.
Александр Пятигорский
Континуум мысли и возможные философские последствия
Около четверти века назад Мераб Мамардашвили сказал в своей лекции московским психологам, что "мышление – это вещь совершенно невозможная" (именно мышление, а не его понимание!), Тогда я, разумеется, эту фразу не понял (хотя часто ее цитировал). Еще через десять лет один замечательный знаток буддийской философии, когда я спросил его о том же, что такое мысль, очень спокойно отвечал: если речь идет о буддизме, то надо спрашивать, что такое citta (то есть слово, обозначающее "мысль" на санскрите и пали), а не "мысль".
Так мы возвращаемся к началу предыдущей лекции. Продолжая свою мысль, Мераб сказал: да, мышление невозможно, но оно тем не менее случается. Почти как в буддизме – "возникает"! На этом, однако, аналогия обрывается. Дело в том, что для Мераба как теоретика (в феноменологическом смысле этого слова) мышление оставалось (в отличие от сознания в его понимании) природным феноменом, требующим для своей реализации "сверхприродных" усилий – науки, философии, искусства и т.д. Для буддийских учителей Абхидхармы мышление всегда префабриковано, всегда уже искусственно произведено в йогическом созерцании, а потом для нас извлечено из этого созерцания в виде того, что обозначено словом citta. Но как натурный феномен мышление для них, так же как и для Мераба, совершенно невозможно. Отсюда введение ими так называемых синонимических дхарме "мысль" (Д 5, citta) дхарм: "способность ума", "сила ума" и т.д., по своим объяснениям совершенно одинаковых с "мыслью".
Однако само слово "невозможно" имеет разные смыслы у Мераба и буддийских учителей. У него это слово употребляется в подчеркнуто риторическом контексте и имеет в виду мышление как уже случившееся. Он говорил: "Я держу эту мысль (держание мысли здесь выражение почти йогическое), и, пока я ее держу, я знаю, что она – есть. Но если подумать, как это случилось, то это совершенно невозможно". Буддийские учителя говорили: это невозможно, потому что этого нет. Держать мысль (йогический термин) для них – то же самое, что держать йогическую интенцию, направленную на мысль, мышление. Сама мысль – неудерживаема. Текст, который я сейчас процитирую, – IV. 10 (15) – один из самых точных и конечных в своих выводах буддийских текстов о мысли.
"Что есть, о Кашьяпа, лекарство Запредельного Знания? Это знание причинности и Взаимообусловленного Возникновения. Знание, которое исходит из учения о небытии "Я", небытии одушевленных существ, небытии никаких существ, небытии личности, небытии индивида. Знание, в котором нет страха невосприятия фактов и вещей мира, ибо это знание об их пустотности. Знание, которое ищет мысль, все усилия которого направлены на мысль, на исследование мысли, ее знание и понимание. Он, ищущий мысль Бодхисаттва, думает:
Что же такое мысль в ее привязанностях или отталкивании и гневе, неотстраненная и заблуждающаяся? Какая она – прошлая, будущая или настоящая? Но ведь если она прошлая, то она уже прекратилась. Если будущая, то она еще не возникла. Если настоящая, то непостижима в возникновении.
О Кашьяпа, мысль не существует ни внутри, ни снаружи, ни в промежутке; она не постигается как существующая. У нее нет формы, оттого ее невозможно увидеть. У нее нет внешнего вида; ее невозможно познать, и у нее нет места. Ее никто не видел, не видит и не увидит – даже все Будды.
...О Кашьяпа, мысль подобна майе (иллюзии), которая возникает в разных образах нереальности. Она подобна потоку, ибо поток только в движении возникновения и исчезновения. Она как ветер, уносящийся вдаль, во все стороны, и его не остановить, не схватить в восприятии. Она – как свет лампы – лишь обусловленно возникает, не пребывая, не существуя.
О Кашьяпа, где бы ты ни искал мысль, ты ее не найдешь. А чего не найдешь, того не воспримешь. А то, что невоспринимаемо, не может быть прошлым, будущим или настоящим. А что не есть прошлое, будущее или настоящее, то – вне пределов трех времен. А то, что за пределами трех времен, то ни существует, ни не существует. А то, что ни существует, ни не существует, то – нерожденное. А что не рождено, у того нет своей сущности (или своей природы – svabhаva). А что не имеет своей сущности, то не возникает. А что не возникает, то не прекращается. А что не прекращается, то не движется. А что не движется, то не приходит, не уходит, не умирает, не рождается снова, не возникает обусловленно. А что не возникает обусловленно, то необусловленно (asamskrta). А то, что необусловленно, то и есть источник (gotra – "род") Благородных (arya – то есть Будд)"
Выше я назвал этот текст "конечным" (а не, скажем, "окончательным") в отношении мысли потому, что он экспонирует направление, в котором мысль исследуется. Точнее – направление, в котором объясняется ее невозможность. Заметим, что все начинается, как и в предыдущем "случае", с возникновения обыкновенной чувственной (то есть привязанной к объектам чувств и т.д.) мысли, о которой можно сказать только то, что она "возникает". Но и ее возникновение – это лишь точка отсчета, а не реальная точка во времени или пространстве. Ибо в тексте сказано, что у мысли нет времени и она не может быть локализована. Таким образом, следуя за объяснением Будды, мы не можем спросить о мысли, откуда она. Но уже знаем куда: в этом объяснении направление мысли – в "никуда" абсолютной (нирванической) необусловленности буддства, в Готру Благородных. Хорошо, но ведь здесь говорится о направлении в объяснении, не о направлении самой мысли, не так ли? Ведь говорить о направлении самой мысли, о которой мы уже знаем, что она "не движется", было бы непростительным натурализмом! Но тогда нелишним было бы и задать вопрос: а не будет ли "провалом" в натурализм и сам вопрос о возможности или невозможности мысли?
Чтобы ответить на этот вопрос, вернемся к первому абзацу нашего текста. Будда, который сообщает Кашьяпе о бесстрашии не-восприятия, о небытии существ и личностей и о невозможности мысли, сам бесстрашен, сам не существо и не личность и, наконец, сам не мыслит, в том смысле, в каком объясняет невозможность мысли. Позиция, с которой он объясняет, бесконечно дальше от позиции самого высшего из возможных йогических состояний, чем последняя от самого низшего из состояний обыкновенных живых существ. Эта позиция, точнее, "не позиция" Будды и есть то "место – не место", то условное "куда" мысли (не мысли вообще, а любой мысли), где она получает свое разрешение как необусловленная, полностью пробужденная и предсуществующая всему возникающему и невозникающему. Сама эта сверхпозиция не может характеризоваться ни невозможностью, ни не-невозможностью мысли, потому что она нехарактеризуема (alaksana).
В текстах середины I тысячелетия н.э. предлагается несколько версий философского истолкования этой позиции. Рассмотрим две из них, которые я условно называю "слабой" и "сильной". Согласно слабой версии, мысль безначально возникает (то есть не было времени, когда не было бы возникновения мыслей) в одушевленных существах (как бы топосах ее возникновения), тоже безначальных. В потоках мысли, возникающих в этих существах – как в течение их "жизней", так и в циклах перерождений (напомню, что это потоки "перерождаются", не существа), – может возникнуть мысль о полном освобождении от мира Взаимообусловленного Возникновения (включающего в себя сами эти потоки мысли, так же как и одушевленные существа) Эта Полностью Пробужденная Мысль (bodhicitta) в Полностью Пробужденном Существе и видит (знает) любую мысль и мысль вообще так, как она описана в нашем тексте
Согласно сильной, или "перевернутой", версии, никто не знает мысли, как она есть (даже Будды, как в нашем тексте). Мы не можем знать мысль в ее возникновении не только как натуральный объект, но и как объект уже йогически трансформированный. (То есть, строго говоря, йог знает, что он делает с мыслью, не саму мысль – в отличие от простого человека (prthakjana), который ничего с ней не делает.) Мысль (точнее, возникновение мысли) существует только в факте Полностью Пробужденной Мысли, в которой, и только в которой, она узнается как непробужденная, со всей "историей" потоков мыслей и живых существ, в которых она возникала, то есть со своей картиной, описанной в нашем тексте и резюмированной в слабой версии. Но самое философски важное здесь – это то, что опять же фактически – то есть только в смысле нашего (а не Будд!) говорения и думания о ней – мысль со всеми ее "случаями" (то есть со всем мыслимым ею миром феноменов) генерируется в пробужденной мысли Будд и Бодхисаттв. И эта генерация – которая сама, разумеется, не знает времени – является по необходимости обратной: от узнавания пробужденной мыслью любой мысли как пробужденной – к источнику (gotra) этой пробужденности в любой непробужденной мысли.
Говоря о сильной версии истолкования позиций двух последних текстов [(14) и (15)], я не могу удержаться от аналогий с некоторыми современными философскими и научными идеями, сознавая при этом спекулятивность и произвольность этих аналогий. К этому особенно побуждает центральный момент сильной версии – "захват" мысли вообще и любой мысли в отдельности пробужденной мыслью; момент, от которого и происходит обратный разворот той же мысли в ее генерации мыслью пробужденной.
Начну с "чистой феноменологии" (die reine Phanomenologie) в моем чисто выводном – то есть в порядке вывода из раннего Гуссерля – понимании. В таком понимании мысль как идея о мысли не существует до или вне мышления о ней, то есть до и вне акта рефлексии. Последний я могу понимать как безразличный к содержанию (в буддийском смысле, объекту) рефлексируемой мысли, так же как и к ее "психическому" субъекту, не существующему в "составе" гуссерлевской трансцендентальной субъективности.
Таким образом, крайне упрощая феноменологический подход, можно было бы сказать, что мысли как идеи нет без рефлексии. Хорошо, а что можно будет сказать о мысли как натурном феномене? О мысли, у которой есть [именно "есть", а не "возникает вместе с", как в тексте (14)] содержание?
Ответ на этот вопрос дает Стивен Хокинг, enfant terribl and darling британской теоретической физики. В конце своей книги "Краткая история времени" он пишет, что из его гипотезы о происхождении Вселенной в результате "Большого взрыва" (Big Bang) прямо следует, что то, что случилось в первые миллиардные доли секунды после взрыва, абсолютно предопределило все последующие события, включая его гипотезу об этом, то есть мысль о взрыве как начало всего. (О взрыве, который, заметим, сам не имеет причины ибо последняя лежит за пределами физически мыслимой Вселенной.) Здесь – прямая аналогия с буквально (то ecть по Александру Кожеву) понимаемым Гег
Гораздо более сильно, я бы сказал, предельно, эта философская интуиция выражена в мышлении Ричарда Фейнмана. В своих "общедоступных" лекциях по квантовой электродинамике он говорит примерно так: "Что такое фотон, я не знаю, и вы, наверное, тоже. Как "что" он не существует. Но на основании эксперимента можно сказать: фотон движется из точки А в точку В (поскольку детектор света засек движение в этих точках). Еще мы знаем, что если направить под определенным углом пучок фотонов из точки А (источник света) в точку В, расположенную на зеркальной поверхности, от которой фотоны будут отражаться под тем же углом и попадать в точку С, где находится детектор фотонов, то туда попадет 4 процента фотонов, зарегистрированных в точке А. Почему именно 4 процента? А не почему! Просто так устроена природа, или Вселенная, или называйте это устройство каким угодно другим словом".
Здесь прямая аналогия с сильной версией позиции текста (15). Только вместо мысли – фотон, точнее, мысль о фотоне как о том, что мыслится только как "движение от А к В" или как то, 4 процента чего попадают в С. Причина этого отбрасывается не в силу так называемого доказательства Гёделя, а потому, что ее нет, а есть устройство – одно для фотона и моей мысли о нем, то есть что и последняя так устроена, что знает фотон как движение из А в В и т.д. Но это – только об обусловленном. Пробужденная Мысль видит не только обусловленное, но и необусловленное, то есть Источник Благородных [aryagotra, в самом конце текста (15)].
Главная трудность понимания позиции нашего текста (в обеих версиях) состоит в том, что сама эта позиция трансцендентальная, в то время как мысль, о которой идет речь, всегда и трансцендентальна, и не трансцендентальна. Именно эта двойственность, по словам Эдварда Конзе, делает едва ли не невозможным для философа, не прошедшего школы йогического опыта, это "переключение" в наших суждениях с эмпирического на трансцендентальное.
Мы читаем в текстах Абхидхармы, что мысль обусловленно возникает не только вместе со своим случаем, но и в данном индивидуальном континууме мысли (сittasantana), который и есть то, что мы называем "жизнь" (в смысле "одна жизнь, другая жизнь", "моя жизнь, его жизнь" и т.д.). Вот описание этого континуума, IV. 11 (16).
"Перейдем теперь к объяснению порядка упражнения в йоге вспоминания (anussati) смерти.
Смерть – это обрывание (или "отрезание") жизненной способности [jlvitindriya – 18-я дхарма согласно тексту (14)] в одном существовании (ekabhava). Обыкновенная смерть, о которой сейчас разговор, бывает двух родов – нормальная и безвременная (akalamarana)... Но всякая смерть – это обрывание континуумов (satntana)... в силу действия прежних поступков (karma).
...В йоге вспоминания (sati) смерть созерцается как момент сознания (будущего) рождения, а рождение – как уже содержащее момент (сознания) смерти.
...Сколь краток один момент жизни! Он столь же краток, как один момент мысли [cittakhana, то есть момент Возникновения Мысли, как в тексте (14), меньше которого не может быть времени]. Подобно тому как колесо повозки вращается и останавливается внутри окружности своего обода, так же и жизнь одушевленного существа измеряется мгновением мысли. С прекращением мысли прекращается (данная) жизнь
Это отрывок из "Пути Очищения (от Скверн)" (Visuddhimagga), одного из важнейших неканонических текстов буддизма Малой Колесницы. Из неканоничности этого текста следовало – и реально-исторически тоже, – что его позиция могла не только не приниматься, но и прямо отвергаться (как, например, в современной школе "Буддийского Реализма" Достопочтенного Суманы Сири), что, разумеется, предоставляет больший простор для философских истолкований. Кроме того, этот текст – чисто йогический: он является единственным сохранившимся в тхеравадинской традиции с древних времен (его автор, великий комментатор Буддхагхоша, жил в конце V или начале VI века н.э.) "полным" учебником буддийской йоги на языке пали. Итак, что такое континуум мысли и при чем здесь смерть?
Слово "континуум" мысли имеет два значения. Во-первых, это следующие друг за другом серии Возникновений Мысли (cittavithi), которые обусловленно (то есть в силу Взаимообусловленного Возникновения) связаны друг с другом (то есть как одна мысль с другой внутри серии, так и одна серия с другой внутри континуума). В этом смысле континуум мысли – это то, внутри чего ни один "момент мысли" (cittakhana) не может возникнуть одновременно с другим. Или это такая связь возникновений мысли, в которой никакая мысль не может возникнуть в тот же момент, что и другая. Вместе с тем это и такая связь, которая предполагает и некоторую, условно говоря, "пространственную компактность" возникновений и их серий внутри данного континуума и, таким образом, отделенность одного континуума от другого в пространстве. Эта связь обеспечивается энергиями связи [или "сознательными интенциями" (samskaras), в общем смысле соответствующими четвертому агрегату индивидуального существования или Д 4 в тексте (14)]. Они "держат вместе" мыслительное содержание континуума, с одной стороны, а с другой – продолжают, продлевают его как "целое" во времени. В каком времени? Но ведь мы уже знаем, что время – это время мысли и сознания. Другого времени нет. И в этом времени, точнее, в смысле этого времени каждый данный континуум мысли безначален. То есть не было времени, когда бы его не было. Он прекратится только с прекращением энергий связи в цепи Взаимообусловленного Возникновения вместе с прекращением индивидуального сознания, то есть в Нирване. Смерть, согласно нашему тексту, и является тем особым моментом мысли в континууме, который как бы разделяет его на разные "жизни" и "существования", но этот же момент мысли и соединяет данное существование со следующим, будучи своего рода латентным сознанием их связи (patisandhi). Именно поэтому буддийские философы могут говорить, хотя и с оговорками, о перерождении и другом рождении – но не континуума мысли, ибо его никогда нет, он всегда становится, возникает с возникновением "составляющих" его мыслей и серий мыслей, а того, чем условно этот континуум обозначается: именем личности, Благородной Личности, Бодхисаттвы, Будды. [Кстати, "имя" (nama) как термин, обозначающий "сознание", – буддийское изобретение.]
Так мы переходим ко второму значению слова "континуум", в котором оно обозначает тот "отрезок" континуума в его первом смысле, который начинается с первой мысли о (настоящем) рождении и (будущей) смерти данного живого существа (satta) в момент зачатия и заканчивается последней мыслью о (настоящей) смерти и (будущем) рождении в момент смерти. Именно в этом его значении континуум мысли становится почти синонимом живого существа и одновременно тем "местом", где возникает мысль со всеми ее "случаями" в порядке Взаимообусловленного Возникновения. Так как, позволю себе напомнить, сама формулировка Взаимообусловленного Возникновения – это только о мысли (или сознании, но об их различиях ниже). Именно в связи с осознанием Взаимообусловленного Возникновения в отношении индивидуального мышления буддийские учителя середины I тысячелетия н.э. ввели понятие мысли как элемента (и условия) индивидуального существования. (То есть, строго говоря, опять же индивидуального "места" мышления.) Это понятие "мысли существования" (bhavangatitta) было введено именно в силу, я бы сказал, чисто философской необходимости в чем-то хотя и мыслительном, но вместе с тем и природном. Ибо "мысль существования", обозначая вместе первую и последнюю мысли одушевленного существа, также обозначает и ту неосознанную "природную" силу, которая понуждает континуум мысли каждый раз продлеваться от рождения к смерти и снова рождаться, от смерти к следующему рождению. Последнее обстоятельство подчеркивается еще и разъяснениями позднейших комментаторов, полагающих, что "мысль существования" не может себя знать, в ней нет самосознания (svasamvedana). Как понятие континуума мысли, так и его конкретизация, понятие "мысли существования", явно появились как выводные и дополнительные в отношении к позициям наших текстов о Взаимообусловленном Возникновении и о Возникновении Мысли. Их постулятивность кажется многим буддистам и буддологам натянутой и, так сказать, вырожденной, что, я думаю, связано с несвойственной буддизму натурфилософичностью этих понятий. На основании постулата о континууме мысли можно сделать два предположения общефилософского характера. Первое, поскольку каждый континуум мысли безначален в своем возникновении и поэтому "перерождался" в бесконечном количестве существ, то можно предположить, что в каждом континууме возникали мысли всех континуумов. То есть что нет мысли, которая возникла бы в одном континууме и не возникла бы в другом. Второе, что каждый "отрезок" данного континуума, то есть каждый континуум одной жизни (или одного перерождения), содержит в себе, тем или иным образом, все мысли всего данного континуума. На втором предположении, которое я бы назвал "сверх-сильным", я остановлюсь в пятой лекции. Сейчас только замечу, что оба предположения уже содержат, имплицитно, проблему содержания мысли, то есть о чем она, которая никак не решается одной отсылкой к перечислению ее объектов [как в тексте (14)], с одной стороны. С другой же – эти предположения подразумевают и наличие образов и модификаций (parinama), в которых мысли "пребывают" или "остаются" в континууме мысли – пока, в наших текстах они ведь только возникают.
Обе проблемы – и содержания мысли, и ее образа или модификации – привели буддийских мыслителей первой половины I тысячелетия н.э. к необходимости введения сознания, в смысле, в котором это слово уже не будет синонимичным или будет не полностью синонимичным слову "мысль". Об этом – в пятой лекции.