Окончание Второй мировой войны становилось важным рубежом в политике Советского Союза в отношении Ливии. Эта страна становилась объектом действительно пристального внимания со стороны советского руководства, – ранее это внимание было, по сути дела, предельно минимальным. Более того, в течение всего периода, начиная с 1945 г. и вплоть до конца 1951 г., когда Ливия обрела политическую самостоятельность, Советский Союз стремился активно воздействовать на ее продвижение в сторону обретения ею статуса независимого государства. При этом, советская позиция в отношении Ливии не была застывшей. Она эволюционировала и модифицировалась, испытывая влияние складывавшейся в послевоенные годы новой системы международных отношений.
Вопрос о судьбе итальянских колоний, важнейшей из которых была Ливия в составе трех ее исторических провинций – Триполитании, Киренаики и Феццана, был впервые поставлен в ходе состоявшейся в июле-августе 1945 г. Потсдамской конференции глав стран-участниц антигитлеровской коалиции – Великобритании, СССР и США. Инициатива его выдвижения принадлежала И. Сталину. После того, как лидеры трех стран достигли договоренности о необходимости установления международного мира и обсуждения вопросов опеки, мандатов и последствий войны в ООН, Сталин, ссылаясь на заявление члена британской палаты общин Э. Идена, отмечавшего, что “Италия навсегда потеряла свои колонии”, задал своим коллегам вопрос: “Кто так решил? И если Италия потеряла свои колонии, то к кому перейдет ее собственность?”.
Вопрос, поставленный советским руководителем, предполагал, что удаленность Ливии от советской территории вовсе не означает, что СССР готов безоговорочно оставить эту страну своим партнерам по антигитлеровской коалиции. Более того, его ни в коей мере не устраивала ситуация, когда Киренаика и Триполитания, оккупированные войсками Великобритании и США, а Феццан армией "Свободной Франции", оказывались под их фактически полным контролем. Лидеры стран Запада должны были увидеть и увидели в вопросах Сталина стремление своего союзника, который во все большей степени превращался в их соперника, оказывать воздействие на ход событий в восточном Средиземноморье, соответствующее его новой, приобретенной в ходе второй мировой войны роли в международных отношениях.
Ответ У. Черчилля был однозначен: “Я могу на это ответить, что постоянными усилиями, большими... и исключительными потерями британская армия одна завоевала эти колонии”. Реплика Сталина была, однако, не менее решительна: “А Берлин взяла Красная Армия”. Он предлагал компромисс, но, что было естественно, Запад не был к нему готов. Тем не менее, реагируя на замечания Сталина, английский премьер-министр подчеркивал: "Мы не стремимся приобретать новые владения в результате этой войны, несмотря на понесенные нами огромные потери. Что касается высказывания господина Идена об окончательной утрате Италией ее колоний, то это не означает, что Италия не имеет права вернуться в эти колонии". И далее он добавлял: "Это не исключает обсуждения проблемы в целом во время подготовки договора о мире с Италией". Это было важное заявление. Оно означало, что западные страны, не принимая в целом советской позиции по вопросу будущей судьбы Ливии, тем не менее, соглашались включить СССР в число стран, заинтересованных в определении будущего статуса итальянских владений в Северной Африке. Однако более существенных уступок СССР западные лидеры делать не собирались.
В ходе дискуссии в связи с колониями Италии Черчилль поставил перед Сталиным достаточно жесткий вопрос: "Чего конкретно хочет Советский Союз?". Сталин без колебаний ответил: "Мы хотели бы знать, считаете ли вы, что Италия потеряла свои колонии навсегда. Если вы считаете, что она потеряла свои колонии, то каким государствам мы передадим их под опеку? Мы хотели бы это знать. Если об этом говорить рано, мы можем подождать, но когда-нибудь об этом придется сказать".
Советская постановка вопроса приносила свои результаты. Руководители трех великих держав пришли к выводу о необходимости поручить министрам иностранных дел Великобритании, СССР, США и Франции выработать условия мирного договора с Италией, включая и проблему ее колоний. Была достигнута договоренность о том, что решения совета министров иностранных дел будут приняты четырьмя державами единогласно. Советский Союз, таким образом, становился одной из сторон, реально определявших послевоенную судьбу Ливии.
В сентябре 1945 г. в Лондоне начались заседания, предусмотренного решениями Потсдамской конференции совета министров иностранных дел четырех великих держав. Ливийский вопрос в ходе его работы занял одно из центральных мест.
Как и следовало ожидать, в ходе работы совета министры иностранных дел не смогли, тем не менее, придти к единодушному согласию по обсуждавшейся проблеме. Более того, в ходе его заседаний выдвигались прямо противоположные предложения в связи с решением ливийского вопроса, определявшиеся интересами великих держав. Если для министра иностранных дел Великобритании Э. Бевина речь шла о том, чтобы Италия формально заявила бы о своем отказе от африканских колоний, то для министра иностранных дел Франции Ж. Помпиду возвращение этих колоний под итальянский суверенитет становилось объективно возможным. В свою очередь, их советский коллега В. Молотов заявлял, что его страна готова взять на себя управление западной частью Ливии – Триполитанией. Со своей стороны, США предприняли дальновидный политический шаг. Государственный секретарь Соединенных Штатов У. Пирнс высказал мнение о том, что его страна, учитывая острые разногласия между великими державами, предлагает передать итальянские колонии под опеку ООН и через десять лет предоставить Ливии независимость.
Возникавшая ситуация была в достаточной мере странной и парадоксальной. Конечно, предложение Молотова не было неожиданным для западных держав, руководители которых были уже знакомы с точкой зрения Сталина, высказывавшейся им в ходе работы Потсдамской конференции. Вместе с тем, сама постановка Советским Союзом вопроса о передаче Триполитании под его управление имела несколько аспектов, которые и создавали возникавшую в связи с ее выдвижением парадоксальную ситуацию.
Речь шла, в первую очередь, о моральной стороне предложения советского министра иностранных дел. Конечно, Советский Союз, в отличие от своих западных партнеров, плохо знал внутриливийскую ситуацию. Тому были достаточно весомые объективные причины, которые можно было бы резюмировать как результат отсутствия советской стороны на североафриканской политической арене. Тем не менее, заявление Молотова вне зависимости от обстоятельств, вызвавших его к жизни, полностью противоречило провозглашавшимся СССР принципам права наций на самоопределение. Советская внешнеполитическая стратегия для ливийских патриотов, ранее не имевших с СССР достаточно прочных и регулярных контактов, должна была выглядеть как абсолютно экспансионистская и, в этом смысле, мало чем отличавшаяся от линии поведения Великобритании и Франции. По сути дела, речь шла об идее раздела Ливии и о получении плацдарма для дальнейших действий в Северной Африке.
В связи с заявлением Молотова вставал и другой аспект первоначальной позиции Советского Союза в отношении Ливии. Несмотря на то, что в СССР в недостаточной степени знали внутриливийскую ситуацию, там, тем не менее, было известно, что основная политическая сила страны – сенуситское движение во главе с его лидером и будущим королем независимой Ливии Идрисом ас–Сенуси – ориентирована на сохранение тесного взаимодействия с Великобританией. В Советском Союзе знали также, что среди тех, кто рассматривался в Москве в качестве "патриотических и антиимпериалистических элементов" Ливии отсутствовали какие-либо партии и движения, провозглашавшие в качестве цели своей деятельности коммунистический идеал. Эти патриотические элементы не стремились к установлению контактов с советским руководством. Реализация предложения Молотова потребовала бы от СССР создания в Триполитании каких-либо внутренних основ, представленных ливийцами, лояльно относящимися к советской администрации, на которых эта администрации смогла бы опереться. Методы решения этой задачи должны бы были быть адекватны ее значимости.
Конечно, предложение Молотова и делавшиеся раньше в Потсдаме заявления Сталина были направлены на противодействие усилению влияния западных держав в Северной Африке и в Восточном Средиземноморье. Они, вместе с тем, свидетельствовали о потенциальных возможностях СССР после завершения второй мировой войны влиять на судьбы мира. Но в равной степени все те же действия могли свидетельствовать и о том, что это потенциальное влияние было ни чем иным, как субъективным мнением советских руководителей того времени. Показателем возможного понимания этого в Москве становилось и то, что предложение Молотова было достаточно быстро снято с повестки дня. Тем не менее, оно было первой фазой эволюции взглядов Советского Союза в отношении Ливии.
Вторым этапом их развития становился период с сентября 1945 г. по апрель 1946 г. Важнейшим показателем происходившей эволюции становилось предложение СССР, высказанное им в ходе второго заседания совета министров иностранных дел четырех великих держав в апреле 1945 г. в Париже, о передаче бывших итальянских колоний, включая и Ливию, под опеку метрополии. Тем самым, Советский Союз поддержал предложение Франции, высказывавшееся ею еще в ходе работы первого заседания совета в Лондоне.
Причины трансформации советской позиции были глубоко прагматичны. Они были связаны с оценками Москвы возможности изменения внутриполитической ситуации на Апеннинах, где в 1946 г. должны были состояться первые в послевоенной Италии всеобщие парламентские выборы. В СССР считали, – и во многих отношениях это отвечало действительности, – что Итальянская компартия, добившаяся в годы войны и послевоенного развития итальянского государства значительного влияния в обществе, может стать одним из главных фаворитов развивавшейся предвыборной кампании. В Советском Союзе подчеркивали необходимость поддержки своего союзника, что предполагало создание в глазах итальянской общественности благоприятного образа СССР, не высказывающего возражений в связи с передачей Италии права на управление ее бывшими колониями, а также отказывающегося от своего прежнего требования об установлении собственного контроля над Триполитанией. В СССР квалифицировали Италию как демократическую страну, решительно порывающую с наследием фашизма.
Перемена советской позиции в отношении Ливии вновь порождала странную и парадоксальную ситуацию. Ливия, как и раньше, становилась лишь поводом для решения Москвой глобальных задач собственной внешней политики. Конечно, Советский Союз, выдвигая предложение о передаче Италии ее бывших колоний, стремился не только обеспечить победу итальянских коммунистов на выборах, хотя, если бы эта задача была бы решена, то ситуация на европейском континенте претерпела бы существенные изменения в пользу СССР. Новый подход СССР к определению судьбы итальянских колоний был направлен и на установление более прочных контактов между ним и Францией и, соответственно, сближение точек зрения Парижа и Москвы по вопросу противостояния росту влияния Великобритании в Северной Африке. В СССР считали, что если итальянские коммунисты и не смогут добиться успеха на выборах 1946 г., то, тем не менее, в Европе возникнут контуры советско-франко-итальянского союза, направленного против Великобритании.
Это была задача, которая, как показало последующее развитие событий, основывалась во многом на иллюзорном восприятии действительности. И речь здесь шла не только о том, что, в конечном итоге, ни французский, ни итальянский правящие классы не были заинтересованы в усилении советского влияния в Европе, основанном на чуждом им идеологическом фундаменте. Обе эти страны, и в первую очередь Италия, могли использовать новую советскую позицию в отношении Ливии и действительно действовали в этом направлении ради решения собственных задач.
При этом, Италия ни в коей мере не могла быть удовлетворена теми предложениями, которые были высказаны в ходе работы заседания совета министров иностранных дел великих держав в Париже представителями Великобритании и США. Английский министр иностранных дел, в конечном итоге, высказался за предоставление Ливии независимости и прекращение дискуссий по ливийскому вопросу. В свою очередь, государственный секретарь США заметил, что если делегации, участвующие в работе совета, не примут решения о возвращении Италии ее бывших колоний, то этим колониям должна быть предоставлена независимость в течение заранее согласованного великими державами времени.
Иными словами, заседание совета министров иностранных дел четырех великих держав в Париже завершилось без каких-либо конкретных результатов. Однако в июне 1946 г. во французской столице состоялась встреча заместителей министров иностранных дел Великобритании, СССР, США и Франции, в ходе работы которой было принято советское предложение о создании контрольной комиссии в составе представителей этих держав для работы в итальянских колониях.
Учитывая новую позицию СССР, итальянское правительство через своего посла в Москве направило 11 июня 1946 г. ноту советскому правительству с просьбой о поддержке в вопросе, о включении в эту комиссию итальянцев в качестве экспертов и консультантов. Не получив ответа из советской столицы, в октябре того же года Италия направило туда вторую ноту в связи с тем же вопросом. Но речь шла не только об этом. Трезво оценивая соотношение сил на парижском заседании совета министров иностранных дел, итальянские представители, участвовавшие в его работе, пытались создать благоприятное впечатление о будущем своих бывших колоний в том случае, если они будут переданы под опеку бывшей метрополии.
Премьер-министр Италии Де Гаспери заявлял в этой связи: "Я предпочитаю, чтобы впредь слово "колония" не употреблялось. Это слово относится к понятиям прошлого. Новая демократическая Италия отказывается от идеи господства одного народа над другим, которая содержится в понятии "колония". Решение о предоставлении нам доверительного мандата на бывшие наши территории не будет неожиданным для итальянского правительства, которое прикладывало и прикладывает все усилия к достижению этой цели".
Говоря о Ливии, он отмечал: "Ливия является большой средиземноморской страной, которая при неоспоримых заслугах Италии совершила за последние тридцать лет громадный прогресс и, естественно, что арабское население, проживающее там, особенно его наиболее подготовленные слои, разделяют сегодня идеи и чаяния всех других арабских народов достигнуть автономии и независимости". Де Гаспери подчеркивал, что "демократическая Италия создала в Триполитании и Киренаике эффективную парламентскую систему с широкими полномочиями, имевшей целью привести эту колонию к независимости".
Советская позиция в принципе отвечала итальянским устремлениям. Ливия интересовала Советский Союз в то время в той мере, в которой это помогало бы ему решать вопросы противостояния Западу и укрепления советского влияния на европейском континенте. Достаточно показательно в этой связи то, что, выступая 13 августа 1946 г. в Париже, Молотов говорил о коренных различиях между Италией времен Муссолини, оккупировавшей Албанию и Эфиопию, и об Италии послевоенной, "демократической", стремящейся к прогрессу населения своих бывших колониальных владений.
15 сентября 1947 г. в Нью-Йорке состоялось третье заседание совета министров иностранных дел четырех держав. В ходе его работы было принято решение, основанное на советском предложении, о создании четырехсторонней комиссии в составе представителей Великобритании, СССР, США и Франции и о направлении ее в итальянские колонии с целью изучения положения в них и ознакомления с мнением местного населения в том, что касалось будущего статуса этих территорий.
Советские члены комиссии были снабжены специальными инструкциями. Им предлагалось фиксировать в своих отчетах, а также содействовать внесению в общий отчет комиссии сведений следующего характера: "1. Собрать наиболее полные и всесторонние данные о нынешнем политическом и экономическом положении в бывших итальянских колониях. 2. Собирать и добиваться включения в отчет комиссии всех материалов, прямо или косвенно разоблачающих английскую гражданскую и военную администрацию..., а также собирать выражения антианглийских взглядов местного населения. 3. Собирать материалы, относящиеся к политическому, экономическому и военному проникновению американцев в бывшие итальянские колонии. 4. Собирать материалы о политических партиях, политических и религиозных организациях, группах и движениях и в первую очередь о тех из них, которые претендуют на представительство местного населения и на участие в органах управления... При этом, особое внимание необходимо уделить изучению связей и зависимости упомянутых партий, организаций, групп и т.д. от иностранного влияния – английского, американского, французского, итальянского и др. Необходимо собирать материалы об их связях и сотрудничестве со странами "оси" до и во время войны. 5. Добиваться, чтобы взгляды прогрессивных демократических элементов среди местного населения получили, возможно, более полное отражение в отчете комиссии".
Текст цитировавшегося документа не оставлял никаких сомнений в том, что, направляя своих представителей в бывшие итальянские колонии, включая Ливию, советское руководство преследовало собственные внешнеполитические цели. Из этого текста ни в коей мере не вытекало, что СССР предлагал своим посланцам действовать в направлении поддержки итальянских притязаний на возвращение контроля над Ливией. Италия интересовала СССР, прежде всего, как инструмент воздействия на Запад в краткосрочной перспективе и как возможная зона будущего советского влияния – в долгосрочной. Вместе с тем, все тот же текст инструкции свидетельствовал о том, что в Советском Союзе считали своими стратегическими противниками Великобританию и США, но не Италию или Францию. Наконец, важным аспектом деятельности советских представителей в итальянских колониях становился сбор информации о "прогрессивных демократических элементах", с которыми, конечно, советские члены комиссии должны были вступить в тесный контакт. Речь шла, на этот раз, о стремлении обнаружить в колониях, включая и Ливию, тех, кто мог бы стать контрагентами СССР.
Четырехсторонняя комиссия прибыла в Триполи 6 марта 1948 г. 29 марта того же года она приступила к работе. Ее члены заслушивали мнения заинтересованных сторон – английской и французской администраций, политических партий и движений различной ориентации, а также отдельных лиц, не пренебрегая точкой зрения еврейского и итальянского меньшинств. К середине 1948 г. работа комиссии была закончена. Ее члены представили свои доклады заместителям министров иностранных дел своих стран. При этом, если доклады английских, американских и французских членов комиссии были согласованы и представляли собой, по сути дела, один документ, то советские представители, не согласившись с его содержанием, представили собственный доклад.
Оба документа совпадали в том, что представители всех четырех стран пришли к единому выводу о характере ливийского населения, считая, что в своей значительной части оно представлено кочевниками, среди которых значительна доля неграмотных. Их точка зрения была единой в том, что ни одна из ливийских провинций – Триполитания, Киренаика и Феццан – не может существовать за счет собственных ресурсов, всем им необходима помощь извне. Все члены комиссии считали, что все политические партии Ливии выступали за единство и независимость ливийской территории и вступление страны в Лигу арабских государств. Все они приходили к выводу о том, что единственно официально признанные политическая организация Киренаики – На
Советские члены четырехсторонней комиссии приходили к выводу о том, что на мнение ливийцев в отношении будущего статуса их страны оказывает негативное влияние позиции религиозных деятелей, в частности, египетского Совета улемов. Они считали, что население Ливии единодушно требует от великих держав ускорить рассмотрение ливийского вопроса, поскольку оно "негативно относится к нынешней власти". Но речь шла только об английской администрации. В отношении же Феццана советские представители отмечали, что "большинство населения Феццана не имеет определенно единого мнения. Одни считают, что следует сохранить французскую администрацию, другие – сформировать исламское правительство, третьи – предоставить решение этого вопроса четырем великим державам". В отношении же ситуации в Триполитании в докладе советских представителей отмечалось, что "часть населения" этой ливийской территории "считает, что страна не готова к автономии и необходим переходный период под контролем европейской державы". И далее подчеркивалось: "Они считают Италию более подходящим государством для выполнения этой функции".
Причина, определявшая советскую точку зрения на необходимость восстановление итальянского контроля над Ливией – возможность победы итальянских коммунистов на парламентских выборах 1946 г., уже не была принципиальна. Однако СССР и после 1946 г. продолжал следовать проитальянским курсом в ливийском вопросе. Начинавшаяся "холодная война" ставила Советский Союз перед необходимостью все более решительного противостояния Западу. Италия же, где сохранялось значительное влияние коммунистов, еще и в конце 40–х гг. представала перед Москвой как "слабое звено" в системе западного миропорядка. Именно поэтому в СССР считали, что: "Демократическая Италия, не отвечающая за империалистическую политику Муссолини, требует только тех ее колоний, которые были приобретены Италией до фашизма". Ливия как раз и была такой колонией. В СССР говорили, что: "Италия на протяжении свыше четверти века руководствовалась единственной целью помочь местному арабскому населению поднять его культуру и политическое самосознание с тем, чтобы оно могло перейти к управлению своей страной без помощи "цивилизованной" Европы", "Италия понесла громадные жертвы, в первую очередь, экономического порядка для дела развития экономики ее колоний, "Перенаселенная Италия нуждается в бывших колониях не столько с точки зрения политической, сколько с точки зрения экономической – размещение избыточной рабочей силы".
Высшей степенью советской поддержки стало заявление советского руководства от 14 февраля 1948 г, в котором вновь подтверждалось советское предложение о возвращении Италии ее североафриканских колоний. Левая итальянская пресса, в частности "Унита", с энтузиазмом приветствовала этот шаг СССР и сообщала о нем под крупными заголовками: "Новый шаг СССР в пользу предоставления Италии мандата на управление Ливией", "Италия благодарит СССР за поддержку".
Однако в конце 40-х гг. в советской позиции поддержки Италии в вопросе о ее бывших колониях, прежде всего Ливии, стали намечаться некоторые изменения. Так, оценивая внутреннюю ситуацию, сложившуюся в 1947 г. в Ливии, МИД СССР приходил к выводам следующего характера: "1. Не исключается, что Италия, не уверенная в благоприятном решении вопроса о ее бывших колониях, может пойти на уступку восточной Ливии – Киренаики – Англии с тем, чтобы сохранить свое господство в Триполитании.... Киренаика, преднамеренно очищенная от итальянского населения, рассматривается в настоящий момент, особенно среди итальянцев, проживающих в Триполитании, как территория, окончательно потерянная для Италии. 2. Англия, ведя проарабскую политику, стремится... укрепить свои позиции в Киренаике.... Проарабскую политику англичан в Триполитании следует рассматривать как своего рода средство давления на Италию с тем, чтобы принудить последнюю отказаться от своих притязаний на бывшую итальянскую колонию – Киренаику".
В Советском Союзе постепенно приходили к выводу, что итальянские христианские демократы постепенно укрепляют свои позиции в стране, в том числе и при опоре на средства, полученные с помощью "плана Маршалла". В этой связи в Москве начинали считать, что Италия сможет договориться с Великобританией и США о восстановлении своего присутствия на части ливийской территории. Дальнейшее развитие событий подтверждало эти предположения. 7 мая 1947 г. было заключено англо-итальянское соглашение Бевина-Сфорца, на основе которого Великобритания соглашалась передать Триполитанию под управление Италии. Еще ранее, в феврале 1947 г. Италия вступила в НАТО. Новая ситуация требовала от СССР новых подходов к ливийскому вопросу. Они стали реальностью после того, как на основе решения очередного заседания совета министров иностранных дел четырех великих держав в Париже 14 сентября 1947 г. ливийский вопрос был передан на рассмотрение ООН.
Ливийский вопрос впервые рассматривался ООН в ходе работы второй части третьей сессии Генеральной Ассамблеи в апреле-мае 1949 г. Ход его рассмотрения демонстрировал, что страны Запада и СССР становились все более непримиримыми противниками.
Выступая 3 мая 1949 г., представитель США в ООН Дж. Даллес подчеркивал, что "интересы Ливии и всеобщего мира требуют передачи этой страны под опеку Великобритании, которая будет фактически осуществлять управление Ливией, кроме Феццана". В тот же день представитель Великобритании в ООН Мак–Нейл заявлял, что его страна считает необходимым "предоставить Ливии независимость через десять лет, но при условии, что... в течение переходного периода Киренаика помещается под опеку Англии, а остальная часть Ливии включается в международную систему опеки...". Французское предложение, прозвучавшее в ООН, внешне не претерпевало изменений. Речь шла о предоставлении "Италии права управлять ее бывшими колониями под опекой ООН".
9 мая 1949 г. А. Громыко представил ГА ООН советские предложения в связи с определением судьбы Ливии. Они включали идею предоставления Ливии независимости по истечении десяти лет, в дальнейшем СССР сократил этот срок до пяти лет. В течение этого срока Ливия должна была управляться многосторонней смешанной комиссией ООН, подчиняющейся комитету Объединенных Наций по опеке. В консультативный совет этой комиссии должны были войти представители четырех великих держав, Италии, а также арабского и европейского населения самой Ливии24
. Но при этом, предоставление Ливии независимости жестко увязывалось СССР с ликвидацией уже созданных к тому времени на ее территории военных баз США и Великобритании.
Вместе с тем, предложения Громыко содержали в себе принципиально важный аспект. Создание многосторонней смешанной комиссии для управления Ливией рассматривалось в Москве как возможность для СССР сохранить рычаги воздействия на определение будущей судьбы этой страны. В советской столице все больше приходили к выводу о том, что Запад активно проводит линию на изоляцию Советского Союза в деле решения ливийского вопроса. В этом контексте видимая приверженность Франции ее старой позиции в отношении передачи управления Ливией Италии мало что меняла в новой ситуации. Стремление Италии к развитию отношений с Великобританией и США, как и тесные союзнические отношения Франции с этими двумя державами, по мнению советского руководства, делали французскую позицию в широком смысле слова объективно проамериканской и пробританской.
Западные страны, тем не менее, не принимая во внимание мнение СССР, действовали в направлении реализации собственных интересов. 1 июня 1949 г. Великобритания подтолкнула И. ас-Сенуси к провозглашению независимости Киренаики, которая была немедленно признана английским правительством. Москве же в этой связи должна была лишь констатировать, что "провозглашение автономии Киренаики связано с британскими властями и является сильных ударом по авторитету ООН".
В октябре 1949 г. в ходе работы четвертой сессии ГА ООН СССР вновь выдвинул свои предложения в отношении Ливии. Советский представитель в ООН А. Вышинский высказывался за "немедленное предоставление независимости Ливии,... вывод с ее территории в трехмесячный срок всех иностранных войск и военного персонала, а также ликвидации военных баз". Страны Запада к этим предложениям отнеслись более чем скептически.
Для Великобритании ливийская независимость могла бы стать реальностью "не менее, чем через три–четыре года". В Лондоне говорили онезависимой Киренаике и предлагали установить английскую опеку над Триполитанией. В отношении Феццана там давали понять, что Англия поддержит французские претензии на эту территорию, если Париж поддержит позицию Великобритании по Триполитании и Киренаике. Реакция Франции была незамедлительна. Ее представитель в ООН М. Кув де Мюрвиль подчеркивал, что "Ливия не готова к обретению независимости в ближайшее время". Он предлагал выработать для нее переходный период, в течение которого "управляющие державы – Англия в Триполитании и Киренаике и Франция – в Феццане должны продолжать управление этими территориями".
Страны Запада отказывали Италии в право на возвращение в ее бывшую североафриканскую колонию. Трезво оценив поворот в курсе своих союзников, итальянское правительство заявило о своем отказе от каких–либо односторонних требований в отношении Триполитании и о согласии с предоставлением ей статуса автономии".
От решения ливийского вопроса отстранялся и СССР. В Москве в этой связи заявляли о том, что "правящие круги Великобритании и США" создают в Ливии "крупную военную базу". Там подчеркивали, что "империалистические государства достигли между собой договоренности о разделе Ливии в соответствии с собственными интересами". Однако советские обвинения мало, что меняли в складывавшейся вокруг Ливии ситуации.
29 октября 1949 г. политический комитет ГА ООН смог выработать резолюцию № IV–297 по Ливии. В ней говорилось: "Предоставление независимости Ливии откладывается до 1 января 1952 г.; к этому времени верховный комиссар, назначенный Генеральной Ассамблеей ООН, и консультативный совет при нем, состоящий из представителей США, Англии, Франции, Италии, Египта и Пакистана, а также из представителей трех частей Ливии (Триполитании, Киренаики, Феццана) и представителя национальных меньшинств Ливии, должны будут подготовить проект конституции Ливии". Советский представитель в ООН заявил в этой связи, что этот документ аналогичен договору Бевина–Сфорца и направлен на то, чтобы защитить интересы западных держав в этой стране.
Вновь возникала странная и парадоксальная ситуация. Ливия через три года после принятия ГА ООН этой резолюции должна была стать независимым и суверенным государством. Конечно, эта независимость была во многом неполной, интересы западных держав в будущем суверенном ливийском государстве были бы сохранены в полном объеме. Однако в движении Ливии к обретению нового статуса субъекта международных отношений начинался принципиально новый этап. В СССР же заявляли о том, что резолюция № IV–297 была "нарушением Устава ООН", поскольку в Ливии оставались вооруженные силы Великобритании и продолжалось строительство американской военно-воздушной базы в Триполитании. Советский представитель в ООН заявлял, что резолюция высшей международной инстанции "не отвечает интересам местного населения, а является довольно печальным примером подчинения... местных интересов интересам великих держав".
В конце октября 1949 г. ливийский вопрос не был, тем не менее, закрыт. В резолюции ГА ООН ничего не говорилось, в частности, о характере режима в будущей независимой Ливии и о природе ливийского государства – быть ли ему федеративным или унитарным. Эти вопросы вновь становились предметом жесткого противостояния между СССР и странами Запада. Если западные державы настаивали на федеративном устройстве Ливии, то СССР на создании унитарного ливийского государства. В ходе пятой сессии ГА ООН в октябре 1950 г. советская делегация предложила проект, предлагавший "объединить части Ливии – Киренаику, Триполитанию и Феццан – в единое государство и создать законодательные и исполнительные органы в Ливии, вывести с территории Ливии в трехмесячный срок все иностранные войска и военный персонал и ликвидировать иностранные базы". Однако и на этот раз советский проект не был принят.
В ходе работы пятой сессии ГА ООН разногласия между СССР и западными державами вызвал вопрос о судьбе итальянского имущества в Ливии, а также ее границ с соседними государствами. Представители Великобритании в ООН предложили "передать Ливийскому государству итальянское имущество, оставшееся на территории Ливии". Делегация же СССР предложила отложить решение этой проблемы в связи "с ее недостаточной изученностью" до начала работы шестой сессии Генеральной Ассамблеи. Итогом обсуждения участниками сессии обоих проектов стало принятие английского предложения.
В отношении проблемы ливийских границ ГА ООН по рекомендации политического комитета пришла к выводу о нежелательности преждевременного обсуждения предложений по демаркации границ Ливии. СССР, при этом, голосовал против этой резолюции, считая что "она является нарушением мирного договора с Италией, согласно которому границы бывших итальянских колоний должны устанавливать четыре державы – СССР, Франция, Англия и США".
В ходе работы пятой сессии ГА ООН Генеральная Ассамблея назначила А. Белта своим представителем для управления Ливией в течение переходного периода и контроля за созданием временных законодательных и исполнительных органов страны, которые должны были подготовить ее к получению независимости до 1 января 1952 г. Комментируя фактическое исчерпание обсуждения ливийского вопроса в ООН, в СССР заявляли, что пятая сессия "не приняла надлежащих мер для предоставления народу Ливии независимости, не воспрепятствовала разъединению Ливии управляющими властями на три части. Отклонив советскую резолюцию, пятая сессия пошла на поводу у колониальных держав и приняла резолюцию, которая... не может гарантировать народу Ливии независимости, так как не требует удаления с территории Ливии иностранных войск и ликвидации военных баз иностранных государств". В Советском Союзе продолжали смотреть на ливийский вопрос лишь через призму решения тех проблем, которые он считал приоритетными для себя. В данном случае речь шла о широком противостоянии западным державам. Проблема Ливии, в этой связи, выступала не более, чем предлогом для такого противостояния.
Для Советского Союза действия англо-французской администрации и А. Белта в Ливии становились поводом для заявлений о том, что сохранение в составе Ливии внутренних федеративных провинций противоречит резолюциям ООН. В Москве читали, что в Ливии местное население не привлекается к управлению страной, что там не создаются демократические структуры государства. Наибольшее возмущение в СССР вызывали принципы формирования Национального собрания (парламента) Ливии, которое при опоре на администрацию Великобритании и Франции, а также представителя ООН должно было выработать ливийскую конституцию. В Москве говорили о том, что это Собрание сформировано без учета соотношения численности населения ливийских провинций. Из этого делался вывод о том, что созданное им правительство не представляет "подлинные интересы ливийского народа". Для СССР это, однако, становилось ясно только после того, как это правительство заключило военное соглашение с Великобританией. Более того, в СССР подчеркивали, что этот договор незаконен еще и потому, что в самой Великобритании "также не существовало какого-либо демократически избранного государственного органа, который мог бы поручить английскому правительству заключить подобный договор".
Суть проблемы заключалась, однако, не в демократичности методов формирования Национального собрания. Речь шла об ином. СССР был отстранен от участия в определении будущего статуса Ливии. И это квалифицировалось в Москве как курс Запада на использование ливийской территории для "приготовления к новой войне против СССР и других миролюбивых государств". Для СССР проблема заключалась в том, что "американские самолеты В-36, базирующиеся на морской базе в Триполитании, могут наносить удары по населенным пунктам в района Урала". Кроме того, как говорили там, "США хранят на специальной базе в Триполитании атомные бомбы. Эта база расположена к югу от Триполи в пустыне Хон"'. Эта информация, однако, была вторична. Ее источником были публикации в итальянской прессе, которая в целом выступала в качестве базы советских данных о положении в Ливии. Но в свете сведений такого характера заявления Москвы о том, что "ливийскому народу, который освободился от итальянского господства, Англия, Франция и США навязали свое господство", выглядели в достаточной мере двусмысленно.
Международная администрация Ливии подверглась резкой критике со стороны советской делегации на шестой сессии ГА ООН в ходе обсуждения доклада генерального комиссара А. Белта, который "одобрил политику управляющих в Ливии английских и французских властей, а, следовательно, и позицию США, проводящих политику сепаратизма, которая, в конечном итоге, ведет к осуществлению планов колониального раздела"41
. Комиссар ООН, как считали в Москве, "стремится придать законный характер" политике "империалистических государств под флагом ООН", "благословляя политику раздела Ливии, как планировали три державы". Отсюда делался вывод о том, что действия Великобритании, Франции и Белта не направлены на то, чтобы "оказать помощь ливийскому народу в борьбе за независимость и единство". Напротив, их цель состояла в том, чтобы сохранить экономическую и политическую зависимость Ливии "от контролирующего ее англо-американского империализма". В этих обстоятельствах, как говорили в Москве, "СССР не может считать Ливию независимым суверенным государством, пока на ее территории сохраняются иностранные войска и их базы".
Однако, как свидетельствовали последующие события, это были во многом лишь слова. 24 декабря 1951 г. И. ас-Сенуси провозгласил независимость федеративной Ливии, королем которой он стал. На ее территории продолжали оставаться иностранные войска и военные базы. В тот же день СССР признал новое государство. В дальнейшем в результате контактов между советскими и ливийскими представителями в Египте оба государства пришли к установлению между ними дипломатических отношений.
Литература
ливийский граница советский союз
1. Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Берлинская "Потсдамская" конференция руководителей трех союзных держав – СССР, США и Великобритании. М., 1984, стр. 141–142.
2. Хаким С. ИстикляльЛибиябайнаДжамиат ад–дувваль аль–арабийявааль–Умам аль–муттахида. Бейрут, 1965, стр. 19–21.
3. АВПРФ, Ф. "Референтура по Ливии", оп. 6а, папка 1, пор. № 1, д. 720 "Краткие сведения о позиции СССР, Франции, Англии и США по вопросу о судьбе Ливии", л. 34.
4. Внешняя политика СССР. М., 1946, стр. 266.
5. СССР–Италия. 1914–1984. М., 1985, стр. 60–62.
6. Международные отношения после второй мировой войны. 1945–1949. М., 1962, т. 1, стр. 226–227.
7. СССР и арабские страны. 1917–1960. М., 1961, стр. 122–123.