Безумие. Состояние вопроса
Кирилюк С. С.,
канд. филос. н.,
Челябинский Государственный университет,
преподаватель кафедры «Специальная и клиническая психология»
«Безумие есть крайняя степень отчуждения, а отчуждение вообще принадлежит сущности человека».
Жан Ипполит
Проблема безумия, его этиологии, патогенеза, диагностики и лечения на сегодняшний день достаточно актуальна. Традиционные клинические методы не решают проблем безумия радикально. Сложившаяся на сегодняшний день ситуация не позволяет выполнить самую главную задачу медицины - предупредить заболевание, или хотя бы отодвинуть его во времени, дать пациенту шанс «превозмочь бессвязность и хаос этой экзистенциальной катастрофы» [10]. Безумие содержит в себе определённую истину о человеке, «…изучение аномальных феноменов помогает лучше понять норму» [20]. И даже более: «Психоз…куда больше говорит о человеке, чем так называемая нормальность» [8].
В современных условиях всеобщей транзитивности, о чём свидетельствуют распад ценностного полотна цивилизации, кризис современной культуры, формирование новых форм бытия – бытия в общемировой информационной сети, актуализируются все феномены переходности (апории, антиномии, парадоксы, маргинальность и многие другие). Безумие же, наряду с Корыстолюбием, Гордыней, Праздностью и Ленью во все времена олицетворяло собой в понимании человечества одну из главных фигур пограничного, переходного, маргинального[1]
сюжета [15]. Все феномены переходности – краевые пространственные эффекты, обусловленные истощением нормы в удалении от символического центра пространства, и в философском смысле являются онтологически вторичными.
Представляется целесообразным рассмотреть проблему в понятийном поле постмодернизма, для которого термины «пространство», «граница», «переходность», «норма» и «не-норма» являются основополагающими.
Безумие занимает маргинальное положение не только в мире антропологических феноменов – «безумие и безумец …несут в себе и угрозу, и насмешку, и головокружительную бессмыслицу мира, и смехотворное ничтожество человека» [17], но и в трехмерном, жестко структурированном пространстве клинической медицины.
Медицина не всегда была трёхмерной – анатомия и физиология получили статус наук не так давно – в период Реформации. Психиатрия и сегодня является областью медицинского знания, до сих пор не имеющей анатомического измерения, то есть, «не имеющей места». Отсутствует даже сама идея status localis,
размещающая бытие болезни с ее причинами и результатами в определённой пространственной локальности. Фактически, психиатрия продолжает оставаться в XVIII веке, то есть в самом начале формирования клинического метода, когда за означаемым (объективной реальностью, в том числе и болезнью) общепризнавалось гораздо больше прав и потенций, чем за означающим (знаком, символом, симптомом). Как пишет М. Фуко, основной вопрос медицины «Что с Вами?» уже к концу XVIII века сменился вопросом «Где у Вас болит?», ставший главным принципом дискурса [16]. С этого времени медицина точно согласовывается с патологической анатомией, предписывающей каждой болезни чёткую пространственную конфигурацию. Симптоматика из мира познания
превратилась в способ познания
, в результате чего в общеклиническом дискурсе незаметно отодвинулось на второй план, а затем и вовсе забылось, что болезнь – всегда двойная реальность познания и практики, в которой «…счастливо уравновешиваются система природа-болезнь с видимыми, погруженными в невидимое формами, и система время-исход, которая предвосхищает невидимое благодаря ориентировке в видимом» [18]. И только психиатрия помнит об этом всегда, принуждаемая объективной реальностью нарушенной субъективности пациента. Соматика же в течение последних столетий, прошедших со времён Реформации, фетишизировав Симптом, успешно продвигается по пути традиционного внутрипарадигмального системного научного знания. И всё было бы хорошо, если бы внезапно открывшиеся благодаря медицинскому научному познанию особенности человеческого организма (например, различные иммуноизвращения – от дефицитов различного генеза до аллергических реакций, резистентностей, привыканий, идиосикразий, устойчивостей, и т.п.) и проблемы современной медицины (как этические, так и биологические) не показывали нам так явно, что даже самое доскональное познание видимого (симптоматики в её абсолюте) не избавляет нас от вероятности очень скоро вновь оказаться лицом к лицу с невидимым, непредсказуемым, неконтролируемым миром человеческой природы, в котором болезнь, понимаемая как комплекс симптомов и синдромов – лишь временное и достаточно условное сочетание видимых нами форм. Психиатрия же всё это время безмятежно продолжает пользоваться симптомом
как средством
познания человека. И вопрос «Что с Вами?» в пространстве психиатрии отнюдь не праздный.
Отсутствие пространственной локализации обусловливает отчётливый онтологический дефицит психиатрии по сравнению с другими областями медицинского знания. Разумеется, делаются попытки компенсировать этот дефицит. Например - актуализация в понятийном пространстве психиатрии в качестве основания категории времени. Практически все руководства по психиатрии рассматривают клинику безумия во временном контексте, идёт ли речь о статическом описании или о динамике болезненного процесса. Более того, даже определение наличия или отсутствия у пациента психического заболевания ставится в непосредственную зависимость от длительности болезненного состояния, частоты обострений и усугубления симптомов заболевания во времени. Однако, истощение категорий (в частности, относительность, искривления, изменение направления, распад и др. феномены времени) - один из наиболее значимых характерных признаков переходных пространств. И опора на время как категорию в переходном пространстве оправдывает себя лишь в отсутствие других онтологических оснований.
Для пространства психиатрии как области познания человека (впрочем, как и для любой научной дисциплины) достаточно актуален вопрос критериев. Сегодня не существует чёткого определения психического здоровья. Соответственно, нельзя произвести четкое разграничение психического здоровья и психического нездоровья. Граница между этими двумя состояниями представляется довольно широкой (как в пространстве, так и во времени) переходной полосой, в которой актуализируется весь спектр переходных феноменов, обусловленных истощением Нормы, как это и бывает обычно в переходах. Переходная феноменальность манифестируется локальными нарушениями социализации, аддиктивным поведением, ангедонией, дрейфом личностных ценностей, трансформацией таких личностных модусов как свобода, воля, ответственность и т.п. Пациент может длительное время (а иногда и всю жизнь) демонстрировать эту переходную феноменальность. Достаточно обширный опыт работы с такими пациентами накоплен психотерапией.
В свете философского, в частности, постмодернистского видения проблемы пространств, границ и переходных зон ситуация представляется так, как если бы вообще не существовало такого понятия как «безумие», и только степень социальной адаптации пациента, то есть – принятие им общественных норм и следование общественным нормам, определяла бы отношения к нему той социальной локальности, в которой он самоактуализируется. В концепции постмодернизма мир представляется как воплощение универсального гуманизма, в котором истина открыта и незавершена (в отличие от прежней субстанциональной истины); отсутствуют первосмысл, доктринальный монологизм, бинарные оппозиции (рациональное-иррациональное, старое-новое, конечное-бесконечное, материализм-идеализм и т.п.); время является протяжённым настоящим, вбирающим в себя прошлое и будущее; пространство децентрируется; «субъект» больше не является ценностной точкой отсчёта в культуре. В таком мире не имеет смысла обращение к несоответствию теории предмету, явления - эталону, образцу. «И все то, что сегодня мы переживаем как нечто предельное, или странное, или невыносимое, достигнет безмятежной позитивности. И все Запредельное, Внеположенное, все, что обозначает ныне наши пределы, станет, чего доброго, обозначать нас самих» [19]. Культурный плюрализм постмодерна обусловливает осуществление множества возможностей в рамках строгой дисциплины разума, что исключает осуществление свободы как вседозволенности. При этом человек из объекта воздействия культуры становится эквивалентом культуры, началом всех вещей [6]. В такой ситуации деактуализируются не только безумие, но и вся нынешняя методология изучения психопатологии.
Возможно ли как-нибудь привести в соответствие наши рассуждения о глобальной культурной транзитивности, переходности болезненного мира (как пространства между бытием и небытием) и локальных переходных зонах между здоровьем и нездоровьем (это явление имеет место не только в психиатрии)? Возможно. Во-первых, мир делим и делим до бесконечности. Во-вторых, переход из одного качества в другое вне зависимости от масштаба рассматриваемого явления, согласно Гегелю (постмодернизм не выходит за пределы диалектики), происходит в результате скачка, и скачок, являясь всеобщей формой перехода от одного качественного состояния к другому, представляет собой сложное диалектическое состояние: единство бытия и небытия, когда прошлого качества уже нет, а нового ещё нет и, одновременно, прежнее качество ещё есть, а новое – уже есть. Скачок – замена отмирающих качественных определённостей новыми качественными состояниями, специфическое разнообразие которых обусловливает бесконечное многообразие форм перехода [2]. Сегодня мы можем наблюдать одновременное равноправное (стремящееся к этому) сосуществование самых различных форм идентификаций. И даже более того, постмодернизм предлагает принять как объективную реальность существования разных идентификаций (пусть даже самых «безумных») вне какой-либо соразмерности и изучать локальные процессы и единичные факты без попыток объединить их в единую систему посредством универсального детерминизма. Разумеется, это потребует и совершенно новой методологии.
В отсутствие критериев психического здоровья актуализируется и сакраментальный вопрос «А судьи кто?». Соматодисфункции, личностные и межличностные проблемы, профессиональное выгорание и т. п. лишает оценку больного психиатром объективности. Постулат об объективности врача сегодня тоже не так уж непоколебим. Так, ещё З. Фрейд ставил под сомнение оправданность «непредвзятости» при лечении, например, паранойи [14].
Современная психиатрия активно и небезуспешно пользуется средствами и методами из арсенала традиционной клинической медицины для решения проблем, постоянно возникающих в зоне перехода:
- актуализация «не-нормы» (патологии) в качестве «другой» нормы, нормы в другом масштабе, в другом месте, как возможного прошлого или будущего нормы. Так, реабилитация и социализация больных – довольно значительный аспект психиатрической помощи;
- игровое (в философском понимании термина) освоение пространства с опорой на Метод, Систему и Событийность (что, безусловно, требует дисциплинированного разума). В РФ, как и в большинстве стран цивилизованного мира, психиатрия включена в систему и широко пользуется методами академической нозологической медицины, рассматривающей врача и его пациента Со-Бытийно;
- активное применение средств ритуально-языкового арсенала и законов пространственных распределений (гомо-, пара-, транс- и пр.- логичных). Пример тому – организация медицинской помощи психическим больным, структура, учёт и контроль этой самой помощи по образу и подобию соматической медицины;
- опора на традиции, в частности, на мёртвый язык – латынь, в котором уже гарантированно, в силу его нежизнеспособности, не могут отразиться никакие воплощения транзитивности [7].
Есть только две принципиальных возможности решения любой проблемы:
1) в пределах традиционной логики Логоса. Академическая психиатрия идёт этим путём уже не одно столетие. Огромный клинический опыт, накопленный за это время, постоянно тщательно, разносторонне и методически анализируется, сортируется, группируется, классифицируется. То есть – систематизируется в надежде на то, что познание каким-то образом само синтезирует истину. Конечно, метод (исчерпывающее описание данного объекта, сопоставление его с другими объектами, дополняющее его другими характерными признаками, образующими совокупность признаков) и система (определяет нозологические роды и виды менее произвольным набором признаков, опуская те признаки, которые им противоречат) формируют новый опыт болезни, в ходе которого конкретный больной присоединяется к общей формуле научного протокола, а частный клинический случай становится эпизодом клиники, частью познания. Однако, познание – процесс, тогда как истина – сущность. Или – почти сущность (в классической концепции истинным считается то, что соответствует реальному положению вещей). Как бы нам этого ни хотелось, процесс не может заменить или сам по себе сформировать сущность. Познание может приблизить нас к истине, но только в том случае, если истина располагается в пределах данной парадигмы и отвечает всем её критериям, то есть – «исторична, целостна, детерминирована» [11]. А если - нет? Современная психиатрия являет нам несомненные отдельные примеры историзма, но никак не целостности, и уж менее всего – детерминированности, увы. В таком случае остаётся искать решение
2) вне пределов логики Логоса. В этом нет ничего внеположенного, напротив, выход за пределы (границы) логики манифестирует эти пределы и тем самым ещё раз убеждает нас в абсолютной реальности пространства логики и указывает на познание как на единственно возможный путь решения подавляющего большинства проблем. Но, однако, не всех. Дело в том, что абсолютная реальность какого-либо одного пространства, в данном случае – пространства логики, вовсе не исключает существования и других не менее реальных пространств. Как справедливо заметил один из героев Стивена Кинга (падая в пропасть), есть и другие миры. Вспомним, хоть это и не имеет непосредственного отношения к психиатрии, что размышления по поводу принципиальной недостижимости устойчивости мира с точки зрения классической механики Ньютона вынудили Н. Бора отказаться от классической механики при объяснении внутреннего строения атома и представить себе проблему в виде парадокса (переходного феномена). Так родилась атомная физика, в пределах которой необъяснимое с позиций классической механики поведение атомных составляющих получило, наконец, позитивный статус. Мир от этого устойчивее не стал, но человечество получило атомную физику со всеми вытекающими последствиями.
Парадокс - отношение двух противоположных утверждений, для каждого из которых имеются убедительные аргументы (удивительно похоже на антиномию, не правда ли?). «В логике – противоречие, полученное в результате внешне логически правильного рассуждения, приводящее к взаимно противоречащим результатам. Наличие П. означает несостоятельность какой-либо из посылок (аксиом), используемых в данном рассуждении или теории в целом, хотя эту несостоятельность зачастую трудно обнаружить, объяснить и тем более устранить» - таково классическое определение [13] .
Попытаемся представить себе безумие как парадокс: выраженные клинически
или события
, состоящего в открытии пути, в том, чтобы перейти, т. е. пойти за
» [5]. Решение, удовлетворяющее бытие в переходной зоне, состоит не только в отсутствии самого решения, но и в нецелесообразности даже каких-либо попыток решить парадокс в пределах данной парадигмы. На наш взгляд, более всего сущность парадокса выражает следующее определение: парадокс – особая форма отношений с действительностью, которая обозначает несоответствие предпосылок или истоков событий, невозможность привести в соответствие сами события и одновременно делает возможным, реальным и даже необходимым поиск оснований за пределами данной реальности, личности и бытия. Для решения парадокса не остаётся ничего другого, кроме как взять за основание непостижимое (непостижимое на момент исследования). Как отмечает М. Решетников, «…развитие науки может идти только в том случае, если выдвигаемые гипотезы будут настолько смелыми, насколько это возможно, и опровергающими предшествовавшее знание» [9]. Проблема безумия как парадоксального явления в принципе неразрешима способами рациональной методологии.
Анализ истории парадоксов в свете философии постмодернизма позволяет нам характеризовать переходное пространство как избыточно символичное, универсальное, но одновременно – недостаточно категориальное и, в соответствии с этим - выделить несколько способов преодоления парадоксальности. История науки представляет нам огромное множество блистательных решений совершенно, казалось бы, безысходных, неразрешимых парадоксов:
1) перевод одной или обеих парадоксальных составляющих в другую категорию, например - из времени в пространство, из качества в количество, из случайности в необходимость, из возможности в действительность и т.д. или наоборот.
Так была решена проблема иррациональных чисел, общепредставляемых в виде бесконечных периодических дробей (√2 = 1,41.., π = 3,14... и т. д.): они не имели реального смысла. Найти для них реальное физическое толкование можно только одним способом: представить их не в виде чисел, а в виде длин, то есть перевести их в геометрическое измерение. Но геометрия - наука о пространстве, тогда как математика в узком, арифметическом, её смысле структурирует время. Перевод парадоксальной составляющей из категории времени в категорию пространства и привёл к решению парадокса;
2) замена одной или обеих парадоксальных составляющих знаком или символом.
В частности, замена «ничто», к которому стремится парадоксальная величина, бесконечно малым, но отличным от нуля, числом, разрешила одну из серьёзных математических проблем начала XIXв.– проблему противоречивости бесконечно малых чисел;
3) универсализация общей задачи, условий, методики и результатов.
Универсализация проблемы позволила Г. Селье выдвинуть знаменитую «теорию стресса», сразу ставшую бестселлером в мире научных страстей.
История науки убеждает нас в том, что если проблема на любом этапе её решения перестает быть специальной, то угол обзора проблемы на данном этапе значительно расширяется, что позволяет увидеть её – проблему - в контексте всей эволюции науки и воспользоваться для её решения всем арсеналом форм, методов, средств и способов познания, в том числе и внепарадигмальных.
Один из возможных путей решения проблемы безумия предлагает постмодернизм – человек понимается как бесконечный несамотождественный текст.
Человек рождается в символический мир и осваивает его с помощью языка, слов, текстов. Любая эпистема (система дискурсов) формирует свой языковой код, свод норм, которые бессознательно определяют поведение. Мир культуры и человек рассматриваются как бесконечный текст. Задача состоит в том, чтобы проникнуть в зазеркалье языка, в его несамотождественность. Единицы речи, лингвистические структуры, транслирование смыслов, выход в телесность, личностные коды – очень поверхностный и неполный перечень способов организации индивидуального содержания (Р. Барт, Ж. Бодрийар, Ф. Гваттари, Ж. Делёз, Ж.-Ф. Лиотар, М. Фуко и др.).
Психоанализ Ж. Лакана предполагает, что язык и бессознательное функционируют аналогично. Соответственно, анализ и корректировка символических структур языка является вмешательством в бессознательное психическое содержание. Маргинальные образования языка пациента (оговорки, остроты, описки и т. п.) предлагается использовать в качестве материала для психодиагностики.
М. Фуко и Ж. Делёз достаточно убедительно показывают, что языковые структуры занимают в системе индивидуального опыта человека постмодерна центральное место – место субъекта. Традиционный субъект-объектный мир трансформируется, вместе с ним трансформируются и традиционные представления о безумии.
Каким именно из способов будет разрешена проблема безумия, покажет время.
На сегодняшний день безумие представлено в объективной реальности - трансформацией субъективности пациента; имеет историю – как общечеловеческую, так и историю отдельных форм заболевания и историю каждого отдельного клинического случая (по крайней мере, академическая психиатрия к этому стремится); располагает огромным количеством всевозможных классификаций и даже, пусть отчаянно-универсальным, но всё же – лечением. Отсутствуют: критерии, пространственная локализация и онтологические основания, что делает невозможным решение проблемы в пределах парадигмы клинической медицины. Другими словами, безумие не только в нашем представлением, но и объективно представляет собой парадокс и отвечает всем его критериям. Поскольку парадокс всегда точно определяет место прорыва в новую реальность, то можно ожидать, что именно здесь, на границе нормы и безумия произойдёт прорыв в новое понимание субъективности, возможно даже, в новые формы бытия человека.
К сожалению, нельзя предвидеть, каким оно будет, это новое понимание субъективности. Но уже сейчас мы можем видеть намечающийся путь, начало перехода. И уже сейчас можно предположить, что решение проявится на стыке постмодернизма (как философии перехода), лингвистики (как науки о языковых моделях систематизации мира культуры в его развитии и организации индивидуального опыта) и наук о психике человека, в частности психологии, психотерапии и психиатрии. Мы даже можем назвать людей, которые обозначили если не сам путь, то возможное его направление: Р. Барт, Э. Бенвенист, М. Божович, Ж. Делёз, Ж. Деррида, Ж. Лакан, Ж.-Ф. Лиотар, К. Леви-Стросс, С. Леклер, Р. де Соссюр, М. Фуко и др.
В нашей общей же реальности остаётся восхищаться самоотверженностью и подвижничеством профессионалов, которые, несмотря на все трудности, всё это время продолжают оставаться с больными в их несчастной, распадающейся субъективности. Выводы:1. Проблема безумия сегодня неразрешена.2. Проблема безумия неразрешима средствами традиционной (рациональной) методологии. 3. Безумие занимает маргинальное положение в пространстве традиционной медицины и является парадоксом. 4. Для решения проблемы безумия должно быть применимо внепарадигмальное знание. 5. Результатом внепарадигмального изучения безумия могут явиться новое понимание субъективности и, возможно, новые формы бытия человека.Литература
психиатрия безумие кризис медицина
1. Ганнушкин П.Б. Клиника психопатий, их статика, динамика, систематика. – Н. Новгород: НГМА, 2000. – 124 с. – (Библиотека медицинской классики. Психиатрия.)
2. Гегель Г. В. Ф. Философская пропедевтика. – М.: Мысль, 1973 г., - 630 с.
3. Делёз Ж. Логика смысла. – М.: Академия, 1995. - 298 с.
4. Деррида Ж. Страсти. Кроме имени / Эссе об имени. – СПб.: Алетейя, 1998. – 192 с. – С.85.
5. Деррида Ж. Кроме имени / Эссе об имени. – СПб.: Алетейя, 1998. – С. 95-96.
6. Катков А.Л. Полюс психического здоровья – проблемы идентификации // - М.: «Психическое Здоровье», №№ 10,11,12, 2006. №№ 1,2,3, 2007.
7. Кирилюк С.С. Проблемы переходности и способы их преодоления. Клиника как частный случай переходности // Актуальные вопросы практической и теоретической медицины. Вып. III. – Челябинск: ЧелГМА, 2007. - С. 53-55.
8. Мазин В. Введение в Лакана. – М.: ФНИ Прагматика культуры, 2004, – С. 32.
9. Решетников М. Психическое расстройство / Лекции. – СПб.: Восточно-Европейский Институт Психоанализа, 2008. 272 с. – С. 182-183.
10. Сакс О. Человек, который принял жену за шляпу и другие истории из врачебной практики. – СПб: SciencePress, 2005. – 301 с.
11. Старицын А.С. Перспективы изучения проблемы шизофрении // В сб.: Психосоциальные и биологические факторы в возникновении нервно-психических заболеваний. Тезисы докладов. – Пермь, 1994. – С. 5-6.
12. Сухотин А. К. Парадоксы науки. – М.: Молодая гвардия, 1978. – 240 с.
13. СЭС под ред. Прохорова А. М. -М.: Советская Энциклопедия, 1985. – С.: 963.
14. Фрейд З. Психоаналитические заметки об одном случае паранойи, описанном в автобиографии (1911) // Фрейд З. Собрание сочинений в 26 томах. Том 3. Одержимость. Паранойя. Перевод с нем. С. Панкова. – СПб.: ВЕИП, 2006. – С. 73.
15. Фуко М. История безумия в классическую эпоху. – СПб.: Университетская книга, 1997. - 576 с. – С. 87.
16. Фуко М.Рождение клиники. – М.: Смысл, 1998. – 323 с. – С. 21.
17. Там же. – С.35.
18. Там же.– С.143.
19. Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет / Пер. с франц. - М.: Смысл, 1996. - С. 410.
20. Ясперс К. Общая психопатология. Интернет: http://www.koob.ru
21. Ясперс К. Смысл и назначение истории. -М.: Республика, 1994. – С. 411.
Сведения об авторе
Кирилюк Светлана Сергеевна, канд. философ. наук, преподаватель кафедры «Специальная и клиническая психология» Челябинского Государственного университета, д. а.: 484005 г. Челябинск, ул. Краснознамённая, д. 27-А, кв. 25, с.т.: 89128934652.
Kirilyuk S. S. , kand. ph. sci., Chelyabinsk’s State University, chair: «Special and clinical psychology».
Основные публикации:
Монография:
1. Феномен маргинальности: проблема устойчивости бытия личности.
Статьи:
1. Диаспора – оптимальная форма адаптации мигрантов // Вестник ЧелГУ. Серия 7. «Государственное и муниципальное управление». – Челябинск: ЧелГУ, 2005. №1. – С. 60–68.
2. Игры медицинского мира // Психотерапия. – 2009, №8. – С. 54-58.
3. Игры медицинского мира-2 // Психотерапия. – 2010, №4. – С. 37-39.
4. Клиника как частный случай переходности // Актуальные проблемы медицинской науки, технологий и профессионального образования (юбилейный выпуск). Т. 2. – Челябинск: УГМАДО, 2005. – С. 83–85.
5. Маргинальность и современная Россия: трудности управления. Социально-философский анализ // Вестник ЧелГУ. Серия 7. – Челябинск: ЧелГУ, 2006. №1. – С. 28 – 31.
6. Миграция как частный случай маргинальности (на примере Челябинской области). Хронологические рамки: 1991–2004 гг. // Вестник ЧелГУ. Серия 10. «Востоковедение. Евразийство. Геополитика». – Челябинск: ЧелГУ, 2005. №1 (5). – С. 84–89.
7. Миграция в России: Социально-философские аспекты / Материалы международной научно-практической конференции «Россия: взгляд изнутри и outsid». – Челябинск: ЧГАИК, 2005. – С. 22–25.
8. Парадокс – феномен переходности // Вестник ЧелГУ. Серия 7. – Челябинск: ЧелГУ, 2010. Принята к публикации.
9. Проблема ВИЧ-инфицированных детей в контексте маргинальности как реалии перехода // Вестник ЧГАКИ. – Челябинск: ЧГКАИ, 2006. №2 (12). – С. 57 – 59.
10. Проблема переходности и клиника. (По мотивам произведения Мишеля Фуко «Рождение клиники») / Материалы научно-практической конференции «Онтология культуры» / Вестник Всероссийских научных конференций «Антропология культуры». – Челябинск: ЧелГУ, 2005. – С. 51–57.
11. Содержание понятия «маргинальность» (социально-философский аспект) // Научный сборник ЧелВВКУ. – Челябинск: НИРИО, 2006.- С. 105 – 114.
12. Учение о шизофрении. Философский аспект / Материалы международной научно-практической конференции «Психическое здоровье населения Урала в период социальных преобразований». – Челябинск: Репринт, 2009. - С. 66 – 68.
13. Феномен маргинальности (онтологический аспект) // Социум и власть. – Челябинск: УАГС, 2004. №4. – С. 14–19.
14. Феномен маргинальности – реалия переходного социокультурного пространства (онтологический аспект) // Вестник ЧГАКИ. – Челябинск: ЧГКАИ, 2007. №2 (12). – С. 71 – 86.
15. Феноменология системы означающее-означаемое в сказке // Психотерапия. – 2009, №7. – С. 58-60.
идр.
[1]
Маргинальность – способность занимать крайнюю, пограничную позицию в любой реальности.