Мораль и политика - одно. из основных и наиболее сложных отношений политики к действующим в обществе нормам нравственности, близкое к этическим оценкам политики.
И мораль и политика представляют собой организационные, регулятивные, контрольные сферы общества, но их существование и функционирование в нём существенно различаются.
В отличие от др.организационно-контрольных сфер, мораль не имеет вещественных форм, не материализуется в аппаратах управления, институтах власти, лишена центров управления и средств связи и объективируется лишь в языке и речи, но пр.всего - в отражении, в признаках и свойствах др.общественных явлений. Вместе с тем, она всеприсутствует, охватывает управляющие обществом сущности, все феномены политики.
Эта специфика морали существенно отличает её от этики (политической). Если мораль может так или иначе характеризовать политическое действие, но сама стоит вне его и лишь вступает с ним в те или иные отношения, то этика присутствует в политике, она неотделима от неё как одно из её направляющих начал. Поэтому любая политическая философия и нормативная теория, касающиеся политической сферы, так или иначе связаны с поисками ответа на вопросы, поставленные политической этикой и учениями о морали. Уже древнегреческое искусство исследует основную проблему политической этики (Антигона Софокла). Это императивные требования полиса к гражданам, с одной стороны, и семейно-правовые и общечеловеческие обязательства отдельного человека, связанные с заповедями нравственности, - с др. Возникает антиномия нравственной автономии человека и притязаний на универсальность любого рода политических образований.
История политических и этических учений позволяет выделить три основных варианта взаимодействия м. моралью и политикой: 1) полное подчинение моралью политики; 2) полный разрыв м. политикой и моралью; 3) попытка сохранить аутентичность политики и морали с поддержанием их напряжённого взаимодействия. Каждый из вариантов взаимодействия предполагает свою аргументацию. Во-первых, это двойное подозрение в аморализме и иррационализме. Задача заключается в выяснении всех аспектов отношения политики и морали, дабы их интеграция исключила их взаимные несоответствия. Во-вторых, возможно гаперморализирование политики, согласно которому последней приписывается большее право в решении сомнений и раздумий, вытекающих из моральных принципов индивидуального сознания. В-третьих, феномен политизации морали и нередкие в связи с этим попытки оправдания политических преступлений.
Одним из центральных критериев моральности традиционно признаётся справедливость суждений и действий. В христианской философии средневековья справедливость рассматривают как основу и критерий моральности политики. Классические тексты различают политические объединения и их действия, пользуясь критерием наличия или отсутствия в них справедливости. С этим существенным образом связана легитимация компетенций в сфере предписаний ли бо выяснение отсутствия таковой с вытекающими отсюда последствиями. Следует принимать во внимание историческое содержание и полисеманичность категории "справедливость" и текст связанной с ней категории "равенство". Аристотель различает распределительную и уравнительную справедливость. Первая основана на геометрическом, или пропорциональном, равенстве, а вторая - на арифметическом, или нумерическом. Оба вида способны войти в конфликт др. с другом. Конфликты в политическом поле возрастают оттого, что оба вида справедливости м.б. определены как содержательно, так и формально. Содержательные представления о справедливости подвержены историческому изменению. Вопрос о масштабе формируется следующим образом: если справедливость д.б. масштабом политического действия и политических состояний, то каким д.б. масштаб справедливости?
Раннеевропейское мышление исследует состояние напряжения м. моралью и политикой. Аристотель проводит различие м. хорошим человеком и хорошим гражданином, и позднейшие мыслители непрестанно подчёркивают несовпадение мира нравственного и мира политического. Средневековая мысль говорит о соподчинении морали и политики (Августин Блаженный, Лютер М.). Политической сфере приписывается относительная автотомия, связываемая с теологически интерпретируемым царством добродетелей.
К н.Нового времени в отношениях м.моралью и политикой наступает определённый разрыв. Его связывают с понятием государственной выгоды и с именем Макиавелли, хотя последний не применяет это понятие. Государственная выгода охватывает всеобщее. Напротив, всё частное сводится только к партикулярному интересу. Всеобщее истолковывается различным образом: технически - в той степени, в какой государственная выгода в корреляции с учением об интересах предлагает рациональные нормы, в соответствии с которыми можно вычислить волю и исполнение институциональной власти; экзистенциально - постольку, поскольку существование государства мыслится как предварительное условие всего того, что в состоянии использовать или пожелать его подданные, что м.б. упрочено или усилено; нравственно - поскольку государство может служить универсальным воплощением того, что для отдельного гражданина является частным интересом.
Немецкий идеализм, исходя из допущения о государственной выгоде, гипостазирует государство в образе нравственности. Гегель, в противовес Канту И., пишет: "В недавние времена активно обсуждалась противоположность морали и политики и формулировалось требование, согласно которому второе должно соответствовать первому... Мнение о мнимой несправедливости, согласно которой политике следует всегда пребывать в состоянии мнимой противоположности морали, покоится,., на поверхностном представлении о моральности, о природе государства и его отношении к моральным воззрениям" (Философия права, 337).
Казуистическое выражение, согласно которому цель освящает средство, имеет своим истоком аналитическое отношение целей и средств. Кто желает цели, желает также использовать необходимое средство, имеющееся в его распоряжении (Кант). В Новое время, по мере отдаления политики от морали, формируется деятельная максима, согласно которой фиксированные цели достигаются любыми эффективными средствами (Гоббс Т.). При этом допускается, что используемые средства теряют значение в процессе оправдания цели. Последние, соответственно, получают приоритет по отношению к средствам.
В понятии целерациональности, введённом Вебером М., эта проблема обнаруживается достаточно очевидно. Имеет место рациональное соотношение целей и средств, целей и побочных последствий и, наконец, целей. Но эта соотнесенность целей и средств теряет критерий по мере инфляции староевропейской идеи разума. Вебер, напр., оспаривает способность наук Нового времени к нормативной постановке целей. Допустимая надёжность социального действия в контексте цели - средства оказывается в связи с этим поколебленной. Любые средства отнюдь не ведут к одной и той же цели, способной к тому же не только меняться в зависимости от набора средств, но и взаимопревращатъся. И цели не реализуются иначе, нежели через соответствующие средства, которые завоёвывают благодаря этому опасную. самостоятельность, превращаясь в цели. Моральный нейтралитет средств оказывается сомнительным допущением. Последний момент нигде не проявляется столь отчётливо, как в отношении к проблеме насилия, Безоговорочный отказ от насилия, вытекающий из христианских или гуманистических убеждений, предполагает возможность претерпеть и худшие виды зла. Отказ в таком случае носит индивидуальный характер. Легитимация применения насилия заключается в понимании его как ответного насилия, как средства, используемого в процессе угрозы и имеющего тенденцию превращения в единственно возможное. Право личности на насилие, согласно современным взглядам, допускается лишь в случае необходимой самообороны. В надындивидуальном случае его применение принимают во внимание как преимущественное право суверенных государств, монополизирующих легитимное применение насилия (М. Вебер). Война и её оправдание представляют особую сложность для оценки моральности политики. Её преодоление, ещё со времён стоических размышлений Августина, привело к созданию учения о справедливой войне, примечательного тремя моментами: а) авторизованная компетенция ведения войны (исключение частной войны); б) легитимирующая причина и в) правовой умысел, опирающийся на содержание и восстановление мира и права. Однако проблема выяснения фактического положения остаётся нерешённой.
Международное право Нового времени связывает в этом отношении авторизованную компетенцию ведения войны только с суверенными государствами. Т.к. они авторизованы равным образом, вопрос о справедливых причинах не поддается решению. Война может считаться справедливой, если соблюдаются нормы международного военного права: отличие комбатантов от нонкомбатантов, моральный запрет на какую-л. дискриминацию, исключение действий, создающих невозможность возвращения в состояние мира. Идеологизация враждебности (внутриполитическая и внешнеполитическая) и революционаризация военной техники взрывают все мыслимые границы, которые пытается сконструировать мышление. Равным обр.пока ещё недостаточно эффективны попытки практически обеспечить эти границы с помощью международных структур. Современная политическая мысль и практика выработали два основных подхода к оружию массового уничтожения. Согласно первому - это оружие антигуманно, аморально в своей основе, подрывает естественные предпосылки существования жизни на Земле и потому подлежит немедленному и безусловному уничтожению. Второй подход исходит из допущения, согласно которому оружие массового уничтожения только обостряет моральную и политическую дилемму, поскольку никто не может доказать, что его существование не имеет эффекта устрашения и минимизации опасности войны.
В ходе последнего десятилетия складывается интеллектуальная и инструментальная традиция рассматривать права человека в качестве универсального фундамента взаимоотношения политики и морали. Права человека образуют ту границу, о которую разбивались бы возможные посягательства самых различных политических сил. На международно-правовом уровне основные положения изложены во Всеобщей Декларации прав человека, принятой ООН в 1948 и кодифицированной в ряде позднее заключённых конвенций. Трудности реализации связаны с общей эффективностью деятельности ООН. Однако моральную значимость указанных документов трудно переоценить. Диалектически взаимосвязанными являются распространение и признание универсальной ценности прав человека и готовность следовать им в практической политике. Постановка требования о правах человека восходит к традициям европейского Просвещения и поначалу охватывает европейское социокультурное пространство. Необходимо различать права человека как право защиты от притязаний государства (человеческие права) и как право участия в политическом процессе (гражданские права). В рамках политического объединения они становятся действенными и реальными только в том случае, если они закреплены институционно и, соответственно, в случае их нарушения санкции осуществляются незамедлительно и институциональными средствами. Дилемма прав человека заключается в том, что их гарант - государство выступает одновременно кандидатом в обвиняемые в их нарушении. В условиях слома тоталитарных структур и формирования гражданского общества одним из основных моментов выступает идея единственного права - права вообще иметь права. Все др.права лишь объективируют это право человека.
Пр.всего,
Политика, со своей стороны, не контролирует мораль, хотя и может влиять на специфическую мораль конкретных политических действий. Политика (конкретная) в отличие от идеального морального сознания ситуативна, она сама образует ту или иную общественную политическую, а следовательно, и этическую и моральную ситуацию. Тем самым в моральные оценки вносятся ситуативные критерии, которые обычно смягчают нравственные характеристики, добавляют к ним различного рода извиняющие объяснения. М.тем, мораль оценивается, как уже отмечалось, с т.з. высших критериев, абсолютных норм. Моральная оценка политики с т.з. относительных ситуативных критериев или даже критериев отдельных культур, обществ, эпох делает такие оценки не сравнимыми ни с др.подобными оценками, ни с общими принципами, которые вообще в такой ситуации становятся невозможными, - что и случается в эпохи безвременья. Тогда начинает господствовать классовая мораль, революционна мораль и т.п. Оценки дополнительно усложняются тем, что понятия "хороший" - "плохой имеют разный смысл в политике и морали, так же как понятия блага, добра и др.
Помимо того, весьма неоднозначны и противоречивы деонтологические установки и нормы нравственного долга и представления о долге в политике. В сфере морали следование долгу означает соответствие политики определённым, в принципе - высшим, критериям нравственности. Долг в политике - получение желаемых результатов. Возникает дилемма Макиавелли выбор м. достижением политических целей любыми, в т.ч. и ненравственными, средствами, т.е. осуществление политического долга или соблюдение долга нравственного ценой политических результатов. Др.словами, подразумевается, что эти результаты могут быть получены ненравственными методами (мысль, которую сам Макиавелли объяснял неспособностью народа жить в условиях демократии и необходимостью сильной власти дисциплинировать общество; решать политические задачи), и сами эти результаты могут быть неморальными, а точнее аморальными. Более того, политика не становится морально безупречной, если долг ограничивается только её соответствием нравственным нормам, но исполнение его не даёт политических результатов, т.е. не исполняется политический долг, так как для политики одновременно существует два долга. При исполнении одного из них не получается политика, при исполнении др. - не остаётся места для морали. И если следование и тому и др.долгу одновременно невозможно, то неизбежен выбор м. ними, и политик, естественно, выбирает политику. И тогда исполнение его политического долга само по себе становится нравственным, этически обоснованным. Как известно такой вывод и сделал Макиавелли.
Чтобы не подталкивать политика к подобному выводу, избавить его от такого выбора требуется выйти за рамки отношений морали и политики, иначе говоря, ввести в эти отношения неполитические и неморальные факторы, сделать их менее противоречивыми. Но прежде рассмотрим более детально, как складываются такие отношения. Возникает вопрос, подсказанный относительной автономией морали и политики и возможностью выбора м.ними реально ли свободное разделение политики и морали. Мораль ограничивает политику, свободу бесконтрольного политического действия, поэтому политика и стремится освободиться от морали. Получение результата служит убедительным аргументом подобной эмансипации. Общность регулятивно контрольных функций т.н.м. связывает мораль и политику, как ряд др.факторов, роль которых, правда, непостоянна, но в исторической перспективе посте пенно повышается. Действие чувств, таких, как ответственность, долг, правдивость, вера, доверие, престиж (власти), благо человека и общества и др., составляющих культурную и общественную, а также эмоциональную основу политической нравственности, усиливается: (1) сложившейся в обществе системой культурных норм, правил, традиций, настроений, комплексом эмоциональной жизни общества; (2) актуальными потребностями общества, которые обычно связаны с процессами обновления, введения инноваций (пусть даже нежелательных), нуждающихся в моральных обновлениях и оценках. Наконец, устранение из политики моральных суждений - это определённая, хотя и негативная, нравственная установка, иллюзорная по самой своей сути и ошибочная по существу ориентация на полную автономность политики. Попытки обосновать полную автономность политики от др.организационных и регулятивных систем общества оказались неубедительными. Подобно тому, как политика связана с идеологией, правом, экономикой, культурой, наукой, она не может избежать контактов и с моралью Нравственность - слабое место политики и власти, отсюда и попытки уклониться от морали н моральных оценок, чего на деле не бывает.
Попытка м.б. моральной и неморальной, или аморальной, но она не м.б. безморальной. Речь по существу идёт (или может идти) не о моральности или неморальности политики (это лишь вопрос конкретного анализа определенных ситуаций), а о двух концепциях добродетели: как общезначимой модели и как ситуативной, относительной и конкретной.
Т.о. возникает весьма болезненная проблема относительности политической морали, точнее говоря, о её двойной, или двойственной, относительности, обращенной к высшим общечеловеческим критериям (по кр.мере, общим для значительной эпохи, культуры или цивилизации) и к тем ситуациям, о которых здесь идёт речь. Мораль и истины в этом смысле очень близки, и не случайно: истины морали открываются так же сложно, как любые иные истины. Мораль и истина равно конкретны в политике (как и в др.сферах), и так же, как м.б. поставлен вопрос об истинности того или иного политического события или действия (т.е. об их эффективности, соответствии потребностям и решениям), может возникнуть и вопрос об их моральности относительно конкретных критериев. Возможен и вопрос о степени подобной моральности и о нравственности самой её оценки. Иными словами, вольно или невольно политик ищет оправдания отступлениям от критериев подлинной моральности. Такое оправдание тем более важно для него, что моральный аргумент, подобно этическому, служит одним из важнейших легитимирующих доводов власти и политики, а ряд обстоятельств ещё более осложняет отношения политики и морали.
Пр.всего структура политического действия, агенты которого различаются и потому не совпадают как носители политической нравственности. Групповая мораль и моральные отношения в группе (политической) сложнее, чем мораль индивида. Поэтому морально безупречный индивид может вольно или невольно участвовать в неморальной политике группы: политического института, организации партии, органа власти, армии и т.д. Отсюда и коллизии двойной морали - групповой и индивидуальной и столь частые кризисы - порой весьма тяжёлые - индивидуального и коллективного сознания, особенно в периоды общественных кризисов. Возможно и обратное: нравственно порочный индивид способен контролировать морально безупречную группу или бросить тень на её нравственную репутацию. К тому же мораль индивида не всегда конкурирует с политикой, поскольку не всякий индивид - политик или значительный участник политической жизни. Отношения же в группе и м. группами - это уже политика, а значит, и мораль.
Поэтому и возникают политические и моральные парадоксы: массовая поддержка порочных лидеров и режимов, участие масс - в работе далеко не безупречных, а порой и просто преступных организаций.
Разделяется и мораль различных политических функций, как, напр., моральная ответственность политики и власти. Так, моральная власть бывает вынуждена проводить неморальную политику и, наоборот, нравственно порочная власть по воле истории берется за осуществление нравственной политики - что, как правило, не ведет к её торжеству.
Обычно уязвимое соотношение средств и целей политического процесса при их взаимном несоответствии порождает, вместе с политическими дисфункциями и нравственные аномалии: безнравственность и неэтичность попыток достичь цели негодными средствам, равно как и выбор недостижимых целей. Безнравственность таких несоответствий - не только в невозможности результатов политики (неисполнении политического долга, который становится нравственным долгом). Она может выразиться в напрасных жертвах, неоправданных ожиданиях, затратах времени и в ближайших и отдаленных негативных последствиях - неудаче или дискредитации политического проекта, напр. Иные несоответствия политических и нравственных действий и состояний сознания также несомненно безнравственны: расхождения слова и дела, запроса и отклика на него, надежды и обещания и т.д.
Нравственно уязвимы не только эти, но и вообще любые внутренние структурные несоответствия политического процесса: напряжённые отношения власти и общества, м.властями разных уровней и типов, внутри аппаратов и институтов и м.ними и т.д. Ошибки и неправота одной или обеих сторон того или иного конфликта, особенно когда конфликт отягчён соображениями престижа, уязвленного самолюбия, соображениями карьеры, чувством обиды, легко принимают характер нравственных коллизий. Не менее специфична нравственная модальность отношений политики с экономикой, областью прав, культурными, идеологическими и др.организационными системами. Неверная, неадекватная целям общества и требованиям времени экономическая, научная и иная прикладная политика неморальная или просто безнравственна. Её моральная оценка не менее существенна, чем нравственная квалификация поведения политического лидера либо политической организации, ибо речь идет об ответственности и долге общественных и исторических масштабов, выходящих за рамки текущей политики и её внутренних структур и достигающих континентального и общемирового уровня, а значит, и планетарной ответственности и ее абсолютных моральных норм. В эпоху глобальных проблем, быстрой, порой молниеносной универсализации политических, промышленных, экологических кризисов политическая нравственность уже давно стала общемировой проблемой о её смысле и значении нетрудно судить хотя бы по результатам безответственной научно-технической политики в области атомной энергетики, которая привела к Чернобыльской катастрофе, безграмотной экономической политики, уничтожившей Аральское море и разрушившей природу на обширных пространствах евразийского континента.
Существует также постоянная, непреходящая качественная основа нравственности в политике, т.е. то минимальное качество деятельности, снижение которого само по себе, а не только по её результатам безнравственно.. Необязательность, недобросовестность и просто некомпетентность и безграмотность, неадекватная квалификация поэтому безусловно аморальны. Нет причин особо подчёркивать безнравственность политической преступности, коррупции, тем более что перечисление явно отклоняющихся от норм и принципов политических деяний и смыслов невозможно остановить, ибо политика всегда была, есть и будет сферой особенно значимой моральности и особенно опасной социальной безнравственности.
http://www.emc.komi.com/02/12/098.htm