В. Яцкевич
Говорят, что один студент озадачил преподавателя политэкономии, задав вопрос: как зависит прибавочная стоимость от применения животных в общественном труде? Нельзя не видеть, что не только какой-либо преподаватель, но вся марксистско-ленинская политэкономия ничего не имеет сказать по данному вопросу.
Приручение диких животных - одна из важнейших составляющих человеческой цивилизации. И тем не менее у классиков марксизма об этот нет ни единого слова. По мнению Маркса роль животных пренебрежимо мала, и говорить здесь не о чем. Давайте попытаемся применить его учение о прибавочной стоимости к условиям средневекового производства. Под словом “живой труд” он имеет ввиду только труд человека, и поэтому мы должны исключить применение животных из сферы общественного труда. Точнее говоря, мы должны исключить их применение в сельском хозяйстве. Тогда сразу же возникает неразрешимая проблема: как вспахать поле без вола? Очевидно - никак. Вся средневековая экономика рушится, а люди оказываются перед необходимостью возвращения в первобытное или рабовладельческое общество.
Обсуждаемое явление представляет собой частный случай с точки зрения того, что человек-разумный всегда стремился использовать в своих интересах какую-либо силу природы независимо от ее происхождения. В историческом плане данный аспект представляется в виде следующих моментов: собирательство съедобных плодов и растений, применение в труде рабов, далее - животных, и далее - непосредственное применение сил природы - огня, воды, ветра, атомной энергии, машин. Эксплуатация чужого труда является частным случаем эксплуатации сторонней силы любой природы.
Логический аспект данного явления представляется следующим образом. Аналитическая функция мышления осуществляет разложение труда на элементарные составляющие. Этот процесс имеет форму рефлексии, поскольку имеет место многократное возвращение в исходную точку. Его пределом является такое состояние, которое характеризуется исчезновением предмета анализа, его снятием в виде одних только отношений и связей. В этом состоянии применение машины (или иной силы) является простым и необходимым делом. И этот процесс, неуклонно развиваясь, приводит к экономическому освобождению человека.
Итак, раб, животное, машина - вот важнейшие составляющие производительных сил общества на протяжении всей истории цивилизации. Что же является их общей составляющей? Оказывается существует целый ряд особенностей, с точки зрения которых все перечисленные субъекты труда тождественны друг другу. Прежде всего все они не являются людьми в широком понимании. Кроме этого они обладают следующими свойствами:
а) социальная отчужденность, то есть, полное исключение из сферы социальных отношений;
б) полнейшее подчинение воле человека;
в) способность практически неограниченно совершать работу;
г) полнейшее безразличие к результатам собственного труда.
Покупали раба, вола, крепостного или машины совершенно одинаково во все времена и эпохи. Отношение к человеку существенно изменилось лишь при капитализме, поскольку рабочий обрел некоторую свободу выбора, что является непосредственным результатом развития производительных сил на основе машинного производства.
Не трудно видеть, что перечисленные особенности обретают единство в абстрактном труде и в абстракции “машина”. Сущность этого единства выражается в той абстракции, которая проливает свет и на социальное положение раба, и на причину самовозрастания капитала. Общественный прогресс характеризуется тем, что данная сущность все в более полной мере воплощается в реальность - в эпоху капитализма животные были почти полностью вытеснены из сферы труда.
Общеизвестно, что появление паровой машины знаменует собой революцию в мировом общественном производстве и начало эпохи капитализма. Машины кардинально изменили структуру и мощность производительных сил. Технический прогресс, применение энергии пара и электричества - вот главные черты новой общественно-экономической формации. Однако, эти особенности Маркс не считает существенными, и сущность капитализма он склонен видеть в новых условиях эксплуатации человека человеком. Промышленная революция не нашла отражения ни в его теории прибавочной стоимости, ни в его политэкономии в целом. В “Капитале” слово “машина” употреблено бесчисленное множество раз. Однако, то, что обозначено этим словом, трактуется только как часть основного (или постоянного) капитала и по-существу ничем не отличается от цехов, зданий, сырья, инструментов. Фактор самодвижения, который так свойственен машине, оставлен без внимания. Признается, что с машиной связан некоторый рост производительности труда, но причины этого явления остаются невыясненными. Автор “Капитала” убеждает в том, что совместно с машинами пролетарии трудятся более интенсивно и с большей отдачей. То есть, машина во много раз увеличивает степень эксплуатации живого труда, но никакого экономического эффекта не дает . Маркс идеализирует, так называемый, “живой труд”* , разумея под этим только человеческий труд. Для него очевидно, что с учетом технических достижений пропаганда
пролетарской революции теряет всякую основу.
Тем не менее, в связи с новыми условиями возникает целый ряд тем, имеющих прямое отношения к политэкономии. К их числу относятся: “машины и разделение труда”, “машины и кооперация”, “машины и производительность труда”, “машины и производительные силы общества” и другие, однако об этом Маркс “не догадывается”.
Замечено, что процесс развития труда ориентирован на то, чтобы обеспечить людей необходимыми материальными благами в полном соответствии замечанию Энгельса о том, что “ ... люди в первую очередь должны есть, пить, иметь жилье, ... “. Уменьшение затрат человеческого труда и времени, необходимых для производства товаров, становится “сознательным принципом”. И совсем не трудно видеть воплощение последнего в исторической последовательности применяемых в общественном производстве основных источников энергии - рабов, животных, машин.
Очевидно, все материальные и духовные блага в обществе создаются трудом. Тем не менее возникает вопрос: что является источником стоимости всех произведенных ценностей в обществе? С точки зрения точных определений этот вопрос оказался весьма трудным.
В статье “Трудовая теория стоимости” в энциклопедии “Политическая экономия” (Москва, 1980 год) кратко представлена история данного вопроса. На различных этапах развития научная экономическая мысль объявляла тот или иной вид конкретного труда в качестве источника стоимости товаров. Таким источником представлялся то труд в экспортных отраслях экономики, то - в производстве благородных металлов, то - в сельском хозяйстве. Но уже А. Смит пришел к мысли о том, что стоимость товаров создается в любой отрасли материального производства. Д. Рикардо развил это положение, заметив, что порождаемая стоимость безотносительна к какой-либо конкретной форме труда. Лишь в трудах Маркса, который, как известно, был учеником Гегеля, была открыта двойственная природа труда, и на этой основе была разработана новая трудовая теория стоимости.
Анализируя историю вопроса, он писал: “... Сведение товара к “труду” у всех предшествующих экономистов двусмысленно и неполно. Недостаточно свести товар к “труду”, необходимо свести его к труду в двоякой форме ...”.[1]
[1] Замечательно.
Но какова роль Маркса в истории данного вопроса? В полной ли мере он выполнил то, о чем сам заявил? Исследуя его творческое наследие, можно показать, что автор “Капитала” - это как бы две творческие индивидуальности - Маркс-ученый и Маркс-революционер, которые безусловно имели различные цели и решали различные задачи.
Давайте посмотрим, в какой степени Маркс был последовательным в этой своей “подлинно научной трудовой теории стоимости”. Его главная творческая особенность состоит в том, что любую проблему он сначала решал принципиально научно, а затем интерпретировал ее (особым образом преподносил читателю) с учетом своих политических интересов. Маркс изменил бы сам себе, если бы в данном случае поступил иначе. Изложенная в энциклопедии в статье “Трудовая теория стоимости” история экономической мысли без сомнения отражает подлинную историю, но роль Маркса в ней невозможно представить, как “безусловно положительный вклад в науку”, хотя это “положительное” безусловно имеет место.
Итак, в чем состоит тайна самовозрастания стоимости, тайна возникновения и накопления прибавочной стоимости? Схема товарно-денежного обращения выражается, как известно, формулой Т-Д-Т. Подчеркнем, что в этой формуле есть замкнутость (поскольку первый и последний член совпадают), и поэтому она может быть продолжена до бесконечности: Т-Д-Т-Д-Т ... . То есть она выражает ту же самую рефлексию, которая свойственна машине.
Товар Т выступает здесь и как начало, и как конец цикла, а деньги Д - как его среднее опосредующее звено, как “метаморфоз” товара. Схема отражает замкнутость процесса, в котором важнейшие диалектические моменты повторяются в виде бесконечной циклической последовательности. В этом процессе деньги не являются просто “посредствующим звеном” - необходимым условием обращения товарных масс, но обнаруживают вдруг необъяснимую на первый взгляд способность к самовозрастанию. Маркс следующими словами подводит итог анализа стоимости: “Как ни верти, а факт остается фактом: если обмениваются эквиваленты, то не возникает никакой прибавочной стоимости, и если обмениваются неэквиваленты, тоже не возникает никакой прибавочной стоимости”[2]
[2].
Таким образом, исследование законов товарного обращения показало, что оно не заключает в себе условий, при которых возможен очевидный, бесспорный и всеобъемлющий факт - возрастание стоимости капитала. В чем же состоит то недостающее условие, при котором обращение товаров превращается в фазу производства прибавочной стоимости? В чем состоит дивергенция стоимости? Что является ее источником? Ответы на эти вопросы, которые без преувеличения можно считать решением вековой проблемы, Маркс дал в своей теории прибавочной стоимости, правда, оставив без внимания некоторые “детали”. По его мнению единственным (!) товаром, который и обладает всеми свойствами товара, и способен порождать новую стоимость, является субъект труда “рабочая сила”. Ее потребительная стоимость измеряется ее способностью к труду, способностью производить новую стоимость. Ее потребление в сущности есть производство. Поняв это, Маркс разрешил важнейшую проблему политической экономии. Но к сожалению, дальше не пошел, не стал вдаваться в ”детали”. Хотя здесь со всей очевидностью возникает ряд вопросов - какова структура труда, как он развивается, что такое “субъект труда” ? Здесь явно недостаточно указать пальцем на человека.
Формула Д-Д’, известная как “всеобщая формула капитала”, будучи состоятельной эмпирически, была не состоятельна логически, поскольку она выражает простой обмен денег на большее количество денег и только, что противоречит здравому смыслу и самой природе денег. Поэтому ее невозможно объяснить с точки зрения товарообмена. И только после открытия закона капиталистического способа производства Д-Т-Д’, где Т в данном случае стоимость рабочей силы, эта “всеобщая формула” получила обоснование.
При этом Маркс фактически дает два ответа на вопрос о причине самовозрастания капитала. Маркс-революционер объясняет самовозрастание капитала эксплуатацией живого труда, имея ввиду исключительно человека, прибегая к весьма схематическому рассуждению, что и составляет сущность его теории прибавочной стоимости. Маркс-ученый скупо, фрагментарно, но точно в виде отдельных замечаний, которые по крупицам нужно собирать во всех его произведениях, подводит к другому ответу на этот же вопрос. Эти отдельные высказывания, замечательно гармонируя в рамках диалектической логики, сливаются в целостную систему, давая представление об истинных экономических зависимостях.
Прежде всего обратим внимание на те его определения, которые соответствуют требованиям логики диалектического материализма. Поскольку прибавочная стоимость (или просто стоимость) есть абстрактное количество (или чистое количество), то естественно поставить ей в соответствие то, что составляет абстрактную сторону труда. В связи с этим Маркс обращает внимание на понятие “абстрактный труд”, и это вполне оправдано.
“Всякий труд есть, с одной стороны, расходование человеческой рабочей силы в физиологическом смысле, - и в этом своем качестве одинакового или абстрактного человеческого, труд образует стоимость товаров. Всякий труд есть, с другой стороны расходование человеческой рабочей силы в особой целесообразной форме, и в этом своем качестве конкретного полезного труда он создает потребительную стоимость”[3]
[3].
Сравнивая труд портного и ткача, Маркс замечает, что в смысле цели деятельности они различны, однако “... и ткачество, поскольку оно ткет стоимость, не отличается от портняжества, следовательно есть абстрактно человеческий труд”[4]
[4].
Иными словами, абстрактный труд - это труд, в котором сняты все различия, обусловленные его непосредственным содержанием, его целесообразностью. В этой абстракции остается лишь количество или количественная мера, именуемая стоимостью. В этом смысле все виды труда тождественны, а стоимость - форма тождественности. И здесь нет основания говорить о какой-либо завершенности.
Как известно, конкретный и абстрактный труд составляют диалектическое единство. Но в данном случае есть необходимость рассмотреть их абстрактно как независимые субстанции, определенности.
Конкретный труд как абстракция - это труд, в котором положена завершенность в виде конкретной цели, поскольку только при этом условии его результат может удовлетворить конкретную материальную или духовную потребность. Иначе этот результат называется “потребительная стоимость”. И здесь в полной мере можно согласиться с Марксом по поводу того, что ведущая роль здесь принадлежит не столько живому труду, сколько человеку. Связь с этой потребностью обнаруживается в каждый момент и в каждом элементе процесса труда. Такие условия имеют место, когда, например, нечто производится впервые. В этом случае субъект труда не располагает каким-либо опытом. Это чисто творческий процесс. Такое понятие, как “общественно необходимый труд”, здесь неприменимо, поскольку здесь нет общественного труда, и никакого взаимодействия с другими социальными субъектами здесь не происходит. Здесь каждый субъект труда в своей сфере творчества может быть только человеческим. Он уникален и необходим. Иначе говоря, конкретный труд может быть только человеческим и никаким иным. Со временем конкретный труд переходит в абстрактный после того, как он многократно повторится, саморазложится до примитивности простейших актов, лишится той духовности, которая свойственна творчеству.
Абстрактный труд как абстракция - это такой труд, в котором удовлетворение какой-либо потребности снимается производственным процессом (или средством). Целью в данном случае является сам этот процесс. Это именно тот случай, когда “средство важнее цели” (в соответствие с известной сентенцией Гегеля). Иными словами, если мы сможем организовать нужный технологический процесс, то соответствующая вещь будет не только получена, но с малыми затратами времени и усилий. Абстрактность труда состоит также в том, каждый субъект труда относится отчужденно к конечной цели и другим участникам этого процесса. В частности, труд животного или машины может быть только абстрактным, но при этом он ничем не отличается от человеческого абстрактного труда, в котором все субъекты неразличимы. Такие условия возникают вследствие разложения труда, вследствие его разделения, когда все сводится к механическому повторению операций, выполнявшихся в прошлом. Живому человеческому труду здесь принадлежит только начало, начальная фаза, после обеспечения которой, он самоустраняется в новую область конкретного труда.
В процессе абстрактного труда происходит присоединение стоимости к материалу (как пишет Маркс). Рабочий присоединяет ее своим трудом “... не поскольку последний есть труд прядения или столярный труд, а поскольку он - абстрактный, общественный труд вообще ... “[5]
[5].
Абстрактность труда состоит также в его отчуждении по отношению к человеческому сознанию. Он протекает как бы сам собой. Сознание присутствует здесь лишь в снятом виде в форме продукта или результата деятельности. После достижения этого результата оно не находит здесь себе сферы приложения. Наиболее ярким случаем такого отчуждения является машина. Сознание здесь представлено в форме результата его деятельности, каковым и является машина. Но в то же время здесь его уже нет.
Вообще целесообразная деятельность человека состоит в его колебаниях между целью и средством. Даже простое надевание шляпы на голову представляет собой труд со всей полнотой диалектики. Здесь конкретная составляющая труда определяется целесообразностью, которая вполне очевидна в данном случае. А абстрактная - обусловлена всевозможными затратами. И эта извечная двойственность труда явилась той основой, на которой возникли товарные отношения.
Кроме этого, конкретный труд имеет предельно низкую эффективность. В противоположность этому эффективность абстрактного труда может быть сколь угодно высокой. В нем находят воплощение все достижения технического прогресса.
Всякий труд начинается с конкретной потребности, т.е. с конкретного труда. А его развитие осуществляется как по линии конкретного, так и по линии абстрактного труда. Первый аспект обусловлен развитием ассортимента человеческих потребностей, которые все в большей степени становятся разнообразными, особенными и индивидуальными. А абстрактный труд прогрессирует вместе с производительными силами общества, составляя их цель и задачу. Различные этапы этого процесса характеризуются появлением средних величин материальных затрат, усилий и времени, появлением меры общественно необходимого труда и закона стоимости. В более поздний период возникли такие условия, при которых ни один субъект труда не производит товар целиком и полностью, не создает потребительную стоимость, производя лишь полуфабрикат. Например, любая часть, составляющая некоторый товар, взятая отдельно от целого, имеет стоимость, но не имеет потребительной стоимости. Последняя равна нулю. Конкретный и абстрактный труд обретают свою целостность и завершенность лишь в масштабе всего общественного производства.
Таким образом с точки зрения политэкономии всякий реальный труд осуществляется в пределах рассмотренных двух абстракций, что и составляет величайшее научное открытие Карла Маркса. Это замечательно. Но не трудно видеть, что эти две абстракции отражают также интеллектуальную и физическую составляющие труда, о которых Маркс предпочел не говорить. То есть, он ограничил себя (и вполне сознательно) анализом только той диалектики труда, из которой вытекает диалектика товара. В связи с этим очень многое, что связано с процессом труда, осталось вне поля зрения.
Анализ труда обнаруживает в нем наличие примитивной формы, тождественной работе в физическом смысле, в которой деятельность человека равнозначна деятельности сил природы. Поднятие груза и перемещение его вдоль горизонтального пути - вот, что было необходимо всегда, и что легко поддается измерению. Соответствующие понятия разработаны в теоретической механике основоположниками этой науки. Нет необходимости доказывать, что значительную долю всякого реального труда составляет именно физический труд (физическая работа), с которой связана значительная доля производимой стоимости. Перераспределение этой составляющей в процессе применения животных и машин тоже не трудно учесть. Данное перераспределение и есть тот самый процесс, который именуется освобождением труда. Общая закономерность состоит в том, что человеческий труд все в большей степени переносится из области физической в область интеллектуальную. Такая тенденция всегда имела место и в еще большей степени в наше время.
Интеллектуальная составляющая - это то, чем определяется живой труд, чем он отличается от труда всех иных субъектов, и с этим, вероятно, Маркс согласился бы. Но вот проблема - что делать с другой составляющей? Для нее нужны “иные субъекты”, а этого Маркс допустить не мог. Но куда ни кинь взор - везде и всюду обнаруживается добавочная производительная сила, отличная от человеческой. И автор диалектического материализма вынужден ее всячески скрывать, фальсифицировать, подчеркивая ее малозначительность и ничтожность. Заметив, что стоимость производится абстрактным трудом, он решил вековую проблему. Однако здесь остался абсолютно не решенным вопрос о субъектах абстрактного труда. Это очень важная проблема. Но совершенно очевидно, что автор “Капитала” явно избегал вдаваться в ее анализ. Это совсем не трудно видеть.
Он представил дело так, что субъектами и конкретного, и абстрактного труда являются только пролетарии. В первом приближении это действительно так, поскольку человек как обладатель интеллекта может выполнять любую работу. В действительности же существуют и иные субъекты труда отличные от пролетариев. Маркс их камуфлирует (скрывает) туманным в данном случае термином “производительная сила” и обсуждать их не желает. Заметим, что вполне ясным является только термин “производительные силы общества”. Подчеркнем, что слово "труд" у Маркса трактуется исключительно как "живой труд" и никак иначе, несмотря на то, что у него есть и другое понятие, которое в данном случае весьма уместно, - "машинный или мертвый труд", о чем он как бы не помнит.
Абстракция субъектов абстрактного труда не может быть представлена без явлений отчуждения. Для производственных отношений в значительной степени характерны эти явления. Каждый из субъектов труда находится в состоянии отчуждения как по отношению к конечному продукту, так и по отношению к другим субъектам труда, и, вероятно, только таким и может быть общественный труд. Известный философ Эвальд Ильенков пишет об этом следующим образом: “Попадая в систему отношений, ... характерных для ... капиталистического способа производства, конкретный индивид начинает функционировать в ней именно в той роли, которую она ему определила - в роли “винтика”, в роли стандартно абстрактной детали. Его деятельность становится в буквальном и точном смысле абстрактной ущербно-однобокой и схематичной”[6]
[6]. Да, это действительно так.
Обратим внимание на то, что по причине диалектичности бытия все это характерно не только для капиталистического способа производства, но для любой формы развитого общественного труда вообще, отличного от примитивной формы. Труд индивида становится все менее содержательным; вплетенный в единую систему всеобщего труда, индивидуальный процесс деятельности превращается в нечто от начала до конца чуждое индивиду, его субъективности, его самодеятельности. Именно этот аспект общественного труда Маркс назвал абстрактным.
Такова диалектика труда. Подчеркнем, что определяющим фактором здесь является именно труд, конкретная форма производительных сил, а общественные отношения - только производны от него. И в этом “нет вины” капиталистического способа производства. По непонятным причинам вся Марксова диалектика труда, столь безупречная в научном отношении, многими исследователями (в том числе и Афанасьевым Вл.) приписывается капиталистическому способу производства. Двойственность труда, якобы, порождена капиталистическими производственными отношениями. Такое впечатление производят многие произведения марксистов-ленинцев.
Диалектика труда переходит в диалектику стоимости и в диалектику товара, и это является фундаментальным научным открытием Маркса. Потребительная стоимость и стоимость, составляя целое, определяют все свойства товара. Однако симметрии здесь тоже нет. Ведущей стороной здесь является потребительная стоимость. Всякая вещь, обладая потребительной стоимостью, обладает и стоимостью. Наоборот - не верно: из наличия стоимости совсем не следует потребительная стоимость. Например, в СССР было произведено большое количество вещей без учета реальной потребности (аналогично силам природы). Причиной этого является механическое выполнение решений, принятых формально. Это количество измеряется в миллиардах рублей и ему соответствует нулевая потребительная стоимость.
Субъектами труда в строгом смысле могут быть не только люди. В определенных условиях стоимость может быть произведена, например, силами природы. Как только человек обнаруживает для себя пользу в тех предметах, которые возникли, например, в результате вулканической деятельности, они сейчас же обретают потребительную стоимость, что автоматически влечет появление стоимости. Приспосабливая процессы, которые человеку “даны даром”, он начинает расходовать смою энергию и время для того, чтобы извлекать пользу. И таким образом, человеческий труд, даже самый ничтожный, возбужденный жизненной потребностью, порождает прежде всего потребительную стоимость. И благодаря этому любая физическая работа, совершенная силами природы превращается в стоимость, которая человеку “дана даром”. Например, всякий булыжник превращается в стоимость, если человек применит его сообразно своей цели. Затраты труда и времени возникают в тот же миг, как только человек наклонится, чтобы его поднять.
Вообще человеческая целесообразность наделяет значением и смыслом самые различные предметы и явления. Многие из них становятся ценностями, орудиями труда, средством для достижения цели. Поэтому, если какой-либо субъект труда производит потребительную стоимость, то он производит и стоимость. Если имеет место потребительная стоимость, то она возбуждает производственный процесс, который производит стоимость. В обратном направлении эта последовательность не реализуется. В связи с этим окружающая природа является самым естественным субъектом абстрактного труда.
В Марксовой теории прибавочной стоимости рассматривается производство стоимости исключительно живым (то есть человеческим) абстрактным трудом. В ней в качестве модели он рассматривает произвольный отрезок времени, в течение которого субъект труда осуществляет свою производственную функцию. Этот отрезок уважаемый философ делит на время необходимое и прибавочное. Поскольку речь идет только о затратах времени как мере затрат всеобщего труда, “труда вообще”, то прибавочной стоимости ставится в соответствие мера абстрактного труда. Завершив данный анализ, Маркс дал ответ на вопрос, над решением которого ломали головы классики мировой науки. Однако подчеркнем еще раз, что в этом решении остается открытым вопрос о субъектах абстрактного труда, от которых так зависит мера прибавочной стоимости.
К сожалению, в определении прибавочной стоимости у Маркса совершенно отсутствуют какие-либо элементы, которые позволили бы сориентироваться в историческом времени и привязаться к эпохе. У него пролетарий трудится точно также, как раб. Его рассуждения в данном случае не предполагают каких-либо различий между общественно-экономическими формациями, поскольку отрезок времени делится на две части совершенно одинаково и для условий рабовладельческого общества, и для феодального. У него много примеров, много арифметических вычислений, которые, конечно же выполнены правильно. Но арифметика остается одной и той же во все времена и эпохи и, очевидно, иначе и быть не может.
В своей модели Маркс не анализирует понятие “субъект труда” и не анализирует структуру производительных сил общества. В его трактовке “рабочая сила” - это только пролетарии и никаких иных субъектов труда он “не знает”. Из этого следует, что производительные силы общества по Марксу имеют предельно простую структуру: они - только множество пролетариев с “мозолистыми руками” и ничего больше. Их орудия труда, их усовершенствование - все это имеет как бы второстепенное значение. Никаких иных субъектов труда он не признает.
В качестве итогового заключения по данному вопросу можно привести следующее высказывание Энгельса из предисловия к третьему тому “Капитала”: “Закон стоимости с самого начала направлен против возникшего из капиталистического способа представления взгляда, будто накопленный прошлый труд, из которого состоит капитал, не только есть определенная сумма готовой стоимости, но как фактор производства и образования прибыли обладает свойством создавать стоимость, следовательно представляет собой источник большей стоимости, чем та, какую он сам имеет; закон стоимости прочно устанавливает, что такое свойство принадлежит только живому труду”[7]
[7].
В данном высказывании все ясно. Точнее говоря, ясно то, что хотел сказать Энгельс. И прежде всего следует отметить, что оно содержит определение капитала. Но согласиться с этим высказыванием никак нельзя. Дело в том, закон стоимости говорит лишь о том, что новые технологии (новые средства производства) опосредуются общественными производственными отношениями, и это приводит к выравниванию величин меновых стоимостей в масштабах всей страны и только. Это очень важное явление. Однако, по логике вещей (и в дальнейшем это будет доказано) представители “возникшего взгляда” имеют все основания быть правыми. Капитал (накопленный труд), представляющий собой то средство, в котором “труд приходит сам к себе”, и есть тем самым субъектом, производящим абстрактный труд и все возрастающую во времени часть прибавочной стоимости.
Упрощенное представление о производительных силах общества не позволяет ответить на вопрос о причинах резкого увеличения производительности труда в ХIХ столетии. В частности в “Нищите философии” Маркс свидетельствует: “Производительность рабочего дня в английском обществе увеличилась ... в течении семидесяти лет на 2700 процентов т. е., в 1840 г. за день производилось в двадцать семь раз больше, чем в 1770 году”[8]
[8].
Аналогичных фактов достаточно много. Из них следует, что при одном и том же количестве живого труда количество произведенной стоимости может быть сколь угодно большим за счет привлечения сил природы. Однако, Маркс об этом как бы не догадывается. Это “увеличение производительности” следовало бы проанализировать и развернуть до деталей с той тщательностью, которая свойственна Марксу вообще, когда он анализирует иные вопросы. Вместо этого он туманно пишет: “Машина столь же мало является экономической категорией, как и бык, который тащит плуг. Машина - это только производительная сила. Современная же фабрика ... есть общественное отношение производства, экономическая категория”[9]
[9].
Как это понимать? Что значит в данном случае “производительная сила”? Если машина - это “производительная сила”, то производительная сила чего ? Что она производит ? По определению она именно производит стоимость. Данная фраза Маркса констатирует тот факт, что вол (а значит и машина) производит стоимость. Здесь Маркс в очередной раз опровергает сам себя.
Заметим, что отдельно взятый пролетарий тоже “мало является экономической категорией”, но только “производителььной силой”.
В приведенном высказывании Маркса содержится только голое возражение (догматическое), но никакого обоснования или разъяснения здесь нет. Но есть и положительный момент - он вола и машину относит к одной и той же категории. Это уже хорошо.
По мнению Маркса вол и машина - это только абстракции, несмотря на наличие материальной плоти. А что они производят ? Об этом он умалчивает. Он категорически настаивает на том, что субъектами труда они не являются, и никакой стоимости не производят. Но вся его арифметика, которую он приводит в ”Нищите философии”, его же и опровергает. Факт, как известно, “вещь упрямая”, и состоит он в том в данном случае, что “производительность рабочего дня в английском обществе увеличилась ... в течении семидесяти лет на 2700 процентов”. Маркс об этом пишет и ... в дальнейшем “забывает”, не анализирует причин этого явления. И поэтому в качестве конечного заключения осталось не совсем понятное положение: машина, являясь производительной силой, стоимости не производит.
Это положение советские философы и по сей день повторяют как религиозные фанатики. Например, философ Вл. Афанасьев, воспринимая это как очевидную истину, пишет: “Как известно, только живой труд является источником стоимости товара”[10]
[10]. Но почему же “только живой труд”?.
Этот догмат, Маркс ввел посредством простой декларации ничего не обосновывая. Он везде и всюду рассматривает труд исключительно как процесс потребления рабочей силы капиталом. Даже производство относительной прибавочной стоимости (глава 10 “Капитала”), которая “возникает вследствие сокращения необходимого рабочего времени”, он объясняет только усилением эксплуатации рабочих. Все это вопиюще противоречит фактам и другим его утверждениям, но это было воспринято марксистами-ленинцами без малейшего возражения. Но возражения напрашиваются сами собой.
В Советском Союзе Марксов “живой труд” был идеализирован. Наши рабочие трудились до полусмерти и даже до самой смерти. Условия труда при капитализме XIX столетия, о которых Маркс так много пишет, не идут ни в какое сравнение с тем, что имело место на наших “стройках коммунизма”. При капитализме рабство уже было невозможно, рабский труд как массовое явление уже не применялся. А у нас он широко применялся, например, при строительстве “Беломоро-Балтийского канала” и на других стройках.
Термин “производительная сила” в приведенной выше цитате совершенно не ясен. Видимо, он означает совсем не то, что “производительные силы общества”. Но Маркс нигде не дает столь необходимого разъяснения. Свое главное утверждение (а оно безусловно является одним из главных) он обосновать не может, и ему ничего не остается более, как только лукавить. И он лукавил.
Предположим, что действительно вол не является экономической категорией такой, как “товар”, ”стоимость”, ”прибыль”, поскольку он прежде всего - биологическое существо. Это достаточно очевидно. Но отдельно взятый пролетарий - тоже биологическое существо. И тогда, что хотел сказать уважаемый философ? Вероятнее всего он имел ввиду следующее: “Не трогайте вола и держитесь от него подальше, а то какой-нибудь умник вздумает назвать его субъектом труда”. Маркс этого очень боялся. То же касается и машин.
Если “современная ... фабрика ... есть общественное отношение производства, экономическая категория”, то и машина, и такие биологические существа, как пролетарий и бык, являются тем же самым, поскольку они включены в те же самые производственные общественные отношения. Они одновременно и то, и другое. Точнее говоря, через них осуществляются эти самые отношения. Являясь их проводниками, они их усиливают и развивают.
Именно в плане экономических категорий здесь нет никакого различия, и автору диалектического материализма это хорошо известно. Есть все основания для того, чтобы возразить ему, сказав, что “рабочая сила” - это совсем не единственный товар, который может производить прибавочную стоимость.
То, что машине принадлежит ведущая роль в области абстрактного труда, для Маркса было очевидно, но ему очень не хотелось об этом заявлять. Напротив, он всячески пытается скрыть (спрятать, сделать незаметным) это обстоятельство. Но поскольку применение машин в общественном производстве получило широкое распространение, необходимо было ответить на вопрос, каким образом это приводит к увеличению производительности труда, измеряемой отношением произведенной стоимости к времени? На подобный вопрос у Маркса можно найти следующий ответ: приращение стоимости в условиях машинного производства происходит вследствие “перенесения стоимости машины на производимый продукт”. Это формально истинное утверждение он повторяет несколько раз, проявляя заметную настойчивость. То есть, п
При условии данного отождествления износ машины является ее единственным результатом. Но кому и зачем нужна такая машина?
Известно, что стоимость производится трудом. А как она производится (как возникает), если применяется труд машин ? Марксисты во главе с Марксом на этот вопрос отвечают так: “...стоимость машины переносится на производимый продукт...”. Конечно же переносится, и с этим никто не спорит. Но этим не исчерпывается сущность явления. Современные марксисты продолжают твердить эту фразу, исключая вопросы и сомнения. Не желая признавать, что стоимость произведенная и стоимость перенесенная это совершенно различные стоимости, они твердят, что произведенная стоимость это только перенесенная, и ничего более. Ничего большего, якобы, и не возникает. Но стоимость машины всегда конечная величина. А стоимость производимая - практически ни чем не ограничена. Ее структура не раскрыта, поскольку марксисты боялись это сделать из соображений политической выгоды. В экономике есть понятие “срок окупаемости”, которое всем известно. Это тот срок, в течение которого производится величина стоимости, равная стоимости машины. А далее речь идет о “чистом доходе”, что совершенно справедливо. Марксисты утверждают, что стоимость машины переносится на продукт в течение всего времени ее эксплуатации. Это совершенно спекулятивное ложное утверждение.
То, что “стоимость переносится”, он совершенно прав, но дело не состоит только в этом. Этим истинным, но второстепенным утверждением он очень удачно закамуфлировал сущность явления. Здесь только сознательный софизм, гениальная мистификация. Отнеся машину к сфере постоянного капитала, Маркс снова делает истинное утверждение, за которым снова скрывает сущность. “Постоянный капитал”, и к этому, якобы, добавить больше нечего. Якобы, все этим сказано. Анализу капитала он посвятил не одну сотню страниц и при этом лишь едва намекнул на рефлексию, которая для машины имеет форму самодвижения. Таким образом у него часто истинное по форме утверждение не является таковым по сути.
Совершенно очевидно, что он сознательно избегает употреблять термин “рефлексия” (который, конечно же, ему известен), и вместе с этим исключает из рассмотрения имеющее место повсюду и обозначаемое этим термином самодвижение. Прогресс труда (а значит и его освобождение) обеспечивается именно рефлексией. В этой Гегелевской идее нет “эксплуатации пролетариата”, а поэтому она оказалась неприемлемой для Маркса. Попирая логику, он стремится убедить читателя в том, машины служат, якобы, для того, чтобы “все более интенсивно эксплуатировать рабочую силу”[11]
[11].
Но зачем и кому это нужно? Подлинная цель состоит в производстве необходимых материальных вещей, товаров, в получении дохода и прибыли. В связи с этим в соответствии с тем “сознательным принципом”, на который обратил внимание Энгельс, человеческий разум всегда искал эффективных субъектов труда. А эксплуатация “рабочей силы” сама по себе никакой цели не составляет.
Вообще у Маркса весьма причудливо переплетаются высказывания научные, философские, глубокие по содержанию и ... иные. В последних опровергается то, что утверждается в первых и наоборот. “... машины не создают никакой стоимости, но переносят свою собственную стоимость на продукт ... “[12]
[12].
Действительно переносят, и никто с этим не спорит. Маркс это повторяет бесчисленное множество раз. Но зачем тогда нужны машины ? Почему их так широко применяют, если дело состоит только в этом ?
“Они никогда (!) не присоединяют стоимости больше, чем утрачивают в среднем вследствие своего изнашивания”[13]
[13].
Данное утверждение опровергается простейшими измерениями, которые приведены самим же Марксом в ряде примеров в “Капитале”.
“ ... даже если машина стоит столько же, сколько замещаемая ею рабочая сила, овеществленный в самой машине труд всегда гораздо меньше замещаемого ею живого труда”[14]
[14].
Общеизвестным фактом является то, что эксплуатация машины обходится дешевле, чем эксплуатация “замещаемой ею рабочей силы”. В связи с этим применение машин в общественном производстве имеет все основания и вполне оправдано.
“ ... машины вместе с человеческим материалом эксплуатации ... с самого начала увеличивают и степень эксплуатации”[15]
[15].
Речь идет об эксплуатации живого труда. Поэтому данное утверждение - чистейшей воды догмат. Оно - ложно. В результате применения машин уменьшается количество участвующих в труде людей. Об этом Маркс тоже пишет. А если уменьшается количество необходимого живого труда для производства одной и той же стоимости, то уменьшается и степнь эксплуатации.
“ ... машина является наиболее могущественным средством увеличения производительности труда ... “[16]
[16].
Верно. Это является следствием самодвижения, обусловленного использованием, например, тепловой энергии, а также того, что “овеществленный в самой машине труд всегда гораздо меньше замещаемого ею живого труда”, (как было процитировано выше).
Уместно задать вопрос: каким же образом происходит это самое “увеличение производительности труда” ? Но этим вопросом автор “Капитала” не задается. Он его избегает.
Конечно же можно все это назвать путаницей, но Маркс не нуждается в снисхождении. Обращает на себя внимание тот факт, что теория прибавочной стоимости излагается в главах с пятой по десятую первого тома “Капитала”. По существу - это теория абстрактного труда с той особенностью, что в нем единственными субъектами являются исключительно люди-пролетарии. Иногда приводятся примеры с волами и лошадьми, но это никак не отражается в формулах и расчетах. А машины начинают рассматриваться только в тринадцатой главе. Из одного только этого факта следует, что по Марксу машины не имеют никакого отношения к производству прибавочной стоимости. Они только присутствуют вблизи истекающего потом пролетария и только таким образом увеличивают его производительность в сотни раз. И здесь, поскольку изложение теории прибавочной стоимости осталось в предыдущих главах, автор “Капитала” позволил себе заметить следующее: “Машины - средство производства прибавочной стоимости”[17]
[17].
Любой догматически мыслящий марксист, прочтя эту фразу, скажет: ”Правильно. Машина это всего лишь средство, и субъектом труда она не является”.
Но давайте разберемся. Как известно, средство производства это предмет труда плюс средства труда. Последние представляют собой “вещи и комплексы вещей, которые человек помещает между собой и предметом труда”. (Определение Маркса).
Но машина это не просто “средство труда”, но средство труда, обладающее способностью самодвижения. Сам Маркс машину определяет следующим образом:
"Прежде всего движение и деятельность средства труда приобретает в машине самостоятельный характер по отношению к рабочему. Средство труда становится само по себе промышленным PERPETUUM MOBILE, который производил бы непрерывно, если бы он не наталкивался на известные естественные границы со стороны своих помощников - людей ... "[18]
[18].
Итак, нечто “приобретает в машине самостоятельный характер по отношению к рабочему”. Из этого следует, что если пролетарий является субъектом труда, то и это нечто - тоже.
Об этом он, как бы, не помнит и не делает различия между машиной и лопатой, между ветряной мельницей и молотком.
Perpetuum mobile - “вечное движение”, или самодвижение или рефлексия - вот синонимы, выражающие сущность машины. Главное свойство ее самодвижения состоит в том, что оно совершается в пространственно-временных границах, из которых человек исключил сам себя. Внутри этих границ машина “предоставлена самой себе”, она совершает работу и абстрактный труд, производит стоимость, являясь субъектом труда. В этих условияях она абсолютно ничем не отличается от субъекта труда - человека.
“Машина (и животное) стоимость не производит” - вот догмат, который провозгласил Маркс бессовестно и нагло, попирая здравый смысл, практику человека, собственные определения, науку, человеческие моральные принципы.
Всякий труд (если не учитывать Гегелевскую идеалистическую трактовку труда) имеет физическую составляющую. И иные субъекты труда такие, как раб, вол или машина, берут ее на себя в первую очередь. Они не являются социальными субъектами. С некоторой долей условности можно сказать, что они “реальные абстракции, обладающие телом и плотью”. Их упорядоченность в историческом времени подчиняется вполне понятной логике, а именно - развитию и увеличению степени абстрактности. И, видимо, не следует думать, что перечисленный ряд состоит только из этих трех членов. Он без сомнения будет продолжен. С учетом этого положения представление об эксплуатации человека человеком, даваемое Марксом, явно нуждается в уточнении и конкретизации. Работа, производимая силами природы, специальным образом привлеченными человеком, ничем не отличается от абстрактной составляющей работы, совершаемой самим человеком. В нечеловеческих движениях машины человеческий замысел и человеческая потребность. С качественной стороны - это одна и та же работа, производящая одну и ту же стоимость. Из этой тождественности следует утверждение, категорически отрицаемое Марксом, - применяемые в общественном производстве животные и машины производят стоимость со всеми вытекающими из этого последствиями.
В формуле Д-Т-Д’ символ “Т” обозначает не только нанятого пролетария, как утверждают марксисты, но абсолютно любой товар, способный выступать в роли производителя стоимости. Неискренность Маркса в данном случае состоит в том, что под этим символом он категорически рекомендовал иметь ввиду “наемного пролетария” и только.
Данный символ следует разуметь как производительную силу совершенно любой природы. Без этого уточнения теория прибавочной стоимости не отражает состояния производительных сил, а значит и сущности эпохи. Сам же Маркс совершенно справедливо утверждает, что эпохи отличаются одна от другой совсем не тем, “что производят”, а тем “как производят”. Это замечательно.
Но сказав это, он прибегает к новой спекуляции. Он говорит, что силы природы “даны даром”. Согласимся с этим. Но тогда и произведенная ими дополнительная прибавочная стоимость тоже “дана даром”, и в этом нет ничего удивительного. Одна из главных проблем “человека разумного” в том и состоит, чтобы привлечь на свою сторону силы природы. Как уже было отмечено выше, это давно стало “сознательным принципом” по меткому замечанию Энгельса.
С учетом всего сказанного есть все основания рассматривать машины в качестве субъектов труда, способных в ограниченных пределах выполнять полезную для человека работу (производить прибавочную стоимость) без его участия. В аспекте категории “абстрактный труд”, отражающей производство стоимости, машинный (или мертвый труд, по выражению Маркса) ничем не отличается от труда живого. Поэтому, анализируя происхождение прибавочной стоимости, необходимо допустить наличие абстрактных субъектов труда - роботов (по современной терминологии), выполняющих свою работу соответственно предназначению под наблюдением живых трудящихся. Аналогичный прием используется в математике, когда вводятся мнимые числа. Данное допущение вполне обосновано, поскольку в аспекте производства стоимости и человек, и машина - тождественны. В ХХ столетии на эту тождественность, но в более широком аспекте, указали кибернетики во главе с Норбертом Винером.
Заметим, что и сам Маркс вполне допускает замену человека машиной (в пределах конкретных границ). В частности, рассматривая применение машины “для отделения волокон от семян”, он пишет: ”Шестнадцать таких машин, приведенных в движение волами, выполняют ежедневную работу, которая раньше требовала в среднем 750 человек”[19]
[19]. Для управления этих машин требуется очевидно шестнадцать человек.
Таким образом, подобная замена ничьих возражений не вызывает. И тогда, в качестве основы теории прибавочной стоимости могут быть взяты следующие положения, играющие роль постулатов:
а) Из определения понятия стоимости следует, что объективной мерой затраченного труда является произведенная стоимость.
б) В любых производственных условиях производительность живого труда ограничена физико-биологическими возможностями организма человека. Живой человеческий труд в равных условиях в среднем производит приблизительно равную стоимость. Поэтому его средняя производительность может быть принята в качестве единичной меры.
в) Предположим существование роботов, производительность труда которых равна среднестатистической производительности человека.
г) Будем рассматривать только такие случаи, когда машина может быть заменена человеком или множеством людей.
Далее предположим, что некоторая работа выполняется коллективом, состоящим из Nч человек и некоторого количества машин. После ее выполнения становятся известными количество произведенной стоимости и затраченное время. Практически не трудно определить то необходимое количество людей (рабочих) N, которые бы выполнили эту работу без участия машин за то же время. Тогда абстрактно вместо машин можно предполагать наличие роботов с сохранением равенства Nч + Nr = N где Nr - количество роботов, N - общее количество субъектов труда. В условиях, упомянутого выше примера, взятого из “Капитала”, шестнадцати машинам теоретически мы должны поставить в соответствие 750 роботов (Nr=750) плюс шестнадцать человек (Nr=16), управляющих волами.
Поскольку все субъекты труда имеют одинаковую производительность, то все они в течение одного и того же отрезка времени вырабатывают одну и ту же стоимость. Тогда применяя рассуждение Маркса, можно сказать, что отрезок необходимого времени для одного робота будет пропорционален отношению S/Nr, где S - суммарные издержки, связанные с использованием всех машин, применяемых на данном производстве, включая стоимость потребленной энергии. Обратим внимание на то, что величина S/Nr существенно меньше, чем необходимые затраты для восстановления жизненных сил реального рабочего. Именно этим обусловлен и экономический эффект, и рост производительности труда, о которых пишет Маркс в “Нищите философии” и в “Капитале”.
Аналогично данный абстрактный подход может быть применен и для учета труда применяемых животных.
В рассматриваемых условиях множество производителей состоит из субъектов труда двух типов - рабочих и роботов, и для определения всех экономических показателей необходимо Марксову арифметику применить к каждому из них отдельно. При таком исчислении прибавочной стоимости теория Маркса отражает факторы эпохи и становится применимой и к условиям современного производства.
Показателем социального прогресса является отношение Nr/Nч, или отношение величины постоянного капитала к переменному, увеличение которого означает рост технической оснащенности труда и ускорение производства стоимости. При этом фактор эксплуатации в традиционном понимании все в большей степени переносится на роботов (на машины), обеспечивая человеку свободу прежде всего в смысле свободного времени. Наличие свободного времени Маркс рассматривал как важнейший фактор социального прогресса, что вполне справедливо.
С учетом обсуждавшегося выше определения машина - это реализация рефлексии, реализованное самодвижение. Благодаря этому она является только слугой и выполняет подчиненную роль, как бы совершенна ни была. Но это очень энергичный слуга. Поэтому выражение Маркса “производительность труда” весьма не корректно в связи с тем, что в нем скрыт факт соединения живого труда и труда машины. Оно отражает лишь арифметическое среднее произведенной суммарной стоимости, отнесенное к единице времени, в которой исчезли все качественные различия общественного производства. Этот показатель создает ложное впечатление того, что производительность живого труда может быть сколь угодно высокой.
В действительности же этого никак не может быть, поскольку физико-биологические возможности человека ограничены, а поэтому ограниченным остается и произведенный им труд. Возможность эксплуатации человека человеком ограничена тем же самым. Политэкономия Маркса учитывать это не желает и считает (читаем об этом в “Капитале”) что эксплуатация может быть сколь угодно высокой.
Если быть принципиальным в научном отношении, то нельзя не видеть, что структура общественного труда включает в себя не только труд пролетария, но также труд вола, и машины, и ветра, вращающего лопасти мельницы. Соответствующую структуру имеют и производительные силы, о чем немецкий философ предпочитает помалкивать.
Машина не может существовать без человека, но и человек не может произвести всю продукцию, необходимую обществу в текущий период времени без машины. Поэтому говорить о кооперации и разделении труда уместно не только между человеком и человеком, но также и между человеком и машиной. С учетом данной структуры труда в развитом промышленном производстве источником прибавочной стоимости является не столько живой труд, сколько труд машин. Живой же труд, создавая машины, наиболее существенно проявляет себя в творческом интеллектуальном аспекте. Только этим и можно объяснить те статистические данные, которые были приведены выше из книги Маркса “Нищета философии”.
В своей теории прибавочной стоимости Маркс делает два парадоксальных утверждения: а) машина не является субъектом труда и не производит стоимость; б) она является субъектом эксплуатации. Подчеркнем: субъектом труда не является, а субъектом эксплуатации является. Если отрицание “не” перенести из первого предложения во второе, то это будет в полной мере соответствовать и логике, и практике жизни, и иным утверждениям самого Маркса.
Функциональная эффективность животных (а затем и машин), дающая ощутимый прирост труда, была замечена давно. Они привлекли внимание людей прежде всего как системы, обладающие автономными источниками энергии. В настоящее время появились принципиально новые машины, способные принимать решения на основе обработки поступающей информации. Таким образом, дальнейшее развитие сферы абстрактного труда связано с передачей машине некоторых функций из области интеллектуальной сферы. Им все в большей степени поручается деятельность, связанная с управлением и контролем.
Подобные рассуждения у Маркса есть в “Нищите философии” на стр. 63, но он ими не пользуется в своей теории прибавочной стоимости, где они были бы весьма уместны.
Итак, капитал - это накопленный труд, опосредованный в общественных отношениях. То есть, это не просто конгломерат труда, а труд взаимодействующий сам с собой в общественной среде, рефлексирующий труд. Но труд “приходит сам к себе” только в средстве. А развитие средства - есть развитие машин и капитала. Здесь Маркс совершенно прав, причисляя машины к постоянному капиталу. Через средство труд замыкается на самом себе, и это составляет рефлексию труда и капитала.
Движение последнего осуществляется по все более новым, широким и замкнутым кругам. При этом стоимостная сторона все время остается одной и той же, то есть количественной. Прогресс же выражается как в количестве, так и в качестве, реализуясь во всевозможных новых средствах. В случае простого средства труда замыкание осуществляется непосредственно через человека, его руки и сознание. Имеющий здесь место замкнутый контур включает в себя человека как источника физической силы и разума. Применяя в труде животных, человек создал замкнутые контуры совершенно иного качества - из каждого такого контура человек исключил сам себя, заняв позицию стороннего наблюдателя. Формально в этом состоит акт разделения труда, в котором произошло “отделение силы от разума”. Применив машину, человек в еще большей степени реализовал эту абстракцию. С возникновением вычислительных машин связано разделение труда в сфере интеллектуальной деятельности. Вообще разделение труда, его дробление во всевозможных аспектах осуществляется аналитической деятельностью человеческого сознания. И при этом не делается никакого различия между исполнителями. Субъекты труда оцениваются и выбираются по их способности к труду, по их способности выполнять ту или иную функцию в сложившихся производственных условиях.
В рамках обсуждаемой темы находится следующий вопрос: какой фактор в наибольшей степени обеспечивает рост прибыли? Ответ на данный вопрос непосредственно связан с понятием абстрактного труда. Ему почти полностью посвящен третий том “Капитала”. В строгом смысле прибыль зависит как от меры привлекаемого живого труда, так и от меры основного (постоянного) капитала, и эта зависимость весьма сложна. От меры основного капитала она зависит линейно, а зависимость от живого труда не может быть выражена аналитически, поскольку главное его свойство состоит в способности решать творческие проблемы. Но поскольку прибыль непосредственно создается абстрактным трудом, и здесь все зависимости являются количественными и линейными, то она с малой погрешностью измеряется мерой постоянного капитала. При этом фактор живого труда может быть игнорирован. Это заметили исследователи еще в XIX столетии. Тем не менее Маркс и марксисты-ленинцы упорно не желали это признавать.
Принято считать, что вся Марксова политэкономия капитализма вытекает из диалектики товара. Это действительно так, поскольку для этого товарные отношения оказались вполне достаточными. Но существует более важное обстоятельство - это диалектика труда. Всякая стоимость производится трудом. То есть труд первичен по отношению к товару, поэтому диалектика товара производна от диалектики труда. Эту линию с вполне зримой определенностью проводит философ Вл. Афанасьев в цитированной выше книге “Великое открытие Карла Маркса .....”. Далеко не с каждым его утверждением можно согласиться, но это тот редкий случай, когда представитель школы марксизма-ленинизма обнаруживает смелость и свободу мышления.
Маркс не пожелал заострять внимания на ведущей роли труда по все той же причине: в этом случае решающим обстоятельством становится развитие труда и социальный прогресс на его основе, а классовая структура общества представляется искусственным и совершенно ненужным построением.
В формуле Д-Т-Д’, раскрывающей природу самовозрастания капитала и являющуюся одним из важнейших открытий Маркса, символом “Т” обозначен живой труд пролетариев с “мозолистыми руками”. Но в действительности под этим символом скрывается любая производительная сила, любой субъект труда, способный заменить человека в его труде. Это может быть и раб, и вол, и машина.
Учение Маркса о прибавочной стоимости безусловно верно в своем главном утверждении - прибавочная стоимость создается абстрактным трудом. И это утверждение представляет собой большой вклад в развитие “трудовой теории стоимости”, которая берет свое начало еще в средние века. Однако вопрос о структуре абстрактного труда он явно “затуманил”. Его утверждение о том, что машина, являясь производительной силой, не производит стоимость, не соответствует действительности. Маркс неоднократно утверждает это, но ничего не объясняет и никаких доводов не приводит, демагогически утверждая, что стоимость создается исключительно живым трудом. Эта идеализация живого труда равнозначна теоретическому тупику, в условиях которого диалектическое развитие невозможно. Как известно, постулаты выдвигаются без доказательств, но они все равно должны иметь оправдание в области здравого смысла. Маркс абсолютно голословен в данном случае, и содержание своего “здравого смысла” предпочитает хранить в секрете. По крайней мере говорить об этом не просто.
Но никакого секрета здесь нет. Дело в том, что, если вместе с пролетариями появятся иные субъекты труда, то пролетарии перестанут быть эксплуатируемым классом и утратят стимул для революции. А это совсем не в интересах Маркса-политика.
Вот и получается, что производительные силы во все времена и эпохи имеют одну и ту же структуру. Их составляют люди, которых называли то рабами, то крестьянами, то рабочими. Геометрическая конструкция Маркса в виде отрезка, разделенного на две части, соответствующих временам необходимому и прибавочному, которую он применяет для обоснования факта эксплуатации и определения величины прибавочной стоимости, применима к абсолютно любой общественно-экономической формации. Отрезок времени всегда может быть разделен на две части. Поэтому, несмотря на то, что Маркс в основном посвятил себя исследованию капиталистического общества, ничего капиталистического в его учении о прибавочной стоимости нет.
Широко известное в марксизме выражение “освобождение труда” по существу нигде и никем не развернуто и не раскрыто. В сущности же его смысл состоит в том, о чем Гегель говорил: “труд приходит сам к себе”. И труд действительно “приходит сам к себе” в виде созданных им же орудий труда и средств производства, которые со временем все в большей степени обладают способностью самодвижения. В абстрактном плане этот процесс представляет собой рефлексию, в которой все его конкретные особенности и свойства содержатся в снятом виде. Собственно же “освобождение” состоит в том, что очень многое со временем переходит из области “живого труда” в область “мертвого труда”. Здесь вся терминология является Марксовой.
В процессе труда человек не просто производит материальные блага, расходуя свои силы, но постоянно прибегает к помощи рефлексии. Своей творческой деятельностью он создает такие условия, в которых вопрос свободы решается не столько в политической плоскости, сколько в плоскости труда, привлекающего сторонние силы. И если Маркс рассуждает о “системах машин”, о том, что “машины могут производить другие машины”, то все это ему хорошо известно. Но все это он постарался закамуфлировать, представив эксплуатацию пролетариев в “чистом виде”. Он явно не желает выглядеть простаком в глазах читателя, и в то же время продолжает свою сомнительную “генеральную линию”. Трудная у него задача.
Создав внешне непротиворечивое учение, в котором все “предельно ясно”, и в котором сущность упрятана в правдоподобные рассуждения, Маркс в действительности преподнес совершенно спекулятивное построение, призванное обосновать классовую непримиримость в капиталистическом обществе. Он весьма удачно создал впечатление того, что “теория классовой борьбы”, якобы, вытекает из анализа сущности капитализма. Но эта “логика” в значительной степени обеспечена свободой выбора исходных условий, которые можно свободно выбирать в зависимости от цели.
То, что Маркс называет прибавочной стоимостью, и то, что по его мнению является мерой эксплуатации, по существу является тем необходимым отчислением, без которого невозможны обращение капитала и общественные отношения. “Присвоение чужого труда” (по Марксу - эксплуатация) - это тот обмен продуктами труда, который составляет самое главное общественное отношение. В этом состоит сущность социальности. Все трудящиеся в неопределенной мере “эксплуатируют” друг друга в любой социально-экономической формации. Иначе говоря, пользуются трудом друг друга. Это тоже Марксу хорошо известно. Однако, он подводит неискушенного читателя к мысли о том, что в обществе, освободившемся от капитала, прибавочная стоимость, якобы, станет равной нулю, и вместе с этим исчезнет эксплуатация.
Но если предположить, что прибавочная стоимость действительно станет “равной нулю”, то тогда станет равным нулю и вклад труда в общественные отношения и в социальный прогресс. Об этом автор “Капитала”, вероятно, “старался не думать”.
Сам термин “общество, освободившееся от капитала” в сущности не имеет никакого отношения к реальности. В действительности, если под словом “эксплуатация” иметь ввиду всю совокупность негативных факторов труда, то не трудно видеть, что только применение машин и может избавить нас от них избавить и от угнетающей рутины.
Основная доля прибавочной стоимости совсем не в “живом труде”, как это тщится доказать Маркс, а в той части абстрактного труда, которая создается неживым (нечеловеческим, мертвым) трудом, доля которого монотонно возрастает. Иногда он и сам склоняется к этой мысли, но упорно с ней борется: “Если бы капитал, процентное отношениие составных частей которого 90c+10v, при равной степени эксплуатации труда производил столько же прибавочной стоимости или прибыли, как и капитал, состоящий из 10c+90v, то было бы совершенно очевидно, что прибавочная стоимость, а следовательно и стоимость вообще, должна была бы иметь своим источником не труд, а что-то совершенно другое, и вместе с тем отпала бы всякая рациональная основа политической экономии”[20]
[20]. Наконец-то истина пробилась, и Маркс не смог ее удержать.
“Рациональная основа политической экономии” - что это? Это что-то совершенно новенькое в марксистской политэкономии. Без сомнения - это тот момент откровения, который достоин особого внимания. Вообще какой смысл Маркс вкладывает в слово “рациональное”? Без сомнения - смысл специфический. Но никакого разъяснения он не дает. Это выражение встречается впервые и, пожалуй, единственный раз. Его смысл составляет большую тайну и предмет особых забот.
Но, все достаточно очевидно. Поскольку политэкономия это наука, то ее здравый смысл (рациональная основа) - истина, как и в любой другой науке. Но здесь Маркс имеет ввиду нечто совсем иное. Что же именно? Не трудно видеть, что это “нечто” является тем, что составляет предмет особых забот Маркса-революционера. По его замыслу политическая экономия должна составлять теоретический фундамент политической борьбы пролетариата, она должна подтверждать ожидаемое и непрерывно обостряющееся классовое противостояние в обществе. И именно в этом по его мнению должен состоять ее “здравый смысл”. И применение в общественном труде машин с их способностью к самодвижению совсем не способствует обоснованию данного подхода, что серьезно озадачивает “теоретика пролетарской революции”.
Конечно же, он не может сказать об этом явно ввиду очевидного разлада с наукой, и, вероятно, при мысли об этом он испытывает некоторое смущение, но весь его творческий талант подчинен тому, чтобы убедить читателя в “эксплуататорской сущности капитализма”.
Далее он продолжает размышлять над коллизией, выражающейся в приведенной выше цитате. Он согласен, что имеет место логическая проблема, но ни какого решения не предлагает: “Экономия на труде - не только на труде, необходимом для производства определенного продукта, но и на числе занятых рабочих - и большее применение мертвого труда (постоянного капитала) представляется операцией экономически совершенно правильной ... . Но как же тогда живой труд может быть исключительным источником прибыли, если оказывается, что уменьшение количества труда, необходимого для производства, не только не понижает прибыли, но при известных условиях является, напротив, ближайшим источником увеличения прибыли, по крайней мере для отдельного капиталиста ?”[21]
[21].
В данном случае Маркс сам себя озадачил вопросом, но до конца жизни не решился произнести тот ответ, который напрашивается сам собой.
Позже Ленин писал: “Повышение производительности труда означает более быстрый рост постоянного капитала по сравнению с переменным”[22]
[22]. Комментарии - излишни.
Cоциальный прогресс, обусловленный достижениями в области науки и техники, был явно несовместим с политическими замыслами Маркса. Поэтому, гениальный философ, автор диалектического материализма вполне сознательно “лепил”, “стряпал” и “плел” в угоду своему экстремистскому настроению и политическим амбициям. Он вынужден был это делать, абсолютно ни в чем не заблуждаясь. Он конструировал убедительные аргументы в пользу необходимости пролетарской революции.
Впоследствии вся эта нечестность найдет благодатную почву в СССР. Политики подчинят себе ученых, провозглася догмат о том, что “не может быть науки вне политики”. Позже Норберт Винер скажет: ”В настоящее время, когда почти каждая правящая сила, будет ли она правой или левой, требует от ученого следования догматам, а не ясности открытого ума, легко понять, насколько уже пострадала от этого наука и какие дальнейшие унижения и дезорганизации науки можно ожидать в будущем”[23]
[23].
Маркс всю жизнь находился в плену политики, и от этого очень сильно пострадала его наука. Даже его утверждение о том, что стоимость производится абстрактным трудом, не выделено достаточно четко. Оно, конечно, имеет место, но найти его весьма нелегко. Абсолютизируя живой труд и недооценивая труд машин, он фактически остался в рамках критикуемой им средневековой трудовой теории стоимости. И это его учение марксисты-ленинцы на протяжении десятилетий преподносили студентам и интеллигенции как величайшее достижение философской мысли, как последнее слово науки.
*
По этой причине, в частности, применение труда рабов на “стройках коммунизма” стало обычным делом.
[1][1] Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 49, c. 49.
[2]
[2] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. т. 23, с. 174.
[3]
[3] Маркс Карл. Капитал. Критика политической экономии. Т. 1, Кн. 1. Процесс производства капитала. - M.: Политиздат, 1988. - XVIII, С. 55.
[4]
[4] Там же С. 60.
[5]
[5] Маркс Карл. Капитал. Критика политической экономии. Т. 1, Кн. 1. Процесс производства капитала. - M.: Политиздат, 1988. - XVIII, С. 211.
[6]
[6] Ильенков Э. В. Диалектика логики: Очерки истории и теории. - 2-е изд., доп. - M.: Политиздат, 1984. - C. 225.
[7]
[7] Маркс К. Капитал. Критика политической экономии. Т. 3. Кн. 3. Процесс капиталистического производства, взятый в целом. Ч. 1/Издан под ред. Ф. Энгельса. - М.: Политиздат, 1989. XVIII, С. 15.
[8]
[8] Маркс К. Нищета философии. Ответ на “Философию нищеты” г-на Прудона. - М.: Политиздат, 1987. - С. 63 (189 с.).
[9]
[9] Там же, С. 93.
[10]
[10] Афанасьев В. С. Великое открытие Карла Маркса: Методологическая роль учения о двойственном характере труда. - М.: Мысль, 1980. - С. 114.
[11]
[11] Маркс Карл. Капитал. Критика политической экономии. Т. 1, Кн. 1. Процесс производства капитала. - M.: Политиздат, 1988. XVIII, С. 430.
[12]
[12] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. т. 23, С. 398.
[13]
[13] Там же, С. 399.
[14]
[14] Там же, С. 404.
[15]
[15] Там же, С. 407.
[16]
[16] Там же, С. 414.
[17]
[17] Маркс Карл. Капитал. Критика политической экономии. Т. 1, Кн. 1. Процесс производства капитала. - M.: Политиздат, 1988. XVIII, С. 382.
[18][18] Маркс К. Капитал т. 1, С. 414.
[19]
[19] Маркс Карл. Капитал. Критика политической экономии. Т. 1, Кн. 1. Процесс производства капитала. - M.: Политиздат, 1988. XVIII, С. 403.
[20]
[20] Маркс К. Капитал. Критика политической экономии. Т. 3. Кн. 3. Процесс капиталистического производства, взятый в целом. Ч. 1/Издан под ред. Ф. Энгельса. - М.: Политиздат, 1989. XVIII, С. 162.
[21]
[21] Там же, С. 186.
[22]
[22] Ленин В. И. Полн. собр. соч. т. 26, с. 68.
[23]
[23] Винер Норберт. Кибернетика и общество. М.: Изд-во “Иностранная литература” , 1958, С. 193.