Этническая идентичность складывается под воздействием целого ряда социокультурных факторов. Ее становление включает и специфические гендерные представления. В настоящее время понятие “гендер” используется для обозначения социокультурного конструирования поведения, личностных качеств, идентичности индивида в зависимости от пола. По мнению современных исследователей, основания гендерной асимметрии весьма разноплановы: экономические, культурные, юридические, языковые1. Сделав их предметом своего анализа и широко используя эмпирические данные, авторы показывают, что гендер вовсе не умозрительная схема, а отражение социальных реалий. Однако гендерная концепция еще не достаточно глубоко затронула проблему этнического самосознания. На сегодняшний день можно выделить два направления, в рамках которых представлены материалы исследований гендерной специфики этнической идентификации. Во-первых, это описания примитивных обществ и, во-вторых, исторический анализ эволюции гендерных ролей от ранних обществ к современным. И тот, и другой опыт обращения к данной проблематике имеет этнографический характер2. Чисто социологический подход к изучению этой темы еще не получил распространения и развития. Практически нет материалов о подобных исследованиях на примере современных обществ, и в частности современного российского общества. Данные, полученные в рамках исследования “Этническое самосознание как фактор поведения социальных групп” (проект N 93-03-04198, поддержан РГНФ), подтолкнули нас к более пристальному рассмотрению проблемы дифференциации процесса этнической идентификации в зависимости от пола. Однако гендерная проблематика не являлась центральной задачей нашего исследования, поэтому сделанные нами выводы, носят скорее пилотажный характер и могут рассматриваться в качестве гипотез, требующих дальнейшего развертывания и проверки.
Размышления и предварительные выводы, предлагаемые вниманию в данной статье, основываются на качественном анализе материалов глубинных семейных интервью и анализе количественных данных анкетного опроса татар и русских, проживающих в Ульяновской области.
Для прояснения логики нашего анализа обозначим предпосылку, ставшую отправным моментом в интерпретации полученных качественных данных. Современная культура характеризуется асимметрией гендерной социализации, которая отражает сексистские установки общества. На наш взгляд, в рассмотрении гендерной специфики этнической идентификации правомерно исходить из признания существования в современном обществе значимых различий социальных ролей мужчины и женщины. Дифференциация половых ролей и стереотипов маскулинности и феминности не только отражает и освещает связанные с половым диморфизмом и предположительно обусловленные им индивидуальные различия в поведении и психике мужчин и женщин, но и порождает такие различия3. Сегодня вряд ли кто-либо станет отрицать эту реальность. Многие факты, подтверждающие социальное неравенство между мужчинами и женщинами, лежат на поверхности и не требуют доказательств. В научной среде принято говорить о целой совокупности “объективных” экономических, культурных и религиозных факторов, детерминировавших эти исторически сложившиеся социальные роли. Разделяя данный дискурс, хотелось бы в то же время подчеркнуть, что, являясь результатом развития общества, гендерные ролевые различия на сегодняшний день воспринимаются и транслируются не просто на уровне стереотипа, но, более того, на уровне норматива, требующего жесткого соответствия и подчинения ему.
В задачи данного исследования не входило отдельное изучение и определение современного содержания социальных гендерных ролей. Гендерная дифференциация поведенческих норм значительно варьирует в разных социальных и этнокультурных средах. Однако на базе собранного материала правомерно обозначить, как нам кажется, самые важные, с точки зрения предмета исследования, смысловые и поведенческие поля, в которых осуществляется социально одобряемая жизнедеятельность мужчины и женщины в современном российском обществе. Существующие поведенческие различия задаются нормативными представлениями и ролевыми ожиданиями конкретного общества, и именно они определяют, как показывают результаты исследования, дифференциацию этнического самосознания мужчин и женщин. Социальная детерминированность мужского и женского поведенческого репертуара, распространенные модели брачного поведения существенно влияют на процесс идентификации личности, в том числе этнической.
Тот вариант общественного реформирования, по которому движется сейчас наше общество, по-прежнему предполагает воспроизводство традиционных гендерных ролей. Роль женщины издавна сводилась к обеспечению внутреннего климата семьи, сохранению устойчивых семейных связей. О том, насколько успешно женщина справляется с этой задачей, всегда судили по прочности и стабильности отношений внутри семьи. На наш взгляд, понятие “дружная семья” как нельзя лучше отражает сущность идеально реализованной женской роли в традиционном ее смысле. Как показали материалы интервью, и в русских, и в татарских семьях по-прежнему сохраняется именно такой подход к оценке женщины - жены, матери. Результаты количественного опроса также отражают эту тенденцию: в целом по выборке 29% респондентов категорично утверждают, что “место женщины дома”, не согласны с этим - 16%.
Высказывания мужчин - участников исследования - позволили нам сделать вывод о том, что одной из важнейших функций мужчины в семье является установление внешних связей, обеспечение и, главное, ответственность за процесс “включения” семьи во внешний контекст. Последнее гарантирует не только выживание и устойчивое существование, но и социальную значимость, своего рода оправдание существования этой семьи. Косвенно это подтверждается результатами массового опроса. Так, например, среди жителей русских сел космополитизм присущ больше мужчинам, чем женщинам (22% и 12% соответственно), мужчины чаще женщин ощущают свою близость, включенность в такие макросообщества, как Россия, человечество в целом.
Мощный фактор, который сегодня, во многом, усугубляет такое распределение ролей и тем самым существенно задает границы и возможности этнической самоидентификации личности, - снижение коммуникативной активности населения. Участники интервью высказывали сожаление о былых временах, когда собирались “большие столы”, дружили семьями и ездили в гости даже в другие города. Теперь по чисто экономическим причинам многим семьям это недоступно, и люди ощущают недостаток общения даже с родственниками. Происходит искусственное ограничение межличностных контактов и, как следствие, уменьшение доли личного опыта общения с “другими” в процессе самоидентификации. Под давлением СМИ и политики, избытка внешней информации становится все сложнее говорить от своего имени. И в этой ситуации мужчины имеют некоторое преимущество перед женщинами, так как, как показывают интервью, у мужчин на сегодняшний день гораздо больше возможностей для общения. Включенность в активную профессиональную деятельность гарантирует им значительное расширение коммуникативного пространства (командировки, встречи). Также еще живы “мужские компании”, выполняющие, в том числе, свою роль в формировании этнического “Я”. Женщина еще сильнее, чем прежде, изолирована в своей семье, в ближнем окружении. В ситуации, с одной стороны, все более возрастающей вынужденной женской безработицы, а с другой, пропаганды и всяческого поощрения отказа от многолетнего соревнования между мужчиной и женщиной, последняя все активнее “загоняется” в лоно семьи. Следует оговориться, что под “семьей” в данном случае мы понимаем не только малую семью (родители и дети), но и большую семью, в которую включаются как родственники, так и ближайшее семейное окружение (друзья, соседи, сослуживцы). Такое расширение границ понятия “семья” играет принципиальную роль для описания особенностей этнического сознания у женщин, как мы увидим это ниже. Второе важное заключение, к которому мы пришли на основе анализа интервью, - это приписывание мужчине роли источника нормы в семье. В ходе интервью прослеживается четкая линия ведения разговора: женщина высказывает свое мнение, спорит, но последнее слово отдает мужчине, даже если она не согласна. Такая расстановка сил существует независимо от национальности семьи. Однако важно также отметить, что эта установка проявляется чаще на уровне декларирования или стереотипа, но ее придерживаются и демонстрируют. Мужчина должен быть носителем нормативной системы. А женщине следует быть исполнителем, реализатором, воплотителем этих нормативных требований в повседневную жизнь семьи.
Эти две позиции во многом предопределяют линии восприятия, мышления и поведения, связанные с самоидентификацией мужчины и женщины, в том числе и этнической идентификации.
Переходя собственно к предмету нашей статьи, заметим, что далее мы будем говорить лишь об акцентах в особенностях проявления этнического самосознания у мужчин и женщин. Полностью признавая действие универсальных, то есть не зависящих от пола человека механизмов идентификации этничности, а также принимая во внимание уже описанные на сегодняшний день в научной литературе определенные ее составляющие, формы и каналы проявления, мы сознательно заостряем внимание на преобладании одних факторов идентификации у мужчины и других - у женщины. Факторы идентификации
Для того чтобы человеку ощутить свою национальность, например, признать себя русским, надо иметь рядом с собой хотя бы одного нерусского. Мужчина, как мы показали выше, имеет значительно больше возможностей столкновения с “другими”, чем женщина. А следовательно, обладает большими возможностями идентификации, у него больше модификаций, большая сложность процесса этнического самосознания.
Мужчина в процессе поиска основания для самоидентификации постоянно соотносит вопрос своей этнической принадлежности с внешними критериями, оценками, мнениями, внешним опытом. У мужчины личностное восприятие всегда опосредуется через других. Оно присутствует, но в качестве инструмента восприятия всегда используется “другой”: чужой опыт, другое мнение, привнесенное знание. Типичны такие высказывания как: “Если этот вопрос рассматривать шире, то в печати часто говорят...”, “Недавно по телевизору показывали...”, “Я часто слышу разговоры между людьми...” и т.д. Это проявляется как на уровне декларирования, так и в процессе оценки, например, национальных конфликтов, других государств и так далее. “Другим” здесь может быть все, что выступает у мужчины инструментом для обоснования своего личного мнения.
Таким образом, в качестве способа этнической идентификации, характерного для мужчин, можно назвать “сравнение”. Это и сравнение с другими народами, другими государствами, другими религиями, другими традициями, другими семьями. “Я чувствую: чем больше национальностей на нашей земле, в будущем это чревато. Для этого не надо быть оракулом, достаточно посмотреть на Югославию и другие многонациональные государства. Вот к чему приводит эта многонациональность. Люди начинают жить тесно, а жизнь-то у нас тяжелая, трудная, неорганизованная политически, особенно в нашем государстве” (татарин). Иными словами, мужчине для осознания своей этнической принадлежности необходимо постоянно устанавливать более длинные связи, дальние дистанции.
Возможно, с этим связан преобладающий у мужчины выход на некий общий, не абстрактный, но другой уровень обсуждения и отношения, позволяющий избежать личной соотнесенности к проблеме. В частности, мужчины охотно обращаются к обсуждению политических проблем, даже в тех случаях, когда вопрос напрямую не касается политики, тем самым переводя разговор в сферу безличного.
“Интервьюер: Чем, на Ваш взгляд, русские отличаются от татар? Опишите особенности, отличия.
Респондент: Конечно, в современной политике обидно то, что современные политики создали искусственно национальную вражду. И то, что это в России еще не чувствуется, но уже в окраинах, в Средней Азии, на Кавказе это уже превратилось в бедствие. Искусственно создали, что обидно” (русский).
Женщине для осознания своей этничности не требуется дополнительных внешних средств, критериев, мнений. Этот процесс в большей степени носит внутренний, а точнее, внутрисемейный характер. Идентификация женщины со своей этничностью осуществляется на очень короткой дистанции, на основе очень тесных связей. Это своего рода “внутренняя работа”, которая базируется на осознании, ощущении и представлении о своей семье, на опыте межличностного общения, на своем понятии “традиции” и оценке ее роли и смысла в жизни человека, а также на личном отношении к религии.
У женщины восприятие своей нации и своей принадлежности концентрируется на очень конкретном, фактологическом, земном уровне. Женщина идентифицирует себя на основе осязаемых моментов: общение, семья, быт. Если она и выходит на уровень “мужского мышления”, то это происходит только как дополнение, только как плюс к тому, что для нее более важно. А более важно: связь поколений, быт, общение, семья, личный опыт. Именно на этих основаниях делаются основные выводы и обоснования своих позиций.
Поэтому естественно, что для женщины в обсуждении вопросов национальности, традиций и религии характерен бытовой язык. Они склонны оценивать ситуацию на микроуровне, то есть в поле зрения обычно входит только ближайшее окружение: родственники, семья, ближайшее соседство. “Как только начались эти события все национальные, настолько было странно, настолько было дико... Вот первый подъезд: и еврейская семья, и казахская семья, и татары, и узкоглазые, и желтокожие, кого только не было. Собирались вместе у кого-то, большой стол, все так дружно жили, просто удивительно, что стали вот так вот делиться” (русская). То есть женщина склонна замыкать круг: обсуждая проблему, женщина приближает ее к себе, доверяя личному восприятию и не пытаясь выходить на макроуровень анализа проблемы.
У мужчины непосредственно личность отдельного человека уходит из поля проблемы. Мужчина тоже может говорить о личном опыте, ссылаться на конкретные примеры из жизни, но этого личного опыта в такой степени, как для женщины, для мужчины не достаточно, чтобы идентифицировать себя, вообще оценивать происходящее.
Этническая идентификация у мужчин тесно связана с соотнесением себя с такими макроуровневыми понятиями как государство, общество, нация, политика: “Такая проблема (национальная - К.Н.) существует в нашем обществе”. В высказываниях мужчин доминируют формальные, государственные критерии оценки. Поэтому, на наш взгляд, один из факторов идентификации у мужчины связан с вопросами защиты, с необходимостью отстаивания, преодоления противостояния и осознания себя через противостояние, через столкновение позиций и борьбу. В процессе самоопределения у женщин этот фактор практически не выражен. Проблема противостояния мнений, образа мышления, взглядов и традиций касается не только соотнесения и оценки конфликтных ситуаций (хотя межнациональные конфликты являются “идеальным” условием для осознания границ между “мы” и “они”). Речь не всегда идет об острых конфликтах. Для мужчины данная тема начинает “работать” уже на уровне простого провозглашения, декларирования необходимости защиты, отстаивания позиций и ценностей своей нации как своих личных интересов. Особенно остро действие этого фактора проявляется у русских мужчин. “Я живу в России, в Российском государстве, со мной кто-то борется за суверенитет. Россия - это моя страна. Я доволен. А почувствовал национальный вопрос, когда начали воевать. Баку, Тбилиси, Вильнюс, Чечня. Я почувствовал, что я русский. Я осознал, что я - русский. Не просто гражданин РСФСР, а именно этой национальности. Раньше я был гражданином этой страны, мне было все равно” (русский). Мужчина как защитник, мужчина как ответственный за сохранение, за выживание, пусть даже на чисто теоретическом уровне, не подкрепленном никакими практическими шагами в осуществлении самого “сохранения”. Причем если мужчина говорит о вопросах этничности в контексте государства или нации, то преобладает мажор
В то время как у русских мужчин националистические настроения охватывают вопросы политики и государственности, у русских женщин проявляющийся национализм тоже имеет бытовой характер: “В вопросах брака стала важна национальность”, “Иной раз язык сломаешь все их имени произносить, все эти Айраты, Майраты, Ренаты. Все и не запомнишь. Поэтому мы вынуждены говорить об этом, поскольку это наша жизнь” (русская).
Для мужчины большую роль, нежели для женщин, играют карьерные вопросы, достиженческая функция, причем в таких сферах, которые выходят за рамки семьи. В СССР долгое время графа “национальность” играла не последнюю роль в возможности и успешности карьеры для человека. “Когда я получал паспорт, у меня было написано “русский”, я гордился” (русский мужчина). Сегодня личный опыт, а чаще историческая память об этих временах, поддерживает в сознании русских мужчин прагматическую значимость своей нации. Отсюда важный момент, без чего невозможно признание мужчиной своей этнической идентификации, - постоянный поиск и нахождение основания для гордости своей нацией. “Я доволен, что я русский. Я бы не сказал, что какая-то гордость, просто потому, что это - Россия, я живу в своем государстве”. Гордость как признание значимости, позиции, роли. Гордость как изначально позитивный момент, дающий право гордиться своей нацией, становится выражением достоинства и превосходства, так необходимого в конкурентной среде. Гордость - важное основание в формировании позитивного образа своей нации как сплоченной группы. “Я горжусь своей нацией, что я татарин. Я нахожу в книгах, что мы, татары, - люди трудолюбивые. Живем среди русских, друзья у нас русские есть” (татарин).
Следует отметить еще одну особенность процесса определения своей нации у мужчин. Говоря “Я - русский” или “Я - татарин”, мужчина выражает крайнюю форму своей уверенности в праве так сказать. Это сопрягается с полным осознанием своего права на подобное утверждение и говорит о наличии гордости и позитивной оценки своей национальной общности. Если у человека есть какие-то сомнения, неуверенность или неловкость и стеснение (в данном случае спектр чувств очень широк), на поверхность выходит масса различных обстоятельств, причин оправдательного характера, снимающих этот диссонанс, и респонденты прибегают к понятию “россиянин”, которое на данный момент является своего рода “выходом” из проблемной ситуации самоопределения.
Женщинами вопросы гордости за свою нацию не поднимаются в принципе, им этого не нужно, они не чувствуют потребности в подобном подкреплении своего мнения. Однако то, что женщина не гордится, не означает ее отрицательного отношения к своей национальности. А мужчина же, если ему недостаточно оснований для гордости, испытывает дискомфорт, воспринимает ситуацию как негативную для себя.
“Интервьюер: Вы гордитесь тем, что Вы русский?
Респондент: Когда-то было, когда был молод. Но я разочаровался в нашем российском государстве, но я все равно считаю себя россиянином... Наш народ отстал, живет не так, как хотелось бы, как должен, живя на богатой земле... Возьмем Западную Европу, они живут лучше. Ну какая же у меня будет гордость, если они на худшей земле живут лучше?” (русский).
С описанными выше факторами идентификации тесно связаны различия в характере восприятия мужчинами и женщинами себя, окружающих, своей и других наций. Оценка окружения тесно связана с разноуровневостью восприятия нации, народа и с общим отношением к этим понятиям. Женщина склонна видеть вокруг себя людей своей нации, даже в ситуации явного преобладания представителей других национальностей, то есть женщина оценивает других так же, как себя, отождествляя себя и других, она пропускает через себя все окружающее. Возможно, это связано с тем, что женщина в большинстве случаев общается в довольно узком кругу, где своя языковая среда, свои устоявшиеся модели общения и поведения, одна религия и традиции. Эта замкнутость, а подчас и объективно сложившаяся ограниченность общения неизбежно ведет к тому, что женщины стремятся к мононациональному общению, т.е. русская с русской, а татарка с татаркой.
Религиозность мужчин и женщин
Результаты интервью и анкетного опроса свидетельствуют о том, что в представлении людей понятия “этничность” и “религиозность” не просто тесно связаны, но и взаимообусловлены. В частности, 58% опрошенных утверждают, что “русский должен быть православным”, 65% -“татарин должен быть мусульманином”. Однако, на наш взгляд, нельзя установить однозначные причинно-следственные отношения между этими понятиями, что определяет что: этничность религиозную принадлежность или религия этническую принадлежность. Полученные данные позволяют сделать предположение, что люди легче оперируют понятием “религия”, на сегодняшний день оно ближе и содержательно полнее. Поэтому религия и различные аспекты личной религиозности были неотъемлимыми элементами в обсуждении проблемы этнической идентичности, многие выводы по вопросам этничности делались именно на основе их соотнесения с религией.
Как показали результаты анкетного опроса, для женщин вера является существенно более мощным фактором этнической идентификации. На вопрос: “Почему Вы относите себя к русским?” ответили: “вера” по выборке “русское село” - 81% женщин и 55% мужчин, по выборке “русский город” - 70% женщин и 44% мужчин.
Нам представляется, что рассмотрение различий в отношении мужчин и женщин к религии и оценке ее роли в жизни человека открывает новые перспективы анализа гендерной специфики этнической идентификации. Но так как предметом нашего изучения является этническое, а не религиозное самосознание, религию мы рассматриваем только в контексте этой проблемы, не перемещая акцентов.
Сегодня происходят глобальные социальные процессы, и, несмотря на то, что у мужчин в религии по-прежнему есть определенные привилегии, обеспечивающие выгодность быть “внутри религии”, происходит смещение в распределении функций по передаче и обеспечению религиозности. На основе данных исследования, можно утверждать, что:
1) мужчины обладают большей сложностью восприятия и отношения к религии, чем женщины;
2) мужчины постепенно теряют свою первоначальную функцию стержня религии в семье и обществе, сегодня женщины становятся не только центром религии в семье, но и ее главным носителем;
3) у мужчин и женщин наблюдается различная акцентуация религиозного чувства и религиозного поведения. Последнее более ярко выражено у женщин.
Рассмотрим подробнее эти положения.
Как мы отмечали выше, в восприятии женщиной своей этничности не последнюю роль играет прагматический аспект. Подобное отношение распространяется и на религию.
Женщина рассматривает ценность и смысл религии, прежде всего, с точки зрения ее влияния на жизнь дома, семьи, рода. У женщины своего рода “семейно-безличное” отношение к религии, т.к. контекст для обсуждения темы религии задается такими понятиями, как “семья”, “родственники”, “воспитание”. Женщина чаще не склонна говорить о вере и религии по отношению к себе лично. Для нее характерны высказывания во множественном числе, без личной включенности: “Мы это сделали”, “Насчет религии у них это очень развито”.
Положение женщины в религии базируется на нормах традиции, которые заставляют ее “соответствовать”. Вместе с тем, женская религиозность “обрядна” и постоянно демонстрирует тесную связь традиции и веры, для женщины традиция наполнена внутренним содержанием и смыслом: “Мы внутренне пришли к тому, что у нас не то что вера и полное соблюдение обрядов, у меня ощущение, что я верю” (татарка). Однако важнейшим моментом в соблюдении традиций остается их инструментальная роль в объединении и благополучии семьи. Женщина принимает и транслирует обрядность и традиционализм на уровне своего дома и семьи. “Если человек другой национальности, к нему другое отношение в плане того, что у него могут быть другие традиции, другие взгляды... Свои традиции у каждой национальности, и будет ли воспринят мой ребенок в той национальности так, как надо? Будет ли он счастлив?” Таким образом, различие в традициях женщиной рассматривается как основание для существования особенностей межличностного взаимодействия у народов, и как следствие, проблема традиций и их роли в процессе этнического самоопределения у женщины переносится на бытовой уровень семейных отношений, трансформируется в проблему поддержания прочных внутрисемейных связей.
Возможно, такой характер связи “Я – Религия” возникает из-за различия значимости религии для мужчины и женщины. Для женщины вера и религия - это в большей степени некая схема поведения и жизни в целом. Эта схема наполняется благодаря наличию определенных комплексов обрядов, правил, и самое главное для женщины - вписаться в эти правила. Для женщины важно ощущать себя частью целого, быть “принятой своими” и “быть среди своих”, поэтому приверженность обрядам и традициям становится своего рода инструментом, помогающим женщинам устанавливать равноправные отношения с родственниками, быть полноценным членом родственного клана, и шире - своего народа в целом: “Пусть мы будем как все, раз все, так все, русские люди... Это часть нашей культуры... Если наш народ через эти обычаи привык общаться, то да, мы тоже это принимаем. С Богом можно просто говорить, он и так поймет, но наш народ издавна так общался, носил крестик, молился, крестился, ходил в церковь” (русская).
На вопрос, считаете ли Вы себя верующей, для женщин типичен ответ о том, что она ходит в церковь, придерживается религиозных обрядов, молится, и как следствие этого - ответ “да”. Это подтверждается результатами анкетного опроса. В ответах на вопрос: “Какого человека можно назвать мусульманином (православным христианином)?” статистически значимые расхождения у мужчин и женщин были обнаружены по следующим параметрам: “выполняет религиозные обряды” (сельские татары: 36% мужчин, 49% женщин), “отмечает религиозные праздники” (городские татары: 9% мужчин, 23% женщин), “молится” (городские татары: 10% мужчин, 25% женщин; городские русские: 8% мужчин, 22% женщин). Однако женщина не только предъявляет более высокие требования к религиозному человеку по вышеназванным параметрам, но и реализует их в своем религиозном поведении намного активнее мужчин. Приведем данные по значимым различиям у мужчин и женщин в этнотерриториальных группах.
• Выполняют все религиозные обряды
- сельские татары: женщины - 58%, мужчины - 26%
- сельские русские: женщины - 37%, мужчины - 15%
• Отмечают религиозные праздники
- городские русские: женщины - 72%, мужчины - 52%
• Молятся
- городские русские: женщины - 38%, мужчины - 9%
- сельские русские: женщины - 41%, мужчины - 11%
• Ходят в церковь
- городские русские: женщины - 27%, мужчины - 10%
- сельские русские:женщины - 37%, мужчины - 9%
То есть для женщины происходит отождествление права назвать себя верующей с выполнением определенного религиозного поведения, для мужчины же этого не достаточно. Мужчина не считает соблюдение обрядов достаточным основанием для признания своей веры, он с осторожностью называет себя верующим. Наблюдается подчас сознательный отказ от традиционного религиозного поведения. Мужчина говорит: “Я верю, в душе я верю”, - но крест не носит, в церковь не ходит, молитв не читает, то есть на бытовом уровне не соответствует формальным критериям верующего. На наш взгляд, очень ярко выразил эту мысль один из участников интервью: “Я, пожалуй, не считаю себя верующим, хотя склонен к тому, что надо придерживаться традиций, которые существуют” (татарин). То есть у мужчин нет прямой увязки “традиция – вера”, и хотя осознание свой этничности происходит в большей степени через традицию, чем посредством веры, традиция чаще является лишь формой, и ее поддержание скорее пассивное, без дополнительной внутренней работы, как это имеет место у женщин. Это другие критерии веры, чем у женщины. Отсюда - повышенная требовательность к критериям, на основании которых человек может отнести себя к верующим. Вероятно, этим объясняется столь существенные расхождения в ответах на вопрос: “Вы верующий человек?”
Таблица 1.
Вы верующий человек?в процентах от числа ответивших)
| Русские | Татары | |||||||
| Село | Город | Село | Город | |||||
| Мужчины | Женщины | Мужчины | Женщины | Мужчины | Женщины | Мужчины | Женщины | |
| Да | 40 | 84 | 45 | 71 | 54 | 76 | 60 | 80 |
| Нет | 44 | 9 | 36 | 15 | 33 | 12 | 28 | 8 |
| Трудно сказать | 16 | 7 | 19 | 14 | 13 | 12 | 12 | 12 |
Для мужчины религия - это в некоторой степени рационализация жизни. Главную ценность религии и веры они видят не в преемственности традиций, как женщины, а в религиозной морали. С точки зрения мужчины, религия служит, прежде всего, механизмом структурирования жизни человека, она определяет нормативные ориентиры. Поэтому среди мужчин распространено мнение о том, что связующим началом, включающим религию в жизнь человека, является воспитание, а не традиция, как у женщин.
“Интервьюер: Вы верующий человек?
Респондент: Меня не приучили... Если во мне это не привили, я не могу вот так сейчас надеть крестик и креститься... Чем отличается верующий человек от не верующего? Тем, что человек соблюдает все, что положено по Законам Божьим. Дело не в постах, а религиозная мораль, ее выполнять он должен” (русский).
Таким образом, мужчины устанавливают прямую зависимость между религиозным воспитанием, верой и религиозным поведением. Как следствие такого подхода, актуальность и проблематизация связи религиозного воспитания и религиозного наказания. Если в рассуждениях женщин религия ассоциируется, прежде всего, с праздником, чем-то светлым в жизни человека, то для мужчин характерна тема “религиозного греха”. То есть у мужчин преобладает некий негативный образ религии как жестко нормативной системы.
Итак, мы рассмотрели факторы, определяющие специфику мужской и женской этнической идентификации, и основные ее характеристики проявления. Мы попытались доказать, что существуют гендерные различия в процессе этнического самосознания, однако, пока мы можем говорить только о сложности качества, о его разных уровнях, а не о интенсивности этого качества.
Список литературы
Гендерные аспекты социальной транформации / Под ред. М.М. Малышевой, Москва, 1996.
Этнические стереотипы мужского и женского поведения / Под ред. А.К. Байбурина, И.С. Кона. Москва, 1994.
Кон И.С. Введение в сексологию. Москва, Олимп, ИНФРА-М, 1999.
Наталья Кремнева. mailto:region@ulsu.ruГендерные особенности этнической идентификации