Религиозные войны породили не только пуританство, но и секуляризм и индивидуализм аристократии. Индивидуализм защищал право на чувство, на страсть, на свободную любовь, на понимание эротической любви как особого счастья. Эта тенденция заметнее всего в XVIII веке, когда можно говорить о господстве эротизма в определенных кругах общества. Эротическая любовь составляла основное содержание жизни, с невиданной силой возрождался феминизм. Этот взгляд на мир как проявление своеобразного упадка должен был принести с собой эротоманию.
Основным сексуальным лозунгом галантной эпохи было возвращение к природе, секс считался естественным, и не видели в нем ничего постыдного. Женщина была создана действительно для любви, а не для того, чтобы доставлять удовольствие мужчине. У нее была собственная сексуальная жизнь, она имела право на активную роль, а не только на подчинение мужчине. Культ эротизма поставил ее в самый центр жизни, все вращалось вокруг нее. Но это не имело ничего общего со средневековым культом женщины, никто не стремился превращать любовные дела в драму.
Ну, кажется, теперь-то мы знаем об Эросе все: это и лирическое обожание, и сладострастное бичевание. Но, оказывается, на холсте нет еще одного мазка. Любовь, как выясняется, можно вообще свести на нет. Чувство это пагубное и стыдное. Его надлежит прятать подальше. Так называемая пуританская этика, которая сопутствовала становлению капитализма, предписывала людям чопорное благонравие.
В викторианской Англии столы и стулья до самого пола покрывались белоснежными чехлами. Ножки, разумеется, деревянные, но обнажать их перед посторонним и дерзко-пытливым взглядом неприлично. Считалось непристойным попросить соседку положить на стол ножку цыпленка. Слово «ножка» так много сообщало необузданному викторианскому воображению… Запрещались произведения видных европейских писателей, которые, как предполагалось, оказывают порочное воздействие на нравы. Французский поэт Шарль Бодлер был осужден за «Цветы зла».
Однако и в постпросветительскую эпоху протестантская этика не выветрилась. Немецкий поэт XIX в. Л. Эйхродт стал печатать в одном из мюнхенских изданий стихи, посвященные семье, дому, патриархальным традициям. Он помещал их под псевдонимом Готлиб Бидермейер. Нет, поэт никого не хотел мистифицировать. Он и не помышлял о том, что его выдуманное имя станет обозначением новых ценностных ориентаций целой эпохи. Не думал он и о том, что благодаря ему сложится эталон женской красоты и нравственности. Как выглядела воспетая им девушка? Кроткая, благородная, женственная. Созданный поэтом образ благонравного человека в сознании средних слоев населения превратился в воплощение идеала в Германии середины прошлого века. Более того, стиль «бидермейер» проявил себя в искусстве, литературе и архитектуре.
Стремление удержать патриархальные нравы превращало семью в большую общину, включавшую в себя представителей трех-четырех поколений. На вершине этой иерархии находился хранитель семейных преданий. Миру этих идеалов соответствовал образ жены, послушной Библии и мужу. Ей предписывалось содержать в порядке дом, где мог бы отдохнуть от деловой прозы муж, занятой и энергичный человек. Искусство старательно культивировало образ миловидной, невинной, скромной, верной и наивной спутницы жизни. Рыцарская романтика еще уживалась с утилитаризмом жизни, а сентиментальность — с деловым расчетом. (Гуревич П. С.)
Жан Де Лабрюйер из книги «Характеры, или Нравы нынешнего века»
1
Мнение мужчин о достоинствах какой-нибудь женщины редко совпадает с мнением женщин: их интересы слишком различны. Те милые повадки, те бесчисленные ужимки, которые так нравятся мужчинам и зажигают в них страсть, отталкивают женщин, рождая в них неприязнь и отвращение.
10
На свете нет зрелища прекраснее, чем прекрасное лицо, и нет музыки слаще, чем звук любимого голоса.
11
У каждого свое понятие о женской привлекательности; красота — это нечто более незыблемое и не зависящее от вкусов и суждений.
12
Порою женщины, чья красота совершенна, а достоинства редкостны, так трогают наше сердце, что мы довольствуемся правом смотреть на них и говорить с ними.
16
Чем больше милостей женщина дарю мужчине, тем сильнее она его любит и тем меньше любит ее он.
17
Когда женщина перестает любить мужчину, она забывает все — даже милости, которыми его дарила.
18
Женщина, у которой один любовник, считает, что она совсем не кокетка; женщина, у которой несколько любовников,— что она всего лишь кокетка,
Женщина, которая столь сильно любит одного мужчину, что перестает кокетничать со всеми остальными, слывет в свете сумасбродкой, сделавшей дурной выбор.
19
Давнишний любовник так мало значит для женщины, что его легко меня ют на нового мужа, а новый муж так быстро теряет новизну, что почти сразу уступает место новому любовнику.
Давнишний любовник опасается соперника или презирает его в зависимости от характера дамы своего сердца.
Давнишний любовник отличается от мужа нередко одним лишь названием; впрочем, это весьма существенное отличие, без которого он немедленно получил бы отставку.
20
Кокетство в женщине отчасти оправдывается, если она сладострастна. Напротив, мужчина, который любит кокетничать, хуже, чем просто распутник, Мужчина-кокетка и женщина-сладострастница вполне стоят друг друга.
21
Тайных любовных связей почти не существует: имена многих женщин так же прочно связаны с именами их любовников, как и с именами мужей.
22
Сладострастна
24
Мы называем непостоянной женщину, которая разлюбила; легкомысленной — ту, которая сразу полюбила другого; ветреной — ту, которая сама не знает, кого она любит и любит ли вообще; холодной — ту, которая никого не любит.
25
Вероломство — это ложь, в которой принимает участие, так сказать, все существо женщины; это умение ввести в обман поступком или словом, а подчас — обещаниями и клятвами, которые так же легко дать, как и нарушить.
Если женщина неверна и это известно тому, кому она изменяет, она неверна — и только; но если он ничего не знает — она вероломна.
Женское вероломство полезно тем, что излечивает мужчин от ревности.
78
Как мало на свете таких безупречных женщин, которые хотя бы раз на дню не давали своим мужьям повода пожалеть о том, что они женаты, и позавидовать холостякам.
80
Неужели нельзя изобрести средство, которое заставило бы женщин любить своих мужей?
81
Женщина, которую все считают холодной, просто еще не встретила человека, который пробудил бы в ней любовь.
В обществе она всегда производит смешное впечатление и подвергается справедливым нареканиям; так бывает со всяким, кто пренебрегает своим званием и намеревается играть роль, для коей он не создан. Все эти женщины с великими талантами вводят в заблуждение лишь глупцов. Всегда бывает известно, кто тот художник или друг, который водит их пером или кистью, когда они творят; всем известно, кто тот скромный литератор, который тайком диктует им их вещания. Подобное шарлатанство недостойно порядочной женщины. Если бы даже она и впрямь обладала талантами, ее претенциозность свела бы их на нет. Достоинство женщины в том, чтобы оставаться безвестной, ее слава — это уважение, какое ей оказывает муж, ее радость — благоденствие ее семьи. Я обращаюсь к вам, читатель, скажите от чистого сердца: о какой женщине вы будете более высокого мнения и к какой отнесетесь с большим уважением — к той, которая, когда вы войдете в ее комнату, будет поглощена занятиями, присущими ее полу, заботами по хозяйству и окружена детьми, или же к той, которую вы застанете пишущей стихи на туалетном столике, обложенной со всех сторон всевозможными книжками и разноцветными записками? Всякая ученая девица останется девою до конца дней, ежели все мужчины на свете проявят благоразумие.
Высказав все эти соображения, коснусь вопроса о наружности. Этот вопрос задают, прежде всего, а между тем его следует задавать в последнюю очередь, хотя с внешностью нельзя не считаться. Мне думается, при выборе невесты лучше не гнаться за выдающейся красотою, а, наоборот, избегать таковой. Красота быстро приедается, через какие-нибудь полтора месяца она уже теряет всякое значение для обладателя, но порождаемые ею опасности остаются в силе до тех пор, покуда она существует. Если только красивая женщина не ангел, ее муж несчастнейший из смертных; и будь она даже ангелом, разве она избавит его от врагов, которые будут постоянно его окружать? Если бы крайнее уродство не возбуждало отвращения, я бы его предпочел исключительной красоте.
Август Бебель из книги «Женщина и социализм»
В буржуазном обществе женщина занимает второе место. На первом месте выступает мужчина, потом она. Существует, следовательно, отношение, почти противоположное тем временам, когда господствовала материнская линия. Этот переворот вызван главным образом развитием от примитивного коммунизма к господству частной собственности.
Платон благодарил богов за восемь оказанных ему благодеяний. Первым он считал то, что они дали ему возможность родиться свободным, а не рабом, вторым же — что он родился мужчиной, а не женщиной. Подобная же мысль высказывается в утренней молитве евреев-мужчин: «Хвала тебе, боже, господь наш и владыка мира, что не родил меня женщиной». Женщины же еврейки молятся в соответствующем месте: «… который сотворил меня по воле своей». Противоположность в положении полов не может быть выражена более резко, чем это высказано у Платона и в молитве евреев. По многочисленным местам в Библии, только мужчина, собственно,— настоящий человек, так же как в английском и французском языках мужчина и человек определяются одним и тем же словом. Точно так же когда говорится о «народе», то всегда предполагаются мужчины. Женщина — пренебрегаемая величина, и во всяком случае мужчина является повелителем ее. Весь мужской род считает такое положение в порядке вещей, а большинство женщин смотрит на это до сих пор как на неизбежность судьбы. В этом представлении отражается все положение женщины.
Совершенно независимо от вопроса, угнетена ли женщина как пролетарка, она угнетена в мире частной собственности как существо половое. Многочисленные преграды и препятствия, неизвестные мужчине, для женщин встречаются на каждом шагу. Многое, что позволено мужчине, ей запрещено; масса общественных прав и свобод, которыми пользуется мужчина, для женщины является проступками или преступлениями. Она страдает в двояком отношении: как существо социальное и половое, и трудно сказать, в каком из них она страдает больше. Поэтому понятно желание многих женщин родиться мужчиной.