях общества (политического пространства) и используемый людьми наряду с другими средствами достижения своих целей лишь для регулирования специфических конфликтов и противоречий. Ее источником является человек с присущими ему умениями и свойствами, конкурирующий с другими людьми и использующий различные средства для обеспечения своего доминирования над другими.
Учитывая, что в политической сфере главным субъектом власти является группа, политическую власть можно определить как систему институционально (нормативно) закрепленных социальных отношений, сложившихся на основе реального доминирования той или иной группы в использовании ею прерогатив государства для распределения разнообразных общественных ресурсов в интересах и по воле своих членов.
В политической жизни отношения властвования представляют собой сложный процесс взаимодействия вовлеченных в них разнообразных структур, лиц, механизмов, которые выражают различный характер доминирования / подчинения всевозможных социальных групп. При этом властные взаимосвязи независимо от типа политической системы всегда обладают некими способностями воздействия на поведение граждан. В политической науке их принято называть «ликами власти».
«Первое лицо» власти означает ее способность побуждать людей к определенным действиям, заставлять их совершать поступки в русле тех интересов и целей, которые исходят от господствующего субъекта. Так, правящие партии, контролируя основные государственные структуры, побуждают граждан придерживаться установленных ими законов и правил, заставляют их действовать в направлении решения поставленных задач.
«Второе лицо» власти демонстрирует ее умение предотвращать нежелательные действия людей. В частности, правящие круги могут запретить экстремистские и радикальные организации, вытеснить нежелательные партии на периферию политической жизни, предотвратить контакты граждан с населением других государств. Власти способны искусственно ограничить поле политических дискуссий, запретив контролируемым ими СМИ обращаться к определенной тематике или введя строгую цензуру для прессы и телевидения. Особенно ярко запретительный характер власти проявляется в условиях чрезвычайного положения или ведения страной военных действий, а также при тоталитарных и деспотических режимах.
«Третье лицо» власти характеризует ее возможность осуществлять господство определенных сил при отсутствии видимого и даже смыслового контакта властвующих и подвластных. Например, авторитет политического лидера может стимулировать действия его сторонников в духе определенных заветов и после его смерти или тогда, когда он находится в заключении и его никто не видит.
Невидимое воздействие власти имеет место и при манипулировании общественным (групповым) мнением. Это происходит тогда, когда люди становятся участниками инициируемых властями процессов, не осознавая ясно истинных целей и замыслов правящих кругов. Например, власти могут проводить определенные эксперименты над группами военнослужащих или жителей страны, не ставя их в известность об опасности этих действий для здоровья людей. Иначе говоря, манипулирование есть кратковременная форма властвования, которая заканчивается, как только объект власти приобретает нужную ему информацию.
«Четвертое лицо» власти демонстрирует ее тотальность, т.е. способность существовать в виде повсеместного принуждения, исходящего отовсюду и не сводящегося к действиям какого-либо конкретного лица. Власть выступает здесь как некая предписывающая поведение людей матрица и даже демоническая сила, которая «никогда не находится в чьих-то руках, никогда не присваивается».* В этом случае власть не осознается людьми как чье-то персональное господство. Чаще всего такая форма принуждения отображает господство действующих в стране законов, норм, правил, традиций. Здесь очень распространены методы символического принуждения, привычки, стереотипы, предрассудки и проч.
Показательно, что русские анархисты М. Бакунин, А. Гордин и др. полагали, что власть политических норм и законов есть особая власть, требующая специфических способов отображения и обращения с нею. Если эти нормы исходят от верхов и не учитывают интересы рядовых граждан, то такая власть должна уничтожаться. Однако если эти порядки и правила инициируются самим населением, то такая устанавливаемая власть, напротив, должна последовательно укрепляться и развиваться.
2. Свойства политической власти
политический власть
Как относительно самостоятельное и качественно определенное явление политическая власть обладает целым набором присущих ей свойств и характеристик. Среди них можно выделить ряд универсальных черт, объединяющих политическую власть с другими разновидностями социальной власти – экономической, нравственной, правовой, информационной и др., а также специфические черты, присущие исключительно ей как собственно политическому явлению.
Среди универсальных, базовых, первичных свойств политической власти следует отметить прежде всего свойство асимметричности, которое не просто характеризует доминирование воли властителя и неравенство его статуса со статусами подвластных ему, но и отражает качественные различия их возможностей, ресурсов, прав, полномочий и других параметров жизнедеятельности. По сути дела это свойство показывает, что в политике борьба за обладание властью и удержание ее мотивируется не столько соображениями престижа, идеями, ценностями и другими идеальными сущностями, сколько стремлением конкретных людей к обладанию необходимыми им ресурсами и правами, которые расширяют их социальные возможности.
Такая изначальная несбалансированность отношений доминирования-подчинения превращает политическую власть во внутренне неравновесное явление. В этом смысле политическая власть обладает свойством инверсионности, которое свидетельствует о том, что положение властвующих постоянно подрывается активностью подвластных, в результате чего их статусы могут динамично изменяться и даже превращаться в противоположные. Это значит, что при сопротивлении подвластных более интенсивно, нежели влияние властвующих, субъект и объект власти могут поменяться местами.
Эта постоянно существующая возможность обратимости власти показывает, что властное взаимодействие имеет комбинированный характер, т.е. власть формируется на пересечении усилий, воль не только доминирующей, но и подчиненной стороны. Отношения властвующих и подвластных простираются в широком диапазоне: от ожесточенного сопротивления и готовности умереть, но не сдаться на милость победителя, до добровольного, с радостью воспринимаемого повиновения. Однако при всем том власть всегда представляет собой некое среднеарифметическое сочетание влияния субъекта и силы сопротивления объекта власти.
Принципиально важным свойством власти является и ее ресурсность. В самом общем виде ресурс – это определенное основание власти или все те средства, которые позволяют субъекту добиться доминирования. В качестве таких ресурсов могут выступать знания и информация, материальные ценности (деньги, земля, техника и др.), утилитарные средства (социальные блага, используемые для обеспечения текущих нужд человека), правовые нормы и законы (предполагающие судебные санкции, меры административного характера и т.п.), организационные, принудительные средства (военная и физическая силы или угроза их применения), территориальные (определенные территории, находящиеся в распоряжении субъекта власти), демографические (люди с их определенными качествами) средства и др.
В зависимости от характера политической системы или сложившейся ситуации те или иные ресурсы становятся либо эффективными, либо дисфункциональными. Например, сегодня в демократических государствах одной только силой невозможно заставить население подчиняться власти или, скажем, государству, располагающему большими территориями, решить в свою пользу конфликт с соседней страной, обладающей значительны
Власть обладает также свойством кумулятивности, означающим, что в сфере властных отношений любой субъект ориентируется прежде всего на собственные интересы (а не на потребности партнера), пытаясь расширить зону собственного влияния и контроля. Это доказывает не только остроту и конфликтность властных отношений, но и то, что изнутри, т.е. со стороны действующего субъекта (и при условии неизменности его устремлений), власть по существу не имеет никаких ограничений. Поэтому она стремится к постоянному расширению зоны своего распространения, к тому, чтобы вовлечь в отношения господства / подчинения все имеющиеся в политике субъекты и связи.
С сугубо практической точки зрения признание такого рода свойства показывает, что властные претензии и амбиции тех или иных лиц (групп) можно предотвратить только извне. Иначе говоря, власти может быть поставлен предел только с внешней стороны – со стороны объекта. Вот почему, например, гражданам, голосующим за очаровавшего их претендента на какой-либо государственный пост, следует больше рассчитывать не на достоинства лидера, а на создание системы сдержек и противовесов, способных контролировать, а в известных случаях и предотвращать его действия, направленные на превышение данных ему полномочий.
Власть обладает и конструирующими способностями. Иными словами, она является источником (если не всех, то большинства) социальных преобразований, осознанного проектирования и корректировки общественных отношений. В этом смысле власть является не просто регулятором, но и конструктором социальности, средством преобразования социального (политического) пространства.
Специфические свойства политической власти раскрывают ее особое измерение. В этом смысле прежде всего следует принять во внимание, что политическая власть формируется в условиях конкуренции групповых субъектов. Правда, сторонники постструктуралистских подходов полагают, что нет принципиальных различий между тем, как взаимодействуют индивиды, и тем, как взаимодействуют группы (М. Фуко). Однако вряд ли это положение можно признать правомерным, учитывая, что группы не могут, как отдельные личности, непосредственно осуществлять свое политическое господство или, так же как они, конкурировать друг с другом.
Группа не может стать участником конкуренции за власть, если не сумеет организовать систему представительства интересов принадлежащих к ней граждан. Ее доминирование неразрывно связано с созданием определенных структур и институтов, с формированием известной системы законов, норм и правил действий, предъявляемых обществу. При этом в структуре группового субъекта выделяются лица, которые интерпретируют социально значимые категории (например, «интересы народа»), публично озвучивают их, формулируют оценки явлений и отношений, обеспечивают выбор необходимых средств политической борьбы, одним словом, выступают от имени группы.
В целом же доминирование группы выражается в создании системы отношений, закрепленных соответствующими структурами и институтами. Эти последние в совокупности являются для отдельного человека той объективно сложившейся системой власти, которая господствует над ним. Таким образом, политическое властвование группы неизбежно приобретает форму надперсонального давления, за которой с трудом удается различить интересы реально доминирующего субъекта. Поэтому данное свойство политической власти характеризует определенное отстранение системы установленного господства от конкретного группового субъекта, внешний «отрыв» нормативной системы от ее творцов, что создает трудности для установления конкретных властвующих сил.
Политическая власть есть система отношений, которые формируются на основе претензий групповых сообществ на полномочия самого мощного социального института – государства. В этом смысле у различных групп (представляющих их интересы партий, движений, групп давления, политических объединений) может хватить собственных возможностей на контроль за высшими органами государственного управления (например, в форме политического господства) или за его отдельными (центральными, региональными или же местными) структурами, распоряжающимися частичными (материальными, информационными, организационными и др.) ресурсами. В результате в обществе выстраиваются многомерные иерархии властных политических отношений, которые особенно усложняются в рамках переходных процессов, способствующих появлению различных центров влияния и власти.
Именно государство придает политической власти легальность использования силы на определенной территории, придает ей публичный и всеобщий характер, давая возможность победившим группам выступать от лица всего общества. Государство олицетворяет моноцентричность политической власти, т.е. наличие того центра принятия решений, который формирует цели для всего населения.
Однако политическая власть ни в коем случае не тождественна государственной власти, которая представляет собой пусть самую мощную, но тем не менее лишь одну из ее форм. Дело в том, что не все действия государства и не все принимаемые на государственном уровне решения могут иметь политический характер. Существуют и другие формы политической власти, например, партийная власть, фиксирующая доминирование партийного аппарата и лидеров над членами партии, и т.д.
Политическая власть обладает также свойством полиресурсности, которое свидетельствует о том, что политические структуры, и прежде всего государство, обладают доступом практически ко всем ресурсам, имеющимся в распоряжении общества. Так, государство может использовать не только экономическое стимулирование, например, с целью создания нетипичных для традиционного общества рыночных отношений, но и силу принуждения, информационного давления и иные способы поддержки собственных решений.
Политическая власть обладает также дополнительным источником социальной энергетики, заложенным в амбициозных устремлениях элитарных кругов. Как показывает практика, именно им органически присуще врожденное, иссушающее человека стремление к власти, тот «властический инстинкт» (М. Бакунин), который присутствует у этой группы лиц. То, чего нельзя было утверждать относительно всех людей и социальной власти в целом, а именно съедающее людей желание властвовать, в полной мере применимо к ее политической сфере. Если, например, в каком-нибудь коллективе властью может обладать вполне случайный человек, волею случая поставленный на место лидера, то в политике функции политической элиты (может быть, за исключением известной доли чиновников, по долгу службы исполняющих ряд высших функций государственного управления), как правило, исполняют люди, желающие и добивающиеся власти. Политическая история изобилует примерами того, как эгоизм, амбиции, неуемное честолюбие лидеров становились причинами крупных политических событий, оказавших влияние на историю целых государств и народов.
Принципиальное значение для атрибутивной характеристики политической власти имеет и идеология. Она по сути символизирует роль всех информационно-духовных компонентов политической власти, превращая все используемые в ней идейные соображения, эмоциональные реакции, героизацию или циничную конъюнктуру в форму систематического обоснования того или иного способа принуждения. Таким образом, символизируя свободный выбор человека, идеология превращает власть и политику во внутренне непредопределенные явления, в тот способ действий субъектов, который не запрограммирован их статусами, оставляя место и полету фантазии, и сугубо человеческой алогичности действий.
В целом значение идеологического компонента власти двояко: с одной стороны, ее наличие придает позициям и целям участвующих в борьбе за власть групп целенаправленный и идейно концептуализированный характер. Разрозненные потребности собираются в единую качественно определенную систему требований, а отдельные цели освящаются наиболее общими перспективами политического движения. Таким образом, идеология идейно обосновывает цели и характер принуждения, которое применяется для достижения тех или иных групповых целей.
С другой стороны, сама политическая власть используется для того, чтобы обеспечить тем или иным идеологическим воззрениям, созданной той или иной группой системе политического мировосприятия наибольшее распространение в обществе. Тем самым идеология выступает и как средство расширения властных прерогатив группы, и как самоцель применения власти в политике.
В реальном политическом пространстве власть выражается в различных формах обеспечения группового доминирования. В связи с этим итальянский ученый Н. Боббио выделил три формы политической власти, которые в той или иной степени присущи всем политическим режимам.
Так, власть в виде видимого, явного правления представляет собой форму деятельности структур и институтов, ориентированных на публичное взаимодействие с населением или другими политическими субъектами. Власть в этой форме осуществляется в виде действий государственных органов, которые вырабатывают и на виду у всего общества применяют определенные процедуры принятия и согласования решений; политических лидеров, которые обсуждают с общественностью принятые меры; оппозиционных партий и СМИ, которые критикуют действия правительства, и т.д. Таким образом, политическая власть публично демонстрирует свою заинтересованность в общественной поддержке собственных решений, она принципиально повертывается к обществу, демонстрируя, что политические решения принимаются во имя интересов населения и под его контролем. Публичная форма властвования характеризует политику как взаимодействие властвующих (управляющих) и подвластных (управляемых), наличие у них определенных взаимных обязательств, действие взаимно выработанных норм и правил соучастия элит и неэлит в управлении государством и обществом.
Наряду с этим в политическом пространстве складываются и формы полускрытого (теневого) правления. Они характеризуют или приоритетное влияние на формирование политических целей каких-либо структур (отдельных органов государства, лобби), формально не обладающих такими правами и привилегиями, или доминирование в процессе принятия решений различных неформальных элитарных группировок. Наличие такого рода властных процессов показывает не только то, что толкование государственных задач или выработка правительственных решений на деле является процессом значительно менее формализованным, чем это объявляется официально или видится со стороны. Теневой характер данного профессионального процесса демонстрирует и то, что он открыт влиянию разнообразных центров силы (ресурсов) и зачастую в принципе ориентируется на отстранение общественности от обсуждения тонких и деликатных проблем, которые не нуждаются в широкой огласке.
Третья форма политической власти обозначается итальянским ученым Боббио как скрытое правление, или криптоправление. Оно демонстрирует те способы властвования, которые практикуются либо органами тайной политической полиции, либо армейскими группировками и другими аналогичными структурами, которые де-факто доминируют в определении политических целей отдельных государств. К этому же типу властвования можно отнести и деятельность криминальных сообществ, поставивших себе на службу государственные институты и превративших их в разновидность мафиозных объединений. Эти примеры показывают, что в структуру политической власти отдельных государств могут входить институты и центры влияния, которые действуют против самого государства.
3. Легитимность политической власти
Одним из основных специфических свойств политической власти является легитимность. Она представляет собой форму поддержки, оправдания правомерности применения власти и осуществления (конкретной формы) правления либо государством в целом, либо его отдельными структурами и институтами.
Этимологически слово «легитимность» ведет свое начало от латинского legalis – законность. Однако легитимность и законность не являются синонимами. Поскольку политическая власть не всегда основывается на праве и законах, но всегда пользуется той или иной поддержкой хотя бы части населения, легитимность, характеризующая опору и поддержку власти реальными субъектами политики, отличается от легальности, свидетельствующей о юридическом, законодательно обоснованном типе правления, т.е. о признании его правомочности всем населением в целом. В одних политических системах власть может быть легальной и нелегитимной, как, например, при правлении метрополий в колониальных государствах, в других – легитимной, но нелегальной, как, скажем, после свершения революционного переворота, поддержанного большинством населения, в третьих – и легальной, и легитимной, как, к примеру, после победы определенных сил на выборах.
В истории политической мысли высказывалось немало разноречивых взглядов относительно самой возможности легитимации власти. Так, ученые, стоящие на антропологических позициях и платформе естественного права, исходят из того, что легитимность возможна и реальна, поскольку в человеческом обществе наличествуют некие абсолютные, общие для всех ценности и идеалы. Это и дает гражданам возможность поддерживать власть.
В то же время немало ученых полагает, что как раз отсутствие таких общих для всех идей в сегментированном обществе является причиной невозможности возникновения легитимности. Так, по мнению австрийского ученого Г. Кельсена, человеческое знание и интересы крайне релятивны, а потому все свободны и в конструировании своей жизни, и в отношении к власти. Вместе с тем сторонники договорных теорий утверждают, что поддержка власти возможна до тех пор, пока существует совместная договоренность граждан относительно ее целей и ценностей. Поэтому «любой тип легитимности предполагает существование минимального социального консенсуса относительно тех ценностей, которые приемлет большинство общества и которые лежат в основе функционирования политического режима».*
Иной подход еще в XVIII в. предложил английский мыслитель Э. Берк, который разделил теоретические и практические аспекты легитимности. Легитимность он анализировал не саму по себе, а связывал ее только с конкретным режимом, с конкретными гражданами. По его мнению, только положительный опыт и привычка населения могут привести к построению такой модели власти, при которой она удовлетворяла бы интересы граждан и, следовательно, могла бы пользоваться их поддержкой. Причем этот опыт и соответствующие условия должны формироваться, накапливаться эволюционно, препятствуя сознательному конструированию легитимности.
В настоящее время в политической науке принято более конкретно подходить к понятию легитимности, фиксируя значительно более широкий круг ее источников и форм. Так, в качестве основных источников легитимности, как правило, рассматриваются три субъекта: население, правительство и внешнеполитические структуры.
Легитимность, которая означает поддержку власти со стороны широких слоев населения, является самой заветной целью всех политических режимов. Именно она в первую очередь обеспечивает стабильность и устойчивость власти. Положительное отношение населения к политике властей и признание им правомочности правящей элиты формируются по любым проблемам, оказывающимся в фокусе общественного мнения. Одобрение и поддержка населением властей связаны с разнообразными политическими и гражданскими традициями, механизмами распространения идеологий, процессами формирования авторитета разделяемых «верхами» и «низами» ценностей, определенной организацией государства и общества. Это заставляет относиться к легитимности как к политико-культурной характеристике властных отношений.
Население, как уже отмечалось, может поддерживать правителей и тогда, когда они плохо управляют государством. В силу этого такая легитимность может формироваться даже в условиях снижения эффективности правления. Поэтому при такой форме легитимности во главу угла ставится не зависящая от формально-правовых установлений реальная расположенность и комплиментарность граждан к существующему режиму.
В то же время легитимность может инициироваться и формироваться не населением, а самим государством (правительством) и политическими структурами (проправительственными партиями), побуждающими массовое сознание воспроизводить положительные оценки деятельности правящего режима. Такая легитимность базируется уже на праве граждан выполнять свои обязанности по поддержанию определенного порядка и отношений с государством. Она непосредственно зависит от способности властей, элитарных структур создавать и поддерживать убеждения людей в справедливости и оптимальности сложившихся политических институтов и проводимой ими линии поведения.
Для формирования такой легитимности громадное значение приобретают институциональные и коммуникативные ресурсы государства. Правда, подобные формы легитимности нередко оборачиваются излишней юридизацией, позволяющей в конечном счете считать любое институционально и законодательно оформленное правление узаконенным правом властей на применение принуждения. Таким образом легитимность по сути отождествляется с легальностью, законностью, юридической обоснованностью государственной власти и закрепленностью ее существования в обществе.
Легитимность может формироваться и внешними политическими центрами – дружественными государствами, международными организациями. Такая разновидность политической поддержки часто используется при выборах руководителей государства, в условиях международных конфликтов.
Категория легитимности применима и для характеристики самих политиков, различных институтов, норм и отдельных органов государства. Иными словами, и внутри государства различные политические субъекты могут обладать разным характером и иметь разный уровень поддержки общественным или международным мнением. Например, институт президента в Югославии пользуется широкой поддержкой внутри страны, но решительно осуждается на международной арене, где многие страны признают Милошевича военным преступником. Или наоборот, отдельные политики или партии на родине могут подвергаться остракизму, а за рубежом пользоваться поддержкой как представители демократического движения. Так, население может поддерживать парламент и протестовать против деятельности правительства, а может поддерживать президента и негативно относиться к деятельности представительных органов. Таким образом, легитимность может обладать различной интенсивностью, давая возможность устанавливать иерархические связи между отдельными политиками и органами власти.
Многообразие возможностей различных политических субъектов поддерживать систему правления предполагает столь же разнообразные типы легитимности. В политической науке наиболее популярна классификация, составленная М. Вебером, который с точки зрения мотивации подчинения выделял следующие ее типы:
- традиционная легитимность, формирующаяся на основе веры людей в необходимость и неизбежность подчинения власти, которая получает в обществе (группе) статус традиции, обычая, привычки к повиновению тем или иным лицам или политическим институтам. Данная разновидность легитимности особенно часто встречается при наследственном типе правления, в частности, в монархических государствах. Длительная привычка к оправданию той или иной формы правления создает эффект ее справедливости и законности, что придает власти высокую стабильность и устойчивость;
- рациональная (демократическая) легитимность, возникающая в результате признания людьми справедливости тех рациональных и демократических процедур, на основе которых формируется система власти. Данный тип поддержки складывается благодаря пониманию человеком наличия сторонних интересов, что предполагает необходимость выработки правил общего поведения, следование которым и создает возможность для реализации его собственных целей. Иначе говоря, рациональный тип легитимности имеет по сути дела нормативную основу, характерную для организации власти в сложно организованных обществах. Люди здесь подчиняются не столько олицетворяющим власть личностям, сколько правилам, законам, процедурам, а, следовательно, и сформированным на их основе политическим структурам и институтам. При этом содержание правил и институтов может динамично меняться в зависимости от изменения взаимных интересов и условий жизни;
- харизматическая легитимность, складывающаяся в результате веры людей в признаваемые ими выдающимися качества политического лидера. Этот образ непогрешимого, наделенного исключительными качествами человека (харизма) переносится общественным мнением на всю систему власти. Безоговорочно веря всем действиям и замыслам харизматического лидера, люди некритически воспринимают стиль и методы его правления. Эмоциональный восторг населения, формирующий этот высший авторитет, чаще всего возникает в период революционных перемен, когда рушатся привычные для человека социальные порядки и идеалы и люди не могут опереться ни на бывшие нормы и ценности, ни на только еще формирующиеся правила политической игры. Поэтому харизма лидера воплощает веру и надежду людей на лучшее будущее в смутное время. Но такая безоговорочная поддержка властителя населением нередко оборачивается цезаризмом, вождизмом и культом личности.
Помимо указанных способов поддержки власти ряд ученых выделяют и другие, придавая легитимности более универсальный и динамичный характер. Так, английский исследователь Д. Хелд наряду с уже известными нам типами легитимности предлагает говорить о таких ее видах, как: «согласие под угрозой насилия», когда люди поддерживают власть, опасаясь угроз с ее стороны вплоть до угрозы их безопасности; легитимность, основанная на апатии населения, свидетельствующей о его безразличии к сложившемуся стилю и формам правления; прагматическая (инструментальная) поддержка, при которой оказываемое властям доверие осуществляется в обмен на данные ею обещания тех или иных социальных благ; нормативная поддержка, предполагающая совпадение политических принципов, разделяемых населением и властью; и наконец, высшая нормативная поддержка, означающая полное совпадение такого рода принципов.
Некоторые ученые выделяют также идеологический тип легитимности, провоцирующий поддержку властей со стороны общественного мнения в результате активных агитационно-пропагандистских мероприятий, осуществляемых правящими кругами. Выделяют и патриотический тип легитимности, при котором высшим критерием поддержки властей признается гордость человека за свою страну, за проводимую ею внутреннюю и внешнюю политику.
Легитимность обладает свойством изменять свою интенсивность, т.е. характер и степень поддержки власти (и ее институтов), поэтому можно говорить о кризисах легитимности. Под кризисами понимается такое падение реальной поддержки органов государственной власти или правящего режима в целом, которое влияет на качественное изменение их ролей и функций.
В настоящее время не существует однозначного ответа на вопрос: есть ли абсолютные показатели кризиса легитимности или это сугубо ситуативная характеристика политических процессов? Так, ученые, связывающие кризис легитимности режима с дестабилизацией политической власти и правления, называют в качестве таких критериев следующие факторы:
- невозможность органов власти осуществлять свои функции или присутствие в политическом пространстве нелегитимного насилия (Ф. Били);
- отсутствие военных конфликтов и гражданских войн (Д. Яворски);
- невозможность правительства адаптироваться к изменяющимся условиям (Э. Циммерман);
- разрушение конституционного порядка (С. Хантингтон);
- отсутствие серьезных структурных изменений или снижение эффективности выполнения правительством своих главных задач – составления бюджета и распределения политических функций среди элиты.* Американский ученый Д. Сиринг считает: чем выше уровень политического участия в стране, тем сильнее поддержка политических структур и лидеров обществом; указывает он и на поддержание социально-экономического статус-кво.** Широко распространены и расчеты социально-экономических показателей, достижение которых свидетельствует о выходе системы власти за рамки ее критических значений.
Сторонники ситуативного рассмотрения причин кризисов легитимности чаще всего связывают их с характеристикой социокультурных черт населения, ролью стереотипов и традиций, действующих как среди элиты, так и среди населения, попытками установления количественной границы легитимной поддержки (оперируя при этом цифрами в 20-25% электората). Возможно, такие подходы в определенной степени опираются на идеи Л. С. Франка, который писал: «Всякий строй возникает из веры в него и держится до тех пор, пока хотя бы в меньшинстве его участников сохраняется эта вера, пока есть хотя бы относительно небольшое число "праведников" (в субъективном смысле этого слова), которые бескорыстно в него веруют и самоотверженно ему служат».*
Обобщая наиболее значимые подходы, можно сказать, что в качестве основных источников кризиса легитимности правящего режима, как такового, можно назвать уровень политического протеста населения, направленного на свержение режима, а также свидетельствующие о недоверии режиму результаты выборов, референдумов, плебисцитов. Эти показатели свидетельствуют о «нижней» границе легитимности, за которой следует распад действующего режима и даже полной смены конституционного порядка. К факторам, определяющим ее «верхнюю» границу, т.е. текущее, динамичное изменение симпатий и антипатий к властям, можно отнести: функциональную перегруженность государства и ограниченность ресурсов властей, резкое усиление деятельности оппозиционных сил, постоянное нарушение режимом установленных правил политической игры, неумение властей объяснить населению суть проводимой им политики, широкое распространение таких социальных болезней, как рост преступности, падение уровня жизни и т.д.
В целом же урегулирование кризисов легитимности должно строиться с учетом конкретных причин снижения поддержки политического режима в целом или его конкретного института, а также типа и источника поддержки. В качестве основных путей и средств выхода из кризисных ситуаций для государства, где ценится мнение общественности, можно назвать следующие:
- поддержание постоянных контактов с населением;
- проведение разъяснительной работы относительно своих целей;
- усиление роли правовых методов достижения целей и постоянного обновления законодательства;
- уравновешенность ветвей власти;
- соблюдение правил политической игры без ущемления интересов участвующих в ней сил;
- организация контроля со стороны организованной общественности за различными уровнями государственной власти;
- укрепление демократических ценностей в обществе;
- преодоление правового нигилизма населения и т.д.