Я.А. Кириллов
Статья посвящена проблеме разработки субъект-субъектной парадигмы в российской психологии. Основываясь на том, что категорией, выражающей субъект- субъектную парадигму, должна являться идентификация, автор ставит проблему неразработанности теории идентификации и выдвигает предположение о внутренних ограничениях существующих объяснительных принципов как о главной причине ее неразработанности; обозначает новый объяснительный принцип, осмысляющий жизненную взаимосвязь человека с человеком.
Одной из актуальных тенденций развития современной российской психологии является стремление осмыслить жизненную взаимосвязь человека с человеком [3]. В последние десятилетия это стремление было сформулировано рядом ученых в требовании перейти от субъект-объект- ной к субъект-субъектной парадигме [5; 9: с. 161]. В этой связи основной теоретической проблемой, встающей перед российскими учеными, является вопрос о том, какая именно психологическая категория может выступить приложением субъект-субъектной парадигмы и стать объяснительным принципом межчелове- ческих взаимоотношений.
Поиск объяснительного принципа межчеловеческих взаимоотношений в российской психологии ведется учеными в двух направлениях: с одной стороны, в объективном, где ученые стремятся найти внешнюю детерминанту, обусловливающую межличностную взаимосвязь; с другой стороны, в субъективном, где ученые пытаются найти категорию, адекватно описывающую психологические процессы, изнутри определяющие межличностную взаимосвязь. Однако, хотя оба направления гипотетически взаимосвязаны и исследуют две стороны одного и того же целостного психического процесса, в российской психологии сложилась ситуация, когда оба плана психики исследуются диссоциированно один от другого. Попытаемся дать конкретную формулировку возникшего противоречия.
В последние десятилетия в ряде проблемно-ориентированных статей и монографий, прежде всего в трудах Б.Ф. Ломова, С.Д. Смирнова, А.А. Леонтьева, Л.И. Воробьевой, О.В. Гордеевой, С.Д. Дерябо, было показано, что субъект- субъектная парадигма не приложима к психологической категории деятельности, что категория деятельности «отражает субъекта в субъект-объектных отношениях» [9: с. 161]. В качестве психологической категории, объективно обусловливающей межличностную взаимосвязь, в трудах Б.Ф. Ломова, А.А. Леонтьева и А.В. Петровского была предложена категория общения [9, с. 163]. С другой стороны, в качестве категории, описывающей внутреннюю сторону межличностной взаимосвязи, ряд ученых, прежде всего В.С. Мухина, Л.И. Воробьева, С.Д. Де- рябо, предлагают категорию идентификации [5, 9, 17]. Между тем исторический анализ показывает, что и категория общения, и категория деятельности рассматриваются как объяснительный принцип, отражающий объективный план психики; в качестве категории, выражающей субъективный план, выступает понятие опредмечивания, означающее отнесенность субъективного познавательного (но не личностного!) образа к внешнему объекту. В то же время категории идентификации как принципу, описывающему субъективный план межличностной взаимосвязи, соответствует категория влечения как объективная детерминанта межличностной взаимосвязи.
Таким образом, в направлении разработки психологической категории, осмысляющей жизненную взаимосвязь человека с человеком в российской психологии, возникла диссоциация между внешним и внутренним планами осознания этой взаимосвязи. Конкретной причиной этой диссоциации выступает, как мы предполагаем, теоретическая и методологическая неосмысленность категории идентификации в отечественных психологических подходах. Хотя в советской психологии предпринимались попытки теоретически осмыслить понятие идентификации, связав его с категорией деятельности, тем не менее до сих пор в отечественной психологии отсутствует теория идентификации, и в этом смысле понятие идентификации остается чуждым отечественной психологии. С другой стороны, представляется несомненным, что именно категория идентификации, в противоположность категории опредмечивания, может и должна выступить в отечественной психологии приложением субъект-субъектной парадигмы.
Цель исследования заключалась в поиске методологических оснований для построения теории идентификации. Для достижения этой цели мы предполагаем решить три задачи: поставить проблему идентификации; выяснить причины неразработанности теории идентификации в советской психологии; наметить методологические ориентиры для ее разработки в российской психологии.
Сущность и основания теории идентификации в зарубежной психологии
В зарубежной психологии было предложено две теории идентификации: одна разработана в психоанализе З. Фрейда, другая — в символическом ин- теракционизме Ч.Х. Кули. Несмотря на различие теоретических предпосылок, обе теории в целом схожи между собой и отличаются только по объекту, для объяснения которого они создавались: теория идентификации З. Фрейда объясняет эмоциональную связь между людьми при психопатологии, теория Ч.Х. Кули — эмоциональную связь в норме [12: с. 97; 21: с. 97]. В целом оба автора подразумевают под идентификацией двоякий процесс, при котором, с одной стороны, «Я» переносится на внешний объект и последний начинает выступать в роли заместителя «Я» или какой-то его части, а с другой стороны, внешний объект переносится в «Я», и последнее «обогащается» его качествами, не подменяя себя объектом [12: с. 135-136; 21: с. 106].
В основе обеих теорий идентификации лежат представления их авторов о сознании, о связи сознаний, а также о механизме идентификации. Общим посылом представлений о сознании в трудах З. Фрейда и Ч.Х. Кули является теория У. Джемса, который выделял в сознании два аспекта — «Я-субъект» и «Я-объект» [10]. Отталкиваясь от теории У Джемса, оба автора разотождест- вляют «Я» и сознание и рассматривают отношение субъекта и объекта в «Я» как отношение «Я» и «другого». Причем в трудах З. Фрейда «другой» представляет собой отщепившуюся от «Я» и ему противопоставленную структуру сознания, в связи с чем сознание рассматривается З. Фрейдом как расщепленное, а в трудах Ч.Х. Кули «другой» представляет собой неразрывную часть «Я», его «вторую половину», в связи с чем сознание понимается как место встречи «Я» и «другого» [12: с. 73-77; 21: с. 102].
Проблема связи сознаний решается З. Фрейдом и Ч.Х. Кули путем введения «транссубъективного» (по Г.Г. Шпету) основания между замкнутыми в себе сознаниями. Таким основанием в трудах З. Фрейда явилось бессознательное, а в трудах Ч.Х. Кули — воображение.
В основу идентификации оба автора кладут эмоциональный механизм, причем как у З. Фрейда, так и у Ч.Х. Кули эмоционально-чувственная жизнь сознания рассматривается не как индивидуальное достояние, а как надинди- видуальная сущность [12: с. 95; 21: с. 103]. Конкретным механизмом, запускающим процесс идентификации, у обоих авторов выступает необходимость удовлетворения потребности [12: с. 136; 21: с. 100].
Критика советскими психологами оснований теории идентификации
Основания теории идентификации подверглись критическому пересмотру в советской психологии, прежде всего в трудах Л.С. Выготского, А.Н. Леонтьева и Г.М. Андреевой. Предметом критики выступили объяснительная направленность теории идентификации, решение психофизической проблемы, представление о природе бессознательного и воображения и представление о механизме идентификации.
В трудах Л.С. Выготского и Г.М. Андреевой было показано, что, претендуя на статус объяснительной, теория идентификации в трудах З. Фрейда и
Ч.Х. Кули является на деле только описательной теорией [1; 6: с. 135-136]. Основу описательного подхода к психическим явлениям составляет, как показывает Л.С. Выготский, ложно поставленная проблема противопоставленности психических процессов физиологическим, то есть не что иное, как психофизический дуализм [6: с. 136]. В связи с этим, согласно Л.С. Выготскому и Г.М. Андреевой, бессознательное и воображение из-за внутренней двойственности своих оснований не могут претендовать на роль объяснительных принципов в психологии [1; 6: с. 136]. Кроме того, сама проблема бессознательного и воображения, по мысли Л.С. Выготского и Г.М. Андреевой, не решена Фрейдом и Ч.Х. Кули: оба автора не дают ответа на вопрос, какова природа бессознательного и воображения [1; 6: с. 145].
Переходя к анализу проблемы сознания и связи сознаний, Л.С. Выготский отмечает, что в трудах З. Фрейда и Ч.Х. Кули правильно разотождест- влены «Я» и сознание. Однако взаимосвязь «Я» с «другим» у З. Фрейда и Х. Кули оказывается, согласно Л.С. Выготскому, «мистической» без раскрытия реальной взаимосвязи двух индивидов, стоящей за этим «общением сознаний» [6: с. 144]. Дуалистические основания в подходе к проблеме связи сознаний привели, по мысли А.Н. Леонтьева, к ложному пониманию проблемы предметной отнесенности субъективного образа, которая является первостепенной в вопросе о связи сознаний. В подходах З. Фрейда и Ч.Х. Кули содержится допущение, что первоначально образ существует внутри субъекта, во внутреннем мире, и только затем «вторично» проецируется во внешний мир. Однако реальные факты, как пишет А.Н. Леонтьев, свидетельствуют о том, что «психический образ с самого начала уже «отнесен» к внешней, по отношению к мозгу субъекта, реальности и что он не проецируется во внешний мир, а скорее вычерпывается из него» [13: с. 169].
Анализируя конкретные причины, запускающие процесс идентификации, Л.С. Выготский приходит к мысли, что и у З. Фрейда, и у Ч.Х. Кули непосредственной причиной идентификации выступает необходимость удовлетворить потребность [7: с. 59]. Однако оба автора, как отмечает Л.С. Выготский, упускают тот факт, что любая «потребность удовлетворяется путем известного приспособления к действительности» [7: с. 59]. Согласно Л.С. Выготскому, «потребность и приспособление необходимо рассматривать в их единстве» [7: с. 59]. Конкретным выражением механизма приспособления выступает, согласно Л.С. Выготскому и А.Н. Леонтьеву, действие [7: с. 59; 13].
Таким образом, действие как конкретное выражение активности субъекта есть, согласно Л.С. Выготскому и А.Н. Леонтьеву, как раз то, что упущено зарубежными авторами при разработке теории идентификации и без чего сама эта теория остается чисто описательной.
Проблема идентификации в советской психологии
В трудах советских ученых было заявлено требование, что для разработки объяснительной теории идентификации необходимо определить конкретную активность субъекта, стоящую за процессом идентификации и его обусловливающую. В качестве соответствующих объяснительных принципов, задающих активность субъекта, был предложен ряд принципов, и прежде всего принципы знакового опосредования (Л.С. Выготский) и деятельности (А.Н. Леонтьев).
Попытка разработать объяснительную теорию идентификации в советской психологии предпринималась П.П. Блонским и Д.Б. Элькониным. П.П. Блонский стремился в качестве активности субъекта, лежащей в основе идентификации, рассмотреть процесс подражания, однако вскоре отказался от этого предположения, посчитав идентификацию более сложным явлением, выступающим за рамки простого подражания [2]. После П.П. Блонского попытка объяснить идентификацию на основе принципа деятельности была предпринята Д.Б. Элькониным, одна
Еще раньше Д.Б. Эльконина понятие идентификации подверглось критике в известном труде Л.С. Выготского «Мышление и речь» при анализе трудов Л. Леви-Брюля [7: с. 159]. Л.С. Выготский указывает, что первостепенным фактом при анализе взаимосвязи субъекта с миром должна выступать не идентификация, а предметная отнесенность [7: с. 93]. Именно предметная отнесенность легла в основу разработки основных объяснительных принципов в советской психологии, в частности общения.
После работ Л.С. Выготского понятие «идентификация» применялось в советской психологии в течение почти полувека преимущественно в негативном контексте — как неадекватный объяснительный принцип, используемый в зарубежных психологических подходах (Л.И. Божович, М.И. Лисина, А.Н. Леонтьев и др.), и реже в позитивном — как описательный принцип — например, у А.В. Запорожца для передачи процесса отождествления ребенка со сказочным персонажем [11], у В.С. Мерлина для характеристики взаимосвязи «Я» с окружающими предметами [16, с. 90], у В.С. Мухиной для описания механизма развития и бытия личности [17].
Как описательный принцип идентификация широко распространилась в российской психологической науке в течение последних двадцати лет и используется многими видными учеными как механизм развития самосознания и личности (В.С. Мухина), образования смыслов (Д.А. Леонтьев), субъекти- фикации природных объектов (С.Д. Дерябо) и т. д. В то же время понятие идентификации является методологически неопределенным и, оставаясь чисто описательным принципом, само по себе ничего не объясняет. В этом смысле уместно вспомнить слова П.П. Блонского по поводу авторов, пытающихся с помощью данного понятия объяснить детскую игру: «Называя играние роли идентификацией, мы еще никакого объяснения не получаем» [2: с. 118].
Более приемлемым для советских психологов понятием, отвечающим предложенным объяснительным принципам, явилось понятие «опредмечивание». В трудах А.Н. Леонтьева, разработавшего теорию опредмечивания, под этим термином понимается процесс объективной отнесенности субъективного психического образа к внешнему объекту [13: с. 128]. При этом поскольку, согласно А.Н. Леонтьеву, психический образ уже изначально отнесен к внешней, по отношению к мозгу субъекта, реальности и обнаруживает это свойство в момент своего становления [13: с. 129, 169], то в процессе опредмечивания происходит локализация объекта в пространстве и отграничение субъекта от объекта [13: с. 129]. Важнейшим свойством опредмечивания, по мысли А.Н. Леонтьева, является смещенность ощущений в мир внешних вещей. Свойство отнесенности субъективного образа к внешним объектам возникает, согласно А.Н. Леонтьеву, в результате деятельности субъекта, направленной на объект [13: с. 129]. Отграничение объекта от субъекта и локализованность его в пространстве возникает, по мысли А.Н. Леонтьева, «как только деятельность субъекта вынуждена подчиниться объекту, а это происходит даже в том случае, когда деятельность приводит к его переделке или уничтожению» [13: с. 129]. Таким образом, «субъективный образ внешнего мира, — пишет А.Н. Леонтьев, — есть продукт деятельности субъекта в этом мире» [13: с. 131].
Хотя ряд советских ученых, и прежде всего Л.И. Божович, М.И. Лисина и С.Л. Рубинштейн, считали, что в процессе опредмечивания личность «опредмечивает» себя в межличностных отношениях [4, 14, 19], однако на деле речь шла только о познавательной субъект-объектной взаимосвязи. Так, анализируя взаимодействие субъектов в деятельности общения, М.И. Лисина отмечает, что в этом процессе оба субъекта за счет опредмечивания выступают друг для друга «объектами познания» [14]. Сам А.Н. Леонтьев, разрабатывая теорию опредмечивания, неоднократно подчеркивал, что понятие опредмечивания раскрывает гносеологический аспект взаимосвязи субъекта с внешним миром [13: с. 105]. Кроме того, как отмечает С.Д. Смирнов, субъективный образ, «вычерпываемый» субъектом из внешнего мира, рассматривается только как познавательный [20: с. 55].
В этом смысле теория опредмечивания не может заменить теорию идентификации, поскольку первая раскрывает познавательный аспект взаимосвязи субъекта с миром, а вторая описывает целостную межличностную связь. В то же время теория опредмечивания не может быть приложена к осмыслению жизненной взаимосвязи человека с человеком из-за узкогносеологической направленности, и в этом смысле, строго говоря, если не брать в расчет понятие идентификации так и оставшееся для отечественной психологии «внешним», в психологических подходах отсутствует теория, раскрывающая субъективный план целостной межличностной взаимосвязи. Именно поэтому, как мы предполагаем, отечественная наука особенно нуждается в теоретическом осмыслении понятия идентификации.
Основания разработки теории идентификации в российской психологии
Теория идентификации не была построена в советской психологии из-за внутренних ограничений ее центральных объяснительных принципов. Ограничения эти связаны прежде всего с тем, что методологические принципы разрабатывались для объяснения прежде всего познавательной взаимосвязи человека с миром [8, 20]. Вследствие этого жизненная взаимосвязь человека с человеком оставалась за пределами объяснительных возможностей психологических подходов.
Среди внутренних ограничений объяснительных принципов, не позволивших в отечественной психологии разработать теорию идентификации, рядом ученых указывается на три негативные установки: безличный характер [18; 23: с. 88-89], функционализм [8], предметность детерминирующего мира [22]. Для того чтобы построить объяснительную теорию идентификации в российской психологии, на наш взгляд, необходимо определить новый объяснительный принцип, направленный на осмысление жизненной взаимосвязи человека с человеком, а для этого прежде всего нужно наметить позитивные методологические установки. К этим установкам надлежит отнести следующие требования: 1) чтобы новый объяснительный принцип позволял осмыслить онтологическую взаимосвязь человека с человеком; 2) чтобы новый принцип позволял осмыслить межличностную связь нефункционально, непрагматически; 3) чтобы в качестве первичной внешней детерминанты поведения этот принцип включал в себя субъектность мира (В.К. Шабельников).
Таким принципом, который удовлетвлетворяет трем перечисленным выше установкам, является, на наш взгляд, принцип мифа. Проводя философский анализ категории мифа в известном труде «Диалектика мифа», А.Ф. Лосев отмечал, что категория мифа осмысляет целостный реальный мир, понятый как «личностное бытие» [15: с. 26]; что взаимосвязь человека с миром в мифе не прагматична, а выразительна [15: с. 70]; и, наконец, что сам способ детерминации в мифе является субъектным: миф, писал А.Ф. Лосев, «объективен, и этот объект есть живая личность [15: с. 26].
Будучи осмыслен в психологии как категория и объяснительный принцип, миф позволит понять идентификацию как особое выразительное действие: «иррелевантное» (по А.Ф. Лосеву) к существенным моментам объективного существования личности; удвоенное по своей структуре, то есть необходимо требующее для своей завершенности другого, соотносимого с ним действия; направленное на поддержание и утверждение личностью своего «присутствия» (по М. Хайдеггеру) в мире. В таком выразительном действии рождается личностный образ как образ диалогический, субъектный и самоценный. Отнесенность этого личностного образа к другому, воспринятая через категорию мифа как ритуал, и означает идентификацию. Сама идентификация в таком смысле должна быть понята в российской психологии как активно поддерживаемый личностью с помощью ритуала целостный образ ее самотождества.
Выводы
Категория идентификации может выступить в российской психологии основным приложением субъект-субъектной парадигмы.
Основным недостатком зарубежных психологических теорий идентификации является неразработанность конкретной активности субъекта, стоящей за процессом идентификации и его обусловливающей.
Ни один из предложенных в отечественной психологии объяснительных принципов не привел к построению теории идентификации.
Объяснительным принципом, с помощью которого может быть построена теория идентификации в российской психологии, может являться принцип мифа.
Список литературы
Андреева Г.М. Социальная психология / Г.М. Андреева. - М.: Аспект Пресс, 1999. - 375 с.
Блонский П.П. Педология / П.П. Блонский. - М., 1934. - 344 с.
Братусь Б.С. Опыт обоснования гуманитарной психологии / Б.С. Братусь // Вопросы психологии. - 1990. - № 6. - С. 9-17
Божович Л.И. Личность и ее формирование в детском возрасте / Л.И. Божович. - М.: Просвещение, 1968. - 464 с.
Воробьева Л.И. Гуманитарная психология: предмет и задачи / Л.И. Воробьева // Вопросы психологии. -1995. - № 2. - С. 19-30.
Выготский Л.С. Собрание сочинений: В 6-ти тт. / Л.С. Выготский. - Т. 1. - М.: Педагогика, 1982. - 488 с.
Выготский Л.С. Собрание сочинений: В 6-ти тт. / Л.С. Выготский. - Т. 2. - М.: Педагогика, 1982. - 504 с.
Гордеева О.В. Влияние марксизма на разработку проблемы сознания в отечественной психологии: автореф. дис. ... канд. психол. наук / О.В. Гордеева. - М., 1997. - 36 с.
Дерябо С.Д. Феномен субъектификации природных объектов: дис. ... докт. психол. наук: 19.00.01 / С.Д. Дерябо. - М., 2002. - 365 с.
Джемс У. Психология / У. Джеймс. - М.: Педагогика, 1991. - 368 с.
Запорожец А.В. Психология действия / А.В. Запорожец. - М.: МГПСИ; Воронеж: Модэк, 2000. - 736 с.
Кули Ч.Х. Человеческая природа и социальный порядок: пер. с англ. /
Ч.Х. Кули. - М.: Идея-Пресс, Дом интеллектуальной книги, 2000. - 320 с.
Леонтьев А.Н. Избранные психологические произведения: В 2-х тт. /
Н. Леонтьев. - Т. II. - М.: Педагогика, 1983. - 320 с.
Лисина М.И. Формирование личности ребенка в общении / М.И. Лисина. - СПб.: Питер, 2009. - 300 с.
Лосев А.Ф. Диалектика мифа / А.Ф. Лосев // Лосев А.Ф. Миф. Число. Сущность. - М.: Мысль, 1994. - 920 с.
Мерлин В.С. Структура личности: характер, способности, самосознание /
С. Мерлин. - Пермь: ПГПИ, 1990. - 109 с.
Мухина В.С. Детская психология / В.С. Мухина. - М.: Просвещение, 1985. - 399 с.
Петровский В.А. Психология неадаптированной активности. / В.А. Петровский. - М.: Горбунок, 1992. - 356 с.
Рубинштейн С.Л. Бытие и сознание / С.Л. Рубинштейн // Рубинштейн С.Л. Избранные философско-психологические труды. - М.: Наука, 1997. - 463 с.
Смирнов С.Д. Психология образа: проблема активности психического отражения / С.Д. Смирнов. - М.: МГУ, 1985. - 232 с.
Фрейд З. Собрание сочинений: В 10-ти тт. / З. Фрейд. - Т. 9. - М.: СТД, 2008. - 607 с.
Шабельников В.К. Предметность и субъектность детерминирующего мира в концепциях психологии / В.К. Шабельников // Методология и история психологии. - 2006. - Т. 1. - Вып. 1. - С. 23-40.
Щедровицкий Г.П. К характеристике категориальных определений деятельности / Г.П. Щедровицкий // Проблема деятельности в советской психологии: тезисы докладов к V Всесоюзному съезду Общества психологов. - Ч. 1. - М.: АПН, Общество психологов СССР, 1977. - С. 83-93.