Государственный Университет Управления
Институт социологии и управления персоналом
Кафедра рекламы
Реферат на тему:
«Социология Макса Вебера»
Выполнила студентка 1-го курса
2-ой группы факультета
связей с общественностью
Якушева Юлия Владимировна
Преподаватель: Кондауров
Владимир Иванович
Москва, 2002
План:
I. Введение
1. Биография Макса Вебера
2. Идейно – теоретические предпосылки становления социологии Вебера
II. 1. Предмет и методы «понимающей социологии»
1.1. Новый взгляд на роль естественных и социальных наук
1.2. Социальные действия: смысл, типизация и методы понимания
1.3. Концепция идеальных типов
2. Тория рациональности Вебера
2.1. Анализ общества по характеру действий его членов
2.2. Бюрократия и границы рационального
2.3. Иррациональная рациональность
III. Заключение: актуальность веберовских идей в России
I. Ввведение
1. Биография Макса Вебера
Немецкий мыслитель Макс Вебер сыграл выдающуюся роль в развитии социологии в конце прошлого и начале нынешнего века. В настоящее время социология Макса Вебера переживает настоящее возрождение. Вновь осмысливаются и переосмысливаются многие стороны его философско-социологических взглядов. Берутся на вооружение разработанная им методология социального познания, концепции понимания, идеальных типов, его учение о культуре, этике, социологии и религии. Сегодня западные социологи рассматривают Вебера «в качестве одной из тех ключевых фигур, обращение к которым открывает преспективу плодотворного обсуждения фундаментальных вопросов социологической теории».
Макс Вебер родился 21 апреля 1864 года в семье чиновника, который занимал весьма высокое положение в бюрократической иерархии и политическом истеблишменте Германии того времени, используя которое наслаждался почти всеми земными благами. Его мать, напротив, была женщиной строгих аскетических правил, всецело поглощенной религиозными догмами Кальвинизма, постоянно озабоченной возможностью божественного избрания и спасения души после смерти. Эти глубокие различия родителей, постоянно вызывавшие напряжения в семье, вместе с тем оказали существенное влияние на мировосприятие, образ жизни Вебера, характер его творчества, в котором парадоксально сочетались интересы к бюрократизму и религиозному аскетизму.
В начале жизни Вебер отдавал предпочтение ценностным ориентациям своего отца. Он получил образование в лучших университетах Германии, став в итоге обладателем докторской степени по праву. В течении года Вебер находился на военной сллужбе сначала в качестве простого солдата, а затем офицера имперской армии. Но интересы к экономике, истории и социологии взяли вверх над карьерой чиновника-бюрократа. Вебер окончательно выбирает для себя аскетический образ жизни, подобно тому, какой вела его мать, хотя так и не став верующим, и погружается в науку. Вебер преподавал социологию в Германии и США, принимал участие в работе ряда международных конгрессов социальных наук, издавал журнал «Архив социальной науки и социальной политики». В 1910 г. он основал Немецкое социологическое общество. Преподавательскую и научную деятельность он совмещал с практической политикой – выполнял различные официальные миссии в годы первой мировой войны, был экспертом германской делегации в Версале, участвовал в разработке проекта Веймарской конституции. Однако политика была для него не самоцелью, а вопросом фактического знания проблемы. На первом месте для него было познание человеческого бытия. Любопытно, что социолог специально изучил русский язык, чтобы по газетам и литературе следить за развитием событий.
Среди основных работ Вебера отмечают: «Протестантская этика и дух капитализма», «О некоторых категориях понимающей социологии», «Политика как призвание и прфессия», «Наука как профессия», «Хозяйственная этика мировых религий», «Аграрная история древнего мира», «Хозяйство и общество», «О буржуазной демократии в России», «К истории торговых обществ в средние века».
Умер Макс Вебер 14 июня 1920 года в Германии.
2. Идейно-теоретические предпосылки становления социологии Вебера
Социологическая концепция Вебера тесно связана с другими социологическими системами, характерными для прошлого века. В то время ведущие позиции занимал структурный функционализм позитивистского толка, представленный, прежде всего, Эмилем Дюркгеймом, который отстаивал необходимость распространения рационализма на познание социальных явлениий, на исследование их самих с помощью методов, характерных для естественных наук. Вебер видел слабость представителей этой позиции в том, что структуры всецело обуславливают поведение индивидов, из чего следовало, что исторические события рассматривались независимо от намерений людей, а сами индивиды – как соучастники заранее предопределенных событий. Не принял Вебер и использование естественнонаучных подходов для анализа общества, подчеркивая то, что в отличие от неизбежных связей между явлениями неживой природы, в обществе действуют качественно иные причинные связи и для их познания нужна другая методология. При этом Веберу импонировала идея рационализма, которая обрела иное содержание и стала центральной в его взгляде на историю и будущее человеческих обществ.
Определенное влияние на социологические воззрения Вебера оказала марксистская социология, в частности, ряд соображений К. Маркса об обществе как арене противоборствующих социальных групп, где каждая имеет свои экономические интересы, свои ценностные ориентации, соответствующие социально-экономическому положению и определенным взглядам на окружающий мир. Однако при этом им была дана позитивная критика материалистического понимания истории, в которой социолог показал значимость идеальных факторов – религиозных, идейно-нравственных ориентиров для поведения людей и высказался за то, чтобы социология раскрывала всю сложную систему причинных связей социальной реальности, существующей не только объективно, но и создающейся субъективно благодаря мыслям и действиям индивидов.
Наконец, следует отметить влияние философской школы неокантнианства, представители которой проводили радикальное различие, с одной стороны, между внешним миром, который мы познаем, и познающим сознанием, а с другой – между ценностью и ее оценкой.
II.
1. Предмет и методы «монимающей социологии»
1.1. Новый взгляд на роль етественных и социальных наук
Макс Вебер одним из первых стал проводить принципиальное различие между естественными и социальными науками: если задача первых состоит в открытии детерминистских законов, то задача вторых – дать причинное объяснение и понимание социальных действий людей конкретного общества лишь в определенном культурном и историческом контексте, учитывая, что общие поведенческие ориентиры, обусловленные конкретными ценностями, всегда историчны и относительны. Раз так, то может показаться, что причинность исчезает вообще, и общество не поддается научному познанию. Как же тогда изучать связи явлений, как основу типизации общественных процессов?
По Веберу, отличие естественных наук от наук социальных, прежде всего, состоит в том, что они по-разному трактуют причинность. Причинность в социальных науках означает вероятность, что событие произойдет или что одно событие зависимо от другого. В этой связи, по Веберу, человеческое общество не есть нечто «исторически неизбежное», а результат «множества возможностей». Так, ученый видел в определенном религиозном воззрении (протестантской этике) один из факторов возникновения духа современного капитализма, но считал «глупостью» считать это единственным социальным фактором. Чтобы разграничить причинность в естественных науках от причинности в науках социальных, он вводит понятие «адекватной причинности» применительно к социальным наукам. Отсюда социология изначально может иметь дело с вероятностными утверждениями о взаимосвязях между социальными явлениями. Ее цель- установить степень того, что при событии x имеется определенная степень вероятности наступления события у. Как видно, понятия и само знание в социальных науках имеют иное содержание, чем знания в естественных науках.
Принципиальное же отличие социальных наук от естественных, по Веберу, заключается в способности первых дать понимание социальным явлениям, так или иначе имеющих отношение к мысли, к рациональности. «Социологическое объяснение, - писал он, - ставит своей целью именно рациональное толкование». Естественные науки просто не имеют дела с пониманием поведения физических тел, ибо в их движении мысль отсутствует.
Вместе с тем, социальные науки, имея свою специфику, обладают общими качествами, характерными для наук вообще. Так, социология является научной дисциплиной благодаря тому факту, что люди действуют рационально по крайней мере значительную часть времени и это позволяет осуществлять типизацию их поведения, систематизацию собственно социальных фактов.
1.2. Социальные действия:
смысл, типизация и методы понимания
В термин «понимание» Вебер вкладывает свой особый смысл. Это – рациональная процедура изучения действий социальных субъектов (микроуровень), а через них – изучение культуры конкретного общества (макроуровень). Как видно, Вебер был сторонником социального номинализма. Номинализм – теоретическая и методологическая ориентация, предполагающая, что характер индивидов, их действий, в конечном счете, определяет суть общества. Одним из центральных пунктов теории Вебера явилось выделение им элементарной частицы поведения индивида в обществе – социального действия, которое является причиной и следствием системы сложных взаимоотношений между людьми.
Как считает социолог, анализ и типизация социальных действий людей является основным предметом социологии. Однако не каждый поведенческий акт индивида можно считать социальным действием. Действие человека обретает характер социального действия, если в нем присутствуют два принципиальных момента:
1. субъективеая мотивация индивида, который вкладывает в свой акт определенный смысл;
2. ориентация на поведение других людей.
Вебер отмечает: «Действием мы называем действие человека (независимо от того, носит оно внешний или внутренний характер, сводится ли к невмешательству или терпеливому принятию), если и поскольку действующий индивид или индивиды связывают с ним субъективный смысл. «Социальным» мы называем такое действие, которое по предполагаемому действующим лицом или действующими лицами смыслу соотносится с действием других людей и ориентируется на него».
Из определения следует, что действие, о котором человек не задумывается, социальным действием не является. Так, к социальному действию нельзя отнести непреднамеренное падение человека или же непроизвольный крик от боли, ибо в них просто отсутствует мыслительный процесс. Действие, в котором человек просто не видит реальной цели, не является социальным действием. Так, к социальному действию нельзя отнести непреднамеренное или неосознанное участие человека в той или иной сходке, кампании, политической акции, ибо в этом случае отсутствует мыслительный процесс и осознанно целенаправленная активность.
Социолог не считал действия социальными, если они являлись чисто подражательными, когда индивиды ориентируются на какое-либо природное явление (раскрытие зонтов множеством людей во время дождя) или когда они действуют как атомы толпы, что характерно для реактивного поведения (поведения как реакции на определенный стимул, например, «опасность»).
Эмоциональные излияния, непроизвольные выкрики, проявления радости от встреч с героями и вождями или выплески гнева в адрес «врагов» также нельзя отнести к социальным действиям, ибо в них просто нет активного разумного начала как способности человека отражать и постигать мир, не искажая его реальное содержание восторгами или страхами.
Действие не является социальным и в том случае, если оно никак не затрагивает интересы других людей, остается для них незамеченным. Пример тому – маниловщина, мечтательно-бездейственное отношение к окружающему, которое, как показал Гоголь в «Мертвых душах», весьма характерно для многих россиян, которые даже, вероятно, не отдают себе в этом отчета.
Еще одно важное замечание, которое делает Вебер: предметом его концепции являются действия индивидов, а не коллективов. Употребляя понятия государство, корпорация, семья, армейское подразделение и т.д., следует иметь в виду, что эти и другие социальные структуры сами по себе не являются субъектами социального действия. Поэтому, с точки зрения Вебера, нельзя, например, понять действие парламента или президентской администрации, фирмы или семьи, но можно и нужно стремиться к тому, чтобы интерпретировать действия составляющих их индивидов.
Вебер выделил четыре типа социальных действий индивидов, которые различались по степени рациональности, присутствующей в них. Само собой разумеется, что в действительности человек не всегда знает, чего он хочет. Порой в поведении людей доминируют какие-либо ценностные установки или просто эмоции. Ориентируясь на возможное реальное поведение людей в жизни, Вебер выделяет следующие типы действия:
1.
целерациональное,
2.
ценностно-рациональное,
3.
аффективное,
4.
традиционное.
Обратимся к самому Веберу: «Социальное действие, подобно любому другому поведению, может быть:
1) целерациональным, если в основе его лежит ожидание определенного поведения предметов внешнего мира и других людей и использование этого ожидания в качестве «условий» или «средств» для достижения своей рационально поставленной и продуманной цели;
2) ценностно-рациональным, основанным на вере в безусловную – эстетическую, религиозную или любую другую – самодовлеющую ценность определенного поведения как такового, независимо от того, к чему оно приведет;
3) аффективным, прежде всего эмоциональным, то есть обусловленным аффектами или эмоциональным состоянием индивида;
4) традиционным, то есть основанным на длительной привычке».
Из этой классификации следует, что может быть социальное действие, в котором смысл действия и смысл действующего совпадают, в нем присутствует рельефно выраженная цель и адекватные ей осмысленные средства. Такое действие было обозначено социологом понятием целерациональное действие
. В нем оба вышеназванных момента совпадают: понять смысл действия – значит понять действующего и наоборот.
Примером целерациональных действий может быть поведение людей, сознательно делающих политическую карьеру, принимающих собственные решения. В таком поведении есть смысл действий, который понятен для окружающих, побуждая последних к принятию адекватных самостоятельных актов, также имеющих смысл и цель. К целерациональным действиям может быть отнесено поведение студента, желающего получить образование, соответственно направленное на успешное усвоение изучаемых предметов.
Если же, например, сильный и мужественный человек после того, как его ударили по одной щеке, подставил другую, то здесь речь идет о ценностно-рациональном действии
, которое может быть понято лишь с учетом представлений этого человека о ценностях определенных религиозных догм. Ценностно-рациональное действие основано на вере в определенные безусловные ценности, заповеди, представления о добре и долге. Их абсолютизация приводит к тому, что в подобных действиях неизбежно появляется определенный компонент иррациональности. Так, если для людей ценность собственной жизни ничто в сравнении с верой в безусловную правоту вождя, курса партии, ради выполнения «безошибочных предначертаний» которых они готовы к лишениям и даже самопожертвованиям, то они как раз совершают ценностно-рациональные действия.
Аффективные действия
можно довольно часто наблюдать в игровых видах спорта – те или иные непроизвольные, эмоциональные реакции игроков. Они, как правило, определены эмоциональным состоянием действующего – страстью, любовью, ненавистью и т.д. Естественно, что они выходят за пределы сознательной, осмысленной деятельности индивида.
К традиционным действиям
относятся повседневные поведенческие акты, совершаемые просто по привычке. Люди ведут себя почти автоматически, потому что они всегда это делали. Как правило, они не осознают, почему так поступают, ибо просто привержены привычным нравам и обычаям. В таких действиях почти нет целеполагания, нет и размышлений о выборе средств их осуществления.
В российской истории люди практически не задумывались, почему необходимо служить «царю-батюшке», по какому такому праву осуществляется передача государственной власти по наследству, почему у них нет личных прав и свобод. Они поступали традиционным образом, потому что их предки всегда так это делали, будучи приверженнвми определенным нравам и обычаям. В обновленном виде традиционые действия были сохранены в советских жизненных укладах, таких как коммуны и «социалистические коллективы». Все эти типы социума утверждали стадно-традициооное подражательство и подавляли индивидуальность. Главная латентная, неосознаваемая функция традиционных действий состояла в том, чтобы каждый человек уничтожил свое индивидуальное мышление и, соответственно, принял бездумные алгоритмы жизни. Распад советского строя заставил людей отказываться от неосмысленно-подражательного поведения, от жизни по принципам «как все», «не хуже, чем другие».
В этой классификации степень осознанности наращивается от аффективных и традиционных действий к ценностно-рациональным и целерациональным. Строго говоря, лишь целерациональные и ценностно-рациональные действия относятся к социальным действиям, ибо имеют дело с субъективно подразумеваемым смыслом. В связи с этим нужно подчеркнуть, что социология, по Веберу, является «понимающей», поскольку имеет дело именно с осмысленными действиями людей. «Специфически важным для понимающей социологии, - писал он, - является прежде всего поведение, которое, во-первых, по субективно предполагаемому действующим лицом смыслу соотнесено с поведением других людей, во-вторых, определено также этим его осмысленным соотнесением и, в-третьих, может быть, исходя из этого (субъективно) предполагаемого смысла, понятно объяснено».
Особое внимание Вебер уделяет проблеме понимания социального действия, выделяя несколько типов понимания. К первому типу он относит понимание через прямое наблюдение.
Примером тому может служить наблюдение на телеэкране безмерной радости, благополучия того или иного современного российского политика, его соответствующие жесты, что резко контрастирует с имиджем политика даже 80-х годов – всегда серьезного, озабоченного, сумрачного. Зритель может понять, скорее, прочувтсвовать положительное эмоциональное состояние практическо любого человека от политики. Сам образ олицетворяет оптимизм, правоту, бескорыстность, устремленность в будущее. Но так ли это на самом деле? По Веберу, прямое наблюдение еще недостаточно, чтобы понять суть социального действия.
Второй тип интерпритации социального действия – объяснительное понимание.
Оно предполагает выяснение мотивов конкретного социального действия. В нашем примере требуется понять, что побудило счастливого, жизнеутверждающего политического деятеля оказаться героем телепередачи – пришел ли он праздновать победу на выборах, добиться поддержки принятия желанных решений или же, как говорится, делает хорошую мину при плохой игре. Чтобы осуществился этот тип понимания, необходимо, как считает Вебер, поставить себя на место индивида, чье поведение мы пытаемся объяснить, и тем самым выяснить мотивы, стоящие за его действиями.
Третий тип – причинное объяснение
. Оно предполагает выяснение того, что инициировало сами мотивы, которые привели к соответствующим социальным действиям. Здесь социолог настаивает на необходимости обнаружить связи между целой серией действий или событий. Это, разумеется, предполагает проведение серьезных социологических исследований. Подобного рода исследования провел сам Вебер, стремясь, в частности, выявить связи между религиозными принципами и поведением индивидов, особенно их экономической и политической деятельностью.
1.3. Концепция идеального типа
Концепция идеальных типов также является важнейшей составляющей теории социального действия. Вебер трактовал идеальный тип как «интерес эпохи, выраженный в виде теоретической конструкции». Это некая идеальная модель того, что наиболее полезно человеку, что объективно отвечает его интересам в современной ему эпохе. В этом отношении в качестве идеальных типов могут выступать моральные, политичские, религиозные и другие ценности и вытекающие их них установки поведения и деятельности людей, правила и нормы их поведения, а также традиции социального общения.
Идеальные типы Вебера характеризуют как бы сущность оптимальных общественных состояний – состояний власти, межличностного общения, индивидуального и группового сознания и т.д. В силу этого они выступают как своеобразные критерии, исходя из которых необходимо вносить изменения в духовную, политическую и материальную жизнь людей.
Иными словами, по Веберу, чтобы уяснить действительные причинные связи, имеющие место при создании социальной реальности, и дать возможно более полное и комплексное толкование социальным действиям, необходимо прежде всего сконструировать недействительное – извлекаемые из эмпирической реальности заостренные, выделенные элементы, которые представляются типическими для социолога в его стремлении найти общие правила событий. Они должны выражать то, что наиболее характерно, типично для общественных явлений или социальных действий своего времени. «Лишь с помощью чистого («идеального») типа возможна социологическая казуистика… Чем отчетливее и однозначнее конструированы идеальные типы, чем дальше они, следовательно, от реальности, тем плодотворнее их роль в разработке терминологии и классификации, а также их эвристическое значение», - заключает Вебер.
Так, например, можно сконструировать идеально-типическую модель студента или государственного служащего, семьи или даже самого государства. Но модель идеального типа не есть цель познания, а своеобразное методическое средство, позволяющее анализировать социальные реалии. Как же пользоваться этим средством?
Понятно, что в реальной жизни, строго говоря, не может быть идеального студента или чиновника, семьи или любого другого социального института. Различные причины приводят к тому, что общественное явление всегда будет иметь отклонение от идеального типа. Здесь-то и открываются возможности для сравнивания реального социума с его идеальным типом. Согласно Веберу, идеальный тип позволяет:
- во-первых, сконструировать явление или социальное действие, как если бы они имели место в идеальных условиях;
- во-вторых, рассмотреть это явление или социальное действие независимо от локальных условий (предполагается, что если будут выполнены идеальные условия, то действие будет совершаться именно таким образом);
- в-третьих, есть возможность сравнивать, насколько явление или действие по своим количесвтенно-качественным параметрам походит на идеальный тип. По отклонению от идеального типа исследователь может установить характерные тенденции протекания событий.
Мыслительное образование нереального, идеально-типичского события позволяет понять, как действительно протекало то или иное историчское событие. При этом Вебер обосновывает весьма оригинальный взгляд: по его мнению, история и социология – два направления научного интереса, а не две разные дисциплины. Так, чтобы выявить историческую причинность необходимо перво-наперво выстроить идеально-типическую конструкцию исторического события, а затем следует сопоставить нереальный, мысленный ход событий с их реальным развитием. Тем самым исследователь перестает быть простым статистом исторических фактов и обретает возможность понять, насколько сильным было влияние обстоятельств, какова роль воздействия случайности или конкретной личности на данный момент истории.
Учение Вебера об идеальных типах не потеряло своей актуальности. Оно служит для его последователей своеобразной методологической установкой социального познания и решения практических проблем, связанных, в частности, с упорядоченностью и организованностью элементов духовной, материальной и политической жизни.
2.Теория рациональности М. Вебера
2.1. Анализ общества по характеру действий его членов
Стрежнем веберовской «понимающей» социологии является идея анализа социальных реалий вообще и социальных действий в особенности через призму степени их рациональности. По мнению социолога, эмпирически сравнивая количество целерациональных действий с другими действиями, содержащими определенный компонент нерациональности, и выявляя, какой тип действия является доми
Отправной постулат социолога состоял в том, что структура социальной реальности конструируется, в конечном счете, социальными действиями индивидов, и для социологии объект познания – «истолковать, понять социальное действие и тем самым казуально объяснить его процесс и воздействие». Изучая социальные действия людей, живших в различных пространственных и временных координатах и принадлежавших, соответственно, к различным культурам, Вебер обосновал идею определения уровня исторического развития обществ по степени их рациональной организации.
Если люди, как руководители, так и руководимые, в своем большинстве совершают действия целенаправленные, осмысленные и предсказуемые, то общественные и политические структуры будут отличаться высокой степенью своей организации и рациональности. И наоборот: если в поведении людей преобладают эмоционально окрашенные действия со значительными компонентами иррациональности, основанные на религиозных мотивах, традициях или базирующиеся на партикуляристских отношениях – симпатиях и антипатиях, чувствах личной преданности вождям, старейшинам, политическим лидерам, лояльности к «своим» при негативном отношении к «чужакам-иноверцам», то такое общество просто не может иметь современные рационально функционирующие институты.
В некоторых странах и культурах ценностно-рациональные действия могут быть доминирующими и их рациональный компонент, соответственно, распространяется на все сферы жизни, включая политическую. Пример тому – политика «пролетарского интернационализма», направленная на то, чтобы сделать революционные ценности отдельной социально-политической группы ценностями и нормами государств, этносов и других культур.
Россия до недавних пор была именно такой страной, в которой ценностно-рациональные дейсвтия преобладали даже в политической сфере. Политика «доброго царя» или «отца нации с твердой рукой», «героя-спасителя» или политбюро компартии основывалась на доминировании ценностно-рациональных дейсвтий, причем и руководителей, и руководимых. Не формально-рациональные правила, а воля политического лидера и его окружения формировала и проводила в повседневную жизнь конкретные политические решения, которые не являли собой прагматизм: многочисленные кампании трудно было предвидеть, рационально просчитать.
Исследуя исторически ранние общества, социолог отмечает, что в них преобладали традиционные и аффективные действия. Их сущностный признак – отсутствие господства формально-рационального начала. В политике аффективные действия выражаются в неправовом снятии чиновника с должности под влиянием страхов или зависти, в неадекватном выполнении служебных обязанностей из-за нахлынувших страстей и эмоций. Действительно, любой политик или чиновник – прежде всего человек, он имеет те или иные слабости, и человеческие страсти ему не чужды. Поэтому аффективные действия всегда влияли и неизбежно будут влиять на политику, характер принимаемых решений любого общества.
Вебер, анализируя современное ему капиталистическое общество, определяя при этом и судьбу капитализма в принципе, отмечает, что это общество характеризуется не столько свободой спекуляций, завоеваниями и другими авантюрами, сколько тенденцией увеличения целерациональных действий, рационализацией жизни в целом, достижениями максимального успеха и прибыли прежде всего через рациональную организацию труда и производства. «Стремление к предпринимательству», «стремление к наживе», к денежной выгоде…само по себе ничего общего не имеет с капитализмом, - писал он. – Это стремление наблюдалось и наблюдается у официантов, врачей, кучеров, художников, кокоток, чиновников-взяточников… Капитализм может быть идентичен обузданию этого иррационального стремления, во всяком случае, его рациональному регулированию».
По Веберу, рационализация есть всемирно-исторический процесс. В современном индустриальном обществе утверждается рациональность сама по себе, формальная рациональность становится господствующей тенденцией. Рационализируются мировоззренческие установки, концентрированное выражение которых воплощено в протестантской этике, поскольку экономический успех был возведен ей в религиозное призвание. Рационализируются социальные действия людей и их образ жизни в целом. Соответственно, рациональные действия людей конструируют и рациональную социальную реальность в виде возрастающей рационализации всех общественных и политических институтов, а также способа ведения хозяйства, управления экономикой.
Если использовать веберовскую методологию при анализе современного российского общества, то его исторический уровень следует определять не по экономическим и политическим структурам как таковым (независимым от государства и предприятий, наличия множества политических партий и т.д.) и даже не по стремлениям людей к предпринимательству или политическому успеху, а по тенденциям формально-рационального регламентирования экономической и политической жизни, по тому, насколько целерациональные действия стали типичными в поведении и управляющих, и управляемых.
2.2. Бюрократия и границы рационального
Свои теоретико-методологические подходы к рациональности Вебер использует для анализа отдельных структур общества, исследуя степень их рациональности. Он анализирует власть и бюрократию через призму совокупности индивидов, выполняющих определенные социальные действия. Повторяющиеся типичные целерациональные действия способствуют формированию таких институтов общества, которые побуждают индивидов к свободному принятию собственных решений на основе рациональной организации жизни общества.
Воплощением рациональности Вебер считает правовое государство, функционирование которого целиком базируется на рациональном взаимодействии интересов граждан, подчинении их закону, а также общезначимым политическим и моральным ценностям. Правовое государство развивается на основе целерациональных и ценностно-рациональных действий управляющих и управляемых. Техническим механизмом, позволяющим осуществлять управление, основанное на целерациональных действиях, Вебер считал бюрократию
, полагая, что все другие управленческие альтернативы неизбежно предполагают некомпетентность и иррациональность.
Создавая идеальную модель бюрократии, социолог представлял ее в виде совокупности индивидов, выполняющих рациональные действия, нацеленные на достижения успешных результатов, имеющих общественную значимость и полезность. Социолог был убежден, что в рационально-организованном обществе управлять должны люди профессионально подготовленные, имеющие специальное образование, поскольку от них требуется компетентность. Только в этом случае от них можно ожидать целерациональных действий и, соответственно, эффективного управления страной. Вообще Вебер считал рациональную бюрократию воплощением рациональной формы всякой организации общества. По мнению Вебера, ее основными чертами являются:
- разделение труда среди членов бюрократической структуры;
- строгая иерархичность, соподчиненность различных бюрократических органов;
- определенная служебная компетенция;
- наличие свода строгих правил и инструкций;
- безличный характер деятельности, т.е. отсутствие «человеческого» подхода к проблеме;
- наличие аппарата чиновников, рассматривающих свою службу как единственную и главную профессию;
- ориентация на личную карьеру;
- подчинение строгой единой служебной дисциплине и контролю.
Разумеется, Вебер описывает идеальный тип рационального управления, а не существующую реальность. В его основе лежит идеализация реального положения вещей, что представляет лишь вектор движения, исходя из того, что все управляющие будут совершать только целерациональные действия. Аффективные личностные пристрастия, личная преданность и т.д. – полностью исключены. Сам Вебер прекрасно осознавал, что в поведении чиновников есть много непоследовательного и бездумного, что они далеко не всегда отчетливо формулируют и проводят в жизнь свои принципы с твердой последовательностью.
Тем не менее, властвующие в любом случае стараются добиться осуществления власти через легитимное господство, под которым понимается добровольное принятие власти, одобрение, ее «внутреннее оправдание». Подчинение может быть основано на самых разных мотивах: страхе за жизнь и свое имущество, на личной зависимости или вере в авторитет правителя. Иными словами, мотивы и действия людей, включенных в процесс господства, в разных странах и культурах также разделяются Вебером по степени их рациональности.
По этому критерию социолог выделяет три идеальных типа господства:
1. Легальное господство
, которое опирается на осознанной убежденнности в целесообразности и разумности существующей политической власти, правомочности властвующих органов, а также на общие для всех обязательные правовые нормы, регулирующие отношения господства и подчинения. Это «господство в силу «легальности», в силу веры в обязательность легального установления и деловой «компетентности», обоснованной рационально созданными правилами, то есть ориентации на подчинение при выполнении установленных правил, - господство в том виде, в каком его осуществляет современный «государственный служащий» и все те носители власти, которые похожи на него в этом отношении».
Причем Вебер считал, что именно бюрократия рационального типа должна лежать в основе легального господства. При таком типе господства в государстве правит закон, и люди подчиняются ему, а не праву сильного, не революционной или «демократической» целесообразности и не «телефонному» праву, а бюрокарты при этом составляют слой профессиональных управляющих, которые практически гарантируют безукоризненное исполнение законов, именно им люди вверяют свои судьбы, полагаясь на их компетенцию. Легальное господство характерно для управленческих структур Америки и стран Запада.
2. Харизматическое господство
характеризуется эмоционально ориентированной преданностью политическому лидеру, которая поддерживается верой в историческое предназначение правителя. Подчинение в условиях харизматического господства основывается на приписывании властвующим личностям необыкновенных, сверхъестественных способностей. «Это господство основано на преданносте харизме пророка или вождя на войне, или выдающегося демагога в народном собрании или в парламенте».
При харизматическом господстве действует репрессивное право. Власть закона сведена к минимуму, который избирательно применяется к лицам с различными социальными статусами. Харизматическому господству свойственна совершенно иная бюрократия, ценностно и политически ориентированная. Ее черты следующие: нравственный конформизм, верность существующему политическому порядку, личная преданность вышестоящим руководителям, продвижение по службе обусловлено не столько личными качествами, сколько покровительством и протекционизмом. Статус бюрократа дает ему дополнительные формально не санкционированные привилегии, особенно привилегии материального толка, связанные с распределением того или иного дефицита «по своему хотению и велению».
3. При традиционном господстве
административный аппарат, по существу, полностью зависит от властителя и, стало быть, верность ему, а не компетентность, не следование законам служит основанием для занятия той или иной должности. Традиционное господство – «это авторитет «вечно вчерашнего»: авторитет нравов, освященных исконной ориентацией на их соблюдение».
Как считает Вебер, общая тенденция развития управления идет по пути увеличения рациональных социальных действий и у тех, кто управляет, и у тех, кем управляют. В конечном счете, может утвердиться господство, при которм повиновение обусловлено соображениями интереса, преимуществами или невыгодами, т.е. в его основе лежат целерациональные действия. Так формируются условия для рационализации межличностных отношений во всех сферах общественной жизни.
2.3. Иррациональная рациональность
Вебер, отмечая несомненные преимущества рационального господства, тем не менее, признавал его латентные, скрытые опасности в виде «иррациональных элементов». Дело в том, что любая рациональная система имеет следующие тенденции:
1) заменять человека нечеловеческой по сути технологией (бюрократические правила, машины вместо живых конкретных людей);
2) сводить к минимуму фактор человеческого разума, что угрожает возникновению потенциальной возможности ее дегуманизации вообще;
3) воспроизводить в той или иной степени иррациональные последствия;
4) современные нечеловеческие технологии способны вызвать озлобление у самих чиновников, которые становятся функционально ненужными.
Опасения Вебера о возможности иррациональной рациональности вскоре подтвердились на практике. Холокост может служить тому примером. У Холокоста были все основные характеристики рациональной организации: невиданная прежде эффективная машина по массовому уничтожению людей, которая функионировала с четкой калькуляцией, сколько могло быть уничтожено людей за определенный период времени, следовательно, результат был предсказуем, и наконец – все жертвы строго контролировались с помощью нечеловеческой технологии, включавшей функционирование бюрократии, лагерей, газовых камер и т.д., а результат при этом был устрашающим.
III. Заключение
Актуальность веберовских идей в России
В нашей стране до сих пор доминировали лишь традиционный и харизматический типы господства в разных сочетаниях. Им соответствовал и определенный, более низкий тип социального управления (по рациональности взаимоотношений управляющих и управляемых, по степени значимости закона как совокупности принципов, регулирующих все сферы общественной жизни и т.д.), детерминированный в значительной степени личностными качествами руководителя. Что бы нам мог дать переход к рациональному типу легитимного господства? А то, что рационализм и демократизм властной системы перестали бы напрямую связываться с личностью политического лидера. Тогда права и свободы всех граждан, равно как и политических институтов, перестанут зависеть от воли политических лидеров, а станут на деле гарантированными законами.
Опираясь на веберовскую методологию, можно отметить, что пока в нашей стране не получили достаточного развития целерациональные действия индивидов. Соответственно не сформировались институты гражданского общества, которые предполагают развитие индивидуализма, личной ответственности. Стало быть, пока лишь в стадии образования находятся культурные и социальные реалии, которые бы оказывали достаточно серьезное противодействие иррациональным влечениям властителей.
Во все времена российская власть обретала характер авторитарности и деструктивности в большей или меньшей степени. Как следствие, все режимы (советские и нынешние российские) неадекватно и запоздало реагировали на вызовы современности, предлагая скоропалительные реформы, которые мгновенно должны были «осчастливить» народ. Популизм и мессианизм – конкретные проявления властями аффективных страстей.
Характером социальных действий россиян объясняется относительно легкое установление структур, основанных на авторитарном руководстве и партикулярной формальности, с одной стороны, декларировавших гарантии коллективной безопасности перед лицом внешних и внутренних врагов, а с другой – патернализм на уровне всесильного государства партии, обещавшего материальные и духовные богатства и непременно «полным потоком», и, конечно же, - враз, само собой разумеется, «для нынешнего поколения». Нравится нам сегодня это или нет, но исторические факты свидетельствуют, что все революционные и реформистские замыслы недемократического, авторитарного толка были в России осуществлены довольно быстро и успешно – они совпадали с характером традиционных, аффективных и ценностно-рациональных действий миллионов. Те же немногие попытки реформировать страну по пути развития самостоятельного принятия политическх решений, институлизация прав человека и индивидуальных свобод наталкивались на контрастирующие социокультурные ценности и образцы поведения. Доминировавший коллективизм механического толка, групповой эгоизм изначально противостояли рационально-легальному политическому господству.
Нынешний процесс демократизации политической власти в России – еще одна попытка интегрироваться в мировое сообщество стран, исповедующих прагматические, рациональные социокультурные ценности. Согласно веберовской методологии, процесс рационализации нашей власти пойдет параллельно изменениям в характере социальных действий россиян.
По Веберу, приверженность разных социальных групп и отдельных индивидов к различным типам социальных действий (с разной степенью в них рационального компонента) объективно ведет к естественности политического неравенства. Не в смысле прав и свобод людей, а в смысле их компетентности и способности быть активным социальным агентом, свободно принимающим решения и отвечающим за их последствия. У Вебера реализация идеи политической рациональности связана с разной степенью их участия в политической жизни вообще и политической власти в особенности. Социолог говорит о том, что можно быть:
1) «политиками «по случаю», когда опускаем свой избирательный бюллетень или совершаем сходное волеизъявление, например, рукоплещем или протестуем на «политическом собрании»;
2) «политиками «по совместительству»» - быть доверенным лицом, членом правления партийно-политического союза, государственных советов и т.д. В этом случае политика «не становится для них первоочередным «делом жизни» ни в материальном, ни в идеальном отношении»;
3) «преимущественно-профессиональными» политиками.
Из тенденции рационализации политической жизни логически вытекает идея превращения политики в своего рода «предприятие», которму требуются профессионально подготовленные люди с разными знаниями и умениями – чиновники-специалисты и «политические» чиновники.
Если эти принципы удастся провести в нашу жизнь, то постепенно пойдет процесс ее рационализации. Утвердится порядок, согласно которому «ходить во власть» должны профессионально подготовленные, компетентные в управлении люди, которые прошли подготовительную учебу и службу, выдержали специальные экзамены, доказывающие их способности и возможности работать на политическом «предприятии», что нельзя путать просто с интеллектуальными способностями. Остальные же должны почувствовать рациональность состояния быть свободным от профессиональной политики, чтобы обрести свободу для занятия иным делом профессионально. Следует заметить, что это вовсе не исключает право для всех
людей оказывать влияние на власть, на характер принимаемых политических решений.
Ценными для нашей страны могут быть рекомендации Вебера относительно минимизации коррупции в структурах государственной власти. «За счет» политики как профессии живет тот, кто стремится сделать из нее постоянный источник дохода; «для» политики – тот, у кого иная цель. Чтобы некто в экономическом смысле мог жить «для» политики, при господстве частнособственнического порядка должны наличествовать некоторые предпосылки: в нормальных условиях он должен быть независим от доходов, которые может принести ему политика».
По существу, из этого следует, что при нашем волеизъявлении, вопреки прежним стереотипным установкам выбирать из «своих», рекомендуется отдать предпочтение при прочих равных условиях соискателю должности, уже обладающему интеллектуальной или материальной собственностью, имеющему постоянный доход, что, как правило, свидетельствует о его предрасположенности к целерациональным действиям и его потенциальной готовности для правовой, эстетической и, в конечном счете, рациональной политики.
Примечательно, что проблему коррупции Вебер не сводит к ее экономическому аспекту. Страна, в которой политическая элита дифференцирована, сталкивается с объективными сложностями, вызванными «коррупцией «партийно-политического» характера», когда «партийными вождями за верную службу раздаются всякого рода должности в партиях, газетах, товариществах, больничных кассах, общинах и государствах. Все партийные битвы суть не только битвы ради предметных целей, но прежде всего также за патронаж над должностями». Как видно, проблема коррупции не является специфически российской, и, стало быть, можно использовать веберовские соображения о политическом разионализме для ее нейтрализации. Прежде всего, надо признать, что рациональная бюрократия, как функциональный элемент управления, есть атрибут рационально-легального господства. Если политическое поле страны хочет развиваться в этом направлении, то лидеры партий и политических движений должны осознать, что в общих интересах минимизировать коррупцию. Для этого после каждой очередной партийной баталии, завершившейся приобретением одних и потерями у других, не следует по ценностным ориентациям конкретных партий и политических движений «перетряхивать» бюрократический аппарат управления. Тем более вредны кампании, иррациональные по сути, направленные на формальное сокращение определенного процента чиновников. Говоря о рационализации политического господства, Вебер отмечал необходимость формирования и поддерживания нового социального слоя – современного чиновничества, как «высококвалифицированных специалистов духовного труда, профессионально вышколенных многолетней подготовкой, с высокоразвитой сословной честью, гарантирующей безупречность, без чего возникла бы роковая опасность чудовищной коррупции и низкого мещанства, а это бы ставило под угрозу чисто техническую эффективность государственного аппарата, значение для которого для хозяйства, особенно с возрастанием социализации постоянно усиливается и будет усиливаться впредь».
Ориентация на этот тип рационального политического господства избавило бы российское общество от массовых иррациональных перемен в государственных институтах после очередных выборов, от чего в конечном счете население несет материальные и духовные потери. Хорошим симптомом в этом смысле явили собой последсвтия выборов Президента В.В. Путина. Общественное мнение, ряд СМИ предвкушали радикальные кадровые перестановки, которые тем не менее свелись к минимуму. Впервые в российской истории новой политической элите, пришедшей к самой вершине власти, хватило мудрости и прагматизма в целом сохранить бюрократический аппарат.
Политическую коррупцию можно минимизировать еще и тем, чтобы разделить функционально государственную бюрократию и лидеров партий. «Подлинной профессией настоящего чиновника…, - замечает Вебер, - не должна быть политика. Он должен «управлять» прежде всего беспристрастно – данное требование применимо даже к так называемым «политическим» управленческим чиновникам… Политический чиновник не должен делать именно того, что всегда и необходимым образом должен делать политик – как вождь, так и его свита, - бороться».
И еще один принципиальный момент. Рациональное политическое господство отнюдь не тождественно безвластию, слабовластию, тем более ее бессилию. В этой связи Вебер замечает, что государство является институтом, обладающим «монополией легитимного физического насилия»: «единственным источником «права» на насилие считается государство», «насилие отнюдь не является нормальным или единственным средством государства – об этом нет и речи, - но оно, пожалуй, специфическое для него средство».
Трудно не согласиться с этим утверждением. Без решительных действий по укрепелению Российского государства в этом плане у нас не исчезнут сами по себе возникшие на «демократической волне» очевидные диспропорции в полномочиях центра и регионов, закрепленные в республиканских Конституциях. Еще большая проблема для современной России – нелигитимные образования в том числе и вооруженные, лидеры которых, как правило, прикрываясь патриотическими, национальными, религиозными лозунгами, во имя своих политиканских амбиций и коррупционных целей приносят в жертву права, свободы и зачастую даже жизни других людей. Сколько же еще нужно фактов, подтверждающих, что там, где возникает несколько источников «права» на насилие, нет и не может быть ни политической рациональности, ни демократии, ни элементарной справедливости? Однако, кажется, режим В. Путина начал осознавать эти опасности для судеб России и принимает меры для рационализации властной вертикали.
Список использованной литературы:
1. С.А. Кравченко «Социология. Учебное пособие для ВУЗов», М.: «Экзамен», 2002
2. В.Н. Лавриненко «Социология: учебник для ВУЗов», М.: «Юнити-дана», 2002
3. А.И. Кравченко «Социология: учебник для ВУЗов», М.: «Академический проект», 2002
4. С.С. Фролов «Социология: учебник», М.: «Гардарики», 2001
5. М. Вебер «Избранные произведения», М.: «Прогресс», 1990
6. П.П. Гайденко, Ю.Н. Давыдов «История и рациональность. Социология Макса Вебера и веберовский ренессанс», М.: «Политиздат», 1991