Введение в психологию целостной индивидуальности, Базылевич Т.Ф.

Т.Ф. БАЗЫЛЕВИЧ

ВВЕДЕНИЕ В ПСИХОЛОГИЮ ЦЕЛОСТНОЙ ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ

* Наука* ББК 88. 4 и 32 И 32 Издание осуществлено при финансовой поддержке Российского гума­нитарного научного фонда

согласно проекту 97-06------

Рецензенты: доктор психологических наук, профессор Н.Н. Данилова, доктор психо­логических наук, профессор С.А. Изюмова доктор психологических наук, профессор А.И. Крупное Базылевич Т.Ф. К психологии целостной индивидуальности. — М.: Издательство «Институт психологии РАН», 1997. — с.

Монография посвящена проблемам воссоздания целостной индивиду­альности с помощью эволюционно-системного подхода к изучению един­ства индивидуальных особенностей в поведении. Представленные в работе теория, эксперимент и прикладные исследования формируются на стыке дифференциальной психологии и психофизиологии, общей психологии и психогенетики. Совмещение ранее непересекающихся в научном мышле­нии стратегий исследования позволяют рассмотреть синдромы индивиду­альности развивающегося человека в составе внутренних условий его взаи­модействия с миром, которые опосредуют влияние внешних причин. Эко­логическая парадигма исследования анализирует индивидные свойства личности в неразрывной связи с ситуацией развития жизнедеятельности че­ловека. Результаты используются для решения проблем теоретической пси­хологии и для реализации научно обоснованного индивидуального подхода в практической психологии.

Для психологов, психофизиологов, психогенетиков, педагогов, всех ин­тересующихся вопросами трансформации проблем индивидуальных разли­чий в системотехнику изучения целостностной индивидуальности в пове­дении.

О Т.Ф. БАЗЫЛЕВИЧ, 1997

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

Каждый человек отличается от других людей множеством свойств, качеств, характеристик, черт, признаков. Не будет большим преувеличением сказать, что мы тратим значительные силы на попытки познания самого себя, своих индивидуальных особенностей. Однако, обычно используемое при этом самонаблюдение и рефлексия слишком часто приводят к вербализованным рационализациям человеком своих апперцепции, что усугубляет незнание своей индивидуальности и сказывается в иррациональном желании кардинально даже во вред себе и окружающим - изменить себя. Алкоголизм, наркомания, транссексуализм, акцентуации характера, позволяющие хоть на время как бы "выйти" из рамок индивидуально-стабильных особенностей личности, могут быть следствием непознаваемости индивидуальности "житейскими" способами.

Даже внешность человека часто трудно узнается самим ее носителем. Известно субъективное ощущение несхожести оригинала и фотографии ( даже если снимок сделан весьма качествен

но). Этот эффект "незнания себя" еще больше усугубляется при восприятии человеком видеозаписи своего обычного поведения.

Психические же свойства человека, как единство индивидуально-обобщенной психофизиологической

интеграции в поведении, отражающие многоаспектность бытия и связанные с предельно динамичными системными процессами организма, индивида и личности, конечно же, трудно познать с помощью распространенных сейчас вопросников и анкет. Мало информации дает и самонаблюдение, дополненное саморефлексией.

В образной форме вышесказанное выразил поэт Евгений Евтушенко:

Я разныйя натруженный и праздный.

Я весь несовместимый, неудобный,

застенчивый и наглый , злой и добрый.

Я так люблю, чтоб все перемежалось! И столько всякого во мне перемешалось - от запада

и до востока, от зависти

и до восторга! Я знаю - вы мне скажите:

"Где цельность?" О, в этом всем огромная есть ценность!

(Избр. произв. Том I, М., 1980, с.58)

Не случайно в научно-популярной литературе появилась парадигма "Кентавризма", проповедующая презумпцию сочетаемости несовместимых черт человека ( гений и злодейство, слабость и сила, безумство и гениальность, крайняя ранимость и творческость и т. д.) . В данном контексте правомерен вопрос: " Знаем ли мы себя? Каким образом можно получить объективные данные об индивидуальности, опосредующей влияние внешних причин на внутренние условия взаимодействия человека с миром ?" Эти проблемы волнуют каждого, поскольку связаны с пониманием и познанием личности в ее каждодневных проявлениях.

Ответы на эти вопросы читатель сможет сформулировать, ознакомившись в результатами обобщенных в монографии многолетних исследований. Работа начата под руководством и при участии Владимира Дмитриевича Небылицына - известного российского психолога, основателя отечественной школы дифференциальной психофизиологии. Трагическая смерть Владимира Дмитриевича, конечно же, отразилась на судьбах работавших с ним ученых. Однако, фундаментальность и практическая значимость основанного им направления иследований индивидуальности позволила сформировать несколько путей его развития. Э.А.Голубева, И.В.Равич-Щербо, В.М.Русалов, К.М.Гуревич, Е.М.Борисова, С.Б.Малых, Т.М. Марютина - эти известные психологии разными путями с использованием разных стратегии исследования приближают нас к всестороннему познанию индивидуальности.

Наши собственные исследования составили отдельное направление изучения целостной индивидуальности, которое сейчас формируется в экологическую психологию индивидуальности. Исследования начаты в лаборатории дифференциальной психофизиоло

гии Института психологии АПН СССР под руководством В.Д.Небылицына, продолжены в лаборатории психологии и психофизиологии индивидуальности

Института психологии РАН и на кафедре общей психологии Института психологии МГСУ.

Автор выражает искреннюю благодарность сотрудничающим со мной ученым, аспирантам, студентам, которые участвовали в реализации плана исследования и морально меня поддерживали, создавая на каждом этапе проработки проблем творческий коллектив.

ВВЕДЕНИЕ

Психическое развитие человека в современном обществе, переходящем от эпохи "масс" к эпохе индивидуальностей, в значительной мере определяется знаниями фундаментальных законов целостности свойств человека как субъекта психической деятельности. Усилившаяся в этой связи рефлексия психологов и практиков, направленная на раскрытие сущностных детерминант формирования индивидуальности, свидетельствует о крушении ранее распространенных стереотипов мышления, постулирующих широкие возможности подгонки людей под единый стандартный образец требований деятельности, рассматривающих смысл образования как преодоление своеобразия человека. Напротив, в современном мире существующее разнообразие индивидуальностей анализируется как бесценное богатство общества.

Однако, перспективы теоретических и прикладных аспектов познания интегративности характеристик индивидуальности в поведении, столь важного для повышения эффективности и результативности деятельности и сохранения психического и соматического здоровья человека не могут осуществляться в рамках чисто прикладных работ. Для этого требуется специальное изучение новой для типологических исследований проблемы целостности индивидуальности.

Категория "Индивидуальность" является одной из основных в психологии. Однако, это понятие до сих пор часто используют как синоним индивидуальных различий, что ведет к "мозаичным" представлениям о природе данного феномена, редуцируя его содержание. Вместе с тем, целостность индивидуальности очевидна: нельзя говорить о " раздвоении" индивидуальности по аналогии с общепринятым термином "раздвоение личности".

Проблема воссоздания целостности

индивидуальности - при всей ее кажущейся простоте -долгое время не поддавалась научному решению. По этому поводу известный психогенетик Дж. Хирш писал: " Экспериментальное исследование индивидуальных различий в чем-то напоминают гамлетовское "быть или не быть". Дж. Кеттел исследовал их, Уотсон хоронил, Толмэн понимал, Трайон подчеркивал их важность, Халл сводил к

минимуму их значимость для теории, Хантера они озадачивали, Скиннер и его ученики были заведены ими в интеллектуальный тупик, а авторы формальных моделей предпочитали фиксировать элементарные софизмы, чем добывать знания о них" ( цит. по кн. "Роль среды и наследственности в формировании индивидуальности человека. М., Педагогика, 1988, с.З) .

Проблема целостной индивидуальности уникальности сочетания организмических, индивидных и личностных свойств в субъекте психической деятельности ( работа поддержана Российским фондом фундаментальных исследований - код проекта 94-06-19749) имеет и в отечественной психологии непростую судьбу. А.Н. Леонтьев даже конституциональные свойства индивида рассматривал в качестве безличных предпосылок развития личности (1975) . П.Я. Гальперин обычно относил индивидуальные особенности человека , проявляющиеся в ходе формирования умственных действий, к сфере " индивидуальной болтанки", которая является своеобразным артефактом обучения. Однако, по мере получения данных в конкретных работах стали пересматриваться стереотипы мышления, согласно которым воспитание, образование, среда способны направленно формировать психический облик человека по образцу требований деятельности.

Интенсивное познание закономерностей формирования индивидуальности начато в последние годы в связи с запросами практики. Индивидуальный подход в обучении и воспитании, вопросы профориентации, профотбора и профподбора кадров, эффективности труда, проблемы психосоматики связаны с учетом индивидуальных особенностей человека в их целостности. Любая общепсихологическая закономерность свое реальное воплощение получает в индивидуально-модифицированных формах.

Более полное понимание индивидуальности, идущее от традиций древних мыслителей, рассматривает комплексы ее характеристик в контексте целостности взаимодействия человека с его специфической средой. Здесь в полной мере проявляется психологический закон о преломлении "внешних причин" через " внутренние условия" индивидуальности ( Рубинштейн,1995; Брушлинский, 1993 и др.), в которых важное значение

имеют индивидуально-стабильные, конституциональные, природные, генотипические свойства человека.

В данном контексте целостность индивидуальности наиболее полно раскрывается в единстве организмических, индивидных и личностных свойств субъекта психической деятельности ( Б.Г.Ананьев, 1968; Б.Ф.Ломов, 1984; К.А.Абульханова, 1973 ;

А. В.Брушлинский, 1993) . В этой связи особое значение приобретает детальное типологическое исследование произвольности в контексте изучения задатков сущностных детерминант человеческого поступка Психофизиологический уровень индивидуальности является при этом референтным в экспериментальном исследовании , поскольку он опосредует влияние генотипа на психику, обладает выраженными кумулятивными качествами, включает непроизвольную составляющую произвольной активности ( В.Д.Небылицын, 1966; Б.Ф. Ломов,1984 и др. ) .

Исследования в области целостной индивидуальности учитывают опыта отечественной дифференциальной психофизиологией, фундамент которой составила теория свойств нервной системы, выдвинутая в основных чертах еще И.П.Павловым, а применительно к человеку существенно преобразованная и методически оснащенная, главным образом, Б.М.Тепловым, В.Д.Небылицыным, их соратниками и учениками. Даное направление психологической науки было призвано изучать унитарные параметры целого мозга как задатки целостных общеличностных особенностей человека ( В.Д.Небылицын, 1968). В этой связи понятна выявившаяся на определенном этапе развития этого направления потребность в исследованиях индивидуальных особенностей произвольной сферы психики. Актуальность таких типологических работ подчеркивал еще Б.М.Теплов (1963). Он отмечал, что собственно произвольные движения , столь важные для оценки человеческой индивидуальности, не поддаются научному анализу в рамках традиционной условно-рефлекторной парадигмы изучения типологических особенностей высшей нервной деятельности.

Созданная к тому времени аналитическая теория основных свойств нервной системы рассматривала их как природную основу формально-динамической стороны

психики. Она обеспечивала углубленное изучение отдельных свойств, но, вместе с тем, констатировала парциальность особенностей разных регионов мозга и множественность их психологических проявлений ( Б.М.Теплов, 1963; В.Д.Небылицын, 1966, 1968; Т.Ф.Базылевич, Б.Ф. Ломов, 1990 и др.). Фрагментарность получаемых фактов препятствовала целостному воссозданию индивидуальности в единстве организма, индивида и личности. ( Термин "индивидуальность" до сих пор часто употребляется как синоним индивидуальных различий).

Комплексность исследования этих составляющих реального бытия человека требует проникновение научной теории, эксперимента и практики психологии в малоизученные закономерности индивидуализации целенаправленной активности, присущей субъекту психической деятельности. При этом целостность типологических механизмов произвольности раскрывается в системообразующей роли цели и результата действия в ходе организации активности человека , а также в интегративности и обобщенности характеристик индивидуальности и типичности поведения ( П. К. Анохин, 1971; В.М.Русалов, 1979; В.Б. Швырков, 1980 и др.).

Выполненные в данном контексте теоретико-экспериментальные работы открывают новые пути решения таких остроактуальных проблем изучения индивидуальных различий как парциальность свойств нервной системы, трансситуативная вариативность симптомов индивидуальности, единство содержательной и формально-динамической компоненты субъектно-объектного взаимодействия, совмещение мобильности предметного содержания психики с устойчивостью общих факторов динамики индивидуальной жизнедеятельности.

Все вышесказанное указывает на актуальность представляемой читателю работы, результаты которой важны для развития теории, методов диагностики и принципов практического учета организованных в поведении особенностей человека. В современной психологической науке приближение к познанию закономерностей формирования целостной

индивидуальности на основе изучения целенаправленной активности субъекта помогает активизировать проработку таких остроактуальных проблем, как задатки общих и

частных способностей личности, одаренности и таланта, гармоничность сочетания генетических предпосылок и средовых влияний в индивидуальном развитии при сопряжении в нем биологического с социальным. Очевидно, все эти проблемы имеют не только теоретическое, но и практическое значение.

Познание целостности индивидуальности на основе типологического исследования произвольных движений в структуре развивающейся деятельности , как показывает опыт наших прикладных исследований, имеет выход в практическую психологию, поскольку выделяемые закономерности сформулированы на основе психологического моделирования естественной динамики действий, которые могут рассматриваться как своеобразный "кирпичик", единица психического ( В.П. Зинченко, 1987; В.П.Зинченко, С.Д.Смирнов, 1981). Таким образом, практическое значение данного исследования определяется обобщенностью психологической модели изучения произвольности в динамике активных действий и системным способом представления синдромов индивидуальности в поведении.

Теоретическим основанием проводимых исследований послужили известные положения теории и методологиии психологической науки о системном строении психофизиологических феноменов и об адекватности эволюционно-системного подхода к их изучению ( П.К.Анохин, 1935, 1971; Н.П.Бехтерева, 1974; В.М. Русалов,1979; Ю.М.Забродин 1977; В.Б.Швырков, 1980; Б.Ф. Ломов, 1984 и др.), базирующиеся на традициях отечественной естественнонаучной школы психологов и физиологов ( И.М.Сеченов, 1881; А.А. Ухтомский, 1923; И.П. Павлов, 1923; Лурия,1928, 1966; Е.Н. Соколов,1958; Б.М.Теплов, 1963; В.Д.Небылицын, 1966 и др.). В соответствии с этими основаниями идеи системного подхода при реализации принципа развития ( Л.И.Анцыферова, 1978) выступают в качестве общепсихологического контекста изучения законов формирования и развития целостной индивидуальности.

Особое значение для решения исследовательских задач имеет принцип единства сознания и деятельности ( С.Л.Рубинштейн, 1935; А.В.Брушлинский, О.К.Тихомиров, 1989), принцип субъектности ( К.А.Абульханова-Славская, 1973 ) , теория субъекта психической

деятельности ( А.В.Брушлинский, 1993, 1996 ) при континуально - генетическом, недизъюнктивном способе представления психических процессов в органических системах (А.В.Брушлинский, 1977,1979).Последовательное развитие теории целостной индивидуальности стало бы невозможным без учета итогов разработки психофизиологической проблемы ( С.Л.Рубинштейн, 1959; Я.А.Пономарев, 1967; В.Б.Швырков, 1978 и др.), единиц анализа психики ( В.П.Зинченко, М.К. Мамардашвили, 1977; Н.Д.Гордеева, В.П.Зинченко,1982; В.П.Зинченко, С.Д.Смирнов, 1983) .

Перспективы исследования связаны с привлечением конкретно-методологических принципов анализа деятельности ( С.Л.Рубинштейн, 1935; А.Н.Леонтьев, 1966 и др.), принципа потенциальной существенности любого условия деятельности в процессе решения задачи ( Д.Н.Завалишина,1985), роли значимости побуждений для анализа личности ( В.Г.Асеев, 1993), идей о целеспецифичности и системоспецифичности нейрональной активности и ее макроуровня (ЭЭГ, ВП) в поведении (В.Б.Швырков, 1978; Ю.И. Александров, 1989 и др.), данных о высокой прогностичности психофизиологических характеристик ( А.Н.Лебедев, 1993 и др.) . Учитываются также принципы типологических исследований: конструктивность рассмотрения синдромов индивидуальных особенностей человека, первичность строго лабораторных методов их изучения, математико-статистический анализ данных диагностики индивидуальных различий ( Б.М.Теплов, 1963; В.Д.Небылицын, 1966), важность типологического анализа активности человека для разработки проблем индивидуальности ( Б.М.Теплов, 1956; А.И. Крупное, 1970, 1993).

Актуальность представленного в монографии направления психологических наук также определяется слабой проработанностью проблем сочетания разноуровневых свойств индивидуальности в развитии взаимоотношения человека с его специфической средой, потребностью науки в концепциях, синтезирующих разнородные знания о целостной индивидуальности. Шаги в этом направлении открывают возможность широкого использования закономерностей поведенческой организации разроуровневых индивидуальных особенностей в различных сферах общественной практики ( эргономике,

радиоэкологии, медицине, педагогике, психодиагностике и др.) .

Структура отраженных в монографии теоретико-экспериментальных исследований по своей логике подразделяется на пять этапов, включающих: 1. Анализ тенденций развития дифференциальной психофизиологии, в русле которых поставлены проблемы типологического анализа произвольных движений и действий. При этом подчеркнута актуальность системного исследования антиципации в плане познания закономерностей функционирования целостной индивидуальности, а также конкретизирован в экспериментальных задачах новый пласт проблем индивидуализации произвольной сферы психики ; 2. Подбор, модификация и ревалидизация методик изучения типологических особенностей психофизиологического уровня движений разной степени произвольности; 3. Экспериментальное исследование типологических особенностей динамики произвольных движений разного психологического содержания, где референтными был психофизиологический уровень системных антиципационных процессов. Соотнесение характеристик ПА, объективизирующих специфику функциональных систем, с разноуровневыми признаками индивидуальности с учетом унифицированных координат развития деятельности; 4. Теоретическое воссоздание целостности индивидуальности через системообразующие факторы единства разноуровневых свойств человека в субъекте психической деятельности; 5. Реализация выявленных закономерностей в прикладных исследованиях.

Указанные этапы исследования отражены в пяти главах работы. ПЕРВАЯ ГЛАВА ( раздел 1.1.) рассматривает тенденции формирования отечественной школы дифференциальной психофизиологии, в рамках которой зародилась мысль о возможности изучения целостной индивидуальности с помощью психологического моделирования развивающейся деятельности и последующего детального исследования ее психофизиологических механизмов. Логика постановки проблем типологического анализа произвольностии (раздел 1.2.) и их конкретизация в экспериментальных задачах исходя из высказанной здесь гипотезы ( раздел 1.3) также составляют содержание данной главы.

Приведенные во ВТОРОЙ ГЛАВЕ монографии факты показывают, что указанный биоэлектрический феномен имеет широкую область применимости . Данный показатель может быть рассмотрен как репрезентант психофизиологического уровня в структуре целостной индивидуальности. С помощью указанных методик возможно моделировать достаточно широкий континуум ситуаций, в которых обычно осуществляются произвольные движения. В данном контексте - с одной стороны - можно изучать относительно непроизвольные ( импульсивные, реактивные, пассивные) движения, а с другой стороны -произвольные ( активные, спонтанные) действия, скорее представляющие собой не реакцию, а акцию ( Н.Д.Гордеева, В.П. Зинченко, 1991) из-за органической включенности в решение значимой для человека задачи.

Разработанная нами для решения типологических задач методики регистрации разнообразных МВП носят оригинальный характер. Они фиксируют графические изображения, а также параметры потенциалов мозга. (Разные варианты методики подробно описаны в монографии автора 1983 года и представлены в разделе 2.2. второй главы ).

Основные результаты экспериментальной части системных исследований антиципации в структуре индивидуальности изложены в ТРЕТВЕЙ и ЧЕТВЕРТОЙ главах монографии. В данных главах дана оценка пригодности метода МВП для изучения психологической специфики произвольных движений.

ТРЕТВЯ ГЛАВА исследования посвящена изучению гетерогении механизмов антиципации в зависимости от ситуаций регистрации ПА. Планирование указанного ракурса рассмотрения процесса антиципации ( первый раздел ) исходило из обобщения имеющихся в дифференциальной психофизиологии фактов, которые содержат исторически инвариантные идеи, ставшие отправным моментом для формулирования целей, задач и гипотез работы. В этой связи проанализированы ранее полученные данные об организации симптомов силы-чувствительности как общего свойства нервной системы.

Изучение влияния интенсивности проприоцептивных нагрузок на МВП для диагностики функциональной выносливости неспецифической активации мозга, а также сопоставление градиентов изменений показателей МВП с

традиционными свойствами нервной системы не выявили гомогенности их синдромов [13]. Показанные связи, вместе с тем, не могут рассматриваться и как региональные : характеристики фронто-ретикулярного комплекса регуляторной системы мозга коррелируют между собой и с рядом традиционных показателей свойства силы-чувствительности. Указанные параметры свойства при этом могут быть не связанными между собой. Налицо явная неравнозначность выделяемых статистических зависимостей.

Именно эта неравнозначность могла стать отправным моментом рассмотрения целостности иерархической организации нейрофизиологического уровня произвольности. Все это потребовало привлечения теоретико-методологической базы системного подхода для выделения закономерностей взаимосвязей исследуемых характеристик, рассмотрения их динамики в зависимости от системообразующих факторов, содержащихся в специфике решаемой человеком задачи и индивидуализированных способах организации деятельности.

Материалы, представленные в ТРЕТЬЕЙ ГЛАВЕ уточняют степень чувствительности исследуемого феномена в отношении психологически существенных основ динамики произвольных актов в структуре деятельности. Экспериментальные данные, представленные в разделе 3.2. показывают, что параметры МПГ существенно различаются в двух ситуациях вероятностного обучения. Ситуация I (частый успех) отличается в МПГ большей -по сравнению с ситуацией II (редкий успех) выраженностью ( в лобном отведении): амплитуд, площадей между средней линией и графиком потенциалов, полярно-амплитудной асимметрии . Потенциалы ситуации I по ходу опыта приобретают более мощный "энергетический индекс"

Напротив, для ситуации II выявлено редуцирование определенных индексов МПГ по ходу эксперимента, что свидетельствует о малой его выраженности в ситуациях маловероятного решения задачи по мере стабилизации образа действий. Возникновение выраженной заблаговременной преднастройки к действиям, которые, исходя из прошлого опыта, часто приводят к успеху, наряду с уменьшением реактивного эффекта в ситуациях

редкого успеха - все в комплексе соответствует закономерностям опережающего отражения человеком текущих событий ( Б.Ф.Ломов, Е.Н. Сурков, 198 0) .

Как показывает анализ экспериментальных материалов, МПГ также содержат компоненты, связанные с тактикой "подстораживания" редкого сигнала. Это связано со специфически человеческими особенностями информационного поиска, которому присуща высокая "цена" угадывания редкого сигнала наряду с постепенной утратой высоковероятным событием качеств новизны, неожиданности, которые стимулируют активационные процессы (Соколов, 1960; Хомская, 1972) .

В целом, полученные результаты показывают, что за внешней схожестью произвольных движений в их психоэнергетике открываются существенные различия в связи с целостной ситуацией развития субъектно-объектного взаимодействия. Опережающие действие системные процессы , включенные в решение задачи на снятие неопределенности прогноза, отражают, в частности, степень стабилизированности стратегии поведения, а также информационный эквивалент прогнозируемого результата.

В какой степени параметры МПГ выделяют своеобразие реализуемой цели, корреспондирующей со смыслом действия? Ответ на этот вопрос, существенный для психологической оценки любого метода, дал сравнительный анализ показателей МПГ двух серий экспериментов. В них произвольные движения осуществлялись в разных ситуациях. При этом действия были тождественными по сенсомоторным компонентам, но различались целями, задачами [28, 32] . Существенно различными оказалась и структура факторов, выявленных на основе факторизации матрицы интеркорреляций показателей мозговых потенциалов антиципации.

Таким образом, суммированная биоэлектрическая активность мозга, предшествующая внешне фиксируемым произвольным движениям, содержит гетерогенные характеристики, связанные с динамикой действий в структуре деятельности, со стадией развития стратегии поведения, с информационным эквивалентом планируемого результата и смыслом цели.

Представленные в ТРЕТБЕЙ И ЧЕТВЕРТОЙ ГЛАВАХ материалы показывают, что ПА являются чувствительным

индикатором интенсивности функциональных нагрузок , меры стабилизированности стратегии поведения , информационного эквивалента прогнозируемого субъектом результата , смысла реализуемой цели . Таким образом, ПА с полным основанием могут изучаться в плане системных исследований индивидуально-типологических особенностей психологически существенных трансформаций произвольных движений в структуре развивающейся деятельности.

Унитарные координаты произвольной активности в наших исследованиях были апробированы на способность выделения надситуативных характеристик антиципации, которые могли бы составить предмет типологического анализа. (Предельно динамичные индивидуальные характеристики, связанные с конкретикой текущей здесь и сейчас ситуации, мало пригодны для типологического анализа). С этой целью характеристики ПА с помощью критерия знаков сравнили в четырех "квадрантах" поведения, образованных сочетанием степени сформированности стратегии и вероятностью успеха. Было показано [24, 27], что данные разнородные "блоки" вероятностного обучения содержат сходные характеристики ПА. Так, яркая выраженность полярно-амплитудной асимметрии за счет превалирования отрицательной фазы над положительной происходит как в ситуациях частого успеха в двух изученных стадиях развития деятельности обучения, так и при стабилизированной стратегии, сочетающейся с редким успехом.

Представленные факты свидетельствуют об относительной надситуативности характеристик процессов антиципации. Таким образом, единичные их признаки прямо и непосредственно не вскрывают содержательно координированных особенностей функциональных систем, задействованных в реализации произвольных движений. Вместе с тем, можно предполагать опосредованные влияния содержательной стороны активности на психологически существенные трансформации действия, изменяющие информационный поиск субъекта деятельности, а следовательно, и психофизиологическую "канву" субъектно-объектного взаимодействия. Конкретные данные, полученные в этой связи, раскрывают соотношения характеристик антиципации развивающейся

деятельности и показателей генетически обусловленных свойств нервной системы (силы и лабильности).

ТРЕТЬЯ ГЛАВА монографии ( разделы 3.4.) содержит данные факторного анализа матриц интеркорреляций характеристик ПА автоматизированных произвольных движений и параметров свойств нервной системы . При этом выявлена лишь слабая тенденция общего генеза антиципации и свойств индивида.

Факторный анализ результатов серии ПА в ходе "вероятностного обучения" осуществлялся раздельно для ПА формирующейся и стабилизированной стратегии поведения ( материал изложен в ЧЕТВЕРТОЙ ГЛАВЕ). В начале эксперимента индексы ПА оказались объединенными со свойствами нервной системы в два общих фактора. В первый фактор вошли следующие параметры: показатели ПА при частом успехе - латентности максимума негативности (двух областей), латентность позитивности (лобного отведения), а также индекс силы нервной системы коэффициент "в". Другой выделенный фактор включил амплитуду ПА (от максимума позитивности до средней линии при лобной регистрации) в ситуации частого успеха и индексы лабильности и силы.

Резюмируя изложенное, можно отметить, что функциональные системы, если судить по мозговым характеристикам антиципации - ПА, как в период поиска стратегии поведения, так и при ее стабилизации содержат в своих синдромах типологические особенности индивида. Структура этих синдромов различается в разных "квадрантах" вероятностно-прогностической деятельности. Координаты данных квадрантов - мера стабилизации стратегии поведения и субъективная вероятность будущего успеха - существенно определяют включенность генотипических характеристик индивидуальности в функциональные системы, реализующие произвольные действия.

Включенность типологических признаков в механизмы антиципации позволяет рассматривать их как инвариантную составляющую целенаправленной активности в широком континууме разнообразных форм взаимодействия субъекта с миром. Поскольку организация физиологического в данном контексте соотносится с качеством психического отражения (Я.А.Пономарев, 1967; В.Б.Швырков, 1981), то следует ожидать соотнесенности

индивидуальных особенностей процессов антиципации с психологией целостной индивидуальности. Проверке и уточнению этого предположения были посвящены специальные исследования [1, 9, 10, 31, 32, 35, 36] .

ИССЛЕДОВАНИЕ СВОЕОБРАЗИЯ ПСИХОЛОГИИ ИНДИВИДУАЛБНОСТИ в зависимости от индивидуализированности функциональных систем, объективизируемых в ПА, осуществлялось с помощью статистического анализа массива данных, включающих ПА и потенциалы сличения (ПС) вместе с характеристиками стратегии вероятностного обучения, актографическими параметрами индивидуального реагирования, а также особенностями переделки навыка. Соответствующие материалы представлены в ЧЕТВЕРТОЙ ГЛАВЕ монографии.

Проведенный нами цикл работ выявил многочисленные статистические связи, соотносящие интериндивидуальные вариации биоэлектрических характеристик разных периодов вероятностного обучения и своеобразие избираемой субъектом стратегии деятельности [30, 32, 36] . Обобщенные в ЧЕТВЕРТОЙ ГЛАВЕ материалы, в частности, показали, что при формировании стратегии степень ориентации человека на вероятность часто наступающего события оказывается тесно связанной (к=0,934; р<0,001) с коэффициентом синхронизации суммированных биотоков в период подтверждения прогноза о наступлении маловероятного события.

Собраны конкретные материалы о соотношениях между характеристиками ПА и темпом движений, временными показателями переделки навыка, результативностью прогнозирования редкого и частого события [ 32-49] . Эти факты показывают, что функциональные системы, объективизируемые ПА в поведении, объединены общим генезом с параметрами психодинамики и результативности деятельности. Есть основания связывать выявленные факторы с задатками способностей [41,43,49], которые являются условием успешного выполнения той или иной продуктивной деятельности (Краткий психол. словарь, 1985, с.339).

В данном контексте также была изучена представленность синдромов антиципации в системной детерминации формирующегося навыка [32, 35] . Изложенные в ЧЕТВЕРТОЙ ГЛАВЕ (раздел 4.3) результаты

сопоставления индексов ПА и характеристик выработки навыка "зеркального письма" показали, что статистические связи интегративных параметров ПА с особенностями переделки навыка достаточно однозначны. В соответствии с ними, большее время, затраченное испытуемым на написание слова зеркальным шрифтом, соотносится с более выраженными ПА, включенными в механизмы реализации разнообразных действий.

Если свести воедино обобщенные в монографии факты, то выявляются следующие линии их интеграции: 1. Важными детерминантами, конституирующими психофизиологические функциональные системы антиципации, реализующие разнородные деятельности, является задача, цель действия, его смысл, планируемый в образе будущего результат. 2. Среди гетерогенных по своей природе функциональных систем (объективизирующихся в биоэлектрических

характеристиках антиципации) выделяются синдромы, включающие как параметры ПА, так и генотипические показатели свойств нервной системы. 3. Выделенные синдромы, являясь относительно надситуативными и составляя инвариантную компоненту целенаправленной активности разного типа, могут рассматриваться в контексте экологических проблем оптимального сопряжения биологического со средовым, как задатки предпочтения индивидом определенных стратегий поведения, его темповых и результативных характеристик.

ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ ВОССОЗДАНИЕ ЦЕЛОСТНОСТИ РАЗНОУРОВНЕВЫХ СВОЙСТВ ИНДИВИДУАЛВНОСТИ В ПОВЕДЕНИИ предпринято в обобщающих разделах диссертации Чрезвычайная сложность такой реконструкции побудила нас в ряде разделов диссертации применительно к конкретному экспериментальному материалу осуществить попытку реализации эволюционно-системного подхода в контексте экологической парадигмы. Только системные исследования индивидуальности, по нашему мнению, являются оптимальной стратегией интеграции данных о соотносимости разнообразных индивидуальных особенностей человека. Такой подход к рассмотрению неизбежно ограниченных экспериментальных фактов в рамках дифференциальной психофизиологии и психологии создает новое проблемное поле, позволяющее перейти от

постулирования "мозаичной" феноменологии индивидуальности к изучению закономерностей, связывающих разные ее уровни в субъекте психической деятельности.

Важность комплексного взгляда на природу индивидуальности подчеркивается в современной науке в связи с фактами, свидетельствующими об индивидуализации признаков в развитии видов ( И.И.Шмальгаузен, 1982 и др.) в процессе социобиологических взаимодействий ( Е.В.Шорохова, 1975 и др. ) . Поиск путей представления целостности индивидуальности связывается с будущим психологических наук в плане разработки экологии индивидуальности ( Е.Н.Петрова, 1992) . Вместе с тем, имеющиеся теории, глубоко и всесторонне анализируя отдельные фрагменты реального бытия индивидуальности, не детализируют подходы к воссозданию ее целостности, хотя целостность один из ясно фиксируемых сознанием признаков индивидуальности как системы - имплицитно содержится в логике развития ряда фундаментальных концепций ( Б.Г.Ананьев, 198 0; В.С.Мерлин, 198 6; В.Д.Небылицын, 1966; В.М.Русалов, 1979, 1986; Ян Стреляу, 1982; А.Г.Асмолов, 198 6 ; В.Н.Дружинин,1990; Э.А.Голубева, 1993 и др. ) . Однако, проблемы интегративных механизмов, скрепляющих в целостность разнообразные проявления индивида и личности в субъекте психической деятельности, в конкретно-научном плане остаются мало разработанными.

По мысли Б.Г.Ананьева, "единичный человек, как индивидуальность, может быть понят лишь как единство и взаимосвязь его свойств как личности и субъекта деятельности, в структуре которых функционируют природные свойства человека как индивида". [1980, с.178]. Конкретные исследования не случайно поэтому в любом из факторов, определяющих структуру личности, обнаруживают корреляционные плеяды, сложноветвящиеся цепи связей между отношениями и свойствами личности, интеллектуальными и другими психическими функциями, соматическими и нейродинамическими особенностями человека (Б.Г.Ананьев, 1980, с.153).

Идея целостности, как имманентно присущая системному подходу к развитию, в современной психологии считается главной при воссоздании

интегративности свойств и качеств человека в активном поведении. Целостность такого рода динамично развивающихся органических живых систем принципиально не может быть описана через механические взаимосвязи отдельных ее частей, уровней, признаков. Целостность, применительно к проблемам индивидуальных различий, целесообразно изучать через "системообразующий фактор" ( П.К.Анохин, 1978), интегративность характеристик человека ( В.П.Кузьмин, 1980; В.М. Русалов,1979) , типичность поведения [139].

Системообразующим основанием, скрепляющим разноуровневые механизмы субъектно-объектного взаимодействия для получения планируемого результата, является мотивационно-потребностная сфера личности ( А.Н.Леонтьев, 1966, 1975 и др.) . Вектор "мотив-цель" обусловливает опережающий характер реагирования человека в сложноорганизованном потоке событий. В феноменах опережающего отражения сказываются фундаментальные закономерности формирования и развития функциональных систем. Их кумулятивность обеспечивает преемственность стадий развития живых систем. В результате, актуальная структура нейро- и психофизиологического уровня жизнедеятельности, опосредующего влияние генотипа на психику ( Б.Ф.Ломов, 1984; Т.М. Марютина, 1993; И.В. Равич-Щербо, 1978), содержит следы прошлого (генотипические признаки), аналоги настоящего (сравнение прогноза и реальности) и предвестники будущего (информационные эквиваленты образа-цели).

Отмеченные кумулятивные способности функциональной системы раскрываются уже на уровне нейрональной активности. Так, функциональные системы удовлетворения даже элементарных органических потребностей задействуют эволюционно-древние пра-системы (В.Б.Швырков,1978,1985 и др.).

Предпринятая в наших работах объективизация отмеченной гетерогенности функциональных систем в факторах антиципации, включенной в динамику произвольных движений, с учетом дополнительных координат субъектно-объектного взаимодействия при его естественном развитии, позволяет, на наш взгляд, изучать на этой модели общие закономерности строения недизъюнктивных структур индивидуальности.

Функциональные системы (если судить по ПА) постоянно содержат в своих синдромах индивидуализированные коды информационного эквивалента будущих результатов и целей действий человека, и в этом аспекте они могут быть относительно вариативными и подверженными регуляторным влияниям в конечном счете социально обусловленных детерминант (мотивационно-потребностной сферы, направленностей и установок личности).

Вместе с тем, гетерогения этих функциональных систем содержит и особого рода факторы (мы условно назвали их "квазигенетическими"), куда входят индивидуально-типологические признаки, в значительной мере обусловленные генотипом. Это позволяет рассмотреть указанные синдромы антиципации как стержневые при создании индивидуально-стабильных психофизиологических механизмов произвольных действий. Относительно природы "сцеплений" или "слитий" разноуровневых индивидуальных особенностей в поведении эвристичны идеи, высказанные В.М.Русаловым в специальной теории индивидуальности ( 1982) . Анализируя материалы исследования в контексте данной теории, можно предполагать, что в непрерывном процессе индивидуального развития в разнотипных деятельностях на базе генерализации нейрофункциональных программ становится возможным индивидуально-системное обобщение и закрепление целых комплексов признаков индивидуальности с образованием относительно надситуативных синдромов.

Индивидуально-типологические компоненты таких функциональных систем, по-видимому, зависят от способа предшествующего обобщения. На практике указанные способы можно характеризовать разным образом, например, через степень автоматизированности действий и уверенность человека в успехе (как это было сделано в наших экспериментах при психологическом моделировании). Показанное преломление в синдромах антиципации индивидуальных особенностей человека, как бы идущих из прошлого в настоящем с перспективой на будущее, очевидно, не может быть выведено из статичных представлений о биологических основах индивидуально-психологических различий. Целостная картина многогранных свойств и качеств индивидуальности может

воссоздаваться при системном видении объекта изучения, в контексте которого свойства отдельных частей целого определяются закономерностями развития его внутренней структуры. При этом, таксономический ракурс воссоздания психологии индивидуальности в рамках дифференциальной психофизиологии позволяет объединить в целостность "индивидные свойства" (Ананьев, 1969) и общеличностные качества через посредство закономерностей формирования и развития механизмов естественного протекания деятельности.

В каждый момент своего развития человек органически включен в эволюционный процесс, итогом и этапом которого он является. Таким образом, эволюционные истоки свойств и качеств индивидуальности предполагают непрерывность и преемственность ее развития. В данном контексте в масштабе эволюции получают объяснение постоянно фиксируемые, но трудно осмысляемые связи онтогенеза с филогенезом и социогенезом ( И.И.Шмальгаузен, 1982; В.П.Кузьмин, 1982 и др.) . Такого рода зависимости, повторяясь, обобщаясь и фиксируясь в индивидуальном развитии, могут лежать в основе описанной У.Найссером способности человека выделять и манипулировать предвосхищениями (1981, с. 147) .

Имплицитные знания, содержащиеся в формулируемых представлениях, позволяют понять характерные для разных типов человеческой индивидуальности "сцепления" и "слития" разноуровневых ее особенностей, которые выводятся не непосредственно из свойств нервной системы, а анализируются как обусловленные историко-эволюционными законами формирования системных качеств функциональных органов развивающегося в активном поведении субъектно-объектного взаимодействия.

Показанная в наших исследованиях интегрированность индивидных и общеличностных черт в функциональных системах, объективизированных в антиципации, предполагает отказ от иллюзорного, но вместе с тем практикующегося в психологических разработках изначального дизъюнктивного расчленения свойств индивида (как исключительно генотипических) и личности (как бы формируемой под влиянием социума).

Собранные в исследовании факты свидетельствуют, что человек как субъект психической деятельности

способен опосредованно влиять на организацию функциональных систем, изменяя, в частности, регуляторный контур процессов антиципации с помощью, например, варьирования представлений об образе-цели или же при накоплении знаний, умений, навыков для формирования определенной стратегии достижения личностно значимых целей.

ГЛАВА
I

ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ ОСОБЕННОСТИ

ПРОИЗВОЛЬНЫХ ДВИЖЕНИЙ КАК ПРЕДМЕТ

ТИПОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА

1. 1. Изучение типологических особенностей произвольных реакций в плане развития дифференциальной психофизиологии

Индивидуальные особенности произвольных актов долгое время рас­сматривались дифференциальной психофизиологией лишь как множество проявлений ортогональных свойств нервной системы, не имеющее прямого отношения к предмету детального типологического изучения. Деятельност-ное опосредование индивидуальных различий [25, 28, 101] делало это мно­жество необозримым и позволяло предполагать, что конституциональные особенности нервной системы сказываются в сколь угодно важных харак­теристиках человека [108 и др.]. Отсутствие классификации свойств нерв­ной системы в структуре внутренних условий субъектно-объектного взаи­модействия, их парциальность и трансситуативная вариативность заставля­ли думать о релевантности ранее разработанных методов изучения высшей нервной деятельности для диагностики конституциональных особенностей человека [108, 122].

Экспериментальные работы, нацеленные на выявление свойств нервной системы, т. е. общих, унитарных нейрофизиологических параметров, ха­рактеризующих мозг как целое, составляющих основу общеличностных проявлений, на самом деле слишком часто вскрывали лишь явление парци-альности [106, 108]. (Данный феномен эмпирически сказывается в несовпа­дении параметров свойств, выделенных с помощью разных методик, адре­сованных разным анализаторам).

Парциальность в проявлениях свойств не могла быть неожиданностью, поскольку вряд ли можно ожидать единообразия качеств такой сверхслож­ной системы, какой является человеческий мозг. Как пишет в монографии В.Д. Небылицын, у человека «... никакой из основных анализаторов не иг­рает специфически ведущей роли, поскольку главное регулирующее значе­ние в процессе его эволюции приобретают факторы небиологического ха­рактера, но именно по этой причине у человека открываются большие, чем у животных, возможности интраиндивидуальных вариаций свойств отдель­ных анализаторов» [106, с. 101].

В. Д. Небылицын провел анализ возможных причин, приводящим к раз­личиям в типологической оценке одного и того же индивида (там же, с. 325), что привело к выделению различных звеньев рефлекторной дуги в ка­честве факторов, неминуемо ведущих к несовпадению типологических осо­бенностей разных анализаторных характеристик человека. Однако думает­ся, что собственно парциальность являлась лишь одной из причин поиска общих свойств. Можно выделить и другие, более глубокие и, возможно, более значимые факторы, требующие радикального пересмотра концепту­ального аппарата дифференциальной психофизиологии. Одной из таких причин стала необходимость «очеловечить» исследования свойств нервной системы у людей.

Произвольные акты индивида, в которых сказываются существенные черты человеческого поступка, долгое время не могли эффективно иссле­доваться в рамках типологических исследований высшей нервной деятель­ности. Как отмечал Б.М. Теплов, анализируя данные об отсутствии корре­ляций между показателями произвольных движений, для собственно инди­видуально-психологического исследования произвольные реакции пред­ставляют гораздо больший интерес, чем реакции непроизвольные. Однако, изучение произвольных актов в типологических работах тормозится тем, что «прочесть» в их «картине» особенности физиологических свойств очень трудно [145].

Именно стремление приблизиться к пониманию индивидуальных осо­бенностей поведения имело первостепенное значение при выборе В.Д. Не-былицыным фронтальных мозговых структур как возможного субстрата общих свойств. Общие свойства обрисованы ученым как унитарные нейро­физиологические параметры, характеризующие мозг как целое и лежащие в основе общеличностных проявлений [108]. Исходя из данного определе­ния общих свойств, В.Д. Небылицыну представлялось возможным наме­тить различные пути их конкретно-экспериментального исследования. По­иск общего в свойствах нервной системы «в целом» на начальных этапах исследования трудно было реализовать в аналитических по своей сути па­радигмах дифференциальной психофизиологии. Однако многочисленные высказывания В.Д. Небылицына о свойствах «целого мозга», о «целостных особенностях индивидуального поведения» [108] свидетельствуют, что ин-тегративность функционирования нервной системы должна стать важней­шей перспективой изучения общих свойств. К сожалению, в период поста­новки проблемы общих свойств категория целостности, интегративности (из-за методологических трудностей ее проработки применительно к инди-видуализированности психического отражения) еще не могла быть эффек­тивно использована при планировании работ.

В.Д. Небылицын наметил такой подход к выявлению общих свойств, который предполагал усмотрение общего в существенном для детермина­ции признаков индивидуальности в чертах активного поведения. Следуя избранной логике построения концепции общих свойств, необходимо было выделить мозговую систему, функции которой отражали бы качественное своеобразие индивида и были бы тесно связаны с общеличностными осо­бенностями (таким образом, по своим истокам данная концепция является морфофункциональной).

В результате теоретического обобщения широкого круга нейро- и пси­хофизиологических данных В.Д. Небылицын предположил, что морфоло­гическим субстратом общих свойств является регуляторная система, куда входят лобные доли или антецентральная кора, лежащие кпереди от цен­тральной борозды, и функционально связанные с ними нижележащие под­корковые образования [93, 108]. Основываясь на имеющихся фактах, полу­ченных в работах П.К. Анохина, А.Р. Лурия, Е.Д. Хомской, В.Д. Небыли­цын полагал, что индивидуальные проявления таких существенных функ­ций, как организация целенаправленных движений и действий, сложные интеллектуальные операции, высшие гностические процессы, программи­рование конструктивной деятельности, целенаправленная активность, выс­шие формы эмоций и потребностей, должны быть так или иначе связаны с общими свойствами как фундаментальными особенностями регуляторной системы мозга человека.

Конечно, предполагаемые свойства регуляторных отделов, как считал В.Д. Небылицын, тоже, строго говоря, являлись региональными в том смысле, что с малой долей вероятности они могли быть одинаковыми во всех областях мозга. Однако по отношению к процессам, в которых реали­зуются интегративные проявления личности, вынужденные ограничения подхода, обоснованного ученым, особенно на первых этапах поиска общих свойств, являлись вполне оправданными. Начало работ в этом направлении открывало новые возможности изучения индивидуальных свойств, соотно­сящихся с качествами субъекта психической деятельности, с методологиче­ских позиций, разрабатываемых в общей и дифференциальной психологии. В ходе конкретных исследований получила развитие и сама концепция об­щих свойств.

В русле этих работ были обнаружены межзональные различия по ряду биоэлектрических показателей головного мозга. Так, индивидуальные осо­бенности некоторых показателей моторных и сенсорных вызванных потен­циалов (ВП), автокорреляционной функции (АКФ) фоновой ЭЭГ (ее перио­дичности и стационарности), а также параметры суммарной энергии мед­ленных ритмов ЭЭГ, характеристики асимметрии волн ЭЭГ, оказались су­щественно различными при их регистрации в анте- и ретроцентральной ко-

ре [19, 29, 99, 108, 131]. Однако наряду с указанными характеристиками материалы исследований содержат данные о межзональных связях обоих полушарий. Так, например, взаимосвязанными оказались параметры час­тотных и амплитудных характеристик АКФ, параметры полярно-амплитуд­ной асимметрии сенсорных ВП, а также вариабельность их структуры [29, 108, 132].

Таким образом, биоэлектрическая активность структур переднего и зад­него полушария головного мозга обнаружила сходство по одним призна­кам и различие по другим. В плане разработки гипотезы В. Д. Небылицына о регуляторной мозговой системе как возможном субстрате общих свойств основное внимание исследователей уделено детальному изучению ее двух основных комплексов — фронто-лимбическому и фронто-ретикулярному. Наиболее полно в данном контексте с помощью традиционных методов ти­пологических исследований изучен лобно-ретикулярный уровень регуля­торной системы.

В этой связи целый ряд показателей неспецифической активации, выяв­ленных, в частности, в МВП, изучали при функциональных нагрузках [22, 23, 24, 28]. Градиенты изменений указанных характеристик рассмотрены в плане их соотнесения со свойством функциональной выносливости, рабо­тоспособности соответствующих нейрональных констелляций [19, 21]. Это свойство, обозначенное И.П. Павловым как сила нервной системы, в кон­тексте идей В. Д. Небылицына названо общим свойством нервной системы человека. Планирование названного поискового направления включало перспективную, намеченную Б.М. Тепловым и В.Д. Небылицыным, линию анализа общих свойств, которую можно обозначить как изучение общего через целостность.

Указанная линия разработки проблемы, по-видимому, берет начало в высказывании Б.М. Теплова о том, что традиционная трактовка основных свойств как ортогональных, не связанных между собой, не является абсо­лютно обоснованной. Видимо, все конституциональные качества, относя­щиеся к одной и той же нервной ткани, как-то взаимосвязаны [145]. Выяв­ление этой «зоны перекрытия» является специальной задачей дифференци­альной психофизиологии. Ее решению способствовала последовательно проводимая В. Д. Небылицыным идея о том, что свойства нервной системы могут определяться синтезом функциональных характеристик подкорки и коры, в котором существенную роль играют параметры общеактивирую-щих ретикулярных механизмов [106]. Сказанное не означало, что неодно­родные по морфофункциональной основе процессы неспецифической акти­вации характеризовались лишь одним монометричным свойством. Напро­тив, многоуровневость и иерархичность в организации общих свойств с са-

мого начала предполагалась В. Д. Небылицыным, и это не исключало цело­стности построения их синдромов.

Относящийся сюда материал был получен, в частности, в ходе изучения синдрома общего свойства силы-чувствительности с использованием пока­зателей, регистрируемых в неспецифических компонентах МВП [19, 21-24, 28]. Сравнительное изучение индикаторов силы нервной системы, оценен­ной с помощью неспецифических характеристик МВП, относящихся к лоб­ным долям и ретроцентральной области, при их соотнесении с традицион­ными показателями силы-чувствительности выявило между ними особые отношения. Анализ выделенных статистических связей (см. табл. 1) позво­лил показать, что, функциональная выносливость (сила) ретикулярных структур создает предпосылки для устойчивых генерализованных влияний в режиме поддержания общего тонуса организма. Повышение возбудимо­сти коры как следствие таких влияний не может не сказываться на функ­циональном состоянии мозга и проявляться в низких абсолютных порогах [23, 28], что в рамках традиционных типологических представлений связы­вали со слабостью нервной системы [106, 113, 145, 146].

Такого рода, на первый взгляд кажущиеся парадоксальными, компенса­торные отношения между характеристиками индивидуальности объясняет конструктивный принцип рассмотрения типологических особенностей выс­шей нервной деятельности. Каждый из полюсов выраженности свойства имеет как положительные, так и отрицательные для жизнедеятельности стороны. Например, малая функциональная устойчивость неспецифиче­ских активационных влияний на весь мозг для поддержания его оптималь­ного тонуса компенсируется широкими контактами в общении, предпочте­нием невысокого темпа действий, отсутствием выраженности опережаю­щих форм реагирования и тщательного планирования будущих событий, высокими абсолютными порогами [26, 28].

Комплекс такого рода симптомов является условием, позволяющим ин­дивидам со слабой (еще недавно казавшейся «инвалидным типом») нерв­ной системой хорошо переносить состояние монотонии, быстро реагиро­вать на слабые сигналы, отличаться по формально-димнамичесикми при­знакам активности, в частности, интеллектуальной сферы, лучше запоми­нать логически оформленную информацию [58, 108, 143, 146]. Наряду с этим, в том же комплексе признаков интенсивные активационные воздей­ствия при длительных режимах функционирования, создавая высокий уро­вень возбудимости всего мозга, повышают вероятность выхода за пределы максимума работоспособности в периоды продолжительных или интенсив­ных функциональных нагрузок [56, 60, 146].

Современные исследования подтверждают гипотезу В. Д. Небылицына, полагавшего, что роль неспецифических образований в многомерной

структуре свойств нервной системы может рассматриваться в контексте факторов, объединяющих многоуровневую структуру индивидуальности. В своей монографии Владимир Дмитриевич писал: «Синдром каждого из па­раметров мозговой деятельности в существенной степени детерминирован качественными особенностями мозговых структур, имеющих равное отно­шение ко всем корковым зонам и отделам мозга» [106, с. 341].

В плане развития этих идей процессы неспецифической активации, не­однородные по морфофункциональной основе, исследовались в отношении к различным свойствам нервной системы. Сам В. Д. Небылицын рассмотрел кортико-ретикулярные отношения в связи со свойством динамичности [106]. В генезе стохастичности нейронных цепей, по предположению В.М. Русалова, существенная роль принадлежит особенностям неспецифических влияний. Э.А. Голубева и Т.Ф. Базылевич выделили разные аспекты акти-вированности как особого фактора в структуре индивидуальности [21, 58].

Наши собственные исследования, выполненные в плане изучения об­щих свойств нервной системы, обобщены в монографии [28]. Показано, что градиенты изменений неспецифических компонентов МВП при функ­циональных нагрузках (данные компоненты выделены с помощью амина­зина, частично блокирующего адренергические структуры ретикулярной формации — рис. 2) соотносятся с традиционными показателями силы нервной системы (матрица интеркорреляций представлена в табл. 1). Так выявлены статистически достоверные связи характеристик активированно-сти с коэффициентом «в», индексами навязывания на низкие частоты све­товой стимуляции, дисперсией мгновенных амплитуд фоновой ЭЭГ, перио­дичностью и стационарностью АКФ. При этом, корреляции между показа­телями традиционных методов определения силы нервной системы могли не фиксироваться. Эти данные согласуются с материалами, полученными другими исследователями [88]. В частности, такие зарекомендовавшие себя в практике дифференциальной психофизиологии характеристики как коэф­фициент «в» и параметры навязывания медленных ритмов не обнаружива­ют статистической зависимости.

Таким образом, признаки свойства силы-чувствительности, не образуя монометричного синдрома, оказались определенным образом структуриро­ванными, что потребовало рассмотрения собранных фактов с системных позиций. Логика такого перехода созвучна намеченным В.Д. Небылицы-ным перспективам развития дифференциальной психофизиологии. Изучая архивы В. Д. Небылицына, где приоткрыты его планы на будущее, мы отме­тили, что ученый предполагал неизменность общей стратегии науки в «обозримое время». Однако, интенсификация будущих исследований, по мысли В.Д. Небылицына, связана с изменением «философии» (теоретико-методологических оснований) психофизиологического анализа, где полу-

чит дальнейшее развитие системный анализ. Для дифференциальной пси­хофизиологии эти изменения открывают перспективу «выхода» за рамки мозга, включения в предмет исследования биохимических и морфологиче­ских фактов целого организма, а также индивидуально-обобщенных осо­бенностей индивида и личности.

Резюмируя сказанное, отметим, что анализ тенденций развития диффе­ренциальной психофизиологии в качестве исторически инвариантной идеи выделяет необходимость и возможность детального изучения с системных позиций типологических особенностей произвольных движений и дейст­вий для познания закономерностей целостной индивидуальности.

1. 2. Теоретико-методологичекие основы постановки про­блем индивидуализированности произвольных движений и действий

Проблемы индивидуализации произвольных активных действий челове­ка, в которых в наибольшей степени сказывается единство психических и физиологических процессов, принадлежат к числу остроактуальных, кото­рые не требуют специальных доказательств своей значимости. Понятие произвольности играет ключевую, методологически центральную роль в психологии, поскольку через него происходит разделение специфических особенностей, отличающих психику человека от животных. Степень произ­вольности — универсальная и фундаментальная характеристика человече­ского поступка и, в конечном счете, человеческого мира. Это понятие в разной форме фигурирует в методологическом анализе, без него не обхо­дится ни одно обоснование предмета гуманитарного знания. Данная кате­гория приобретает кардинальное значение для понимания принципов орга­низации разноуровневых свойств индивида и личности в поведении в плане развития представлений о типологических особенностях целостной инди­видуальности.

Понятия «тип», «типологический» в дифференциальной психофизиоло­гии соотносится с определенным сочетанием свойств нервной системы. Тем самым, данное значение четко разграничивается с характерной «карти­ной поведения» человека и животного, в которой практически невозможно отделить фенотип от генотипа (Б.М. Теплов, 1956, 1985). Современная пси­хология и у нас в стране, и за рубежом обычно использует термин «типоло­гический анализ» в понимании Б.М. Теплова (хотя в отдельных работах де­лаются попытки выделить иные ракурсы типологических подходов, кото­рые подчас основываются на достаточно вариативных, не существенных для психики человека характеристиках).

Отправляющаяся от идей И.П. Павлова, Б.М. Те плова, В. Д. Небылицы-на дифференциальная психофизиология имеет свой специфический пред­мет, связанный с изучением конституциональных, природных, стабильных, генотипически обусловленных свойств индивида, в том числе и свойств его нервной системы (И.В. Равич-Щербо, 1975). Сформулированная Б.М. Теп­ловым стратегия типологических исследований определялась первичным детальным изучением отдельных свойств нервной системы исходя из их физиологического содержания, а в отдаленной перспективе — выделением характерных сочетаний данных фундаментальных характеристик мозга и их психологических проявлений в определенных типах высшей нервной деятельности (1954-1959).

Актуальные проблемы дифференциальной психофизиологии В.Д. Не-былицын связывал с систематическим изучением психофизиологического уровня индивидуальных различий, с поиском нейрофизиологических фак­торов индивидуального человеческого поведения (1968). Такая ориентация работ должна была способствовать разрешению ряда проблем, выявивших­ся в ходе развития учения о типологии человека. В частности, остро встала проблема парциальности или региональности основных свойств нервной системы, возникшая из-за несовпадения индивидуальных особенностей разных областей головного мозга (В.Д. Небылицын, 1968; В.М. Русалов, 1979 и др.).

Постепенно накапливались факты, трудно поддающиеся толкованию, если исходить из традиционных аналитических по своей сути определений свойств нервной системы. Так, индивидуальные особенности, проявляю­щиеся в фоновых — явно генетически детерминированных — характери­стиках ЭЭГ и ВП, подчас затруднительно толковать через уже известные свойства, такие как сила, лабильность, подвижность и динамичность (Про­блемы генетической психофизиологии, М, 1978; Т.Ф. Марютина, 1993 и др.). Трансситуативная вариативность показателей основных свойств нерв­ной системы (Н.М. Пейсахов, 1974 и др.), а также их много-многозначные связи с психикой (B.C. Мерлин, 1986) делают практически неразрешимыми проблемы целостного представления разнообразных индивидуальных раз­личий. Все это заставляет думать о релевантности некоторых ранее разра­ботанных методик и общетеоретических парадигм для диагностирования конституциональных особенностей индивида (И.В. Равич-Щербо, 1977; В.М. Русалов, 1975).

Более определенное решение типологических задач достигалось в тех случаях, когда в центр изучения ставились не внешние результативные ха­рактеристики действий, а более тонкие параметры психофизиологических процессов индивидуального реагирования (Т.А. Пантелеева, 1977, 1981). Генотип может влиять на индивидуальные особенности психики только че-

рез психофизиологический уровень (Б.Ф. Ломов, 1984; И.В. Равич-Щербо, 1977), индикатором которого являются электрофизиологические феноме­ны, в частности, вызванные потенциалы (ВП). Электрофизиологические ха­рактеристики, как показано в целом ряде работ, отражают трансформации психического в ситуациях психологического моделирования, обнаружива­ют связь с индивидуально-психологическими особенностями, удобны для сопряженного анализа мозговой активности и деятельности человека (Т.Ф. Марютина, 1974; Э.А. Голубева, 1980 и др.).

Основным методом, позволяющим в эксперименте при интактном мозге исследовать относительно тонкие нейрофизиологические механизмы про­извольных движений, является метод моторных вызванных потенциалов — МВП (Г.Г. Корнхубер, 1969; Т.Ф. Базылевич, В.Д. Небылицын, 1970; Т.Ф. Базылевич, 1983; С. Б. Малых, 1985; Б.А. Маршинин, 1977 и др.). МВП с успехом используется, например, для оценки сложности решения моторной задачи (Р.Ф. Хинк с соавт., 1982), совершенствования техники произволь­ных движений (М. П. Иванова, 1978, 1991) и анализа их нарушений (Б.А. Маршинин, 1977). Каждое исследование имеет свою специфику. Изучение МВП в наших работах также не было самоцелью, а использовалось для ти­пологического анализа произвольности, поскольку мозговые механизмы обеспечения деятельности адекватно репрезентируют психофизиологиче­ский уровень в структуре индивидуальности (Т.Ф. Марютина, 1993), кото­рый опосредует влияние генотипа на психику. При этом, движения челове­ка, включенные в его многообразные отношения с внешним миром, могут служить удобной моделью экспериментального изучения специфики этих взаимосвязей, а также тех свойств мозгового субстрата, которые преломля­ют влияние внешних причин через внутренние условия.

Видимо, метод МВП является перспективным в разработке проблем, связанных с познанием многоплановых качеств человека. Изученная в этой связи единая реальность существования индивидных и личностных свойств может дать возможность выхода к представлению целостной индивидуаль­ности. Выдвижение на первый план идей целостности человеческой инди­видуальности осуществлялось вместе с введением в психологию системно­го подхода, позволившего интенсивно разрабатывать проблемы единства биологического и социального, генотипического и средового (Б.Г. Анань­ев, П.К. Анохин, Е.В. Шорохова, А.В. Брушлинский, Б.Ф. Ломов, B.C. Мерлин, И.В. Равич-Щербо, В.М. Русалов, Я. Стреляу и др.). Однако, цело­стность как основная категория системного анализа долгое время не полу­чала в дифференциальной психофизиологии своего научного статуса (вследствие этого до сих пор понятие «индивидуальность», как правило, употребляется как синоним индивидуальных различий). Типологический

контекст указанных сложнейших вопросов не может обойтись без деталь­ного изучения произвольной сферы психики.

В русле этих работ было замечено, что межзональная вариативность по­казателей мозговой активности (один из источников парциальности свойств нервной системы) в большей степени присуща «фоновым» индек­сам, регистрируемым при пассивном состоянии индивида. Активность же человеческой деятельности перестраивает биоэлектрические процессы, включенные в реализацию целей и мотивов (Базылевич, 1968, 1977, 1983). В этих условиях в механизмах действий основополагающую роль начина­ют играть так называемые системные процессы, синхронно возникающие в дистантно расположенных областях мозга. Можно было предполагать, что динамика нейрофизиологических процессов, включенных в целенаправлен­ное поведение, обладая качественным своеобразием в своем индивидуаль­ном проявлении, определенным образом соотносится со свойствами нерв­ной системы. Данное предположение могло быть проверено в эксперимен­те.

Эксперимент также должен был подтвердить или же опровергнуть ги­потезу о перестройке психофизиологической «канвы» произвольных дви­жений в зависимости от унитарных координат деятельности, таких как сте­пень стабилизации стратегии и информационный эквивалент прогнозируемого результата. Таким образом, целостность в данном контек­сте определяется системообразующей ролью результата и цели произволь­ного движения в организации его психофизиологии (В.Б. Швырков, 1978; Ю.И. Александров, 1989; Т.Ф. Базылевич, 1974). С другой стороны, цело­стность иерархического строения индивидуальности может быть рассмот­рена и со стороны превращения свойства в простой инструмент образова­ния совокупностей (139 и др.).

Дальнейшая конкретизация экспериментальных задач потребовала вы­бора психофизиологических характеристик для последующего детального их типологического изучения. При этом необходимо было учесть тот факт, что всякое произвольное целесообразное движение представляет собой ре­шение некоторой задачи, имеющей смысл для выполняющего его человека.

Механизмы реализации произвольных движений с наибольшей полно­той анализируются в контексте представлений о функциональных системах как организации взаимосодействующей активности различных элементов, приводящей к достижению полезного результата, который заранее прогно­зируется индивидом. С этих позиций поведение целенаправленно, так как живые системы обладают опережающим отражением действительности (П.К. Анохин, 1935, 1968; В.Б. Швырков, 1980 и др.). Трактовка психофи­зиологических механизмов поведения как функциональных систем, выдви­нутая И.М. Сеченовым и развитая АА. Ухтомским и, отчасти, НА. Берн-

штейном, позволила современным исследователям теоретически обосно­вать и экспериментально подтвердить возможность объективизации специ­фики функциональных систем в опережающих феноменах отражения (В.Б. Швырков 1978, Л. В. Бобровников, 1989). Этот класс «предактивности» со­поставим с понятиями акцептора действия (П.К. Анохин, 1962, 1975), функциональных органов (А.Н. Леонтьев, 1965), нервной модели стимула (Соколов, 1960).

Биоэлектрическими показателями данных процессов в составе МВП яв­ляется моторный потенциал готовности (Г.Г. Корнхубер, 1969 и др.). Эти процессы предактивности в динамике произвольных движений стали пред­метом наших детальных исследований с целью выделения их индивидуаль­ных особенностей и типологических детерминант, а также сопряженных с ними параметров развивающейся деятельности.

Вопросы типологического аспекта произвольных движений в структуре деятельности, долгое время не могли быть корректно поставлены прежде всего из-за недостаточной изученности более общей психофизиологиче­ской проблемы. Большинство конкретных исследований, как отмечено в работах Б.Ф. Ломова, Я.А. Пономарева, В.Б. Швыркова [92, 121, 163], ин­терпретировали данные о соотношении психических и физиологических (нервных) процессов в рамках теорий психофизиологического параллелиз­ма, тождества и/или взаимодействия. Концепция психофизиологического взаимодействия, как известно, обоснована в 17 веке Р. Декартом, который объяснял поведение живых существ по образцу механизма. Он считал, что связь души и тела не может быть постигнута разумом, хотя она непрелож­но утверждается опытом. Поскольку душа по своей природе лишена протя­женности и других свойств материи, из которых состоит тело, то нельзя указать, в какой части тела она находится (Р. Декарт. Страсти души. Избр. Произв., 1950, с. 604). Он полагал, что душа и тело определенным образом взаимодействуют в определенной структуре мозга — шишковидной желе­зе, находящейся в середине вещества мозга. Указанное положение позволя­ет «животным духам» в частицах крови проникать в мозг и оттуда в разных пропорциях направляться к мускулам. «Духи» раскачивают железу, благо­даря чему они информируют душу о состояниях тела и окружающем мире.

Считается, что концепция психофизиологического взаимодействия от­ражает идеалистический подход к проблеме соотношения психического и физиологического, поскольку сознание и его нервный (телесный) субстрат представляются как два самостоятельных начала, оказывающих влияние друг на друга [124, с. 330]. Дуализм этой концепции, восходящей к Р. Де­карту, мало дает для научного объяснения психической регуляции поведе­ния человека как целостного существа. Однако, конкретные психофизиоло­гические исследования часто используют парадигму психофизиологическо-

го взаимодействия для постановки проблем и объяснения результатов опы­та. Так, позитивная фаза локально регистрируемых вызванных потенциа­лов мозга с латентностью 300 мс — П300 — часто обсуждается как отра­жающая сложные психологические процессы, такие как «принятие реше­ния», мотивированность деятельности, сложность задачи и т. д. [133, 160]. (Поиск общих свойств нервной системы с помощью исследования ее регу-ляторных отделов по сути дела связан с допущением определенной роли психофизиологического взаимодействия в детерминации сколь угодно важ­ных особенностей индивида).

Механистичный принцип рефлекса, предложенный Р. Декартом, впо­следствии был научно обоснован, существенно преобразован и развит И.П. Павловым, что соответствовало достижениям науки XX века [121]. Рефлек­торная парадигма на долгие годы определила кардинальные направления психофизиологических исследований. При этом, широкое распространение получило изучение и объяснение психических явлений через условный рефлекс, что по сути дела упрочило рассмотрение соотношений психиче­ского и физиологического как тождества. Данный способ соотнесения ука­занных сфер бытия человека с успехом обосновывает современный логиче­ский позитивизм, рассматривающий психофизиологическую проблему как псевдонаучную. Сторонники этого направления считают, что сознание, по­ведение и нейрофизиологические процессы следует описывать с помощью различных языков. Адекватные описания ведут к соотносимости комплек­сов ощущений. Ориентированная на вышеобозначенный способ решения психофизиологической проблемы современная психофизиология обычно фиксирует линейные связи соответствующих характеристик. При этом пря­мо или косвенно допускают, что организация одного уровня однозначно детерминирует качество другого.

Третий способ истолкования психофизиологической проблемы — пси­хофизиологический параллелизм, согласно которому психическое и физио­логическое представляет собой два самостоятельных ряда процессов. Они неотделимы друг от друга, коррелируют между собой, но не связаны при­чинно-следственными отношениями [124, с. 329]. Материалистические на­правления при этом делают акцент на неотделимости сознания от мозга, идеалистические — фиксируют независимость сознания от материальных воздействий, его подчиненность особой психической причинности [там же]. В обоих случаях проблема не получает позитивного решения, посколь­ку сознание рассматривается только по отношению к процессам внутри ор­ганизма, а регуляторная роль психического в поведении не учитывается.

Дуализм перечисленных способов анализа психофизиологической про­блемы вел к тупиковым решениям задач, касающихся причинного объясне­ния психических явлений на основе исследования нейро- и психофизиоло-

гических механизмов формирования и развития субъекта психической дея­тельности. Перечисленные парадигмы вели к проблемам необозримой мно­жественности индивидуальных различий и не позволяли приступить к изу­чению реальной целостности индивидуальности.

С позиций современной науки методологически непротиворечивое ре­шение психофизиологической проблемы (без которого немыслимо изуче­ние индивидуализированности произвольной сферы психики) осуществле­но на основе теории функциональных систем, позволяющей рассматривать диалектическое единство психологического и физиологического как раз­ных уровней системной организации процессов жизнедеятельности в пове­дении [6, 7, 11, 18, 25, 163-166] Относительно психофизиологической про­блемы, в ракурсе которой решается вопрос о детерминации индивидуали­зированной активности субъекта психической деятельности, по мысли Б.Ф. Ломова [92], перспективным является подход, утверждающий принцип системности в анализе уже самих нейрофизиологических оснований психи­ки.

В рамках такого подхода, однако, попытки поэлементарного сопостав­ления отдельных психологических и физиологических характеристик ока­зываются малопродуктивными. Как неоднократно отмечал Б.Ф. Ломов [92], главное в изучении нейрофизиологических механизмов психических явлений (и их индивидуальной выраженности) — это сопоставление психи­ческой реальности не с отдельными нейрофизиологическими процессами, а с их организацией, с их системой. В этой связи раскрытие специфических «узлов» системного подхода к такой сверхсложной биопсихосоциальной системе, какой является целостная индивидуальность, составляет основное условие успеха психофизиологического исследования.

Важность комплексного взгляда на природу индивидуальности как це­лостности подчеркивается в современной науке в связи с фактами, свиде­тельствующими об индивидуализации признаков в развитии видов (И.И. Шмальгаузен, 1982 и др.). Поиск путей представления целостности инди­видуальности связывается с будущим психологических наук в плане разра­ботки экологии индивидуальности (Е.Н. Петрова, 1992). Вместе с тем, имеющиеся теории, глубоко и всесторонне анализируя отдельные фрагмен­ты реального бытия индивидуальности, не претендуют на поиск подходов к воссозданию ее целостности, хотя целостность — один из ясно фиксируе­мых сознанием признаков индивидуальности как системы — имплицитно содержится в логике развития ряда фундаментальных концепций (Б.Г. Ананьев, 1980; B.C. Мерлин, 1986; В.Д. Небылицын, 1966; В.М. Русалов, 1979, 1986; Я. Стреляу, 1982; А.Г. Асмолов, 1986; В.Н. Дружинин, 1990; ЭА. Голубева, 1993). Однако, проблемы интегративных механизмов, скре­пляющих в целостность разнообразные проявления индивида и личности в

субъекте психической деятельности, в конкретно-научном плане остаются мало разработанными.

По мысли Б.Г. Ананьева, «единичный человек, как индивидуальность, может быть понят лишь как единство и взаимосвязь его свойств как лично­сти и субъекта деятельности, в структуре которых функционируют природ­ные свойства человека как индивида». [9, с. 178]. Конкретные исследова­ния не случайно поэтому в любом из факторов, определяющих структуру личности, обнаруживают корреляционные плеяды, сложноветвящиеся цепи связей между отношениями и свойствами личности, интеллектуальными и другими психическими функциями, соматическими и нейродинамическими особенностями человека [9, с. 153]. Однако, выделение специфических ас­пектов системности в психофизиологии является сложной задачей из-за трудностей применения выработанных общих принципов системных ис­следований (относящихся к относительно простым функциональным ком­плексам) к анализу полисистемных объектов.

Под системой обычно понимают организованный комплекс взаимодей­ствующих элементов, между которыми сохраняются соответствия во вре­мени и пространстве, а весь комплекс взаимодействует с внешним миром как единое целое [155, с. 8, 9]. Целое при этом определяется как результат взаимодействия частей: каждая часть проявляет себя через другую часть, образуя определенную иерархию (субординацию). Однако, логика рассуж­дения требует определения части через целое, поскольку целостность не может быть раскрыта только через первичное выделение субординации частей. Если брать категорию взаимодействия как основную в системном подходе, то невозможно понять, почему целое концентрирует в себе каче­ственно новые свойства компонентов. Кроме того, нехитрые подсчеты по­казывают, что даже такой простой объект, как 400 лампочек, имеющих лишь две степени свободы, обладает множеством их сочетаний, которое выражается астрономическим числом (этот пример часто рассматривал П. К. Анохин, чтобы продемонстрировать бесперспективность подсчета числа возможных взаимодействий как отправного момента реализации сис­темного подхода к изучению органических живых систем).

Попытки снятия отмеченных противоречий с помощью укрупнения от­дельных составляющих целого не привели к успеху. Так, малоэффектив­ным для конкретных исследований оказалось введение понятия «элемент», определяемый как компонент целого, обладающий относительной незави­симостью и самостоятельностью функционирования в пределах данной системы отношений, сохраняющий основные свойства целого [155, с. 8-10]. Эвристически ценная категория «элемент» при ее содержательной ин­терпретации через «нейрон» (в физиологии поведения [155]) или же через «действие» (в деятельностной парадигме [90, 67, 140]) отбрасывала иссле-

дователя на позиции психофизиологического параллелизма, взаимодейст­вия или же тождества.

Продвижение в поиске способов реализации системного подхода по от­ношению к сверхсложным динамически развивающимся объектам, анали­зируемым в их самодвижении и опосредованиях, стало возможно на базе трудов А.А. Ухтомского, И.М. Сеченова, И.П. Павлова, Л.А. Орбели, П.К. Анохина. Основанная ими отечественная естественнонаучная школа психо­физиологии инициировала стремление исследователей комплексно рас­смотреть единство психического и физиологического в целенаправленном поведении. Все это потребовало творческих усилий исследователей, на­правленных на поиск новых парадигм психофизиологического изучения формирующейся деятельности, на восполнение недостающих науке знаний о законах целостности организма, индивида и личности в субъекте психи­ческой деятельности. Очевидно, реальность взаимосодействия разноуров­невых особенностей человека достижению его целей и реализации мотивов деятельности, не исчерпывается уже изученными в дифференциальной пси­хофизиологии условнорефлекторными особенностями высшей нервной деятельности.

А.А. Ухтомский еще в 1938 году отмечал, что условный рефлекс — это лишь частный и особый пример в ряду тех приспособлений, которыми снабжен живой организм для адекватного отражения объективной действи­тельности [153]. Условный рефлекс, оставаясь феноменом эксперименталь­ного исследования поведения, не исчерпывает весь широкий диапазон пси­хофизиологических механизмов целенаправленной активности. Так, физио­логия поведения выделила целый ряд явлений адаптации таких, как им-принтинг, имитация, вероятностное прогнозирование [154, 155].

Работы И.М. Фейгенберга и В.А. Иванникова [154 и др.] показали ши­рокий континуум преднастроечных механизмов произвольного действия. Их специфика — на одном полюсе — детерминирована высокой вероятно­стью подкрепления условного стимула, а — на другом — выраженной эн­тропией развития событий будущего.

Ситуации первого типа рассматриваются в контексте условных рефлек­сов, а периоды жизнедеятельности второго типа связываются с ориентиро­вочной реакцией, изученной Е.Н. Соколовым [141].

Таким образом, многоаспектность, интегративность психофизиологиче­ских механизмов деятельности заставляет отбросить суммативные пред­ставления о целом. По мысли И.И. Шмальгаузена [170], целое не получает­ся суммированием частей. Оно развивается одновременно с их обособлени­ем по мере прогрессивного усложнения организации. Организм — не сум­ма частей, а система, т. е. соподчиненная сложная взаимосвязь частей, даю­щая в своих противоречивых тенденциях, в своем непрерывном движении

высшее единство — развивающуюся организацию. В данном контексте мы должны изучать то, что объединяет части в одно развивающееся целое и что подчиняет их целому, т. е. мы должны анализировать интегрирующие факторы развития и изучать, каким образом эти факторы взаимодействуют и обусловливают согласованное развитие частей в индивидуальном и исто­рическом развитии всего организма [170, с. 10].

Однако, понимание необходимости изучать взаимодействие
элементов в системе, как уже отмечалось выше, мало что дает экспериментатору для системных исследований психофизиологических феноменов. Дополняя имеющиеся наработки в области системных исследований применительно к экспериментальной практике, П.К. Анохин полагал, что о живой органи­ческой системе следует говорить как о комплексе взаимодействующих
эле­ментов При этом, результат предыдущего опыта и цель будущего, которые заранее формируются в акцепторе действия, ученый рассматривал как сис­темообразующие факторы [10, 11].

Обоснованная П.К. Анохиным необходимость перемещения акцента системно ориентированных исследований на взаимосодействии частей це­лого получению заранее планируемого субъектом полезного результата от­крыла новую область психофизиологических работ [6, 7, 10, 11, 18, 163-166 и др.]. Указанный цикл работ В.Б. Швыркова, Ю.И. Александрова, И.О. Александрова, Н.Е. Максимовой и других сотрудников лаборатории нейро­физиологических основ психики ИП РАН содержит материалы сопоставле­ния психических и нейрофизиологических явлений через системные мозго­вые процессы, синхронно развивающиеся в дистантно расположенных моз­говых структурах. Полученные данные анализируются в связи с формиро­ванием целостных функциональных систем элементарного поведенческого акта. Здесь систематическому экспериментальному исследованию подверг­нут новый вид процессов в целостном живом организме. Эти процессы свя­зываются с системными, общемозговыми феноменами или с организацией физиологического при регуляторных воздействиях психического (по-види­мому, здесь подразумевается и обратный градиент воздействий).

Таким образом, изучение ЭЭГ и нейрональной активности в поведении открыло возможность познания закономерностей системных механизмов целенаправленного поведения. При этом, методология системного подхода делает центральными такие понятия, как целостность, эволюция, развитие, динамика, иерархия, интегративность, системообразующий фактор, типич­ность поведения [11, 42, 47, 92, 139]. В свою очередь, типичность опреде­ленных форм субъектно-объектного взаимодействия подразумевает нали­чие жестких звеньев (объединений) в функциональных системах [48, 155], структура которых раскрывает закон связи между элементами целого.

Физиология поведения также свидетельствует, что в живых системах выделяется два основных типа структуры: стабильная жесткая и лабильная вариабельная [155]. При этом, сохранение устойчивости в ходе эволюцион­ных преобразований подразумевает в качестве первичного системообра­зующего фактора определенную генетическую основу, генетически запро­граммированный закон интеграции. Так, например, данный закон опреде­ляет рост нейронов в культуре ткани. Наследственные программы разви­тия, а не индивидуальный опыт предопределяют невозможность обучения тритонов, у которых пересекали зрительный нерв и поворачивали глазное яблоко на 180 градусов. В процессе регенерации волокон зрительного нер­ва переобучение не наступает, тритон видит мир перевернутым [155].

Реализация генетических программ человека в поведении, конечно же, имеет гораздо более сложный характер. Однако, наука уже выявила опре­деленные ориентиры такой реализации, которые обобщены Б.Ф. Ломовым [92]. Анализ данных генетической психофизиологии [97, 99, 102, 122] по­зволяет заметить, что генотип сказывается в типичности поведения и пси­хики через влияние на индивидуализированность психофизиологических процессов, опосредующих воздействие внешних причин на внутренние ус­ловия субъекта психической деятельности.

Применительно к проблемам индивидуальных различий термин «тип», «типологический», отправляясь от работ Б.М. Теплова, обычно используют для обозначения закономерно сочетанного комплекса свойств нервной сис­темы, обусловливающего (при сопряженных субъектно-объектных взаимо­действиях) типичность индивидуальных стилей деятельности и — более широкое своеобразие поведения. Как уже отмечалось, указанное значение четко разграничивалось с характерной «картиной поведения» человека или животного, в которой практически невозможно было отделить фенотип от генотипа. Современная психология и у нас в стране, и за рубежом, как пра­вило, использует термин «типологический анализ» в понимании Б.М. Теп­лова, хотя отдельные работы пытаются выделять типологии на основе ва­риативных, ситуативных признаков индивида.

Сказанное подчеркивает ключевое значение природных, конституцио­нальных, генотипических, индивидуально-стабильных особенностей нерв­ной системы (т. е. — ее свойств) для обусловливания типичных для каждо­го человека паттернов индивидуально-психологических различий. Однако, развитие традиционных линий типологических исследований, направлен­ных на первичное изучение отдельных локально регистрируемых свойств исходя из их физиологического содержания, лишь в далекой перспективе намечало поиск характерных сочетаний данных фундаментальных характе­ристик мозговой ткани и их психологических проявлений. Форсирование намеченного пути изучения типологических особенностей высшей нервной

деятельности, как показано в предыдущем разделе диссертации, привело к раскрытию феноменов парциальности основных свойств нервной системы и констатации трансситуативной вариативности их симптомов. Исследова­тели со все большей очевидностью ощущали противоречие между линей­ными парадигмами традиционных направлений исследований и реальной сложностью получаемых фактов.

Противоречия, фиксируемые в методологии и экспериментальной прак­тике дифференциальной психофизиологии, ведут к предположению, что понимание свойств нервной системы через качества функционирования нервной ткани (как устойчивых особенностей нервной системы [124, с. 353], в частности, определяемых запасом раздражимого вещества) не отра­жает реальную многомерность предмета исследования прежде всего из-за неясности места и роли свойств нервной системы в выполнении целостной деятельности.

По нашему мнению, свойства нервной системы получают свою опреде­ленность только при включении их в систему. Такой ракурс объекта иссле­дования с необходимость предполагает соотнесение инраиндивидуальных вариаций свойств с результатом действия, включенного в естественное раз­витие субъектно-объектных отношений. Это достигается при решении че­ловеком значимой для него задачи. Эксперимент при этом рассматривается как пласт реальной жизнедеятельности человека в ее естественном разви­тии. Подкрепление данной мысли мы нашли у Б. Л. Пастернака [116а], про­анализировавшего проблему предмета и метода психологии. Он пишет: «Объективная наука выводит феномены из той, так сказать, случайной свя­зи, в которую их как бы занесло отдельным текущим сознанием, и включа­ет их в объективно необходимую связь природы, куда они относятся с ло­гической необходимостью».

Сказанное созвучно с теоретически обоснованной возможностью изу­чать сверхсложные динамично развивающиеся объекты в их ставших уже зрелыми формах [92, 116а, 156]. В данной связи психофизиологический уровень индивидуальности может быть рассмотрен и изучен как репрезен­тант кумулятивных взаимосвязей индивида с миром, в которых прошлое (генотипические признаки), настоящее (рассогласование прогноза и реаль­ности) и будущее (субъективный образ потребного будущего) представле­ны в единстве.

Таким образом, логика развития общей и дифференциальной психофи­зиологии вскрыла новый пласт проблем, касающихся природных предпо­сылок произвольных движений и действий и требующих привлечения зако­номерностей динамики функциональных систем, смены детерминант их формирования и развития, понимания системообразующих факторов орга­низации, выделения индивидуального своеобразия и целостности через ин-

тегративную роль результата и цели действия в организации взаимосодей­ствия разноуровневых свойств и качеств человека успеху решения субъек­тивно значимых задач.

1. 3. Предпосылки исследования произвольных движений в структуре целостной индивидуальности

Изложенные выше теоретические основы типологического анализа про­извольной сферы психики позволяют формулировать цели и гипотезу сис­темных исследований индивидуальности, конкретизировать их в экспери­ментальных задачах. Это осуществлено на основе ориентации, которые ра­нее практически не пересекались в пространстве научного мышления диф­ференциальной психофизиологии и психологии индивидуальности: мето­дологии системного подхода [42, 47, 87, 92, 139], принципа активности субъекта психической деятельности [3, 12, 52], конкретных научно-методо­логических основ анализа деятельности [15, 16, 59а, 64, 90, 92, 130], зако­нов целеспецифичности функциональных систем [6, 7, 49а, 163-166], по­зволяющих объективизировать их особенности в характеристиках опере­жающего отражения [10, 11, 49а, 164].

Анализ индивидуальных различий активного поведения человека пред­полагает рассмотрение субъектно-объектного взаимодействия «как слож­ного, многомерного и многоуровневого, динамически развивающегося яв­ления» [92, с. 216], основной единицей которого является действие как эле­ментарная и специфическая единица деятельности [90, 67, 129, 130]. Дейст­вие определяется как произвольная преднамеренная опосредованная актив­ность, направленная на достижение осознаваемой цели [124, с. 94].

Деятельность проявляется в различных двигательных актах, за которы­ми скрывается система процессов, связанных с формированием мотивов, целей, планов, оперативных образов, принятия решения и синтезов теку­щей информации и сигналов обратной связи [92, с. 226]. В данном контек­сте произвольные движения — это внешние и внутренние телесные акты, сознательно регулируемые на основе имеющейся у человека потребности в достижении цели как образа предвосхищаемого результата [124, с. 93]. Ис­следование двигательной активности обычно не ограничивается изучением только внешних ее детерминант. Понимание единства психического и фи­зиологического в субъекте деятельности предполагает, по идее В.Б. Швыр-кова, необходимость и возможность их сопоставления через системные об­щемозговые механизмы, то есть через функциональную систему поведен­ческого акта [165 и др.].

В качестве экспериментального показателя, позволяющего в экспери­ментах при интактном мозге изучать относительно тонкие психофизиоло-

гические механизмы произвольности, зарекомендовала себя предшествую­щая движению суммированная биоэлектрическая активность, которая от­носится к так называемым вызванных потенциалам (ВП) и обозначается как моторные вызванные потенциалы (МВП). Референтное значение данно­го показателя для изучения типологических особенностей произвольности определяется особым местом «живого» движения в интегративной актив­ности мозга и механизмах реализации психических функций человека. Так, цитоархитектонические, анатомические, коммуникационные и морфофунк-циональные особенности двигательного анализатора и его коркового ядра (поля 4 и 6 прецентральной области лобной доли) позволяют говорить о мультисенсорной конвергенции, корковой полианализаторной регуляции, межанализаторной интеграции как специфических качествах целостной системы двигательного акта [13, 28, 67, 916 и др.]. Реализация этих важных функций облегчается тем, что в моторной коре преобладают мультимо-дальные и неспецифичные нейроны [7, 28, 916]. Кроме того, установлено, что движения, участвующие в рецепции любой модальности, тесно связаны с такой общесистемной функцией, как контроль и регуляция психических действий. Двигательный же анализатор при его системном представлении может рассматриваться как аппарат программирования и реализации цело­стных актов поведения [87а, 916].

Все это позволяет думать, что движения человека, включенные в его многообразные отношения с внешним миром, могут служить удобной мо­делью экспериментального изучения специфики этих взаимосвязей, а так­же свойств мозгового субстрата, которые опосредуют при этом влияние внешних причин через внутренние условия индивидуальности.

Не случайно поэтому модель произвольных движений используется для разрешения ряда проблем психологии, в частности, для установления нор­мы реакции индивида, выделения в параметрах действий характерных ин­дикаторов утомления, психического насыщения, монотонии, выявления психологических характеристик конкретных видов труда и т. д. Для общей психологии особый интерес представляют движения человека, включенные в его деятельность. Эти двигательные акты несут в себе закономерности особого рода, связанные с регуляторной функцией психического по отно­шению к физиологическому [11, 25, 92, 162, 165]. Движения, исследован­ные в этом аспекте, дают возможность изучить отражающуюся в них моти-вационно-потребностную сферу индивида, особенности смыслообразова-ния и целеполагания, в том числе в зависимости от общения людей друг с другом (индивидуальный аспект данных отношений отражается в характе­ристиках экстраинтроверсии). При этом мозговые биоэлектрические пока­затели движений (МВП, а также выделяемые в их составе МИГ и ПА) мо­гут анализироваться в аспекте психофизиологии личности.

Видимо, метод МВП является перспективным в изучении проблем, свя­занных с познанием организации многоплановых свойств человека в дина­мике его многообразных отношений с внешним миром. В тонких нейрофи­зиологических механизмах реализации движений (которые могут анализи­роваться по параметрам МВП) получают отражение разнообразные свойст­ва индивида, формирующиеся и проявляющиеся в широком континууме взаимодействий с объективной реальностью: от тех качеств человека, кото­рые характеризуют его как представителя биологического рода HomoSapiens, до индивидуальных особенностей, связанных с личностно-при-страстными формами отражения внешнего мира.

В этой области исследований дифференциальная психофизиология име­ет свой специфический предмет, связанный с изучением «конституцио­нальных», «природных», «устойчивых», «генотипичных» свойств индивида [28, 106, 108, 122, 131]. По-видимому, индивидуально-типологические осо­бенности механизмов реализации движений могут быть предметом диффе­ренциальной психофизиологии, поскольку с помощью метода близнецов работами С. Б. Малыха [97 и др.] уже показана высокая степень генотипи-ческой обусловленности связанных с движениями потенциалов мозга. Ис­следование Н.А. Леоновой, выполненное под нашим руководством, выяви­ло индивидуальную стабильность характеристик МВП при их регистрации через месяц и через год [данные отражены в монографии — 28-и на рис. 3]. Отнесение МВП к классу вызванных потенциалов, которые являются свое­образным мостом, соединяющим микроуровень реагирования и макрореак­ции (это неоднократно подчеркивал Е.Н. Соколов), также доказывает пер­спективность избранной референтной методики диссертационного иссле­дования.

Как показывает опыт типологических исследований, изучение психофи­зиологической «канвы» сенсомоторных действий дает более определенное решение дифференциально-психофизиологических задач, чем фиксация внешних и или результативных характеристик деятельности. Например, ра­бота Т. А. Пантелеевой с помощью метода близнецов выделила генетиче­ские детерминанты в переделке двигательных навыков [115, 116]. Показа­тельно, что генетическая обусловленность при этом была выявлена в инди­видуальных характеристиках электромиограммы работающей мышцы и от­сутствовала в результативных параметрах исследуемой переделки.

Инициированное нами исследование МВП рассматривалось как один из подобных путей изучения системности индивидуально-типологических различий. Возможность относительно тонкого выделения в вызванных от­ветах не только последовательности вовлечения мозговых структур в акти­вацию целого мозга, но и проявляемых при этом свойств нервной системы делали методику МВП удобной для изучения нейро- и психофизиологиче-

ских основ организации разноуровневых свойств индивидуальности в по­ведении. Все это определило стратегию исследования, отправляющегося от детального изучения соотношений характеристик психофизиологического уровня произвольности в периоды прогнозирования (а при высокой энтро­пии прогноза — при антиципации) результата действия, с параметрами свойств нервной системы и с психодинамическими показателями индиви­дуального поведения.

Таким образом, специальное изучение новой для типологических иссле­дований проблемы индивидуализации произвольной сферы психики требу­ет формулировки адекватного объекта исследования, предмета исследова­ния, его непосредственной и перспективной цели и особых способов их конкретизации в экспериментальных задачах. С этих позиций ОБЪЕКТОМ ИССЛЕДОВАНИЯ стали индивидуально-типологические особенности произвольных движений и действий как закономерно обобщенные в пове­дении структурные характеристики функциональных систем, включенные в единый процесс развития целенаправленной активности субъекта психи­ческой деятельности. ПРЕДМЕТОМ настоящей работы является изучение зависимости индивидуальных особенностей опережающей моторные дей­ствия биоэлектрической активности мозга, объективизирующей динамику функциональных систем, от ситуации развития деятельности, индивидных и общеличностных характеристик человека.

Референтные МЕТОДИКИ исследования конструировались на основе метода МВП — моторных вызванных потенциалов [19, 28, 69, 175] (эти по­казатели еще называют связанными с движениями потенциалами мозга). Они включают новый класс биопотенциалов, обозначенных нами как по­тенциалы антиципации (ПА). Вместе с тем, валидизация и интерпретация материалов исследования требует привлечения показателей, апробирован­ных в дифференциальной и генетической психофизиологии.

Гипотетически предполагается, что целостная индивидуальность чело­века в единстве индивидных и личностных компонент субъекта психиче­ской деятельности наиболее полно выражается в показателях произвольной сферы психики. Типологический подход к проверке гипотезы требует пер­вичного анализа особенностей психофизиологического уровня индивиду­альности, обладающего выраженными кумулятивными качествами. Он конкретизируется в детальном исследовании типологических особенностей биоэлектрической активности мозга, опережающей результат действий. Та­кая стратегия позволяет судить о специфике функциональных систем при их объективизации в опережающей результат действия биоэлектрической активности мозга.

Системные предвосхищающие процессы, такие как антиципация, отра­жая динамику функциональных систем, аккумулируют в своих синдромах

индивидуально-обобщенные особенности прошедших стадий развития че­ловека (генотипические признаки), детерминированные настоящим (сличе­нием прогноза и реальности) и перспективой будущего (информационным эквивалентом прогнозируемого результата действия). В этой связи можно полагать, что индивидуально-обобщенные структурные характеристики функциональных систем являются инвариантной составляющей разнооб­разной активности человека. Следовательно, можно ожидать, что «жесткие структуры» психофизиологического уровня произвольных движений и дей­ствий, которые включаются в разнообразную активность субъекта, являют­ся задатками сопряженных с ними индивидуальных особенностей психики.

Альтернативными высказанным предположениям являются бытующие в научном мышлении представления о типологических особенностях нерв­ной системы как некоей константе, которую удобно не принимать во вни­мание, как только человек начинает действовать. Такие стереотипы рас­смотрения типологических особенностей индивида как безличных предпо­сылок развития личности [90, с. 177, 178] при их расширительной интер­претации наталкивают на мысль о легкой подверженности свойств индиви­дуальности регуляции со стороны воспитания, образования, среды. Эти стереотипы основываются на статичных, «мозаичных» концепциях биоло­гических основ индивидуально-психологических различий, изолированных от законов развития субъектно-объектного взаимодействия.

Реализация исследовательского проект в качестве его цели позволяет — на основе эволюционно-системного анализа — выявить структуру индиви­дуально-типологических особенностей психофизиологии антиципации в динамике произвольных движений и действий, изучить специфику зависи­мости синдромов антиципации от ситуации субъектно-объектного взаимо­действия (стадии формирования стратегии решения задачи и субъективной вероятности достижения прогнозируемого результата), а также соотнести характеристики антиципации с генотипическими признаками (свойствами нервной системы) и динамическими параметрами поведения (индивидуаль­ным стилем деятельности, темповыми и результативными ее особенностя­ми). В перспективе системного исследования — выработка подхода к тео­рии целостной индивидуальности, раскрывающейся в единстве индивид­ных и личностных свойств в поведении.

Достижение целей исследования требует последовательного решения ряда теоретических, методологических, науковедческих и эксперименталь­ных ЗАДАЧ: 1) выделения исторической инвариантности и тенденций раз­вития идей о типологических особенностях высшей нервной деятельности, в русле которых ставилась проблема индивидуализации произвольной сфе­ры психики; 2) анализа противоречий, фиксируемых в психологии из-за от­сутствия знания закономерностей организации индивидуальных особенно-

стей в поведении; 3) вычленения нового пласта проблем дифференциаль­ной психофизиологии, касающихся природных предпосылок произвольной сферы психики, требующих изучения законов развития функциональных систем, смены детерминант их формирования, системообразующих факто­ров организации с последующим выделением их целостности через инте-гративную роль результата и цели действий в строении «жестких звеньев» психофизиологии деятельности; 4) конкретизации поставленных проблем в экспериментальных задачах на основе ранее практически не пересекаю­щихся в пространстве научного мышления дифференциальной психологии ориентации: методологии системного подхода, конкретных научно-методо­логических принципов анализа деятельности, законов целеспецифичности и системоспецифичности функциональных систем, позволяющих объекти­визировать их специфику в феноменах опережающего отражения; 5) разра­ботки методики получения мозговых потенциалов антиципации (ПА), реа­лизующих естественное развитие деятельности при фиксации ее унифици­рованных ситуативных координат; 6) сопоставления массива данных, включающих показатели ПА разнообразных движений, со свойствами нервной системы, а также с темповыми и результативными характеристи­ками деятельности; 7)систематизации условий, скрепляющих в субъекте психической деятельности в единое целое как характеристики антиципа­ции, так и генотипические свойства индивида вместе с темповыми, резуль­тативными и стилевыми особенностями поведения; 8) обобщения систем­ных исследований антиципации в структуре индивидуальности в контексте эволюционно-системных представлений о природных основах индивиду­ально-психологических различий; 9) выделения прикладного значения но­вых знаний о закономерностях организации разноуровневых свойств инди­видуальности в поведении.

Теоретическим основанием проведенных исследований послужили из­вестные положения теории и методологиии психологической науки о сис­темном строении психофизиологических феноменов и об эволюционно-системном подходе к их изучению (П.К. Анохин, 1935, 1971; Н.П. Бехтере­ва, 1974; В.Б. Швырков, 1979, 1980; Б.Ф. Ломов, 1984; В.М. Русалов, 1979), базирующиеся на традициях отечественной естественнонаучной школы психологов и физиологов (И.М. Сеченов, 1881; А.А. Ухтомский, 1923; И.П. Павлов, 1923; Б.М. Теплов, 1963; В.Д. Небылицын, 1966 и др.). В соответ­ствии с этими основаниями идеи системного подхода при реализации принципа развития (Л.И. Анцыферова, 1978) выступают для нас в качестве общепсихологического контекста изучения законов индивидуализации функциональных систем при их объективизации в системных антиципаци-онных процессах, предваряющих произвольное движение.

Особое значение для решения исследовательских задач имеет принцип единства сознания (психики) и деятельности (С.Л. Рубинштейн, 1935; А.В. Брушлинский, O.K. Тихомиров, 1989), теория индивида как субъекта пси­хической деятельности (К.А. Абульханова, 1973, 1980) при континуально-генетическом, недизъюнктивном способе представления психических про­цессов в органических системах (А.В. Брушлинский, 1977, 1979). Последо­вательное решение поставленных проблем стало бы невозможным без уче­та итогов разработки психофизиологической проблемы (С.Л. Рубинштейн, 1959; ЯЛ.
Пономарев, 1967; В.Б. Швырков, 1978 и др.).

Ход поисковых работ потребовал привлечения конкретно-методологи­ческих принципов анализа деятельности (С.Л. Рубинштейн, 1935; А.Н. Ле­онтьев, 1966; В.П. Зинченко, 1987), идей о целеспецифичности нейрональ-ной активности и ее макроуровня (ЭЭГ, ВП) в поведении (В.Б. Швырков, 1978; Ю.И. Александров, 1989). Учитывались также принципы типологиче­ских исследований: конструктивность рассмотрения синдромов свойств нервной системы, первичность строго лабораторных методов их изучения, математико-статистический анализ референтных методик выделения при­родных особенностей человека (Б.М. Теплов, 1963; В.Д. Небылицын, 1966), важность изучения активности человека, а также его интегративных характеристик в плане развития дифференциальной психофизиологии и психологии (В.М. Русалов, 1979; А.И. Крупное, 1970, 1981).

Необходимость разработки нового методического инструментария для оценки системных процессов антиципации, регистрируемых в естествен­ной динамике действий, в плане проработки нового пласта типологических проблем определяет оригинальный характер большинства конкретных ме­тодик. В основе планирования комплексной программы проведенного тео­ретико-экспериментального исследования был положен принцип специ­фичности характеристик, оценивающих обобщенные признаки индивида и личность в структуре индивидуальности. Их подбор должен был обеспе­чить «вертикальный срез» разноуровневых показателей индивидуальности, которые могли быть систематизированы в системе унифицированных коор­динат развития деятельности.

ГЛАВА
II

СПЕЦИФИКА ИЗУЧЕНИЯ

ПСИХОФИЗИОЛОГИИ ДВИЖЕНИЙ

С ПОМОЩЬЮ МЕТОДА МОТОРНЫХ

ВЫЗВАННЫХ ПОТЕНЦИАЛОВ (МВП)

2.1. Развитие представлений о связанных с движениями потенциалах мозга

МВП — это класс электрофизиологических феноменов, относящихся к вызванным потенциалам (ВП). ВП обычно называют колебания потенциала в любом отделе нервной системы, возникающие под влиянием внешнего воздействия и находящиеся в относительно строгой связи с ним [133]. Со­ответственно МВП характеризуются как колебания потенциала, регистри­руемые в любой области большого мозга и находящиеся в постоянной вре­менной связи с определенной фазой активного (произвольного) или пассив­ного (непроизвольного) движения [28, 69, 175, 251 и др.]. В имеющихся классификациях ВП [175 и др.] МВП занимают особое место. Малая вариа­бельность МВП, относительно большие (по сравнению с сенсорными ВП) амплитуды, особое распределение по коре и подкорковым структурам моз­га, непосредственная связь с психологическими характеристиками позволя­ет авторам рассматривать их как особый класс биоэлектрических феноме­нов.

Как и любой другой вид ВП, МВП регистрируется с поверхности голо­вы у человека с помощью электродов и усилителей, применяемых для по­лучения ЭЭГ при соблюдении стандартной процедуры записи ЭЭГ. При этом ВП возникают на фоне спонтанной или фоновой активности мозга. Поскольку чаще всего амплитуда ВП на определенную стимуляцию мень­ше амплитуд фоновой биоэлектрической активности, одиночные связанные с движениями реакции трудно различимы в суммарной ЭЭГ (хотя МВП, как и сенсорные ВП, могут при определенных условиях визуально наблю­даться в одиночных записях ЭЭГ).

Первые наблюдения связанных с движениями потенциалов мозга сдела­ны Бейтсом еще в 1951 году с помощью фотографического наложения по­вторных записей ЭЭГ от начала возникающей при движении ЭМГ. Однако, несовершенство техники регистрации не позволило в то время получить четких биоэлектрических показателей движений, хотя были отмечены не­большие изменения потенциала через 20-40 мс после начала активного и

пассивного движений, а также тенденция к наложению фаз альфа-волн [об-зоры-28, 175].

Регистрация МВП стала возможной с помощью разных способов, по­зволяющих выделять сигнал (ВП) из шума (спонтанная ЭЭГ). С этой целью обычно применяются комплексы ЭВМ, которые с помощью суммирования или усреднения выявляют повторяющиеся колебания, в то время как слу­чайный процесс — фоновая ЭЭГ — погашается по мере накопления. В этом случае МВП выделяются достаточно отчетливо.

Описание самых общих особенностей феномена МВП различными ис­следователями в основном совпадает. МВП человека, зарегистрированные в графической форме, содержат сложный комплекс негативно-позитивных колебаний, которые при пассивных движениях наблюдаются после начала действия, а при активных предшествуют и сопровождают его.

Современные представления о МВП, далеко не совершенные, но осно­ванные на богатом экспериментальном материале, свидетельствуют о мно­гообразии связанных с движениями потенциалов мозга, о чем говорит уже простой перечень этих феноменов. В частности, в МВП можно выделить ВП при реактивных движениях, инициируемых каким-либо сенсорным сти­мулом, вызванные ответы на электрическое раздражение срединного или другого нерва, ВП на мышечную импульсацию, возникающую при пассив­ном передвижении конечности, а также комплекс ВП, предшествующих и сопровождающих произвольные действия человека [28, 97, 98, 175 и др.]. Отражающиеся в этих МВП мозговые процессы, по-видимому, различны как по психологической сущности, так и по физиологическим механизмам их реализации. Все они не могут быть полностью идентичными, хотя пере­численные вызванные ответы и объединяет связь с фазой движения.

Дополнительным аргументом в пользу отнесения целого комплекса биоэлектрических показателей к МВП являются и некоторые общие зако­номерности протекания нейрофизиологических процессов во время реали­зации разных двигательных актов [28, 30, 44, 69 и др.].

Научная литература по МВП содержит достаточно обширный экспери­ментальный материал, однако теоретический анализ всего комплекса соб­ранных к настоящему времени фактов еще не проведен, а единая для всех исследователей терминология еще не выработана. В частности, дискусси­онно само определение МВП. Так Э.М. Рутман к моторным ВП относит только вызванные ответы, которые регистрируются перед моторной реак­цией в связи с активностью двигательной зоны коры [133]. Другие исследо­ватели, например Г.Г. Корнхубер и Л. Дик [215, 216], а также Х.Г. Воген [251] строили свои работы на основе сопоставления МВП активных и ана­логичных пассивных движений, рассматривая при этом весь комплекс ко­лебаний, которые выделяются и перед действием, и в ходе мышечных со-

кращений. К тому же, как выявлено, например, в работах В.Б. Швыркова [163, 164 и др.] (на животных) и в наших исследованиях (на людях) [28], связанные с движениями мозговые потенциалы в зависимости от целост­ной структуры поведенческого акта могут иметь самую различную выра­женность в дистантно расположенных мозговых структурах. Кроме того, показано, что изменения потенциалов перед моторной реакцией наблюда­ются лишь в случае произвольности действия [28, 175, 251 и др.], а медлен­ное негативное колебание, связанное с ожиданием, готовностью, может ре­гистрироваться перед стимулом любой модальности. Эти факты не позво­ляют отождествлять МВП с потенциалами готовности, связанными с актив­ностью двигательной зоны.

Дискуссионна также терминология, используемая исследователями для обозначения составляющих МВП. Так, например, медленное негативное колебание потенциала, регистрируемое за 4-0,5 с перед произвольным дви­жением (обычно его называют моторным потенциалом готовности — Mill'), не может, строго говоря, называться ВП в традиционном его пони­мании. Выше уже приводилось определение ВП, согласно которому ВП на­зываются колебания потенциала, возникающие в ответ на действие внеш­них стимулов. Биоэлектрические изменения потенциалов мозга, регистри­руемые в период, предшествующий произвольным движениям, очевидно, однозначно не детерминированы раздражителем, поскольку они возникают в отсутствие какой-либо стимуляции. По-видимому, указанные изменения прежде всего отражают подготовку к событиям будущего (именно таким образом они интерпретируются в психофизиологических работах).

Определенные возражения вызывает и употребление термина «мотор­ный» потенциал. Отнесение мозговых потенциалов преддвигательного пе­риода действия, когда отсутствует какой-либо модально-специфичный раз­дражитель, к моторным является не вполне корректным. Необходимость пересмотра этого термина вытекает и из фактических материалов, получен­ных в конкретных экспериментах. Так, неоднократно показано, что анало­гичные изменения потенциалов мозга можно зарегистрировать перед дей­ствиями, характеризующимися разными сенсомоторными составляющими [28, 69, 233 и др.].

В современной литературе все более распространенным становится представление коррелятов движений через так называемые событийно-свя­занные потенциалы {
event
-
related
potentials
)
— ССП. Предполагается при этом, что ССП более адекватно отражают сущность мозговых процессов реализации движений человека. Объединение биоэлектрических процессов в ССП основано, таким образом, не на формальном способе их выделения из фоновой ЭЭГ (усреднении относительно момента движения), а на зако­номерном соотнесении с психическими актами и состояниями, когда меж-

ду ВП и психологическими характеристиками установлена достаточно на­дежная связь [175].

Объединенные в ССП электрофизиологические явления, согласно клас­сификации Вогена [175, 251], включают, помимо МВП, сенсорные ВП, поздние ВП, возникающие с большой пиковой латентностью, медленные изменения потенциалов, а также внечерепные потенциалы. Очевидно, вы­деляемые здесь подклассы ВП не являются полностью независимыми. Так, вызванные ответы, регистрируемые через значительный промежуток вре­мени после раздражения, могут отмечаться и в МВП, и в сенсорных потен­циалах. Наверное, правильнее было бы говорить о подверженности разного рода ВП регуляторным влияниям со стороны психических процессов. Од­нако соответствующая классификация ВП и МВП в современной науке еще не разработана, хотя имеется ряд экспериментальных фактов, подтвер­ждающих эту мысль.

МВП обычно подразделяются на вызванные ответы, сопровождающие пассивные (непроизвольные) движения (МВ1111), и на потенциалы, связан­ные с активными (произвольными) действиями (MBПА). К первой группе — МВ1111 — относятся ВП мозга, возникающие во время пассивных дви­жений, когда индивид не имеет сознательной цели совершать двигательные акты (при механическом перемещении конечности, при электрическом раз­дражении мышцы). При этом момент начала движения выбирается экспе­риментатором и является неожиданным для испытуемого.

К этой же группе некоторые авторы относят и соматосенсорные ВП (ССВП) — корковые вызванные ответы на электрическую стимуляцию ка­кого-либо переферического нерва [175 и др.]. Такое отнесение аргументи­руется предположением о доминировании мышечной импульсации в гене­рации данных потенциалов. Однако ССВП, несомненно, не являются одно­родными, как, впрочем, и другие виды ВП [27, 28, 133 и др.]. По-видимому, выраженность ССВП в значительной степени определяется эффектами от кожно-тактильных и болевых ощущений, а также функциональным состоя­нием испытуемого, связанным с новизной электрокожной стимуляции.

Гербрандт, Гофф и Смитт [202], а также Воген [252] изучали мозговое распределение ССВП. Показано, что самые ранние его компоненты, реги­стрируемые в интервале до 48 мс после нанесения раздражения, практиче­ски отсутствовали в полушарии, ипсилатеральном стимулируемому запя­стью. Поздние же компоненты с латентным периодом 65-200 мс регистри­ровались билатерально. На основе этих фактов высказано предположение о том, что поздние компоненты отражают экстралемнисковую активность, вероятно, связанную с ретикулярной формацией. Другими словами, била­теральная выраженность поздних компонентов может свидетельствовать о наличии общего подкоркового механизма, одинаково влияющего на оба

полушария. Напротив, другими исследователями [175] получены факты, как будто бы опровергающие такое предположение и указывающие на уча­стие специфической афферентации в генерации как ранних, так и поздних компонентов ССВП.

Сходные с ССВП потенциалы мозга регистрируются и при пассивных движениях человека, например при сгибании конечностей, подъеме пальца на определенную высоту [19, 175 и др.]. Видимо, из-за трудности конст­руирования методик, позволяющих выделять МВ1111, в литературе имеют­ся лишь отдельные работы, где исследовался этот феномен.

К настоящему времени установлено, что пассивное мышечное сокраще­ние вызывает определенные и четкие изменения биоэлектрических процес­сов, отводимых от поверхности головы. В период, предшествующий непро­извольным движениям, вызванные ответы не регистрируются. Однако, рит­мическая стимуляции способствует появлению постепенно нарастающего медленного негативного колебания в период 0,5-1 с перед мускульным со­кращением [175]. По-видимому, ритмичная смена раздражителей способст­вует снятию временной неопределенности в прогнозировании человеком временных интервалов между стимулами. Очевидно, сущность этих изме­нений потенциала не может быть удовлетворительно понята без привлече­ния процессов антиципации, ожидания, готовности. Эти предпроцессы в современной психофизиологии с успехом изучаются на модели произволь­ных движений.

Исследования связанных с активными движениями потенциалов мозга человека (МВПА) — основное направление работ по МВП. В них неодно­кратно показано, что МВПА простых произвольных движений (быстрое сжатие руки в кулак, отведение стопы назад, сгибание пальца и т. д.) состо­ит из ряда компонентов, выраженность которых зависит от особенностей методики регистриции ответов. За 0,5-4 с до начала произвольного движе­ния возникает так называемый моторный потенциал готовности (МП!'), представляющий собой медленно возрастающее поверхностно-отрицатель­ное колебание амплитудой до 20 мкВ и выше (см. рис. 1). Часто МПГ дос­тигает максимума к моменту движения, после чего появляется позитивный компонент — малая позитивная (преддвигательная) волна, которая возни­кает примерно за 100 мс до начала движения, имеет небольшую амплитуду и наблюдается не во всех случаях. За 50 мс до действия может возникать поверхностно-отрицательный «предмоторный потенциал», достигающий в амплитуде 10-15 мкВ.

Собственно произвольное движение сопровождает сложный комплекс позитивно-негативных колебаний с индивидуально-варьирующими харак­теристиками. Иногда в этом комплексе можно выделить последовательную позитивность, длящуюся 100-150 мс и достигающую амплитуды 15-20

мкВ. В общей конфигурации данного комплекса можно отметить две полу­волны.

Природа компонентов МВП (вопрос, который имеет первостепенное значение для дифференциально-психофизиологического исследования) до сих пор еще мало изучена. Так, на основе анализа распределения компо­нентов МВП по коре во время произвольных движений с участием различ­ных мышечных групп высказано предположение о связи малой позитивной волны, предшествующей действию на интервал, зависящий от мускульного усилия, с общим негативным измерением (Mill'), отражающим, видимо, намерение действовать [251, 252].

Ряд авторов [175, 236 и др.] поддерживают гипотезу об общем нейро-нальном субстрате потенциала готовности (МПГ) и контингентного нега­тивного отклонения — «волны ожидания», открытой Уолтером. Иногда Mill даже отождествляется с «волной ожидания» [252]. В некоторых ис­следованиях потенциалом готовности называют медленную негативную волну, возникающую в интервале между предупредительным и пусковым стимулом [69, 224].

Думается, никто не станет отрицать общность психофизиологических процессов, опосредующих регулирующее влияние на организацию мозго­вой активности со стороны преднастройки, готовности, ожидания, установ­ки. С этих позиций вполне правомерно рассмотрение их целостности. Од­нако целостность этой системы никоим образом не означает ее гомоген­ность. Напротив, в зависимости от конкретных условий, в которые включа­ется произвольное действие, меняется и его специфика и соответственно с этим механизмы реализации.

Особенно демонстративно эта динамика обнаруживается в исследова­ниях биоэлектрической активности различных корковых и подкорковых областей большого мозга с помощью вживленных (с лечебными целями) электродов. В частности, работами В. А. Илюхиной показана сложная орга­низация корково-подкорковой системы мозговых процессов, реализующих произвольные движения человека. Так, с одной стороны, выявлена возмож­ность реорганизации мозговых систем обеспечения деятельности на основе «гибких звеньев» данных мозговых образований, а с другой стороны, выде­лены типовые, т. е. воспроизводимые, изменения медленных электриче­ских процессов в фазу активного действия [72]. Таким образом, можно го­ворить о единстве вариативности и стабильности в механизмах обеспече­ния произвольных движений человека. Существенно, что варьирующие и стабильные характеристики связанных с движениями потенциалов мозга, в основном, выделены в разных структурах. Автор предполагает, что компо­ненты структурно-функциональной организации этого феномена связаны с индивидуальными особенностями пациентов, а также с реально сущест-

вующими физиологическими возможностями мозга, неодинаковыми у раз­ных людей.

В.А. Илюхиной также проведено сравнение биоэлектрической активно­сти глубоких структур мозга с отведениями от поверхности скальпа в пери­од между условными (звук) и императивными (световые вспышки) сигна­лами. Показана неодновременность возникновения биоэлектрических кор­релятов готовности к действию в разных звеньях изучаемой корково-под-корковой системы. Наряду с этим ясно обнаруживаются характерные инди­видуальные особенности в формировании медленного условного негатив­ного отклонения (эквивалента «волны ожидания» и Mill) в ряде ядер зри­тельного бугра и стриопаллидарной системы при сравнении с отведениями от поверхности головы.

Обеспечение готовности к действию осуществляется, по-видимому, ин­дивидуализированными корково-подкорковыми системами мозга. Отсюда можно предполагать, что МВП, регистрируемые на поверхности головы, отражают обобщенный эффект функционирования целого мозга при произ­вольных движениях.

Исследования выраженности МВП в разных областях коры больших полушарий в зависимости от ряда условий дают ценную информацию о функциональных особенностях мозговых систем реализации произвольных движений человека. В этой связи Делони с соавторами [обзор — 28] изуча­ли Mill в области вертекса в ситуации, когда испытуемые должны были нажимать ключ в заданном темпе. Обследуемые получали зрительную ин­формацию о правильности соблюдения темпа. Показано, что при переходе к более жестким рамкам темпа амплитуда потенциала готовности увеличи­вается.

В другом исследовании [обзор — 28] испытуемые сжимали динамометр с заранее заданным усилием правой и левой рукой. У праворуких людей Mill, регистрируемые в области вертекса (в правой и левой сенсомоторной зоне), были большими по амплитуде в контрлатеральном реагирующей ру­ке полушарии, а у леворуких контрлатеральное доминирование наблюда­лось лишь при действиях правой руки. Эти факты свидетельствуют о функ­циональной асимметрии биоэлектрических показателей подготовки к дви­жению.

Большая амплитуда потенциала готовности в полушарии, контрлате­ральном выполняющей действия руке, неоднократно регистрировалась раз­ными авторами [175, обзор — 28 и др.]. Mill этого полушария, кроме того, характеризуется в простейших сенсомоторных реакциях и меньшим интер­валом между максимумом потенциала готовности и началом движения. Ви­димо, в этих фактах сказываются особенности перекрестного проведения

восходящей импульсации по проводящим путям двигательного анализато­ра.

Исследователи МВП отмечают, что потенциалы переднего и заднего по­лушарий головного мозга, как правило, не тождественны [215, 252 и др.]. Для «классических» экспериментов, где испытуемые совершали произ­вольные действия по собственной инициативе, скорее характерно фрон­тальное происхождение некоторых составляющих МВП. Имеются данные о наибольшей выраженности Mill в предцентральной области лобной доли [215]. В затылочной же зоне в этих условиях выделяются потенциалы, не­сколько сдвинутые по фазе, МВП здесь менее стабильны [19, 107 и др.]. Кроме того, в затылке часто выявляется — на фоне медленно развивающе­гося потенциала готовности — замеченное Бейтсом наложение фаз альфа-волн, что является, по нашим наблюдениям, индивидуальной особенно­стью функционирования мозга человека.

В литературе также описан фазовый поворот полярности МВП за цен­тральным электродом [19, 215 и др.]. Однако этот феномен регистрируется не у всех людей и, видимо, также может рассматриваться как индивидуаль­ная характеристика. Показательно, что подобное явление выявлено и в ис­следованиях на «открытом мозге». Так, В.А. Илюхиной зарегистрировано положительное отклонение потенциала (в некоторых зонах медиального членика бледного шара, вентролатерального ядра зрительного бугра, сре­динного центра зрительного бугра и хвостатого ядра), находящееся в про-тивофазе к условному отрицательному отклонению.

Множество работ посвящено изучению условий, способствующих вы­раженности МВП. Остановимся на основных исследованиях. В работах Вилки и Ленсинга [253], а также в наших исследованиях показана взаимо­связь, с одной стороны, величины и скорости мышечного движения, а с другой — выраженности МВП. Так, амплитуда МПГ прямо связана с вели­чиной усилия. Показано, однако, что для разных индивидов имеются раз­ные диапазоны оптимальных усилий, при которых потенциалы мозга име­ют наилучшую выраженность [98].

В ряде работ получены данные, подтверждающие гипотезу об общности МПГ и «волны ожидания»: сходства их зависимостей от ряда психологиче­ских факторов, таких, как интерес испытуемых к опыту, степень психиче­ского напряжения, особенности намерения действовать, характер ожидае­мых событий [175, 252 и др.]. При этом неоднократно показано, что кон­тингентное негативное отклонение и его аналог МПГ не обязательно обу­словлены моторным ответом, а в большей степени отражают внемодальные процессы ожидания, готовности к действию в структуре деятельности [30, 175, 215 и др.].

Взаимодействие анализаторов также отражается в МВП. В исследова­нии Вогена с соавторами [252] сделана попытка отделить из эффекта сенсо-моторного потенциала ВП, регистрируемые без двигательной реакции. По­лученный таким образом МВП имел отрицательный пик, предшествующий суммарному ответу в ЭМГ на 30-40 мс для движения рукой и на 60-80 мс для движения стопой, что соответствует во времени спинальной и перифе­рической передаче между верхней и нижней конечностью. В сенсомотор-ных потенциалах двигательные компоненты увеличивают амплитуду нега­тивного колебания с латентным периодом 125 мс от момента предъявления стимула. Увеличиваются также амплитуды позитивного колебания с пико­вой латентностью 230 мс [30]. Кроме того, этот негативно-позитивный комплекс больше по амплитуде и начинается раньше в левом полушарии при действии как правой, так и левой рукой [98], что дало основание пред­положить, что левое полушарие играет доминирующую роль в регуляции произвольных движений.

В противовес сторонникам специфически моторного генеза определен­ных компонентов МВП некоторые авторы пытаются доказать «не моторное происхождение моторного потенциала» [202, обзор — 28 и др.]. Группа французских исследователей посвятила целую серию работ изучению позд­них электрических ответов мозга, вызванных различными движениями [об­зор — 28, обзор — 28]: сжиманием руки в кулак, цоканьем языка, произно­шением слова «стоп». Эти движения осуществлялись произвольно или в ответ на сигнальную вспышку света и короткий щелчок, а также вызыва­лись ударами по ахиллесову сухожилию и электрическими раздражениями локтевого нерва. Независимо от характера движения регистрировался мед­ленный негативный потенциал с латентным периодом 100-550 мс от мо­мента движения. Для действий, вызываемых электрическим раздражением нерва, максимум амплитуд вызванного ответа возникал еще позже. Распре­деление этого потенциала при всех условиях было приблизительно одина­ковым и характеризовалось максимумом в области вертекса и лобных отде­лов. В динамике этого ВП наблюдался феномен привыкания, которое мог­ло быть расторможено инструкцией совершать движения быстрее и актив­нее. Амплитуда потенциала зарегистрирована большей при движениях, требовавших больших усилий. В опытах также обнаружено условно-реф­лекторное появление волны МГП. Происхождение данной волны авторы связывают с приходом афферентных импульсов с периферии.

Проводились исследования, в которых с помощью методики МВП ис­следовались закономерности памяти. В работах З.Н. Брике и А.А. Шабурян [обзор — 28] и др. двигательная память оценивалась по способности к за­поминанию и воспроизведению заданных градуальных мышечных усилий или движений рукой. Показано, что формирование более точных движений

по сравнению с неточными отражается в изменении конфигурации и ком­понентного состава ВП. Наиболее выражена эта динамика в центральном и лобном отведениях мозга. При хорошей двигательной памяти пиковые ла-тентности ранних компонентов зрительных ВП короче и сами эти компо­ненты лучше выражены, а при плохой двигательной памяти особенно ос­лаблены поздние компоненты.

В исследованиях К. К. Монахова получены ценные факты для понима­ния системной организации биоэлектрической активности. Поставленная задача разрешалась на модели выработки коротко отставленных и следо­вых условных рефлексов. В ходе становления двигательного условного рефлекса увеличивались связи между зрительной и лобной, зрительной и двигательными областями коры мозга. Наиболее четкие изменения прояв­ляются при этом в период между условным сигналом и двигательной реак­цией. Коэффициенты интеркорреляций ВП, которые анализировались авто­ром, претерпевают наибольшие изменения при упроченном следовом ус­ловном рефлексе. Таким образом, в поведении, как целенаправленной ак­тивности, формируются связи высокого уровня между функционально раз­личными областями мозга (интересно, что эта особенность нарушается у больных шизофренией).

В спортивной психофизиологии также изучалась медленная негативная волна между предупредительным и пусковым стимулом [обзор — 28]. Та­кой ВП наблюдался в области вертекса и центральной извилины одновре­менно с десинхронизацией роландического ритма. Сразу же после аутоген­ной тренировки наступало резкое уменьшение потенциала готовности на фоне общего расслабления. Показательно, что сравнение спортсменов раз­ной квалификации выявило обратнопропорциональную связь между пара­метрами потенциала готовности и временем реакции.

Форма потенциала готовности может отражать специфические особен­ности состояния преднастройки. В экспериментах Лавлеса [обзор — 28], проведенных на 10 испытуемых, регистрировалась простая двигательная реакция в ответ на воспринимаемое зрительное включение секундомера, который останавливался произвольным движением. Предварительный сиг­нал — щелчок — предъявлялся за 50-900 мс с шагом в 100 мс. Интервалы между стимулами варьировались случайно и разновероятно таким образом, чтобы в каждых из 20 проб любой из пяти интервалов предъявлялся 4 раза. Показано снижение времени реакции и увеличение амплитуды контингент­ного негативного отклонения при увеличении подготовительного интерва­ла.

Методика МВП с успехом используется в настоящее время и в нейроп­сихологии, в частности в исследовании больных с локальными поражения­ми различных отделов мозга. Так, работами Б.А. Маршинина [30, 98] пока-

зана возможность использования метода МВП для изучения тонких нейро­физиологических механизмов нарушений произвольных движений. Кроме того, в этих работах выявлено совпадение МВП моторной и лобной коры левого доминантного полушария. В правом же полушарии такое совпаде­ние фаз и амплитудных значений МВПА зарегистрировано лишь при рабо­те левой рукой. Эти интересные факты могут рассматриваться в аспекте проблем межполушарной асимметрии мозговых функций.

Таким образом, конкретные исследования показывают влияние целого ряда факторов на выраженность МВП. Интерес испытуемых к опыту, спе­цифика готовности действовать, характер ожиданий, степень психического напряжения, так же как интенсивность стимуляции и метрика движений упоминаются в качестве условий, изменяющих характеристики МВП. Ко­личество подобных факторов увеличивается по мере накопления фактиче­ских материалов и становится практически труднообозримым. К тому же, как упоминалось выше, разные авторы получают подчас несовпадающие результаты. Так, работа Корнхубера и Дика [обзор — 28] свидетельствует о том, что сокращение разных мышечных групп вызывает сходные измене­ния в биоэлектрической активности мозга. Другие авторы, например Воген [252], напротив, отмечают зависимость МВП от природы мускульных со­кращений.

В уже упомянутой работе Корнхубера и Дика не найдено постоянного отношения фазы альфа-ритма к началу произвольного движения, как это наблюдал Бейтс и другие исследователи [175, обзор — 28].

Наряду с сообщением о том, что суммарная биоэлектрическая актив­ность после произвольных движений, при пассивных действиях, а также соматосенсорные ВП на электрическое раздражение нерва в основном идентичны [215, обзор — 28], имеются данные и об отчетливой специфике этихВП [175,252].

Для ряда экспериментальных условий выявлено фронтальное происхо­ждение МВП [107, обзор — 28, 252]. Однако потенциал готовности может иметь значительную амплитуду кзади от роландовой борозды, например, при быстрых произвольных сгибаниях пальца [202], а также в ходе форми­рования стратегии при вероятностно-прогностической деятельности (эти материалы получены в наших исследованиях). Показан также корково-под-корковый генез мозговых процессов, реализующих готовность к действию [72].

Думается, что дальнейшее накопление фактических материалов необхо­димо потребует их комплексного рассмотрения. Анализ имеющихся в ли­тературе фактов уже сейчас со всей очевидностью показывает, что прямое, поэлементное сопоставление «электрофизиологических носителей» (по данным МВП) с психологическими функциями и состояниями (память,

внимание, состояния напряженности, готовности, ожидания и т. д.) по сути дела ведет подчас к тупиковым решениям [обзор — 28, 92, 163]. В итоге множества эмпирических работ сегодня возникает так называемая эмпири­ческая многоаспектность, о которой пишет Я.А. Пономарев [121]. При этом огромная масса конкретных исследований скоро станет необобщае-мой.

Современная психофизиология видит разрешение подобных проблем в рассмотрении психофизиологической реальности с системных позиций [обзор — 28, обзор — 28, 131, обзор — 28, 163 и др.]. Сопоставление ней­рофизиологических и психических процессов оказывается возможным только через процессы системного уровня [163, с. 214]. Теоретическое ос­мысление эмпирических материалов, включающее, помимо анализа техни­ческих приемов выделения МВП, анализ специфических особенностей «психогенеза» данного феномена, несомненно, будет весьма ценным для разработки проблемы нейрофизиологических механизмов реализации и ре­гуляции движений человека как целостной составляющей его деятельно­сти.

Продвижению в решении этой задачи, на наш взгляд, может способст-воавть изучение нейрофизиологии двигательных актов с помощью МВП, в том числе исследование индивидуальных особенностей мозговых механиз­мов реализации движений человека. Вместе с тем учет при этом индивиду­ально-характерных качеств функционирования мозга мог бы объяснить не­которые противоречивые результаты, получаемые разными авторами.

По-видимому, изучение индивидуальных различий в мозговых процес­сах реализации и организации движений человека должно стать специаль­ной задачей, требующей адекватных методов ее решения.

2. 2. Методики регистрации МВП для психологического моделирования динамики действий

Регистрация ЭЭГ и связанных с ней показателей (в том числе и ВП) во время движения требует тщательного контроля возможных артефактов фи­зического и биологического происхождения. Для их предотвращения обыч­но рекомендуется соблюдение ряда методических приемов. Подробный анализ таких приемов дан, например, в монографии Е.Б. Сологуб [142], где показана принципиальная возможность регистрации ЭЭГ даже при интен­сивной мышечной работе, в частности при выполнении спортивных упраж­нений, во время профессиональной деятельности и т. д.

В нашем исследовании изучались действия малой интенсивности: дви­жения указательного пальца. Испытуемый находился при этом в спокой­ном расслабленном состоянии в темной, экранированной, звукоизолиро-

ванной камере в положении сидя с закрытыми глазами. Такие условия ве­дения опыта практически не вызывали заметных артефактов в записи ЭЭГ, однако требовали их контролирования и предупреждения. Естественно, при этом выполнялись стандартные требования к записи ЭЭГ [обзор — 28, обзор — 28, обзор — 28, обзор — 28]. Кроме того, в опытах применялись некоторые приемы, способствующие безартефактной записи ЭЭГ и выде­лению четких ВП, связанных с движениями человека: использовались спе­циальные приемы крепления электродов и амортизирующей петли отводя­щего провода с помощью коллодия (тем самым обеспечивалась жесткая фиксация электродов к коже головы). Обычно употреблялся коллодий вяз­кости меда, подсыхание которого убыстрялось ручным феном. После опы­та коллодий растворялся ацетоном.

В нашей работе, как и в исследованиях некоторых других авторов, при­менялись чашечкообразные серебряные хлорированные электроды (диа­метром 8-10 мм), имеющие сбоку в куполе отверстие, через которое (после приклеивания коллодием) электроды заполнялись специальной пастой, по­ле чего отверстие заклеивалось скотчем. Применение подобных электро­дов, как показывают специальные опыты, полностью исключают артефак­ты из-за спонтанной активности электродов, поскольку эта нежелательная активность отсутствует в растворах практически любого химического со­става. Кроме того, применяемые электроды обладают низким сопротивле­нием и не поляризуются при длительной регистрации.

Длина отводящих электродов в нашем исследовании была от 0,5 до 1 м. Чтобы избежать сотрясения электродов при возможных движениях отводя­щих проводов, при котором может изменяться разность потенциалов и ко­лебаться сопротивление электродов, кроме жесткой фиксации коллодием амортизирующей петли отводящего электрода, все отводящие провода прочно закреплялись на затылке специальной прищепкой. Это позволяло уменьшить качание электродов при возможных микродвижениях туловища и головы обследуемого. Для устранения внешних помех от осветительной сети, электроприборов и т. д. были установлены специальные фильтры, все регистрирующие приборы заземлялись отдельно.

Специальные приемы использовались для устранения артефактов био­логического происхождения. При постановке электродов специальное вни­мание уделялось устранению записей, в которых наблюдалась сосудистая пульсация. Особые помехи в результаты, как известно, могут вносить оку-ломоторные потенциалы, возникающие при дрожании век, мигании и дро­жаниях глаз. Они характеризуются длительностью 150-500 мс и амплиту­дой 20-250 мкВ. Эти роговично-ретинные потенциалы, генерирующие электроокулограмму (ЭОГ), особенно выражены в лобных отведениях и обусловлены разностью потенциалов на мембране глазного яблока. В на-

ших исследованиях запись ЭЭГ проводилась при закрытых глазах. Испы­туемые должны были нажимать на кнопку указательным пальцем правой руки на фоне спокойного расслабленного состояния, когда мышцы, не уча­ствующие в движении, не напряжены. Обследуемые в ходе опыта имели возможность переменить позу, однако, в инструкции указывалось, что та­кие микродвижения могут совершаться в периоды между действиями, а собственно произвольные движения должны инициироваться на фоне пол­ного расслабления всех мышечных групп.

Проведенные нами контрольные эксперименты, где наряду с записью ЭЭГ регистрировалась и ЭОГ при отведении от середины надбровных дуг и наружного края орбиты, показали, что все же могут наблюдаться отдель­ные перемещения глаз, что сказывалось на окуломоторных потенциалах. Однако, эти эффекты, как правило, имели место между произвольными движениями, как это предусматривала инструкция. Вследствие случайного (относительно момента движения) появления ЭОГ эти потенциалы не мог­ли существенно изменять суммарный эффект МВП. К тому же, суммирова­ние отрезков ЭЭГ относительно момента движения взаимопогашало слу­чайно появляющиеся ЭОГ, которые имели место в отдельные периоды за­писи ЭЭГ. Фиксация взгляда испытуемого на точке или мысленно пред­ставляемом предмете, когда регистрация проводится при закрытых глазах, также способствовала нивелированию ЭОГ [151]. МВП отдельных индиви­дов, ЭЭГ которых содержала выраженные окуломоторные потенциалы или артефакты другого рода, не подвергались в дальнейшем статистической об­работке.

Ряд других артефактов, таких, как движение скальпа, изменение прово­димости кожи, ее температуры, мышечные потенциалы от возбуждения ин­дифферентных мышц, прямо не участвующих в движении, а также крове­наполнение сосудов — по мере угашения ориентировочной реакции на но­визну ситуации — постепенно исчезают, что показано различными автора­ми [обзор — 28, 142, 159]. С целью предупреждения указанных наводок ис­пытуемому перед опытом давалась возможность ознакомиться с процеду­рой электроэнцефалографического обследования, условиями ведения экс­перимента. Учитывалась также возможность влияния потенциалов сердца на одиночные ВП. Как известно, такого рода артефакты могут отражаться на ЭЭГ, поэтому они должны исключаться из отрезков записей биотоков мозга, на основе которых выделяется суммарный ВП.

Используемая нами техника позволяла визуально наблюдать на экране осциллографа и на ленте энцефалографа временную развертку тех биоэлек­трических процессов, которые затем суммировались на компьютере. В слу­чае обнаружения артефактных записей ЭЭГ соответствующие периоды не включались в итоговую суммацию. Такой способ исключения артефактов

требовал достаточно большого числа реализаций движений, превышающее число необходимых для получения МВП. Вопрос о количестве одиночных потенциалов, которые необходимо накопить для получения четкой конфи­гурации МВП, разрешался нами экспериментальным путем. Разработанная методика позволяла уже при суммировании 12-36 реализаций стимула по­лучить индивидуально-стабильные потенциалы (см. рис.). Запись ЭЭГ осу­ществлялась монополярно, индифферентный электрод помещался на мочке уха. Такой способ регистрации позволял выделять достаточно локализо­ванные процессы мозга, сравнивать потенциалы различных испытуемых. Для топографической ориентировки расположения электродов на поверх­ности скальпа применялась международная схема отведений — «система 10-20» Г. Джаспера. В соответствии с этой схемой активные электроды по­мещались на заднелобной, прецентральной и затылочной областях парасаг-гитально. МВП, регистрируемые с первых двух отведений, характеризова­лись почти полным совпадением параметров и формы. Аналогичные факты получены и другими исследователями, в частности, Б.А. Маршининым, по­казавшим идентичность МВПА разных участков лобных долей одного по­лушария [98].

Статистической обработке подвергались данные по МВП, регистрируе­мые с правого, ипсилатерального работающей руке полушария. Такой вы­бор был связан с большей долей генотипической обусловленности биоэлек­трических процессов этой половины мозга [122].

Выявление МВП осуществлялось с помощью различных комплексов ап­паратуры, позволяющих представить связанную с моментом движения ЭЭГ рядом мгновенных значений амплитуд, а затем суммировать или ус­реднять эти цифровые ряды. Шаг квантования равнялся 4 мс.

Одиночные МВП наблюдаются в ЭЭГ человека при ее визуальном ана­лизе [28, с. 120]. Однако в суммарной записи ЭЭГ связанные с действиями колебания маскируются спонтанной активностью мозга, поэтому для выде­ления четких МВП применяются технические приемы, позволяющие отде­лить сигнал (ответ мозга) от шума (спонтанная ЭЭГ). К таким приемам от­носятся суперпозиция, суммирование и усреднение. Методом суперпози­ции — наложения повторных записей ЭЭГ при совмещении фазы движе­ния — были сделаны ранние работы по МВП [обзор — 28]. В современных исследованиях этот метод мало используется, так как он не пригоден для извлечения стабильных ВП и для анализа их количественных характери­стик. Данный способ применяется, например, для иллюстрации вариабель­ности ВП при последовательных реализациях раздражителей [132]. В на­ших исследованиях использовались два других метода выявления ВП: на­ходились суммарные и усредненные ответы. Очевидно, латентности МВП, полученные этими двумя способами, должны полностью совпадать, а ам-

плитудные характеристики суммированных ВП больше усредненных во столько раз, сколько содержат реализаций стимула. Эти особенности учи­тывались при сравнении параметров МВП.

Особое значение при конструировании методики регистрации МВП имеет четкая фиксация определенного момента движения, относительно которого производится электронное суммирование или усреднение биото­ков мозга. Важность выделения такого момента определяется теми обстоя­тельствами, что параметры ВП (их амплитуда, латентные периоды, вариа­тивность компонентов) могут различаться при разных точках отсчета сум-мации, в качестве которых обычно используются часто не совпадающие во времени фазы механограммы или максимума импульсации в ЭМГ. Макси­мумы же выраженности ЭМГ при произвольном движении, как было обна­ружено нами в предварительных опытах, даже при сходных движениях мо­гут регистрироваться в пределах 100-300 мс относительно момента дейст­вия. При этом ЭМГ преднастроечного характера подчас возникает в период 800 мс до произвольного акта. Поэтому ЭМГ не является достаточно на­дежной точкой начала суммирования для получения ВП. (Видимо, вследст­вие вариативности ЭМГ стабильные МВП в работах Корнхубера и Дика получались лишь при усреднении 400 реализаций стимула [215].)

В нашем исследовании за референтную точку принят начальный мо­мент реализации движения. Регистрация ЭЭГ осуществлялась на энцефало­графе фирмы RFT ЭЭГ Ш-8 (ГДР). В ЭЭГ задавалась полоса пропускания частот от 0,3 до 12 Гц. Методики выделения потенциалов мозга, связанных с движениями, включали две модификации. Первая модификация методики была разработана для регистрации усредненных ВП. На бумажную ленту энцефалографа в реальной временной последовательности записывалась биоэлектрическая активность мозга в течение всего опыта. Скорость бу­мажной ленты при записи составляла 60 мм/с. На ленте фиксировалась суммарная ЭЭГ дистантно расположенных областей, а также момент дви­жения. В контрольных опытах дополнительно регистрировалась КГР, а также ЭМГ локтевых разгибателей кисти работающей руки. Кроме того, в предварительных экспериментах регистрировались ЭКГ и ЭОГ. Суммар­ный эффект по ЭМГ оценивался с помощью специально сконструирован­ного интегратора. В начале опыта регистрировались фоновые показатели (ЭЭГ, ЭМГ, ЭОГ, ЭКГ, КГР), после чего начинался основной эксперимент с регистрацией медленной составляющей активности мозга в ходе движе­ний.

Пассивное мышечное движение осуществлялось путем быстрого подъема указательного пальца правой руки на определенную высоту: ма­лую (1 см), среднюю (3 см) и большую (5 см) — с помощью специального релейного устройства, приводившегося в действие экспериментатором на-

жимом на кнопку. Раздражители подавались в возрастающей последова­тельности, тем самым задавалась различная интенсивность движения и по­следовательное возрастание функциональных нагрузок. Момент нажима фиксировался на ленте прибора и служил отметкой начала отрезка ЭЭГ в 1500 мс, подлежащего анализу. Осуществлялось 50-100 движений с нерегу­лярным интервалом от 5 до 15 с между ними. Эксперимент обычно длился 20-40 мин, в опытах серии I приняло участие 50 испытуемых.

В другой экспериментальной серии испытуемые произвольно нажимали на ключ указательным пальцем правой руки в моменты времени, выбирае­мые по собственному усмотрению. При помощи регулирования винта клю­ча изменялось усилие, необходимое для реализации произвольного дейст­вия. Задавались, как и в предыдущей серии три интенсивности движения, подающиеся в возрастающем порядке. Для обработки брались отрезки ЭЭГ в 2000 мс до момента движения и 1500 мс после произвольного действия.

Выделение усредненных МВПА и МВ1111 производилось с помощью двух электронных приборов: устройства для считывания графиков «Силу­эт» и ЭВМ «Наири-2». Анализируемые отрезки ЭЭГ вводились вместе со значениями калибровки в «Силуэт», где на выходе получали перфоленту с закодированными значениями мгновенных амплитуд ЭЭГ. Шаг считыва­ния равен 13 мс.

Перфолента затем вводилась в ЭВМ для электронного суммирования и нахождения средних амплитуд МВП. ВП выделялись для каждых из 12 и, кроме того, для 36 последовательных реализаций стимула. На выходе ЭВМ получали числовые значения ординат усредненных потенциалов, по кото­рым строились соответствующие изображения. Графики МВ1111 и МВПА являлись основой анализа особенностей их формы и амплитудно-времен­ных параметров.

Амплитуда компонентов измерялась от средней линии, проходящей че­рез первую точку графика потенциала, а также от пика до пика смежных волн. (Способ нахождения средней линии по изолинии, регистрируемой при записи калибровки, оказался не подходящим для наших материалов. Выделяемый диапазон низких частот приводил к отсутствию взаимопога­шения спонтанных колебаний при суммировании относительно малого числа отрезков ЭЭГ). Для наших материалов первая точка графического изображения конфигурации МВП могла рассматриваться как некоторое среднее значение фоновой ЭЭГ перед предъявлением стимула. Этот способ позволяет учитывать полярность фаз МВП и, как любой из способов выде­ления средней линии, имеет свои достоинства и недостатки [обзор 28, с. 24-26].

Биоэлектрические корреляты произвольных движений (для 29 человек) выделяли также и в суммированных МВПА. Биотоки мозга двух отведений

записывали на магнитную ленту японского четырехканального магнитогра­фа ZCT-7201, специально предназначенного для регистрации биоэлектри­ческих процессов. Параллельно в реальном временном масштабе хода экс­перимента ЭЭГ данных областей монополярно регистрировали на бумаж­ной ленте энцефалографа (постоянная времени ОД с). Суммирование про­изводилось автоматическим счетным устройством по стандартной про­грамме. В результате прямого и обратного суммирования двухсекундных отрезков ЭЭГ от момента начала движения из спонтанной биоэлектриче­ской активности мозга выделяли ВП, предшествующие произвольному движению, и сопровождающие его, а также имеющие место в период по­следействия. При этом механограмма движения, записанная на отдельный канал магнитографа, служила триггером, запускающим суммацию. Резуль­тат суммирования из памяти устройства мог воспроизводиться с различной временной разверткой на экране осциллографа. Точные количественные характеристики потенциалов получали при их дальнейшей обработке. Средняя линия соответствовала здесь изолинии при записи калибровки.

Ординаты МВПА с шагом квантования в 4 мс выводились на цифропе-чать и перфорационную ленту (так, что ординаты двухсекундного ВП ко­дировались 512 мгновенными значениями амплитуд). При этом получали характеристики МВПА двух областей. Данные с цифропечати использова­ли для точной реконструкции формы и для нахождения некоторых пара­метров МВП. Значения калибровки всегда были стандартными и определя­лись постоянной величиной, что позволяло сравнивать ВП разных испы­туемых.

Результаты, закодированные на перфоленте, служили исходным мате­риалом для их обработки на ЭВМ ЕС-10-20 по специальной программе, по­зволяющей получать ряд показателей МВПА и его статистические характе­ристики. Данная программа предусматривала представление МВПА в гра­фической форме (ординаты потенциала при этом откладывались от нуле­вой линии, соответствующей изолинии при записи калибровки) в масшта­бе, выбранном ЭВМ между минимальным и максимальным значениями мгновенных амплитуд. Пример такого изображения МВПА дан на рис.
10.

Далее, компьютерная программа предусматривала нахождение — от­дельно для МВПА лба и затылка — следующих характеристик:

амплитуд положительной и отрицательной фазы потенциала (от нуле­вой линии); пиковых латентностей этих фаз; площадей: между изолинией и отрицательным колебанием, изолинией и положительным колебанием; по­лярно-амплитудной асимметрии МВПА; средних арифметических всех 512 ординат потенциала; их дисперсий и коэффициентов ранговой корреляции между соответствующими значениями амплитуд МВПА лобных и затылоч­ных отведений. Все статистические параметры были рассчитаны по стан-

дартным формулам в вычислительном центре Института психологии АН СССР и в вычислительном центре Института общей и педагогической пси­хологии АПН СССР.

В исследованиях участвовало в общей сложности около 200 человек (практически здоровые люди в возрасте 18-25 лет), каждый из которых об­следован в нескольких сериях экспериментов.

ГЛАВА
III

ОЦЕНКА ПРИГОДНОСТИ МЕТОДА МВП ДЛЯ СИСТЕМНЫХ

ИССЛЕДОВАНИЙ ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ

3. 1. ПЛАНИРОВАНИЕ ЭКПЕРИМЕНТАЛЬНОГО ИЗУЧЕНИЯ ТИ­ПОЛОГИЧЕСКИХ ОСОБЕННОСТЕЙ ПРОИЗВОЛЬНЫХ ДВИЖЕ­НИЙ

Методология дифференциальной психофизиологии, как уже подчерки­валось выше, показывает перспективность системной ориентации исследо­ваний биологических аспектов индивидуальных различий [37, 40, 131, 132]. В этой связи становится актуальным типологическое исследование интегративных процессов целого мозга [34, 131] при рассмотрении единст­ва психологического и физиологического в целенаправленном поведении [25, 121, 165]. Действительное понимание целостности психологического и физиологического, по мнению В.Б. Швыркова [164, 165], возможно лишь в результате признания целенаправленности поведения и детерминации всех процессов в поведении образами будущих событий.

Психофизиологический уровень прогнозирования (а при неопределен­ности прогноза — антиципации), соотносимый с образом ожидаемого че­ловеком будущего, включенный в развивающую деятельность, стал поэто­му предметом исследований данного раздела диссертации в плане изучения его индивидуально-типологических детерминант.

Привлечение понятия «антиципация» с его многозначностью, как уже подчеркивалось, прежде всего связано с универсальностью этого феноме­на. По мысли Б.Ф. Ломова и Е.Н. Суркова [91, с. 23-31], в деятельности не­возможно найти такие ситуации, в которых антиципация не играла бы су­щественной роли. В своей книге «Антиципация в структуре деятельности» они глубоко и всесторонне анализируют уровневое строение процессов ан­тиципации, отмечая при этом их связь (в физиологическом плане) с акцеп­тором действия и другими феноменами опережающего отражения действи­тельности, такими, как ожидание, готовность, преднастройка, установка.

Все сказанное выше показывает логичность экспериментального иссле­дования индивидуально-типологических факторов антиципации, реализую­щей деятельность человека, для познания закономерностей целостной ин­дивидуальности. В настоящем разделе особенности антиципации исследу­ются с помощью методики вызванных потенциалов (МВП) в так называе­мых моторных потенциалах готовности (МПГ) [28, 175, 185 и др.].

В качестве типологически апробированных характеристик использова­ли параметры лабильности — критические частоты мельканий и критиче­ские частоты звуков (КЧМ, КЧЗ) — и силы (коэффициент «в») нервной системы, относительно которых выявлена высокая степень генетической обусловленности [122].

Относительная «надмодальность» указанных индексов лабильности по­казана в работе Л.Н. Котова, в которой получены высокие корреляции меж­ду показателями индивидуальных особенностей восприятия частотных ха­рактеристик для трех анализаторов — зрительного, слухового и тактильно­го. По предположению В.М. Русалова и Л.Н. Котова, высокая корреляция индексов КЧМ и КЧЗ с интегративными показателями функционирования целого мозга позволит в будущем рассмотреть лабильность как общее свойство нервной системы человека [см. обзор-28, 32, 131].

Задачей данной главы работы является анализ (по среднегрупповым ха­рактеристикам Mill) общих закономерностей динамики процессов антици­пации в ходе становления и развития деятельности, а также изучение с по­мощью корреляционного и факторного анализа индивидуально-типологи­ческих детерминант антиципации.

Необходимость постановки такой «двуединой» задачи диктуется теми трудностями, с которыми исследователь обычно сталкивается при изуче­нии законов психики и, в частности, при исследовании формирующейся деятельности. Как неоднократно отмечал Б.Ф. Ломов, анализируя много­мерность кумулятивных взаимосвязях субъекта с объектом, исследователи подчас получают в тождественных психологических экспериментах разные результаты [92]. Видимо, особенности экспериментальных задач и спосо­бов их решения, функциональные состояния, специфика непосредственно­го и опосредованного общений людей друг с другом, в частности при об­щении экспериментатора с испытуемым, и другие (трудно поддающиеся учету) условия могут влиять на результаты опытов.

С учетом сказанного представленное здесь исследование типологиче­ских особенностей антиципации, включенной в формирующуюся вероят­ностно-прогностическую деятельность, отправляется от первичного изуче­ния общегрупповой динамики предваряющих действие потенциалов мозга в данных экспериментальных условиях. Второй этап исследования выделя­ет закономерности организации характеристик ПА и свойств нервной сис­темы в строго фиксируемых ситуациях развивающейся деятельности при соблюдении равенства условий проведения эксперимента и обработки ма­териалов.

Эти задачи в плане изучения индивидуализированности произвольной сферы психики долгое время не могли быть корректно поставлены прежде всего из-за недостаточной ясности способов разрешения собственно психо-

физиологической проблемы. Как отмечено Б.Ф. Ломовым и В.Б. Швырко­вым [92, 163-166], конкретные исследования, основывающиеся на теориях психофизиологического параллелизма, тождества, взаимодействия, по сути дела, вели к тупиковым позициям. Природные особенности индивида при таком подходе могли выступать лишь в роли несущественных механизмов реализации деятельности. Логичным казалось, например, допущение (при определенном типе социальных взаимодействий) решающего влияния на развитие личности «вывиха тазобедренного сустава» и несущественность типологических особенностей высшей нервной деятельности [90]. Таким образом, проблема индивидуально-типологических факторов действующе­го человека как бы выносилась за скобки при анализе разнопорядковых ка­честв индивидуальности.

Для современной науки вскрытие объективных оснований тех инте­гральных свойств, которые характеризуют человека как индивида и лич­ность, становится актуальной теоретической задачей [92, с. 38]. Важность создания концептуального аппарата, охватывающего единым пониманием личность и индивида, подчеркивал еще Л. Сэв: «... пока не выяснена теоре­тическая основа понятия человеческого индивида, теория личности риску­ет увязнуть в зыбучих песках идеологических иллюзий» [144а, с. 77].

Основой экспериментального изучения целостности индивидуальности может быть тот факт (неоднократно акцентируемый, например, Б.Ф. Ломо­вым [92 и др.]), что понятие личности относится к определенным свойст­вам, принадлежащим индивиду, а не группам людей. Однако, учитывая, что основания свойств человека как личности осмысляются в анализе отно­шений «индивид — общество» (которые выступают, по предположению Б.Ф. Ломова, в роли системообразующих, обеспечивающих интеграцию всех остальных качеств), мы полагаем, что изучение психофизиологиче­ских факторов действующего человека в будущем поможет раскрыть неко­торые интегральные характеристики индивидуальности. А это позволит ближе подойти к изучению той роли и тех преобразований, которые пре­терпевают органические предпосылки развития личности в процессе дея­тельности [92, с. 23-31].

Такое изучение должно базироваться на современных методологиче­ских принципах психологии [3, 9, 12, 92 и др.], позволяющих показать важ­ность взаимосодействия всех уровней психофизиологической организации человека достижению личностно и общественно значимого результата. Так, эксперимент по решению определенной задачи может быть рассмот­рен как пласт реальной действительности индивида, как направленно скон­струированная модель жизнедеятельности человека, где образ мира может регулировать мир образов [139, 140].

С этих позиций типологические основы психофизиологии действующе­го субъекта могут изучаться как характерный для индивида результат или продукт его развития. Такой «поворот» проблемы открылся для экспери­ментального изучения после детальной проработки психофизиологической проблемы, предпринятого, в частности, в трудах Б.Ф. Ломова, В.Б. Швыр-кова, Я. А. Пономарева и других исследователей, опирающихся на естест­веннонаучные принципы психологии, основы которых заложены И.М. Се­ченовым, И.П. Павловым, П.К. Анохиным и их последователями. Методо­логически непротиворечивое решение психофизиологической проблемы, как уже подчеркивалось в первой главе, в современной науке достигается с помощью системного подхода, позволяющего рассматривать диалектиче­ское единство психологического и физиологического как разных аспектов организации процессов жизнедеятельности в поведении [7, 11, 92, 162-166 и др.]. (Логика проработки данных проблем подробно анализируется в пер­вой главе монографии).

Исходя их этого можно, по мнению Б.Ф. Ломова, натуральные, природ­ные свойства, такие как сила, чувствительность и др., являющиеся скорее физиологическими, рассматривать в качестве основы собственно психиче­ских свойств [92]. Еще С.Л. Рубинштейн утверждал, что объяснение любых психических явлений необходимо исходит из того, что личность выступает как воедино связанная совокупность внутренних условий, через которые преломляются все внешние воздействия. При этом внутренние условия включают как важнейший момент свойства нервной системы [129, 130].

В психофизиологии системный подход успешно реализуется, например, в теории функциональной системы [11]. Одно из важнейших положений указанной теории, на уровне наших сегодняшних знаний создающей цело­стное представление психофизиологической реальности, связано с опере­жающим характером отражения. При этом организация элементов в систе­ме рассматривается как информационный эквивалент результата поведения [163-165], а прошлое, настоящее и будущее выступают в антиципационных явлениях в интеграционном единстве. Считается, что опережающие нейро­физиологические процессы могут рассматриваться в качестве объективных индикаторов интегративных феноменов, реализующих целостные функ­циональные структуры психики [49а, 164 и др.].

Опережающие психофизиологические явления обычно исследуются экспериментально на моделях установки, ожидания, готовности, вероятно­стного прогнозирования. Тонкими мозговыми индикаторами данных про­цессов являются, например, «волна ожидания» [175] и ее аналог — мотор­ный потенциал готовности — Mill, который выявляется в период подго­товки к произвольному действию [28, 175, 251 и др.].

Однако рассмотрение полученных в развивающейся деятельности моз­говых потенциалов в контексте Mill, на наш взгляд, становится весьма за­труднительным. Происходит это потому, что собственно модальность дей­ствия, как известно из ряда работ [28, 69, 175 и др.], не является решающей для специфики генеза опережающих нейрофизиологических процессов у человека. Как показывают экспериментальные факты, эти предвосхищаю­щие явления возникают даже в структуре разномодальных сенсомоторных и сенсосенсорных актов, равно как и при их отмене при условии, если у че­ловека имеется намерение и готовность действовать.

Не подходит для наших материалов и термин «вызванный», заимство­ванный из работ по сенсорным ВП. Этот термин предполагает модально-специфичный раздражитель как непосредственную причину развития по­тенциала, чего нет в исследуемом предвосхищающем феномене.

Осмысление предвосхищающего феномена в терминах событийно-свя­занных потенциалов (как сейчас принято главным образом в зарубежных работах, где из факта корреляции или постоянной связи ВП и психологиче­ских переменных делается вывод о постоянном соотнесении ВП и феноме­нов психики) также в должной мере не раскрывает сути исследуемого явле­ния.

Изучаемый феномен как единство прошлого, настоящего и будущего также нельзя анализировать только в контексте ожидания, где активность субъекта по построению образа будущего практически отсутствует. Обед­няет изучаемую психофизиологическую реальность и ее анализ только в плане готовности, преднастройки и установки, хотя, несомненно, все эти явления имеют место.

Мы полагаем, что исследуемая психофизиологическая реальность с большей полнотой может осмысляться в контексте комплексного понятия, такого, например, как антиципация. Индивидуальные параметры психофи­зиологических процессов антиципации в деятельности удобно изучать на модели вероятностного обучения в апробированном дифференциальной психофизиологией эксперименте [34-37, 131]. (Техника проведения экспе­римента описана в разделе 2. 2 второй главы монографии).

Каждый потенциал в данной части исследования оценивали с помощью ряда характеристик.

1. Временной интервал от максимума негативности ПА до начала дейст­вия (мс). Этот параметр в теории сенсорных вызванных потенциалов (ВП) обычно связывают с латентным периодом ответа. Однако мы считаем весь­ма затруднительным использовать стимульно-реактивную терминологию при анализе суммированных биопотенциалов, полученных в период, когда нет никаких ответов, стимулов и реакций, а осуществляется прогноз ре­зультата будущих действий.

2. Амплитуда от максимума негативности ПА до средней линии, здесь и далее соответствующей изолинии записи калибровки (мкв). (Эти и другие аналогичные параметры могут трактоваться следующим образом: чем больше параметры 1 и 2, тем более выражен весь ПА.)

3. Временной интервал от максимума позитивности ПА до начала дей­ствия (мс).

4. Амплитуда от максимума позитивности ПА до средней линии (мкв).

6. Площадь в относительных единицах между положительной фазой ПА и средней линией.

7. Полярно-амплитудная асимметрия ПА (в относительных единицах).

8. Амплитуда ПА (от пика до пика).

9. Среднеарифметическое всех 512 мгновенных амплитуд ПА.

10. Дисперсия мгновенных значений амплитуд ПА.

11. Коэффициент синхронизации ПА лба и затылка.

Для каждой ситуации индивидуальные характеристики ПА испытуемых выделялись в начале опыта и в конце. Показатели ПА с помощью корреля­ционного и факторного анализа были сопоставлены с показателями свойств нервной системы. Анализировались коэффициенты ранговой корреляции.

3. 2. Биоэлектрические характеристики антиципации как индикатор ситуации развития деятельности

Качественный анализ объективных параметров динамики сенсомотор-ных действий, а также самоотчетов испытуемых и наблюдений экспери­ментатора выявил следующее. На начальных этапах деятельности нахожде­ние способов решения поставленной задачи сталкивается с рядом трудно­стей, описанных и другими авторами [131, 167]. Вначале испытуемые пы­таются переносить на условия текущего опыта привычные способы реше­ния, стремятся как-то упорядочить стохастическую ситуацию. Здесь возни­кают гипотезы об определенных правилах чередования событий, формиру­ются их субъективные вероятности.

Однако эта начальная стадия, судя по материалам обследования, в среде с явно различной частотой смены событий (в данном случае 0,7:0,3) обла­дает особой спецификой. Судя по самоотчетам испытуемых, уже в самые начальные периоды эксперимента (после первых десятков проб) испытуе­мые убеждались, что в ситуации I (при нажатии на правую кнопку) «угады­вание» происходит намного чаще, чем в ситуации II (при нажатии на левую кнопку). Несмотря на субъективную уверенность в такой оценке, испытуе­мые продолжали ожидать кардинальной смены ситуации в этой своеобраз­ной «игре с природой». Поэтому в самом начале опыта число нажатий на

правую и левую кнопки в единицу времени оказывалось примерно равным, несмотря на появившуюся уже уверенность в более частом успехе в ситуа­ции I (когда прогнозируется появление вспышки и нажимается правая кнопка).

Следует отметить также, что в этой стадии развития деятельности «эмо­циональные метки событий» (термин А.Н. Леонтьева [90]) динамичны и ва­риативны, что связано, по-видимому, с высокой степенью неопределенно­сти прогноза в начале опыта.

Иная картина наблюдается в конце эксперимента. Испытуемыми отме­чается усиление уверенности в частом «успехе» в ситуации I и редком ус­пешном решении задачи в ситуации П. По материалам самоотчетов, для об­следованной группы испытуемых характерно наряду со стремлением на­брать максимальное число правильных предугадываний интерес к правиль­ным предсказаниям и редко наступающего события (в нашем опыте отсут­ствие вспышки после нажатия левой кнопки в ситуации II). В этот завер­шающий период деятельности частотность выдвижения положительных прогнозов достигает «плато»; складывается система эмоциональных оце­нок и предпочтений ситуаций. (Индивидуальные вариации сенсомоторных действий по ходу развития вероятностно-прогностической деятельности подробно проанализированы, в частности, в монографии В.М. Русалова [131]).

Таким образом, на «временной оси» поведения четко прослеживаются, по крайней мере, две стадии его развития. Применительно к проблемам дифференциальной психофизиологии, на наш взгляд, эти стадии можно описать через формирование стратегии решения задачи, понимаемой по об­щепринятому определению через обобщенные приемы решения задач раз­личных типов [147 и др.].

В наших экспериментах подтвердился отмеченный В.М. Русадовым [131] факт появления определенной устойчивой тенденции при выборе ис­пытуемыми способов действий по ходу уменьшения неопределенности прогноза. Выполняя задания в стохастической среде бернуллиевского типа при относительно «выпуклом» распределении вероятностей, испытуемые по мере отражения характерных особенностей данной среды, содержащих в своей объективной характеристике скрытую закономерность, получают вместе с тем возможность прогнозировать (с большим или меньшим успе­хом) условные вероятности наступления событий. С учетом сказанного, развитие вероятностно-прогностической деятельности, наблюдавшееся в наших экспериментах, можно характеризовать через степень сформирован-ности стратегии поведения. Заметим, что раскрытие конкретного содержа­ния используемых испытуемыми стратегий не входит в задачу данного ти­пологического исследования.

Таким образом, у нас имеются все основания связывать ПА, выделяе­мые в начале эксперимента, с периодом формирования стратегии поведе­ния, а ПА в конце опыта — со стадией стабилизации стратегии в ходе раз­вития вероятностно-прогностической деятельности по мере снятия неопре­деленности прогноза. Дальнейший анализ полученных результатов целесо­образно вести на основе ПА, выделенных на указанных стадиях развития деятельности для двух описанных выше ситуаций.

Основные закономерности в динамике ПА разных стадий сформирован-ности стратегии поведения необходимо проанализировать в двух ситуаци­ях: при прогнозировании редкого события (при редком «успехе») и при прогнозировании частого события (частом «успехе»). Отметим, что связь вероятности события и успешности действий испытуемых является далеко не прямолинейной, а в ряде случаев может быть и обратной. Вместе с тем в нашем исследовании ситуация I характеризовалась заметно большим про­центом «угадываний», чем ситуация П.

Рассмотрим среднегрупповые характеристики ПА, включенные в про­цесс реализации вероятностно-прогностической деятельности (табл.).

Данная таблица показывает, что определенные комплексы параметров ПА существенно различаются в двух вышеобозначенных ситуациях. Так, в начале формирования стратегии поведения ПА-1 в ситуации 1 (частый ус­пех) по сравнению с ситуацией 11 (редкий успех) оказались в лобном отве­дении более выраженными (Р<0,001) характеристики площадей между от­рицательной фазой ПА и средней линией (показатель 5), а также параметр полярно-амплитудной асимметрии (показатель 7). При тех же условиях в ситуации II более выраженными были следующие характеристики ПА: по­лярно-амплитудная асимметрия ПА затылочной области, среднеарифмети­ческое значение ординат ПА (для двух отведений), дисперсия мгновенных амплитуд ПА и средние значения ПА обеих зон мозга. При этом 0,05 < Р < 0,01. Для оценки значимости различий нами был использован критерий знаков, учитывающий направленность изменений изучаемых характери­стик.

Совершенно другой была структура компонентов ПА в период относи­тельной стабилизации стратегии поведения (ПА-2). Здесь в ситуации 1 бо­лее выраженными оказались такие параметры ПА, как площадь негативной фазы потенциалов двух областей (N 5), полярно-амплитудная асимметрия ПА (при р<0,01), амплитуда отрицательной фазы ПА лобной доли (р<0,05). Аналогичные зависимости, не достигающие, правда, уровня статистиче­ской значимости, прослеживаются и в других параметрах ПА (N 8, 2, 4, 9). Однако, при сформированной стратегии сохраняются такие параметры ПА, которые были более выражены а период подготовки к действиям, с малой вероятностью приводящим к решению задачи (ситуаций II): а именно, дис-

персия мгновенных амплитуд ПА двух областей, уровень синхронизации биоэлектрических процессов двух полушарий, среднее значение ординат ПА затылочной области.

Таким образом, попарное сравнение компонентов ПА в двух исследуе­мых ситуациях в разные периоды сформированности стратегии поведения указывает на существование специфических симптомов в процессах анти­ципации, соотносимых с конкретными условиями (в частности, с субъек­тивной вероятностью успешного достижения прогнозируемого результата действия) решения поставленной задачи. В стадии поиска стратегии пове­дения более выраженными были параметры ПА в период ожидания редко­го события, а при стабилизации образа действий — при прогнозе частого события. Следует, однако, отметить, что функциональные системы. Объек­тивизированные в параметрах ПА, всегда содержат характеристики, экви­валентные разным параметрам будущего результата [32, 35, 39].

Аналогичные, но не тождественные факты выявлены и при сравнении динамики показателей обеих выделенных ситуаций в ходе упрочения стра­тегии поведения [34, 39].

Данная таблица также показывает, что динамика параметров ПА в ходе формирования стратегии поведения существенно различается в двух выше-обозначенных ситуациях, а именно в ситуации I (частый успех) к концу эксперимента статистически значимо увеличиваются следующие характе­ристики ПА: амплитуда отрицательной фазы потенциалов двух областей мозга, площадь отрицательной фазы ПА затылочного отведения, полярно-амплитудная асимметрия двух зон, амплитуда ПА затылка, средние значе­ния ПА и уровень синхронизации суммированной биоэлектрической актив­ности анте- и ретроцентральной коры (р<0, 05).

Наряду с этим в ситуации II (редкий успех) к концу опыта значимо уменьшаются следующие параметры ПА: площадь между отрицательной фазой и средней линией, полярно-амплитудная асимметрия лобной облас­ти, дисперсия мгновенных амплитуд в затылке (р<0,05). Об этом свиде­тельствуют показатели различий, которые не достигают, но приближаются к необходимому уровню значимости: амплитуда отрицательной фазы ПА (лба), средние значения ординат ПА (лба).

Таким образом, в ходе формирования стратегии поведения, с одной сто­роны, увеличивается выраженность ПА, предшествующим произвольным действиям в ситуации, когда прогноз испытуемых и реально наступившее событие совпадает, а с другой стороны, уменьшается выраженность ПА в периоды прогнозирования событий, с малой долей вероятности приводя­щих к решению поставленной задачи. В первом случает ПА относительно сформированной стратегии поведения характеризуются большими ампли­тудами, большими площадями между негативной фазой потенциала и сред-

ней линией, большими показателями полярно-амплитудной асимметрии в основном за счет превалирования отрицательной фазы над положительной (этот эффект особо выражен в ПАВ лобной области), большими коэффици­ентами синхронизации разных мозговых зон. Напротив, для ситуации II выявлено редуцирование ПА по ходу эксперимента.

По-видимому, возникновение выраженной заблаговременной предна-стройки к действиям, которые исходя из прошлого опыта субъекта с боль­шой долей вероятности приводят к успеху в решении поставленной задачи, наряду с уменьшением реактивного эффекта в ситуациях редкого успеха, отражает специфику антиципации человека. По мере формирования страте­гии поведения, стабилизации образа действий психофизиологические меха­низмы антиципации по результатам нашей работы динамично сопряжены с субъективно прогнозируемым успехом решения задачи в условиях неопре­деленности прогноза.

Мы полагаем вслед за П.К. Анохиным, В.Б. Швырковым и другими ис­следователями, что именно результат поведенческого акта может рассмат­риваться как системообразующий фактор, организующий весь процесс опе­режающего отражения действительности субъектом и активацию функцио­нальных систем, необходимых для успеха действий в прогнозируемой си­туации. Полученные нами данные согласуются с психофизиологическими теориями, в которых организация элементов в системе рассматривается как информационный эквивалент образа «потребного будущего» [7, 11, 47, 163-166].

Эти выводы подтверждаются и материалами, которые на первый взгляд не соответствуют тем основным тенденциям в динамике ПА, которые рас­смотрены выше. В частности, некоторые характеристики ПА оказались бо­лее выраженными в ситуациях частого успеха в стадии формирования стра­тегии «вероятностного обучения», другие же — в ситуациях редкого успе­ха при сложившемся образе действий индивида.

Такого рода зависимости, с нашей точке зрения, отражают некоторые специфические особенности деятельности человека, связанные с характер­ной для него тактикой «подстораживания» редкого сигнала, «высокой це­ной» угадывания редких событий (в частности, в ситуации II), а также с по­степенной утратой частыми сигналами качеств новизны, неожиданности (в ситуации I), стимулирующих, согласно литературным данным [141, 159], активационные процессы.

В целом описанные в настоящем разделе результаты показывают, что за внешним сходством двигательных реакций скрываются существенные раз­личия в их психофизиологической «канве», отражающей специфику дина­мично складывающихся функциональных систем при обеспечении деятель­ности человека. Перестраивающиеся в этой связи характеристики ПА соот-

носятся, по-видимому, с гибкими звеньями нейродинамики при подборе определенных элементов, необходимых для успешного решения задачи в заранее прогнозируемой субъектом ситуации.

Полученные факты указывают также на целостный синдром признаков, которые, можно предполагать, соотносятся с информационным эквивален­том формирующегося образа будущего результата.

3. 3. Потенциалы антиципации в механизмах реализации действий разного смысла

В задачу данного раздела входит сравнение факторных отображений взаимосвязей характеристик ПА, зарегистрированных в ситуациях решения испытуемым разных задач (при различающихся смыслах моторных дейст­вий), но в условиях сходства сенсомоторной организации произвольного движения (по материалам II и III серий).

Выяснение сходства синдромов антиципации, реализующей тождест­венные по сенсомоторным характеристикам, но различные по целям и смыслам действия, позволит раскрыть степень подверженности ПА влия­ниям со стороны психологически существенных трансформаций движений (операция — действие — деятельность). Эти данные являются необходи­мыми для последующего изучения индивидуальных различий в контексте целостной индивидуальности.

Поставленный эксперимент можно рассматривать в качестве своеобраз­ной ситуативной микромодели, в рамках которой как бы фокусируются за­коны организации функциональных систем, порождаемых полифонией ре­шаемой человеком задачи, иерархиями целей действий с присущим им лич­ностным смыслом.

Методика экспериментов описана ранее (глава 2, раздел 2.2). Визуаль­ный анализ графических изображений ПА, полученных на экране компью­тера, показывает, что в преддвигательный период произвольного действия в двух сериях экспериментов в биоэлектрических потенциалах как лобного, так и затылочного отведений отчетливо виден комплекс медленных нега­тивно-позитивных колебаний. Пример такого изображения приведен на ри­сунке. — Показанные здесь потенциалы, зарегистрированные у испытуе­мой Н.Н. во II экспериментальной серии (два верхних графика) и в III се­рии (два нижних графика), достигают максимума негативности в период 800-1200 мс до действия. При этом ПА в ситуациях счета действий у дан­ной испытуемой отличаются заметно большей площадью между графиком потенциала и средней линией по сравнению с ПА преддвигательного пе­риода произвольного движения.

Общие наблюдения ПА показывают. Что их форма и параметры могут значительно варьировать от одного испытуемого к другому. Определяю­щие детерминанты интериндивидуальных вариаций ПА выделяли с помо­щью корреляционного и факторного анализа. При статистической обработ­ке использовался метод главных компонент с последующим вращением осей по «варимаксному» способу [25]. Количество значимых факторов со­ответственно равнялось 4, 4, 5. При этом собственные числа были близки к единице, суммарная дисперсия учитывала более 66% дисперсии признаков (73, 67, 66, %), а последующие факторы (5-й, 6-й) не приводили к увеличе­нию суммарной дисперсии более чем на 5%. Выделенные факторы обозна­чены буквами латинского алфавита.

Факторное отображение связей показателей ПА, включенных в произ­вольные движения, приведено в табл. 1. По результатам, представленным в этой таблице, фактор А составили следующие характеристики ПА: ампли­туды максимума негативности двух отведений головного мозга — N 3, 4, площадь отрицательной составляющей потенциала лобных отведений (со­ответствующий индекс затылочной области также выявил тенденцию к связи с данным фактором) — N 9, 10, амплитуды ПА от пика до пика двух отведений — N 15, 16, среднеарифметические всех ординат ПА лба — N 17, а также дисперсии значений амплитуд ПА затылка — N 20. Все пере­численные характеристики вошли в фактор со знаком «плюс». Данная группа взаимосвязанных параметров ПА объединила индексы медленного отрицательного колебания преддвигательного периода произвольного дей­ствия вместе с показателями, которые обычно интерпретируются в контек­сте энергетической мощности колебаний биоэлектрических процессов во­круг их средних значений.

Во второй выделенный фактор В также со знаком «плюс» вошли пока­затели N 5, 7, 8, 10, 12. Эту группу составили как характеристики ПА лоб­ных отведений, (время развития позитивности, а также ее амплитуда), так и затылочных (амплитуда позитивного колебания, площадь отрицательной и положительной фазы), что наблюдалось и в факторе А.

Группа взаимокоррелируемых характеристик ПА, обозначенная в табл. 1 как фактор D, также содержит индексы двух полушарий мозга. В данную группировку с положительным знаком вошел параметр полярно-амплитуд­ной асимметрии затылочных ПА (N 14), а следующий показатель имеет от­рицательный знак: в лобных отведениях — площадь положительной фазы, дисперсия амплитуд, в затылочной области — среднее арифметическое ор­динат потенциалов (N 11, 18, 19). Кроме того, с максимальным весом в вы­ше обозначенный фактор вошел индекс синхронизации дистантно располо­женных отделов мозга (N 21), в силу чего такая фактология может интер-

претироваться как отражающая координированность функционирования мозга в период антиципации.

Для фактора N также характерно общемозговое содержание. Сюда во­шли показатели N 6, 13: время развития позитивности в ПА затылка, а так­же полярно-амплитудная асимметрия ПА лобных отведений.

Факторное отображение взаимосвязей характеристик антиципации, реа­лизующей произвольные движения в условиях подсчета их числа (отмече­ны добавлением знака «штрих» к соответствующим индексам ПА), показа­но в таблице 2. По результатам II экспериментальной серии выявлены че­тыре фактора.

В фактор Е вошли: время развития максимума негативности в потен­циалах лобных отведений (N Г) и площадь этой фазы двух областей (N 9', 10'). Таким образом, эта группа показателей объединила индексы медлен­ного отрицательного колебания преддвигательной биоэлектрической ак­тивности двух полушарий мозга.

После вращения в фактор К вошли параметры N 2', 1Г, 13'. В соответст­вии с направлением статистических связей первичной матрицы интеркор­реляций, отраженным в данной компоненте, большие значения полярно-амплитудной асимметрии ПА и меньше площади его положительной фазы (лобные индексы) соотносятся с большим временем развития максимума негативности в потенциалах затылка. Отметим, что этот фактор сходен с фактором N, выявленным по материалам I серии. Фактор Н составили ам­плитуды положительной фазы ПА (лобного отведения) и коэффициенты синхронизации биоэлектрической активности во время антиципации (N 7', 2Г). Оба показателя вошли в фактор со знаком «минус».

По результатам II серии выделен фактор С, объединивший только ха­рактеристики ПА затылочной области — большие площади положительной фазы соотносятся с меньшей дисперсией мгновенных значений амплитуд (N 12', 20').

Сводная обработка результатов I и II серии позволила выявить пять взаимосвязанных групп характеристик ПА, обозначенных в таблице 3 по­рядковым индексом М. Номера показателей ПА, которые даны в тексте, для характеристик II серии обозначены добавлением знака штрих — Г, 2', 3'... 20', 21'.

Результаты, представленные в таблице 3, со всей очевидностью свиде­тельствуют, что характеристики антиципации, включенной в произвольные движения, с одной стороны, и реализующей счет таких действий — с дру­гой, образуют отдельные группировки, выявленные в зависимости от тес­ноты и характера взаимосвязей исследуемых параметров ПА.

Так, характеристики ПА произвольных действий образуют фактор М2 (сходный с фактором D), фактор М5, аналогичный фактору А, а также фак-

тор МЗ, куда вошли параметры ПА лобных отделов (N7, 13) — амплитуды максимума позитивности и полярно-амплитудная асимметрия ПА.

Показатели ПА, зарегистрированные в ходе подсчета движений, пред­ставлены при факторном отображении результатов сводной обработки двух серий двумя факторами. При этом фактор М4 сходен с фактором К, а фактор Ml может быть рассмотрен как объединенная группа показателей, ранее вошедшая в другие факторы, составленные по результатам II экспе­риментальной серии.

Резюмируя изложенные результаты, представленные в трех таблицах, отметим следующие положения.

Факторы, выделенные для характеристик антиципации, включенной в реализацию произвольных движений, а также в условиях счета таких дей­ствий, в основном составили показатели активности двух областей голов­ного мозга, входящих в антецентральную и ретроцентральную кору. По-ви­димому, функциональные системы опережающего реагирования в структу­ре произвольных действий человека имеют обще мозговую природу.

Сравнительный анализ состава факторов ПА двух серий выявил только одну группу параметров, оказавшихся сходными (аналогичны факторы К и N). Обособленность выделенных факторов свидетельствует о специфике механизмов реализации изучаемых движений как действий. Отмеченная специфика сказывается в гетерогенности характеристик положительных и отрицательных фаз ПА.

Углубленный анализ синдромов электроэнцефалографических характе­ристик (в частности, выделенных в данном исследовании факторов ПА) часто связывают с выяснением нейрофизиологического содержания, с по­исками подкорковых источников мозговых потенциалов. На этом пути сам факт соотнесенности феноменов опережающего отражения макро- и мик­роуровня показан в целом ряде работ. Однако такие связи носят сложный опосредованный характер. Так, В.А. Илюхина при сравнении биоэлектри­ческой активности глубоких структур мозга человека (ядер зрительного бу­гра и стриопаллидарной системы) с отведениями от поверхности скальпа показала неодновременность возникновения электрографических корреля­тов готовности к произвольному действию в разных звеньях изучаемой корково-подкорковой системы [14].

Взаимосвязи нейронных и суммарных электрографических процессов опережения в коре и некоторых подкорковых структурах головного мозга человека при целенаправленном действии также выявлены в работе С.Н. Раевой и А.О. Лукашева [21]. В частности, показано, что в некоторых не­специфических ядрах таламуса и в коре на этапе подготовки целенаправ­ленного акта выявляются компоненты-паттерны корреляций, характери­зующие взаимосвязь клеточных внутримозговых и экстракраниальных ло-

кальных ЭЭГ-биопроцессов. Установлено, что эти паттерны, упреждая на­чало целенаправленных поведенческих действий, обнаруживает прямые корреляции со степенью концентрации селективного внимания человека.

Таким образом, сам факт нелинейной соотнесенности сложноорганизо-ванных форм опережающего реагирования с нейрональной активностью целых комплексов мозговых констелляций в настоящее время не вызывает сомнения. Общее же синтетическое видение соответствующей психофи­зиологической реальности затруднено традиционным «мозаичным» спосо­бом ее теоретической реконструкции.

Шаги к воссозданию целостной структуры индивидуальности, как уже отмечалось выше, стали возможными с помощью современной методоло­гии при использовании системного анализа нейрональной и ЭЭГ-активно-сти в поведении как системоспецифичной, направленной на достижение биологически значимого результата поведенческого акта [23, 26, 27] и реа­лизацию цели действия человека [5, 7]. Такой анализ реализован, напри­мер, в работе И.О. Александрова и Н.Е. Максимовой в отношении позитив­ного колебания ЭЭГ — так называемого Р300 [1]. Авторы при этом конста­тируют, что системное видение объекта психофизиологического изучения в современной науке обязательно предполагает новый круг проблем, новые методические приемы и способы обработки экспериментальных фактов, а также особую логику трактовки результатов, предусматривающую рас­смотрение активности, целенаправленности и целеобусловленности орга­низма в поведении как следствие самой природы жизни и эволюции живо­го [3,23,26, 27 и др.].

В отношении человека синтетический взгляд на природу сопряжения его разноуровневых свойств в поведении усложняется тем фактом, что ме­жду физиологически значимыми характеристиками жизнедеятельности и многозначностью их психологических проявлений вклинивается призма за­конов, связанных с общественным бытием, в частности с уровнем развития коллектива, где живет и трудится конкретный индивид, с качеством внут-ригрупповых взаимодействий, со стилями руководства, общения, с особен­ностями конкретных задач и способов их разрешения [2, 4, 5, 18, и др.]. Эти факты заставляют рассмотреть систему деятельности как опосредую­щее звено в связях разноуровневых свойств интегральной индивидуально­сти [5, 18 и др.].

Принимая во внимание основополагающее положение отечественной психологии о сущностном способе развития человека через трансформа­цию деятельности, можно гипотетически предположить, что ее психофи­зиологическая «канва» содержит целостные индивидуально-обобщенные синдромы интеграции физиологического и психического [10, 19, 27] и по­этому отражает общие закономерности опосредованных проекций физио-

логической индивидуальности на психологическую унитарность человека. При этом система деятельностей рассматривается в плане ее генезиса.

В данном контексте организация физиологических процессов, отражаю­щаяся в факторах антиципации, определяется спецификой состава извле­ченных из памяти функциональных систем, активация которых направлена на достижение заранее прогнозируемого результата. При этом структура активаций нейронов, согласно работам В.Б. Швыркова и его последовате­лей, отражает эволюционную историю вида и жизни конкретного индиви­дуума так, что организация нейрональной активности в поведении состоит из функциональных систем разного фило- и онтогенетического возраста. Сложнейшие констелляции нейрональных активностей нового опыта скла­дываются на основе ранее сложившихся функциональных прасистем. Та­ким образом, их новая «мозаика» содержит в себе историю индивида и ви­да животного, в том числе генотипическую компоненту.

Опираясь на закономерности генеза функциональных систем, можно полагать, что каждый момент осуществления индивидуальной деятельно­сти характеризуется отражением в ее психофизиологических механизмах сынтегрированного прошлого опыта, с которым «сличается» потребность настоящего момента в целях достижения «потребного будущего». По-види­мому, подобные механизмы способны фиксировать в психофизиологии развивающихся деятельностей взаимодействия типа «кумулятивных», столь важные для характеристики психики человека, осуществляющие пре­емственность прошлого в настоящем с перспективой на будущее [16].

Что же в таком случае отличает ситуации экспериментальных задач двух анализируемых серий, кардинально изменяя психофизиологические механизмы реализации действий? Не вдаваясь в подробности дискуссион­ного вопроса об определении понятия задачи [8, 9], отметим лишь, что большинство исследователей видит ее генетическое родство с целью, а сле­довательно, и мотивом деятельности человека. (Так, Н.А. Бернштейн свя­зывал задачу с ведущим уровнем деятельности, А.Н. Леонтьев задачей на­зывал цель, данную в определенных условиях).

Однако, как справедливо подчеркивали Б.Ф. Ломов и Е.Н. Сурков [15], цель, являясь глубоко личностным образованием, ставится человеком са­мостоятельно на основе всего прошлого опыта, его социальных установок, направленности личности, общения, под влиянием общественных требова­ний, норм морали, ценностных ориентации. Содержательная сторона целе-образования требует поэтому специальных приемов, способных дифферен­цировать «задачу», «требование» и «искомое», «цель» [10].

Для анализа материалов данного исследования важен сам факт наличия разных или полностью не совпадающих целей действий при тождественно­сти их сенсомоторных компонентов. Правильность действий испытуемых в

экспериментах, «эмоциональные метки» событий, вербализация осознан­ных целей при прерывании хода опыта, феномены возврата к ситуации экс­перимента (испытуемые в основном интересовались правильностью под­счета движений) — все это в комплексе свидетельствует о различии при­чин, побуждающих произвольные действия в двух сериях экспериментов.

Отмечаемые различия, если их рассмотреть в более широком общепси­хологическом контексте, несомненно, связаны с разными уровнями моти­вированности действий. Основополагающая роль вектора «мотив — цель» в регуляции деятельности общеизвестна, и это, видимо, сказалось в разли­чиях психофизиологических механизмов антиципации разных по смыслу (по отношению мотива к цели) действий человека.

Относительно самого механизма гетерогенности функциональных сис­тем в структуре индивидуальности можно предположить следующее. Им­манентно содержащаяся в любом человеческом действии «перспектива бу­дущего» (сюда входит иерархия мотивов и направленности личности, си­туационно складывающиеся предпочтения, установки и т. д.), уже на ори­ентировочном этапе определяя специфику смысла действия, вместе с тем способствует мобилизации определенных комплексов индивидуально-обобщенных целостных функциональных систем, которые извлекаются из памяти для достижения конкретного результата поведенческого акта.

Такое представление системной организации развития свойств индиви­дуальности может объяснить сходство синдромов заведомо различных «блоков» развивающейся деятельности (например, ситуаций формирую­щейся стратегии поведения при частом успехе и ситуаций стабилизирован­ной стратегии при редком успехе или же периодов эмоциональной и опера­торной напряженности), а также различие «психофизиологической канвы» внешне сходных действий (подобных тем, которые изучались в данном разделе).

Резюмируя сказанное, отметим, что материалы, представленные в дан­ном разделе диссертации, экспериментально показывают существенные различия синдромов биоэлектрических параметров антиципации, реали­зующей произвольные действия, сходные по сенсомоторным компонентам, но различающиеся задачами и, как показывает специальный анализ, целями и смыслами.

Полученные материалы наиболее полно осмысляются в русле идей дея-тельностного опосредования разноуровневых свойств интегральной инди­видуальности [101]. В этой связи эвристичны современные теории индиви­дуально-системного обобщения целостных «блоков» деятельности на осно­ве генерализации нейрофункциональных программ: специальная теория индивидуальности В.М. Русалова [126], концепция М.В. Бодунова [20].

3. 4. Ффкторный анализ биоэлектрических характеристик антиципации и типологических показателей

Планирование исследования, как это показано в первой главе, в качест­ве ключевой задачи предполагало выявление соотношений между характе­ристиками ПА, включенными в динамично развивающуюся деятельность, и типологически интерпретируемыми показателями свойств нервной систе­мы. С этой целью мы воспользовались факторным анализом, позволяющим заменить множество зарегистрированных в эксперименте параметров мень­шим числом их функций, сохранив при этом основную информацию [158].

В табл. 2, 3 приведены результаты факторного анализа двух матриц ин­теркорреляций характеристик ПА отдельно для стадии формирующейся стратегии поведения (табл. 2) и для периода ее стабилизации (табл. 3). В обеих таблицах показатели 1-21 относятся к первой из указанных стадий, а параметры 22-42 — ко второй стадии, N 43 — КЧМ (слияние), N 44-КЧМ (мелькание), N 45-КЧЗ (гул), N 46 — КЧЗ (щелчки), N 47-коэффициент «в» (световая стимуляция), N 48-коэффициент «в» (звуковая стимуляция). В таблицах номера характеристик ПА (для лобного и затылочного отведения) соответствуют приведенным выше. Количество значимых факторов было выбрано равным семи. Собственные числа при этом были близки к едини­це, суммарная дисперсия учитывала более 70 процентов дисперсии призна­ков, а последующий восьмой фактор не приводил к увеличению суммарной дисперсии более чем на 5 процентов. Вычисленные факторы обозначены буквами латинского алфавита.

По результатам факторного анализа в период формирования стратегии поведения выделены пять группировок параметров ПА — это факторы А, В, Д, F, К. Перечень показателей, вошедших в соответствующие факторы, содержится в табл. 2. Выявленные факторы, по-видимому, отражают неод­нородность психофизиологических механизмов антиципации у человека, детальное изучение которых не входит в задачу настоящего исследования. В аспекте поставленных задач необходимо проанализировать факторы С и L, в которых оказались объединенными характеристики ПА и типологиче­ски интерпретируемые показатели, т. е. свойства нервной системы.

В фактор С вошли следующие параметры: показатели ПА в ситуации II-латентные периоды максимумов негативности ПА двух областей мозга (22, 23), латентные периоды максимума позитивности ПА лобной области (26), а также индекс силы нервной системы-коэффициент «в». Полярно-ампли­тудная асимметрия ПА двух областей выявила тенденцию к связи с факто­ром С.

Отдельные корреляции между индексом силы нервной системы и пара­метрами ПА описаны в нашей монографии [28]. Так, в стадии формирова-

ния образа действий сила оказалась соотносимой с превалированием отри­цательной фазы ПА над положительной и с большей синхронностью био­потенциалов дистантно расположенных областей мозга.

В фактор L вошли (см. табл. 2) такие характеристики ПА, как амплиту­да от максимума позитивности до средней линии (лобное отведение) в си­туации частого «успеха» и индексы лабильности (44) и силы (47).

Результаты факторного анализа согласуются с данными корреляционно­го анализа, иллюстрирующего конкретные соотношения, связывающие «гибкие» системы антиципации и типологически значимые особенности высшей нервной деятельности. По нашим данным [28, 29], в стадии поиска стратегии статистически значимые связи с индексами силы и лабильности выявлены только в ситуации I при прогнозировании часто наступающего события: более лабильные индивиды характеризуются большими ампли­тудными значениями преддвигательной позитивности в ситуации, когда с большой вероятностью ожидается успешное решение поставленной задачи.

Все зарегистрированные статистические связи (0,385<г<0,646 при 0,01<р<0,05) характеризуют преимущественно ПА лобной доли. Этот факт представляется закономерным, ели учесть специфику вклада лобных долей мозга в реализацию психических функций, связанную с программировани­ем действий [916]. Можно сказать, что в экспериментальной ситуации I лобные доли функционируют в свойственном им «режиме работы», где раскрываются индивидуальные особенности функциональных систем, в ко­торых системообразующая роль принадлежит процессам антецентральной коры.

Таким образом, в период формирования стратегии поведения функцио­нальные системы, объективизированные в процессах антиципации, склады­ваются с учетом индивидуально-типологических характеристи, таких как сила и лабильность нервной системы.

На стадии стабилизации образа действий (конец эксперимента) по ре­зультатам факторного анализа выделен также один общий фактор, в кото­рый вошли как характеристики ПА, так и показатели типологических свойств. В табл. 3 этот фактор обозначен как фактор F. Как следует из дан­ной таблицы, общий фактор составили показатели антиципации ситуации I (временной интервал от начала действия до максимума негативности в ПА затылка 1-23) и индекс КЧМ. Другой показатель лабильности (44) выявил лишь тенденцию к связи с фактором F.

В связи с анализом содержания этого фактора напомним, что матрица интеркорреляций ПА сформированной стратегии поведения содержит ста­тистические связи со свойствами как лобного, так и затылочного отведе­ний, а также с интегративными показателями этих двух областей. Боль­шинство таких связей обнаружено в ситуации II при прогнозировании ред-

кого события [28, 29]. Эта ситуация, как уже упоминалось, в психологиче­ском плане характеризуется специфичным для человека интересом угадать маловероятное событие.

Таким образом, процессы антиципации, если судить по характеристи­кам мозговых ПА, как в период поиска стратегии поведения, так и при ее стабилизации содержат в своих синдромах типологические особенности нервной системы индивида, причем структура этих синдромов существен­но различна в разные периоды становления вероятностно-прогностической деятельности. Данные корреляционного и факторного анализа убедительно показывают существование общих факторов, которые содержат как харак­теристики ПА развивающейся деятельности, так и параметры свойств нерв­ной системы человека. Эти факты свидетельствуют об общих причинах, ле­жащих в основе интериндивидуальных вариаций характеристик ПА, вклю­ченных в естественное течение деятельности, и тех типологических свойств индивида, которые при этом опосредуют влияние на человека внешних причин.

3. 5. К системным закономерностям организации синдромов индивидуальности

Биоэлектрические корреляты психофизиологических процессов иссле­довались нами в ходе антиципации результата действий при вероятностном обучении. Частота предсказаний, варьируя индивидуально, по ходу экспе­римента в целом приближалась к заданной частоте появления событий. Это свидетельствовало о том, что в данном эксперименте по мере развития дея­тельности у испытуемых, решающих сложную и специфическую задачу раскрытия статистических свойств среды, формировалась особая функцио­нальная система опережающего отражения действительности.

Среднегрупповые характеристики потенциалов антиципации оказались различными на разных стадиях сформированности стратегии поведения. Исходя из этого можно предполагать, что разным стадиям развития дея­тельности при различных условиях реализации действий по достижению заранее прогнозируемого человеком личностно значимого результата соот­ветствовали особые паттерны психофизиологических свойств антиципа­ции.

Анализ экспериментальных данных позволяет выделить существование синдромов антиципации, соотносимых с конкретными условиями решения поставленной задачи. Можно думать, что мозговые функциональные систе­мы, репрезентированные в ПА, всегда содержат характеристики, эквива­лентные разным параметрам будущего результата.

Обсуждение полученных в разделе результатов мы до сих пор вели в контексте задач, требований, которые предъявлялись испытуемому в инст­рукции. С этих позиций «вероятностное обучение» как конкретная деятель­ность обычно представляется как решение задачи по снятию неопределен­ности прогноза в ходе сенсомоторного реагирования с помощью отражения человеком статистических свойств сигналов.

Данная экспериментальная ситуация может быть рассмотрена в более широком научном контексте, например, в структуре моделирования специ­фических аспектов взаимодействия субъекта с объективно существующи­ми пространственно-временными отношениями между объектами внешне­го мира. Возможность такого подхода к анализу вероятностно-прогности­ческой деятельности показана, в частности, Е.П. Кринчик [83]. Заметим, однако, что человек как объект исследования, выполняя даже простейшее задание, имеет дело не только со стимульно-реактивной реальностью, опо­средованной сколь угодно сложными переменными, а устанавливает с внешней средой в активном поведении взаимосвязи типа кумулятивных (по Б.Ф. Ломову — [92]), где единицей отсчета являются такие сверхинтегра-тивные феномены, как образ мира, регулирующий и направляющий мир образов [140], как акты, понимаемые как поступок индивида, относящийся не только к психике и деятельности, но и к биографии человека [144а].

Другими словами, процессы антиципации, реализуя ориентировку чело­века в плане образа, вместе с тем выполняют в активном поведении своеоб­разную интегрирующую функцию, заключающуюся в индивидуально-свое­образном синтезе прошлого, настоящего и будущего. Важность этой функ­ции во многом определяется взаимосодействием разных уровней индиви­дуальности получению значимого для человека результата в ходе решения поставленных субъектом задач. Данный процесс находит отражение в гете-рогении синдромов антиципации, которые реализуют целеполагание чело­века по мере достижения промежуточных результатов действий, смысл ко­торых наиболее полно раскрывается в структуре целостного поведения и, в частности, сказывается в важнейшем векторе деятельности «мотив-цель» [16, 64, 92].

Однако, анализ конкретных и неизбежно ограниченных материалов сталкивается с рядом трудностей. Так, при очевидной связи категорий «за­дача» и «цель» (А.Н. Леонтьев обычно представлял задачу как цель, дан­ную в определенных условиях) в современной науке еще до конца не выяс­нен их интегративный механизм. В этой связи Б.Ф. Ломов и Е.Н. Сурков отмечают, что надо различать «цель» как глубоко личностное образование и «задачу», «требование». Перед человеком, по мнению авторов вряд ли можно поставить цель с строгом смысле слова, поскольку она формируется субъектом самостоятельно на основе всей его предшествующей жизни,

деятельности, общения, в процессе развития личностной мотивации под влиянием общественных требований, норм морали, ценностных ориента­ции [91].

Наряду с выделенными выше положениями авторы подчеркивают так­же и тот факт, что в деятельности человека невозможно найти такие ситуа­ции, в которых бы личность не играла существенной роли. В данном кон­тексте любые действия активного здорового индивида, в том числе и в ла­бораторном эксперименте, можно рассматривать как целенаправленные, обладающие личностным смыслом.

В конкретных ситуациях индикатором личностного смысла являются, по А.Н. Леонтьеву [90], так называемые «эмоциональные метки событий». Они сказываются, в частности, в степени заинтересованного отношения к опыту, в феноменах возврата к ситуациям эксперимента, изученным в шко­ле Курта Левина [65].

Относительно проведенного нами обследования наши наблюдения по­казывают, что деятельность испытуемого в ситуациях вероятностного обу­чения особым образом мотивирована, вызывает повышенный интерес и часто выступает как средство самопознания. О субъективной значимости проведенного нами эксперимента свидетельствуют также и «возвраты к опыту», который фиксировались в последующих наблюдениях. Реплики, догадки, гипотезы испытуемых, высказанные после опытов, указывают на целенаправленный характер отражения субъектом условий данного экспе­римента и на осознанный выбор стратегий деятельности. При этом антици­пация выступает как стабилизирующее и организующее звено, которое, можно предположить, предвосхищает выбор цели человеком. Сказанное подтверждает тот факт, что деятельность испытуемых в наших опытах осу­ществлялась на различных уровнях общения: можно выделить общение с экспериментатором при объяснении задач исследования, опосредованное общение в ходе эксперимента, общение после опыта. Общение же, по со­временным теориям, придает даже рутинным действиям характер целена­правленной деятельности [92 и др.].

Вероятностно-прогностическую деятельность можно рассматривать и как мышление вероятностями, т. е. плане анализа высших психических функций личности с их творческим характером, с их детерминацией со сто­роны познавательной потребности человека. Однако, исследование кон­кретной специфики целеобразования не было объектом нашего исследова­ния, в поставленном психофизиологическом эксперименте пока еще трудно разделить требования решаемой задачи от» искомого», которое А.В. Бруш-линский включает в состав цели [51, 52]. В нашей же работе важно зафик­сировать сам факт формирования цели в ходе развития вероятностно-про-

гностической деятельности, а также соотнести материалы исследования с процессуальным аспектом целеобразования личности.

При таком ракурсе объекта исследования изучаемые в разделе индиви­дуально-типологические механизмы опережающего отражения должны быть проанализированы и в контексте целеобразования. Ведь цель как при­чина поведенческого акта в современной психофизиологии часто исследу­ется через образ или модель будущего результата [6, 7, 163-166]. А по­скольку цель существует до действия, то в нейрофизиологическом выраже­нии она соотносится с определенной нейрональной активностью и, в част­ности, с ее макроуровнем, отражающемся в процессах антиципации. Сле­довательно, раскрытие закономерностей организации процессов антиципа­ции, фиксируемым в ходе становления и развития вероятностно-прогности­ческой деятельности, важно для познания закона о единстве индивида и личности с помощью типологического анализа психофизиологической «канвы» деятельности

Анализируя с этих позиций представленный в данном разделе материал, следовало бы отметить следующее. Изучение психофизиологических ха­рактеристик процессов активного отражения человеком будущих событий в ходе решения конкретной задачи, связанной с раскрытием статистиче­ских свойств среды, позволяет выделить особую функциональную систему антиципации. Ее гетерогения отражает историю развития человека, фикси­руя его прошлое, настоящее и будущее. Включение в факторы антиципа­ции параметров свойств нервной системы (силы и лабильности) порожде­но, как можно предполагать, присущим человеку качеством обобщать свое­обычным для себя способом репрезентации, относящиеся к операциональ­ной стороне деятельности. Такого рода обобщенные синдромы индивиду­альности, по-видимому, зависят от ситуации субъектно-объектного взаимо­действия (в наших экспериментах — от стадии формирования стратегии поведения в сочетании с субъективной вероятностью успеха в прогнози­руемых обстоятельствах).

Наряду с этим в антиципации выделяются и такие механизмы, которые реализуют то или иное предсказание будущих событий за счет «гибких» звеньев функциональных систем, формирующихся для достижения кон­кретного и ситуативно меняющегося результата действий. Следует заме­тить, что особенности задач и способов их выполнения, инструкции и са­моинструкции испытуемых, мотивы и установки личности могут изменять закономерности протекания психофизиологических механизмов деятельно­сти.

Как показало представленное в данном разделе психофизиологическое исследование, индивидуальные особенности антиципации содержат как природные, конституциональные, генотипические характеристики, так и

параметры, изменяющиеся под влиянием развивающейся и формирующей­ся деятельности. Развивая логику намеченного обсуждения, можно было бы включить в подобные регуляторные детерминанты: иерархию мотивов и потребностей человека, а в более широком контексте — образование, воспитание, обучение, а также обобщенные установки и направленность личности.

Высказанное предположение созвучно с мыслью Б.Г. Ананьева, пола­гавшего, что единичный человек как индивидуальность может быть понят лишь как единство и взаимосвязь его свойств как личности и субъекта дея­тельности, в структуре которых функционируют природные свойства чело­века как индивида [9, с. 178]. Именно в таком контексте наиболее полно ос­мысляются полученные в данном исследовании материалы, свидетельст­вующие о постоянном наличии в факторах антиципации природных гено-типических признаков, которые, однако, по-разному включаются в синдро­мы антиципации в зависимости от ситуации субъектно-объектного взаимо­действия. Можно предполагать, что антиципация составляет тот важный механизм, который обеспечивает взаимосодействие свойств индивида и личности достижению результата и реализации целей действий.

ГЛАВА IY СТРУКТУРНЫЕ КОМПОНЕНТЫ СИМПТОМОКОМПЛЕКСА АНТИЦИПАЦИИ В СТРУКТУРЕ ЦЕЛОСТНОЙ ИНДИВИДУ­АЛЬНОСТИ

4.1. Интегративность индивидуальных особенностей на этапах антиципации и сличение вероятностно-прогностической деятельности

Вопрос о том, в какой мере характеристики психофизиологии антиципа­ции могут репрезентировать индивидуальные особенности других перио­дов поведения, очевидно, является важным для воссоздания целостной ин­дивидуальности по свойствам отдельного фрагмента ее бытия. Данный раз­дел экспериментального исследования дает ответ на этот вопрос. Он бази­руется на все более укрепляющихся в современной дифференциальной психофизиологии традициях, позволяющих ближе подойти к воссозданию целостной картины биологических основ индивидуально-психологических различий как многомерного, многоуровневого образования, адекватным средством познания которого является системный подход [28, 37, 131, 132].

Такая ориентация нацеливает исследователей на детальное изучение максимально интегрированных феноменов, таких, как антиципация [37, 91, 135], общемозговые свойства нервной системы [131], суммарные показате­ли биоэлектрических процессов разных областей головного мозга [128], инвариантные или компенсаторные отношения между симптомами темпе­рамента и типологических особенностей высшей нервной деятельности че­ловека [26, 45], характеристики функциональной асимметрии полушарий мозга [58], параметры пространственной синхронизации [33, 131 и др.].

Особое место в системных представлениях о работе мозга занимает от­крытое М.Н. Ливановым явление пространственной синхронизации колеба­ний биопотенциалов мозга. По М.Н. Ливанову, одновременное протекание нервных процессов в разных участках мозга создает новое качество его функционирования, которое лежит в основе психических явлений [91а]. Функциональная значимость и нейрофизиологические основы феномена дистантной синхронизации раскрыты в целом ряде работ. Согласно М.Н. Ливанову, в синхронном колебании биопотенциалов каких-либо пунктов

коры головного мозга следует усматривать не прямое выражение связей между ними, а лишь условия, делающие возможными их реализацию.

Пространственной организации электрической активности мозга отво­дится важное значение в нейрофизиологических механизмах психической деятельности в исследованиях К. К. Монахова. Автор считает, что в изуче­нии механизмов реализации психической деятельности важен не поиск конкретного нейрофизиологического субстрата, а определение взаимосвя­зей нейрофизиологических процессов в пространственно-временной орга­низации целостной системы мозга [103а].

В многочисленных работах показана роль характеристик дистантной синхронизации в реализации психических функций. Не имея возможности дать сколь угодно полный их перечень, отметим лишь некоторые наиболее важные исследования, соотносящиеся с тематикой данной работы.

Используя показатель пространственно-временной сопряженности функционирования различных областей коры, В.Н. Кирой, Е.В. Мельников и О.Г. Чораян предприняли нейрофизиологический анализ разных этапов решения проблемной ситуации при вероятностном прогнозировании [77].

В работе Л. А. Поту лова и Я. А. Васильева выявлена зависимость специ­фики и качества деятельности по опознанию значимых световых стимулов от особенностей пространственновременной организации биопотенциалов мозга. В работе Ю.В. Кропотова также показано, что в качестве нейронных коррелятов опознания зрительных стимулов выступают пространственно-временные корреляционные связи между текущими частотами импульсной активности нейронных популяций мозга (см. обзор-34).

Е.Р. Джон развивает теорию, связывающую феномены дистантной син­хронизации с процессами памяти [62а]. По мнению этого исследователя, информация, представляющая память, кодируется как средний временной тип разрядов в анатомически обширных нейрональных ансамблях и деко­дируется, когда эти популяции приобретают средний паттерн разрядов, яв­ляющийся имитацией паттерна, приобретенного в действительном опыте. В специальных экспериментах им показано, что паттерны могут вызывать­ся как прямой электрической стимуляцией мозга, так и другими эндоген­ными факторами среды.

Параметры пространственной синхронизации ЭЭГ связываются также с характером изменений функционального состояния, например, под влияни­ем аутогенной тренировки [обзор-34]. Показано, что в зависимости от ис­ходного эмоционального состояния человека аутогенные упражнения вы­зывают повышение сниженного или, наоборот, снижение повышенного уровня пространственной синхронизации ЭЭГ. Следовательно, существует некий индивидуальный уровень пространственной синхронизации биоэлек-

трической активности мозга, который может рассматриваться как опти­мальный для эффективности деятельности.

Особая роль пространственной синхронизации отмечается и другими авторами, исследующими нейронные механизмы восприятия, памяти и ког­нитивных функций [обзор-34]. Так, экспериментально показано значение одновременности или инвариантности фазовых соотношений между био­электрическими процессами пространственно-разнесенных областей мозга при различных уровнях двигательной активности, в рече-мыслительном процессе, в ситуациях вероятностного прогнозирования, при обработке когнитивной информации. На основании сказанного можно предположить, что отражающаяся в характеристиках дистантной синхронизации целост­ность функционирования нервной системы является необходимой предпо­сылкой нормального протекания психических функций, а их интериндиви­дуальные особенности составляют особый механизм в структуре индивиду­альности.

Впервые в дифференциальной психофизиологии детальное исследова­ние этого механизма предпринято В.М. Русаловым. Автор изучал феномен синхронизации в составе общих свойств нервной системы [131], поскольку данное явление в известной мере отражает индивидуальные особенности функционирования не отдельных мозговых структур, а мозга как целого. Согласно В.М. Русалову, показатели синхронизации и когерентности во всех полосах ЭЭГ, кроме бета-2, вошли в общий фактор, интерпретирован­ный им как общемозговой, интегральный. Этот фактор обнаружил тесные связи с важнейшими психодинамическими характеристиками интеллекту­ального поведения.

М.В. Бодуновым экспериментально показано, что быстрый индивиду­альный темп умственных действий связан с мобильным, а медленный — с консервативным спектром когерентности ЭЭГ [49 и др.].

Таким образом, в типологических исследованиях характеристики дис­тантных соотношений между разными отделами головного мозга человека уже зарекомендовали себя в качестве перспективного феномена в структу­ре биологических основ индивидуальности. Актуальность таких исследова­ний неоднократно подчеркивал В.Д. Небылицын, он считал, что только тесное взаимодействие мозговых образований обеспечивает целостность работы мозга и самую возможность его деятельности в качестве регулятора целенаправленного поведения» [106, 108].

На этом пути важно детальное изучение интериндивидуальных особен­ностей в интегративных, общемозговых характеристиках нервной системы, которые составляют своеобразный «стержень» биологических основ инди­видуального поведения [131, 132]. Такой путь позволяет полнее использо­вать принципы интегратизма [87, 132 и др.], помогает ближе подойти к тео-

ретическому осмыслению комплекса особенностей индивида, личности, индивидуальности как целостности [2, 3, 9, 37, 52, 119, 132].

Вместе с тем исследование интегративных характеристик индивида, включенных в механизмы реализации деятельности человека, связано с из­вестными трудностями. Как свидетельствует опыт типологических иссле­дований, обнаружение природного, конституционального, индивидуально-стабильного в произвольной активности человека как сплаве врожденного и приобретенного в опыте представляет собой задачу, требующую специ­альных методов решения. Возможно, поэтому произвольные действия, в которых проявляются сущностные черты человеческой деятельности, дол­гое время не удавалось исследовать традиционными методами. Как прави­ло, в проведенных исследованиях отсутствовали корреляции между показа­телями различных произвольных двигательных методик. Изучение произ­вольных актов в типологических исследованиях стало возможным только в контексте проблемы общих свойств нервной системы человека при систем­ном представлении биологических основ индивидуально-психологических различий (эти тенденции развития дифференциальной психофизиологии уже обсуждались во вступлении и первом разделе монографии).

На этом пути, как показывает опыт типологических работ последних лет, более определенное решение дифференциально-психофизиологиче­ских задач достигается в том случае, когда предметом изучения становятся не внешние и/или результативные характеристики поведения, а тонкие па­раметры индивидуального реагирования, например, такие, как электромио-грамма работающей мышцы в ходе переделки двигательного навыка [116] или суммированные биоэлектрические потенциалы головного мозга разных стадий формирования стратегии поведения при развитии вероятностно-прогностической деятельности [28].

Сопоставление интегративных характеристик функционирования голов­ного мозга разных этапов развития деятельности (антиципации и фазы сли­чения ожидаемого и реально наступившего события) на разных стадиях сформированности стратегии поведения рассматривается нами как один из возможных путей экспериментального изучения целостной деятельности.

Следует, однако, отметить, что анализ представленного здесь обширно­го, трудоемкого, но неизбежно ограниченного материала не может разви­ваться в отрыве от общетеоретических разработок дифференциальной пси­хофизиологии, где в настоящее время уточняется понятийный аппарат, ме­тоды и принципы новых для данной отрасли исследований интериндивиду­альных особенностей развивающейся деятельности.

В настоящей части диссертационного исследования была использована методика, моделирующая вероятностно-прогностическую деятельность че­ловека по типу «игры в угадывание». Эта методика относится к так назы-

ваемому бинарному вероятностному обучению. Она подробно описана в разделе 2.2, поэтому мы лишь коротко остановимся на тех основных ее особенностях, которые важны для решения задач данного этапа исследова­ния.

Согласно инструкции испытуемые предсказывали появление двух собы­тий: вспышку или ее отсутствие, добиваясь при этом максимального числа правильных предугадываний обоих событий. Появление вспышки предпо­лагалось предсказывать нажатием на правую кнопку, а отсутствие — нажа­тием на левую аналогичную кнопку. Методика эксперимента была по­строена таким образом, что фотовспышка имела место в 70% случаев через 0,1с после начала моторного действия, а в 30% случаев вспышка отсутст­вовала. Вероятность наступления событий не зависела от действий испы­туемого и задавалась специальным автоматическим устройством.

Таким образом, испытуемые выполняли задание в стохастической среде бернуллиевского типа, в которой, как известно, вероятность появления сиг­нала не зависит от предшествующих событий. Однако используемая нами среда с ее явной асимметрией вероятностей наступления и отсутствия со­бытий содержала объективную «скрытую» закономерность, что позволяло испытуемому, правильно отразив ее в своем сознании, антиципировать — с большей или меньшей уверенностью в успехе — ряды условных вероятно­стей с целью уменьшения неопределенности прогноза в ходе развития ве­роятностно-прогностической деятельности.

Во время выполнения задания на магнитную ленту монополярно реги­стрировали ЭЭГ лобной (F4) и затылочной (02) областей правого (ипсила-терального работающей руке) полушария головного мозга. Далее в резуль­тате прямого и обратного суммирования двухсекундных отрезков ЭЭГ пе­ред движением и полуторасекундных периодов после действия выделяли биопотенциалы от момента начала движения. В литературе таким образом зарегистрированные колебания потенциалов относительно какого-либо мо­мента движения по традиции называют моторными вызванными потенциа­лами (МВП) [28, 98 и др.].

Однако понятийный аппарат и приемы анализа эмпирических материа­лов, накопленных при исследовании МВП, в должной мере не раскрывают сущности биоэлектрических характеристик развивающейся деятельности [25, 36, 37 и др.]. Традиционный термин «моторные потенциалы готовно­сти», как уже упоминалось, не может быть использован при анализе дан­ных, получаемых при изучении суммированных ЭЭГ-параметров вероятно­стно-прогностической деятельности человека. Так, выделяемые в работе биоэлектрические характеристики, предшествующие произвольному дейст­вию, по-видимому, могут быть соотнесены с механизмами формирования

«образа потребного будущего» [47], информационным эквивалентом кото­рого является конкретный результат движения [7, 163-166].

Мы полагаем, что мозговые функциональные системы, проявляющиеся в МВП перед действием, могут быть связаны с процессами упреждения, предвидения, забегания вперед и другими феноменами опережающего от­ражения действительности, которые в современной психологии наиболее полно интегрируются в контексте исследований антиципации [37, 91, 94 и др.]. По этим причинам мы назвали суммированные мозговые биоэлектри­ческие характеристики указанной стадии деятельности потенциалами анти­ципации (ПА).

ПА выделили с помощью стандартной вышеописанной методики, по­зволяющей представить потенциал в виде ординат мгновенных значений амплитуд с шагом квантования 4 мс. В данной работе анализируются лишь коэффициенты синхронизации ПА лобных и затылочных отведений, вы­численные по методу пирсоновских корреляций.

ПА были получены в следующих условиях регистрации: 1) при обыч­ных произвольных движениях, которые испытуемые совершали в моменты времени, выбранные по своему усмотрению; 2) при счете таких действий; 3) в начале формирующейся стратегии вероятностно прогностической дея­тельности при относительно частом «успехе», а также при редком угадыва­нии; 4) при стабилизации стратегии поведения в ходе развития вероятност­но-прогностической деятельности отдельно в ситуациях редкого и частого «успеха».

Мозговые потенциалы, регистрируемые после произвольного движения, включенного в деятельность, мы условно назвали потенциалом сличения (ПС), учитывая, конечно, что данные потенциалы осложнены моторным компонентом, эмоциональной реакцией человека, зрительными ВП и, воз­можно, другими компонентами, связанными с периодом сличения, сравне­ния, компарации прогнозируемого и реально наступившего события. (Вы­деление ПС осуществлено А.Г. Васильевой).

Регистрация ПС несколько отличалась от способа выделения ПА, по­этому мы несколько подробнее остановимся на методике выявления ПС. Избирательное суммирование биопотенциалов (способ их регистрации описан выше) осуществлялось на вычислительной машине АТАС 501-20 (Япония) по 12 накоплениям отдельно для четырех вариантов ситуаций опыта: 1) подтверждение прогноза появления вспышки, 2) неподтвержде­ние прогноза появления вспышки, 3) подтверждение прогноза отсутствия вспышки, 4) неподтверждение прогноза отсутствия вспышки.

Импульсом, синхронизирующим поступающие для суммации биопотен­циалы, являлась фотовспышка длительностью 20 мс после момента нажа­тия на кнопку. В случае отсутствия фотовспышки синхроимпульсом слу-

жил тот же временной интервал 200 мс от начала нажатия на кнопку. Сум­мированные биопотенциалы были представлены 60 значениями мгновен­ных амплитуд для каждого отведения при эпохе анализа, равной 480 мс.

Уровень пространственно-временной синхронизации оценивали, как и для ПА, по значениям пирсоновских коэффициентов корреляции между ря­дами мгновенных значений амплитуд, выявленным для потенциалов лоб­ной и затылочной области. Коэффициенты синхронизации вычисляли для анализируемого временного отрезка, а также для трех временных периодов его развития, соответствующих 0-96, 96-312, 312-480 мс. Данные фазы бы­ли избраны исходя из представлений о гетерогенной структуре ВП, а также исходя из актографического анализа исследуемых периодов в структуре ве-роятностнопрогностической деятельности.

Таким образом, для сопоставления были получены следующие показа­тели — коэффициенты пространственной синхронизации:

1) целого ПС в ситуациях подтверждения прогноза об отсутствии вспышки (угадывание при редком успехе);

2) первой фазы ПС в той же ситуации;

3) второй фазы ПС в той же ситуации;

4) третьей фазы ПС в той же ситуации;

5) целого ПС в ситуации неподтверждения прогноза об отсутствии вспышки (неугадывание при редком успехе);

6) первой фазы ПС в той же ситуации;

7) второй фазы ПС в той же ситуации;

8) третьей фазы ПС в той же ситуации;

9) целого ПС в ситуациях неподтверждение прогноза о появлении вспышки (неугадывание при частом успехе);

10) первой фазы ПС в той же ситуации;

11) второй фазы ПС в той же ситуации;

12) третьей фазы ПС в той же ситуации;

13) целого ПС в ситуациях подтверждения прогноза о появлении вспышки (угадывание при частом успехе);

14) первой фазы ПС в той же ситуации;

15) второй фазы ПС в той же ситуации;

16) третьей фазы ПС в той же ситуации;

17) ПА произвольных движений;

18) ПА при счете движений;

19) ПА начала формирования стратегии вероятностно-прогностической деятельности при «частом успехе»;

20) ПА стабилизированной стратегии при «частом успехе»;

21) ПА начала формирования стратегии при «редком успехе»;

22) ПА стабилизированной стратегии при «редком успехе»;

23) показатель разницы между реальной частотой появления вспышки и частотой выдвижения испытуемым прогноза о появлении вспышки, вычис­ленный как средняя разность между числом вспышек и количеством нажа­тий на правую кнопку для 40 проб-действий, реализуемых в период форми­рования стратегии поведения в ходе развития вероятностно-прогностиче­ской деятельности;

24) дисперсия показателя N 23;

25) показатель, аналогичный параметру N 23 для периода стабилизиро­ванной стратегии поведения в ходе развития вероятностно-прогностиче­ской деятельности;

26) дисперсия показателя N 25.

Параметры 23-26 характеризуют индивидуальную стратегию вероятно­стно-прогностической деятельности, причем параметры 23 и 25 отражают степень следования за объективной вероятностью частого события, а 24, 26 — устойчивость избранной испытуемыми тактики поведения.

В таблице представлены результаты корреляционного анализа, показы­вающего статистические отношения интегративных характеристик био­электрических процессов разных этапов двигательных актов человека.

Так, индекс ПА произвольных движений отрицательно скоррелировал (N 13 и 17, 15 и 17) с показателем целого ПС, а также его второй фазы в си­туации подтверждения прогноза о появлении вспышки (к= -0,726; к=-0,750; р<0,05). В соответствии с полученными статистическими отноше­ниями можно заключить, что большая синхронность функционирования дистантно расположенных областей мозга в период преднастройки к реали­зации автоматизированного произвольного движения соотносится с мень­шей синхронизацией суммированной электрической активности в период развития вероятностно-прогностической деятельности в ситуациях угады­вания часто наступающего события. Можно думать, что отражающийся в ПА произвольных действий некий индивидуально-характерный активаци-онный фон или обычная для индивида сопряженность функционирования дистантно расположенных структур мозга во время выполнения разного рода деятельностей, способствуя большей выраженности функционального напряжения прогностических способностей в предсказании событий буду­щего, вместе с тем сочетается с меньшим эффектом при достижении уве­ренно прогнозируемого результата при частом событии.

Из данной таблицы можно видеть отрицательную корреляцию между коэффициентами синхронизации ПА при счете движений и первой фазы ПС во время появления неожидаемой вспышки, т. е. тогда, когда испытуе­мый осознает и переживает несовпадение предполагаемого и реально на­ступившего события (к=0,726; р<0,05). Данное соотношение, по-видимому,

свидетельствует об общности интериндивидуальных особенностей, связан­ных с направленным вниманием при счете и при оценке результатов дейст­вия человека.

Статистическая связь показателей 20 и 15 (к=0,720; р<0,05) показывает, что синхронность процессов антиципации в ситуациях частого угадывания при стабилизированной стратегии вероятностно-прогностической деятель­ности соотносится в этот период с синхронными биоэлектрическими пока­зателями, выявленными во второй фазе ПС в ситуациях подтверждения прогноза о маловероятном событии (отсутствии вспышки). Этот факт до­полняет полученные данные о распределении суммарной биоэлектриче­ской активности мозга на разных периодах преднастройки и реализации действия [32, 34, 37]. В частности, было показано, что при развитии дея­тельности в характеристиках ПА отражаются основные параметры будуще­го результата. При этом отмечается следующая закономерность: чем более вероятен «успех» решения задачи в прогнозируемой человеком ситуации, тем менее выражены определенные характеристики ПА при достижении уверенно прогнозируемого результата, но более выражены показатели ПС во время реализации маловероятного события. Этим, по-видимому, и объ­ясняется некоторое сходство ПА в ситуациях частого «успеха» и ПС в си­туациях прогнозирования и угадывания редкого явления среды.

На стадии сформированной стратегии поведения в ситуациях редкого «успеха» индексы ПА и ПС оказались связанными обратной зависимостью. Так, параметры синхронизации ПА стабилизированной стратегии в ситуа­циях частого угадывания (N 21) скоррелировали отрицательно (к=-0,780; р<0,01) со второй фазой ПС в периоды подтверждения прогноза о редком событии (N3).

Прямая статистическая связь выявлена между такими на первый взгляд разными характеристиками синхронизации, как ПА начала формирования стратегии в ситуациях редкого угадывания, с одной стороны, и ПА стаби­лизированной стратегии поведения при частом успехе (N 21-20, к=0,702; р<0,05) — с другой.

Отмеченные статистические связи подкрепляют высказанную ранее ги­потезу об индивидуальном обобщении в психофизиологических характери­стиках деятельности разнородных ее «блоков» с образованием надситуа-тивных синдромов нейрофизиологических признаков в индивидуальности личности. Особого внимания заслуживают статистические связи между биоэлектрическими характеристиками разного рода произвольных дейст­вий индивида и показателями, отражающими индивидуальные стратегии, выработанные испытуемыми в развивающейся и формирующейся вероят­ностно-прогностической деятельности.

На стадии формирования стратегии поведения (в начале опыта) степень следования испытуемым вероятности часто наступающего события (пока­затель 23) оказалась тесно связанной (к=0,934; р<0,001) с коэффициентом синхронизации (N 1) в период подтверждения прогноза о наступлении ма­ловероятного события — отсутствия вспышки. Данная корреляция была получена на материале обследования 18 испытуемых. В соответствии со смыслом полученных отношений, большая ориентация человека на выявле­ние высоковероятного события статистически оказывается связанной с большей выраженностью синхронизации разных областей в тот период, ко­гда эта ориентация не подтверждается реальными событиями. При этом в эксперименте имеет место неожиданный для индивида ход событий, когда прогноз о редком явлении вдруг подтверждается.

Из табл. 1 также видно, что дисперсия показателя 25 оказалась в обрат­ной зависимости от показателя синхронности ПС третьей фазы потенциала при неподтверждении прогноза об отсутствии вспышки (параметр N 8). Здесь меньшая стабилизированность (т. е. большая вариативность) страте­гии поведения, заключающаяся в ориентировании на более частое событие среды в начале опыта (когда события все еще остаются как бы равнознач­ными, хотя субъективно уже осознается относительная редкость отсутст­вия вспышки) связана с усилением синхронизации протекающих процессов мозга в случае неподтверждения предсказания маловероятного события. Соответствующий коэффициент корреляции равен — 0,673 при р<0,05.

Между рассматриваемой в данном контексте дисперсией характеристи­ки формирующейся стратегии (N 25) и суммированными биоэлектрически­ми показателями разного рода произвольных движений выявлены еще че­тыре значимые корреляционные связи. Указанная дисперсия соотносится с показателями 4 и 17 (к=-0,839, р<0,001; к=0,643, р<0,05), а также с показа­телями 15 и 20 (к=0,744, р<0,05; к=0,810, р<0,01). В соответствии с этими данными можно заключить, что более устойчивая «максималистская» стра­тегия формирующейся вероятностно-прогностической деятельности соот­носится:

1. С более синхронными нейрофизиологическими процессами второй фазы ПС в период подтверждения прогноза о появлении частого события, с большей синхронизацией ПА в периоды прогнозирования этого же собы­тия, однако только в стадии стабилизированного образа действия.

2. С меньшей синхронизацией в мозговых процессах третьей фазы ПС при подтверждении прогноза о наступлении маловероятного события, а также с менее синхронными нейрофизиологическими процессами антици­пации в «фоне» (по параметру ПА простых произвольных движений).

Так, частота успеха решения задачи, отражаясь в вариативности исполь­зуемой испытуемым стратегии поведения, вместе с тем сказывается на пси-

хофизиологических процессах антиципации и реализации моторных актов разных стадий сформированности стратегии.

Характеристика стратегии поведения в период ее стабилизации (N 27) скоррелировала с показателями 1 и 17. С последним из названных парамет­ров выявлена статистическая связь на 1 % уровне значимости. Эти факты свидетельствуют о том, что большая вариативность стратегии при ее сфор­мированности соотносится с более синхронными процессами антиципации «фона» и с менее синхронными ПС второй фазы при подтверждении про­гноза о появлении часто наступающего события.

Дисперсия показателя 25 оказалась статистически связанной с индекса­ми N 8 (к=0,869, р<0,01) и N 12 (к=0,738, р<0,05). Это означает, что чем бо­лее вариативна «максималистская» тактика испытуемого в конце экспери­мента, где стратегия испытуемого уже стабилизировалась, тем более син­хронны ПС третьей фазы при неподтверждении прогноза об отсутствии вспышки и третьей фазы ПС в ситуациях неподтверждения прогноза о по­явлении вспышки. Таким образом, характеристики дисперсии стабилизиро­ванной стратегии вероятностно-прогностической деятельности отражаются в поздних компонентах потенциалов сличения, когда испытуемый уже ин­формирован о неподтверждении своего первоначального прогноза (высоко-или низковероятного) о развитии событий будущего.

Комплекс корреляционных связей выделен среди характеристик син­хронизации биоэлектрических процессов в ходе реализации действий в со­ставе вероятностно-прогностической деятельности. В частности, коэффи­циенты синхронизации в период генерации второй фазы ПС при непод­тверждении прогноза об отсутствии вспышки (неуспех) (N 7) положитель­но скоррелировали:

1) с суммарным ПС этой же ситуации (N 5);

2) с соответствующими индексами целого ПС в той же ситуации, но при подтверждении прогноза (N1);

3) с первой фазой ПС в ситуации прогноза о появлении вспышки. Аналогичные в основном прямые корреляционные связи выявлены и

между другими показателями синхронизации дистантно расположенных областей мозга после начала произвольного движения: параметры 1-9, 2-11, 5-13, 6-10, 8-12, 10-12 статистически соотносятся при 0,634<к<0,786; 0,05<р<0,01.

Резюмируя результаты корреляционного анализа, отметим, что характе­ристики синхронного функционирования дистантно расположенных отде­лов головного мозга человека на разных этапах деятельности, в частности, в период антиципации событий будущего и сличения их с реально насту­пившими событиями, оказываются статистически связанными. Исследуе­мые характеристики соотносятся с показателями стратегии поведения, из-

бранной индивидом на разных уровнях развития вероятностно-прогности­ческой деятельности.

Полученные данные о существовании корреляционных связей между уровнями синхронизации мозга в периоды вышеозначенных стадий разви­тия вероятностно-прогностической деятельности, а также соотнесение ин-тегративных показателей функционирования дистантно расположенных областей мозга с характеристиками избранной субъектом стратегии пове­дения, очевидно, не могут быть объяснены в контексте индивидуальных особенностей локальной или последовательной активации отдельных моз­говых структур.

Материалы исследования свидетельствуют скорее об определенной сте­пени сходства интегративных индивидуальных параметров мозга, характе­ризующих совместное функционирование лобной и затылочной областей мозга.

Мозговые процессы, вовлекающие элементы различной анатомической принадлежности в единую систему, в современной психофизиологии при­нято рассматривать в контексте общемозговых, системных характеристик индивидуальности [28, 34, 131 и др.].

Исследование таким образом интерпретируемых индивидуальных еди­ниц психофизиологической интеграции в поведении, несомненно, нуждает­ся в дальнейшей разработке, уточнении понятийного аппарата, в дополни­тельном экспериментальном материале. На начальных этапах представлен­ного здесь экспериментального исследования было бы преждевременным делать какие-либо категоричные выводы. На наш взгляд, сейчас возможно лишь гипотетически очертить область осмысления получаемых эмпириче­ских фактов.

Среди результатов исследования обратили на себя внимание статисти­ческие связи, обнаруженные между характеристиками синхронизации моз­говых процессов антиципации и аналогичными интегративными индекса­ми, вычисленными для разных периодов произвольных движений, дейст­вий в том числе, включенных в реализацию вероятностно-прогностической деятельности. Эти материалы свидетельствуют, что в поведении уже в пе­риод антиципации, когда создается образ будущей, еще не реализованной моторики, входящей в механизмы достижения целей действий, межсистем­ные мозговые отношения согласуются с ожидаемыми событиями будуще­го, которые только еще планируются в предстоящем движении как дейст­вии.

Образно такое согласование можно было бы сравнить со сложнейшей полифонией, в которой заранее спланирован со-настрой существенных для гармонии звучания взаимодействующих характеристик.

С другой стороны, выявленный здесь со-настрой нейрональных процес­сов разных этапов организации движения в поведении может при его даль­нейшем изучении интерпретироваться как один из механизмов обобщения психофизиологических механизмов деятельности, важность которого для оценки природных предпосылок индивидуально-психологических разли­чий обосновывается, в частности, В.М. Русаловым и М.В. Бодуновым [49, 131, 132].

В этой связи особый интерес представляет выявленный в работе факт соотнесенности стратегии вероятностно-прогностической деятельности и характеристик психофизиологических процессов разных уровней организа­ции «живого движения», реализующих развивающуюся и формирующуюся деятельность. Возможно, в данном эмпирическом факте проявляется «сли­тие» нейронального и психологического, о котором писал еще И.П. Павлов (см. у А.В. Брушлинского [51]).

Однако осмысление эмпирических материалов об интериндивидуаль­ных вариациях пространственно-временной синхронизации в данном кон­тексте было бы преждевременным без обращения к дифференциально-пси­хофизиологическому плану анализа.

Предмет дифференциальной психофизиологии составляют природные, конституциональные, индивидуально-стабильные особенности нервной системы, которые в то же время являются генетически обусловленными. Развитие этих представлений привело к необходимости выделить еще и психофизиологические особенности индивида как опосредующее звено ме­жду генотипом и психологическими особенностями. Предполагается при этом, что генотипические свойства могут влиять на поведение человека и на его психику лишь постольку, поскольку они влияют на психофизиологи­ческие процессы [92, 122], изучающиеся в дифференциальной психофизио­логии главным образом через ЭЭГ-характеристики.

Относительно ряда таких индивидуальных особенностей в современной генетической психофизиологии показана высокая степень их генотипично-сти [122 и др.]. Однако материалы генетико-психофизиологических иссле­дований также указывают на тот факт, что индивидуально-стабильные по­казатели могут не испытывать непосредственных генетических влияний (эта проблема уже упоминалась при формулировании задач диссертацион­ной работы). Возникает вопрос, как же сочетаются эти подчас несовмести­мые качества? Правомерна ли одновременность такого сочетания?

Некоторые пути разрешения данной проблемы могут наметить исследо­вания функциональных систем развивающейся деятельности и, в частно­сти, материалы, представленные в данном разделе монографии.

Функциональные системы человека, как показано нами ранее [35-39], постоянно содержат в своих синдромах информационные эквиваленты бу-

дущих результатов или целей действий человека, и в этом аспекте они ва­риативны и подвержены регуляторным влияниям социально обусловлен­ных детерминант (мотивационно-потребностной сферы, направленности и установок личности и т. д.).

Вместе с тем указанные функциональные системы, условно названные нами квазигенетическими [37], содержат в своей структуре индивидуально-типологические факторы [35], которые, согласно нашему предположению, являются стержневыми для организации признаков индивидуальности и входят в целостные психофизиологические образования развивающейся деятельности в качестве «прасистем». По-видимому, эта системообразую­щая роль индивидуально-типологических симптомов создает предпосылки стабильности, индивидуализированности всего строения психофизиологи­ческих образований человека.

Отмеченное единство вариативности и стабильности функциональных систем формирующейся и развивающейся деятельности составляет важный аспект взаимодействия качеств индивида и личности в структуре индиви­дуальности.

Следуя логике такого анализа, необходимо отметить, что развитие дея­тельности как непрерывный процесс является способом формирования че­ловека, его задатков, его способностей. В этом, по существу, бесконечном процессе индивидуального развития в разного рода деятельностях сущест­вуют определенные вехи, благодаря которым, как можно предположить, становится возможным индивидуальное обобщение в психофизиологии деятельности разнородных ее составляющих с образованием надситуатив-ных синдромов нейро- и психофизиологических признаков. Поэтому в ре­альном поведении индивидуально-характерные синдромы психофизиоло­гических особенностей соотносятся с индивидуально-обобщенными «бло­ками», такими, например, как стадия сформированности стратегии дейст­вий. Такого рода квазигенетические образования способны фиксировать в психофизиологии индивидуальности связи типа кумулятивных, свойствен­ных для процесса психического развития, где результат развития каждой предшествующей стадии включается в последующую, трансформируясь при этом определенным образом [92, с. 369].

Сказанное выше созвучно с мыслью Б.Г. Ананьева, полагавшего, что единичный человек как индивидуальность, может быть понят лишь как единство и взаимосвязь его свойств как личности и субъекта деятельности, в структуре которых функционируют природные свойства индивида [9].

Высказанные теоретические предположения, на наш взгляд, объясняют соотнесенность интериндивидуальных особенностей разных этапов реали­зации деятельности и разного рода деятельностей. Однако эта гипотеза, хо­тя и подкрепляется материалами данного исследования, а также фактами

ряда других работ [16, 17, 25, 56 и др.], нуждается в дополнительной прора­ботке. Тем не менее мы полагаем, что психофизиологическая «канва» раз­вивающейся и формирующейся деятельности является удобной моделью детального изучения единства индивида и личности в формировании инди­видуальности человека.

4. 2. Типологические особенности функциональных систем в предпочтении стратегий вероятностного прогнозирования

В разделе рассматриваются соотношения, выявленные между индиви­дуальными особенностями интегративных мозговых процессов, реализую­щих функциональные системы разнородных действий в периоды антиципа­ции и сравнения, и характеристиками стратегии вероятностно-прогности­ческой деятельности. Результаты исследования анализируются в контексте эволюционно-системного подхода к изучению человеческой индивидуаль­ности, что дает возможность по-новому осмыслить проблему индивидуаль­ных стилей деятельности.

В этой связи эвристичной оказывается разрабатываемая В.М. Русало-вым специальная теория индивидуальности [132], позволяющая рассматри­вать возможность образования «надситуативных» комплексов психофизио­логических признаков на основе системообразующей роли генотипа.

В данном разделе исследования изучались соотношения, выделяемые между соответствующими параметрами процессов антиципации и сравне­ния (на основе регистрации мозговых потенциалов антиципации (ПА) и сравнения (ПС) и показателями стратегий, избираемых человеком при ре­шении задач вероятностного прогнозирования. Учитывая то, что существу­ет связь стратегий (как систем обобщенных приемов решения задач разных типов) и индивидуальных стилей деятельности (ИСД) (включающих свое­образную систему психологических средств, к которым сознательно или стихийно прибегает человек в целях наилучшего уравновешивания типоло­гически обусловленной индивидуальности с предметными, внешними ус­ловиями [78]), можно предполагать, что материалы нашего исследования помогут по-новому «высветить» и план осмысления проблем ИСД.

Теоретическим основанием первичного изучения нейро- и психофизио­логического уровней реализации действий для понимания закономерностей целостной индивидуальности является сформулированная Б.Ф. Ломовым идея о том, что «генотипические особенности могут влиять на поведение человека и на его психику лишь постольку, поскольку они влияют на ней­рофизиологические процессы» [92, с. 379]. В данной парадигме важное значение приобретает известное положение современной методологии о том, что любой поведенческий акт реализуется функциональной системой,

онтология которой может быть описана на физиологическом языке, а фено­менология — на психологическом [162]. При этом, для исследования соб­ственно психологических явлений информативной может стать организа­ция элементов в системе, и в частности те ее стороны, которые связаны с закономерностями интеграции элементов в единое целое [87 и др.].

В силу сказанного в данном исследовании в качестве основного показа­теля использованы параметры пространственной организации активности мозга, которые занимают особое место в системных представлениях [34, 131 и др.]. Так, М.Н. Ливанов связывал явление пространственной синхро­низации колебаний биопотенциалов мозга с новым качеством его функцио­нирования, лежащим в основе психических явлений [91а].

В типологических исследованиях характеристики дистантных отноше­ний между разными отделами головного мозга уже зарекомендовали себя в качестве перспективного феномена изучения биологических основ индиви­дуальности [131, 132]. Важность таких исследований постоянно подчерки­вал В.Д. Небылицын, утверждая, что тесное взаимодействие мозговых об­разований в обеспечении их целостной работы создает и самую возмож­ность рассматривать нервную систему в качестве регулятора целенаправ­ленного поведения.

Методика исследования, позволяющая изучать в ПА механизмы реали­зации вероятностно-прогностической деятельности, описана ранее. В ней ПА представлялись в виде ординат медленно развивающейся предшест­вующей действию волны. В данном разделе анализируются коэффициенты синхронизации ПА двух отведений, вычисленные по методу пирсоновских корреляций. ПА получены в следующих условиях регистрации: I) при обычных произвольных движениях, которые испытуемые совершали в мо­менты времени, выбранные по своему усмотрению; II) при счете таких дей­ствий; III) в начале формирующейся вероятностно-прогностической дея­тельности при частом успехе; IV) при стабилизированной деятельности в ситуациях «частый успех»; V) в начале формирующейся деятельности при редком успехе; VI) при стабилизированной деятельности и редком успехе.

Мозговые потенциалы, регистрируемые после произвольного движения, включенного в вероятностно-прогностическую деятельность, условно на­званы потенциалами сличения (именно в эти периоды происходит сравне­ние, компарация ожидаемого и реально наступившего события (ПС регист­рировались А.В. Васильевой в ходе совместных опытов). Избирательное суммирование биопотенциалов осуществлялось на вычислительной маши­не АТАС 501-20 (Япония) по 12 накоплениям отдельно для следующих че­тырех вариантов ситуаций опыта: 1) подтверждение прогноза появления вспышки; 2) не подтверждение прогноза появления вспышки; 3) подтвер­ждение прогноза отсутствия вспышки; 4) неподтверждение прогноза отсут-

ствия вспышки. Синхроимпульсом, запускающим суммацию биопотенциа­лов, служила фотовспышка длительностью 20 мс, которая включалась ав­томатически через 200 мс после момента нажатия на кнопку. Коэффициен­ты синхронизации вычисляли для всего анализируемого временного отрез­ка (480 мс), а также для трех временных периодов его развития, соответст­вующих 0-96, 96-312, 312-480 мс. Данные фазы были избраны исходя из представлений о гетерогенной структуре МВП [28, 133, 175].

Таким образом были получены следующие показатели-коэффициенты пространственной синхронизации: 1) целого ПС в ситуации 3; 2) первой фазы ПС в ситуации 3; 3) второй фазы ПС в ситуации 3; 4) третьей фазы ПС в ситуации 3; 5) целого ПС в ситуациях 4; 6) первой фазы ПС в той же ситуации; 7) второй фазы ПС в той же ситуации; 8) третьей фазы ПС в той же ситуации; 9) целого ПС в ситуациях 2; 10) первой фазы ПС в той же си­туации; 11) второй фазы ПС в той же ситуации; 12) третьей фазы ПС в той же ситуации; 13) целого ПС в ситуациях 1; 14) первой фазы ПС в той же ситуации; 15) второй фазы ПС в той же ситуации; 16) третьей фазы ПС в той же ситуации; 17) ПА произвольных действий; 18) ПА счета движений; 19) ПА ситуации III; 20) ПА ситуации IV; 21) ПА ситуации V; 22) ПА си­туации VI(ситуации ПС обозначены арабскими, а ПА — римскими цифра­ми; пояснения даны в тексте).

С помощью корреляционного анализа вышеперечисленные параметры были сопоставлены со следующими показателями, характеризующими стратегию поведения испытуемых, формирующуюся по ходу снятия неоп­ределенности в вероятностно-прогностической деятельности: 23) показа­тель разницы между реальной частотой появления вспышки и частотой вы­движения испытуемым прогноза о ее появлении, вычисленный как средняя разность между числом вспышек и количеством нажатий на правую кнопку для 40 проб-действий, реализуемых в период формирования стратегии по­ведения в ходе развития деятельности; 24) дисперсия показателя 23; 25) по­казатель, аналогичный параметру 23, но вычисленный для периода стаби­лизированной стратегии поведения; 26) дисперсия показателя 25. Сопос­тавление ПА и ПС проведено на материале обследования 8 испытуемых.

Графические изображения ПС, полученные для испытуемых Б.Б., Л.К. и А. С. в ситуациях подтверждения прогноза о появлении вспышки и в ситуа­циях неподтверждения прогноза об отсутствии вспышки, приведены на рис. 1. Эти изображения демонстрируют вариативность метрики потенциа­лов при интраиндивидуальной характерности их топологии. Так, сравнение рисунка потенциалов в двух несхожих вышеуказанных ситуациях выявляет сходство ПС одного и того же человека и различие ПС разных испытуе­мых. В частности, присущее исп. А.С. наложение фаз альфа-волн в перио­ды сличения, включенные в разные ситуации вероятностно-прогностиче-

ской деятельности, отличает его потенциалы от суммированной биоэлек­трической активности исп. Б.Б., характеризующейся преобладанием сег­ментов медленной составляющей ПС.

Визуальный анализ ПС также свидетельствует об индивидуально-харак­терном изменении потенциалов в разных ситуациях деятельности. Так, у исп. Б. Б. отмечается резкое увеличение ПС затылочной области в ситуаци­ях неподтверждения прогноза редкого события. Соответствующий ПС по амплитуде в 1, 8 раза превышает потенциал, выде ленный в ситуациях под­тверждения предсказания частого события. Напротив, для исп, Л. К. харак­терен более выраженный ПС затылка в первой из указанных ситуаций на фоне ярко выраженного ПС лба во второй ситуации.

Стоит более подробно остановиться на материалах обследования исп. А. С. (забегая вперед, отметим, что эта испытуемая продемонстрировала стабильную тактику вероятностно-прогностической деятельности) (рис. 2). Затылочный ПС этой испытуемой в ситуации неподтверждения редкого со­бытия был в 1, 5 раза более выражен, чем ПС в ситуации 1. Вместе с тем в ситуации 1 у той же испытуемой выявлена яркая выраженность (в лобных отведениях) поздней фазы ПС, наблюдаемой с латентным периодом 368 мс. Этот комплекс особенностей ПС исп. А.С. в актографическом анализе поведения соотносится с тактикой завышения частоты события, вероят­ность наступления которого в эксперименте заметно превышала вероят­ность альтернативного события.

Такая переоценка часто наступающего события уже неоднократно опи­сана целым рядом авторов (см., например, обзор [131, с. 204-208]) наряду со стратегиями следования и занижения реальной частоты событий. Подоб­ные тактики наблюдались и в наших опытах (см. рис. 2).

Основательный анализ индивидуальных особенностей испытуемых в вероятноятно-прогностической деятельности осуществлен в работе В.М. Русалова, где отмечены феномены индивидуальной устойчивости страте­гий поведения в разных вероятностных средах [131, с. 223-225].

Проанализируем статистические связи (коэффициенты ранговой корре­ляции), выявленные между указанными количественными характеристика­ми стратегий вероятностно-прогностической деятельности и параметрами ПА и ПС (таблица). В таблице представлены корреляции четырех характе­ристик стратегий с 22 параметрами ПА и ПС, которые описаны в тексте.

В стадии формирования стратегии поведения (в начале опыта) степень следования вероятности часто наступающего события (показатель N 23) оказалась тесно связанной (к=0,911; р<0,001) с коэффициентом синхрони­зации (N 1) в период подтверждения прогноза о наступлении маловероят­ного события — отсутствия вспышки. В соответствии со смыслом получен­ных соотношений меньшая ориентация человека на выявление высоковеро-

ятного события оказывается связанной с большей выраженностью синхро­низации разных областей в тот период, когда подтвердился прогноз о мало­вероятном событии. При этом в эксперименте имеет место прогнозируе­мый индивидом ход событий, подтверждающий предсказание редкого со­бытия.

Из таблицы также видно, что показатель N 25 оказался в обратной зави­симости от синхронности ПС третьей фазы. Здесь менее выражена ориен­тация на более частое событие среды в начале опыта (когда альтернатив­ные события субъективно остаются еще равнозначными по вероятности, хотя уже начинает осознаваться относительная редкость отсутствия вспышки) связана с усилением синхронизации протекания процессов мозга в случае, если подтверждается предсказание маловероятного события. Со­ответствующий коэффициент корреляции (N 23-8) равен — 0,673 при р<0,05.

Между рассматриваемой в данном контексте дисперсией характеристи­ки N 23 и суммированными биоэлектрическими показателями разного рода произвольных движений выявлены четыре значимые корреляционные свя­зи. Указанная дисперсия соотносится с показателями N 4, 17, 18, 20. В со­ответствии с этими данными можно заключить, что более выраженная «максималистская» стратегия формирующейся вероятностно-прогностиче­ской деятельности соотносится с: 1) более синхронными нейрофизиологи­ческими процессами второй фазы ПС в период подтверждения прогноза о появлении частого события, большей синхронизацией ПА в период прогно­зирования этого же события, однако только в стадии стабилизированного образа действий; 2) меньшей синхронизацией в мозговых процессах треть­ей фазы ПС при подтверждении прогноза о наступлении маловероятного события, а также менее синхронными нейрофизиологическими процессами антиципации фона (по параметру ПА простых произвольных движений).

Так, частота успеха решения задачи, отражаясь в вариативности страте­гии поведения, вместе с тем сказывается на психофизиологических процес­сах антиципации и реализации моторных актов разных стадий сформиро-ванности стратегии.

Характеристика стратегии поведения в период ее стабилизации (N 25) скоррелировала с показателями N 15 и 17. С последним из этих параметров выявлена статистическая связь на 1%-ном уровне значимости. Эти факты свидетельствуют о том, что большая последовательность «максималист­ской» стратегии при ее сформированности соотносится с более синхронны­ми процессами антиципации «фона» и с менее синхронными ПС второй фазы при подтверждении прогноза о появлении часто наступающего собы­тия.

Дисперсия данного показателя оказалась статистически связанной с ин­дексами N 8 (р=0,869, р<0,01) и N 12 (к=0,738, р<0, 05). Это означает, что, чем более вариативна «максималистская» стратегия испытуемого в конце эксперимента, где образ действий уже стабилизирован, тем более синхрон­ны ПС третьей фазы при неподтверждении прогноза об отсутствии вспыш­ки и третьей фазы ПС в ситуациях неподтверждения прогноза о появлении вспышки. Таким образом, характеристики дисперсии стабилизированной стратегии вероятностно-прогностической деятельности отражаются в позд­них компонентах ПС, когда испытуемый уже информирован о неподтвер­ждении своего первоначального прогноза (высоко- или низковероятного) о развитии событий будущего.

Кратко резюмируя результаты исследования, отметим, что индексы синхронного функционирования дистантно расположенных отделов мозга, зарегистрированные в периоды антиципации событий будущего и сравне­ния прогноза с реально наступившим событием, оказываются статистиче­ски связанными с характеристиками стратегии, избранной индивидом при «вероятностном обучении». При этом статистические зависимости показа­ны для процессов сравнения, а также антиципации, реализующей произ­вольные движения и действия в период стабилизированной стратегии пове­дения. Ситуации поиска стратегии не содержат таких связей.

Обсуждение полученных в представленном разделе монографии данных о соотнесении интегративных показателей совместного функционирования областей мозга на разных этапах деятельности с характеристиками страте­гии поведения, очевидно, не может основываться на общности локальной или последовательной активности отдельных уровней нервной системы. Такого рода комплексные объединения симптомов в структуре индивиду­альности в современной науке наиболее полно реконструируются в логике эволюционно-системного понимания развивающихся взаимодействий че­ловека с внешним миром [37]. При таком взгляде находят научное объясне­ние своеобразие реализующих произвольные действия психофизиологиче­ских механизмов, которые могут структурироваться при системообразую­щей роли генотипа. (В частности, известна высокая степень генотипиче-ской обусловленности потенциалов мозга, связанных с разнообразными произвольными движениями, в том числе включенными в вероятностное прогнозирование [97].

Экспериментальные факты свидетельствуют, что включенность геноти-пических признаков в функциональные системы, объективизирующиеся в процессах антиципации, определяется спецификой изучаемого момента развития деятельности, который может быть определен, в частности, в сис­теме координат, включающих стадию сформированности стратегии пове­дения и прогнозируемую субъектом вероятность «успеха» (совпадения

прогноза и реальности) при решении поставленной задачи. Сочетание «крайних» полюсов упомянутой системы координат, если привлечь факто­логию типологических исследований, знаменует выраженность конститу­циональных влияний на индивидуально-психологические особенности. Возможно, в эти периоды потенциальные одно-многозначные и много-мно­гозначные связи между свойствами разных уровней индивидуальности ус­тупают место актуально действующим детерминистическим зависимостям. Так, например, индивидуализированность контура регуляции монотонной деятельности (стабилизированная стратегия, высоковероятный успех реше­ния задачи), а также экстремальных ее ситуаций (несформированный образ действий, маловероятный успех решения задачи), по данным ряда исследо­вателей [15, 37, 60, 106, 143 и др.], структурируется (правда, существенно различным образом) под влиянием типологических особенностей индиви­да.

Отмеченные закономерности, по-видимому, обусловливают постоянное наличие в развивающейся индивидуальности непонятных здравому смыслу «сцеплений» и «слитий» разноуровневых ее свойств, осмыслить которые принципиально невозможно с помощью привычного дедуктивного способа их анализа в контексте «мозаичных» функционально-структурных пред­ставлений о генетически обусловленных свойствах нервной системы с их многочисленными психологическими проявлениями, включающими инди­видуальный стиль деятельности. Познание законов «сцепления» разнооб­разных индивидуальных особенностей требует обращения к эволюционно-системным, структурно-динамическим взглядам на природу индивидуаль­ности. В таком контексте мы можем выделить один из аспектов данного комплекса проблем, связанный с косвенной конкретизацией вопросов ин­дивидуального стиля деятельности (ИСД) и имеющий давние традиции изучения и богатый противоречиями фактологический материал.

Известно, например, что специфика планирования деятельности и кор­рекции ошибок, очередность трудности и дробность выполняемых заданий, преимущественная опора при этом на словесно-логическую или образную информацию, предпочитаемый темп и стереотипность действий, распреде-ляемость усилий при их реализации, характер отдыха — так или иначе мо­гут соотноситься с типологическими особенностями высшей нервной дея­тельности [106, 108, 143, др.].

В данном контексте часто обсуждается вопрос: достигается ли такое со­пряжение путем стихийного приспособления индивида к условиям деятель­ности или же оно требует обращения к научным знаниям консультанта-психолога, располагающего методическими приемами объективного иссле­дования индивидуальности. В этой связи обычно высказываются прямо противоположные мнения.

С одной стороны, считается, что совершенствование психического раз­вития личности с ее социальными по своей сущности детерминантами, ска­зываясь на уровне интеллекта, само по себе способствует нахождению аде­кватного природной основе стиля поведения. (При этом всегда остается не­ясным, каким образом только рефлексивным путем человеку удается по­знавать и саморегулировать сложноиерархизированные комплексы индиви­дуальных особенностей.)

Этому предположению противоречат факты, свидетельствующие, в час-тоности, о распространенной на производстве неадекватности стилевых особенностей трудовых действий, сохраняющейся в течение десятилетий и препятствующей становлению профессионального мастерства [8 и др.]. Вместе с тем указанные воззрения находят подкрепление в наблюдениях естественного развития школьников, которые, несмотря на различия при­родных задатков, достигали равноценных социально значимых результатов благодаря различным приемам организации жизнедеятельности [13].

С другой стороны, произвольное регулирование контура деятельности, по мнению некоторых исследователей, снижает или даже полностью ис­ключает возможность протекания целенаправленной активности в соответ­ствии с типологией человека. В таком контексте в научном обиходе стали возрождаться иллюзорные представления о фантомности конституциональ­ных задатков индивидуальных различий в структуре функциональных ор­ганов, реализующих высокоинтегрированные высшие психические функ­ции человека.

Если попытаться все многообразие проявлений индивидуальных стилей (будь то своеобразие действий по достижению целей или же характерные системы приемов организации жизнедеятельности и психических процес­сов, полезависимость — поленезависимость, преобладание в целенаправ­ленной активности вспомогательных или главных действий, их дискрет­ность или непрерывность, разнообразие или однородность и т. д.) предста­вить в системе координат развивающейся деятельности, то нетрудно заме­тить, что стилевые переменные как бы «фокусируют» выраженность син­дромов функциональных систем определенного качества.

Есть основания рассматривать устанавливаемый при этом активацион-ный уровень как некую индивидуально варьирующую «зону комфорта», сопряженную с наличными типологическими особенностями человека. Так, например, описанный в литературе индивидуальный стиль, характери­зуемый тщательной подготовкой и развернутостью во времени предшест­вующих исполнительным актам ориентировочных операций, при подроб­ном мысленном плане будущих действий и их последствий и наличии по­стоянного контроля за текущими результатами — все в комплексе неми­нуемо повышает как вероятность успеха в прогнозируемой ситуации, так и

уровень сформированности стратегии деятельности. Фиксируемый при этом синдром признаков, по данным ряда работ [12, 13, 17, 21 и др.], отра­жает со стороны природных задатков высокий уровень активированности, сочетающийся с низкими абсолютными порогами (высокой чувствительно­стью) и малой функциональной выносливостью (слабостью) нервной сис­темы.

По-видимому, «сопряженность» функциональных систем развивающе­гося поведения с индивидуально-типологическими факторами может ска­зываться таким образом, что индивидом предпочитается определенный тип активаций, которые, исходя из прошлого опыта, наиболее благоприятны для «режима работы» в данного рода взаимодействиях со средой. В наших экспериментах это взаимодействие характеризовалось относительной «вы­пуклостью» событий, познавательной мотивацией и т. д.

Вопрос относительно меры произвольности в выборе индивидом подоб­ного оптимально сопряженного с его индивидуальностью функционально­го «блока» деятельности на сегодняшний день еще не совсем ясен.

Однако если мы сможем познавать законы порождения системоспеци-фичных свойств инвариантных, надситуационных, характерных в своей то­пологии функциональных органов деятельности, классифицируя их в уни­фицированной системе координат целеполагания (одна из таких попыток обсуждена в данной статье), то можно предвидеть реальные возможности опосредованного регулирования психофизиологических механизмов разви­тия индивидуальности. Некоторые приемы такой регуляции, резко изме­няющей с помощью психологических воздействий либо субъективную ве­роятность успешной реализации личностно значимой цели, либо уровень автоматизированности образа действий на пути к этой цели, уже описаны в целом ряде работ. В частности, в данном контексте действенны способы искусственного повышения интереса к высоко- или маловероятным собы­тиям, введения какой-то сверхзадачи, внесения разнообразия в монотон­ную деятельность или, наоборот, облегчения заведомо трудных задач, по­иска обходных путей их решения и т. д. (подобные приемы описаны, на­пример, в школе К. Левина).

Если обратиться с данных позиций к материалам наших экспериментов, то можно заметить, что испытуемые, демонстрирующие, например, такти­ку следования за событиями среды (см. рис. 2), тем самым искусственно усложняют деятельность, трансформируя уровни ее реализации (поскольку при этом изменяется и частота «успеха», и возможность стабилизации стратегии). Иные смещения индивидуализированных интегративных «бло­ков» вероятностно-прогностической деятельности происходят в результате реализации стратегии превышения и занижения вероятности частого собы-

тия среды. Здесь происходит заметное облегчение условий, в которых ре­шаются поставленные задачи вероятностного прогнозирования.

Было бы преждевременным начинать развернутое обсуждение факта системной детерминации стратегий и — более широко — ИСД как посто­янно действующих на практике закономерностей. Скорее, наоборот, инди­видуализированности стилевых особенностей достигают (при спонтанном формировании личности) лишь люди высокого уровня умственного разви­тия, хотя каждое отдельное действие человека, являющееся составной ча­стью эволюционирующей системы индивидуальности, непрерывно подчи­няется логике ее природы, которую, видимо, трудно понять рефлексивным путем.

Думается, что психофизиология развивающейся деятельности, которую можно моделировать и изучать в «непроизвольной» составляющей «произ­вольной» активности, как бы «вплавляя» в себя историю индивида и вида, вместе с тем содержит комплексы характеристик, прогностичных относи­тельно оптимальных путей формирования индивидуальности, в частности, с помощью направленной регуляции контура поведения со стороны ИСД.

В этой связи многообразие индивидуальных особенностей человека и их сочетаний не представляется синкретическим конгломератом случайных черт. Напротив, отмечаемая инвариантность функциональных органов дея­тельности, как бы реконструируя в каждый отдельный момент объективно необходимую «логику природы», уже на стадии планирования событий бу­дущего в функциональных тенденциях (например, сказывающихся в эмо­циональных метках, эффектах и иллюзиях установки, в степени напряжен­ности, в функциональных состояниях и т. д.) задает определенную направ­ленность последующего развития, проявляющуюся, в частности, в страте­гиях и в ИСД.

Конечно же, систематизация многоаспектных проявлений стилей с по­мощью их соотнесения с индивидуализированными функциональными сис­темами развивающегося поведения ведет к редукции первичного многооб­разия описаний данного феномена. Однако, даже первичное обобщение эм­пирических данных, как мы старались показать, может способствовать уг­лублению понимания общих принципов возникновения, существования и трансформации индивидуальных стратегий и стилей деятельности.

4. 3. Особенности антиципации как задатки индивидуальных различий при переделке навыка

Становление навыков у человека, влияющее, в частности, на эффектив­ность школьного и производственного обучения и профессиональное мас­терство в трудовой деятельности [1], [21], до сих пор детально не исследо-

валось в дифференциальной психофизиологии. Возможно, этому способст­вовала фиксация в научном обиходе дизъюнктивного противопоставления навыков (в комплексе со знаниями и умениями) способностям, относящим­ся к стержневым понятиям типологической науки.

В настоящее время углубленная разработка проблемы формирования навыков актуальна для задач различных сфер практики, в которой возника­ют все новые и новые виды деятельностей [12], [21]. Особое значение дан­ному кругу проблем придается в связи с реформой общеобразовательной школы, которая непрерывно ставит задачи, требующие дальнейшей разра­ботки вопросов индивидуализации навыков как условия эффективности воздействий воспитания, образования и обучения на психическое развитие учащихся.

Данное исследование затрагивает лишь одну сторону, открывающуюся в контексте дифференциально-психофизиологического анализа опережаю­щего отражения человеком внешнего мира.

В наших работах при моделировании естественного течения деятельно­сти изучаются целостные психофизиологические функциональные систе­мы, реализующие антиципирующие феномены предвидения. Было показа­но, что целеспецифичные надситуативные синдромы антиципации форми­руются и функционируют по закономерностям непрерывной «встроенно-сти» типологических факторов в психофизиологическую канву развиваю­щейся деятельности [4], [5]. Можно предположить, что отмеченные законо­мерности распространяются и на целенаправленную активность, характер­ную для формирующихся навыков, являются важнейшим звеном системо-генеза деятельности [21]. Такое предположение подкрепляется не только приведенным здесь обобщением опытных данных, но и теоретико-методо­логическими соображениями о целостности индивидуальности с присущей ей непрерывностью и преемственностью развития [2, 5, 7, 9, 12, 15].

Общетеоретический контекст данного раздела исследования, касаю­щийся соотнесения синдромов антиципации в системной детерминации на­выка, требует обращения к современным концепциям индивидуальности, сформированным и разрабатываемым в советской дифференциальной пси­хофизиологии, в частности, в работах В.Д. Небылицына, B.C. Мерлина, В.М. Русалова, М.В. Бодунова и других. Такого рода теории значительно расширяют принципиальную основу наших представлений о человеческой унитарности, рассматривая ее органично включенной в эволюционный процесс, итогом и этапом которого она является [6, 15, 17, 20, 23].

Основные тенденции разработки в современных науках многогранных проблем индивидуальности, как показано в главе I, выявляют необходи­мость динамического понимания сущностных детерминант индивидуализа­ции функциональных органов развивающейся деятельности.

Такой ракурс объекта исследования предполагает рассмотрение всех со­бытий жизнедеятельности в виде непрерывного сложноорганизованного потока, включающего в каждый отдельный момент интеграцию фило- и онтогенеза с социогенезом [5, 22, 23]. Таким образом, в актуальной струк­туре нейро- и психофизиологического уровня индивидуальных особенно­стей, опосредующего влияние генотипа на психику [12, 19], имеются следы прошлого (например, в виде генотипических факторов), аналоги настояще­го (сравнения прогнозируемых и реально наступивших событий) и пред­вестники будущего (в частности, сказывающиеся в информационном экви­валенте образа-цели) [5, 13, 22].

Представленная логика осмысления целостности в архитектонике инди­видуальности может быть эффективным инструментом познания изомор­физма законов, действующих на разных уровнях индивидуально-обобщен­ных надситуационных блоков развивающейся деятельности [6, 20]. Кроме того, эволюционно-системный способ реконструкции интегральной инди­видуальности в известных пределах может соединить синтетические тео­рии, воссоздающие целостность объекта исследования, и аналитический уровень получения деталей. В частности, имеющиеся факты позволяют ду­мать, что анализ системного строения антиципации в структуре биологиче­ских основ индивидуальности [5] важен для характеристики целой области индивидуальных различий, сказывающихся в широком спектре поведения человека и, в частности, в индивидуальных особенностях навыков.

В таком контексте к формулировке гипотезы конкретно-эксперимен­тальной части исследования могут быть привлечены факты, выявленные в ходе изучения ЭЭГ и нейрональной активности в поведении [13, 22]. В этой связи прогностичными могли бы быть данные Н.Е. Максимовой, пока­завшей, что кардинальные реорганизации функциональных систем дейст­вий (что, по-видимому, характеризует изучаемую нами переделку навыка) соотносятся с вариациями позитивной составляющей суммированной био­электрической активности головного мозга [13]. Отсюда можно гипотети­чески предположить, что общее системно-обобщенное звено, связываю­щее, с одной стороны, механизмы антиципации, которые за счет системо­образующей роли индивидуально-типологических факторов инвариантны целенаправленной активности разных типов, и с другой, индивидуализиро­ванные формы формирующего навыка, отражается в позитивной фазе био­электрической активности мозга периода прогнозирования событий буду­щего. В качестве анализируемых показателей ПА впервые использованы суммарные индексы 11 стандартных характеристик локальных потенциа­лов, одновременно выделяемых в антецентральной и ретроцентральной об­ластях головного мозга. Следует заметить, что изучение такого рода инте-гративных параметров в дифференциальной психофизиологии начато лишь

недавно в связи с необходимостью поиска общих свойств нервной системы в целом [3, 17]. В плане таких исследований детально изучаются законо­мерности интеграции биологических параметров, в которой существенная роль отводится резонансным и в первую очередь синхронизационным яв­лениям [6, 10, 20].

Такой путь в известной мере оказался продуктивным, например, в ре­шении проблемы парциальности основных свойств нервной системы чело­века. Так, параметры кросскорреляционной функции фоновой ЭЭГ, обще­мозговые факторы индивидуальных различий, индексы синхронизации и когерентности биоэлектрических колебаний дистантно расположенных от­делов мозга зарекомендовали себя в качестве характеристик общих свойств [3, 6, 20]. В этой связи показателен тот факт, что среди индивидуальных особенностей ЭЭГ покоя показатели, полученные путем суммирования дискретных значений нестационарности 10 отведений, выявили большую наследственную обусловленность, нежели локальные параметры мозга [16].

Исходя из логики постановки проблемы исследования, неизбежно огра­ниченные конкретно-экспериментальные его задачи включали: изучение с помощью корреляционного и факторного анализа общих детерминант как взаимосвязанных характеристик ПА (в составе механизмов реализации произвольных действий разного смысла), так и генетически обусловленные показатели свойств лабильности и силы нервной системы.

Целью этого этапа исследований является выявление надситуационных синдромов индивидуальных особенностей, включающих инвариантные це­ленаправленной активности разных типов антиципационные процессы и параметры свойств нервной системы, которые обычно характеризуются как природные, конституциональные, индивидуально-стабильные, генотипич-ные. (Указанные синдромы индивидуальных характеристик представляют особый интерес для теоретического осмысления результатов, как бы позво­ляя войти за пределы сиюминутной ситуации для воссоздания фрагмента из общей картины индивидуализации целенаправленной активности орга­низмов в поведении как следствия непрерывного развития природы и эво­люции живого). Характеристики ПА и показатели свойств нервной систе­мы далее сопоставлялись с индивидуальными особенностями начальных этапов формирования навыка зеркального письма.

Исходя из поставленных задач, методики экспериментов повторяли ра­нее описанный метод регистрации МВП, методику выделения суммирован­ной биоэлектрической активности в преддвигательный период действий в составе вероятностно-прогностической деятельности, стандартизирован­ные короткие методики, разработанные для диагностики силы и лабильно­сти [17, 19], а также для изучения динамики формирующегося навыка [8].

Поэтому стоит лишь коротко остановиться на основных моментах этих ме­тодик, с помощью которых обследованы 29 человек.

В серии I испытуемые произвольно нажимали на ключ указательным пальцем правой руки в моменты времени, выбираемые по собственному усмотрению.

Задачей испытуемых в серии II был счет совершаемых действий при по­вышенном уровне мотивации экспериментальной деятельности. В осталь­ном условия опытов двух серий были идентичными [3, 5].

Эксперименты серии III моделировали формирование стратегии вероят­ностно-прогностической деятельности в ходе так называемого бинарного вероятностного обучения, которое протекает по типу «игры в угадывание» [3, 5]. Испытуемые прогнозировали наступление двух разновероятных со­бытий — вспышку света или ее отсутствие. Вероятности этих событий не зависели от действий испытуемых и были соответственно равными 0,7 и 0,3. Согласно инструкции, появление вспышки предлагалось предсказать нажатием на правую кнопку, а непоявление — на левую. Вспышка наблю­далась через 0,1 с после начала движения. Таким образом, произвольные действия уравнивались по сенсомоторным компонентам, однако задачи и цели движений были различными в двух выделяемых для удобства анализа ситуациях: в ситуации I прогнозировалось часто наступающее событие (прогноз испытуемых здесь часто оправдывался, в этих условиях регистри­ровали «частый успех»), а в ситуации II антиципировалось редкое событие, связанное с редким успехом.

В нашем исследовании особенности антиципации изучали при стан­дартной процедуре обследования [5, 6] с помощью метода моторных вы­званных потенциалов в так называемых потенциалах готовности [6, 33]. В качестве первично анализируемого электрографического показателя ис­пользована суммированная преддвигательная биоэлектрическая активность двух областей (F4 и 02) коры больших полушарий. ПА выделяли в пред-двигательный период произвольных действий отдельно в двух указанных ситуациях и, кроме того, в разные периоды становления стратегии поведе­ния.

В данном разделе анализируются следующие суммарные (для характе­ристик лобной и затылочной областей) параметры ПА, полученные путем суммирования соответствующих показателей, выделенных для каждого от­ведения. Суммарные характеристики вычисляли для следующих дискрет­ных параметров (индексов ПА): 1) временного интервала от максимума не­гативности до начала действия, в мс; 2) амплитуд (мкв) от максимума нега­тивности ПА до средней линии; 3) временного интервала от максимума по­зитивности до средней линии; 4) амплитуд от максимума позитивности до средней линии; 5) площадей (в относительных единицах) между негатив-

ной волной ПА и средней линией; 6) площадей, вычисленных для позитив­ной фазы ПА; 7) амплитуд ПА (от пика до пика); 8) дисперсий мгновенных значений амплитуд ПА. Данные индексы ПА, вычисленные для результа­тов трех серий, составили 48 показателей (табл. 1).

В экспериментах по выработке навыка «зеркального» письма испытуе­мому предлагали написать слово «психология» скорописью, не отрывая кончика карандаша от бумаги. Затем обследуемого просили записать то же слово справа налево зеркальным шрифтом (как при отражении в зеркале). При этом требовалась максимальная скорость и точность. Показатели ди­намики выработки навыка хронометрировались. Среди этих параметров наибольшей выраженностью индивидуальных различий обладало время на­писания первого слова (при т=32 с минимальное время составило 7 с, мак­симальное — 60 с). Этот показатель путем вычисления коэффициентов ранговой корреляции был сопоставлен с параметрами ПА разных действий.

Индивидуальные различия по свойствам нервной системы определяли с помощью стандартных методик. В данное сопоставление вошли показатели критической частоты слияния мельканий (КЧМ) и характера наклона кри­вой времени реакции при увеличении интенсивности звукового и светового стимула (ХНК-3, ХНК-С) [17, 19].

В табл. 1 приведены результаты факторного анализа, которому был под­вергнут весь массив оценок индивидуальных различий. Факторизация по­зволила выделить 8 значимых факторов, объединяющих более 70% диспер­сии признаков. Собственные числа при этом близки к единице, последую­щий фактор не приводил к увеличению суммарной дисперсии более чем на 5%. Выделенные факторы обозначены индексами заглавной буквы М. В ас­пекте поставленных в работе задач необходимо детально проанализировать факторы М2 и М5, в которых объединены характеристики ПА разнообраз­ных действий и типологически интерпретируемые показатели свойств нервной системы.

В фактор М2 вошли площади положительной фазы ПА, зарегистриро­ванные в разных условиях реализации моторных действий: при их счете, а также при формирующейся и стабилизированной стратегии вероятностно-прогностической деятельности в ситуациях «частый успех». Этот комплекс показателей ПА (N 14, 22, 30) составил общий фактор с параметрами силы (N 50). Здесь больший уровень силы (меньшая чувствительность) соотно­сится с большими площадями позитивной фазы ПА разных действий. Обо­собление позитивных фаз медленных потенциалов мозга в отдельном фак­торе, по современным системным представлениям, может свидетельство­вать об индивидуализированной специфичности состава функциональных систем, используемых индивидом при достижении результата поведенче-

ских актов [13]. При этом увеличивается конкуренция между системами, что ведет к смене наборов актуализированных функциональных систем.

Характеристики силы нервной системы (N51) вошли и в фактор М5 вместе с дисперсиями мгновенных амплитуд ПА, вычисленными в таких несхожих условиях, как ситуация редкого успеха в начале формирования стратегии поведения и ситуация частого успеха в период стабилизации об­раза действий. В этот фактор также вошел параметр временного интервала от максимума негативности ПА до начала действия, зарегистрированный в тех же условиях деятельности. В соответствии со знаками параметров, вхо­дящих в данную группировку, меньший разброс мгновенных амплитуд ПА вокруг среднего значения в обозначенных ситуациях связан с меньшим уровнем силы. Эти данные согласуются со сложившимися представления­ми о соотношениях этих индивидуальных характеристик, показанных для фоновой ЭЭГ [10].

Таким образом, на материале интегративных индексов ПА подтвержден ранее показанный факт системообразующей роли индивидуально-типоло­гических особенностей нервной системы в строении определенного типа синдромов функциональных систем антиципации, реализующей развиваю­щуюся вероятностно-прогностическую деятельность [5].

Согласно данным табл. 1, еще шесть факторов выделены для массива характеристик ПА разнородных действий. Три из них составили индексы ПА, включенных в вероятностно-прогностическую деятельность. Рассмот­рим особенности этих групп. В фактор Ml вошли параметры (амплитуды и площади) негативной фазы ПА, выделенных как в период формирования, так и в стадии стабилизации стратегии в ситуациях и частого, и редкого ус­пеха (N 21, 26, 29, 34, 37). Системное значение негативации фаз медленных потенциалов может интерпретироваться, исходя из исследования Н.Е. Мак­симовой [13], в контексте увеличения специфичности состава функцио­нальных систем мозга по отношению к достижению результата поведенче­ского акта, происходящего наряду со снижением степени актуализации оп-понентных наборов систем.

Для стабилизированной стратегии поведения выделен еще и отдельный фактор Мб, свидетельствующий об общей причине генеза амплитуд пози­тивной составляющей ПА (N 28) и латентного периода ПА этой стадии (N 43). Фактор М8 объединяет индексы формирующейся стратегии при час­том успехе (N19 — временной интервал от максимума позитивности до средней линии) и стабилизированной стратегии в ситуациях редкого успеха (N 42, 46 — амплитуды негативности и площади позитивной фазы).

Особый интерес представляют три фактора, объединяющие различные по психологической структуре действия I, II, III серий экспериментов. Два из них составили характеристики счета действий и ПА вероятностно-про-

гностической деятельности (МЗ и М7). Фактор М4 может интерпретиро­ваться как амплитудно-дисперсионный. Входящие сюда индексы (N 2, 7, 8, 23, 24) характеризуют амплитуды и дисперсии мгновенных значений как ПА произвольных действий, так и движений, включенных в деятельность по снятию неопределенности. Эти параметры зарегистрированы в начале формирования стратегии в ситуациях частого успеха.

Характерно, что параметры ПА идентичных, но отличающихся задачей моторных действий по-разному структурируют разные факторы, что под­крепляет ранее полученные результаты, согласно которым определенные синдромы мозговых функциональных систем антиципации существенно определяются не внешней поведенческой характеристикой движения, а планируемым результатом действия [4].

По итогам изложенного отметим, что выделенные группы взаимосвя­занных характеристик антиципации по своей природе целеспецифичны, надситуационны (не приурочены жестко к условиям решения задач). Среди психофизиологических синдромов антиципации имеются и такие группы показателей, в которых важное значение имеют типологические особенно­сти индивида.

Каковы результаты соотнесения интегративных параметров ПА с инди­видуальными особенностями формирования навыка? Данные табл. 2 отве­чают на этот вопрос достаточно однозначно: между указанными показате­лями существуют многочисленные статистические связи. В соответствии с этими материалами большее время, затраченное испытуемым на написание слова зеркальным шрифтом, соотносится с более выраженными ПА, вклю­ченными в механизмы реализации всех исследуемых в работе разнородных действий Это относится к параметрам временного интервала до максимума положительных и отрицательных фаз ПА, площадям этих волн, амплиту­дам и дисперсиям амплитуд. При этом 14 коэффициентов корреляции из 16 статистически значимых характеризуют позитивную фазу ПА.

Анализ представленных материалов также выявил, что среди шести ха­рактеристик ПА, ранее вошедших в «квазигенетические» синдромы анти­ципации [4, 5], три значимо коррелируют с параметрами навыка. Это мо­жет свидетельствовать о важной роли генотипических особенностей инди­вида не только в целостных функциональных системах, объективизирую­щихся в процессах антиципации, но и в индивидуализированности навы­ков.

Представленный эмпирический материал наиболее полно может быть понят в контексте закономерностей единства разных уровней индивидуаль­ности в функциональных системах целенаправленного поведения.

В активном поведении антиципация, по-видимому, может выполнять интегрирующую функцию, включающую фиксацию в своехарактерной ор-

ганизации функциональных систем развивающихся деятельностей взаимо­связей типа кумулятивных, с помощью которых закрепляется иерархия раз­ноуровневых компонентов индивидуальности, проявляющаяся в ее диспо­зициях, функциональных тенденциях, латентных установках. С этих пози­ций гетерогенность функциональных систем антиципации представляется следующим образом. Содержащаяся в каждом человеческом действии пер­спектива будущего, сочетающаяся с координированным единством инди­видуально-обобщенного прошлого опыта и соотносящаяся с иерархией мо­тивов и направленностью личности, вместе с тем способствует активации определенного комплекса целостных психофизиологических функциональ­ных систем с их характерной для каждого человека топологией.

Есть основания полагать, что в непрерывном процессе развития челове­ка выделяются определенные вехи (например, стадия развития стратегии поведения, вероятность будущего успеха), относительно которых становит­ся возможным индивидуально-системное обобщение психофизиологиче­ских синдромов антиципации. Такие синдромокомплексы, видимо, из-за их типологической специфики имеют сходную топологию в составе механиз­мов любой целенаправленной активности: при вероятностно-прогностиче­ской деятельности, при формировании навыков, фиксации опыта в памяти, восприятии и т. д.

Обозначенные здесь системные механизмы опережающих форм отраже­ния могут объяснить комплекс эмпирических материалов, представленных в данном разделе. Достигнута, на наш взгляд, и косвенная его цель — уточ­нена прогностическая ценность системных знаний о психофизиологиче­ских основах развивающейся деятельности в отношении одного из видов субъектно-объектного взаимодействия, проявляющегося в целенаправлен­ной активности формирующегося навыка. Выявленная при этом соотноси-мость индивидуальных характеристик функциональных систем и особенно­стей начальных этапов образования навыка может свидетельствовать об изоморфизме закономерностей, действующих на разных уровнях индиви­дуальности.

4. 4. Потенциалы антиципации и задатки прогностических способностей

Проблема задатков способностей личности является важной для разви­тия теории и практики современной психологии. Однако, до сих пор она остается одной из наименее разработанных. Б.Ф. Ломов пытался привлечь внимание специалистов к данной проблеме, ставя следующие вопросы: «Что такое задатки как предпосылка развития способностей? Какова их структура? Каковы механизмы реализации задатков в способностях? При

каких условиях осуществляется эта реализация? Развиваются ли сами за­датки в процессе жизни индивида?» [92, с. 378]. Он предположил, что их разработка требует контакта психологии с генетикой поведения, при кото­ром должен быть реализован дифференциально-психофизиологический подход.

Понятен длительный интерес мыслителей прошлого и современных ис­следователей к вопросам изучения способностей, которые понимаются как индивидуально-психологические особенности человека, являющиеся субъ­ективными условиями успешного осуществления определенного рода дея­тельности. При этом они не сводятся к имеющимся знаниям, умениям, на­выкам (См. «Психологический словарь», М, 1983, с. 353). Задатки опреде­ляются как некоторые генетически детерминированные анатомо-физиоло-гические особенности мозга и нервной системы, являющиеся индивидуаль­но-природной предпосылкой сложного процесса формирования и развития способностей. Традиционно задатками считают, в частности, типологиче­ские особенности отдельных областей мозга, а также соотношение первой и второй сигнальных систем.

Существующие в настоящее временя подходы к анализу задатков спо­собностей, как мы видим, дизъюнктивно разделяют индивидуально-психо­логические и анатомо-физиологические характеристики человека.

Показанные дифференциальной психофизиологией парциальность ос­новных свойств нервной системы, трансситуативная вариативность их по­казателей, множественность психологических проявлений, а также опосре-дованность фиксируемых много-многозначных связей спецификой дея­тельности на этом аналитическом пути делает проблему задатков способ­ностей практически неразрешимой.

Другой путь — синтетический — основан на первичном выявлении групп индивидов, сходных по одному или нескольким признакам, которые часто выделяются по весьма субъективным критериям. При этом, тестиро­вание, претендуя на диагностику задатков способностей, произвольно при­писывает выделенным типам успешность реализации какой-либо деятель­ности не только в момент исследования, но и в будущем. На самом же деле тест как краткое испытание имеющихся у человека знаний, умений, навы­ков, а также его социального статуса и условий жизни не вскрывает даже зоны ближайшего развития. Новый взгляд на проблемы задатков способно­стей исходит из очевидной целостности свойств индивидуальности в ее развитии, континуальности функциональных систем, реализующих актив­ные действия человека и обладающих кумулятивными качествами (Данный подход реализуется в диссертационном исследовании). Представление о целостности взаимосвязей личности с ее специфической средоэкологиии индивидуальности подчеркивает необходимость эволюционно-системного

подхода к единству индивидных и личностных компонент субъекта психи­ческой деятельности.

Такой подход к проблеме позволяет сделать вывод о том, что психиче­ские и физиологические свойства человека являются разными аспектами рассмотрения непрерывного взаимодействия субъекта психической дея­тельности с окружающей действительностью. «Жесткие» паттерны в орга­низации одной стороны взаимодействия всегда соответствуют определен­ным свойствам или качествам другой. Индивидуально-обобщенные харак­теристики такой организации могут рассматриваться как задатки важных особенностей психики, если они являются инвариантной составляющей це­ленаправленной активности.

Как пишет В.Д. Шадриков, подводя итоги исследований профессио­нальных способностей, «без соотнесения с функциональной системой по­нятие «сочетание способностей», рассматриваемое в плане взаимодействия и компенсации, теряет смысл» [162]. По мнению автора, способности мож­но определить как характеристики продуктивности функциональных сис­тем, реализующих тот или иной психический процесс. При этом онтология функциональной системы описывается на собственно физиологическом языке, а феноменология — на психологическом.

Поскольку системный принцип предполагает воссоздание целостности признаков индивидуальности в процессе достижения прогнозируемой (или — когда успех неопределен — антиципируемой) цели при решении опре­деленной задачи, то реконструирование единства индивидуальных особен­ностей разных уровней в поведении связано с познанием произвольной сферы психики.

Целостный взгляд на действительную природу индивидуальности с по­зиции эволюционно-системного подхода невозможно осуществить без ана­лиза явлений организации, интеграции, координации разнообразных свойств человека (см. главу I). Соответствующие синдромы таких свойств и качеств субъекта закономерно складываются в поведении и сохраняют его своеобычность в ходе развития.

Подобного рода взаимоотношения нельзя воспринять непосредственно, их можно изучать при моделировании естественного процесса субъектно-объектного взаимодействия в особых концептуальных конструктах то есть тогда, когда врожденный или приобретенный в онтогенезе опыт кумуля­тивно объединен в таких таксономических единицах психики, как прогно­зирование и — при неопределенности прогноза — антиципации. В характе­ристиках опережающих явлений отражены механизмы организации [11, 37, 47 и др.], обусловливающие возникновение в целостной индивидуальности новых интегративных свойств.

Таким образом, психофизиологические факторы развивающейся дея­тельности, выделяемые в процессах антиципации, отражают специфику функциональных систем в структуре индивидуальности. (В общей психо­физиологии общепринято изучать законы развития функциональных сис­тем благодаря исследованию ЭЭГ и нейрональной активности в поведении [6, 7, 49а, 163-166]).

Моделирование развивающейся деятельности с выделением периодов, где антиципируется образ-цель будущего результата, осуществлено с помо­щью методики вероятностного обучения, подробно описанной в разделе 2. 2. второй главы. Модифицированный нами вариант данной методики по­зволяет выделять мозговые потенциалы антиципации (ПА) в определенных ситуациях поведения, где фиксируется степень сформированности страте­гии решения задачи и субъективная вероятность успеха предстоящего дей­ствия.

Можно предположить, что в структуру факторов, связанных с вероятно­стным прогнозированием, входят, наряду с психофизиологическими при­знаками процесса антиципации, характеристики результативности, продук­тивности когнитивных процессов. Подтверждение этого предположения позволит обсудить их общий генез. Принимая во внимание тот факт, что функциональные системы, проявляющиеся в признаках антиципации, инва­риантны целенаправленной активности разного типа (глава IV), интерпре­тация выделяемых групп симптомов индивидуальности не может осущест­вляться без привлечения фактологии способностей и задатков. В этом слу­чае ПА должны анализироваться в контексте задатков общих способностей личности.

Данные, полученные при сопоставлении характеристик ПА с формаль­но-динамическими особенностями психомоторики и показателями резуль­тативности вероятностного обучения, позволяют экспериментально фикси­ровать индивидуально-обобщенную компоненту произвольных действий. Закономерности ее формирования, очевидно, важны для конкретно-экспе­риментального изучения задатков способностей в структуре целостной ин­дивидуальности. Возможно в концепции целостной индивидуальности.

Методики экспериментов (обследовано 29 чел.) Повторяли ранее опи­санный метод регистрации моторных вызванных потенциалов (МВП), ме­тодику выделения ПА — суммированной биоэлектрической активности мозга в преддвигательный период произвольных действий при решении ве­роятностно-прогностической задачи, стандартную методику для изучения переделки навыка и теппинг-тест [38]. С их помощью выделены показатели результативности вероятностного обучения, а также параметры характер­ной для индивида психомоторики.

Данный раздел диссертации анализирует результаты двух эксперимен­тальных серий, где регистрировали МВП, в их соотнесении с результатив­ностью прогнозирования редкого и частого события. (Методики подробно описаны в разделе 2. 2. второй главы). Коротко остановимся на основных моментах проведенных опытов.

В серии I (эта серия при описании возможных методик регистрации МВП соответствует серии II) испытуемые произвольно нажимали на ключ указательным пальцем правой руки в моменты времени, выбираемые про­извольно. В серии II они считали совершаемые действия. В инструкции подчеркивалось, что условия опыта способствуют возникновению устало­сти, монотонии, поэтому конечный результат важен для изучения лично­сти. Этот прием повышал уровень мотивации деятельности испытуемых, что сказывалось, в частности, в феноменах «возврата» [65] участников экс­перимента к его обстоятельствам и в повышенном интересе к итоговому результату. В остальном условия опытов двух серий были сходными.

В экспериментах серии III исследовали формирование стратегии веро­ятностно-прогностической деятельности в ходе так называемого бинарного вероятностного обучения, которое протекало по типу «игры в угадывание». Испытуемые прогнозировали наступление двух разновероятных событий — вспышку света или ее отсутствие. Вероятности этих событий не зависе­ли от их действий и были равными соответственно 0,7 и 0,3. Согласно ин­струкции, появление вспышки предлагали предсказывать нажатием на пра­вую кнопку, а отсутствие — на левую. Вспышку предъявляли через 0,1 с после нажатия. Таким образом, произвольные действия уравнивали по сен-сомоторным компонентам, однако задачи и цели движений были различны­ми в двух сравниваемых ситуациях: в ситуации А испытуемые прогнозиро­вали часто наступающее событие (прогноз здесь часто оправдывался, в этих условиях регистрировали «частый успех»), а в ситуации В они анти­ципировали редкое событие, связанное соответственно с редким успехом.

В нашей работе для исследования особенностей антиципации, как уже отмечалось, применяли метод МВП [4 и др.]. С его помощью могут быть зафиксированы так называемые потенциалы готовности, а также ПА [4-6]. Потенциалы усредняли на интервале 1,5 с перед началом движения в двух областях (F4 и 02).

В этих отведениях анализировали следующие параметры ПА:

1) временной интервал от максимума негативности до начала действия (мс);

2) амплитуду от максимума негативности до средней линии (мкв);

3) временной интервал от максимума позитивности до средней линии;

4) амплитуду от максимума позитивности до средней линии (мкв);

5) площадь между отрицательной фазой ПА и средней линией (отн. Ед);

6) площадь между положительной фазой и средней линией;

7) полярно-амплитудную асимметрию ПА как отношение площадей от­рицательной и положительной фазы потенциала (отн. Ед.);

8) амплитуду ПА (от пика до пика);

9) среднеарифметическое мгновенных значений амплитуд (шаг кванто­вания — 4 мс);

10) дисперсию мгновенных значений амплитуд;

11) коэффициент синхронизации ПА в отведениях F4 и 02.

Таким образом, для каждого испытуемого измеряли 21 параметр ПА в серии I («фон») и 21 — в серии II («счет»). Исследование посвящено анали­зу 42 характеристик ПА, зарегистрированных в I и II сериях эксперимен­тов. В данную работу включены лишь параметры результативности угады­вания редкого и частого события из экспериментов III серии. Сопоставляли также характеристики психодинамики, полученные «теппинг-тестом».

Этот массив параметров ПА с помощью корреляционного и факторного анализа сравнивали со следующими характеристиками результативности вероятностного обучения и психомоторики (номера соответствуют их обо­значению в первичной матрице интеркорреляций): 43) число предсказаний, ведущих к частому успеху, в единицу времени; 44) число предсказаний, ве­дущих к редкому успеху, в единицу времени; 45) количество верных пред­сказаний частого события; 46) количество верных предсказаний редкого события; 47) суммарное число предсказаний в единицу времени; 48) сум­марное число правильных предсказаний редкого, и частого событий в еди­ницу времени; 49) максимальный темп моторных действий (по «теппинг-тесту» за 10 с); 50) удобный темп моторных действий («теппинг-тест»); 51) время переделки навыка «зеркального письма» (первая попытка) в с.

Первичная матрица интеркорреляций содержала коэффициенты ранго­вой корреляции, не требующей нормального распределения первичных данных.

* * *

На рисунке представлены результаты факторного анализа, которому были подвергнуты все оценки индивидуальных различий. Факторизация позволила выделить семь значимых факторов, объединяющих 72 % дис­персии признаков. Собственные числа при этом были близки к единице, последующий фактор не приводит к увеличению суммарной дисперсии бо­лее чем на 5 % Значимыми — в соответствии со стандартом [158] — при­знаны веса, превышающие 0,55. По результатам факторного анализа мате­риалов серий I и II совместно с данными психодинамики выделены четыре

группы взаимосвязанных характеристик, составленные только индексами ПА. При этом две из них составили показатели ПА в фоновом состоянии и индексы ПА счета. Так, фактор Ml объединил 12 параметров ПА, характе­ризующих в основном негативную фазу. Сюда вошли ее амплитуды (F4, 02), площадь отрицательной волны (F4), среднеарифметическая ординат (F4), дисперсия мгновенных значений амплитуд (02). Все эти показатели выделены в серии I. Этот же фактор составили показатели серии II: ампли­туда негативной фазы обоих отведений, ее площадь, среднеарифметическая ординат F4. Все перечисленные параметры вошли в фактор Ml со знаком «минус». Он интерпретируется как «общемозговой» и отражает энергети­ческий уровень нервной системы, связанный с ее работоспособностью. По-видимому, отнесение сюда дисперсии мгновенных значений амплитуд, от­ражающей силу-чувствительность индивида, обосновано смыслом данного синдрома признаков (см. обзор — 28).

Другой «общемозговой» фактор — М4. Он составлен в основном харак­теристиками положительной фазы ПА фона (ее площадью в отведении F4, полярно-амплитудной асимметрией потенциала в двух отведениях и коэф­фициентом синхронизации ПА для F4 и 02, включает также и временные интервалы от максимума негативности ПА до начала действия, регистри­руемые при счете.

Таким образом, индивидуальные особенности психофизиологических механизмов опережающей активности индивида достаточно четко диффе­ренцируются на два класса, раздельно отражающиеся в негативной и пози­тивной фазах мозговых ПА. Эти результаты согласуются с концепциями общей психофизиологии, рассматривающими принципиальные различия отрицательных и положительных компонент суммированной биоэлектри­ческой активности [6].

Два фактора явились специфическими для серий I (М2) и II (Мб). Толь­ко фоновые показатели вошли в фактор М2, обозначенный как «затылоч­ный». Эту группу составили индексы ПА ретроцентральной коры мозга: амплитуды положительной фазы, площади двух фаз, среднеарифметиче­ские значения ординат потенциала 02. В факторе Мб особым образом объ­единились временные характеристики ПА: меньшие значения латентных периодов его отрицательной волны в затылочном отведении сочетаются с большими значениями латентных периодов положительной фазы как в лоб­ной, так и в затылочной областях. Данный фактор, интерпретируемый как временной, включил только показатели ПА при счете движений. Он, по-ви­димому, связан с часто наблюдаемой отрицательной корреляцией типоло­гических особенностей анте- и ретроцентральной коры мозга. Такие связи, например, характерны для показателей навязывания медленных ритмов. Фазовый поворот полярности моторного потенциала готовности затылоч-

ного отведения по сравнению с лобным и прецентральным [28, 175 и др.] также входит в круг указанных феноменов.

Особый интерес представляют факторы, составленные индивидуальны­ми особенностями ПА вместе с характеристиками психодинамики и ре­зультативности вероятностного прогнозирования. Таких группировок, со­гласно результатам, полученным в сериях I и II, оказалось три. В первую (МЗ) с разными знаками вошли индексы негативной и позитивной фаз ПА ретро- и антецентральной коры (амплитуды отрицательной волны лба в ус­ловиях счета — со знаком «плюс» — и площади и «фоновые» латентные периоды положительной волны — со знаком «минус»). Этот фактор вклю­чил показатели прогнозирования как частого, так и редкого события (темп любых предсказаний), а также количество правильных угадываний частого события в единицу времени. Отмеченные соотношения согласуются с из­вестными фактами о соответствии выраженности негативной «волны ожи­дания» и «потенциала готовности» трудностям решаемой задачи [28, 30, 175 и др.].

Вторую из общих для ПА и психодинамики групп показателей (М7) об­разовали «затылочные» индексы потенциала (амплитуды положительной фазы вместе с дисперсией их мгновенных значений), а также число пра­вильных прогнозов редкого события в единицу времени. Характерно, что все указанные индексы зарегистрированы в ситуациях счета. Типологиче­ский смысл фактора можно обозначить как» синдром функциональной ус­тойчивости», связанный обратной зависимостью с чувствительностью нервной системы [28, 106 и др.].

В факторе М7 объединились полярно-амплитудная асимметрия ПА от­ведений F4 и 02 и три параметра психодинамики: суммарное число пред­сказаний частого и редкого события в единицу времени, удобный темп мо­торных действий и временная характеристика переделки навыка. При этом все перечисленные параметры при вхождении в фактор М7 имеют знак «минус». Таким образом, менее выраженное доминирование отрицатель­ной фазы ПА над положительной соотносится с 1) меньшим числом прогнозов в ходе вероятностного обучения, 2) предпочтением более мед­ленного темпа движений, 3) лучшими временными показателями при пере­делке навыка в начальной стадии его формирования. Наши исследования показали, что характеристики позитивной фазы ПА прогностичны в отно­шении индивидуальных особенностей в переделке навыка (это согласуется с вышеприведенными данными). В этой связи положительная компонента потенциала выступает как отражение индивидуально-системного обобще­ния при кардинальной смене функциональных систем [6, 132].

* * *

Функциональные системы, представленные характеристиками ПА в по­ведении (при спокойном бодрствовании и при счете последовательных движений), содержат ряд особенностей, которые, если исходить из гипотез факторного анализа, могут отражать некоторые существенные внутренние свойства изучаемых объектов [158, с. 7]. При этом предполагается, что на­блюдаемые параметры, являясь лишь косвенными характеристиками изу­чаемого явления, вместе с тем частично отражают важные внутренние (не наблюдаемые непосредственно) свойства, в нашем случае — свойства ин­дивидуальности. Интерпретация факторов — специальная задача, попытка решения которой может дать лишь первые результаты о степени экстраце-ребральности и трансиндивидности природных задатков человеческих спо­собностей.

Согласно полученным данным, психофизиологические механизмы ан­тиципации, не соотносящиеся с показателями психодинамики, подразделя­ются на две группы. В одну группу входят факторы, специфичные относи­тельно психологической оценки ситуации эксперимента (М2 и Мб), а в другую — факторы, объединяющие механизмы реализации произвольных движений на фоне спокойного бодрствования и счета (Ml и М4). Характер­но, что «фоновый» фактор М2 включил только затылочные индексы ПА, относящиеся к его амплитудам. Фактор «счета» объединил общемозговые показатели «латентных периодов», находящихся в компенсаторных отно­шениях: меньшие временные интервалы от максимума негативности ПА (затылка) соотносятся с большими соответствующими параметрами пози­тивности (лобного и затылочного отведения).

Связанные характеристики ПА серий I и II объединили два других фак­тора — Ml и М4. Данные синдромы в основном относятся к общемозгово­му комплексу амплитуд, а также к синхронизации биоэлектрической актив­ности дистантно расположенных областей мозга.

Обращает на себя внимание тот факт, что соотношения характеристик в указанных факторах являются прямыми по их типологическому смыслу. Они отражают функциональную устойчивость общемозговых механизмов реализации деятельности, включенных как в произвольные движения на фоне спокойного бодрствования, так и в ситуации повышенного уровня внимания. Не исключено, что накопление подобных фактов может привес­ти к новому решению проблемы парциальности основных свойств нервной системы. Как мы видим, региональное распределение индивидуальных осо­бенностей мозга присуще лишь относительно пассивным способам субъ-ектно-объектного взаимодействия. По мере усиления психологической зна­чимости деятельности индивидуальные качества дистантно расположен­ных областей мозга, включаясь в решение человеком задачи, вместе с тем, приобретают целостность.

Особый интерес представляют три фактора, составленные из индексов ПА и показателей психодинамики. Эту группу (МЗ, М5, М7) — со стороны объединенных в ней механизмов реализации действий — характеризуют локальные параметры лишь одной области мозга (в М5 вошли индексы ПА только затылочного отведения при счете стимулов и общемозговые индек­сы). Показательным является факт взаимокомпенсаторного распределения в данных факторах выраженности положительной и отрицательной фазы ПА, регистрируемых в лобных и затылочных областях мозга. Следует от­метить ортогональность психофизиологических механизмов преднастрой-ки к событиям при прогнозировании «частого» и «редкого» успеха. Показа­телями задатков способности к угадыванию редко наступающего события при счете действий можно считать малую выраженность амплитуд потен­циалов готовности (отведение 02) с относительным повышением выражен­ности его положительной компоненты, сочетающуюся с малым разбросом мгновенных значений амплитуд вокруг среднего (малая функциональная выносливость нервной системы).

Задатком же эффективности прогнозирования часто наступающего со­бытия является наличие в ПА (счета) выраженной по площади положитель­ной фазы (в затылочном отведении), связанной с большими значениями временных интервалов от начала движения до максимума ПА («фоновых» произвольных действий), сочетающейся с меньшими амплитудами отрица­тельной волны ПА в ходе счета. Данный комплекс включает и общую дви­гательную активность при частом и редком событиях. Индивидуально обобщенная компонента, объединяющая интериндивидуальные вариации по удобному темпу движений, время переделки навыка и суммарное число произвольных движений по предсказанию частого и редкого событий в единицу времени, получена в общемозговых характеристиках полярно-ам­плитудной асимметрии ПА. Превалирование отрицательной фазы над по­ложительной в условиях счета произвольных действий может рассматри­ваться как задаток более быстрого предпочитаемого индивидом темпа дви­жений, выделяемого и в теппинг-тесте, и при вероятностном обучении. Тот же комплекс психофизиологических симптомов связан с большим време­нем, затраченным индивидом в начальной стадии переделки навыка.

Интерпретация полученных факторов, включающих разделенные во времени индивидуально-характерные особенности психофизиологических процессов антиципации (в ситуациях эксперимента «фон» и «счет») и пара­метры результативности вероятностно-прогностической деятельности, а также динамические показатели сенсомоторики и переделки навыка, как мы видим, велась в контексте понятия «задатки способностей».

Вместе с тем, представленные экспериментальные материалы о соотно­шении интериндивидуальных вариаций мозговых ПА, зарегистрированных

в период подготовки к произвольному движению разного смысла и резуль­тативности предугадывания редких и частых событий в ходе естественного развития «вероятностного обучения» затрагивают комплекс фундаменталь­ных проблем психологии индивидуальности, до сих пор не получивших адекватных методов непротиворечивого решения. Если проанализировать соответствующие типологические вопросы, то нетрудно заметить, что все они как бы пересекаются в понятиях «способности», «продуктивность дея­тельности», «функциональные системы», «результат поведенческого акта», «задатки», содержательная и формально-динамическая сторона субъектно-объектного взаимодействия.

Совмещение перечисленных понятий в едином тезаурусе психологии индивидуальности недавно могло бы показаться синкретическим объедине­нием несовместимых сфер исследования, если делить индивидуальные осо­бенности на врожденные, естественные, биологические и на специфически человеческие с их социально-историческим происхождением [11]. Однако, экспериментальные факты скорее свидетельствуют о единстве индивидных и личностных свойств в субъекте психической деятельности. Под давлени­ем многообразия индивидуальных различий исследователь вынужден пе­рейти от проблем аналитической психологии индивидуальных различий к изучению реальности целостной индивидуальности, наиболее полно рас­крывающейся в развивающейся деятельности.

Поведение же, как показало теоретико-экспериментальное изучение ин-дивидуализированности функциональных систем, привносит дополнитель­ные системообразующие основания в организацию генотипических призна­ков [32-40 и др.]. В частности, мера сформированности стратегии достиже­ния цели действий и прогнозируемая субъектом вероятность «успеха» ее реализации в конкретном планируемом акте жизнедеятельности способны кардинально изменять включенность свойств нервной системы в психофи­зиологию деятельности. Моделирование естественного развития деятель­ности и последующее изучение способов объединения разноуровневых свойств индивидуальности в целостность при эволюционно-системном подходе к ее теоретической реконструкции позволили предположить сле­дующее.

Основываясь на беспрерывности развития человека, можно полагать, что в бесконечном фило- и онтогенетическом процессе выделяются опре­деленные надситуационные координаты (в частности, относящиеся к цели и стратегии поведения), относительно которых происходит индивидуаль­но-системное обобщение психофизиологических симптомов произвольной сферы психики. В результате целые комплексы (синдромы) индивидуаль­ных особенностей фиксируются и далее уже функционируют как инвари­антная составляющая целенаправленной активности. Отмеченная тополо-

гия функциональных систем действий позволяет сохранять своеобразие ка­ждого акта человека при сложной содержательной вариативности субъект-но-объектного взаимодействия.

Развиваемые представления альтернативны стереотипам научного мыш­ления, которые постулируют дизъюнктивное разделение содержательной и формально-динамической сторон деятельности, индивидных и личностных свойств человека. В основе этих упрощенных взглядов лежали «мозаич­ные» узколокализационистские концепции о задатках способностей как врожденных анатомо-физиологических особенностях индивида, как бы субстанционально существующих в нервной системе. Тщетность попыток репрезентировать локальные свойства мозговой ткани в качестве природ­ной основы такого системного образования, как способности (скорее опре­деляемой как задаток в развитии) очевидна.

Для определения категориальных оснований понятий «задаток», «спо­собности» необходимо использовать данные, помогающие понять законо­мерности построения функциональных систем или функциональных орга­нов при формировании и развитии субъектно-объектных взаимодействий. Конкретно-научные сведения относительно их динамики при психологиче­ском моделировании прогностической деятельности [28, 32-40] позволяют выделить особые синдромы признаков индивидуальности, которые сохра­няются в ходе развития. Вместе с тем результаты экспериментальных ис­следований показывают влияние содержательной компоненты активности человека на регуляцию деятельности и на создание в «контуре» ее регуля­ции индивидуально-обобщенных функциональных систем, которые целесо­образно изучать в качестве задатков значимых проявлений психики. Зафик­сированы и обратные воздействия ситуативных особенностей организации функциональных систем на предпочтение индивидом определенных ситуа­ций развивающейся деятельности, что сказывается на ее результативности. Отмеченная гетерогения прошлого в настоящем с перспективой на буду­щее отражается в предваряющих действие процессах антиципации, кото­рые могут использоваться в качестве ее системного индикатора при прора­ботке проблем задатков прогностических способностей.

Подписи к рис. Раздела 4. 4.

Рис. — Факторное отображение взаимосвязей показателей ПА серии 1 и II с результативностью предугадывания редкого и частого события и харак­теристиками психодинамики индивида. Представлены факторные веса для показателей ПА серии I (N 1-21), II (N 22-42) и характеристик психодина­мики (N 43-51). Ml — М7 — факторы. Факторные веса для каждого пока­зателя — отклонения от нуля влево (минус) и вправо (плюс). Показатели ПА для отведения F4 обозначены арабскими цифрами. Показатели ПА для отведения 02 — штрихом.

ГЛАВА
Y
ПРИКЛАДНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ЦЕЛОСТНОЙ ИНДИВИДУ­АЛЬНОСТИ

5.1. Опосредование ишемической болезни сердца индивидуально-типологическими характеристиками человека

Психосоматическая природа так называемых «болезней цивилизации», к которым относится ишемическая болезнь сердца (ИБС), требует наряду с детальным изучением психофизиологических факторов ее генеза (атеро-склеротических поражений коронарных сосудов, недостаточности левого желудочка сердца, нарушений его ритма, ангиоспастических реакций коро­нарных сосудов и др.) исследования психологических детерминант профи­лактики, лечения и коррекции функций в ходе ее развития. При этом не оп­равдывают себя попытки искать однозначные причинно-следственные свя­зи между сопутствующими заболеванию изменениями отдельных внутрен­них органов и систем организма (такими, как сердечно-сосудистая, нерв­ная, желудочно-кишечная, дыхательная и т. д.) и субъективно вычленяемы­ми эмоциональным напряжением, страхом, тоской, ненавистью, обидой, отчаянием, возникающими в ответ на жизненные трудности и конфликты, играющими несомненную роль в возникновении заболевания.

Клиническая практика свидетельствует, что наряду с наблюдениями от­дельных связей соответствующих симптомов имеются и факты, опровер­гающие их существование. Так, например, известно, что гипертоническая болезнь не выявлялась у жителей осажденного Ленинграда. Психосомати­ческие заболевания временно исчезали у лиц, находившихся в нечеловече­ских условиях концентрационных лагерей. Врачам знаком так называемый «постдиссертационный синдром» как своеобразная «болезнь достижения», при котором психосоматические расстройства возникают на фоне психоло­гического комфорта. По-видимому, вариативные и ситуативно складываю­щиеся функциональные состояния человека с их эмоциональной и опера­ционной напряженностью далеко не всегда могут быть прогностичными в отношении генеза ИБС.

Малопродуктивными оказались и попытки жестко связать характер бо­лезни сердца с внешними акцентуациями поведения, описываемыми, в ча­стности, через известные типы А и Б. Считалось, что люди очень активные,

энергичные, целеустремленные, не умеющие расслабляться, постоянно ощущающие нехватку времени, обладающие большой амбицией и высоки­ми притязаниями, охотно вступающие в конкурентную борьбу и стремя­щиеся во всем быть первыми (тип А), одновременно имеют высокий риск возникновения стенокардии и инфаркта. Соответственно у людей противо­положного психологического склада — спокойно относящихся к собствен­ным достижениям, не склонных к конкуренции, умеющих расслабляться и отдыхать (тип Б) — вероятность иметь сердечно-сосудистые осложнения мала. Наблюдения показывают, что сердечно-сосудистые катастрофы воз­никали только у тех представителей типа А, действия которых в опреде­ленных ситуациях, предшествующих инфаркту, характеризовались призна­ками дезорганизованной хаотической лихорадочно-панической активности, быстро сменяющейся спадом энергии, апатией и депрессией. Инфаркты у таких высокоактивных субъектов наступают после внезапной и сокруши­тельной катастрофы («разнос» у начальства, отставка, провал ответствен­ного задания и т. д.), либо, наоборот, после достижения желанной цели. (Несомненно, данные периоды психологически наиболее ярко отражают степень рассогласования прогнозируемого и реально наступившего при вы­сокой мотивации достижения цели.)

Отрицание линейной зависимости ИБС от поведения типа А и Б следует и из того факта, что наличие всего набора соответствующих индивидуаль­ных черт может не свидетельствовать о предрасположенности к инфаркту [обзор — 40а]). Кроме того, выяснено, что ИБС (стенокардия) и особенно инфаркты миокарда не характерны для определенных укладов жизнедея­тельности. Так, например, было установлено, что японцы, по всем парамет­рам относящиеся к типу А, но не склонные к конкурентной борьбе (в силу традиций воспитания способные контролировать ход индивидуального раз­вития путем сравнения сегодняшних своих достижений с прошлым), не подвержены инфарктам. Если же японец воспринимает американский стиль жизни с его жесткой конкурентной борьбой и ориентацией на дости­жения противника, то он рискует получить инфаркт, как и американец типа А [см. обзор — 40а]).

Таким образом, стремление учесть всю совокупность психологических и физиологических явлений в психосоматике ИБС помимо необозримой эмпирической многоаспектности фактов и теорий в лучшем случае ведет к пессимистическому выводу об исключительной сложности механизмов развития ИБС. Основные имеющиеся на сегодняшний день психосоматиче­ские концепции — будь то теория специфического эмоционального кон­фликта или профиля личности, представления об алекситимии (неспособ­ность психосоматического больного выразить словами свои ощущения) и многофакторной детерминации ИБС, включающей биологические, психо-

логические и социальные составляющие, — не в состоянии объяснить кон­кретные механизмы включения психологических феноменов в патогенез соматических расстройств.

Мы предположили, что положительная роль в изучении этиопатогенеза психосоматических заболеваний может принадлежать системному подходу к проблемам ИБС, если системные исследования будут способны воссозда­вать реальные системообразующие основания взаимосвязей существенных детерминант ее генеза. В этой связи уместно было бы сказать о возрожде­нии принципов индивидуального подхода в клинике лечения ИБС.

К сожалению, в последние годы принципы индивидуального подхода к пациентам, разработка которых была активно начата именно в нашей стра­не, в практической медицине незаслуженно забыты. Медицинская практи­ка, на словах придерживаясь хорошо известного правила «лечить не бо­лезнь, а больного», на деле все чаще устраняется от данного гуманистиче­ского требования. На этом фоне широко распространенный у нас в стране и за рубежом нозологический подход к болезни выявляет известные ограни­чения при решении многих вопросов клинической практики, в частности при оптимальном подборе препарата и режиме его дозирования, в поиске индивидуализированных способов профилактики и лечения психосомати­ческих расстройств в ходе развития болезни.

Обоснованные требования практики здравоохранения не находят де­тальных научных разработок, видимо, из-за чрезвычайной сложности вос­создания разнообразных свойств индивидуальности как многомерного уровневого образования, требующего особых методов изучения. Удовле­творить же вопросы практики невозможно, исходя из распространенных сейчас исследований синкретических объединений «мозаичной» нозоло­гии, сопровождающей то или иное заболевание, и интуитивно расчленен­ных отдельных черт индивида, часто диагностируемых с помощью неадап­тированных зарубежных психиатрических тестов.

Для ученых и практиков несомненна решающая роль целостного реаги­рования организма, индивида и личности на любое заболевание. Как пока­зывает опыт терапевтической практики, многие из лекарственных средств, которые обыденно считаются «сердечно-сосудистыми» или «желудочно-кишечными», обладают довольно существенным влиянием на центральную нервную систему и психические функции человека. Вместе с тем перифе­рическое действие большинства лекарств как по характеру, так и по выра­женности эффекта также опосредствуется нейрофизиологическими меха­низмами поведения и психики.

С позиций современной методологии интегрирование уникальности ин­дивидных, организмических и личностных особенностей человека осуще­ствляется в феномене индивидуальности [3, 9, 17, 132]. Для разработки во-

просов индивидуального подхода в медицине могут быть полезны знания, полученные в результате проведения фундаментальных исследований био­логических основ индивидуальных различий. Особый интерес в данном контексте представляют теории дифференциальной психофизиологии, изу­чающей типологические основы нейро- и психофизиологических механиз­мов индивидуального поведения. Исследуемые в дифференциальной пси­хофизиологии конституциональные, генотипические особенности разных уровней индивидуальности могут служить задачам теоретической реконст­рукции ее целостности [37, 119 др.].

Как показано в предшествующих главах монографии, объединению в целостность индивидных и личностных свойств субъекта психической дея­тельности помогло проникновение теории, эксперимента и практики в за­коны индивидуализации психофизиологического уровня произвольных действий. Проведенные иссследования позволили выделить синдромы (комплексы взаимосвязанных показателей) двух типов. С одной стороны, психофизиологическая «канва» произвольных актов, изучаемая нами в ин-тегративные антиципационные периоды развивающейся деятельности, со­держит характеристики, тонко реагирующие на специфику результата, це­ли, смысла действия, а, следовательно, корреспондирующие с мотивацион-но-потребностной сферой личности. С другой стороны, в мозговых потен­циалах антиципации обнаружены коррелирующие параметры, которые, ес­ли обратиться к материалам факторного анализа, сформированы при систе­мообразующей роли генотипа. По-видимому, функциональные системы, которые объективизируются в процессах антиципации, обладают в разных ситуациях деятельности сходством по топологии (не представляет труда узнать человека в несхожих функциональных состояниях, например, «по походке») при интраиндивидуальной вариативности их метрики («повторе­ние без повторения»).

Синдромокомплексы, составленные целостными интегративными орга­нами деятельности и структурированные на основе генотипа, являются к тому же относительно надситуативными, т. е. их «облик» в известных пре­делах не зависит от конкретики прогнозируемого результата и стадии фор­мирования стратегии поведения. Это позволяет анализировать их как инва­риантную составляющую целенаправленной активности разного типа. Имеющиеся факты дают основание говорить об изоморфизме законов, при­сущих разным уровням индивидуальности. Так, например, выраженность позитивной фазы мозговых потенциалов антиципации, реализующих раз­нообразные по смыслу действия, прогностична в отношении времени пере­делки навыка [38].

Такого рода прогностика не может быть осуществлена вне системных представлений о природе индивидуальности, позволяющих интегрировать

уровень получения «деталей» (исследования нейрональной активности в поведении, материалы генетической психофизиологии) и уровень целост­ного строения индивидуальных особенностей, формируемых на основе ин­дивидуально-системного обобщения репрезентаций, относящихся к надси-туативной стороне жизнедеятельности.

Однако отмеченный выше изоморфизм наблюдается лишь в особые пе­риоды развития деятельности, когда относительно стабилизированы ее унифицированные координаты (в качестве таковых мы использовали меру сформированности стратегии поведения и субъективную вероятность успе­ха в прогнозируемой ситуации). Так, условия монотонии (автоматизиро­ванные способы достижения цели, частое совпадение прогноза с реально­стью) ведут к строгим детерминистическим, но не всегда линейным зависи­мостям между генотипически обусловленными индивидуальными особен­ностями (например, свойствами нервной системы) и выраженностью пси­хоэнергетики, психодинамики, влияющих на эффективность деятельности. Детерминистические связи наблюдаются и в экстремальных ситуациях, ко­гда неопределенна стратегия поведения и мала субъективная вероятность успеха в будущей угрожающей ситуации.

Кратко резюмируя имеющиеся факты, отметим, что специфические осо­бенности изучаемого в наших работах целостного строения разноуровне­вых свойств индивидуальности могут рассматриваться в качестве важных компонент тех «внутренних условий», сквозь призму которых преломляют­ся «внешние причины» [52, 129].

Все сказанное, видимо, может относиться и к индивидуальным особен­ностям больного человека. Однако при этом следует учесть, что стадия раз­вития болезни, степень органических поражений мозга, диапазон уже ис­пользованных компенсаторных возможностей организма, индивида и лич­ности, социально-психологические условия, экологическая обстановка в регионе могут как бы «квантировать» специфические синдромы индивиду­альных особенностей разных уровней — от биохимического до личностно­го.

Можно предполагать, что болезнь, являясь специфической ситуацией экстремальности, особым образом изменяет характер связей между уровня­ми индивидуальности, делая их более жесткими. (Возможно, данные зако­номерности смогут объяснить наблюдаемый в медицинской практике фе­номен специфики развития заболеваний в зависимости от конституцио­нальных особенностей человека, в частности, от темперамента.)

Объективное изучение «сцеплений» индивидуальных особенностей раз­ных уровней, типичных для психосоматической симптоматики заболева­ния, позволит решить две основные задачи. Во-первых, даст возможность выявить конкретные особенности строения синдромокомплексов индиви-

дуальности и структурирующую роль в их организации конституциональ­ных, генотипических качеств человека. Полученные в этой связи факты по­зволят поставить вопрос о мере сопряженности природных задатков и сформированных в онтогенезе индивидуальных особенностей как факторов психосоматического заболевания, что в свою очередь может стать основой его профилактики и лечения. Во-вторых, «слития», «пучки» разноуровне­вых индивидуальных особенностей больного человека станут ключом к вы­делению таких симптомов, которые могут быть подвержены регуляторным воздействиям психотерапии, саморегуляции, социально-психологических условий жизнедеятельности.

Изложенные теоретические посылки стали отправным моментом ком­плексного обследования больных ИБС (в экспериментах приняла участие группа сотрудников Медицинской Академии под руководством Б. Р. Аль-перовича, а также О. В. Гусева). Задача данного прикладного раздела дис­сертационного исследования — сопоставление характеристик разных уров­ней индивидуальности (условно обозначаемых как нейрофизиологический, психодинамический и личностный) с конституциональными и функцио­нальными особенностями сердечно-сосудистой системы больного.

Основу рабочей гипотезы исследования составили следующие допуще­ния, которые могли быть подкреплены результатами обследования. Мы предположили, что индивидуальные особенности больного человека содер­жат в своих синдромах наряду с психосоматическими нарушениями, насту­пившими вследствие развития ИБС, симптомы прошедших стадий онтоге­неза, в том числе и конституциональную, генотипическую компоненту, ко­торая, как уже отмечалось, является инвариантной составляющей внутрен­них условий всякого взаимодействия индивида с внешним миром. При этом возможные «сцепления» разноуровневых свойств индивидуальности не являются синкретическим объединением отдельных разрозненных черт, а должны рассматриваться как обусловленные эволюционно-системными законами развития целостных структур организма, индивида и личности, что потребует привлечения фундаментальных знаний о природе их инте-гративной сущности. Такое осмысление надежных и валидных фактов в свою очередь позволит в будущем расширить диапазон индивидуализиро-ванности при профилактике и лечении ИБС.

Материалы исследования собраны на основе комплексного обследова­ния 33 больных ИБС. Корреляционный и факторный анализ осуществлен по материалам обследования 16 больных. Количественными показателями были следующие характеристики:

1. Индекс иллюзии установки, ранее валидизированный с помощью психо­физиологии и отражающий индивидуально-типологические особенно­сти установки. Данная характеристика оценивает свойство функцио-

нальной устойчивости неспецифических ретикулярных влияний, сказы­вающееся в тонусе структур целого мозга, в особенностях чувствитель­ности — реактивности разных уровней нервной системы [28, с. 69-86]. (Этот параметр коррелирует с градиентами изменений неспецифиче­ских компонентов моторного вызванного потенциала пассивных движе­ний при функциональных нагрузках и с определенным синдромом пси­хологических признаков.)

2. Параметр самооценки (КИСС), полученный с помощью косвенного из-

мерения системы самооценок проективным способом [обзор-40а] и ре­презентирующий личностный уровень индивидуальности.

3. Индекс эргичности, выделяемый, как и другие семь последующих пара-

метров, опросником структуры темперамента, сконструированного В.М. Русаловым [см. обзор — 40а].

4. Индекс социальной эргичности.

5. Индекс пластичности.

6. Индекс социальной пластичности.

7. Показатель темпа.

8. Показатель социального темпа.

9. Индекс эмоциональности.

10. Индекс социальной эмоциональности.

11. Интегративный показатель ситуативных проявлений синдрома свойства силы-чувствительности (использовали эмоциональные метки событий, в которых, согласно данным дифференциальной психофизиологии, ска­зываются одно-однозначные связи генотипически обусловленных свойств нервной системы и психологических особенностей человека.

12. Показатель «теппинг-теста» — оптимальный темп.

13. Показатель «теппинг-теста» — максимально возможный темп (за 10 с).

14. Коэффициент Ы, характеризующий изменения времени реакции на све­товые стимулы возрастающей интенсивности. Данный показатель высо-когенотипичен в структуре синдрома силы-чувствительности нервной системы.

15. Коэффициент Ь2 — показатель, аналогичный предыдущему, получен­ный на звуковые стимулы с помощью нейрохронометра Казанского университета.

16. Диастолический размер полости левого желудочка сердца. Этот и по­следующие три показателя регистрировали методом клинической эхо-кардиографии. Данные четыре параметра показательны для определе­ния степени соматических нарушений при ИБС [см. обзор 40а].

17. Толщина межжелудочковой перегородки.

18. Толщина задней стенки левого желудочка.

19. Процент фракции сердечного выброса.

20. Рост больного.

21. Вес больного.

22. Систолическое давление, зарегистрированное в спокойном состоянии.

23. Диастолическое давление в тех же условиях.

24. Разность давлений «фона».

25. Функциональные нагрузки, при которых возникают первые боли в сердце (ПБ) — в ваттах (этот и все остальные показатели регистрирова­ли с помощью велоэргометрической методики в ходе возрастающих функциональных нагрузок под контролем ЭКГ.

26. Время появления ПБ (в секундах от начала велоэргометрического об­следования).

27. Градиент изменения пульса в момент появления ПБ по сравнению с по­коем.

28. Градиент изменения нижнего давления в тех же условиях сравнения.

Таким образом, массив сопоставляемых переменных включал характе­ристики разных уровней индивидуальности (нейро- и психофизиологиче­ского, психодинамического и личностного), параметры конституциональ­ных особенностей больного и показатели морфофункциональных качеств сердечно-сосудистой системы в покое и при функциональных нагрузках.

* * *

По результатам группу больных ИБС составили: 23 эндомезоморфа, 8 мезоэндоморфов, 1 эктомезоморф и 1 мезоэктоморф. По-видимому, сома-тотипы «эндомезоморф» и «мезоэндоморф» обладают повышенным рис­ком заболевания ИБС, что может использоваться практикующими врачами.

Выявлено также, что больные ИБС подчас характеризуются завышен­ной (по сравнению с нормой) самооценкой. Анализируя этот факт, можно предположить, что отмеченная индивидуальная особенность является од­ним из факторов, приводящих к психосоматическим расстройствам, харак­терным для ИБС. Современная действительность с ее кардинальными реор­ганизациями всех сфер общественной практики, постоянно вызывая рассо­гласование между высокой самооценкой больных ИБС и реальной оценкой (со стороны общества, родных, знакомых), способствует возрастанию стрессогенных влияний и углублению заболевания.

Результаты факторного анализа представлены в таблице. Факторный анализ произведен центроидным методом с аналитическим вращением осей по критерию «варимакс». Чтобы произвести содержательную интер­претацию факторов, была осуществлена процедура вращения факторных матриц. Факторные веса показателей после вращения приводятся в таблице 2. Значимыми оказались веса, большие 0,61 (подчеркнуты в таблице). Вы­делено семь значимых факторов, объединяющих 76% дисперсии призна-

ков. Собственные значения при этом близки к единице, последующий (восьмой) фактор не приводит к увеличению суммарной дисперсии более чем на 5%. Выделенные факторы в таблице обозначены индексами заглав­ной буквы М.

Сложности применения факторного анализа для обработки психофизио­логической информации (его преимущества и недостатки обычно отмеча­ются исследователями) требуют подчеркивания статистического характера выделяемых закономерностей. Мы рассматриваем данный метод скорее как способствующий формулировке гипотез для дальнейшего исследова­ния. Факторный анализ, как известно, позволяет с известной долей услов­ности заменить множество параметров меньшим числом каких-либо функ­ций от них, сохранив при этом всю информацию. Данный статистический метод позволяет рассматривать общую причину генеза параметров, вошед­ших в отдельный фактор на основе тесноты и направленности их взаимо­связей. Варимаксный метод к тому же, как отмечает Г. Харман, обладает свойством инвариантности факторов: по варимакс-решению, полученному на наборе из «п» показателей, можно делать содержательные выводы о множестве других параметров данной области науки [158].

Результаты факторного анализа матрицы интеркорреляций описанных выше 29 показателей свидетельствуют, что структура основных факторов сохраняется независимо от размерности модели (по-видимому, из-за чет­кой структурированности первичной матрицы интеркорреляций. В семи-факторной модели в фактор Ml вошли показатели пластичности, социаль­ного темпа и темпа в объект-объектном взаимодействии (выделяемые в структуре темперамента по ОСТу), а также с обратным знаком интеграль­ный индекс психологических проявлений синдрома силы-чувствительно­сти нервной системы. В этом факторе достаточно логично объединены осо­бенности психофизиологического и нейродинамического уровня индивиду­альности.

Фактор М2 составили показатели оптимального для индивида темпа действий и веса больного, находящиеся в обратной зависимости от гради­ентов изменений диастолического и систолического давлений во время функциональных нагрузок при появлении первых болей по сравнению с со­ответствующими фоновыми значениями давления. Согласно данным фак­торного анализа, лица, характеризующиеся меньшим весом, предпочитают более медленный темп сенсомоторных действий, а при велоэргометриче-ском обследовании имеют более резкие сдвиги верхнего и нижнего давле­ния в момент появления болей в сердце. Данная группировка, как мы ви­дим, объединяет индивидуальные особенности психодинамики, генетиче­ский признак общей конституции и реактивность сердечно-сосудистой сис­темы при болевых ощущениях в сердце.

Третий из выделенных факторов (МЗ) включил характеристики функ­циональных нагрузок, приводящих к приступу ИБС, вместе с индексом проявлений свойства силы-чувствительности нервной системы (параметры 25, 26 и 14). Особенности этого синдрома, если учесть знаки данной груп­пировки, соотносят большие функциональные нагрузки, при которых воз­никают боли в сердце, и большие временные интервалы их появления от начала велоэргометрического исследования с функциональной выносливо­стью (силой) и малой чувствительностью нервной системы.

Четвертая группа характеристик (фактор М4) состоит из параметра са­мооценки личности, прямо соотносящейся с социальной эмоционально­стью.

Фактор М5 объединяет параметры выраженности силы (малой чувстви­тельности) нервной системы, толщину задней стенки левого желудочка сердца и малый процент фракции сердечного выброса, диагностируемые в показателях N 15, 18, 19.

Интегральный индекс индивидуальных особенностей установки (N 1) вошел в один фактор (Мб) с показателями N 13, 24. Интерпретация этой группы показателей должна учитывать соотнесение в синдромах индивиду­альных особенностей больных ИБС истощаемости неспецифических рети­кулярных структур мозга при высоких функциональных нагрузках (эту связь выявила психофизиологическая валидизация указанного индекса ус­тановки [28]) с меньшим максимально возможным темпом действий и с меньшей разностью диастолического и систолического давления в фоно­вом состоянии, т. е. с недостаточным тонусом сердечно-сосудистой систе­мы организма.

Объединение в факторе М7 показателей систолического и диастоличе­ского давления, зарегистрированных в спокойном состоянии больного, по-видимому, отражает организмические особенности течения ИБС, разви­вающиеся по компенсаторному типу. Отметим, что данный фактор являет­ся единственной обособленной от характеристик индивидуальности груп­пировкой сопоставленных показателей ИБС, а четыре фактора включают в свои синдромы разноуровневые параметры индивидуальности вместе с ин­дивидуальными особенностями сердечно-сосудистой патологии.

При первичной обработке результатов отмечена еще одна заслуживаю­щая, на наш взгляд, внимания тенденция во взаимосвязях индивидуальных особенностей больных ИБС. Заметно, что на больных ИБС с крайне высо­кими и низкими индексами интегративной оценки свойств типа нервной системы не оказывает эффективного воздействия ни на один из пяти при­мененных антиангинальных препаратов, или же очень узкий их спектр вы­зывает незначительный прирост тестовой работоспособности (до трех ми­нут). Это соотношение, по-видимому, объясняется V-образной зависимо-

стью между сопоставляемыми параметрами (подобные связи, как известно, весьма характерны для органических «живых» систем). Кроме того, отме­чено, что положительное действие всех пяти антиангинальных средств ча­ще наблюдается у больных с определенным сочетанием симптомов свойст­ва силы-чувствительности нервной системы (по данным анализа коэффи­циентов Ь). Синдром конституциональных признаков этих больных вклю­чает высокую чувствительность, являющуюся следствием малой функцио­нальной выносливости нервной системы.

Кратко резюмируя результаты данной части диссертационной работы, отметим тот факт, что морфофункциональные свойства сердечной патоло­гии при ИБС, а также выявляемые при этом функциональные возможности сердечно-сосудистой системы, обусловливающие оптимальность примене­ния антиангинальных препаратов, существуют в комплексе с индивидуаль­ными особенностями психофизиологического и психодинамического уров­ней индивидуальности.

Обобщая результаты проведенного обследования, можно выделить сле­дующие моменты. Отдельные симптомы ИБС (такие, например, как повы­шенное давление, боли в сердце, изменение толщины межжелудочковой перегородки, задней стенки левого желудочка и процента фракции выбро­са), которые обычно используются врачами для определения степени пато­логии, на самом деле взаимосвязаны с индивидуальными особенностями разных уровней. Образуемые при этом комплексы коррелирующих харак­теристик включают в себя как показатели сердечно-сосудистой патологии, так и особенности психофизиологического и психодинамического уровней индивидуальности. Например, функциональные нагрузки, при которых воз­никают боли в сердце, а также время их возникновения составили общий фактор с характеристиками силы-чувствительности нервной системы. По­казатель толщины задней стенки левого желудочка сердца при малом про­центе выброса имеет общие детерминанты с выраженностью силы (малой чувствительностью) нервной системы. В этой связи характерным является тот факт, что четыре (из семи) выделенных по результатам обследования фактора включили в свои синдромы индивидуальные особенности сердеч­но-сосудистого заболевания вместе с разноуровневыми характеристиками индивидуальности.

По-видимому, каждый отдельный симптом ИБС наиболее полно может быть понят при его анализе в комплексе реально существующих взаимо­связей разных свойств больного человека. В таком контексте каждый сим­птом болезни должен рассматриваться, как одна из взаимосвязанных эво­люционирующих характеристик, в составе множества индивидуальных особенностей больного человека, интегративность которых не может быть до конца понята вне целостности порождавшей и порождающей их систе-

мы. Имеющиеся на сегодняшний день факты убеждают, что внешние при­чины всегда действуют на больного сквозь призму внутренних условий (это правило детально рассмотрено С.Л. Рубинштейном [130]), в структуре которых в определенные периоды развития могут играть определенную роль конституциональные компоненты индивидуальности.

Специфику указанных периодов, если воспользоваться закономерностя­ми индивидуализации функциональных систем произвольных действий [20-406 и др.], характеризуют достаточно четкие ориентации. Есть основа­ния полагать, что стабилизация (наступающая, в частности, в ходе болезни) унифицированных координат развития деятельности (таких, например, как степень сформированности стратегии поведения и представление человека о «потребном будущем») способствует определенным режимам протекания целенаправленной активности, при которых преобладающими становятся одно-однозначные зависимости разных уровней индивидуальных особен­ностей, характеризуемые их «сцеплениями», «слитиями» или же «пучка­ми».

Причины формирования таких неподвластных анализу «здравого смыс­ла» синдромов разнообразных свойств индивидуальности исходят из эво-люционно-системных законов существования функциональных систем, реализующих поведение [7, 10, 11, 155, 163-165 и др.]. При анализе подоб­ных «сцеплений» характеристик в современной дифференциальной психо­физиологии эвристическое значение имеет формулируемая В.М. Русало-вым специальная теория индивидуальности, предусматривающая возмож­ность индивидуально-системного обобщения надситуативных синдромов развивающейся деятельности при системообразующей роли генерализован­ных нейро-функциональных систем [132].

В контексте современных теорий природных основ индивидуальности [37, 40, 131, 132, 143 и др.] истоки ее целостности воссоздаются следую­щим образом. Предполагается, что выполняя какую-либо деятельность, че­ловек как бы движется по оси времени. В каждый момент настоящего для реализации задуманных будущих целей из памяти извлекается накопленная в индивидуальном опыте информация, которая сравнивается с текущей. Действуя активно, субъект как бы вовлекается потоком времени в траекто­рии индивидуального развития. При этом на оси времени существуют ре­ферентные точки (или периоды), относительно которых ранее произошло сиюминутно реализуемое индивидуально-системное обобщение топологии функциональных систем в надситуативных координатах целенаправленной активности. Поскольку поведение обеспечивается функциональными сис­темами как комплексами элементов различной анатомической (пространст­венно-временной) принадлежности, взаимосодействующими получению личностно значимого результата, а каждая нейронально реализуемая функ-

циональная система сформирована на основе старых «прасистем» (этот ряд можно продолжать до генома [166 и др.]), то в реальной структуре психо­физиологической «канвы» деятельности в каждый отдельный момент ее развития можно зафиксировать следы прошлого.

Синдромы психофизиологических механизмов произвольных действий (стадий антиципации и сличения), как показано в конкретно-эксперимен­тальных исследованиях, в разные периоды их развития включают геноти-пически обусловленные характеристики [34]. В данных комплексах взаи­мообусловленных индивидуальных особенностей, видимо, в относительно неизмененном виде сказываются обобщенные результаты предшествую­щих стадий развития человека. Природные свойства индивидуальности в таком контексте рассматриваются как инвариантная составляющая разно­родных деятельностей. Эти индивидуальные особенности могут быть про-гностичными при определении траекторий развития сколь угодно важных особенностей человеческой психики, поскольку являются задатками или органическими предпосылками будущей топологии функциональных сис­тем действий в составе непрерывно формирующейся деятельности.

Все сказанное, по-видимому, может относиться и к индивидуальности больного человека. Однако следует предвидеть, что, например, стадия раз­вития болезни, диапазон уже использованных компенсаторных возможно­стей организма, индивида и личности, социально-психологические условия жизни конкретного больного, экологические факторы способны специфи­ческим образом изменять синдромы признаков индивидуальности, даже сформированные при системообразующей роли генотипа. Основой таких на первый взгляд маловероятных предположений являются обобщенные в диссертации материалы системных исследований антиципации в структуре индивидуальности [37], в которых выявлена возможность влияний инфор­мационного эквивалента образа прогнозируемого будущего в сочетании с мерой сформированности стратегии поведения на включенность генотипи-ческих признаков в психофизиологические механизмы произвольных дей­ствий. Таким образом, указанные влияния, а также вариации личностного смысла действий, связанного с иерархией мотивов и потребностей лично­сти, как показывают моделирующие естественное течение деятельности эксперименты [36], могут трансформировать, казалось бы, внешне одина­ковое поведение в существенно различающиеся «квадранты» развиваю­щейся активности со своеобразными синдромами, реализующими поведе­ние. Сейчас может показаться лишенной веских оснований мысль, что с помощью изменений смысла действий и поступков, структур «образа ми­ра», а также самооценок, иерархий мотивов и потребностей личности, ин­дивид как бы осуществляет «переговоры» с генотипом.

В генетике поведения давно известно об открытости большинства гене­тических программ человека и о возможности, зная их, осуществлять регу­ляцию онтогенетического развития. Так, например, наследственное нару­шение метаболизма (фенилкетонурия), ведущее к снижению интеллекта, может быть исправлено с помощью специальной диеты, предотвращающей умственную отсталость. Можно лишь представить, каким мощным факто­ром подобных влияний могут стать дифференциально-психофизиологиче­ские знания о законах «сцеплений» и «слитий» индивидных и личностных свойств в структуре целостной индивидуальности больного человека. Воз­можно, накопление таких знаний поможет практикующему врачу понять конкретные механизмы, по которым условием оптимальности лечения пси­хосоматических заболеваний, таких, как ИБС, язва желудка, радикулит, подчас является познание конституциональных особенностей индивида, прямо не сопряженных с локализацией патологического процесса.

Теоретико-постановочный характер проведенного исследования, конеч­но не претендующего на окончательное решение поставленных проблем, а скорее дающего повод высказывать гипотезы и начать детальное изучение опосредующих влияний конституциональных качеств индивидуальности на профилактику и лечение ИБС, тем не менее позволяет априорно пред­ставить комплексность типичных для заболевания синдромов индивиду­альных особенностей разных уровней и возможности их регуляции при конструктивном анализе. Такой ракурс объекта исследования, на наш взгляд, более контрастно очерчивает характерные для ИБС синдромоком-плексы индивидуальных особенностей больного, закономерности их появ­ления, структурирования и трансформаций, что способствует познанию причин психосоматических расстройств.

Учет в медицине реально существующих различий между людьми по­мимо расширения диапазона индивидуализации средств и способов лече­ния позволит отойти от исчерпавшей себя универсальной системы здоро­вья и внесет ценный вклад в фонд фундаментальных знаний о человеке, в частности выявляющих основания интеграции биологических и физиологи­ческих характеристик индивида с его личностными и нравственными каче­ствами. По мысли И. Т. Фролова, высказанной им в «Психологическом журнале» (1990, N 1, с. 7), именно на этих стыках и возникает то главное, что пока не изучено наукой.

* * *

Коротко резюмируя результаты данной части данной части исследова­ния, следует подчеркнуть следующие выводы:

1. Теоретический анализ интеграции детерминант ИБС как психосома­тического заболевания позволяет констатировать системную организацию

синдромов, предшествующих и сопутствующих болезни. Гипотетически предполагается, что инвариантной составляющей этих синдромокомплек-сов могут быть надситуативные компоненты индивидуальности, сформиро­ванные в онтогенезе на основе индивидуально-системного обобщения ней-рофункциональных программ деятельности, специфика которых опосреду­ет развитие ИБС в ходе преломления внешних причин сквозь призму внут­ренних условий.

2. Изучение (с помощью факторного анализа) присущих выраженным формам ИБС синдромов показало общий генез как ряда признаков индиви­дуальности, так и особенностей сердечно-сосудистой патологии.

3. Анализ теоретико-экспериментальных результатов исследования под­черкивает необходимость и возможность дальнейшего познания таксоно­мической целостности генеза ИБС, в частности, через системообразующие основания ее развития, влияющие на психосоматическую симптоматику.

5. 2. Индивидуальность под влиянием радиации на активированность мозга

Авария на Чернобыльской АЭС потребовала от теоретиков и практиков разработки проблем, касающихся специфики воздействия радиации на че­ловека. Среди первоочередных проблем радиобиологии, радиационной ги­гиены, радиоэкологии все более отчетливо выделяются вопросы, связанные с опосредованностью развития радиационного поражения индивидуальны­ми особенностями психики.

Специалисты отмечают, что разные люди неоднозначно реагируют на сложносочетанные факторы радиации. Изучение конкретных механизмов влияния индивидуальных различий на специфику формирования психо-травматического стресса, фиксируемого после аварии на ЧАЭС, осложнено комплексностью радиационного фактора, а также сложным, во многом не­ясным характером действия ионизирующего излучения на человека [см. обзор-406]. Наблюдаются, например, феномены омоложения и раннего ста­рения, увеличения и уменьшения интеллектуальных способностей, сниже­ния параметров психической деятельности у отдельных радиочувствитель­ных индивидов наряду с повышением порогов возбудимости, развитием адаптации или эйфории. Особое значение в этой связи имеют новые пара­дигмы целостного представления организма, индивида и личности в актив­ном субъекте психической деятельности [3, 9, 37].

Показанные в наших работах закономерности индивидуализации произ­вольной сферы психики [19-406], дополняют традиционные аналитические по своей сути представления дифференциальной психофизиологии, кото­рые отличаются простотой и четкостью в постановке экспериментальных

задач и помогают понять сферу «пассивный организм» индивида. Но они плохо ориентируют в области «действующего субъекта» и существенно ог­раничивают осмысление иерархии качеств творческой личности.

Выявление закономерностей организации разноуровневых свойств че­ловека в развивающемся поведении, как показано в главах 1-4, расширило область объекта исследования дифференциальной психофизиологии, что позволило анализировать реальную картину индивидуализации произволь­ной сферы психики. Эта сфера в свою очередь отражает субъектно-объект-ное взаимодействие при решении человеком определенной задачи и реали­зации цели действия.

Конкретно-экспериментальные исследования формирования функцио­нальных систем в ходе развития субъектно-объектного взаимодействия, осуществленные на модели антиципации и представленные в главах 1-4, показывают, что индивидуальные особенности разных уровней своеобраз­но объединяются в поведении. В частности, основными детерминантами координации разнообразных свойств являются характеристики ситуации (сформированность стратегии поведения и субъективно представляемый информационный эквивалент будущего результата). В данном контексте условия жизни человека при радиационном воздействии могут быть оха­рактеризованы как обладающие высокой энтропией будущего при несфор-мированности способов достижения целей, неясных для субъекта. Именно в этих ситуациях, квалифицируемых обычно как экстремальные, при про­ведении типологических исследований была обнаружена высокая степень зависимости разнообразных особенностей человека от силы нервной систе­мы [60, 108].

Отметим некоторые существенные для практических приложений в об­ласти психосоматики моменты теоретико-экспериментальных исследова­ний индивидуально-психологических основ произвольных действий чело­века.

Естественное развитие деятельности в ходе решения субъектом опреде­ленной задачи ведет к формированию целостности его разноуровневых свойств, в которых признаки индивидуальности оказываются специфиче­ски связанными (подобно известному сочетанию признаков: «белые кошки с голубыми глазами глухи»). В данных синдромах системообразующая роль природных характеристик определяется стадией развития деятельно­сти. Изменения же в стратегиях поведения, а также в субъективных пред­ставлениях человека о будущих результатах жизнедеятельности при их значительных количественных трансформациях могут привести к смене системообразующих оснований организации функциональных систем, ко­торые реализуют субъектно-объектное взаимодействие. Такая смена, в ча­стности, может произойти из-за включения в психофизиологическую «кан-

ву» деятельности других генотипических детерминант, в результате чего внешне тождественные действия различаются в своей основе.

Указанные синдромокомплексы (условно названные «квазигенетиче­скими»), составленные целостными функциональными системами, которые сопряжены с конституциональными признаками, являются к тому же над-ситуативными. Они в известных пределах не зависят от содержания про­гнозируемого результата и стадии формирования стратегии, что позволяет анализировать их как инвариантную составляющую разнообразной целена­правленной активности. Так, например, выраженность позитивной фазы мозговых потенциалов антиципации прогностична в отношении времени переделки навыка [38]. С помощью имеющихся фактов можно использо­вать гомоморфизм законов, действующих на разных уровнях индивидуаль­ности для ее прогноза и коррекции. Такого рода прогнозирование нельзя осуществить вне системных представлений о природе целостности индиви­дуальности, позволяющих интегрировать уровень получения «деталей» (ЭЭГ, вызванные потенциалы — ВП, данные молекулярно-генетических методов, раскрывающих паттерн полиморфизма изменчивых фрагментов ДНК) и макроуровень синдромов свойств человека, формируемых на осно­ве системного обобщения репрезентаций, относящихся к надситуативной компоненте деятельности [49, 132].

Однако отмеченный выше гомоморфизм наблюдается лишь в отдель­ные периоды деятельности, когда стабилизируются ее унифицированные координаты. В частности, преобладание «жестких» звеньев в функциональ­ных системах характерно для экстремальных условий. Здесь стратегия по­ведения крайне неопределенна и мала субъективная вероятность «успеха» в будущей угрожающей ситуации, что типично для обстоятельств, возник­ших вследствие аварии на ЧАЭС. При этом наблюдаются «сцепления» или «слития» разноуровневых свойств индивидуальности, внутри которых фик­сируются жесткие детерминистические связи [56, 60, 108]. В отмеченные периоды жизнедеятельности актуальная структура нейро- и психофизиоло­гического уровня индивидуальности, опосредующего влияние генотипа на психику, всегда содержит следы прошлого (например, в виде генетически обусловленных свойств), аналоги настоящего (параметры сравнения прогнозируемых и реальных событий) и предвестники будущего (информа­ционные эквиваленты образа-цели).

Все сказанное, по-видимому, относится и к индивидуальности лиц, под­вергшихся и подвергающихся действию радиации. Объективное изучение «сцеплений» индивидуальных особенностей разных уровней при первич­ном анализе «кумулятивного» психофизиологического их компонента в по­следующем мониторинге поможет решить следующие задачи. Во-первых, выявить конкретные сдвиги в синдромах признаков индивидуальности под

влиянием радиации разных интенсивностей и продолжительности воздей­ствия. Во-вторых, реконструировать и изучить психологическую состав­ляющую этих взаимосвязанных характеристик, в наибольшей степени под­верженную регуляторным воздействиям психотерапии, саморегуляции, оп­тимизации индивидуального стиля деятельности.

В данном разделе монографии анализируются результаты исследования целостных синдромов индивидуальности, относящихся к комплексу «си­ла—активированность—чувствительность», имеющих системообразующее значение в строении типологических характеристик человека [19, 21, 28, 58, 74].

* * *

В исследовании принимали участие три группы испытуемых. В первую вошли участники ликвидации аварии на ЧАЭС (13 мужчин); вторую соста­вили жители Брянской области, проживающие на загрязненных территори­ях, где зарегистрированы малые дозы радиации (21 чел., Из них 12 мужчин и 9 женщин); третья группа — нормальная выборка — жители непоражен­ных районов Брянской области (13 чел., Из них 8 мужчин и 5 женщин). ЭЭГ регистрировали в 16 монополярных отведениях по системе 10-20 (Fpl, Fp2, F3, F4, СЗ, С4, РЗ, Р4, 01, 02, F7, F8, ТЗ, Т4, Т5, Т6). Анализ ЭЭГ про­водили с помощью стандартной процедуры спектрального анализа. В каче­стве характеристик психофизиологического уровня индивидуальности бы­ли взяты следующие показатели: средняя спектральная мощность в диапа­зонах тета-1 (4-6 Гц), тета-2 (6-8 Гц), альфа (8-13 Гц) частот.

Сравнение средне групповых значений показателей проводили с помо­щью t-критерия Стьюдента и дисперсионного анализа. Психодинамические особенности индивидуальности оценивали у тех же лиц по опроснику ОСТ, адаптированному тесту Стреляу и методикам, характеризующим формаль­но-динамическую сторону поведения. В проведении экспериментальной части обследования приняли участие: И.В. Кобазев и его сотрудники из центра исследования нервной системы Брянской областной больницы, М.В. Бодунов, В.Г. Асеев, О. В. Гусева.

Исследовали мотивационно-потребностную сферу личности (29 чел. В МОНИКИ и в пос. Мирный Гордеевского района Брянской области). При­меняли сконструированную В.Г. Асеевым методику зональных характери­стик мотивационной регуляции действий [15] на модели отношения людей к своему здоровью. Ее суть состояла в том, что в ходе беседы выявляли действия, которые обследуемый предпринимает или не предпринимает по отношению к своему здоровью; выясняли причины такой стратегии пове­дения с учетом радиационных факторов. Отправным моментом анализа ре­зультатов служили факты, согласно которым любые действия, осуществ-

ляемые человеком, являются относительно высокозначимыми и в то же время находятся в пределах его функциональных возможностей (см. [15]). Неосуществляемые действия при этом подвергаются своеобразному психо­логическому блокированию либо из-за относительной субъективной незна­чимости (человек как бы не придает этим актам значения, считая их несу­щественными, малозначимыми), либо из-за того, что с субъективной точки зрения они представляются труднореализуемыми.

Следуя процедуре обследования, испытуемый должен был обозначить три вида действий: малозначимые и реализуемые; высокозначимые, но не реализуемые из-за значительных трудностей осуществления; реально осу­ществимые, находящиеся в зоне естественных возможностей человека. Учитывались обстоятельства жизнедеятельности человека в условиях по­следствий аварии на ЧАЭС.

* * *

Результаты обследования, касающиеся сравнения среднегрупповых зна­чений анализируемых показателей, представлены на рис.
1-4. Значимые различия между группами обнаружены в диапазоне тета-2 и альфа-полос. В этой связи данные рис. 1 и табл. 1 свидетельствуют о том, что биоэлектри­ческая активность полосы тета-2 левого полушария мозга по сравнению с нормой изменена разнонаправленно в группах «ликвидаторов» и лиц, про­живающих на загрязненных территориях. При этом отличие от нормы ре­зультатов обследования лиц, живущих в условиях повышенной радиации, наблюдается во всех отведениях с высокой значимостью (0,05<р<0,001). Неожиданным является тот факт, что значение данных показателей у про­живающих в неблагоприятных условиях значительно ниже, чем в кон­трольной группе, в то время как у «ликвидаторов» эти значения выше.

Аналогичные результаты получены и для правого полушария в полосе тета-2, что показано на рис. 2 и в табл. 2. Различия по альфа-диапазону но­сят тот же характер. Однако обращает на себя внимание факт резких отли­чий испытуемых контрольной группы и «ликвидаторов», с одной стороны, от лиц, живущих при постоянном воздействии радиации, с другой — в зо­нах 01 и РЗ (рис. 3, табл. 3).

Картина, полученная для альфа-диапазона правого полушария, идентич­на описанной выше для левого полушария (рис. 4, табл. 4). Различия по медленному тета-ритму в основном не оказались статистически достовер­ными.

Результаты сравнения среднегрупповых характеристик биоэлектриче­ской активности головного мозга разных диапазонов (для нормы, «ликви­даторов», лиц, живущих на загрязненных территориях) показали достаточ­но однородную картину для всех отведений и оцениваемых частот. Наи-

большие сдвиги показателей ЭЭГ зарегистрированы у лиц, постоянно жи­вущих на территориях с повышенным уровнем радиации, хотя эти уровни признаны независимыми экспертами МАГАТЭ абсолютно безвредными для живых организмов. Очевидно, специфика психологических факторов играет здесь немаловажное значение.

Отмечено также, что изменения, наблюдаемые у «ликвидаторов», полу­чивших значительные, но кратковременные дозы облучения в активном со­стоянии, имеют противоположную направленность по сравнению с теми, которые регистрируются у людей при малой интенсивности продолжитель­ных воздействий радиации. По-видимому, в этом факте проявляются ком­пенсаторные возможности субъекта деятельности. Данные этих двух групп испытуемых отличаются во всех диапазонах и отведениях в обоих полуша­риях головного мозга.

Если представить полученные факты в общетеоретическом контексте, обозначенном во введении, то при воздействии радиации у людей могут наблюдаться значительные изменения природных факторов тех внутрен­них условий субъектно-объектного взаимодействия, через которые прелом­ляются внешние причины. Изменены ли в указанных условиях личностные, социально-психологические компоненты взаимодействия человека с внеш­ним миром? Результаты обследования мотивационно-потребностной сферы личности у людей, проживающих на загрязненных территориях, показали, что в отличие от начального периода радиационной опасности подавляю­щее большинство эмоционально адаптировалось к мысли о неизбежности неблагоприятных последствий аварии на ЧАЭС. Также выявлено, что лю­ди, подвергшиеся ионизирующему облучению, в настоящее время предпо­читают поведение двух типов. Во-первых, они выполняют рутинные дейст­вия, не требующие особых психоэнергетических затрат. Во-вторых, люди совершают защитные от последствий радиации действия по отношению к своим детям. Они квалифицируют эти акты как трудные, связанные со зна­чительными материальными энергетическими затратами.

Относительно сложных в эпизодическом или систематическом исполне­нии действий (запрещение пользоваться овощами и фруктами с личного огорода и есть грибы, требование соблюдать личную гигиену и т. д.) фор­мируются эмоционально значимые адаптации, происходит своеобразная «девальвация ценностей». Люди внушают себе, что эти действия вовсе не обязательны, их невыполнение не грозит большой опасностью. Оценивая многие жизненно важные аспекты поведения, они склонны придерживать­ся сравнительно узкой временной зоны планирования поступков, тем са­мым игнорируя отдаленные последствия своего во многом беспечного от­ношения к здоровью.

Таким образом, поведение людей, постоянно живущих на загрязненных территориях, характеризуется выполнением действий либо трудных, но субъективно высокозначимых, либо относительно малозначимых, но дина­мически «малозатратных», которые уже подверглись автоматизации. По предварительным данным, такая дифференциация осуществляемых и не-осуществляемых действий по содержательно-динамическим характеристи­кам происходит постепенно и занимает один-два года.

В целом можно констатировать определенные сдвиги в мотивационной сфере данной группы населения.

Кроме того, намечаются некоторые тенденции изменения темперамен-тальных свойств личности [см. обзор-406]. Так, в условиях социально-пси­хологической реадаптации к жизнедеятельности в радиогенных обстоя­тельствах отмечается снижение эргичности на фоне изменения эмоцио­нальности. По словам одного испытуемого, посещающего родителей, кото­рые живут в Новозыбкове, они из активных, пышущих здоровьем людей на глазах превратились в персонажей умирающего города: ничто их не инте­ресует, никуда они не стремятся. (Этому способствует и общее положение в стране.)

Следствием воздействия на человека комплекса сочетанных с радиаци­ей факторов являются значительные изменения индивидуально стабильных составляющих внутренних условий, через которые преломляются внешние причины. Подвергаются трансформации и личностные, а также социально-психологические детерминанты жизнедеятельности: мотивы и потребно­сти, образ «Я» и перспектива развития человека, его образ жизни, установ­ки и стереотипы поведения [см. обзор-406]. Кардинально изменена жизнь этих групп со стороны «внешних» детерминант и регуляторов поведения, как бы идущих от социально-экономических условий. Можно предполо­жить, что изменение и внутренних условий, и внешних причин в непрерыв­ном процессе субъектно-объектного взаимодействия ведет к неадекватно­сти сложившихся способов компенсаторных сопряжений природного с со­циальным — к своеобразной его «разбалансировке». Человек начинает функционировать в несвойственном ему «режиме», а это может стать пред­посылкой развития травматического стресса.

Основным итоговым результатом проведенного сравнения биоэлектри­ческих характеристик головного мозга в трех группах населения Брянской области, пострадавшего от аварии на ЧАЭС, является факт массированных отличий параметров альфа- и тета-2 полос ЭЭГ от нормы в сторону умень­шения у лиц, постоянно живущих на территориях с повышенным уровнем радиации. Отличия же от нормы показателей группы «ликвидаторов» не достигают необходимого уровня статистической значимости, хотя носят регулярный характер и направлены в сторону увеличения соответствую-

щих индексов. Эти изменения указывают на тенденцию отличий мощно­стей медленных ритмов ЭЭГ у «ликвидаторов» по сравнению с контроль­ной группой. Природа отмеченных эффектов может дать ценную информа­цию о реальных механизмах, которые страдают при радиационном влия­нии в процессе жизнедеятельности человека.

Типологический смысл обнаруженных сдвигов связан с возможностью генерализованных и локальных влияний неспецифической активности на мозг в целом и на формально-динамическую сторону поведения [28, 74, 159 и др.]. Подавление медленных (альфа-, тета-2) ритмов и появление или усиление быстрых (бета) колебаний, как известно, служат индикатором ре­акции активации (arousal) [159 и др.], связанной с процессами внимания, ориентировочного рефлекса и соотносящейся с тонусом нейронных ан­самблей. Интенсификация таких влияний, ярко выраженная у лиц, живу­щих при малых, но продолжительных воздействиях радиационных факто­ров, ведет к повышению тонуса нервной системы, сказываясь на усилении ее чувствительности, компенсируемой увеличением показателей интровер-тированности («уход» в себя), импульсивности [см. обзор — 406]. Под­тверждение таких взаимосвязей получено в ходе изучения радиационных поражений головного мозга. В различные сроки после облучения повыша­ется истощаемость нервных процессов, в частности сказывающаяся на фе­номене прерывистости в появлении фосфена, извращенной реакции на кор­ковые стимуляторы, такие, как кофеин, фенамин.

Данный синдром квалифицируется как ослабление нервной системы (снижение функциональной выносливости, работоспособности организма [28, 106, 108], проявляясь в уменьшении эргичности на фоне подъема ней-ротизма.

К анализу выявленных нарушений следует привлечь данные ряда иссле­дований, свидетельствующих о наличии у активного субъекта деятельно­сти компенсаторных способов преодоления тех недостатков, которые си­туативно проявляются в зависимости от уровня силы-чувствительности нервной системы [26, 28, 106, 143 и др.]. В этой связи, например, показаны возможности подобных компенсаций с помощью индивидуальных стилей деятельности и стратегий поведения, подбора сопряженных с природными задатками условий жизнедеятельности, способов обработки информации, организации высших психических функций в ходе развития субъектно-субъектных и субъектно-объектных взаимодействий [8, 41, 45, 56, 60 и др.]. Эти сведения дают некоторую надежду направленно конструировать инди­видуализированный контур регуляции деятельности у лиц, пострадавших от аварии на ЧАЭС. С его помощью возможно создание оптимальных для жизнедеятельности человека новых внутренних и внешних условий взаи­модействия с миром. Конечно же, это требует больших усилий психологов

и практиков для создания принципиально нового направления индивидуа­лизированной психотерапии посттравматического стресса.

Перспективным практическим приложением выявленных в диссертации закономерностей является построение траекторий развития индивида в за­висимости от типологических особенностей целостных структур индивиду­альности. Возможно, разработка этого направления исследований выявит типологии человека, высокочувствительного к факторам радиации. Подоб­ные группы потребуют от психотерапевтов и медиков специального инди­видуального подхода, а также особого общественного и юридического ста­туса.

Результаты данной части исследования позволяют заметить, что актив­ность субъекта деятельности, проявившаяся у «ликвидаторов» чернобыль­ской аварии в их самоотверженной работе по спасению людей от последст­вий катастрофы, возможно, явилась одним из факторов, способствующих оптимальному сопряжению свойств организма, индивида и личности. Это может быть направлено на предотвращение патологических изменений ка­честв индивидуальности и сохранение психического и соматического здо­ровья.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Логика представленного в монографии цикла исследований в русле пси­хологии целостной индивидуальности может быть обобщена следующим образом. Индивидуальность человека в единстве индивидных и личност­ных компонент субъекта психической деятельности, по-видимому, наибо­лее полно выражается в показателях произвольной сферы психики. Типо­логический контекст реализации данного положения предполагает первич­ный анализ психофизиологического уровня индивидуальности. (Он может конкретизироваться, например, в исследовании типологических особенно­стей биоэлектрической активности мозга, опережающей, антиципирующей результат произвольных действий, что позволяет судить о специфике функ­циональных систем (Т.Ф. Базылевич, 1970-1995). В этой связи показано, что индивидуально-обобщенные интеграции физиологического и психиче­ского в составе функциональных систем являются инвариантной состав­ляющей разнообразной активности человека. Следовательно, можно ожи­дать, что «жесткие структуры» психофизиологического уровня произволь­ных движений могут рассматриваться в как задатки сопряженных с ними индивидуальных особенностей психики человека.

Обобщение итогов теоретико-экспериментального исследования произ­вольной сферы психики человека в рамках дифференциальной психофи­зиологии не может обойтись без теоретического воссоздания целостности разноуровневых свойств индивидуальности в поведении. Чрезвычайная сложность этой задачи побудила нас в разных разделах монографии приме­нительно к разнообразному экспериментальному материалу с разных сто­рон проанализировать специфические «узлы» реализации эволюционно-системный подхода к проблемам типологического анализа произвольной сферы психики в контексте целостной природы индивидуальности.

Системный ракурс многогранных проблем индивидуальности являются оптимальной стратегией интеграции данных о соотносимости разнообраз­ных особенностей человека при естественном развитии субъектно-объект-ного взаимодействия. Такой подход к рассмотрению неизбежно ограничен­ных экспериментальных фактов в плане развития дифференциальной пси­хофизиологии и психологии создает новое проблемное поле, позволяющее перейти от постулирования «мозаичной» феноменологии индивидуально­сти к изучению закономерностей, связывающих разные ее уровни в субъек­те психической деятельности.

Идея целостности, как имманентно присущая системному подходу к развитию, в современной психологии считается главной при воссоздании интегративности свойств и качеств человека в активном поведении. Цело-

стность такого рода динамично развивающихся органических живых сис­тем принципиально не может быть описана через механические взаимосвя­зи отдельных ее частей, уровней, признаков. Целостность, применительно к проблемам индивидуальных различий, целесообразно изучать через «сис­темообразующий фактор» (П.К. Анохин, 1978), детерминирующий инте-гративность характеристик человека (В.П. Кузьмин, 1980; В.М. Русалов, 1979), типичность поведения.

Системообразующим основанием, скрепляющим разноуровневые меха­низмы субъектно-объектного взаимодействия для получения планируемого результата, является мотивационно-потребностная сфера личности (А.Н. Леонтьев, 1966, 1975 и др.). Вектор «мотив-цель» обусловливает опере­жающий характер реагирования человека в сложноорганизованном потоке событий. В феноменах опережающего отражения сказываются фундамен­тальные закономерности формирования и развития функциональных сис­тем. Их кумулятивность обеспечивает преемственность стадий развития живых систем. В результате, актуальная структура нейро- и психофизиоло­гического уровня жизнедеятельности, опосредующего влияние генотипа на психику (Б.Ф. Ломов, 1984; Т. М. Марютина, 1993; И.В. Равич-Щербо, 1978), содержит следы прошлого (генотипические признаки), аналоги на­стоящего (сравнение прогноза и реальности) и предвестники будущего (ин­формационные эквиваленты образа-цели).

Кумулятивные способности функциональной системы раскрываются уже на уровне нейрональной активности. Удовлетворение даже элементар­ных органических потребностей задействует не только функциональные системы, необходимые для достижения приспособительного эффекта, но и эволюционно древние пра-системы (В.Б. Швырков, 1978, 1985 и др.). Объ­ективизация отмеченной гетерогенности функциональных систем в факто­рах антиципации, включенной в динамику произвольных движений, с уче­том дополнительных координат развивающегося субъектно-объектного взаимодействия, позволяет, на наш взгляд, изучать на этой модели общие закономерности строения недизъюнктивных структур индивидуальности.

Функциональные системы (если судить по ПА) постоянно содержат в своих синдромах индивидуализированные коды информационного эквива­лента будущих результатов и целей действий человека, и в этом аспекте они могут быть относительно вариативными и подверженными регулятор-ным влияниям в конечном счете социально обусловленных детерминант (мотивационно-потребностной сферы, направленностей и установок лично­сти).

Вместе с тем, гетерогения этих функциональных систем содержит и особого рода факторы (мы условно назвали их «квазигенетическими»), ку­да входят индивидуально-типологические признаки, в значительной мере

обусловленные генотипом. Это позволяет рассмотреть указанные синдро­мы антиципации как стержневые при создании стабильности психофизио­логии произвольных действий. Отмеченное единство вариативности и ста­бильности функциональных органов формирующейся деятельности состав­ляет важный аспект взаимосодействия качеств индивида и личности в структуре индивидуальности.

Анализируя изложенные в монографии материалы в широком общена­учном контексте, можно предполагать, что непрерывный процесс индиви­дуального развития способствует индивидуально-системному обобщению и закреплению целых комплексов признаков индивидуальности с образова­нием относительно надситуативных синдромов. Индивидуальное своеобра­зие такого рода функциональных систем, по-видимому, зависят от способа предшествующего обобщения. На практике указанные способы можно ха­рактеризовать разным образом, например, через степень автоматизирован-ности действий и уверенность человека в успехе (как это было сделано в наших экспериментах при психологическом моделировании). При этом, та­кие специфические для человека социально нормированные стереотипы, как оценка собственных сил, прикидка возможных последствий поведения, а также наличный уровень притязаний, направленность личности, ее ориен­тировка на редкий или частый успех и т. д., в сочетании со значимостью, искусственной затрудненностью или облегченностью путей достижения цели — все в комплексе делает функциональные системы, реализующие кажущиеся одинаковыми действия, существенно различными по их типо­логической обусловленности.

Показанное преломление в синдромах антиципации индивидуальных особенностей человека, как бы идущих из прошлого в настоящем с пер­спективой на будущее, очевидно, не может быть выведено из статичных представлений о биологических основах индивидуально-психологических различий. Целостная картина многогранных свойств и качеств индивиду­альности может воссоздаваться при системном видении объекта изучения, в контексте которого свойства отдельных частей целого определяются за­кономерностями развития его внутренней структуры. (Такому осмыслению в будущем будет способствовать привлечение взаимодополнительности структурных, системно-целевых и эволюционно-исторических методов по­знания живого). Таксономический ракурс изучения психологии индивиду­альности позволяет объединить в целостность «индивидные свойства» (Б.Г. Ананьев, 1969) и общеличностные качества человека через посредство за­кономерностей формирования и развития механизмов естественного проте­кания деятельности.

В каждый момент своего развития человек органически включен в эво­люционный процесс, итогом и этапом которого он является. Таким обра-

зом, эволюционные истоки свойств и качеств индивидуальности предпола­гают непрерывность и преемственность ее развития. В данном контексте в масштабе эволюции получают объяснение постоянно фиксируемые связи онтогенеза с филогенезом и социогенезом (И.И. Шмальгаузен, 1982; В.П. Кузьмин, 1982 и др.). Такого рода зависимости, повторяясь, обобщаясь и фиксируясь в индивидуальном развитии, могут лежать в основе описанной У. Найссером способности человека выделять и манипулировать предвос­хищениями (1981, с. 147).

Имплицитные знания, содержащиеся в формулируемых представлени­ях, позволяют понять характерные для разных типов человеческой индиви­дуальности «сцепления» и «слития» разноуровневых ее особенностей, ко­торые выводятся не непосредственно из свойств нервной системы, а анали­зируются как обусловленные историко-эволюционными законами форми­рования системных качеств функциональных органов развивающегося в активном поведении субъектно-объектного взаимодействия. Показанная в наших исследованиях интегрированность индивидных и личностных черт в функциональных системах, объективизированных в антиципации, предпо­лагает отказ от иллюзорного, но вместе с тем практикующегося в психоло­гических разработках изначального дизъюнктивного расчленения свойств индивида (как генотипических) и личности (как бы формируемой исключи­тельно под влиянием социума).

Научные факты свидетельствуют, что человек как субъект психической деятельности способен опосредованно влиять на организацию функцио­нальных систем, изменяя, в частности, регуляторный контур процессов ориентировки с помощью, например, варьирования представлений об обра­зе-цели или же при накоплении знаний, умений, навыков для формирова­ния определенной стратегии достижения личностно значимых целей [3, 19, 16, 17, 25, 51, 56, 63, 81 и др.]. Таким образом, целостность индивидуально­сти основывается на реальности единства организмических, индивидных и личностных компонент, получающих свою определенность в структуре развивающегося взаимодействия человека со специфической его средой.

Наши теоретико-экспериментальные разработки в области исследова­ния целостной индивидуальности, фокусирующей законы интеграции раз­нообразных свойств и качеств индивида и личности в субъекте психиче­ской деятельности, позволяют применять их в практике. Знания закономер­ностей включения типологических симптомов в функциональные системы при стабилизации развития деятельности из-за взаимопроникновения инди­видной и личностной сфер индивидуальности в психофизиологических ме­ханизмах произвольности могут в прикладных работах анализироваться в контексте сопряженности задатков индивида и текущих требований дея­тельности. Координированность, органичность сочетания в данных синдро-

мах целостной индивидуальности биологического с социальным, генотипи-ческого и средового, воздействуя на психоэнергетику произвольных дейст­вий и сказываясь в психоэмоциональной напряженности, может стать ре­шающим условием сохранения психического и соматического здоровья.

Таким образом, развиваемые в наших работах представления о целост­ности индивидуальности, позволяющие выделять индивидуально-обобщен­ные задатки сколь угодно важных особенностей психики в функциональ­ных системах при произвольности действий, уже сейчас актуальны для изучения механизмов воздействия на человека сложносочетанных стрессо-генных факторов. Законы экологии индивидуальности также важны для оп­ределения степени их вредоносности, выделения компенсаторных возмож­ностей в сложившейся структуре свойств и конструирования индивидуали­зированных способов регуляции деятельности, снимающих нежелательные уровни напряженности в целях психологической реабилитации человека.

Таким образом, монографическое исследование путем экспериментов и контролируемых наблюдений доказало выдвинутую гипотезу о системной природе закономерного сочетания свойств индивидуальности в поведении, где системообразующим основанием ее целостности являются результат, цель действия. Стабилизация развития деятельности при этом фиксирует такие ситуации, когда строение функциональных систем индивидуально-обобщено, в них преобладают «жесткие» звенья при детерминистических воздействиях конституциональных особенностей человека на синдромы признаков индивидуальности. Психофизиология антиципации может рас­сматриваться как системный индикатор единства индивидных и общелич­ностных свойств субъекта психической деятельности.

Проведенные работы (Т.Ф. Базылевич, 1970-1997) кроме того уточнили и конкретизировали общую схему исследовательского поиска в русле экоп-сихологии индивидуальности — нового направления психологических на­ук, отправляющегося от целостности взаимодействия человека с его специ­фической средой, изучающего объективно существующие индивидуально-обобщенные синдромы разноуровневых свойств и качеств человека в пове­дении. Эти синдромы, как показано ранее, соотносятся с информационным эквивалентом планируемого результата, мотивированностью деятельности, смыслом реализуемой цели, стабилизированностью образа действий и эф­фективностью прогнозирования. Системные процессы антиципации явля­ются чувствительным индикатором своеобразия функциональных систем в ходе субъектно-объектного взаимодействия. «Жесткие» звенья психофи­зиологии антиципации относятся к индивидуально-стабильным признакам индивидуальности (Базылевич, 1983, 1988, 1994 и др.).

Показано также, что индивидуальные особенности психофизиологиче­ского, психодинамического и общеличностного уровней в поведении обра-

зуют синдромы (Базылевич, 1983, 1990 и др.), которые определяются кон­кретной ситуацией решения задачи. Признаки антиципации, включенной в движения разного уровня произвольности, по-разному соотносятся с мерой сформированности стратегии поведения, информационным эквивалентом прогнозируемого результата действия, свойствами нервной системы, тем­повыми и результативными параметрами индивидуальной деятельности. Эти факты отражают единство индивидных и общеличностных характери­стик целостной индивидуальности в поведении. Индивидуально-обобщен­ные признаки антиципации служат своеобразным индикатором становле­ния индивида субъектом психической деятельности.

Свойства индивидуальности высших уровней не могут быть выражены через суммацию свойств изолированных ее признаков, таких как типологи­ческие особенности высшей нервной деятельности. Однако, информация об организации разнообразных свойств в поведении при учете надситуа-тивных его координат важна для анализа задатков сколь угодно значимых особенностей человеческой психики в плане разработки концепции целост­ной индивидуальности.

Стабилизация развития субъектно-объектных отношений способствует воздействию индивидуально-обобщенных особенностей человека на раз­личные стороны жизнедеятельности. Учет компенсаторных возможностей целостной индивидуальности необходим в общественной практике.

Экологическая психология индивидуальности — новое направление со­временной психологии, включающее: 1) актуальную проблему, решение которой важно для теории, эксперимента и практики общей и дифференци­альной психологии и психофизиологии, истории психологии, психологии индивидуальности и личности, а также для педагогической, медицинской, юридической, инженерной психологии; 2) собственный предмет и объект исследования, выделение которых способствует конкретным разработкам, позволяющим овладевать закономерностями сочетания свойств индивиду­альности в поведении в составе внутренних условий взаимодействия субъ­екта с миром; 3) теоретическую базу в виде выделения специфических «уз­лов» эволюционно-системного подхода к проблемам индивидуализации действий, проработки системного анализа объективизации функциональ­ных систем в опережающих феноменах отражения. 4) практическое прило­жение концепции целостной индивидуальности в русле ее экологии.

Прикладные исследования целостности индивидуальности
основы­ваются на экспериментальных данных, свидетельствующих об актуализа­ции «жестких» связей между разноуровневыми индивидуальными особен­ностями при детерминистических влияниях на их организацию со стороны типологических свойств индивида в периоды, когда развитие деятельности относительно стабилизировано. В частности, неопределенность стратегии

поведения в сочетании с малой вероятностью успеха в прогнозируемой си­туации (что характеризует стрессогенные обстоятельства) создают предпо­сылки для фиксации индивидуально-стабильных синдромов разнообразных свойств в механизмах реализации произвольных действий.

Эта индивидуально-обобщенная составляющая активности субъекта, формируемая в результате взаимопроникновения индивидной и личност­ной сфер индивидуальности, может быть изучена в эксперименте и проана­лизирована в контексте сопряженности природного с социальным и средо-вым (Базылевич, 1983, 1988; Базылевич с соавт. 1991, 1993, 1994). Теорети­ческим результатом такого рода анализа является систематизация ситуа­ций, для которых необходим учет индивидуально-типологических факто­ров для оптимальности сопряжения индивида с окружающим миром. Без таких данных не может обойтись любой вид прогностики.

Коротко резюмируя изложенное, выделим наиболее существенные тео­ретико-экспериментальные итоговые результаты исследований целостной индивидуальности, которые лежат в основе планирования работ в области экопсихологии индивидуальности.

1. Типологические исследования высшей нервной деятельности можно охарактеризовать двумя тенденциями: а) использованием схем детального анализа отдельных свойств нервной системы, при котором неминуемо ре­конструируется парциальность их распределения, теряется целостнсть ин­дивидуальности; б) сведением многогранной индивидуальности к одному из ее моментов (срезов), являющих собой необозримую эмпирическую многоаспектность. Разрешение противоречия между целостной природой индивидуальности, сущностные свойства которой проявляются в активных формах субъектно-объектного взаимодействия, и привычным дедуктивным способом анализа типологических феноменов требует обращения к эволю-ционно-системным, структурно-динамическим взглядам на интегратив-ность синдромов индивидуальности. Такой ракурс позволяет учитывать ге­незис сцеплений разноуровневых ее свойств в процессе развития деятель­ности.

2. Реализация методологического аппарата системного подхода в экспе­риментальных типологических исследованиях предполагает рассмотрение организации разноуровневых индивидуальных особенностей при решении человеком задачи (в процессе достижения целей действий). Изученные в таком ракурсе функциональные системы, отражаются, в частности, в пси­хофизиологическом уровне процессов антиципации и особым образом со­относятся с индивидуальными стратегиями поведения, темповыми и ре­зультативными параметрами деятельности. При этом ситуативные «коор­динаты» поведения определяют включенность генотипических особенно­стей человека в функциональные органы произвольности. Фиксируемая

при этом индивидуально-обобщенная составляющая целенаправленной ак­тивности не может анализироваться без учета системообразующей роли конституциональных характеристик человека в генезе целостных синдро­мов индивидуальности при стабилизации развития деятельности.

4. Типологический анализ динамики произвольных действий, отправ­ляющийся от идей целостности разноуровневых свойств и качеств индиви­дуальности в поведении, позволяет по-новому решать проблемы психоге­нетики, дифференциальной психологии и психофизиологии. Так, рассмот­рение «общего» через «целостность» снимает проблему парциальности свойств нервной системы: индивидуальные различия, фиксируемые в ха­рактеристиках функциональных систем, не образуют монолитного, гомо­генного единства, но представляют собой иерархически организованную целостность. Трансситуативная вариативность индивидуальных особенно­стей в этой связи является закономерным следствием влияний надситуа-тивных координат деятельности на организацию функциональных систем и на включение в их состав конституциональных компонент. Подвержен­ность топологии функциональных систем радикальным трансформациям при переходе в иные квадранты поведения делает внешне сходные его ак-тографические параметры существенно различными по типологическим опосредованиям в механизмах реализации произвольных действий. Инди­видуальная стабильность и даже крайняя ригидность определенных черт человека объясняется наличием в функциональных системах произвольно­сти жестких индивидуально-обобщенных звеньев, являющихся (при фикса­ции развития поведения) задатками общеличностных особенностей.

5. Системное видение целостности свойств индивидуальности в актив­ном субъекте психической деятельности расширяет область применимости типологических концепций. С этих позиций становятся понятными посто­янно фиксируемые связи психологии индивидуальности и парциальных свойств отдельных регионов мозга. По-видимому, стабилизация развития деятельности обусловливает моменты, когда потенциальные много-много­значные связи отдельных характеристик человека уступают место детерми­нистическим зависимостям. Таким образом можно трактовать показанное в конкретном исследовании соотношение выраженности позитивной фазы мозговых потенциалов антиципации и времени переделки навыка, когда происходит кардинальная смена функциональных систем (Базылевич, 1989).

6. Проработка концепции целостной индивидуальности основывается на том факте, что любой отдельный ее феномен, включаясь в динамику произвольных актов, подчиняется системе детерминант многоплановости функциональных систем. Их кумулятивные свойства объективизируются в процессах опережающего отражения (в частности, в явлениях антиципа-

ции) при активных формах субъектно-объектного взаимодействия. Систем­ные процессы антиципации поэтому способны выявить динамику организа­ции разноуровневых свойств и смену детерминант в развитии деятельно­сти: стадиальное влияние содержательной стороны цели и ее смысла на ин­дивидуально-обобщенные компоненты функциональных систем и, наобо­рот, опосредованность строения психофизиологических механизмов произ­вольности надситуативными их координатами.

7. Каналами сопряжения инвариантной составляющей функциональных систем (задатков) с надситуативными координатами развития деятельности служат индивидуальные стили, соотносящиеся со стратегией поведения (Базылевич, 1990), а также формально-динамическая сторона активности, результативность человека в ее связи с содержательной стороной жизне­деятельности (Базылевич, 1994). Отмеченная гетерогения прошлого в на­стоящем с перспективой на будущее отражается в предваряющих действие процессах антиципации, которые могут использоваться в качестве ее сис­темного индикатора.

Научно-практическая значимость
исследований в области экопсихо-логии индивидуальности определяется тем, что изучаемые закономерности организации разнообразных индивидуальных особенностей в субъекте пси­хической деятельности позволяют гармонизировать сопряжение природ­ных задатков с требованиями деятельности. Результаты исследований уже использованы при изучении надежности оператора при депривации сна в режиме непрерывной деятельности, в плане изучения опосредствования особенностями индивидуальности ишемической болезни сердца, а также воздействия на человека малых доз радиации (Базылевич, 1988, 1989; Базы­левич с соавт. 1991, 1993).

Дальнейшая проработка проблем экопсихологии индивидуальности ос­новывается на том факте, что любой отдельный ее феномен, включаясь в динамику произвольных актов, подчиняется системе детерминант много­плановости функциональных систем. Их кумулятивные свойства объекти­визируются в процессах опережающего отражения (в частности, в явлени­ях антиципации) при активных формах субъектно-объектного взаимодейст­вия.

Каналами сопряжения инвариантной составляющей функциональных систем (задатков) с надситуативными координатами развития деятельности служит ее индивидуальный стиль, соотносящийся со стратегией поведения, а также формально-динамическая сторона активности, результативность человека в ее связи с содержательной стороной жизнедеятельности. Разви­ваемые представления могут использоваться в психологическом консуль­тировании для конструктивного рассмотрения сложившихся особенностей индивидуальности и построении «экологических ниш» (при гармонии при-

родного с социальным и средовым), где человек чувствует себя комфортно, интенсивно развивает способности, достигает высокой результативности при положительном эмоциональном фоне жизнедеятельности. Таким обра­зом, закономерности гармоничного сочетания разнообразных индивидуаль­ных особенностей в субъекте психической деятельности позволяют сопря­гать в «экологических нишах» природные задатки с требованиями деятель­ности.

ЛИТЕРАТУРА

1. Абишев К. Человек. Индивид. Личность. Алма-Ата, Казахстан, 1978.

2. Абульханова КА. Существует ли для психологии проблема индиви­да? — Вопросы философии, 1972, N 7, с. 57-67.

3. Абульханова К.А. О субъекте психической деятельности. М., Наука, 1973.

4. Акимова М.К. Формирование скоростного двигательного навыка в связи с индивидуальными особенностями по силе и лабильности нервных процессов. В кн.: Психофизиологические вопросы становления профессио­нала. Вып. 1. М, 1974, с. 76101.

5. Акинщикова Г. И. Телосложение и реактивность организма человека. Л., 1964.

6. Александров И.О., Максимова Н.Е. Функциональное значение коле­бания Р300. — Психол. Журн., 1985, т. 6, N 3, с. 86-95.

7. Александров Ю.И. Психофизиологическое значение активности цен­тральных и периферических нейронов в поведении. М., 1989.

8. Аминов НА. Когнитивные стили и их физиологическая обусловлен­ность. В кн.: Экспериментальные исследования по проблемам общей и со­циальной психологии и дифференциальной психофизиологии. М., НИИ ОПП, 1979, с. 69-78.

9. Ананьев Б.Г. Избранные психологические труды. М. Педагогика, 1980, т. 1.

10. Анохин П.К. Опережающее отражение действительности. — Вопр. Философии, 1962, N 7, с. 97-3.

11. Анохин П.К. Очерки по физиологии функциональных систем. М.: Медицина, 1975.

12. Анцыферова Л.И. Методологические принципы и проблемы психо­логии. — Психол. Журн., 1982, т. 3, Т 2, с. 3-17.

13. Аракелов Г.Г., Соколов Е.Н. Нейронные механизмы центральных двигательных программ. В кн.: Нейроны в поведении. Системные аспекты. М.: Наука, 1968, с. 81-90.

14. Артемьева Т. И. Проблема способностей: личностный аспект. — Психол. Журн., 1984, т. 5, N 3, с. 46-55.

15. Асеев В.Г. Личностная значимость и вероятность событий. — В кн.: Проблемы психологии личности. М.: Наука, с. 236-243.

16. Асмолов А.Г. Деятельность и установка. М.: Изд-во МГУ, 1979.

17. Асмолов А.Г. Психология индивидуальности. М: Изд-во МГУ, 1986.

18. Ата-Мурадова Ф. А. Развивающийся мозг: системный анализ. М.: Медицина, 1980.

19. Базылевич Т.Ф. О нейрофизиологической природе МВП в связи с проблемой общих свойств нервной системы. — Новые исследования в пси­хологии, 1973, N 1, с. 64-66.

20. Базылевич Т.Ф., Леонова Н.А. Типологические корреляты прочно­сти фиксированной установки. — Новые исследования в психологии. М.: Педагогика, 1974, N 3 (11), с. 41-43.

21. Базылевич Т.Ф. О синдроме силы регуляторной системы мозга. — В кн.: Проблемы дифференциальной психофизиологии. М.: Наука, 1974, с. 93-111.

22. Базылевич Т.Ф. Отражение силы регуляторной системы мозга в ди­намике моторного вызванного потенциала. — Там же, с. 77-92.

23. Базылевич Т.Ф. Факторный анализ соотношений компонентов мо­торного вызванного потенциала. — Там же, с. 54-76.

24. Базылевич Т.Ф. Сила как общее свойство нервной системы человека и активированность. — В сб.: Личность и деятельность. М.: 1977, с. 96.

25. Базылевич Т.Ф. К психофизиологии деятельности. — В сб: Психоло­гические исследования. М: Изд-во МГУ, 1977, вып. 7, с. 79-85.

26. Базылевич Т.Ф. Конструктивный принцип в изучении компенсатор­ных отношений в синдроме общего свойства силы нервной системы. — Вопр. Психологии, 1979, N 6, с. 68-76.

27. Базылевич Т.Ф. Событийно связанные потенциалы в ходе вероятно­стно-прогностической деятельности человека. — Тезисы научных сообще­ний советских психологов к XXII Международному психологическому конгрессу, ч. П. М.: Наука, 1981.

28. Базылевич Т.Ф. Моторные вызванные потенциалы в дифференци­альной психофизиологии. М.: Наука, 1983.

29. Базылевич Т.Ф., Александрова Н. П., Жоров П. А., Русалов В.М. Не­которые итоги исследования общих свойств нервной системы человека. — Вопр. Психологии, 1977, N 3, с. 33-45.

30. Базылевич Т.Ф., Маршинин Б.А. ЭЭГ и ВП при произвольных дви­жениях. — В сб.: Итоги науки и техники, серия «Физиология человека и животных», ВИНИТИ, 1979, т. 24, с. 119-145.

31. Базылевич Т.Ф., Небылицын В.Д. О нейрофизиологическом меха­низме раздвоения негативного колебания моторного вызванного потенциа­ла. — Физиологич. Журн. СССР, 1972, N 8, т. 58, с. 1295-1301.

32. Базылевич Т.Ф. Особенности психофизиологических основ антици­пации. — Психол. Журн., 1986, т. 7, N 5, с. 137-147.

33. Базылевич Т.Ф. Мозговые биоэлектрические потенциалы антиципа­ции на разных этапах вероятностного обучения. — В кн.: ЭЭГ и нейрональ-ная активность в психофизиологических исследованиях. М.: Наука, 1987, с. 159-166.

34. Базылевич Т.Ф., Васильева А.Г. Соотношение интегративных харак­теристик мозга на этапах антиципации и сличения вероятностно-прогно­стической деятельности. — В кн.: Индивидуально-психологические разли­чия и биоэлектрическая активность мозга человека. М.: Наука, 1988, с. 116-133.

35. Базылевич Т.Ф. Индивидуально-типологические факторы антиципа­ции в ходе развития деятельности человека. — Там же, с. 92-115.

36. Базылевич Т.Ф. Антиципация в структуре действий разного смысла. — Психол. Журн., 1988, т. 9, N3,c. 121-131.

37. Базылевич Т.Ф. Системные исследования антиципации в структуре индивидуальности. —Вопр. Психологии, 1988, N 4, с. 46-55.

38. Базылевич Т.Ф. О природе индивидуальных различий при переделке навыка. —Вопр. Психологии, 1989, N 6, с. 115-121.

39. Базылевич Т.Ф. Интегративные биоэлектрические характеристики мозга в системной детерминации стратегии поведения. — Психол. Журн., 1990, N 1, с. 82-92.

40. Базылевич Т.Ф., Ломов Б.Ф. В.Д. Небылицын и развитие дифферен­циальной психофизиологии. — В кн.: В.Д. Небылицын. Избранные труды. М: Педагогика, 1990, с. 5-24.

40а Базылевич Т.Ф., Кукес В.Г., Альперович Б. Р., Гусева О. В., Хинцер Г. М. Проблема опосредствования ишемической болезни сердца особенно­стями целостной индивидуальности. — Психол. Журн., 1991, т. 12, N 3, с. 45-56.

406 Базылевич Т.Ф., Асеев В.Г., Бодунов М.В., Гусева О. В., Кобазев И.В. О целостности индивидуальности и влиянии радиации на активность мозга//Психол. Журн., 1993, т. 14, N 2, с. 25-34.

41. Байметов А. К. Некоторые типологически обусловленные особенно­сти индивидуального стиля учебной деятельности. — Вопр. Психологии, 1966, N 6, с. 25-29.

42. Барабанщиков В.А. Динамика зрительного восприятия. М, 1990.

43. Батуев А. С, Кукуев Л.А. Двигательный анализатор и его место в системе анализаторов. — Журн. Высшей нервной деятельности, 1970, т. XX, вып. 6, с. 1115-1121.

44. Белозерова И. Н, Сирота М. Г. Активность нейронов мотосенсор­ной коры кошки во время естественной ходьбы с перешагиванием через препятствия. —Нейрофизиология, 1986, т. 18, Т 4, с. 546-549.

45. Белоус В. В. Пути гармонизации темперамента и деятельности. — Вопросы психологии. 1989. N 5, с. 65-71.

45а. Белоус В. В. Характеристика интегральной индивидуальности и критерии распознавания. —Психол. Журн., 1991, т. 2, с. 102-107.

46. Беляева Е.Р. Индивидуальные особенности пространственной син­хронизации биопотенциалов головного мозга в зависимости от свойства силы нервной системы. — Вопр. Психол., 1981, N 6, с. 107-111.

47. Бернштейн Н.А. Очерки по физиологии движений и физиологии ак­тивности. М: 1966, 349 с.

48. Бехтерева Н.П. Нейрофизиологические аспекты психической дея­тельности человека. Л., 1974, 151 с.

49. Бобровников Л. В. Вероятностно-статистические критерии оценки поведенческой специализации нервных клеток. — Психол. Журн., 1989, т. 10, N 2, с. 90-98.

50. Бодров В.А. Психологическое исследование проблемы профессио­нализации личности. — Психологические исследования проблемы форми­рования личности профессионала. М, 1991, с. 3-26.

50а. Бодунов М.В. Индивидуальный темп как обощенная формально-динамическая характеристика поведения. — Психол. Журн., 1988, т. 9, N 4, с. 33-43.

51. Брушлинский А.В. О природных предпосылках психического разви­тия человека. М, 1977.

52. Брушлинский А.В. Мышление и прогнозирование. М.: 1979.

53. Булаева К. Б., Трубников В. И. Многомерный генетический анализ нейродинамических и психодинамических параметров в популяциях чело­века. — Генетика, 1983, т. 19, N 8, с. 13641373.

54. Вероятностное прогнозирование в деятельности человека. М., 1977, 390 с.

55. Воронин Л. Г. Колбановский В.Н., Маш Р. Д. Физиология высшей нервной деятельности и психология. М., 1977.

56. Вяткин Б.А. Роль темперамента в спортивной деятельности. М., 1978.

56а. Вяткин Б. А., Праведников И. Е. Системная характеристика индиви­дуального стиля моторной активности и его системообразующая функция. Системные исследования индивидуальности. Пермь. 1991, с. 97-98.

57. Геллерштейн С. Г. Действия, основанные на предвосхищении, и воз­можности их моделирования в эксперименте. — В кн: Проблемы инженер­ной психологии. Л., 1966, вып. 4, с. 142-154.

58. Голубева ЭА. Способности и индивидуальность. М., 1993. 59. Горо­жанин B.C. Свойства нервной системы, вызванные по

тенциалы и гормоны плазмы крови. — Психол. Журн., 1987, N 6, с. 57-68.

59а Гордеева Н.Д., Зинченко В.П. Функциональная структура действия. М., 1982.

60. Гуревич К. М. Профессиональная пригодность и основные свойства нервной системы. М, 1970.

61. Гусева Е.П. Соотношение возрастных и типологических предпосы­лок способностей. В кн.: Способности и склонности: комплексные исследо­вания. М, 1989, с. 33-56.

62. Данилова Н.Н. Функциональные состояния. М, 1985. 62а. Джон Е.Р. Анатомическое распределение и нейрональный

механизм процессов считывания памяти. — Функциональное значение электрических процессов головного мозга. М, 1977, с. 138-158.

63. Дружинин В.Н. Психологическая диагностика способностей: теоре­тические основы. Часть 1, 2. М, 1990.

64. Завалова Н.Д, Ломов Б.Ф., Пономаренко В.А. Образ в системе пси­хической регуляции деятельности. М., 1986.

65. Зейгарник Б. В. Теория личности Курта Левина. М, 1981. 66. Зин-ченко В.П., Мамардашвили М.К. Проблема объективного

метода в психологии. — Вопр. Философии, 1977, N 7, с. 109-121.

67. Зинченко В.П. Идеи Л. С. Выготского о единицах анализа психики. — Психол. Журн., 1987, т. 2, N2, с. 118-133.

68. Иваницкий A.M., Стрелец В.Б., Корсаков И. А. Информационные процессы мозга и психическая деятельность. М.: Наука, 1984.

69. Иванова М. П. Корковые механизмы произвольных движений у че­ловека. М, 1991.

70. Изюмова С.А. Свойства нервной системы передних и задних отде­лов мозга и произвольная память человека. — Вопросы психологии. 1976, N2, с. 124-129.

71. Ильин Е.П. Стиль деятельности: новые подходы и аспекты. — Вопр. Психол., 1988, N6, с. 85-93.

72. Илюхина В.А. Медленные биоэлектрические процессы головного мозга человека. Л., 1977.

73. Каган М. С, Эткинд A.M. Индивидуальность как объективная и субъективная реальность. — Вопр. Психол., 1989, N 4, с. 5-15.

74. Кадыров Б. Р. Уровень активации и некоторые динамические харак­теристики психической активности. — Вопросы психологии, 1976, N 4, с. 133-138.

75. Капустин А.Н. Исследование уровня притязаний в условиях психи­ческого стресса в связи со свойствами нервной системы и темперамента. Автореферат канд. Дисс, НИИОПП, М.: 1980.

76. Кесарев B.C. Эволюционная специфика пространственной организа­ции мозга человека. — Вопр. Психологии, 1978, N 2, с. 118-127.

77. Кирой В.Н., Мельников Е.В., Чораян О.Г. Нейрофизиологический анализ процесса решения проблемной ситуации. Физиология человека. 1981, т. 7, N. 6, с. 1042-1051.

78. Климов Е. А. Индивидуальный стиль деятельности в зависимости от типологических свойств нервной системы. Казань, 1969.

79. Климов Е. А. Некоторые особенности моторики в связи с типологи­ческими различиями по подвижности нервных процессов. — Вопр. Пси-хол., 1960, N 3, с. 89-97.

80. Клягин B.C. Математический анализ мгновенных значений индиви­дуальных ЭЭГ. В кн.: Проблемы дифференциальной психофизиологии. М.: 1972, т. 7, с. 76-94.

81. Конопкин О. А. Психологические механизмы регуляции деятельно­сти. М., 1980.

82. Коссов Б. Б. Типологические особенности стиля деятельности руко­водителей разной эффективности. Вопросы психологии, 1983, N 5, с. 126-130.

82а. Коул М., Корж Н, Келлер Л. Обучение вероятностям при длитель­ной тренировке. — Вопр. Психол., 1965, N 2, с. 7578.

83. Кринчик Е.П. О детерминации поведения вероятностной структурой ситуации — Вопр. Психологии, 1968, N 3, с. 2434.

84. Крупное А.И. Исследование соотношений между фоновыми ЭЭГ-показателями и динамическими признаками активности поведения. — Вопр. Психологии, 1970, N 6, с. 47-59.

85. Крупное А.И. О психодинамических характеристиках интеллекту­альной активности человека. — Вопр. Психол., 1981, N 6, с. 75-82.

86. Крушинский Л. В. Биологические основы рассудочной деятельно­сти. М., 1977.

87. Кузьмин В.П. Исторические предпосылки и гносеологические осно­вания системного подхода. —Психол. Журн., 1982, т. 3, N 3, с. 3-14.

88. Кукаркин А. 3. Критический анализ современной социобиологии. — Вопр. Психол., 1984, N 2, с. 35-42.

89. Лейтес Н. С. Об умственной одаренности. М.: Изд-во АПН РСФСР, 1960.

90. Леонтьев А.Н. Деятельность, сознание, личность. М.: Политиздат, 1975.

91а. Ливанов М.Н. Пространственная организация процессов головного мозга. М., 1972.

91. Ломов Б.Ф., Сурков Е.Н. Антиципация в структуре деятельности. М.: Наука, 1980.

92. Ломов Б.Ф. Методологические и теоретические проблемы психоло­гии. М.: Наука, 1989, 444 с.

93. Лурия А.Р. Основы нейропсихологии. М: Изд-во МГУ, 1973.

94. Люютинен X. Психофизиология антиципации: результаты экспери­ментов, проведенных на человеке. — В кн.: Мозг и психическая деятель­ность. М.: Наука, 1984, с. 68-92.

95. Макаренко С.Л. Индивидуальные особенности пространственно-временной организации биоэлектрической активности мозга в ситуации ве­роятностного прогнозирования. — Физиология человека, 1980, т. 6, N 1, с. 164-167.

96. Максимова Н.Е. Системное значение медленных потенциалов мозга человека. Автореф. Канд. Дис. М., 1987, 28 с.

97. Малых С. Б. Индивидуальные особенности потенциалов мозга, свя­занных с движением, и роль генотипа в их формировании. Канд. Дисс. М.: Изд-во АПН СССР, 1986 с.

98. Маршинин Б.А. О возможности применения метода МВП для изуче­ния нарушений произвольных движений. — В кн.: Проблемы нейропсихо­логии. М.: Наука, 1977, с. 268-282.

99. Марютина Т. М. О генотипической обусловленности вызванных по­тенциалов человека. — В кн.: Проблемы генетической психофизиологии. М.: Наука, 1978, с. 72-93.

100. Марютина Т. М. Роль генотипа и среды в формировании психофи­зиологических механизмов переработки информации. Автореф. Докт. Дисс. Академия образования России. Психологич. Институт. М., 1993.

101. Мерлин B.C. Очерк интегрального исследования индивидуально­сти. М.: Педагогика, 1986.

102. Мешкова ТА., Смирнов Л. М. Индивидуальные особенности ЭЭГ покоя человека и их наследственная обусловленность. — Вопр. Психол., 1978, N 6, с. 66-75. 103. Миллер Дж, Галантер Е., Прибрам К. Планы и структура поведения. М.: Прогресс, 1965.

103а. Монахов К. К. Пространственная организация электрической ак­тивности мозга при психической деятельности. — Функциолнальное значе­ние электрических процессов мозга. М., 1977, с. 49-58.

104. Мэгун Г. Бодрствующий мозг. М.: Мир, 1965.

105. Наенко Н. И. Психическая напряженность. М.: Изд-во МГУ, 1976.

106. Небылицын В.Д. Основные свойства нервной системы человека. М.: Просвещение, 1966.

107. Небылицын В.Д., Базылевич Т.Ф. ВП двигательной зоны коры у человека. — Физиол. Журн. СССР, 1970, N 12, т. 56, с. 1682-1688.

108. Небылицын В.Д. Психофизиологические исследования индивиду­альных различий. М.: Наука, 1976.

109. Норакидзе В.Г. Типы характера и фиксированная установка. Тби­лиси: Изд-во «Мецниереба», 1966.

110. Олейник Ю. Н. История становления и развития отечественной психологии индивидуальных различий. Дис... канд. Психол. Наук. М., ИП АН СССР, 1990.

111. Ожегов С. И. Словарь русского языка. М.: Советская энциклопе­дия, 1973.

112. Осницкий А. К., Баскаков В. Ю. Связь эффективности прогнозиро­вания в задаче предсказания с темпом предъявления сигналов. — Новые исследования в психологии, 1985, N 2 (33), с. 15-18.

113. Павлов И.П. Поли. Собр. Соч. Изд. 2-е. М-Л.: Изд-во АН СССР, 1951, т. III, кн. I.

114. Павлова Л. П. Мозговое обеспечение процесса формирования дея­тельности. — Физиология человека, 1979, т. 5, N 6, с. 976-985.

115. Пантелеева Т.А. Исследование генотипической обусловленности переделки двигательных навыков. — Вопр. Психол. 1977, N 4, с. 106-110.

116. Пантелеева Т.А. О временной структуре сенсомоторных реакций человека. —Вопр. Психол., 1981, N 5, с. 74-84.

116а Пастернак Б. Л. О предмете и методе психологии. — Вопр. Фило­софии, 1988, N 8, с. 97-106.

117. Пейсахов Н.М. Закономерности динамики психических явлений. Казань: Изд-во Казанского ун-та, 1984.

118. Пейсахов Н.М., Кашин А. П., Баранов Г.Г., Вагапов Р. Г. Методы и портативная аппаратура для исследования индивидуально-психофизиоло­гических различий человека. Казань: Изд-во Казанского ун-та, 1976.

119. Петрова Е.Н. Экология индивидуальности: философскосоциологи-ческий аспект. Екатеринбург: Изд-во Уральского ун-та, 1992.

120. Петровский В.А. Психология личности. Ростов-на-Дону: Феникс, 1996.

121. Пономарев Я. А. Методологическое введение в психологию М.: Наука, 1983.

122. Проблемы генетической психофизиологии человека. М.: Наука, 1978.

123. Прядеин В.П. Индивидуальные различия волевой активности и их типологические предпосылки. Дис. Канд. Психол. Наук, М., 1989.

124. Психологический словарь (под ред. А.В. Петровского, М. Г. Яро-шевского) М.: Изд-во Политич. Литературы, 1990.

125. Психофизиологические вопросы становления профессионала. НИИОПП, изд-во «Советская Россия», вып. 1. М., 1974.

126. Психофизиологические вопросы становления профессионала. НИИОПП, изд-во «Советская Россия». М., 1976.

127. Раева СН. Опережающие реакции нейронов подкорковых структур мозга человека при инициации произвольных движений и реализации про-

стейших форм умственной деятельности. Доклады АН СССР, 1979, т. 245, N 2, с. 499.

128. Раева С.Н., Лукашев А.О. Исследование взаимосвязи нейронных и суммарных электрографических процессов опережения в коре и некоторых подкорковых структурах головного мозга человека при целенаправленном действии. — В кн.: Принципы и механизмы деятельности мозга человека. Л.: Наука, 1985, с. 105, 106.

129. Рубинштейн СЛ. Принципы и пути развития психологии. М.: Изд-во АН СССР, 1959.

130. Рубинштейн С.Л. Проблемы общей психологии. М.: Педагогика, 1976.

131. Русалов В.М. Биологические основы индивидуально-психологиче­ских различий. М: Наука, 1979.

132. Русалов В.М. Теоретические проблемы построения специальной теории индивидуальности. — Психол. Журн., 1986, т. 7, N 4, с. 23-35.

133. Рутман Э.М. Исследование вызванных потенциалов у человека. — Вопр. Психол., 1969, N 1, с. 140-149.

134. Садовский В.Н. Основания общей теории систем. М, 1974.

135. Сергиенко Е. А. Антиципация в раннем онтогенезе человека. М.: Наука, 1992.

136. Сеченов И.М. Избранные произведения. Изд-во АН СССР, 1952, т. I «Физиология и психология».

137. Симонов П. В. Потребностно-информационная теория эмоций. Вопр. Психол., 1982, N 6, с. 44-56.

138. Симонов П. В. Эмоциональный мозг. Физиология. Нейроанатомия. Психология эмоций. М.: Наука, 1981.

139. Системные исследования. Ежегодник. Наука. 1977-1982.

140. Смирнов С.Д. Мир образов и образ мира. М.: Вестник МГУ, 1981, N2, с. 15-29.

141. Соколов Е.Н. Нервная модель стимула и ориентировочный реф­лекс. — Вопр. Психол, 1960, N 4, с. 61-72.

142. Сологуб Е.Б. Электрическая активность мозга в процессе двига­тельной деятельности. Л.: Медицина, 1973.

143. Стреляу Ян. Роль темперамента в психическом развитии. М.: Про­гресс, 1982.

144. Судаков К. В. Цель поведения как объект системного анализа. — Психол. Журн, 1980, т. 1, N 2, с. 77-98.

144а. Сэв Л. Марксизм и теория личности. М., 1972.

145. Теплов Б.М. Новые данные по изучению свойств нервной системы человека. — В кн.: Типологические особенности высшей нервной деятель­ности человека, III, АПН РСФСР. М., 1963, с. 3-46.

146. Типологические особенности высшей нервной деятельности чело­века. М, т. 1-5, 1956-1967.

147. Толочек В.А. Индивидуальный стиль деятельности — устойчи­вость и изменчивость. — Вопр. Психол., 1987, N 4, с. 100-108.

148. Трубникова Р. С. Сила нервной системы как фактор произвольного запоминания. Дис. Канд. Психол. Наук. М., 1972.

149. Узнадзе Д.Н. Психологические исследования. Тбилиси: Мецниере-ба, 1966.

150. Уманский Л.И., Шапиро С. И. Экспериментальное изучение сенсо-моторных реакций в вероятностной ситуации в связи с силой и подвижно­стью нервной системы. — Вопр. Психол., 1965, N 5, с. 18-35.

151. Умрихин В. В. Развитие советской школы дифференциальной пси­хофизиологии. М, 1987.

152. УрбахВ. Ю. Биометрические методы. М: Наука, 1964.

153. Ухтомский А.А. Учение о доминанте. — Собр. Соч. Л., 1950, т. 1.

154. Фейгенберг И.М., Иванников В.А. Вероятностное прогнозирование и преднастройка к движениям. М.: Изд-во МГУ, 1978.

155. Физиология поведения. Нейрофизиологические закономерности. Л.: Наука, 1986. 156. Хабермас Ю. Понятие индивидуальности. — Вопр. Философии, 1989, N 2, с. 35-40.

157. Хекхаузен Хайнц. Мотивация и деятельность. М.: Педагогика, 1986, т. 1.

158. Харман Г. X. Современный факторный анализ. М., Статистика, 1972.

159. Хомская Е. Д. Мозг и активация. М., МГУ, 1972.

160. Чуприкова Н. И. Исследование ВП у человека и физиологические корреляты внимания и произвольных двигательных реакций. — Вопр. Пси­хол., 1967, N 1, с. 175-183.

161. Шабурян А.А., Брике З.Н. Особенности ВП, зарегистрированных в период формирования программ движений у лиц с различной двигательной памятью. — Вопр. Психол., 1975, N 6, с. 95-99. 162. Шадриков В.Д. Про­блемы профессиональных способностей. — Психол. Журн., 1982, т. 3, N 5, с. 13-26.

163. Швырков В.Б. Нейрофизиологическое изучение системных меха­низмов поведения. —М.: Наука, 1978, 214 с.

164. Швырков В.Б. Системные механизмы целевой детерминации пове­дения. — Психол. Журн, т. 1, N2, 1980, с. 133-138.

165. Швырков В.Б. О единстве физиологического и психологического в поведении. — Психол. Журн., Т. 2, N 2, 1981, с. 19-32.

166. Швырков В.Б. Психофизиологическое изучение структуры субъек­тивного отражения. —Психол. Журн., 1985, т. 6, N 3, с. 22-37.

167. Ширяев Д. А. Психофизиологические механизмы вероятностного прогнозирования. Рига: Зинатне, 1986.

168. Школьник-Яррос Е. Г. Премоторная кора и синдром ее поражения. — В кн.: Лобные доли и регуляция психических процессов. М.: Изд-во МГУ, 1966, с. 314-355.

169. Шляхта Н. Ф. Исследование возрастной динамики генотипических влияний и стабильность показателей силы нервной системы. — Проблемы дифференциальной психофизиологии, т. X. М: Педагогика, 1981, с. 56-71.

170. Шмальгаузен И.И. Избр. Труды. Организм как целое в индивиду­альном и историческом развитии. М.: Наука, 1982, 383 с.

171. Шорохова Е.В. О естественной природе и социальной сущности че­ловека. — В кн.: Соотношение биологического и социального в человеке. М: Наука, 1975, с. 65-81.

172. Юсим Е.Д. Индивидуальные различия в моторной памяти и свойст­ва нервной системы. Дис. Канд. Психол. Наук, М., 1975.

173. Arezzo J., Vaughan Н. G. Cortical potentials associated with voluntary movements in the monkey. — Brain Res. 1975, vol. 88, p. 99-104.

174. Arezzo J., Vaughan H. G. Intracortical sources and surface topography of motor potential and somatosensory evoked potential in the monkey. — Progr. Brain Res. 1980, vol. 54, p. 77-83.

175. Average avoked potentials: Methods, Results and Evaluations. Washington, D. C, 1969.

176. Barret G, Shibasaki H., Neshige R. Cortical potentials preceding voluntary movement: evidence for three periods of preparation in man. — EEG and Clin. Neurophysiol. 1986a, vol. 63, p. 327-339.

177. Becker W., Iwase K., Jurgens R. and Kornhuber H. H. Bereitschaftpotential preceeding voluntary slow and rapid hand movement. — In: The responsive brain. Ed. W. С McCallum, J. R. Knott. Wright, Bristol, 1976, p. 99-102.

178. Becker W., Kristeva R. Cerebral potential prior to various force deployment. — In: Progress in brain research. Ed. H. H. Kornhuber, L. Deecke. Amsterdam, 1980, vol. 54, p. 189-194.

179. Brooker B. N, Donald M. N. Contribution to the speech musculture to apperent human EEG asimmetry prior to vocalization. — Brain and Language, 1980. Vol. 9. P. 226-245.

180. Brunia С H. M. What is wrong with legs in motor preparation? — In: Progress in brain research. Ed. H. H. Kornhuber, L. Deecke. Amsterdam, 1980, p. 232-237.

181. Carturight D. Surface and deep structures in individual differences. — Ann. Theor. Psychol., Vol. 1. New York, London, 1984, p. 297-304.

182. Castaigne P., Cathala H., Pierrot-Desseiligny E. and Bussel E. A preliminary study of evoked response at the time of voluntary movement in normal man. — EEG and Clin. Neuropil., 1969, vol. 27, p. 684.

183. Chiarenza G. A., Papakostopoulos D., Giordana F. and Guareschi-Cazzulo A. Movement-related brain macropotential during skilled performances. A developmental study. — EEG and Clin. Neuropil., 1983, vol. 56, p. 373-383.

184. Deecke L. Functional significance of cerebral potentials preceding voluntary movement. — In: Multidisciplinary perspectives in event-related brain potential research. Ed. D. A. Otto. Wash. (D. C), 1978a, p. 87-91.

185. Deecke L., Eisinger H. and Kornhuber H. H. Comparison of bereitshaftspotential, pre-motion Positivity and motor potential preceding voluntary flexion and extension movements in man. — In: Progress in brain research. Kornhuber H. H. and Deecke L. (Eds), Amsterdam, 1980, vol. 54, p. 171176.

186. Deecke L., Englitz H. G. and Schmitt G. Age-dependence of the bereitschaftspotential. — In.: Multidisciplinary perspectives in event-related brain potential research. Ed. D. A. Otto. Wash. (D. C), 1978, p. 171-176.

187. Deecke L., Grozinger В., Kornhuber H. A. Voluntary finger movement in man: Cerebral potentials and theory. — Biol. Cybernet., 1976b, vol. 23, p. 99-119.

188. Deecke L., Scheid P., Kornhuber H. H. Distribution of readness potential, premotion positivity and motor potential of the human cerebral cortex preceding voluntary finger movements. — Exp. Brain Res., 1969, vol. 7, p. 158-168.

189. Deeck L., Spieth F., Lang W., Lang H. Cerebral potentials preceding and accompanying verbal and spatial tasks. — Eight Intern. Conf. On Event-Related Potentials of the Brain (EPIC VIII) Eds. J. W. Rohrbaugh et al. Stanford, 1986, p. 272-274.

190. Delaunoy J., Gerono A., Rousseau J. С Experimental manipulation of motor positivity: A pilot stady. — In: Multidisciplinary perspectives in event-related brain potential research. Ed. D. D. Otto. Wash. (D. C), 1978, p. 92.

191. Development and evaluation of a measure of the tendency to be loal oriented. John Malouff, Nicola Schutte, Melissa Bauer, Devona Mantelli, Bronwyn Pierce, Gloria Cordova, Elizabeth Reed. — Personality and Individual Differences, vol. 11, num. 12, 1990, p. 1191-1200.

192. Dimitrov B. Brain potentials related to the beginning and to the termination of voluntary flexion and extension in man. — International Journal of Psychophysiology, 1985, vol. 3, p. 13-22.

193. Dimitrov B. Influence of the bereitschaftspotential upon the contingent negative variation in relation of the interval between them. — In: Progress in

brain research. Ed. H. H. Kornhuber, L. Deecke. Amsterdam, 1980, vol. 54, p. 209-214.

194. Duffy G. Activation and behavior. London, Wiley, 1962, 84 p.

195. Ertl J., Schafer E. W. P. Cortical activity preceding speech. — Life Sci., 1967, vol. 6, p. 473-479.

196. Eysenck H. J. The biological basis of personality. — Springfield, Thomas, 1967, 399 p.

197. Eysenck H. J. Human typology, higher nervous activity and factor analysis. — In: Biollogical bases of individual behavior. Ed. V. D. Nebylitsyn, J. A. Gray. N. Y. — L., 1972, p. 165-181.

198. Eysenck H. J. The place of individual differences in a scientific psychology. — Ann. Theor. Psychol., Vol. 1, New York, London, 1984, p. 233-285.

199. Gale A. Electroencnphalographic studies of extraversion-introversion. A case study in psychophysiology of individual differences. — Person. And Individ. Diff, 1983, vol. 4, p. 371-380.

200. Gerbrandt L. K. Analysis of movement potential components. — Attention, voluntary contraction and event-related cerebral potentials. Ed. J. E. Desmedt. Basel, 1977, p. 174-188 (Progr. Clin. Neurophysioll., Vol. 1).

201. Gerbrandt L. K. Methodological criteria for the validation of movement-related potentials. — In: Multidisciplinary perspectives in event-related brain potential research. D. Otto, Wash. (D. C), 1978, p. 97-104. 202. Gerbrandt L. K., Goff W. R., Smith D. B. Distribution of the human average movement potential. — EEG and Clin. Neurophysiol., 1973, vol. 34, p. 461-474.

203. Gilden L., Vaughan H. G, Costa L. D. Summated human electroencephalographic potentials associated with voluntary movement. — EEG and Clin. Neuropil., 1966, vol. 20, p. 433-438.

204. Goff W. R., Allison T. A., Vaughan H. G The functional neuroanatomy of event-related potentials. — In: Event-related brain potentials in man. Eds. E. Callaway et al. N. Y., 1978, p. 1-79.

205. Gray J. A. Learning theory, the conceptual nervous system and personality. — In: Biological bases of individual behavior. Ed. V. D. Nebylitsyn, J. A. Gray. N. Y. — L., 1972, p. 372-399.

206. Grozinger В., Kornhuber H. H., Kriebel J. Methodological problems in the investigation of cerebral potentials preceding speech: determining the onset and suppressing artefacts caused by speech. — Neurophysiology, 1975, vol. 13, p. 263-270.

207. Granewald-Zuberbier E., Granewald G Goal-directed movement potentials of human cerebral cortex.—Brain Res. 1978a,vol. 33,p. 135-138.

208. Hashimoto S., Gemba H., Sasaki. Analysis of slow cortical potentials preceding self-paced hand movements in monkey. — Exp. Neurol., 1979, vol. 65, p. 218-229.

209. Hazeman P., Metral S., Lille F. Influence of force, speed and duration of isometric contraction upon slow cortical potentials in man. — In: Multidisciplinary perspectives in event-related brain potential research. Ed. D. A. Otto, Wash. (D. C), 1978, p. 107-111.

210. Hilljard S. A., Galambos R. Effects of stimulus and response contingencies on surface negative slow potential shift in man. — EEG and Clin. Neuroph., 1967, vol. 22, p. 297-304.

211. Hink R. F., Kohler H., Deecke H., Kornhuber H. H. Risktaking and the human bereitschaftspotential. — EEG and Clin. Neurophys., 1982, vol. 53, p. 361-373.

212. Jergelova M. Distribution of the cortical potentials associated with voluntary finger movements in man. — Activ. Nerv. Super., 1980, vol. 22, p. 233-240.

213. Kato M, Tanji J. Cortical motor potentials accompanying volitionally controlled single motor unit discharges in human finger muscles. — Brain Res., 1972, vol. 47, p. 103-111.

214. Knapp E., Schmid H., Ganglberger J., Haider M. Cortical and subcortical potentials during goal directed and serial goal directed movements in human. — Motivation, motor and sensory processes of the brain: Electrical potentials, behaviour and clinical use. Eds. H. H. Kornhuber, L. Deecke. Amsterdam, 1980, p. 66-69.

215. Kornhuber H. H, Deecke L. Hirnpotentialanderangen bei willkurbewegungen und passivenbewegungen des menschen. Bereitschaftspotential und reafferente potential. — Pflugers Arch. Ges. Physiol., 1965, vol. 284, p. 1-17.

216. Kornhuber H. H, Deecke L., Diekmann V., Grozinger В., Hufnagl M, Kornhuber M, Lang M, Lang W., Neher K. — D., Reinke W., Westphal K. P. Bereitschaftspotential directed attention potential and related potentials: children attention and schizophrenia. — Event-related potentials in children. Ed. A. Rothenberger. Amsterdam, 1982, p. 231-243. (Develop. Neurol., Vol 6).

217. Kristeva R., Deecke L. Cerebral potentials preceding right and left unilateral and bilateral finger movement in sinistral. — Motivation, motor and sensory processes of the brain: Electrical potentials, behaviour and clinical use. Eds. H. H. Kornhuber, L. Deecke. Amsterdam; N. Y., 1980, p. 748-754. (Progr. Brain Res., Vol. 54).

218. Kristeva R., Jankov E., Gantchev G H. Differences in slow potentials in bereitschaftspotential and contingent negative variation producting situation. —

Current trends in event-related potential research. Eds. R. Johnson et al. Amsterdam: Elsevier, 1987, p. 41-46. (EEG Suppl.; N 400).

219. Kristeva R., Keller E., Deecke L., Kornhuber H. H. Cerebral potentials preceding unilateral and simultaneous bilateral finger movements. — EEG and Clin. Neuroph., 1979, vol. 47, p. 229-238.

220. Kristeva R., Kornhuber H. H. Cerebral potentials related to the smallest human finger movement. — In: Motivation, motor and sensory processes of the brain: Electrical potentials, behaviour and clinical use. Eds. Kornhuber H. H., Deecke L. Amsterdam, 1980, p. 177-182. (Progr. Brain Res., Voll. 54).

221. Lee B. I., Luders H., Lesser R. P., Dinner D. S., Morris H. H. Cortical potentials related to voluntary and passive finger movements recorded from subdural electroded in human. — Ann. Neurol. 1980, vol. 20, p. 32-37.

222. Lemon R. M., Hanby J. A., Porter R. Relationship between the activity of precontrol neurons during active and passive movements in consious monkeys. — Proc. Roy. Soc. Ser. В., 1976, 194, N 2, p. 341-373.

223. Lolas F., de Andraca I. Neuroticism, extraversion and slow brain potentials. — Neuropsychobiology, 1977, vol. 3, p. 12-22.

224. Loveless N. E., Sanford A. J. Slow potential correlates of preparatory set. —Biol. Psychol., 1974, vol. 1, p. 303314.

225. Lumsden Ch. J., Wilson E. O. Genes, mind and culture. The coevolutionary process. — Harvard University Press, 1981, XII, 428 p.

226. Malmo R. B. Activation: a neuropsychological dimension. — Psychol. Rev., 1959, vol. 66, N 6, p. 67.

227. Marton M. L. The theory of individual differences in neobehaviorism and in the typology of higher nervous activity. — In: Biological bases of individual behavior. Ed. V. D. Nebylitsyn, J. A. Gray. Academic Press, N. Y., 1972, p. 221-235.

228. McAdam D. W., Seales D. M. Bereitschaftspotential enhancement with increased level of motivation. — EEG and Clin. Neurophys., 1969, vol. 27, p. 73-75.

229. McAdam D. W., Rubin E. H. Readiness potential, vertex positive wave, contingent negative variation and accuracy of perception. — EEG and Clin. Neurophysiol., 1971, vol. 30, p. 511-517.

230. McAdam D. W., Whitaker H. A. Language production: electroencephalographic localization in the normal human brain. Science, 1971, vol. 172, p. 499-502.

231. McCallum W. С Relationships between bereitschaftspotential and contingent negative variation. — EEG and Clin. Neuroph., 1976, vol. 40, p. 542.

232. Oikawa Т., Fujitani Y., Vematsu S. Cerebral motor potentials accompanying voluntary and reactive movements. — EEG and Clin. Neurophysiol., 1972, vol. 32, p. 204.

233. Papakostopoulos D. The bereitschaftspotential in left and right handed subjects. — Motivation motor and sensory processes of the brain: Electrical potentials behaviour and clinical. Use. Eds. H. H. Kornhuber, L. Deecke. 1980a, p. 742-747 (Progr. Brain Res., Vol. 54).

234. Papakostopoulos D., Cooper R., Grow H. J. Cortical potentials evoked by finger displacement in man. — Nature, 1974, vol. 252, p. 582-584.

235. Petrie A. Some psychological aspects of pain and relief of suffering. — Ann. N. Y., Acad. Sci., 1960, vol. 86, p. 13-27.

236. Preparatory STATES & PROCESSES. Preceding of the Franco-American Conference. Ann Arbor, Michigan. August, 1982, 1984, London, Laweence Erlbaum Associates, publishers, 382 p.

237. Psychophysiology. Memory, motivation and event-related potentials in mental operations. VEB Gustav Fiscker Verlag Jena Elsevier Biomedical Press, Amsterdam, New York, Oxford, 1983, 571 p.

238. Rebert С S., McAdam D. W., Knott J. R., Irwin D. A. Slow potential change in human brain related to level motivation. — J. Сотр. Physiol. Psychol., 1967, vol. 63, p. 20

239. Ritter W., Rotkin L., Vaughan Jr. H. G. The modality specifity of the slow negative wave. —Psychophysiology, 1980, vol. 17, p. 222-227.

240. Roland P. E., Larsen В., Skinhoj E. Supplementary motor area and other cortical areas in organization of voluntary movements in man. — J. Neurophysiol., 1980, vol. 43, p. 118-136.

241. Routtenberg A. The two-arousal hypothesis reticular formation and limbic system. —Psychol. Rev., 1968, vol. 75, p. 51-80.

242. Rust J. Cortical evoked potential, personality and intelligence. — J. Сотр. Physiol. Psychol., 1975, vol. 89, p. 1220-1226.

243. Schaefer D., Persinger M. A. Finger prints and personality scores. — Persept. And Mot. Skills, 1982, vol. 54, N 3, p. 1021-1022.

244. Shibasaki H. Cortical potentials associated with voluntary and involuntary movements. Clinical application of opisthochronic averaging technique. Recent advance in EEG and EMG data processing. Eds. N. Yamaguchi, K. Fujisawa. Amsterdam, 1981, p. 403-408.

245. Shibasaki H. Movement related cortical potentials. — EEG and Clin. Neurophysiol., 1982b, vol. 54, p. 23-24.

246. Shibasaki H., Barrett G, Halliday E., Halliday A. M. Cortical potentials following voluntary and passive finger movements. — EEG and Clin. Neurophysiol., 1980, vol. 50, p. 201-213.

247. Shibasaki H., Kato M. Movement-associated cortical potentials with unilateral and bilateral simultaneous hand movement. — J. Neurol., 1975, vol. 208, p. 191-199.

248. Syndulko К. Relationships between motor potentials and CNV. — EEG and Clin. Neurophysiol., 1969, vol. 27, p. 706.

249. Tanji J., Evarts E. Anticipatory activity of motor cortex neurons in relation to direction of an intended movement. — J. Neurophysiol., 1976, vol. 39, p. 1062-1068.

250. Timsit-Berthier M, Delaunoy J., Rousseau J. С Slow potential changes in psychiatry. II. Motor potential. — EEG and Clin. Neuropil., 1973, vol. 35, p. 363-367.

251. Vaughan H. G. The motor potentials. — Handbook of electroencephalography and clinical neurophysiology. Ed. A. Remond. Amcterdam, 1975, vol. 8, p. 86-91.

252. Vaughan H. G, Costa L. D., Ritter W. Topography of the human motor potential. — Ibid., 1968, vol. 25, p. 1-10.

253. Wilky Y. Т., Lansing R. W. Variation in the motor potential with force exected during voluntary arm movements in man. — EEG and Clin. Neuropil., 1973, vol. 35, p. 259267.

254. Witkin H. A., Gooenough D. R. Cognitive styles: Essence and origins. Field dependence and field independence. — Psychol. Iss., 1982, Mon, 51, 141

P-

254. Witkin H. A., Gooenough D. R. Cognitive styles: Essence and origins. Field dependence and field independence. — Psychol. Iss., 1982, Mon, 51, 141

P-

255. Vladimirova G, Kristeva R., Gantchev G Study of the movement associated brain potentials in preschool children. — Докл. Болт. Акад. Наук, 1977, 30, с. 447-450.

256. Walter G W. The living brain. — London, 1963, 300 p.

257. Weerts T. C, Lang F. J. The effects of eye fixation and stimulus and response location on the contingent negative variation. — Biol. Psychol., 1973, l,p. 1-12.

ЛИТЕРАТУРА

1. Абишев К. Человек. Индивид. Личность. Алма-Ата, Казахстан, 1978.

2. Абульханова К. А. Существует ли для психологии проблема индивида?<|>-<|>Вопросы философии, 1972, N 7, с. 57-67.

3. Абульханова К. А. О субъекте психической деятельности. М., Наука, 1973.

4. Акимова М. К. Формирование скоростного двигательного навыка в связи с индивидуальными особенностями по силе и лабильности нервных процессов. В кн.: Психофизиологические вопросы становления профессионала. Вып. 1. М., 1974, с. 76101.

5. Акинщикова Г. И. Телосложение и реактивность организма человека. Л., 1964.

6. Александров И. О., Максимова Н. Е. Функциональное значение колебания Р300.<|>-<|>Психол. Журн., 1985, т. 6, N 3, с. 86-95.

7. Александров Ю. И. Психофизиологическое значение активности центральных и периферических нейронов в поведении. М., 1989.

8. Аминов Н. А. Когнитивные стили и их физиологическая обусловленность. В кн.: Экспериментальные исследования по проблемам общей и социальной психологии и дифференциальной психофизиологии. М., НИИ ОПП, 1979, с. 69-78.

9. Ананьев Б. Г. Избранные психологические труды. М. Педагогика, 198 0, т. 1.

10. Анохин П. К. Опережающее отражение действительности.<|>-<|>Вопр. Философии, 1962, N 7, с. 97-3.

11. Анохин П. К. Очерки по физиологии функциональных систем. М.: Медицина, 1975.

12. Анцыферова Л. И. Методологические принципы и проблемы психологии.<|>-<|>Психол. Журн., 19 82, т. 3, Т 2, с. 3-17.

13. Аракелов Г. Г., Соколов Е. Н. Нейронные механизмы центральных двигательных программ. В кн.: Нейроны в поведении. Системные аспекты. М. : Наука, 1968, с. 81-90.

14. Артемьева Т. И. Проблема способностей: личностный аспект.<|>-<|>Психол. Журн., 1984, т. 5, N 3, с. 46-55.

15. Асеев В. Г. Личностная значимость и вероятность событий.<|>-<|>В кн.: Проблемы психологии личности. М. : Наука, с. 236-243.

16. Асмолов А. Г. Деятельность и установка. М. : Изд-во МГУ, 1979.

17. Асмолов А. Г. Психология индивидуальности. М: Изд-во МГУ, 1986.

18. Ата-Мурадова Ф. А. Развивающийся мозг: системный анализ. М. : Медицина, 198 0.

19. Базылевич Т. Ф. О нейрофизиологической природе МВП в связи с проблемой общих свойств нервной системы.<|>-<|>Новые исследования в психологии, 1973, N 1, с. 64-66.

20. Базылевич Т. Ф., Леонова Н. А. Типологические корреляты прочности фиксированной установки.<|>-<|>Новые исследования в психологии. М. : Педагогика, 1974, N 3 (11), с. 41-43.

21. Базылевич Т. Ф. О синдроме силы регуляторной системы мозга.<|>-<|>В кн.: Проблемы дифференциальной психофизиологии. М. : Наука, 1974, с. 93-111.

22. Базылевич Т. Ф. Отражение силы регуляторной системы мозга в динамике моторного вызванного потенциала.<|>-<|>Там же, с. 77-92.

23. Базылевич Т. Ф. Факторный анализ соотношений компонентов моторного вызванного потенциала.<|>-<|>Там же, с. 54-7 6.

24. Базылевич Т. Ф. Сила как общее свойство нервной системы человека и активированность.<|>-<|>В сб.: Личность и деятельность. М. : 1977, с. 96.

25. Базылевич Т. Ф. К психофизиологии деятельности.<|>-< | >В сб: Психологические исследования. М.: Изд-во МГУ, 1977, вып. 7, с. 79-85.

26. Базылевич Т. Ф. Конструктивный принцип в изучении компенсаторных отношений в синдроме общего свойства силы нервной системы.<|>-<|>Вопр. Психологии, 1979, N 6, с. 68-76.

27. Базылевич Т. Ф. Событийно связанные потенциалы в ходе вероятностно-прогностической деятельности человека.<|>-<|>Тезисы научных сообщений

советских психологов к XXII Международному психологическому конгрессу, ч. II. М.: Наука, 1981.

28. Базылевич Т. Ф. Моторные вызванные потенциалы в дифференциальной психофизиологии. М.: Наука, 1983.

29. Базылевич Т. Ф., Александрова Н. И., Жоров П. А., Русалов В. М. Некоторые итоги исследования общих свойств нервной системы человека.<|>-<|>Вопр. Психологии, 1977, N 3, с. 33-45.

30. Базылевич Т. Ф., Маршинин Б. А. ЭЭГ и ВП при произвольных движениях.<|>-<|>В сб.: Итоги науки и техники, серия <<Физиология человека и животных», ВИНИТИ, 1979, т. 24, с. 119-145.

31. Базылевич Т. Ф., Небылицын В. Д. О нейрофизиологическом механизме раздвоения негативного колебания моторного вызванного потенциала.<|>-<| >Физиологич. Журн. СССР, 1972, N 8, т. 58, с. 1295-1301.

32. Базылевич Т. Ф. Особенности психофизиологических основ антиципации.<|>-<|>Психол. Журн., 1986, т. 7, N 5, с. 137-147.

33. Базылевич Т. Ф. Мозговые биоэлектрические потенциалы антиципации на разных этапах вероятностного обучения.<|>-<|>В кн.: ЭЭГ и нейрональная активность в психофизиологических исследованиях. М. : Наука, 1987, с. 159-166.

34. Базылевич Т. Ф., Васильева А. Г. Соотношение интегративных характеристик мозга на этапах антиципации и сличения вероятностно-прогностической деятельности.<|>-<|>В кн.: Индивидуально-психологические различия и биоэлектрическая активность мозга человека. М.: Наука, 1988, с. 116-133.

35. Базылевич Т. Ф. Индивидуально-типологические факторы антиципации в ходе развития деятельности человека.<|>-<|>Там же, с. 92-115.

36. Базылевич Т. Ф. Антиципация в структуре действий разного смысла.<|>-<|>Психол. Журн., 198 8, т. 9, N 3, с. 121-131.

37. Базылевич Т. Ф. Системные исследования антиципации в структуре индивидуальности.<|>-<|>Вопр. Психологии, 1988, N 4, с. 46-55.

38. Базылевич Т. Ф. О природе индивидуальных различий при переделке навыка.<|>-<|>Вопр. Психологии,

1989, N 6, с. 115-121.

39. Базылевич Т. Ф. Интегративные биоэлектрические характеристики мозга в системной детерминации стратегии поведения.<|>-<|>Психол. Журн.,

1990, N 1, с. 82-92.

40. Базылевич Т. Ф., Ломов Б. Ф. В. Д. Небылицын и развитие дифференциальной психофизиологии.<|>-<|>В кн.: В. Д. Небылицын. Избранные труды. М.: Педагогика, 1990, с. 5-24.

4 0а Базылевич Т. Ф., Кукес В. Г., Альперович Б. Р., Гусева О. В., Хинцер Г. М. Проблема опосредствования ишемической болезни сердца особенностями целостной индивидуальности.<|>-<|>Психол. Журн., 1991, т. 12, N 3, с. 45-56.

4 06 Базылевич Т. Ф., Асеев В. Г., Бодунов М. В., Гусева О. В., Кобазев И. В. О целостности индивидуальности и влиянии радиации на активность мозга// Психол. Журн., 1993, т. 14, N 2, с. 25-34.

41. Байметов А. К. Некоторые типологически обусловленные особенности индивидуального стиля учебной деятельности.<|>-<|>Вопр. Психологии, 1966, N 6, с. 25-29.

42. Барабанщиков В. А. Динамика зрительного восприятия. М., 1990.

43. Батуев А. С, Кукуев Л. А. Двигательный анализатор и его место в системе анализаторов.<|>-<|>Журн. Высшей нервной деятельности, 1970, т. XX, вып. 6, с. 1115-1121.

44. Белозерова И. Н., Сирота М. Г. Активность нейронов мотосенсорной коры кошки во время естественной ходьбы с перешагиванием через препятствия.<|>-<|>Нейрофизиология, 1986, т. 18, Т 4, с. 546-549.

45. Белоус В. В. Пути гармонизации темперамента и деятельности.<|>-<|>Вопросы психологии. 1989. N 5, с. 65-71.

45а. Белоус В. В. Характеристика интегральной индивидуальности и критерии распознавания.<|>-<|>Психол. Журн., 1991, т. 2, с. 102-107.

46. Беляева Е. Р. Индивидуальные особенности пространственной синхронизации биопотенциалов

головного мозга в зависимости от свойства силы нервной системы.<|>-<|>Вопр. Психол., 1981, N 6, с. 107-111.

47. Бернштейн Н. А. Очерки по физиологии движений и физиологии активности. М.: 1966, 349 с.

48. Бехтерева Н. П. Нейрофизиологические аспекты психической деятельности человека. Л., 1974, 151 с.

49. Бобровников Л. В. Вероятностно-статистические критерии оценки поведенческой специализации нервных клеток.<|>-<|>Психол. Журн., 1989, т. 10, N 2, с. 90-98.

50. Бодров В. А. Психологическое исследование проблемы профессионализации личности.<|>-<|>Психологические исследования проблемы формирования личности профессионала. М., 1991, с. 3-26.

5 0а. Бодунов М. В. Индивидуальный темп как обощенная формально-динамическая характеристика поведения.<|>-<|>Психол. Журн., 1988, т. 9, N 4, с. 33-43.

51. Брушлинский А. В. О природных предпосылках психического развития человека. М., 1977.

52. Брушлинский А. В. Мышление и прогнозирование. М.: 1979.

53. Булаева К. Б., Трубников В. И. Многомерный генетический анализ нейродинамических и психодинамических параметров в популяциях человека.<|>-<|>Генетика, 1983, т. 19, N 8, с. 13641373.

54. Вероятностное прогнозирование в деятельности человека. М., 1977, 390 с.

55. Воронин Л. Г. Колбановский В. Н., Маш Р. Д. Физиология высшей нервной деятельности и психология. М., 1977.

56. Вяткин Б. А. Роль темперамента в спортивной деятельности. М., 1978.

56а. Вяткин Б. А., Праведников И. Е. Системная характеристика индивидуального стиля моторной активности и его системообразующая функция. Системные исследования индивидуальности. Пермь. 1991, с. 97-98.

57. Геллерштейн С. Г. Действия, основанные на предвосхищении, и возможности их моделирования в эксперименте.<|>-<|>В кн: Проблемы инженерной психологии. Л., 19 66, вып. 4, с. 142-154.

58. Голубева Э. А. Способности и индивидуальность. М. , 1993. 59. Горожанин В. С. Свойства нервной системы, вызванные по

тенциалы и гормоны плазмы крови.<|>-<|>Психол. Журн., 1987, N 6, с. 57-68.

59а Гордеева Н. Д., Зинченко В. П. Функциональная структура действия. М., 1982.

60. Гуревич К. М. Профессиональная пригодность и основные свойства нервной системы. М., 1970.

61. Гусева Е. П. Соотношение возрастных и типологических предпосылок способностей. В кн.: Способности и склонности: комплексные исследования. М., 1989, с. 33-56.

62. Данилова Н. Н. Функциональные состояния. М. , 1985. 62а. Джон Е. Р. Анатомическое распределение и нейрональный

механизм процессов считывания памяти.<|>-<|функциональное значение электрических процессов головного мозга. М., 1977, с. 138-158.

63. Дружинин В. Н. Психологическая диагностика способностей: теоретические основы. Часть 1,2. М. , 1990.

64. Завалова Н. Д., Ломов Б. Ф., Пономаренко В. А. Образ в системе психической регуляции деятельности. М., 1986.

65. Зейгарник Б. В. Теория личности Курта Левина. М. , 1981. 66. Зинченко В. П., Мамардашвили М. К. Проблема объективного

метода в психологии.<|>-<|>Вопр. Философии, 1977, N 7, с. 109-121.

67. Зинченко В. П. Идеи Л. С. Выготского о единицах анализа психики.<|>-<|>Психол. Журн., 1987, т. 2, N 2, с. 118-133.

68. Иваницкий А. М. , Стрелец В. Б., Корсаков И. А. Информационные процессы мозга и психическая деятельность. М.: Наука, 1984.

69. Иванова М. П. Корковые механизмы произвольных движений у человека. М., 1991.

70. Изюмова С. А. Свойства нервной системы передних и задних отделов мозга и произвольная память человека.<|>-<|>Вопросы психологии. 1976, N 2, с. 124-129.

71. Ильин Е. П. Стиль деятельности: новые подходы и аспекты.<|>-<|>Вопр. Психол., 198 8, N б, с. 85-93.

72. Илюхина В. А. Медленные биоэлектрические процессы головного мозга человека. Л., 1977.

73. Каган М. С, Эткинд А. М. Индивидуальность как объективная и субъективная реальность.<|>-<|>Вопр. Психол., 1989, N 4, с. 5-15.

74. Кадыров Б. Р. Уровень активации и некоторые динамические характеристики психической активности.<|>-<|>Вопросы психологии, 1976, N 4, с. 133-138.

75. Капустин А. Н. Исследование уровня притязаний в условиях психического стресса в связи со свойствами нервной системы и темперамента. Автореферат канд. Дисс, НИИОПП, М. : 1980.

76. Кесарев В. С. Эволюционная специфика пространственной организации мозга человека.<|>-<|>Вопр. Психологии, 1978, N 2, с. 118-127.

77. Кирой В. Н., Мельников Е. В., Чораян О. Г. Нейрофизиологический анализ процесса решения проблемной ситуации. Физиология человека. 1981,т. 7, N. 6, с. 1042-1051.

78. Климов Е. А. Индивидуальный стиль деятельности в зависимости от типологических свойств нервной системы. Казань, 1969.

79. Климов Е. А. Некоторые особенности моторики в связи с типологическими различиями по подвижности нервных процессов.<|>-<|>Вопр. Психол., 1960, N 3, с. 89-97.

80. Клягин В. С. Математический анализ мгновенных значений индивидуальных ЭЭГ. В кн.: Проблемы дифференциальной психофизиологии. М. : 1972, т. 7, с. 76-94.

81. Конопкин О. А. Психологические механизмы регуляции деятельности. М., 1980.

82. Коссов Б. Б. Типологические особенности стиля деятельности руководителей разной эффективности. Вопросы психологии, 1983, N 5, с. 126-130.

82а. Коул М., Корж Н., Келлер Л. Обучение вероятностям при длительной тренировке.<|>-<|>Вопр. Психол., 1965, N 2, с. 7578.

83. Кринчик Е. П. О детерминации поведения вероятностной структурой ситуации<|>-<|>Вопр. Психологии, 1968, N 3, с. 2434.

84. Крупное А. И. Исследование соотношений между фоновыми ЭЭГ-показателями и динамическими признаками активности поведения.<|>-<|>Вопр. Психологии, 1970, N 6, с. 47-59.

85. Крупное А. И. О психодинамических характеристиках интеллектуальной активности человека.<|>-<|>Вопр. Психол., 1981, N б, с. 75-82.

86. Крушинский Л. В. Биологические основы рассудочной деятельности. М. , 1977.

87. Кузьмин В. П. Исторические предпосылки и гносеологические основания системного подхода.<|>-<|>Психол. Журн., 1982, т. 3, N 3, с. 3-14.

88. Кукаркин А. 3. Критический анализ современной социобиологии.<|>-<|>Вопр. Психол., 1984, N 2, с. 35-42.

89. Лейтес Н. С. Об умственной одаренности. М. : Изд-во АПН РСФСР, 1960.

90. Леонтьев А. Н. Деятельность, сознание, личность. М.: Политиздат, 1975.

91а. Ливанов М. Н. Пространственная организация процессов головного мозга. М., 1972.

91. Ломов Б. Ф., Сурков Е. Н. Антиципация в структуре деятельности. М. : Наука, 1980.

92. Ломов Б. Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии. М.: Наука, 1989, 444 с.

93. Лурия А. Р. Основы нейропсихологии. М.: Изд-во МГУ, 1973.

94. Люютинен X. Психофизиология антиципации: результаты экспериментов, проведенных на человеке.<|>-< | >В кн.: Мозг и психическая деятельность. М. : Наука, 1984, с. 68-92.

95. Макаренко С. Л. Индивидуальные особенности пространственно-временной организации биоэлектрической активности мозга в ситуации вероятностного прогнозирования.<|>-<|>Физиология человека, 1980, т. 6, N 1, с. 164-167.

96. Максимова Н. Е. Системное значение медленных потенциалов мозга человека. Автореф. Канд. Дис. М. , 1987, 28 с.

97. Малых С. Б. Индивидуальные особенности потенциалов мозга, связанных с движением, и роль генотипа в их формировании. Канд. Дисс. М.: Изд-во АПН СССР, 1986 с.

98. Маршинин Б. А. О возможности применения метода МВП для изучения нарушений произвольных движений.<|>-<|>В кн.: Проблемы нейропсихологии. М. : Наука, 1977, с. 268-282.

99. Марютина Т. М. О генотипической обусловленности вызванных потенциалов человека.<|>-<|>В кн.: Проблемы генетической психофизиологии. М. : Наука, 1978, с. 72-93. 100. Марютина Т. М. Роль генотипа и среды в формировании психофизиологических механизмов переработки информации. Автореф. Докт. Дисс. Академия образования России. Психологич. Институт. М., 1993. 101. Мерлин В. С. Очерк интегрального исследования индивидуальности. М.: Педагогика, 1986. 102. Мешкова Т. А., Смирнов Л. М. Индивидуальные особенности ЭЭГ покоя человека и их наследственная обусловленность.<|>-<|>Вопр. Психол., 1978, N 6, с. 66-75. 103. Миллер Дж. , Галантер Е., Прибрам К. Планы и структура поведения. М.: Прогресс, 1965. 103а. Монахов К. К. Пространственная организация электрической активности мозга при психической деятельности.<|>-<|>Функциолнальное значение электрических процессов мозга. М. , 1977, с. 49-58. 104. Мэгун Г. Бодрствующий мозг. М. : Мир, 1965. 105. Наенко Н. И. Психическая напряженность. М.: Изд-во МГУ, 1976. 106. Небылицын В. Д. Основные свойства нервной системы человека. М. : Просвещение, 1966. 107. Небылицын В. Д., Базылевич Т. Ф. ВП двигательной зоны коры у человека.<|>-<|>Физиол. Журн. СССР, 1970, N 12, т. 56, с. 1682-1688. 108. Небылицын В. Д. Психофизиологические исследования индивидуальных различий. М. : Наука, 1976. 109. Норакидзе В. Г. Типы характера и фиксированная установка. Тбилиси: Изд-во <<Мецниереба>>, 1966. 110. Олейник Ю. Н. История становления и развития отечественной психологии индивидуальных различий. Дис... канд. Психол. Наук. М., ИП АН СССР, 1990. 111. Ожегов С. И. Словарь русского языка. М. : Советская энциклопедия, 1973. 112. Осницкий А. К., Баскаков В. Ю. Связь эффективности прогнозирования в задаче предсказания с темпом

предъявления сигналов.<|>-<|Жовые исследования в психологии, 1985, N 2 (33), с. 15-18. 113. Павлов И. П. Поли. Собр. Соч. Изд. 2-е. М-Л. : Изд-во АН СССР, 1951, т. III, кн. I. 114. Павлова Л. П. Мозговое обеспечение процесса формирования деятельности.<|>-<|>Физиология человека, 1979, т. 5, N б, с. 976-985. 115. Пантелеева Т. А. Исследование генотипической обусловленности переделки двигательных навыков.<|>-<|>Вопр. Психол. 1977, N 4, с. 106-110. 116. Пантелеева Т. А. О временной структуре сенсомоторных реакций человека.<|>-<|>Вопр. Психол., 1981, N 5, с. 74-84. 116а Пастернак Б. Л. О предмете и методе психологии.<|>-<|>Вопр. Философии, 198 8, N 8, с. 97-106. 117. Пейсахов Н. М. Закономерности динамики психических явлений. Казань: Изд-во Казанского ун-та, 1984. 118. Пейсахов Н. М., Кашин А. П., Баранов Г. Г., Вагапов Р. Г. Методы и портативная аппаратура для исследования индивидуально-психофизиологических различий человека. Казань: Изд-во Казанского ун-та, 1976. 119. Петрова Е. Н. Экология индивидуальности: философскосоциологический аспект. Екатеринбург: Изд-во Уральского ун-та, 1992. 120. Петровский В. А. Психология личности. Ростов-на-Дону: Феникс, 1996. 121. Пономарев Я. А. Методологическое введение в психологию М.: Наука, 1983. 122. Проблемы генетической психофизиологии человека. М. : Наука, 1978. 123. Прядеин В. П. Индивидуальные различия волевой активности и их типологические предпосылки. Дис. Канд. Психол. Наук, М. , 1989. 124. Психологический словарь (под ред. А. В. Петровского, М. Г. Ярошевского) М. : Изд-во Политич. Литературы, 1990. 125. Психофизиологические вопросы становления профессионала. НИИОПП, изд-во <<Советская Россия>>, вып. 1. М. , 1974. 126. Психофизиологические вопросы становления профессионала. НИИОПП, изд-во <<Советская Россия>>. М. , 1976. 127. Раева С. Н. Опережающие реакции нейронов подкорковых структур мозга человека при инициации произвольных движений и реализации простейших форм умственной деятельности. Доклады АН СССР, 1979, т. 245, N 2, с. 499. 128. Раева С. Н., Лукашев А. О. Исследование взаимосвязи нейронных и суммарных электрографических процессов опережения в коре и некоторых подкорковых структурах головного

мозга человека при целенаправленном действии.<|>-<|>В кн.: Принципы и механизмы деятельности мозга человека. Л.: Наука, 1985, с. 105,106. 129. Рубинштейн С. Л. Принципы и пути развития психологии. М. : Изд-во АН СССР, 1959. 130. Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. М. : Педагогика, 1976. 131. Русалов В. М. Биологические основы индивидуально-психологических различий. М. : Наука, 1979. 132. Русалов В. М. Теоретические проблемы построения специальной теории индивидуальности.<|>-<|>Психол. Журн., 198 6, т. 7, N 4, с. 23-35. 133. Рутман Э. М. Исследование вызванных потенциалов у человека.<|>-<|>Вопр. Психол., 1969, N 1, с. 140-149. 134. Садовский В. Н. Основания общей теории систем. М. , 1974. 135. Сергиенко Е. А. Антиципация в раннем онтогенезе человека. М. : Наука, 1992. 136. Сеченов И. М. Избранные произведения. Изд-во АН СССР, 1952, т. I <<Физиология и психология». 137. Симонов П. В. Потребностно-информационная теория эмоций. Вопр. Психол., 1982, N 6, с. 44-56. 138. Симонов П. В. Эмоциональный мозг. Физиология. Нейроанатомия. Психология эмоций. М.: Наука, 1981. 139. Системные исследования. Ежегодник. Наука. 1977-1982. 140. Смирнов С. Д. Мир образов и образ мира. М.: Вестник МГУ, 1981, N 2, с. 15-29. 141. Соколов Е. Н. Нервная модель стимула и ориентировочный рефлекс.<|>-<|>Вопр. Психол., 1960, N 4, с. 61-72. 142. Сологуб Е. Б. Электрическая активность мозга в процессе двигательной деятельности. Л.: Медицина, 1973. 143. Стреляу Ян. Роль темперамента в психическом развитии. М.: Прогресс, 1982. 144. Судаков К. В. Цель поведения как объект системного анализа.<|>-<|>Психол. Журн, 1980, т. 1, N 2, с. 77-98. 144а. Сэв Л. Марксизм и теория личности. М. , 1972. 145. Теплов Б. М. Новые данные по изучению свойств нервной системы человека.<|>-<|>В кн.: Типологические особенности высшей нервной деятельности человека, III, АПН РСФСР. М. , 1963, с. 3-46. 146. Типологические особенности высшей нервной деятельности человека. М., т. 1-5, 1956-1967. 147. Толочек В. А. Индивидуальный стиль деятельности<|>-<|>устойчивость и изменчивость.<|>-<|>Вопр. Психол., 1987, N 4, с. 100-108. 148. Трубникова Р. С. Сила нервной системы как фактор произвольного запоминания. Дис. Канд. Психол. Наук.

М. , 1972. 149. Узнадзе Д. Н. Психологические исследования. Тбилиси: Мецниереба, 1966. 150. Уманский Л. И., Шапиро С. И. Экспериментальное изучение сенсомоторных реакций в вероятностной ситуации в связи с силой и подвижностью нервной системы.<|>-<|>Вопр. Психол., 1965, N 5, с. 18-35. 151. Умрихин В. В. Развитие советской школы дифференциальной психофизиологии. М., 1987. 152. Урбах В. Ю. Биометрические методы. М.: Наука, 1964. 153. Ухтомский А. А. Учение о доминанте .< | >-< | >Собр. Соч. Л., 1950, т. 1. 154. Фейгенберг И. М. , Иванников В. А. Вероятностное прогнозирование и преднастройка к движениям. М.: Изд-во МГУ, 1978. 155. Физиология поведения. Нейрофизиологические закономерности. Л.: Наука, 1986. 156. Хабермас Ю. Понятие индивидуальности.<|>-<|>Вопр. Философии, 1989, N 2, с. 35-40. 157. Хекхаузен Хайнц. Мотивация и деятельность. М.: Педагогика, 1986, т. 1. 158. Харман Г. X. Современный факторный анализ. М. , Статистика, 1972.

159. Хомская Е. Д. Мозг и активация. М. , МГУ, 1972.

160. Чуприкова Н. И. Исследование ВП у человека и физиологические корреляты внимания и произвольных двигательных реакций.<|>-<|>Вопр. Психол., 1967, N 1, с. 175-183. 161. Шабурян А. А., Брике 3. Н. Особенности ВП, зарегистрированных в период формирования программ движений у лиц с различной двигательной памятью.<|>-<|>Вопр. Психол., 1975, N 6, с. 95-99. 162. Шадриков В. Д. Проблемы профессиональных способностей.<|>-<|>Психол. Журн., 1982, т. 3, N 5, с. 13-26.

163. Швырков В. Б. Нейрофизиологическое изучение системных механизмов поведения.<|>-<|>М.: Наука, 1978, 214 с. 164. Швырков В. Б. Системные механизмы целевой детерминации поведения.<|>-<|>Психол. Журн, т. 1, N 2, 1980, с. 133-138. 165. Швырков В. Б. О единстве физиологического и психологического в поведении.<|>-<|>Психол. Журн., Т. 2, N 2, 1981, с. 19-32. 166. Швырков В. Б. Психофизиологическое изучение структуры субъективного отражения.<|>-<|>Психол. Журн., 1985, т. 6, N 3, с. 22-37. 167. Ширяев Д. А. Психофизиологические механизмы вероятностного прогнозирования. Рига: Зинатне, 1986. 168. Школьник-Яррос Е. Г. Премоторная кора и синдром ее

поражения.<|>-<|>В кн.: Лобные доли и регуляция психических процессов. М. : Изд-во МГУ, 1966, с. 314-355. 169. Шляхта Н. Ф. Исследование возрастной динамики генотипических влияний и стабильность показателей силы нервной системы.<|>-<|>Проблемы дифференциальной психофизиологии, т. X. М. : Педагогика, 1981, с. 56-71. 170. Шмальгаузен И. И. Избр. Труды. Организм как целое в индивидуальном и историческом развитии. М. : Наука, 1982, 383 с. 171. Шорохова Е. В. О естественной природе и социальной сущности человека.<|>-<|>В кн.: Соотношение биологического и социального в человеке. М. : Наука, 1975, с. 65-81. 172. Юсим Е. Д. Индивидуальные различия в моторной памяти и свойства нервной системы. Дис. Канд. Психол. Наук, М. , 1975. 173. Arezzo J., Vaughan Н. G. Cortical potentials associated with voluntary movements in the monkey.<|>-<|>Brain Res.

1975, vol. 88, p. 99-104. 174. Arezzo J., Vaughan H. G. Intracortical sources and surface topography of motor potential and somatosensory evoked potential in the monkey.<|>-<|>Progr. Brain Res. 1980, vol. 54, p. 77-83. 175. Average avoked potentials: Methods, Results and Evaluations. Washington, D. C, 1969. 176. Barret G., Shibasaki H., Neshige R. Cortical potentials preceding voluntary movement: evidence for three periods of preparation in man.<|>-<|>EEG and Clin. Neurophysiol. 1986a, vol. 63, p. 327-339. 177. Becker W., Iwase K., Jurgens R. and Kornhuber H. H. Bereitschaftpotential preceeding voluntary slow and rapid hand movement.<|>-<|>In: The responsive brain. Ed. W. С McCallum, J. R. Knott. Wright, Bristol,

1976, p. 99-102. 178. Becker W., Kristeva R. Cerebral potential prior to various force deployment.<|>-<|>In : Progress in brain research. Ed. H. H. Kornhuber, L. Deecke. Amsterdam, 1980, vol. 54, p. 189-194. 179. Brooker B. N., Donald M. N. Contribution to the speech musculture to apperent human EEG asimmetry prior to vocalization.<|>-<|>Brain and Language, 1980. Vol. 9. P. 226-245. 180. Brunia С. H. M. What is wrong with legs in motor preparation?<|>-<|>In: Progress in brain research. Ed. H. H. Kornhuber, L. Deecke. Amsterdam, 1980, p. 232-237. 181. Carturight D. Surface and deep structures in individual differences.<|>-<| >Ann .

Theor. Psychol., Vol. 1. New York, London, 1984, p. 297-304. 182. Castaigne P., Cathala H., Pierrot-Desseiligny E. and Bussel E. A preliminary study of evoked response at the time of voluntary movement in normal man.<|>-<|>EEG and Clin. Neuroph., 1969, vol. 27, p. 684. 183. Chiarenza G. A., Papakostopoulos D., Giordana F. and Guareschi-Cazzulo A. Movement-related brain macropotential during skilled performances. A developmental study.<|>-<|>EEG and Clin. Neuroph., 1983, vol. 56, p. 373-383. 184. Deecke L. Functional significance of cerebral potentials preceding voluntary movement.<|>-<|>In : Multidisciplinary perspectives in event-related brain potential research. Ed. D. A. Otto. Wash. (D. C), 1978a, p. 87-91. 185. Deecke L., Eisinger H. and Kornhuber H. H. Comparison of bereitshaftspotential, pre-motion Positivity and motor potential preceding voluntary flexion and extension movements in man.<|>-<|>In: Progress in brain research. Kornhuber H. H. and Deecke L. (Eds), Amsterdam, 1980, vol. 54, p. 171176. 186. Deecke L., Englitz H. G. and Schmitt G. Age-dependence of the bereitschaftspotential.<|>-<|>In . : Multidisciplinary perspectives in event-related brain potential research. Ed. D. A. Otto. Wash. (D. C), 1978, p. 171-176. 187. Deecke L., Grozinger В., Kornhuber H. A. Voluntary finger movement in man: Cerebral potentials and theory.<|>-<|>Biol. Cybernet., 1976b, vol. 23, p. 99-119. 188. Deecke L., Scheid P., Kornhuber H. H. Distribution of readness potential, premotion positivity and motor potential of the human cerebral cortex preceding voluntary finger movements.<|>-<|>Exp. Brain Res., 1969, vol. 7, p. 158-168. 189. Deeck L., Spieth F., Lang W., Lang H. Cerebral potentials preceding and accompanying verbal and spatial tasks.<|>-<|>Eight Intern. Conf. On Event-Related Potentials of the Brain (EPIC VIII) Eds. J. W. Rohrbaugh et al. Stanford, 1986, p. 272-274. 190. Delaunoy J., Gerono A., Rousseau J. C. Experimental manipulation of motor positivity: A pilot stady.<|>-<|>In: Multidisciplinary perspectives in event-related brain potential research. Ed. D. D. Otto. Wash. (D. C), 1978, p. 92. 191. Development and evaluation of a measure of the tendency to be loal oriented. John

Malouff, Nicola Schutte, Melissa Bauer, Devona Mantelli, Bronwyn Pierce, Gloria Cordova, Elizabeth Reed.<|>-<|>Personality and Individual Differences, vol. 11, num. 12, 1990, p. 1191-1200. 192. Dimitrov B. Brain potentials related to the beginning and to the termination of voluntary flexion and extension in man.<|>-<|international Journal of Psychophysiology, 1985, vol. 3, p. 13-22. 193. Dimitrov B. Influence of the bereitschaftspotential upon the contingent negative variation in relation of the interval between them.<|>-<|>In: Progress in brain research. Ed. H. H. Kornhuber, L. Deecke. Amsterdam, 1980, vol. 54, p. 209-214. 194. Duffy G. Activation and behavior. London, Wiley, 1962, 84 p. 195. Ertl J., Schafer E. W. P. Cortical activity preceding speech.<|>-<|>Life Sci., 1967, vol. 6, p. 473-479. 196. Eysenck H. J. The biological basis of personality.<|>-<|>Springfield, Thomas, 1967, 399 p. 197. Eysenck H. J. Human typology, higher nervous activity and factor analysis.<|>-<|>In: Biollogical bases of individual behavior. Ed. V. D. Nebylitsyn, J. A. Gray. N. Y.<|>-<|>L., 1972, p. 165-181. 198. Eysenck H. J. The place of individual differences in a scientific psychology.<|>-<|>Ann. Theor. Psychol., Vol. 1, New York, London, 1984, p. 233-285. 199. Gale A. Electroencnphalographic studies of extraversion-introversion. A case study in psychophysiology of individual differences.<|>-<|>Person. And Individ. Diff., 1983, vol. 4, p. 371-380. 200. Gerbrandt L. K. Analysis of movement potential components.<|>-<|>Attention, voluntary contraction and event-related cerebral potentials. Ed. J. E. Desmedt. Basel, 1977, p. 174-188 (Progr. Clin. Neurophysioll., Vol. 1). 201. Gerbrandt L. K. Methodological criteria for the validation of movement-related potentials.<|>-<|>In: Multidisciplinary perspectives in event-related brain potential research. D. Otto, Wash. (D. C), 1978, p. 97-104. 202. Gerbrandt L. K., Goff W. R. , Smith D. B. Distribution of the human average movement potentials | >-< | >EEG and Clin. Neurophysiol. , 1973, vol. 34, p. 461-474. 203. Gilden L., Vaughan H. G., Costa L. D. Summated human electroencephalographic potentials associated with voluntary movement.<|>-

<|>EEG and Clin. Neuroph., 1966, vol. 20, p. 433-438.

204. Goff W. R., Allison T. A., Vaughan H. G. The functional neuroanatomy of event-related potentials.<|>-<|>In: Event-related brain potentials in man. Eds. E. Callaway et al. N. Y., 1978, p. 1-79.

205. Gray J. A. Learning theory, the conceptual nervous system and personality.<|>-<|>In: Biological bases of individual behavior. Ed. V. D. Nebylitsyn, J. A. Gray. N. Y.<|>-<|>L., 1972, p. 372-399. 206. Grozinger В., Kornhuber H. H., Kriebel J. Methodological problems in the investigation of cerebral potentials preceding speech: determining the onset and suppressing artefacts caused by speech.<|>-<| Neurophysiology, 1975, vol. 13, p. 263-270. 207. Grunewald-Zuberbier E., Grunewald G. Goal-directed movement potentials of human cerebral cortex.<|>-<|>Brain Res. 1978a, vol. 33, p. 135-138. 208. Hashimoto S., Gemba H., Sasaki. Analysis of slow cortical potentials preceding self-paced hand movements in monkey.<|>-<|>Exp. Neurol., 1979, vol. 65, p. 218-229. 209. Hazeman P., Metral S., Lille F. Influence of force, speed and duration of isometric contraction upon slow cortical potentials in man.<|>-<|>In: Multidisciplinary perspectives in event-related brain potential research. Ed. D. A. Otto, Wash. (D. C), 1978, p. 107-111. 210. Hilljard S. A., Galambos R. Effects of stimulus and response contingencies on surface negative slow potential shift in man.<|>-<|>EEG and Clin. Neuroph., 1967, vol. 22, p. 297-304. 211. Hink R. F., Kohler H., Deecke H., Kornhuber H. H. Risktaking and the human bereitschaftspotential.<|>-<|>EEG and Clin. Neurophys. , 1982, vol. 53, p. 361-373. 212. Jergelova M. Distribution of the cortical potentials associated with voluntary finger movements in man.<|>-<|>Activ. Nerv. Super., 1980, vol. 22, p. 233-240. 213. Kato M. , Tanji J. Cortical motor potentials accompanying volitionally controlled single motor unit discharges in human finger muscles.<|>-<|>Brain Res., 1972, vol. 47, p. 103-111. 214. Knapp E., Schmid H., Ganglberger J., Haider M. Cortical and subcortical potentials during goal directed and serial goal directed movements in human.<|>-<|>Motivation, motor and sensory processes of the brain: Electrical

potentials, behaviour and clinical use. Eds. H. H. Kornhuber, L. Deecke. Amsterdam, 1980, p. 66-69. 215. Kornhuber H. H., Deecke L. Hirnpotentialanderungen bei willkurbewegungen und passivenbewegungen des menschen. Bereitschaftspotential und reafferente potential.<|>-<|>Pflugers Arch. Ges. Physiol., 1965, vol. 284, p. 1-17. 216. Kornhuber H. H., Deecke L., Diekmann V. , Grozinger В., Hufnagl M., Kornhuber M. , Lang M., Lang W., Neher К.<|>—<|>D., Reinke W., Westphal K. P. Bereitschaftspotential directed attention potential and related potentials: children attention and schizophrenia.<|>-<|>Event-related potentials in children. Ed. A. Rothenberger. Amsterdam, 1982, p. 231-243. (Develop. Neurol., Vol 6). 217. Kristeva R. , Deecke L. Cerebral potentials preceding right and left unilateral and bilateral finger movement in sinistral.<|>-<|>Motivation, motor and sensory processes of the brain: Electrical potentials, behaviour and clinical use. Eds. H. H. Kornhuber, L. Deecke. Amsterdam; N. Y., 1980, p. 748-754. (Progr. Brain Res., Vol. 54). 218. Kristeva R., Jankov E., Gantchev G. H. Differences in slow potentials in bereitschaftspotential and contingent negative variation producting situation.<|>-<|>Current trends in event-related potential research. Eds. R. Johnson et al. Amsterdam: Elsevier, 1987, p. 41-46. (EEG Suppl.; N 400). 219. Kristeva R. , Keller E., Deecke L., Kornhuber H. H. Cerebral potentials preceding unilateral and simultaneous bilateral finger movements.<|>-<|>EEG and Clin. Neuroph., 1979, vol. 47, p. 229-238. 220. Kristeva R., Kornhuber H. H. Cerebral potentials related to the smallest human finger movement.<|>-<|>In: Motivation, motor and sensory processes of the brain: Electrical potentials, behaviour and clinical use. Eds. Kornhuber H. H., Deecke L. Amsterdam, 1980, p. 177-182. (Progr. Brain Res., Voll. 54) . 221. Lee B. I., Luders H., Lesser R. P., Dinner D. S., Morris H. H. Cortical potentials related to voluntary and passive finger movements recorded from subdural electroded in human.<|>-<|>Ann. Neurol. 1980, vol. 20, p. 32-37. 222. Lemon R. M. , Hanby J. A., Porter R. Relationship between the activity of precontrol neurons during active and

passive movements in consious monkeys.<|>-<|>Proc . Roy. Soc. Ser. В., 1976, 194, N 2, p. 341-373. 223. Lolas F., de Andraca I. Neuroticism, extraversion and slow brain potentials.<|>-<|>Neuropsychobiology, 1977, vol. 3, p. 12-22. 224. Loveless N. E., Sanford A. J. Slow potential correlates of preparatory set.<|>-<|>Biol. Psychol., 1974, vol. 1, p. 303314. 225. Lumsden Ch. J., Wilson E. 0. Genes, mind and culture. The coevolutionary process.<|>-<|>Harvard University Press, 1981, XII, 428 p. 226. Malmo R. B. Activation: a neuropsychological dimension.<|>-<|>Psychol. Rev., 1959, vol. 66, N 6, p. 67. 227. Marton M. L. The theory of individual differences in neobehaviorism and in the typology of higher nervous activity.<|>-<|>In: Biological bases of individual behavior. Ed. V. D. Nebylitsyn, J. A. Gray. Academic Press, N. Y., 1972, p. 221-235. 228. McAdam D. W., Seales D. M. Bereitschaftspotential enhancement with increased level of motivation.<|>-<|>EEG and Clin. Neurophys., 1969, vol. 27, p. 73-75. 229. McAdam D. W., Rubin E. H. Readiness potential, vertex positive wave, contingent negative variation and accuracy of perception.<|>-<|>EEG and Clin. Neurophysiol., 1971, vol. 30, p. 511-517. 230. McAdam D. W., Whitaker H. A. Language production: electroencephalographic localization in the normal human brain. Science, 1971, vol. 172, p. 499-502. 231. McCallum W. С Relationships between bereitschaftspotential and contingent negative variation.<|>-<|>EEG and Clin. Neuroph., 1976, vol. 40, p. 542. 232. Oikawa Т., Fujitani Y., Vematsu S. Cerebral motor potentials accompanying voluntary and reactive movements.<|>-<|>EEG and Clin. Neurophysiol., 1972, vol. 32, p. 204. 233. Papakostopoulos D. The bereitschaftspotential in left and right handed subjects.<|>-<|>Motivation motor and sensory processes of the brain: Electrical potentials behaviour and clinical. Use. Eds. H. H. Kornhuber, L. Deecke. 1980a, p. 742-747 (Progr. Brain Res., Vol. 54) . 234. Papakostopoulos D., Cooper R. , Grow H. J. Cortical potentials evoked by finger displacement in man.<|>-<|>Nature, 1974, vol. 252, p. 582-584. 235. Petrie A. Some psychological aspects of pain and relief of suf f ering . < | >-< | >Ann . N. Y., Acad.

Sci., 1960, vol. 86, p. 13-27. 236. Preparatory STATES & PROCESSES. Proceding of the Franco-American Conference. Ann Arbor, Michigan. August, 1982, 1984, London, Laweence Erlbaum Associates, publishers, 382 p. 237. Psychophysiology. Memory, motivation and event-related potentials in mental operations. VEB Gustav Fiscker Verlag Jena Elsevier Biomedical Press, Amsterdam, New York, Oxford, 1983, 571 p. 238. Rebert C. S., McAdam D. W., Knott J. R., Irwin D. A. Slow potential change in human brain related to level motivation.<|>-<|>J. Сотр. Physiol. Psychol., 1967, vol. 63, p. 20 239. Ritter W., Rotkin L., Vaughan Jr. H. G. The modality specifity of the slow negative wave.<|>-<|>Psychophysiology, 1980, vol. 17, p. 222-227. 240. Roland P. E., Larsen В., Skinhoj E. Supplementary motor area and other cortical areas in organization of voluntary movements in man.<|>-<|>J . Neurophysiol. , 1980, vol. 43, p. 118-136. 241. Routtenberg A. The two-arousal hypothesis reticular formation and limbic system.<|>-<|>Psychol. Rev.,

1968, vol. 75, p. 51-80. 242. Rust J. Cortical evoked potential, personality and intelligence.<|>-<|>J. Сотр. Physiol. Psychol., 1975, vol. 89, p. 1220-1226. 243. Schaefer D., Persinger M. A. Finger prints and personality scores.<|>-<|>Persept. And Mot. Skills, 1982, vol. 54, N 3, p. 1021-1022. 244. Shibasaki H. Cortical potentials associated with voluntary and involuntary movements. Clinical application of opisthochronic averaging technique. Recent advance in EEG and EMG data processing. Eds. N. Yamaguchi, K. Fujisawa. Amsterdam, 1981, p. 403-408. 245. Shibasaki H. Movement related cortical potentials.<|>-<|>EEG and Clin. Neurophysiol., 1982b, vol. 54, p. 23-24. 246. Shibasaki H., Barrett G., Halliday E., Halliday A. M. Cortical potentials following voluntary and passive finger movements.<|>-<|>EEG and Clin. Neurophysiol., 1980, vol. 50, p. 201-213. 247. Shibasaki H., Kato M. Movement-associated cortical potentials with unilateral and bilateral simultaneous hand movement.<|>-<|>J. Neurol., 1975, vol. 208, p. 191-199. 248. Syndulko K. Relationships between motor potentials and CNV.<|>-<|>EEG and Clin. Neurophysiol.,

1969, vol. 27, p. 706. 249. Tanji J., Evarts E.

Anticipatory activity of motor cortex neurons in relation to direction of an intended movement.<|>-<|>J. Neurophysiol., 1976, vol. 39, p. 1062-1068. 250. Timsit-Berthier M. , Delaunoy J., Rousseau J. C. Slow potential changes in psychiatry. II. Motor potentials | >-< | >EEG and Clin. Neuroph., 1973, vol. 35, p. 363-367. 251. Vaughan H. G. The motor potentials.<|>-<|>Handbook of electroencephalography and clinical neurophysiology. Ed. A. Remond. Amcterdam, 1975, vol. 8, p. 86-91. 252. Vaughan H. G., Costa L. D., Ritter W. Topography of the human motor potential.<|>-<|>Ibid., 1968, vol. 25, p. 1-10. 253. Wilky Y. Т., Lansing R. W. Variation in the motor potential with force exected during voluntary arm movements in man.<|>-<|>EEG and Clin. Neuroph., 1973, vol. 35, p. 259267. 254. Witkin H. A., Gooenough D. R. Cognitive styles: Essence and origins. Field dependence and field independence.<|>-<|>Psychol. Iss., 1982, Mon., 51, 141 p. 254. Witkin H. A., Gooenough D. R. Cognitive styles: Essence and origins. Field dependence and field independence.<|>-<|>Psychol. Iss., 1982, Mon., 51, 141 p. 255. Vladimirova G., Kristeva R., Gantchev G. Study of the movement associated brain potentials in preschool children.<|>-<|>Докл. Болг. Акад. Наук, 1977, 30, с. 447-450. 256. Walter G. W. The living brain.<|>-<|>London, 1963, 300 p. 257. Weerts T. C, Lang F. J. The effects of eye fixation and stimulus and response location on the contingent negative variation.<|>-<|>Biol. Psychol., 1973, 1, p. 1-12. ПРИЛОЖЕНИЕ

ОГЛАВЛЕНИЕ

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА........... . 3

ВВЕДЕНИЕ...........

.Глава I ИНДИВИДУАЛВНЫЕ ОСОБЕННОСТИ ПРОИЗВОЛВНЫХ ДВИЖЕНИЙ

КАК ПРЕДМЕТ ТИПОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА

1.1. Изучение типологических особенностей произвольных реакций в плане развития дифференциальной психофизиологии...........

.1.2. Теоретико-методологические основы постановки проблем индивидуализированности произвольных движений и действий...........

.1.3. Предпосылки исследования произвольных движений в структуре целостной индивидуальности.......

Глава II СПЕЦИФИКА ИЗУЧЕНИЯ ПСИХОФИЗИОЛОГИИ ДВИЖЕНИЙ

С ПОМОЩЬЮ МЕТОДА МОТОРНЫХ ВЫЗВАННЫХ ПОТЕНЦИАЛОВ (МВП)

2.1. Развитие представлений о связанных с движениями потенциалах мозга...........

.2.2. Методики регистрации МВП для психологического моделирования динамики действий...........

.Глава III

3.1. Планирование экспериментального изучения типологических особенностей произвольных движений...........

.3.2. Биоэлектрические характеристики антиципации как индикатор ситуации развития деятельности.....

3.3. Потенциалы антиципации в механизмах реализации действий разного смысла...........

.3.4. Факторный анализ биоэлектрических характеристик антиципации и типологических показателей......

3.5. К системным закономерностям организации синдромов индивидуальности...........

.Глава IY СТРУКТУРНЫЕ КОМПОНЕНТЫ СИМПТ 0М0 КОМПЛ Е КСА

АНТИЦИПАЦИИ В СТРУКТУРЕ ЦЕЛОСТНОЙ ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ

4.1. Интегративность индивидуальных особенностей на этапах антиципации и сличения вероятностнопрогностической деятельности...........

.4.2. Типологические особенности функциональных систем в предпочтении стратегий вероятностного прогнозирования...........

.4.3. Особенности антиципации как задатки индивидуальных различий при переделке навыка..........

4.4. Потенциалы антиципации и задатки прогностических способностей...........

.Глава Y ПРИКЛАДНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ЦЕЛОСТНОЙ ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ

5.1. Опосредование ишемической болезни сердца индивидуально-типологическими характеристиками

человека...........

.5.2. Индивидуальность под влиянием радиации на активированность мозга...........

.ЗАКЛЮЧЕНИЕ...........

.ЛИТЕРАТУРА...........

.ПРИЛОЖЕНИЕ...........