М.Н. Марченко
Вопрос о перспективах развития Европейского Союза и порожденной им правовой системы, о его ближайшем и отдаленном будущем неизменно стоял на повестке дня с момента его образования и на всех последующих этапах его становления и развития. Причем этот вопрос возникал в разных формах, по разным поводам и в связи с обсуждением самых разных теоретически и практически значимых проблем.
Например, этот вопрос актуализировался при обсуждении проблем соотношения Евросоюза как наднационального образования с государствами — его членами — национальными институтами; при изучении процесса трансформации их из суверенных государств в государства-члены, институты с ограниченными в ряде жизненно важных сфер полномочиями [10: p. 43-44]; при рассмотрении вопросов, касающихся внутренней формы и статуса Союза — федерация, конфедерация с наличием у субъектов права выхода из нее или Союз в виде кооперации между государствами-членами, а также места и роли Евросоюза в современном мире.
Интерес к будущему Европейского Союза, так же как и к современному его состоянию, вполне естественен и понятен, если иметь в виду прежде всего уникальность, значимость, многогранность проявления и в этом смысле привлекательность данного явления. Для одних исследователей Евросоюз — это «новый город на холме», «европейская мечта», ассоциирующаяся с высоким качеством жизни, с наличием широкого круга универсальных прав и свобод, присущих каждому человеку, и другими демократическими атрибутами, которые «являются притягательными» не только для европейцев, но и для всего остального мира [12: p. 358-359].
Для других исследователей Евросоюз — это «полувековой эксперимент в политической организации общества и в управлении, связанный с процессами формирования и реформирования различных институтов» [11: p. 1]. При рассмотрении Европейского Союза под данным углом зрения авторы не без оснований констатируют, что если экономическая интеграция едва не привела за прошедший период с момента образования Европейского сообщества к единой в пределах определенного надгосударственного образования экономике, то этого не случилось в политике, хотя «многие при этом исходили или исходят из того, что процесс экономической интеграции должен неизбежно вести за собой усиленную политическую интеграцию» [8: p. 59].
Для третьей группы исследователей Евросоюз представляется в виде «европейской модели будущего», которая базируется на таких «двух фундаментальных принципах», как принцип «экономической интернационализации и “принцип культурной децентрализации”». Суть первого сводится к «передаче процесса формирования политики в экономической сфере с национального уровня государств-членов на европейский (интернациональный) уровень». Смысл принципа культурной децентрализации заключается в признании того, что процесс развития культуры ограничивается в основном рамками государств-членов и не контролируется на региональном уровне.
Руководствуясь данными принципами, Европа, по мнению авторов, «будет учить весь мир тому, как сочетать экономическую, индустриальную и технологическую интеграцию с культурной независимостью (культурным самоопределением) народов, наций и этнических меньшинств». То, что сейчас происходит в Европе, со значительной долей пафоса резюмируют авторы, «это великий социальный эксперимент», подобия которому «в Европе не было в течение более чем двух столетий» [9: p. 7].
Наряду с названными взглядами и довольно образными представлениями о Евросоюзе в целом как об общей системе, состоящей из ряда частных систем, включая его правовую систему, вызывающими неподдельный интерес к настоящему и будущему данного надгосударственного образования, в западной литературе имеют место и другие довольно многочисленные и вместе с тем более «прагматичные» и более «приземленные» взгляды и представления об этом явлении [14].
Основные причины их многочисленности и разнообразия имеют как объективный, так и субъективный характер. Они заключаются, с одной стороны, в сложности, многогранности, нередко внутренней противоречивости исследуемой материи — Европейского Союза и его правовой системы, а с другой — в субъективности ее восприятия, обусловленной самыми различными факторами — экономическими, социальными, политическими, идеологическими и иными.
Для того чтобы глубже понять западное видение будущего Евросоюза и его правовой системы, все высказанные по этому поводу взгляды и суждения можно условно классифицировать по некоторым критериям, в частности, в зависимости от социально-политического и юридического статуса субъекта (институт, орган, юридическое или физическое лицо), от которого исходит то или иное суждение по рассматриваемой теме, а также от характера самого высказанного суждения.
В зависимости от статуса субъекта все взгляды, суждения либо положения, касающиеся будущего Евросоюза, можно подразделить на официальные (полуофициальные), содержащиеся в договорных или иных актах данного надгосударственного образования, а также в высказываниях должностных лиц, и неофициальные, включенные в различные академические издания, выражающие мнение ученых, которые занимаются исследованием этой проблематики.
Поскольку неофициальные суждения в отличие от официальных, выражающих в прямой или косвенной форме уверенность «брюссельской бюрократии» в «светлом будущем» своего надгосударственного творения, имеют дифференцированный характер, то их можно с определенной долей условности подразделять на оптимистические, пессимистические и умеренные (нейтральные). Иными словами — на позитивные по отношению к прогрессирующему развитию Европейского Союза и его права в ближайшем и отдаленном будущем, негативные и нейтральные, неопределенные [14: р. 214], сочетающие элементы позитивного (оптимистического) и негативного (пессимистического) восприятия.
Обращаясь при рассмотрении различных взглядов и суждений, касающихся будущего Европейского Союза и его правовой системы, к официальным воззрениям и подходам, следует заметить, что ни в учредительных договорных актах, ни в других документах, исходящих от Европейского совета, дающего Союзу «необходимый побудительный импульс» для его развития и определяющего «общие политические ориентиры», ни в решении Европейского Суда справедливости, установившего, по мнению некоторых исследователей, в рамках Европейского сообщества не только новый правовой, но и новый политический порядок [7], нет прямых указаний на конечные цели, ради достижения которых был создан Союз.
В периодически изменяющихся и последовательно дополняющих друг друга основополагающих договорных актах содержатся лишь указания на общие по своему характеру цели и задачи, которые предстоит решать Сообществу немедленно, в ближайшем будущем.
Это относится ко всем учредительным Договорам, включая договор о Европейском Союзе, утвержденный в новой редакции Лиссабонским договором.
В нем указывается, в частности, на такие цели и задачи, как «содействие миру, своим ценностям и благосостоянию своих народов»; предоставление «своим гражданам пространства свободы, безопасности и правосудия без внутренних границ, в рамках которого обеспечивается свободное передвижение лиц во взаимосвязи с соответствующими мерами по вопросам контроля внешних границ, предоставления убежища, иммиграции, а также предотвращение преступности и борьбы с этими явлениями»; создание внутреннего рынка;
содействие «экономическому, социальному и территориальному сплочению и солидарности государств-членов»; создание экономического и валютного союза, денежной единицей которого является евро, и др. (ст. 3).
Однако означает ли указание на эти и другие подобные им «краткосрочные» цели и задачи, что «брюссельская бюрократия», как именуют европейцы правящую элиту Европейского Союза, вовсе безразлична к более отдаленным, стратегическим целям и задачам будущего Евросоюза?
Отнюдь нет. И об этом свидетельствуют некоторые факты. Речь идет, в частности, о принятии в 2001 г. на встрече руководителей государств-членов «Декларации о будущем Союза», или «Лаакской декларации», как ее еще именуют по названию пригорода Брюсселя — Лаакене, где была принята эта Декларация.
Правда, Декларация посвящена не стратегическим, а непосредственным, ближайшим целям и задачам, связанным с проведением полной ревизии сложившихся в рамках Европейского Союза устоев и подготовке на этой основе единого конституционного Договора, получившего позднее название Договора, устанавливающего Конституцию для Европы.
Следует заметить, что хотя в данном документе речь шла о необходимости решения по сути современных, текущих проблем, но уже сама постановка вопроса о принятии конституции — фундаментального, «долгоиграющего» правового акта свидетельствует о том, что, решая или пытаясь решить проблемы, возникшие в рамках Евросоюза в настоящем, «брюссельская бюрократия» пытается одновременно определиться с его будущим.
Это же подтверждается некоторыми другими фактами. Например, решением, принятым в 2007 г., вскоре после его подписания руководителями государств — членов Лиссабонского договора, о создании специальной комиссии — независимой экспертной группы, предназначенной для рассмотрения проектов стратегических направлений развития Европейского Союза в относительно долгосрочной перспективе — на 10-20 лет, вплоть до 2020-2030 гг
Предусматривается, что направления должны соотноситься с такими жизненно важными сферами европейского общества и способствовать решению таких довольно значимых для нормального функционирования и дальнейшего развития Европейского Союза проблем, как проблемы усиления и модернизации европейской модели, сочетающей экономический прогресс и социальную справедливость; повышения конкурентоспособности Европейского Союза; обеспечения устойчивого развития Союза в целом как европейского надгосударственного образования; стабильности энергетического обеспечения Европы; защиты климата и охраны окружающей среды; миграции, борьбы с международной преступностью и терроризмом и др. [2: с. 35-36].
В решении руководителей государств-членов о создании экспертной комиссии с ее долгосрочными прерогативами, так же как и в других подобного рода актах, не упоминается о конечных целях, а соответственно и о «конечном будущем» Европейского Союза. И для этого есть причины, заключающиеся не в последнюю очередь в трудностях достижения консенсуса по этому вопросу государствами-членами даже в тех случаях, когда речь идет о форме его будущего конституционного устройства. Одни из них, руководствуясь своими интересами и представлениями о «светлом будущем» Евросоюза и соответственно порожденного им права, видят в нем будущую федерацию как конечную станцию на пути его развития. По их настоянию в проекте Договора, учреждающего конституцию для Европы, было включено положение, согласно которому государства-члены «тесно координируют свою политику на европейском уровне и управляют на федеральных началах определенными сферами общей компетенции» (ст. 1).
Другие государства-члены усматривают форму предполагаемого в перспективе конституционного устройства Евросоюза и его будущее в конфедерации или в «обычном» (нынешней форме) виде союза государств. Руководители некоторых из этих государств, как, например, в свое время премьер-министр Великобритании М. Тэтчер, весьма резко выступали даже против современной формы конституционного устройства Европы, против «европейского супергосударства, с помощью которого осуществляется каждый раз давление (доминирование) со стороны Брюсселя», против сравнимого «с ночным кошмаром уровня управления в Евросоюзе» [7: р. 580].
Однако, несмотря на разногласия между государствами-членами по вопросам, касающимся предполагаемой в перспективе формы конституционного устройства и будущего Евросоюза, в интегрированной Европе, как показывает анализ сложившейся практики, все более отчетливо проявляются тенденции трансформации Евросоюза из объединения государств с ограниченным суверенитетом в относительно монолитное общеевропейское образование, обладающее рядом традиционных признаков и других особенностей, присущих современному государству.
Речь идет, в частности, о наличии у Европейского Союза публичной власти; законодательных, исполнительных и судебных органов; гражданства; своей денежной единицы; собственного бюджета; Основного закона в лице учредительных договорных актов; правовой и банковской системы.
Независимо от того, трансформируется в будущем Евросоюз в супергосударство или станет Соединенными Штатами Европы, формирование которых предрекают некоторые авторы [13], фактом остается то, что, сочетая на сегодняшний день черты самых различных форм государственного образования и отчасти международной организации, в своей эволюции, судя по отмеченной тенденции, он движется в традиционном государственно-правовом направлении. С официальной «брюссельской позиции» будущее Евросоюза «видится в розовом свете». В этом вопросе, с точки зрения еврочиновников, нет никакой альтернативы.
В отличие от официального видения будущего Евросоюза, а вместе с тем его правовой системы в академических экспертных кругах, не отягощенных карьерными и иными соображениями, есть свое, сложившееся на основе разностороннего анализа современной европейской действительности, дифференцированное видение перспектив его развития и будущего.
Суть этого видения заключается в разнообразии взглядов и выводов относительно современного состояния Европейского Союза и путей его развития в обозримом и отдаленном будущем. При этом если во взглядах и в выводах одних авторов, именуемых в западной литературе еврооптимистами, евроэнтузиастами, евроидеалистами, преобладает позитив, то в восприятии и выводах других исследователей настоящего и будущего Евросоюза — евроскептиков и европессимистов — довольно четко прослеживается негатив [10: р. 53-57].
Довольно трудно предсказать «будущее европейской интеграции» и пути дальнейшего развития Европейского Союза по двум причинам, заявляют не определившиеся в своих воззрениях на перспективы развития данного надгосударственного образования авторы. Первая причина, поясняют они, обусловлена трудностями одновременного анализа эволюции и политики Евросоюза, с одной стороны, и не всегда
Аналогичную позицию в плане неопределенности дальнейших путей развития и будущего Евросоюза занимают авторы, исходящие из того, что «неопределенность будущего» (the indefinite future) Союза и споры по поводу его судьбы будут оставаться до тех пор, пока не сложится единая европейская нация «как социальная основа Евросоюза» [7: р. 579].
Анализируя и сопоставляя различные точки зрения и подходы к изучению современного состояния и определению перспектив развития Евросоюза в обозримом и отдаленном будущем, заметим следующее. Несмотря на широкое распространение в западной академической литературе каждого из отмеченных воззрений, позитивный настрой авторов в отношении рассматриваемой проблематики и преимущественно положительные оценки продолжающегося процесса европейской интегарции, проявляющиеся в различных формах, явно преобладают.
Однако еврооптимисты, а вместе с ними и евроидеалисты, судя по их заявлениям, нередко преувеличивают значимость «европейского экстрима» и самой «европейской модели» как образца не только для Европы , но и для всего остального мира. «Сейчас еще рано говорить о том, когда и как возникнут Соединенные Штаты Европы», когда и как осуществится эта «европейская мечта», рассуждают оптимистически настроенные авторы, но время и события действуют в направлении дальнейшей интеграции не только в масштабах Европы, но и всего мира. «Через двадцать - двадцать пять лет, начиная с сегодняшнего дня, ни одно государство не сможет справляться в одиночку» с вызовами времени. «Европейские державы первыми осознали это и начали действовать в соответствии с возникшей реальностью на глобальном уровне. Другие государства последуют за ними» [12: р. 358].
Акцентируя внимание исключительно на позитивных аспектах жизнедеятельности Союза и тем самым идеализируя данное надгосударственное образование, авторы-паневропеисты, выдавая желаемое за действительное, заявляют, что «наибольшая важность» самого факта существования Европейского Союза для всего мира заключается в том, что он создает весьма привлекательную альтернативу «и позорному (бесчестному — disgraccful) «ковбойскому» капитализму России, и более умеренному капитализму (the more easy — going) Соединенных Штатов (где почти 41 млн. граждан лишены медицинского страхования)», своеобразному пуританизму Саудовской Аравии, и коррупции, процветающей во всех частях мира.
Исходя из презумпции «привлекательной альтернативы», авторы считают «неудивительным», что, например, постапартеидная Южная Африка «с ее прекрасной новой конституцией, которая является самой либеральной в мире», стремится к получению «поддержки и вдохновения со стороны Европейского Союза».
Будучи солидарными друг с другом в общей, порою довольно восторженной оценке как настоящего, так и будущего Евросоюза, авторы-позитивисты, тем не менее, расходятся в деталях.
Например, одни из них стремятся постичь будущее данного надгосударственного образования, взяв за основу наиболее важные тенденции его развития. Другие предпочитают ориентироваться на его эволюцию в отдельных сферах и направлениях, в частности, на таких, как способность Евросоюза: к обеспечению континента энергоресурсами; повышению качества жизни европейских граждан; дальнейшему расширению за счет привлечения новых государств и негосударственных образований, «включая Калининград»; достижению и поддержки стабильности евро в пределах еврозоны; обеспечению достойного места Евросоюза в окружающем мире, особенно (но не исключительно) в отношениях с Соединенными Штатами.
Другие расхождения касаются формы конституционного устройства Евросоюза в будущем. При этом если одни авторы исходят от того, что Европа и Евросоюз как будущая «великая держава», как нечто «большее, чем только экономический и финансовый центр» глобализирующегося мира, должны стать объединенной европейской федерацией, то другие апеллируют к конфедерации. В то же время третья группа авторов связывает будущее Евросоюза с единым, централизованным супергосударством, имеющим свою армию, полицию, гражданство и проводящим единую внутреннюю и внешнюю политику [15: р. 7-9].
Также в западной научной литературе обращается внимание на расхождения во взглядах авторов-еврооптимистов, которые касаются: а) форм и путей дальнейшего развития Европейского Союза — конвергенция или автономное развитие государств-членов в либеральном направлении; б) идеологической основы рассматриваемого надгосударственного образования — «универсальный» общеевропейский либерализм или либерализм с национальной спецификой [13: p. 267269]; в) будущей судьбы национальных государств в системе Европейского Союза, которые развивались «рука об руку с процессом индустриализации Европы», а в настоящее время в связи с ограничением их суверенитета и передачей части властных полномочий Евросоюзу их прежний национальный статус «подвергается сомнению» [9: р. 7-9].
Несмотря на данные и иные подобные им тактические разногласия авто- ров-оптимистов в отношении главного стратегического вопроса, касающегося «светлого будущего» Евросоюза, мнения их в конечном счете едины. Положительно оценивая все аспекты и направления деятельности анализируемого наднационального образования в настоящем, они столь же готовы, судя по отзывам, невзирая на периодически сотрясающие Союз кризисы и проблемы, заранее оценивать его положительно и в будущем.
С точки зрения евроскептиков, Союз, страдающий от засилия не всегда компетентной в вопросах управления «брюссельской бюрократии», неопределенности по ряду вопросов, касающихся его внутренней организации и деятельности, отношений с государствами-членами, «дефицита демократии» и т. п., не способен оперативно и эффективно решать назревшие вопросы в настоящем. Не сможет он в таком состоянии адекватно отвечать на вызовы времени и в будущем.
Исходя из этого, для исправления положения, по мнению авторов, необходима радикальная и в первую очередь структурная реформа, касающаяся Евросоюза в целом и его «центральных агентств» [6: р. 71-79].
Все проводившиеся до сих пор в рамках Европейского Союза реформы, считают аналитики, очень тесно связаны с нерешенными вопросами, касающимися концепции суверенитета государств-членов в новых условиях, а также с «неопределенностью того, как должно вести себя государство в тех или иных случаях и какова при этом должна быть роль европейских институтов».
За проведение радикальных реформ в Европейском Союзе выступают многие исследователи, в том числе авторы, которые не относятся к разряду евроскептиков. При этом, если одни из них склонны видеть на европейской сцене в качестве «главных актеров национальные правительства, без участия и согласия которых не может осуществляться общеевропейская политика», то другие выдвигают на первый план Еврокомиссию, Европарламент и иные институты Евросоюза, которые в процессе формирования и реализации общеевропейской политики должны опираться на государства-члены и учитывать их мнение наряду с мнением различных групп давления, состоящих из представителей различных социальных слоев [8: р. 222-224].
Сторонники первого подхода к процессу реформирования Европейского Союза, судя по исходным положениям, во главу угла ставят национальные интересы. В то же время авторы, выдвигающие в процессе реформирования и деятельности Евросоюза на первый план его институты, в качестве приоритетных рассматривают общеевропейские интересы.
Однако для некоторых исследователей и отчасти политиков дело заключается не только и даже не столько в характере отношения к реформам Евросоюза и его деятельности, сколько в негативном восприятии его, а вместе с ним и «европейской идентификации».
В научной литературе в связи с этим выделяют две категории «явных (obvios) оппонентов проекта европейской коллективной идентичности».
Во-первых, это часть национальной политической элиты, которая опасается наступления негативных последствий для национальных государств, а следовательно, и для нее самой, передачи государственного суверенитета надгосударственной организации в лице Европейского Союза.
К государствам «с весьма сильным чувством национального суверенитета» относятся Великобритания, Дания, Австрия, Швеция, а также восточноевропейские государства, которые «довольно скептически относятся к усилению в Европе политической кооперации» [8: р. 130].
Во-вторых, это часть граждан государств-членов, которая, несмотря на то, что формально (юридически) имеет наряду с национальным гражданством общеевропейское, однако фактически не воспринимает последнее должным образом наравне с национальным гражданством и не желает «идентифицировать себя со статусом общеевропейца».
Социологические опро^, проводившиеся в государствах-членах в период с 1973 г. (до образования Евросоюза) до 1997 г. (после его образования), показывают стабильное негативное отношение граждан ряда стран к данному надгосударственному образованию.
Особенно четко это проявилось в Австрии, где минимальная поддержка Евросоюза гражданами этой страны равнялась 29 % от числа опрошенных, а максимальная — 40 %. В Финляндии данные опроса выглядели соответственно как 37 % и 47 %, в Швеции — 27 % и 39 %.
Объективности ради следует сказать, что в некоторых странах соответствующие показатели были гораздо выше. Например, в Бельгии минимальные показатели равнялись в среднем 41 %, а максимальные — 75 %, в Германии они равнялись 36 % и 43 %, в Дании — 29 % и 68 %, во Франции — 46 % и 74 %, в Испании — 44 % и 78 %.
Однако несмотря на высокий уровень поддержки «проекта Евросоюза» в ряде государств-членов в ранний период его существования и функционирования, ситуация значительно изменилась в силу разных причин, и прежде всего по причине не оправдавшихся для многих жителей Европы ожиданий в последующие годы.
В процессе проводившегося в 2004 г. социологического исследования в государствах-членах на вопрос: «Будете ли вы считать себя европейцем в ближайшем будущем?» — положительно ответило только 3,9 % опрошенных.
Среди других респондентов 44 % хотели бы остаться только гражданами своего государства, 43,3 % — гражданами своего государства и европейцами, 8,8 % — европейцами и гражданами своего государства.
В конечном счете 87,3 % от числа опрошенных хотели бы «в ближайшее время оставаться гражданами национального государства» (mostly national) и только 12,75 % — «преимущественно европейцами»; 56 % респондентов выразили желание иногда думать о себе как о европейцах [8: р. 141-142].
В государственном «раскладе» ситуация выглядит следующим образом. Наибольшее число желающих считать себя европейцами зафиксировано в Люксембурге — 19 % от числа респондентов, затем в Бельгии — 7,7 %, в Германии — 6,4 %, во Франции — 5,9 %, в Великобритании — 4,2 %, в Австрии — 3,4 %, в Италии — 3,3 %, а также в Испании и Ирландии — по 3,1 %. Наименьшее число желающих быть только европейцами отмечено в Финляндии и Швеции по 1 %, в Дании — 1,2 %, в Португалии — 1,6 %.
Число желающих оставаться только гражданами своего национального государства в Великобритании составило 64,7 %, в Финляндии — 59,9 %, в Швеции — 57,7 %, в Греции — 55,35 %, в Австрии — 53 %, в Ирландии — 50,1 %, в Нидерландах — 49 %, в Португалии — 46,5 %, в Дании — 43,5 %, а в остальных государствах-членах — менее 40 %.
Анализируя приведенные данные, нетрудно заметить, что по мере развития Европейского сообщества вообще и Европейского Союза, в частности, число приверженцев последнего не только не возрастает, а в целом в ряде государств-членов, наоборот, значительно уменьшается. Наряду с другими факторами, отнюдь не свидетельствующими об усилении социально-политической составляющей Европейского Союза, это дает основание евроскептикам утверждать, что данное надгосударственное образование, как и «навеки единая» Европа, — это «грандиозная иллюзия» (Europe: grand illusion).
Список литературы
Борко Ю.А., Загорский А.В., Караганов С.А. Общий Европейский дом: что мы думаем о нем. М.: Международные отношения, 1991. 232 с.
Кашкин С.Ю. Европейский Союз: Основополагающие акты в редакции Лиссабонского договора с комментариями. М.: Инфра - М, 2008. 704 с.
Право Европейского Союза: учебник для вузов / Под ред. С.Ю. Кашкина. 3-е изд. М.: Юрайт, 2010. 1120 с.
Тойнби А. Цивилизация перед судом истории: сборник / Пер. с англ. М.: Айрис-пресс, 1995. 592 с.
ТопорнинБ.И. Европейское право: учебник. М.: Юристъ, 1998. 456 с.
Dieringer J. Between National Souvereignty and Political Union: How to Overcome Deadlock in the European Union? // Overcoming the EU Crisis: EU Perspectives after the Eastern Enlargement / Еds. by K. Ferencz. Budapest, 2007. P. 71-90.
El-Agraa A. The European Union Economics and Politics. L., 2001. 603 p.
Fligstein N. Euroclash. The EU, European identity and the future of Europe. Oxford, 2008. 279 p.
Moeller J. The Future European Model. Economic Internationalization and Cultural Decentralization. N.Y., 2005. 152 p.
MurrayP. The European Transformation of the Nation State // Europe: Retiling the Boundaries / Eds. by P. Murray, L. Holmes. Sydney, 1998. P. 43-61.
Olsen J.P. Europe in Search of Political Order: An Institutional Perspective on Unity / Diversity, Citizens / Their Helpers, Democratic Design: Historical Drift and CoExistence of Orders. Oxford, 2007. 340 p.
Rifkin J. The European Dream: How Europe’s Vision of the Future is Quietly Eclipsing the American Dream. Cambridge, 2004. 400 p.
State-Building in Europe. The Revitalization of Western European Integration / Ed. by V. Bornschier. Cambridge, 2000. 326 p.
Toje A. The European Union as a Small Power, or Conceptualizing Europe’s Strategic Actorness // European Integration. 2008. № 2. P. 199-215.
Zielonka J. Europe as Empire. The Nature o the Enlarged European Union. Oxford, 2006. 304 p.