Некоторые искусственные уголовно-процессуальные препятствия обеспечению доступа к правосудию
А.С. Бахта, И.С. Смирнова
Статья посвящена требующим законодательного регулирования проблемам, предпосылкой которых являются искусственно созданные уголовно-процессуальные препятствия для производства по уголовным делам
В УПК РФ (далее – УПК РФ) законодатель стремился с возможной полнотой охватить всю сферу регулируемых им отношений для того, чтобы в конкретном случае правоприменения максимально учесть фактические обстоятельства уголовного дела. Поэтому уголовно-процессуальный закон излишне детализирован и даже, на наш взгляд, изощрен по форме, по причине чего порой страдает его содержание. Представляется, что отдельные нормы УПК РФ недостаточно продуманы с позиций их реализации и не содержат тщательно проработанного механизма их исполнения. А усложнение формы ведет к удорожанию всего уголовного судопроизводства.
Несмотря на то, что законодатель преследовал цель детальной регламентации уголовно-процессуальной деятельности, наряду с последующей пробельностью (вызванной появлением новых отношений, которые хотя и находятся в сфере правового регулирования, но в деталях не могли быть предусмотрены законодателем), существует первоначальная пробельность (обусловленная тем, что в УПК РФ не охвачены формулировками нормативного акта все жизненные случаи, требующие правового регулирования, имеются просчеты в использовании средств юридической техники, т.е. допущены недостатки в конструировании той или иной нормы). Однако отсутствие конкретного порядка, процедуры не может служить основанием к отказу в доступе к правосудию и ограничить, или даже перечеркнуть действие материального уголовного закона.
Согласно Конституции РФ высшей ценностью в государстве является человек, его права и свободы (ст. 2), которые действуют непосредственно и «определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти ... и обеспечиваются правосудием» (ст. 18).
Современная концепция прав человека исходит из необходимости их законодательного закрепления и последовательного обеспечения государством возможности их использования каждым человеком. А потому положение личности в обществе, ее взаимоотношения с государством, степень обеспеченности, защищенности и гарантированности прав человека относятся к наиболее насущным проблемам и рассматриваются как приоритетный критерий состояния законности в той или иной стране.
Суды обязаны обращать особое внимание на соблюдение прав и законных интересов граждан при производстве по уголовным делам, требовать неукоснительного соблюдения норм не только уголовно-процессуального законодательства, но и международных норм о правах человека1.
Согласно международным актам все равны перед законом и имеют право без какого-либо различия на равную защиту со стороны закона, на эффективное восстановление в правах компетентными национальными судами в случаях нарушения основных прав, предоставленных человеку конституцией или законом2; имеют право при рассмотрении любого предъявленного им уголовного обвинения, на справедливое и публичное судебное разбирательство компетентным, независимым и беспристрастным судом в течение разумного срока (т.е. быть судимыми без неоправданной задержки)3. Государства в области уголовного правосудия должны гарантировать гражданам наличие судебных органов, способных обеспечить быстрое и справедливое отправление правосудия4.
В главе «Доступ к правосудию и справедливое обращение» Декларация основных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупотребления властью закрепляет фундаментальное право жертв на доступ к механизмам правосудия и скорейшую компенсацию за нанесенный им ущерб в соответствии с национальным законодательством5.
Под доступом к правосудию следует понимать наличие у субъектов права возможности (средств, условий) обращаться в суд с требованием восстановления нарушенного права и (при необходимости) оказания воздействия на нарушителя этого права.
К такому пониманию доступа к правосудию приводит анализ международно-правовых актов. Например, ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г. устанавливает, что «каждый имеет право при определении его гражданских прав и обязанностей или при рассмотрении любого уголовного обвинения, предъявленного ему, на справедливое публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона». В подпункте «с» п. 3 ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах 1966 г. зафиксировано право каждого «быть судимым без неоправданной задержки».
Для соблюдения международных принципов уголовно-процессуальное законодательство должно быть оптимально сбалансированным, т.е. обладающим свойством правового равновесия между гарантом прав (государством) и личностью, которой, вне сомнения, является не только подозреваемый (обвиняемый), но и потерпевший. Этим целям послужило внесение в уголовно-процессуальное законодательство ряда изменений и дополнений в 90-е годы XX века, в результате чего произошло значительное усиление гарантий прав личности в уголовном процессе. Целую группу нормативных положений этого направления включила в себя и Конституция РФ (глава 2 её содержит даже более широкий спектр защищаемых прав и свобод, чем, к примеру, Конвенция о защите прав человека и основных свобод 1950 г.). И тем не менее, «весы» качнулись в сторону расширения и обеспечения прав обвиняемого (а не потерпевшего) без учета сегодняшних реалий, состояния, динамики и тенденций преступности. Подтверждением тому служат положения новейшего уголовно-процессуального закона.
Декларация основных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупотребления властью 1985 г. (ст. 6) предусмотрела обязанность государственных органов и должностных лиц содействовать тому, чтобы судебные и административные процедуры в большей степени отвечали потребностям жертв путем предоставления им полной информации об их роли и об объеме их прав, сроках проведения и ходе судебного разбирательства, о результатах рассмотрения уголовных дел (особенно по тяжким преступлениям); обеспечения жертвам возможности изложения и рассмотрения их мнений и пожеланий на соответствующих этапах судебного разбирательства в случаях, когда затрагиваются их личные интересы (но без ущерба для обвиняемых); предоставления надлежащей (и не только квалифицированной юридической) помощи жертвам на протяжении всего процесса; предотвращения неоправданных задержек при рассмотрении дел и выполнении решений судебных органов.
Европейский Суд неоднократно рассматривал такие судебные права-гарантии, как доступ к правосудию, длительность судебной (включая досудебную) процедуры, разбирательство дела в разумный срок, судебное разбирательство без неоправданной задержки. Так, «разумный срок» в практике Европейского Суда не является чем-то заранее предустановленным. Решая этот вопрос, суд каждый раз исходит из конкретных обстоятельств дела. Разумный срок, о котором говорится в приведенных международных актах, охватывает расследование до начала судебного разбирательства, непосредственно все судебное разбирательство, включая возможное обжалование принятых решений в вышестоящий суд. При этом учитывается сложность дела, оперативность работы соответствующих государственных органов и должностных лиц, поведение заявителя и последствия несоблюдения разумного срока для заявителя, поскольку требование обеспечения разумных темпов судебного разбирательства весьма важно для уголовных дел, особенно если они сложные, многоэпизодные и групповые, по которым обвиняемые содержатся под стражей, а многочисленные потерпевшие (жертвы преступлений) ожидают восстановления своих прав.
Конституционный Суд РФ подчеркнул, что в рассматриваемых ситуациях объективно создаются препятствия для дальнейшего движения дела, а окончательное решение по делу неоправданно и незаконно задерживается. А потому государство не выполняет свою конституционную обязанность по обеспечению, гарантированию прав и свобод и своевременному и эффективному их восстановлению в случае их нарушения.
Международными документами неоднократно была подтверждена необходимость гарантирования гражданам доступа к механизмам правосудия и справедливому разбирательству в разумный срок. Наличие таких гарантий и их обеспеченность являются одним из основных признаков любого демократического общества. В последние годы судебное разбирательство стало более продолжительным, дорогостоящим и сложным (усложнились и судебные документы) для физических лиц (особенно находящихся в экономически неблагоприятном положении), что существенно ограничивает и затрудняет, а порой делает вообще невозможным осуществление ими права на доступ к правосудию6.
Конституционный Суд России в силу Конституции РФ и Федерального Конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» неоднократно рассматривал дела о конституционности законов по жалобам на нарушение конституционных прав и свобод граждан и по запросам судов, в том числе по вопросам обеспечения доступа к правосудию7.
Реалии правоприменения высветили ряд требующих законодательного регулирования проблем, предпосылкой которых являются искусственно созданные законодательные препятствия для предварительного расследования.
Так, правило ч. 3 ст. 50 УПК РФ может стать мощным инструментом оказания противодействия предварительному расследованию (и даже рассмотрению уголовного дела судом), поскольку предоставляет ничем не ограниченную возможность подозреваемому, обвиняемому по договоренности с защитником манипулировать правом приглашения защитника, бесконечно откладывая момент явки такого защитника для участия в производстве конкретного процессуального действия. А дознаватель, следователь, прокурор или суд вынуждены терпеть подобное поведение подозреваемого, обвиняемого, т.к. в случае неявки приглашенного защитника в течение 5 суток со дня заявления ходатайства о приглашении защитника дознаватель, следователь, прокурор или суд имеют единственное право – предложить подозреваемому, обвиняемому пригласить другого защитника. Принять же меры по назначению защитника они могут только в случае отказа подозреваемого, обвиняемого от самостоятельного приглашения защитника. Иными словами, на должностных лиц и государственные органы, осуществляющие уголовное судопроизводство, надета законодательная «смирительная рубашка»: подозреваемый, обвиняемый самостоятельно или по договоренности с защитником по истечении каждых 5 суток заявляют ходатайство о приглашении очередного защитника, не отказываясь от этого права. И неважно, по уважительной причине или без нее не является приглашенный защитник для участия в уголовном деле (закон, а конкретнее, первое предложение ч. 3 ст. 50 УПК РФ, такого условия не содержит).
Второе предложение ч. 3 ст. 50 УПК РФ продолжает расширять возможности подозреваемых, обвиняемых по противодействию предварительному расследованию и по избежанию справедливого наказания, поскольку в нем речь идет только о явке защитника, уже участвующего в уголовном деле. Но выражения «приглашенный защитник» и «участвующий в уголовном деле защитник» семантически не равны, т.к., исходя из требований ч. 4 ст. 49 УПК РФ, адвокат допускается к участию в деле в качестве защитника по предъявлении удостоверения адвоката и ордера. Если же «защитник» не прибыл и не представил названных документов, значит, он и не участвует в уголовном деле, следовательно, в процессуальном смысле не является защитником. Здесь уместно напомнить определение термина «защитник», закрепленное в ч. 1 ст. 49 УПК РФ: процессуальным статусом защитника обладает лицо, осуществляющее (здесь и далее курсив наш – А.Б., И.С.) в установленном УПК РФ порядке защиту прав и интересов подозреваемых и обвиняемых и оказывающее им юридическую помощь при производстве по уголовному делу. Трудности в деятельности правоприменителя будут прогрессировать в случае расследования и окончания сложных (многоэпизодных, объемных) уголовных дел по обвинению большого числа лиц, каждое из которых согласно ч. 1 ст. 50 УПК вправе пригласить несколько защитников.
Казалось бы, положения ч. 4 ст. 50 УПК РФ (предусматривающие правило о принятии мер по назначению дознавателем, следователем или прокурором защитника в случае невозможности явки защитника, приглашенного подозреваемым, обвиняемым, в течение 24 часов с момента задержания подозреваемого или заключения под стражу подозреваемого, обвиняемого) предоставляют должностным лицам средство сопротивления злоумышленным действиям подозреваемого, обвиняемого и (или) его защитника. Однако при вдумчивом прочтении становится ясно, что это правило распространяется исключительно на ситуации задержания подозреваемого или заключения подозреваемого, обвиняемого под стражу. Кроме того, даже если в ходе предварительного расследования все же удастся воспользоваться нормами чч. 3 и 4 ст. 50 УПК РФ, то обнаруживается еще одно ограничение (а фактически – законодательное препятстви
Правило ч. 4 ст. 215 УПК РФ, с нашей точки зрения, также относится к искусственным процессуальным препятствиям, расставленным на пути предварительного расследования, мешающим следователю противостоять злонамеренным действиям защитника, не являющегося для ознакомления с материалами оконченного производством уголовного дела. И здесь законодатель продолжил испытывать органы предварительного расследования на прочность, поскольку следователь при неявке защитника вправе только предложить обвиняемому избрать другого защитника или по ходатайству последнего принять меры для явки другого защитника.
Тем самым создаются неблагоприятные последствия не только для обвиняемых, не злоупотребляющих указанным процессуальным правом, но и для всех остальных, поскольку УПК РФ не предусматривает процедуру ознакомления (в частности, очередность по лицам и последовательность предоставления томов уголовного дела) обвиняемых и их защитников с материалами дела (решение этого вопроса отдано на усмотрение следователя). Здесь, кстати, возникает еще одна проблема. В последние годы участились случаи приглашения обвиняемым нескольких защитников для его защиты и оказания ему квалифицированной юридической помощи. Однако УПК РФ рассчитан на «усредненное» уголовное дело с участием одного обвиняемого, одного защитника (или даже без его участия), одного потерпевшего. Но реалии преступности таковы, что она становится все более профессиональной, групповой, многоэпизодной. В законе же не предусмотрен алгоритм предъявления следователем материалов оконченного предварительного расследования всем обвиняемым и их защитникам, одному обвиняемому и всем его защитникам. Момент доступа обвиняемых к правосудию (в смысле обеспечения возможности быть судимым без неоправданной задержки) оттягивается. Кроме того, необходимо помнить и о потерпевшем, о соблюдении его права на скорый суд (в указанных ситуациях его доступ к механизмам правосудия окажется закрытым на неопределенное время). Так, для ознакомления обвиняемых с материалами сложных многотомных уголовных дел порой требуются годы. К примеру, уголовное дело по обвинению В. Соловьевой (ИЧП «Властелина») насчитывало 485 томов, а по обвинению руководителей АК «Чара» – 1185 томов8.
Среди искусственно созданных законодательных препятствий для окончания предварительного следствия возможно назвать норму ч. 3 ст. 217 УПК РФ, предоставляющую в распоряжение обвиняемого, не содержащегося под стражей, и его защитника возможность явно затягивать время ознакомления с материалами уголовного дела и, соответственно, противодействовать расследованию и обеспечению потерпевшему доступа к правосудию, поскольку правило о судебном установлении определенного срока для данного процессуального действия распространяется только на обвиняемого, содержащегося под стражей. По-видимому, с точки зрения законодателя, на преодоление этой тупиковой ситуации направлено правило, закрепленное в ч. 5 ст. 215 УПК РФ. Однако оно распространяется исключительно на случаи неявки или уклонения иным образом от ознакомления с материалами уголовного дела обвиняемого, не содержащегося под стражей. О явном затягивании таким обвиняемым времени ознакомления с материалами оконченного производством дела закон речи не ведет. Возникает вопрос: возможно ли в данной ситуации с целью преодоления отмеченного законодательного пробела использовать прием аналогии и распространить правило ч. 3 ст. 217 УПК РФ на действия обвиняемого, не содержащегося под стражей, и (или) его защитника? Ответ: однозначно нет, поскольку при этом будут нарушены принципы уголовного судопроизводства и ограничены права участников судопроизводства. Нравственные начала уголовного процесса должны быть соблюдены даже при недостатках закона. Здесь требуется восполнение законодательного пробела путем внесения изменений (дополнений) в УПК РФ.
Пленум Верховного Суда РФ в постановлении от 5 марта 2004 г. № 1 «О применении судами норм Уголовно-процессуального кодекса РФ» не разрешил обозначенные нами тупиковые ситуации производства и окончания предварительного расследования, особо указав (п. 3) на обязательность участия защитника, если подозреваемый или обвиняемый не отказался от него в порядке, установленном ст. 52 УПК РФ9.
Согласно пп. 3, 5, 7 ч. 4 ст. 44, пп. 3, 4, 5 ч. 2 ст. 54 УПК РФ гражданский истец и гражданский ответчик наделены правом давать показания по предъявленному иску. При этом в п. 7 ч. 4 ст. 44 УПК РФ указано, что при согласии гражданского истца дать показания он должен быть предупрежден о том, что его показания могут быть использованы в качестве доказательств по уголовному делу. Аналогичное правило закреплено в п. 4 ч. 2 ст. 54 УПК РФ. Однако показания гражданского истца и гражданского ответчика не включены в перечень источников доказательств ч. 2 ст. 74 УПК РФ. Соответственно, в силу положений ст. 75 УПК РФ сведения, полученные из показаний этих участников уголовного судопроизводства (речь идет о ситуациях, когда потерпевший и гражданский истец, обвиняемый и гражданский ответчик – разные лица), неизбежно должны быть признаны недопустимыми доказательствами. На практике названных участников допрашивают по общим правилам проведения допроса (ст.ст. 189-190 УПК РФ), оформляя при этом протокол допроса свидетеля (т.е. используется прием аналогии). Представляется, что аналогия здесь применена быть не может, поскольку это вызывает осуществление действий со стороны правоприменителя, которые не предусмотрены законом и противоречат ему (фактически нормы УПК РФ вступают между собой в коллизию).
Таким образом, уголовно-процессуальный закон в определенной степени закрывает доступ к правосудию названным участникам процесса. Проблема усугубляется, если учесть, что по многоэпизодным уголовным делам может быть значительное число гражданских истцов. В качестве примеров можно назвать уголовные дела, возбужденные в отношении сотрудников и руководителей компаний «Тандем-Тибет» (200 тысяч гражданских истцов), «Русский дом селенга» (2, 4 миллиона гражданских истцов), «Русское золото», «Гермес-финанс», «Хопер-инвест», «Русская недвижимость», «МММ» (почти 7 миллионов гражданских истцов)10.
Среди проблем реформированного уголовного судопроизводства можно также назвать отсутствие возможности заочного избрания заключения под стражу в отношении обвиняемого (из толкования положений чч. 4 и 5 ст. 108 УПК РФ вытекает вывод, что это правило не распространяется на подозреваемого).
Пленум Верховного Суда РФ в постановлении № 5 от 10 октября 2003 г. «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров РФ» указал, что при осуществлении судопроизводства суды должны проводить судебное разбирательство по уголовным делам в разумные сроки, в которые засчитывается как время предварительного следствия, так и время самого судебного разбирательства в силу п. 1 ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод11. Думается, что Верховный Суд РФ в данном случае действовал не по аналогии, а субсидиарно применил норму другой отрасли права (международного), во-первых, исключительно как норму, имеющую уголовно-процессуальный характер, и во-вторых, в соответствии с ч. 4 ст. 15 Конституции РФ и ч. 3 ст. 1 УПК РФ как норму прямого действия, являющуюся составной частью законодательства РФ, регулирующего уголовное судопроизводство.
Учитывая положения Конституции РФ и названных ранее международно-правовых актов, Конституционный суд России напомнил органам, осуществляющим предварительное расследование, и судам их обязанность следовать конституционным предписаниям, гарантирующим гражданам доступ к правосудию и судебную защиту, что предполагает установление как юридических, так и фактических оснований принятия процессуальных решений, ограничивающих права и свободы граждан.
Перечень искусственно созданных законодателем препятствий для доступа к правосудию, к сожалению, обширен, и они влекут отрицательный результат для функционирования всей правовой системы, снижают и даже нивелируют эффективность уголовного судопроизводства.
Недостатки УПК РФ значительны, и во всем своем несовершенстве он принят и действует, как представляется, в качестве промежуточного закона, создавая в определенной степени иллюзию развития уголовно-процессуального законодательства. А потому полемика в юридической литературе об уместности в правовом поле России достаточно большого количества норм УПК РФ еще долго не прекратится, и процесс совершенствования уголовно-процессуального законодательства будет продолжен. Право же, являясь своеобразной стабильной и в то же время динамичной системой, должно предусматривать возможность оперативного учета потребностей общественного развития.
Упомянутая возможность для обеспечения стабильности УПК РФ заключается, на наш взгляд, в следующем: 1) разумное введение в текст закона оценочных понятий, поскольку относительная определенность в уголовно-процессуальном праве оказывает существенное влияние на универсальность законодательства в историко-социальном аспекте; 2) снижение степени казуистичности, которая, с одной стороны, излишне связывает инициативу правоприменителя и предопределяет его поведение, а с другой - вновь возникающие конкретные совокупности обстоятельств выпадают из области правового регулирования; 3) увеличение в законе числа открытых перечней, что позволит правоприменителю свободнее ориентироваться в уголовно-процессуальной материи; 4) восполнение пробелов законодательства как путем использования института аналогии, так и путем правотворчества; 5) разъяснение законодательных положений Верховным судом РФ и их толкование Конституционным судом РФ.
Список литературы
1. См.: Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 31 октября 1995 г. № 8 «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия” // Сборник постановлений Пленумов Верховных Судов СССР и РСФСР (РФ) по уголовным делам. М. 1996. С. 558-565; Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 10 октября 2003 г. № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации // Бюллетень Верховного Суда РФ 2003. № 12. С. 3-8.
2. См.: Всеобщая декларация прав человека (ст.ст. 7, 8) // Международные соглашения Организации Объединенных Наций в области защиты прав человека и борьбы с преступностью. Сборник международных документов. Выпуск 1. М. 1989. С. 8.
3. См.: Международный пакт о гражданских и политических правах (ст.ст. 3, 9, 14) // Там же. С. 26, 29-32. Аналогичные положения предусмотрены принципами 11 и 38 Свода принципов защиты всех лиц, подвергаемых задержанию или заключению в какой бы то ни было форме, и ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (См.: Эрделевский А.М. Обращение в Европейский Суд. М. 1999. С. 51-52.
4. См.: Каракасская декларация (ст. 6) // Международные соглашения Организации Объединенных Наций в области защиты прав человека и борьбы с преступностью. Сборник международных документов. Выпуск 1. М. 1989. С. 145.
5. См.: Декларация основных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупотребления властью (ст. 4) // Там же. С. 112.
6. См.: Доступ к правосудию (серия публикаций) // Российская юстиция. 1997. № 6. С. 2; См. также: Российская юстиция. 1997. № 6-11.
7. См., например: Постановление Конституционного Суда РФ от 3 мая 1995 г. № 4 по делу о проверке конституционности статей 220-1 и 220-2 УПК РСФСР // Вестник Конституционного Суда РФ. 1995. № 2-3. С. 39-44; Постановление Конституционного Суда РФ от 13 июня 1996 г. № 14-П по делу о проверке конституционности ч. 5 ст. 97 УПК РСФСР // Нормативно-правовые акты об уголовном судопроизводстве: Сборник документов в 2-х ч. Часть первая / Сост. А.М. Баранов, А.С. Бахта, П.Г. Марфицин. Омск. 2001. С. 31-36; Постановление Конституционного Суда РФ от 2 июля 1998 г. № 20-П по делу о проверке конституционности отдельных положений статей 331 и 464 УПК РСФСР // Там же. С. 81-88; Определение Конституционного Суда РФ от 25 декабря 1998 г. № 167-О по делу о проверке конституционности частей 4, 5 и 6 статьи 97 УПК РСФСР // СЗ РФ. 1999. № 1. Ст. 230; Постановление Конституционного Суда РФ от 23 марта 1999 г. № 5-П по делу о проверке конституционности положений ст. 133, ч. 1 ст. 218 и ст. 220 УПК РСФСР // СЗ РФ. 1999. № 14. Ст. 1749, и др.
8. См.: Скворцова-Ардабацкая Е. Меня все предали // Московский комсомолец. 1999. № 20 (107); Капитал с уголовным прошлым // Российская газета. 1998. 4 декабря.
9. См.: Российская газета. 2004. 25 марта.
10. См., например: Козлова Н. Пока закон бессилен … // Российская газета. 1997. 12 февраля; Пирамиды, которые нас завалили // Комсомольская правда. 2001. 18 января; Минаева О. «Властелина» вышла на свободу // Аргументы и факты. 2001. № 3; Мурабов Б., Семенова Е. «Великие комбинаторы» кончают бурно, но плохо // Аргументы и факты. 2001. № 3.