Н. В. Бряник
Философия
всегда была небезразлична к науке. Попытки отгородить их раз и навсегда друг от
друга на сегодняшний день надо признать тщетными; больше того, полноправное
место в кругу философских областей знания занимает философия науки. При всей
спорности и дискуссионности предметного поля философии науки вряд ли можно
пренебречь тем, что основной поток философских исследований советского, да и
постсоветского, времени вращался вокруг вопросов науки, хотя бы уже потому, что
саму философию во многом отождествляли с наукой. А критерии научности и
достоверности по-прежнему оцениваются столь высоко, что, с молчаливого согласия,
до сих пор воспринимаются как главнейшие достоинства философских построений,
какую бы отрасль философского знания мы ни брали - онтологию, историю
философии, антропологию, социальную философию или даже эстетику, этику и пр.
Одним из объяснений такой притягательности науки для философии является факт
реальной значимости науки современного типа и ее влияния на человеческую
историю, начиная с нового времени. Два таких разных по взглядам масштабных
мыслителя, как В. И. Вернадский и М. Хайдеггер, философские размышления которых
совершенно несхожи, тем не менее почти одними и теми же словами констатируют
сложившуюся ситуацию влияния науки на жизнь современного человечества - наука в
условиях жизни на Земле приобрела роль решающего фактора, первостепенного по своей
значимости. Именно поэтому ни философия науки, ни философия в целом сегодня не
могут уйти от ответственности дать свою оценку тому, что собой по смыслу
представляет наука, вступающая в новое тысячелетие.
Если
уже в самой науке выделить то главное и решающее, с чем она вступает в новый
век и новое тысячелетие, то таковым, на наш взгляд, является мировоззрение и
методология космизма. Следовало бы сказать более конкретно и более точно -
наука ближайшего и отдаленного будущего станет воплощением идей русских
ученых-космистов - идей, высказанных еще в начале ХХ столетия. Я имею в виду в
первую очередь имена таких мыслителей, как К Э. Циолковский, В. И. Вернадский,
А. Л. Чижевский (хотя это далеко не полный список, а только звезды первой
величины). Еще недавно и эти имена и само понятие "русский космизм"
ассоциировались либо с чем-то давно прошедшим, либо с некой экзотикой в области
науки и философии. Думаю, высказанное выше утверждение (связку русского
космизма и будущего науки) могут воспринять как дань русофильским
умонастроениям либо как честолюбивую претензию на оригинальность суждений по
поводу науки. Сразу хотелось бы отмести и одно и другое подозрения. Сугубо
исследовательский интерес заставляет прийти к выдвинутому прогнозу. Случилось
так, что космическое мировоззрение, созданное, причем не просто созданное, а
поистине выстраданное отечественными учеными-космистами в первой трети текущего
столетия, оказалось не только не востребованным во всей его полноте и сути, но
во многом забытым и не дошедшим до широкой научной и мировой общественности. И
это объясняется не тем, что космизм остался только на уровне общих
мировоззренческих или сугубо теоретических идей, напротив, уже изначально он
был проективен и имел непосредственный практический выход во многие области;
сложившаяся ситуация связана с факторами этического и психологического порядка,
а также формами организации науки в нашей стране в то время.
Если
оценить и сам факт рождения космического миросозерцания, и десятилетия его
неприятия, то по принципиальному счету оказывается, что наука, продуцирующая
свои гипотезы и теории не в горизонте космического миропонимания, обречена на
геоцентризм, который имеет самые многообразные проявления и лики. Несмотря на
коперниканский переворот в науке, заложивший первый камень в фундамент
космизма, наука по преимуществу продолжает развиваться в парадигме
геоцентризма. Попытаемся разобраться, что революционно нового несет в науку
космическая картина мира, почему космизм представляет собой феномен русской
культуры, и в каком смысле современная наука до сих пор сохраняет геоцентризм?
Во-первых.
Космизм как мировоззренческое основание науки заставляет видеть и отыскивать в
любом изучаемом объекте не только его ближайшие или даже отдаленные, но все же
земные факторы детерминации, но и космические зависимости. Они незримы, но
оттого не перестают быть реальными и значимыми; отрыв от этих зависимостей,
непринятие их в расчет попросту искажают суть изучаемого. Земля как космическое
тело включена в круг космических событий. По сути дела, нет границ и пределов
космоса - он повсюду. А каждое из космических состояний столь же неповторимо,
как и узоры на пальцах. Отсюда, энергетическое влияние космоса сказывается даже
на самых простейших химических реакциях, которые следовало бы датировать,
включая не только год, месяц и день, но и секунды, длящиеся мгновения;
получается, что наука, базирующаяся на представлениях о повторяемости
химических реакций, отбрасывающая параметр времени в изложенном выше смысле,
работает только с идеализациями, а не с реальностью. Космические связи
необходимо предполагать при изучении любых явлений. Для Чижевского, например, и
человек и микроб - существа космические, и это сущностная их характеристика,
которую необходимо учитывать во всех отраслях знания, касающихся данных
объектов, в том числе в медицине, в частности в эпидемиологии, поскольку, он
считал, что эпидемии чумы, холеры и даже гриппа связаны через опосредованные
зависимости с циклами солнечной активности. Вернадский также недвусмысленно
утверждал: "Научно понять - значит установить явление в рамки научной
реальности - космоса"1 . Он считал большим упущением то, что в современной
ему науке все происходящее в истории человечества, в том числе социальные
отношения и зависимости, рассматривалось как нечто самодовлеющее, независимое
от окружающей среды, как свободное от нее. По мнению мыслителя, в таком случае
история человечества утрачивает закономерный характер, выпадает из рамок
научных исследований. Окружающей средой для истории человечества является история
Земли, которая в свою очередь, по оценке Вернадского, должна быть включена в
космогенез, ведь лик Земли и все, что она собой представляет, - результат
действия космических сил; именно поэтому космогония для него не есть нечто
отжившее и оставшееся в прошлом - она, по его представлениям, должна стать
важнейшей составляющей современной науки.
Во-вторых.
Ученые-космисты (в данном случае это наиболее ярко проявилось в творчестве
такого гениального мыслителя, как Циолковский) пытались осмысливать уже устоявшиеся
и вновь возникающие открытия наук
Сошлюсь на воспоминания Чижевского о Циолковском. Оказывается, калужский
мыслитель несколько десятилетий размышлял над вторым началом термодинамики,
особенно трудно ему было согласиться с доказательством теории "тепловой
смерти Вселенной". И он обосновал закон "...обратимости энергии в
масштабах не только всего Космоса, но и ограниченных замкнутых космических
систем. Антипостулат энтропии..."2 . Удивительный факт, до сих пор не ставший
достоянием историографии науки. Сразу же на ум приходит название работы
Нобелевского лауреата А. Пригожина "От хаоса к порядку". Но идея
Циолковского об уравновешенности и эквивалентности во Вселенной двух таких ее
процессов, как "тепловая смерть" и "тепловая жизнь"
датируется 1914 годом, а пригожинская теория самоорганизации, возникновения
порядка из хаоса, появилась в 70-е годы - разница более чем в полвека. А
выдвинут был антиэнтропийный постулат с целью найти научные доказательства
вечной юности Вселенной, что шло вразрез с выводами о ее тепловой смерти. Или
вот еще одна космическая интерпретация, данная Циолковским знакомой всем
формуле Эйнштейна, который "...написал Е=mс квадрат и тем самым положил
начало возможной гибели всего человечества...Это была величайшая угроза Земле,
Небу и всему человечеству... Простая арифметика говорила о том, что внутри
материи заключены безумные силы. Энергия одного грамма вещества оказалась
равной массе (в граммах, умноженной на квадрат скорости света: Е=1ґ9ґ10 в 20-й степени
эргов ... крупные землетрясения выражаются 10 в 30-й степени эргов...Земной
катаклизм будет равен около 10 в 100-й степени эргов. Следовательно, с помощью
полного превращения энного числа тонн в энергию можно достичь земного
катаклизма без всякого труда. И, наоборот, этой же энергией можно
облагодетельствовать человеческий род... Тогда ведь самую планету Земля можно
будет превратить в ракету и направить ...ближе к Солнцу или в другую звездную
систему" 3 . И так во всем: когда становится теоретически очевидной
невесомость в ракетах, достигающих первой космической скорости, Циолковский
начинает искать с помощью данных современной ему науки способы адаптации
человеческого организма к подобным условиям, когда блестящие подтверждения
получает идея Чижевского по аэроионификации воздуха, К. Э. Циолковский
размышляет над возможностью использования данного открытия в космических
летательных аппаратах. Поразительны и грандиозность замыслов - сама идея об
освоении космоса человеком, - и одновременно строгость научных доказательств и
расчетов, с точки зрения этих показателей теоретические изыскания
ученых-космистов удовлетворяли самым взыскательным требованиям науки.
Парадоксально, но при этом им приходилось постоянно преодолевать (в первую
очередь, конечно, Циолковскому) систематические обвинения не просто в
фантастичности и утопичности подобных замыслов, но их бредовости, отсутствии
всякой опоры на науку.
В-третьих.
Все же самое главное в воззрениях русских ученых-космистов еще не названо. В
центре их внимания был человек - проблемы жизни человечества в условиях Земли
явились побудительным мотивом к исследованиям космоса. Адекватным названием их
мировоззрения должно быть понятие "антропокосмизм".
Чтобы
семя человеческое не погибло безвозвратно, а следы его разума не были утрачены
навсегда в условиях неизбежной для Земли катастрофы (сроки наступления которой,
возможно, могут исчисляться бесконечностью в сравнении с человеческой жизнью,
но она может нагрянуть и внезапно в силу техногенной деятельности людей), лучшие
умы человечества озаботились поиском путей выхода. Космос должен стать
прибежищем и Родиной человека. Именно в подобном контексте размышлений
рождается идея о человеке-космополите, представляющая космос полисом его жизни.
Вопрос о том, как технически этого достичь, остается вопросом о средствах
достижения, а целевой и смыслообразующей оказывается проблема спасения
человечества, а отсюда - необходимость единения человечества в мировом
масштабе, поиск путей манифестации себя в качестве разумных перед другими более
или менее разумными обитателями космоса. И здесь становится очевидным смыкание
научных идей космизма с философскими и религиозными представлениями. Оно
происходит не на каком-то отдельном этапе выстраивания научной картины мира
учеными-космистами, нет, уже изначально, по сути своей, русский космизм
органически переплавляет в себе и науку, и религию, и философию. Он исходит из
особой традиции понимания человека, утверждающей, что "Человек есть сумма
Мира, сокращенный конспект его; Мир есть раскрытие Человека, проекция
его"4 . Эта традиция связана с духом православного христианства - идеей
богочеловечества, своеобразно раскрывающей смысл человеческого существования,
его свободу, придающей онтологическое значение творчеству человека. В
противовес космоцентризму античности и антропоцентризму новоевропейской
культуры антропокосмизм отечественных мыслителей сохраняет величие каждой из
сторон, а именно: "Человек и Природа взаимно подобны и внутренне едины.
Человек - малый мир, микрокосм... Среда - большой мир, макрокосм... Но ничто не
мешает нам сказать и наоборот, называя человека макрокосмом, а Природу -
микрокосмом: если и он и она бесконечны, то человек как часть Природы может
быть равномощен со своим целым, и то же должно сказать о природе как части человека"5
.
И
наконец, русские ученые-космисты заложили новый тип научного мышления,
радикально отличающийся от новоевропейского типа науки. Космизм ломает
устоявшуюся дифференциацию наук и сочетает, казалось бы, несочетаемые области
знания - медицину и астрономию, геологию и космологию, историю и учение о
солнечной активности и многое другое. Космизм в своих принципиальных идеях
возникает не из эксперимента, а из эстетического созерцания природы, он
является плодом теоретико-созерцательной деятельности, что присуще философскому
и художественному образам мышления. Поэтому Циолковский и Чижевский были
глубоко убеждены в возрождении натурфилософского стиля мышления в науке
будущего, а Вернадский свои идеи называл философскими мыслями натуралиста.
Отечественная
философия науки должна стать популяризатором и пропагандистом идей русских
ученых-космистов.
Список литературы
1
Вернадский В.И. Философские мысли натуралиста. М., 1988. С. 44.
2
Чижевский А.Л. На берегу Вселенной. Годы дружбы с Циолковским: Воспоминания.
М., 1995. С. 564.
3
Там же. С. 412-413.
4
Флоренский П. Оправдание Космоса. СПб., 1994. С. 187.
5
Там же. С. 185.