Лалитавистара

Лалитавистара (санскр. e– «Подробное описание игр Будды»), одна из наиболее популярных в буддийской литературе биографий Будды, ядро которой сложилось первоначально в литературной традиции сарвастивады, но впоследствии было переработано махаянистскими поэтами, в результате чего текст стал одной из девяти «весьма подробных сутр» (махавайпульсутры) махаяны по непальской традиции.

Текст состоит из прозы, написанной на классическом санскрите (предполагается, что речь идет о санскритизации одного из пракритов) и резюмируемой стихами-гатхами, которые составлены на гибридном санскрите и оставляют впечатление более древних. Датировка памятника определяется датировкой китайских переводов, самый ранний из которых относится, возможно, к началу 4 в.; тибетский перевод датируется не ранее 9 в. Над произведением работал не один компилятор, это не вызывает сомнения. Упоминание в главе 10, где описывается обучение юного Будды, 64 начертаний, в числе которых называются письменности китайцев и гуннов, позволяет предположить, что работа над памятником завершилось к рубежу 3–4 вв.

Значение Лалитавистары в истории буддийской литературы состоит прежде всего в том, что она завершает процесс деификации (обожествления) основателя религии – процесс, уже шедший в некоторых школах традиционного буддизма, прежде всего в учении локоттаравады (3 в. до н.э.), где Будда выступает «сверхмировым» существом, в принадлежащей этому направлению махасангхики биографии Будды Махавасту (2–3 вв.), в Ниданакатхе – неканоническом палийском тексте тхеравады, представлявшем собой «буддографическое» вступление к собранию джатак, в ранних Праджняпарамитских текстах, где Будда описывается как «бог над богами», и отраженный в индогреческом искусстве Гандхарвы (Северо-Западная Индия), где образ Будды отвечает настроениям ранней «буддийской бхакти». Само название текста свидетельствует о том, что его составители были готовы видеть в своем герое определенное соответствие «играющим» индуистским богам (получившим впоследствии логическое завершение в образе Кришны), что подтверждается другим самоназванием памятника – Лалитавистара-пурана.

Глава 1 памятника открывается, однако, как и прочие махаянские «весьма подробные сутры», имитацией сутр Трипитаки: «Так я слышал. Однажды Господин пребывал в роще Джета в Шравасти в саду Анатхапиндада». Однако в отличие от сутт Палийского канона, в которых за подобным обязательным вступлением сразу начинается действие-диалог, авторы Лалитавистары предаются уже хорошо освоенному в Праджняпарамитских текстах описаниям божественности Будды. Будда окружен уже не 500 монахами (что характерно для палийских сутт), но 12 000 монахов и 32 000 бодхисаттв, каждому из которых предстояло лишь одно, последнее воплощение на земле и которые были наделены всеми «совершенствами» (парамиты), превосходством познания и сверхъестественными силами. Бодрствующий в ночную стражу и погрузившийся в медитативный «транс» Будда излучает неземной свет, проницающий небеса и приводящий в экстаз небожителей. Последние воспевают ему славословие, а Ишвара и некоторые другие просят его, ради благословения и освобождения мира, возвестить Лалитавистару, прославляя в нескончаемых эпитетах достоинства этого текста, уже возвещавшегося предшествовавшими буддами. Будда соглашается, не издав не единого звука.

В главах 2–6 описывается небесное и эмбриональное существование решившегося воплотиться на земле Будды. Будущий Будда (Бодхисаттва) пребывает на небе блаженства (тушита) в величественном божественном дворце. Не менее чем 84 000 небесных барабанов возвещают Будде волю небожителей – спуститься на землю и начать дело освобождения мира. После детальных обсуждений, в ходе которых высчитываются преимущества и недостатки тех царских семей и семей вождей немонархических объединений, в которых Бодхисаттва мог бы воплотиться, он останавливает свой выбор на доме царя племени шакьев Шуддходаны, поскольку именно царица Майя была наделена теми духовными качествами, которые подобает иметь матери Будды, и качества эти расписываются не менее подробно, чем ее телесные совершенства. Кроме того, только она из всех женщин Джамбудвипы обладает силой, необходимой для рождения божественного младенца, – силой 10 000 слонов. Зачатие происходит при посредничестве богов, когда Бодхисаттва решает войти в ее лоно в виде белого слона. Боги создают также дворец из драгоценных камней в самом ее лоне, чтобы Бодхисаттва не осквернился ничем телесным во время своего десятимесячного пребывания в теле земной женщины. Все страждущие исцеляются, как только касаются ее головы, а она всегда, поворачиваясь направо, может видеть в своем чреве Бодхисаттву, подобно тому, как человек без труда видит свое отражение в зеркале. Уже в эмбриональном состоянии Бодхисаттва восхищает богов своей проповедью, и сам Брахма отдает себя в полное его распоряжение.

Главы 7–10 посвящены рождению Будды и «играм» его детства. В роще Лумбини он выходит из материнской утробы, но не как обычный человек, а как Великий Дух – Махапуруша (это именование принадлежало в Брахманах и Упанишадах создателю мира Праджапати, затем было унаследовано от него Брахмой и Вишну). Там, где прошел младенец, мгновенно расцветают лотосы, а он сам без неуместной скромности возвещает о своем величии и превосх

одстве и делает шесть шагов в направлении четырех главных и двух промежуточных сторон света (здесь снова буддисты присваивают ему достоинство Вишну, который уже в Ригведе «измеряет» тремя шагами землю, атмосферу и небо). В главе 7 повествование прерывается беседой Будды с любимым учеником Анандой, в которой суровому осуждению подвергаются «маловеры», которые могут скептически отнестись к описанному выше чудесному рождению Будды. Но здесь же дается возможность всем обрести истинную веру: тем, кто в него верят, он делает добро, ищущие в нем прибежища становятся его друзьями, «и многих друзей имеет Татхагата», каждый из которых всегда следует истине (здесь уже имитируется проповедь Бхагавадгиты, в которой делается попытка возведения культа Кришны до уровня всеиндийской религии). Акцент на вере в чудеса рождения Будды был, по предположению историка индийской литературы М.Винтерница, связан и с тем, что для самих буддистов, несмотря на попытки многих «реформаторов» из школ традиционного буддизма деифицировать основателя религии, подобная «пуранизация» Будды была все еще малопривычной. Правда, некоторые мотивы разработаны в поэме вполне традиционно, например, резюмирование в стихах сцены прорицания и ухода из жизни Аситы (буддийский «пророк», который предсказал необходимость своего ухода из жизни после рождении Будды) вполне напоминает палийские баллады в духе Суттанипаты. Однако и здесь обнаруживается обожествление главного героя: помимо «обычных» предсказаний о том, что новорожденному младенцу предстоит стать либо чакравартином, либо великим учителем, сам царь богов Махешвара, после обнаружения на теле младенца 32 традиционных знаков «великого мужа», подтверждает, что родившийся и есть тот, кто призван избавить все три мира от трех огней чувственных желаний, и называет его «путеводителем». Два эпизода в этой связи заслуживают специального внимания. В главе 8 новорожденный Будда приносится матерью в храм, и идолы встают с пьедесталов, чтобы припасть к его ногам. В главе 10 описывается первый день его учебы в школе. Царь Шуддходана отвозит Сиддхартху (так, согласно общебуддийскому преданию, он назвал сына) во «дворец письменности» – в сопровождении 10 000 мальчиков и 8000 небесных дев, которые бросают цветы ему под ноги, – где знаменитый учитель Вишвамитра учил письму. Едва Сиддхартха переступает порог школы, один из небожителей предупреждает Вишвамитру о том, что мальчик уже знает все науки, сам может обучать других и пошел в школу только ради соблюдения внешних условностей. Сиддхартха сам спрашивает Вишвамитру, какими из 64 известных видов письма (в их числе региональные – типа магадхского, – а также экзотические, буквы которого похожи на человеческие фигуры, «цветочного» или «круглого», – и даже принадлежащие небожителям) он должен овладеть. Наставник отказывается учить того, кто сам достоин быть учителем. Царевич предлагает собственную методу обучения, суть которой состоит в том, что на каждую произносимую им букву он изрекает (в жанре акростиха) по одному из положений своего будущего учения.

В главах 11–26 излагается вся последующая жизнь Будды. В ключевых моментах обращения Будды – встречи со стариком, больным, покойником и монахом, определившие его решимость ухода из мира – повествование Лалитавистары почти не отклоняется от палийских текстов, Буддачариты Ашвагхоши или Махавасту (за исключением того, что эти моменты значительно рельефнее трактуются здесь как замысел богов, которые после осуществления своих планов берут друг друга за руки на священной горе Меру). То же относится к описанию начального периода его странствований – бегство из дворца, встреча с царем Бимбисарой, подвижнические упражнения Сиддхартхи в обществе пяти аскетов, сражение с Марой, «просветление» под деревом бодхи, согласие на просьбу Брахмы проповедовать новое учение. Правда, и здесь обнаруживаются стремления составителей Лалитавистары к обожествлению протагониста своего повествования. Так, если, согласно Виная-питаке, Готама после «просветления» провел четыре недели в созерцании под разными деревьями, то по новой версии, он во вторую неделю сделал «большой шаг» через множество миров (снова имитация основного подвига Вишну), а в четвертую – «малый шаг» от восточного океана до западного.

В последней, 27 главе составители текста, в духе авторов Праджняпарамитской литературы, прославляют собственное произведение, исчисляя те заслуги, которые обретет тот, кто будет его распространять.

Лалитавистара оставила заметный след в махаянской литературной традиции. Ее цитировал Шантидэва (8 в.) и ряд других авторов. Считается доказанным, что именно трактовка биографии Будды в Лалитавистаре иллюстрируется в архитектуре знаменитой индонезийской «мандалы в камне» – комплекса Боробудур (9 в.). Хотя в конце 19 в. было сделано предположение о возможности влияния некоторых сюжетов Лалитавистары на ближневосточные околохристианские апокрифы, данную гипотезу можно отбросить уже по хронологическим соображениям. Значительные параллельные мотивы, например «сверхъестественного обучения» известного Евангелия детства (примерно 2 в.), где «апокрифический Иисус» поучает своего учителя, в ответ на наказание лишает его жизни, а затем сам толкует священные книги и потом милостиво воскрешает своего наставника, напоминает Будду из Лалитавистары.