Ярослав Бутаков, Люберцы
К 50-летию памяти великого русского философа (+ 21/12/1955)
Значение Ивана Александровича Ильина (1883‑1954) для русской общественной мысли достаточно ясно, чтобы о нём лишний раз распространяться. Если попытаться кратко выразить сумму политического мировоззрения Ильина, то её можно уложить в несколько слов: православный христианин, русский националист, непримиримый антикоммунист, последовательный антидемократ, монархист, точнее ‑ сторонник нравственно оправданной автократии. Всем этим элементам Ильин дал развёрнутое обоснование. Он пытался вооружить русский народ идеологией, которая позволила бы России стряхнуть иго богоборческой власти и чуждых западнических доктрин, возродить веру в свои силы и духовную мощь, восстановить великое государство с морально крепкой и здоровой нацией.
Ильин не принадлежал ни к какому политическому движению. Он сам был целым направлением русской эмигрантской мысли. Он впитал в себя всё лучшее, что старая Россия успела вынести с собой из страны, охваченной большевистским террором. Он нашёл возможность примирить консервативную доктрину с государственническим крылом русского либерализма. Он стал вектором русского освободительного движения за границей, определявшим образ мыслей и действий целых поколений русских людей, насильно лишённых родины. К его работам и идеям обратились многие его соотечественники в России, как только упала завеса «исторического материализма». В наследии Ильина и ныне, когда Россия, подобно сказочному богатырю, задержалась на распутье, тысячи думающих русских находят верные целевые установки и черпают заряд бодрости несокрушимого национального духа.
Ильин вынужденно покинул родину в 1922 году и не видел, как здесь многое менялось. Поэтому некоторые его советологические работы, особенно написанные после середины 1930-х гг., ныне нельзя читать без улыбки. Как справедливо заметил один из критиков его трудов, если бы в СССР всё было так, как изображал Ильин, то «эксперименту большевиков давно бы пришёл конец» [i]. Яростно разоблачая «всемирный заговор Коминтерна», обвиняя вождей СССР в стремлении к мировому господству, Ильин «проглядел» опасность разрушительного возд
ействия либеральной идеологии и стремления США к глобальному доминированию. Без сдержанного негодования трудно воспринимать некоторые статьи Ильина из сборника «Наши задачи», в которых он, вопреки очевидным фактам, выставлял послевоенный СССР в качестве агрессора и неприкрыто призывал западные державы к оккупации России. Наконец, нельзя не вспомнить и тех беспочвенных упований, которые Ильин во время Второй мировой войны возлагал на германских нацистов.
Но все эти временные, вольные или невольные, даже не заблуждения, а эмпирические ошибки и полемические перехлёсты не могут умалить огромного значения идейно-теоретического наследия Ильина для русских людей и русского национального самосознания. Его работы по религиозной, социальной и политической философии стали настоящей энциклопедией русского духа, тоскующего в рассеянии по утраченной родине, страждущего её обретения, чудесного преображения и лучшего будущего. Книги и статьи Ильина до сих пор ориентируют русского читателя в понимании политических вопросов и, если не всегда дают бесспорную трактовку исторической (для нас, а для него – современной) конкретики, то, во всяком случае, снабжают верной методологией оценки и подхода к решению многочисленных общественных проблем, которые жизнь постоянно ставит на пути России и каждого русского в отдельности.
Основные элементы государственно-правовой концепции Ильина начали складываться ещё до революции 1917 года. Многие из них нашли отражение в работе «Общее учение о праве и государстве», вышедшей в 1915 году как учебник по правоведению для гимназий. Важнейшим ключевым понятием государственного мировоззрения Ильина стало «правосознание». Этот термин, широко использовавшийся одним из учителей Ильина – профессором Московского университета П.И. Новгородцевым, был очень распространён среди русских правоведов того времени. Понятие правосознания давало в руки философам и юристам очень тонкий и незаменимый инструмент духовного свойства для адекватного описания политико-правовых реалий. Последние, как известно, являются продуктом культуры и без понимания последней недоступны познанию. Ильин очень широко развил и разработал понятие правосознания, ставшее для него основным при характеристике политической культуры. Первый крупный опыт такой разработки отразила книга Ильина «О сущности правосознания» – последняя из его книг, написанных на родине (в кровавые годы гражданской войны), но вышедшая в свет уже за границей.
Важнейшими работами, отразившими дальнейшее развитие государственно-правовой концепции Ильина, стали его «Основы государственного устройства» и «Проект Основных законов Российской империи», опубликованные во 2-й половине 1930-х гг., а также незаконченный труд «О монархии» [ii]. Изложение концептуальных воззрений на государство и право содержится также в многочисленных с
татьях Ильина. Краткая трактовка правосознания и государства дана в обобщающей мировоззренческой работе «Путь духовного обновления», написанной в 1932-35 гг.
Мнения Ильина по ключевым проблемам государствоведения не оставались неизменными. Одним из важнейших для него всегда оставался вопрос о соотношении элементов корпорации и учреждения в государстве. И всякий раз подход к его решению уточнялся. Ильин оставил эту проблему в наследство новым поколениям, но она оказалась слишком сложна для их понимания, а может быть, чересчур возвышенна и потому чужда.
Монархизм Ильина не был доктринёрским. Ильин был убеждён в сравнительных преимуществах монархии, особенно применительно к России, по отношению к другим формам правления. Но он не делал из монархии фетиша и призывал взвешенно относиться к возможностям её восстановления. Как он писал в 1926 году: «Мы должны возродить в себе древнее умение – иметь царя» [iii]. Монархия, как и республика, для него была предметом научного изучения, и, как исследователь политической
культуры, он стремился объективно разобраться в плюсах и минусах различных форм правления.
Под категорию правосознания Ильин подводил духовный фундамент. «Безусловной и универсальной основой» правосознания для Ильина выступала «воля к духу, т.е. желание самому вести духовную жизнь и обеспечивать её другим» [iv]. Связь между духом и правом выражается в том, что «необходимые формы духа составляют основы правосознания»
[v]. Теоретическое выражение этих форм духа представляет собой аксиомы правосознания. Таки
х аксиом, или законов, три: закон духовного достоинства, закон автономии, закон взаимного признания.
Чувство собственного духовного достоинства необходимо и личности, и коллективу, и государству, как в частной, так и в публично-правовой жизни. Оно служит верной гарантией предметного поведения, соответствующего целям и предписаниям права. Автономия или самозаконность – это необходимый для духа способ жизни и деятельности, направленной на достижение высших, безусловных целей и ценностей. Оно немыслимо без способности человека к внутреннему самоуправлению, к духовной, волевой самодисциплине. Наконец, взаимное духовное признание людей, уважение и доверие их друг к другу также являются неотъемлемыми источниками нормального правопорядка и государства.
Аксиомам правосознания соответствуют в жизни «основные способы бытия, мотивирования и действия» [vi]. Первое правило правосознания гласит: «Соблюдай добровольно действующие законы и борись лояльно за новые, лучшие»
[vii]. Второе правило правосознания требует от чело
века добровольного самообязывания и свободной лояльности. Третье правило устанавливает зависимость правового поведения от христиански воспитанного отношения к своим правам и свободам и правам других людей.
Таким образом, понимание права у Ильина далеко от вульгарных трактовок «прав человека» как односторонней независимости от обязанностей, налагаемых на индивида обществом и государством. Подобное понимание прав, по Ильину, является свидетельством глубокого недуга правосознания, характерного для современного общества. Если адепты «прав человека» связывают успехи человеческой свободы в распространении этой свободы вширь, то для Ильина право личности структурировано вверх, к солидарному с другими членами общества достижению высших общечеловеческих целей. «Права человека» развиваются горизонтально, в двухмерной плоскости, поглощая в себя всё большее количество всяких привилегий, освобождающих частное от обязанностей перед целым. Подлинные права личности развиваются вертикально, охватывая всё новые уровни личного совершенства, освобождая человека от ненужной опеки со стороны власти и коллектива только по мере развития самодисциплины и самообязывания самого индивида. Свобода слова и печати не есть свобода клеветы и дезинформации, свобода творчества не есть свобода от моральных запретов, право частной собственности не означает права на безудержную и бесконтрольную эксплуатацию.
Общество и государство не могут нормально существовать и развиваться без присутствия живого правосознания, на одном только положительном праве. Сами нормы положительного права мертвы, если они не соответствуют устоявшимся представлениям о том, что такое право (что право, а что неправо). Величайшим заблуждением господствующего современного правосознания (вернее – признаком его отсутствия или болезни) является убеждение в том, что правопорядок можно построить механическим штампованием законов, вне зависимости от их соответствия правовой культуре, в первую очередь ‑ реальному народному восприятию справедливости. Разумный политик, вводя демократические нормы и правила свободной политической жизни, соотносит их с наличным уровнем правосознания.
Здоровое правосознание воспринимает политику как солидарную деятельность для достижения общего блага, но не в том смысле, что каждому достаётся одинаковое количество благ. Понятие блага у Ильина чётко распадается на общее и индивидуально-дискретное. Последнее можно выразить древней формулой – каждому своё. Люди от рождения неравны по своим способностям, поэтому неодинаковое пользование благами земли только справедливо, хотя конкретно-исторические формы такого пользования могут быть временно несправедливыми по отношению к индивидам или целым группам. Но это не отменяет главного правила – блага, которыми человек пользуется индивидуально, должны индивидуально же и добываться. К общему же достоянию всех людей относится только то, чем они могут пользоваться лишь сообща и никогда по отдельности; то, «что или сразу у всех будет, или чего сразу у всех не будет» [viii].
К таким общим благам относятся независимость страны, разумный правопорядок, безопасность граждан, свобода духовной самореализации, т.е. всё то, что можно выразить понятием «поддержание и осуществление всех естественных прав всех граждан». Общность этих целей для всех, их недостижимость в индивидуальном порядке и делают государство «орудием братства и солидарности», а «государственный интерес» – слагающимся «из всех духовно-правых интересов всех граждан» [ix] (т.е. наряду с правыми могут быть и неправые интересы, против реализации которых государство должно
бороться). Правильно построенное государство стоит на пути осуществления всех частных, классовых и групповых интересов, если они не соответствуют интересам целого, т.е. государства, понимаемого не как учреждение, стоящее над гражданами, а как союз самих граждан (нация).
Вопреки политическому релятивизму, отвергающему универсальные ценности, лежащие в основании государства, последнее строится «не по принципу корысти, а по принципу правоты и не по принципу конфликта, а по принципу солидарности» [x]. Политич
еский релятивизм, господствующий над сознанием современного человека, ставит знак равенства между любыми действиями, предпринимаемыми в политической сфере. Между тем, здоровое политическое сознание с древних времён отрицало такое отождествление. Оно обращало внимание на побудительные мотивы и цели, дифференцировало политические действия по их альтруистической или эгоистической направленности, давало им моральную оценку. Вообще, у Ильина понятие политического релятивизма сродни политическому аморализму или макиавеллизму, но последний выступает как частный крайний случай первого, хотя всё это явления одного порядка.
«Политическая деятельность есть солидарная деятельность во имя общей цели» [xi]. Понимание такой солидарности, равно как и предметности, а не абс
трактности общей цели, проистекает из глубины той духовной однородности, на которой покоится единство государственного союза. Политика, следовательно, в подлинном, высшем значение этого слова есть действенный и волевой патриотизм. «Политика вне патриотизма – беспредметна, нелепа и гибельна; патриотизм вне государства – нежизнен, немощен и бесформен». Государство в такой трактовке приобретает черты «положительно-правовой формы родины», а истинным содержанием политики становится отечество [xii].
Политика по своей природе вовсе не есть то, на что направлены современные «политические технологии». Это не самодовлеющая борьба за власть, не сочетание низких приёмов, подстрекательств, интриг, давления толпы, обмана и сделки. Политика имеет своими целями «властно внушаемую солидаризацию народа, авторитетное воспитание автономного правосознания, созидание национального будущего через эксплуатацию национального прошлого, собранного в национальном настоящем» [xiii].
Цель государства, в силу своей возвышенности, доступна пониманию далеко не каждого. Поэтому способными к политической деятельности оказываются только те, кто способен на практике воплощать такое понимание. Высота государственной цели требует отбора к власти действительно лучших людей. Политика в своём осуществлении аристократична. Власть вообще всегда осуществляется меньшинством (Ильин не любил использовать иностранное слово «элита», уже введённое к тому времени в широкое употребление). «Вся задача в том, чтобы это меньшинство всегда выделялось верно и обеспеченно» [xiv].
С этой точки зрения любой государственный строй ценен лишь постольку, поскольку он обеспечивает отбор к власти лучших людей. Этим критерием определяется отношение Ильина к демократии. Он не принимает или отвергает демократию как таковую. «Демократия ценна и допустима лишь постольку, поскольку она создаёт аристократическое осуществление государственной цели, т.е. служит общему делу власти, права и духа. Демократия не есть ни высшая цель, ни самостоятельная цель; она есть лишь способ выделения немногих лучших к власти и притом один из способов. В качестве способа аристократизации власти она и подлежит решающей оценке; в этом её испытание и отсюда её приговор. И если этот приговор отрицательный, то государство или обратится к другим способам, или погибнет» [xv].
Большинство современных политологов, даже самого либерального толка, согласятся с Ильиным по вопросу о том, что демократия в современных условиях есть именно способ отбора немногих к власти. Но у Ильина самое важное место занимают качественные критерии такого отбора. Политик должен удовлетворять определённому этическому цензу. Он должен понимать задачи государства и нужды нации и уметь воплощать их в деле. Учение Ильина об аристократической природе любой власти даёт в руки политологов неплохой, но пока ещё практически не используемый методологический инструмент для изучения и критериальной оценки политических режимов. У самого же Илльина мы тоже не найдём подобных прикладных исследований.
Государственная власть, как и правосознание, имеет свои аксиомы, пренебрежение хотя бы одной из которых ведёт к деградации и распаду государства. Первая аксиома устанавливает, что власть не может принадлежать никому помимо правового полномочия. Вторая утверждает, что власть в пределах каждого политического союза должна быть едина. Это не отрицает возможности федеративного государства. Это означает лишь то, что на одном государственном пространстве не должно существовать взаимоисключающих правовых норм по одному предмету. Единство власти следует понимать «в смысле единого организованного воленаправления, выражающегося в единстве обретаемого и осуществляемого права» [xvi]. Третья аксиома власти гласит, что власть должна осуществляться лучшими людьми, удовлетворяющими известному цензу. Четвёртая аксиома говорит
, что политическая программа может включать в себя лишь те меры, которые преследуют общий интерес, а пятая добавляет к этому, что эти меры могут быть только осуществимыми, и власть не должна провозглашать утопических задач. Наконец, шестая аксиома утверждает связанность власти принципом «распределяющей справедливости», но власть вправе и обязана отступать от этой справедливости в отношении отдельных лиц и групп «тогда и только тогда, когда этого требует поддержание национально-духовного и государственного бытия народа» [xvii].
Если последнюю, самую сложную аксиому пояснить на примере, это означает, что в условиях вооружённых мятежей, заговоров с целью захвата власти или нарушения целостности государства власть может и должна защищать целое в ущерб частному, не останавливаясь перед лишением конкретно невиновных лиц отдельных прав, не останавливаясь перед депортацией мятежных или некомплиментарных этносов, введением режима раздельного проживания (сегрегации) и т.п. ХХ век даёт множество подобных случаев даже в странах, считающихся образцом соблюдения гражанских прав и свобод.
«Государство по своей основной идее есть духовный союз людей, обладающих зрелым правосознанием и властно утверждающих естественное право в братском, солидарном сотрудничестве» [xviii]. О государстве как о корпорации по своему существу Ильин писал ещё до революции. В цитированной только что работе «О сущности правосознания» он оговаривается, что такова лишь идея государства. Между нею и её историческим осуществлением лежит извест
ная дистанция. Она может то сокращаться, то увеличиваться, но останется всегда. Историческое противоречие между идеей и практикой государства заключается в том, что в идеале государство есть корпорация, а на деле оно строится как учреждение. Государство-корпорация предполагает такую степень развития правосознания у каждого гражданина, что в реальности оно не представляется достижимым ни в каком отдалённом будущем. Всегда будут люди, по отношению к которым государство неизбежно будет строиться по принципу властной опеки: несовершеннолетние, душевнобольные и т.д. Но и среди нормальных, физически и нравственно здоровых граждан обязательно будут сохраняться естественные различия, предопределяющие неодинаковость правовой зрелости.
Массы людей должны быть вовлекаемы в политическую жизнь по мере развития у них правосознания. Но всё равно, характер и высота идеальных государственных задач показывают, что «власть фактически не может и не должна осуществляться всем народом сообща или в одинаковой степени» [xix]. Меж т
ем, именно на априорном предположении о готовности всех людей к такому корпоративному самоуправлению и построена современная демократия, которая, в силу формального применени
Путь к созданию более совершенного государства Ильин видел в сочетании учреждения с корпорацией при сохранении аристократической природы государства. Так Ильин решал этот вопрос в 20-е гг. Впоследствии он ещё не раз корректировал свою точку зрения. К концу 30-х гг. Ильин пришёл к убеждению, что «государство тем прочнее, чем более оно приближается по духу к братской корпорации, а по форме – к отеческому учреждению» [xx]. Историческая форма государства как учрежд
ения неизбежна не только в силу неразвитости людского правосознания. Этот новый взгляд на проблему с особой силой высвечивается в незаконченном труде «О монархии», где Ильин сравнивает предпочтения двух типов правосознания – монархического и республиканского.
Основное отличие состоит в том, что монархическому правосознанию присуще восприятие государства как учреждения, а республиканскому – как корпорации. Поскольку монархия и республика суть формы правления по меньшей мере равноценные, и никак нельзя утверждать, что республика есть нечто высшее по отношению к монархии, постольку не представляется более возможным говорить о корпорации как о неизменном идеале, или духе государственного строя.
Развитие обоих принципов не ведёт к их сближению. Совершенствование возможно в рамках каждого из них. Идеальной республикой будет та, в которой все граждане будут соответствовать требуемой от них корпоративным строем степени гражданской сознательности и активности при высокоразвитом правосознании. Идеальная монархия выступает как учреждение в максимальной степени патриархальное, отеческое, укоренённое в иррациональных источниках любви и верности. «Любить своего Государя – значит чувствовать в нём благую, добрую силу, которая искренне хочет своему народу добра и живёт только ради этого добра и этого служения» [xxi].
Монархическое правосознание вовсе не исключает политической активности подданного, но она противоположна той, которую культивирует республиканский строй. «Государь нуждается не в пассивной покорности запуганных подданных, а в творческой инициативе граждан, блюдущих свою честь и достоинство... Активность идейного монархиста центростремительна, лояльна и монархически ответственна» [xxii].
Различия предпочтений монархического и республиканского правосознания лучше всего рисует таблица, приведенная одним из лучших исследователей наследия Ильина – Н.П. Полторацким [xxiii] :
Монархическое правосознание | Республиканское правосознание |
Олицетворение власти и государства-народа | Растворение личного начала и власти в коллективе |
Культ ранга | Культ равенства |
Мистическое созерцание верховной власти | Утилитарно-рассудочное восприятие власти |
Приятие судьбы и природы, ведомых Провидением | Человеческое изволение выше судьбы и природы |
Государство есть семья – патриархальность и фамильярность | Государство есть свободный равный конгломерат, уравнительное всесмешение |
Пафос доверия к главе государства | Пафос гарантии против главы государства |
Пафос верности | Пафос избрания угодного |
Центростремительность | Центробежность |
Тяга к интегрирующей аккумуляции | Тяга к дифференцированной дискретности, атомизму |
Культ чести | Культ независимости |
Заслуги служения | Культ личного успеха, карьеры |
Стихия солидарности | Стихия конкуренции |
Органическое восприятие государственности | механическое восприятие государственности |
Культ традиции | Культ новаторства |
Аскеза политической силы суждения | Притязательность политической силы суждения |
Культ дисциплины, армия | Личное согласие, инициатива, добровольчество |
Гетерономия, авторитет | Автономия, отвержение авторитетов |
Пафос закона, законности | Пафос договора, договорности |
Субординация, назначение | Координация, выборы |
Государство есть учреждение | Государство есть корпорация |
Оценочный аппарат суждений Ильина формирует убеждение, что монархия рассматривалась им как строй, более высокий по сравнению с республикой. Это показывают и предпочтения типов правосознания, и описание республиканских политических ценностей как морально нейтральных и даже нигилистических, в противоположность монархическим – укоренённым в религиозной этике. И можно сказать, что эволюция государственно-правовых взглядов Ильина привела его, в конце концов, к полному отрицанию понятия о государстве как о корпорации даже и по духу. Государство по идее – учреждение, наивысшая политическая форма – монархия. Таков конечный плод не одного десятилетия интенсивных размышлений Ильина над ключевыми вопросами природы власти и государства.
В заключение следует обратиться к конкретным политическим рекомендациям и прогнозам Ильина касательно России.
Лейтмотивом убеждений Ильина является уникальность государственного опыта России. Он призывает строить Русское государство, исходя только из этого опыта, отвергнув любое преклонение перед зарубежными авторитетами, любое заимствование, любые советы заграничных «доброжелателей». «Мы должны понимать и помнить, что всякое давление с Запада, откуда бы оно ни исходило, будет преследовать не русские, а чуждые России цели, не интерес русского народа, а интерес давящей державы и вымогающей организации» [xxiv]. При воссоздании русской государственности следует руководствоваться только исторически данной Россией, её целями и интересами. Многовековое существование в лоне хрис
тианской культуры способно вооружить нас верными аксиомами правосознания и государственности.
В будущей России необходимо возродить истинное содержание политики как этически оправданной деятельности во имя национального блага. «Политика требует большой идеи, чистых рук и жертвенного служения... Государственная и политическая деятельность требует не ловкого проходимца и не хитрящего интригана, но человека с религиозно и нравственно сильным характером... Отсюда в высоком смысле слова аристократическая природа государства... При этом аристократия мыслится не по рождению, а по качеству лица и воспитания» [xxv].
Русское государство не должно быть копией западных демократий, основанных на сдерживании и противовесе эгоистических, центробежных интересов. Будущая Россия представлялась Ильину «как общение братского служения, как единение веры, чести и жертвенности» [xxvi]. Государственное строительство России должно исходить из всенародной потребности в правопорядке и сильной власти и опираться на живое правосознание
народа.
Аксиома державного созидания России гласит, что «русская государственная власть или будет сильной, или её не будет вовсе» [xxvii]. При этом сильная власть не отождествляется с произволом, засильем бюрократии, казарменной дисциплиной, полицейским
контролем, чрезмерным централизаторством и т.д. Легче всего построить сильную власть именно такими путями, но как раз подобных соблазнов, по мнению Ильина, и следует избежать. Сила российской власти должна зиждеться на следующих основах: 1) духовно-психической – сознании силы и правоты, волевом заряде, наличии творческого национально-идейного замысла; 2) независимости от всяких иностранных и закулисных влияний; 3) верности воленаправления; 4) политическом такте, искусстве импонировать, что не имеет ничего общего с заигрыванием перед массой; 5) наличии эффективного аппарата принуждения, действующего в рамках права; 6) правильном формальном строении власти.
Исходя из представлений о сильной и национально действенной власти последняя не может проистекать из нескольких первоисточников. Верховная власть должна быть едина и независима, не подчинена никаким мнимым изъявлениям народной воли и тому подобным абстракциям. «Верховную власть следует мыслить... как самостоятельную правовую творческую реальность, пребывающую во главе государства» [xxviii]. По сути, Ильин рисует модель автократии (понятие более широкое, чем монархия). Ильин не скрывал, что он призывает к установлению в России диктатуры. «Но дух и жизненный строй, которые имеют насытить и наполнить собою эту
диктаториальную форму, должны совместить в себе и осуществить все те черты, которые обычно восхваляются как якобы присущие демократии и которые в действительности сводятся к творческой самостоятельности лучших народных сил, несущих лояльное и жертвенное служение государству... Полновластие лица, оформляющего подлинно аристократический всенародный отбор людей: диктаториальная аристо-демократия или всенародно несомое единовластие» [xxix].
Чрезвычайно важным моментом такой власти является её ответственность. Даже монарх не должен быть свободен от ответственности, хотя бы перед лицом династического совета. Но Ильин лишь поверхностно затрагивал механизм такой ответственности, поскольку иное противоречило бы его апологетике автократии. Его теоретическая конструкция в некоторых своих существенных чертах повторяет модель Н.М. Коркунова (1853‑1904), отстаивавшего принцип правовой монархии, не имеющей противовеса в народном представительстве, но чётко ограниченной законом. Идеальное государство Ильина, в котором верховная власть имеет некоторые сдержки в лице демо-аристократических органов, впитала в себя и отдельные элементы вождистско-корпоративного государства, типа Италии 30-х гг., политический опыт которой Ильин в то время расценивал очень высоко.
Характерные черты будущего Русского государства рисовались Ильину так:
«1. Диктатором, вождём или монархом не должно быть лицо непопулярное, или с недоброй репутацией, или иноземное, или иноверное, или бесчестное, или безвольное.
2. Формы государства не должны сильно напоминать ни дореволюционный строй, ни строй революции;... они должны своей исторической национальностью и новизною своею, хотя бы новизною наименования, будить надежды и доверие.
3. Все органы должны быть признаны ответственными...
4. Ответственность неверховных органов должна быть актуальной, убедительной, вообще наглядной...
7. Принцип законности должен проводиться неукоснительно и наглядно.
8. Неправый произвол должен караться демонстративно.
9. Равенство перед законом должно нарушаться только в сторону явной справедливости.
10. Всякое подрывание авторитета или доброй репутации органов власти должно караться в уголовном порядке, быстрым процессом. Всякая нелояльная агитация также» [xxx].
В «Проекте Основных законов» Ильин рисует сложную систему устройства государственных органов, призванных обеспечить их максимальную государственную эффективность и наибольшую компетентность призванных к власти людей.
Во главе России, до восстановления монархии, стоит Верховный Правитель, облечённый всей полнотой власти. Никакой закон не может вступить в силу без его утверждения. Он назначает и смещает министров, высших судей, наместников областей, начальствующий состав войск, осуществляет верховное командование. Пересмотр Основных законов происходит только по его инициативе. Срок полномочий Верховного Правителя – 10 лет, по истечении которого собирается Верховная учредительная палата, составленная из членов законодательных палат, министров, высших совещательных органов при главе государства и высших вероисповедных управлений. Верховная учредительная палата решает, следует ли избрать нового Верховного правителя или приступить к воссозданию монархии. Ильин возлагал надежды на соборный характер принятия важнейших решений: так, альтенативный вопрос об избрании Верховного правителя или монархии должен был решаться двумя третями голосов, а Верховный правитель избираться четырьмя пятыми голосов. Такой механизм был расчитан на отсутствие духа партийности в обществе, но никаких гарантий против партийности не предусматривал.
Довольно важное место в системе Ильина занимала Дума национального единения – орган представительства от национальностей, без которых не мог решаться ни один вопрос, касавшийся положения нерусских народностей. Ильин в принципе отвергал всякое федеративное устройство и автономию национальных областей. Его проект был нацелен на прочную государственную интеграцию всех народов России на основе создания у них чувства сопричастности к великой державе при сохранении национальных особенностей.
Ильин был убеждённым противником политических партий как таковых. Его установки на этот счёт представляются особенно актуальными ныне, когда в России сложился режим, основанный на конкуренции партий. «Никакая партия как таковая не может и не должна рассчитывать на захват власти по большинству голосов... Назначению на ответственный пост должен предшествовать обязательный выход из партии... Выдвигать лучших людей в качестве публичной рекомендации правительству могут все зарегистрированные корпорации, а не только партии... Вверх должно вести качество лица и его дел, предметность его воли, сила его духа, верность его совести; и не партиям дано распознавать эти свойства людей» [xxxi].
Ильин грезил о «новой системе выборов, в которой самый способ избрания будет обращаться к благородно-гражданственным сторонам участвующих в избрании людей» [xxxii]. Он предлагал ограничить всеобщее избирательное право системой цензов, решающую роль в которых должны были играть чистая репутация, образовательный уровень, прохождение определ
ённых ступеней государственной службы или общественного самоуправления. Но и в пределах этого круга нельзя, считал Ильин, всё полностью предоставлять избранию. Формирование высших органов законодательства должно происходить двояким путём – избрания и назначения.
Государственное строительство постбольшевистской России пошло в ином направлени, чем предуказанное Ильиным. Мыслитель предупреждал о такой опасности: «Напрасно думать, что революция готовит в России буржуазную демократию... Мы получим в наследство пролетаризованную особь, измученную, ожесточённую и деморализованную. При таком положении дел строить государственную форму на изволении массы – значит готовить правление черни, цезаризм и бесконечные гражданские войны с финансированием их из-за границы [x
xxiii]» [xxxiv]. Наверное, Ильин и не удивился бы такому развитию процесса, узнав, что государственное строительство после отказа от коммунистической идеологии оказалось в руках перекрасившихся большевиков.
Но для грядущей России рекомендации Ильина могут оказаться весьма полезными. Они будут тем ценнее, чем дальше российская государственность отходит от своих традиционных ценностных основ, чем больше её стабильность внушает опасения. Программные установки Ивана Ильина, при кажущейся архаичности, возможно, предвосхищают – не в частностях, а в духе ‑ именно то политическое устройство, которое силою вещей установится в России, если у неё действительно есть будущее.
Список литературы
[i] И.А. Ильин. Собр. соч. [Доп. Т.] Мир перед пропастью. Ч. III. М., 2001.
С. 438.
[ii] Опубликован в Т. 4 собрания сочинений под заглавием «О монархии и республике».
[iii] Статья «Белая идея»: предисловие к сборнику «Белое дело» под ред. А.А. фон Лампе в 6 кн. Берлин, 1926-28.
[iv] Собр. соч. Т. 4. М., 1994. С. 240.
[v] Там
же. С. 309.
[vi] Там же. С. 309-310.
[vii] Собр. соч. Т. 1. М., 1993. С. 227.
[viii] Собр. соч. Т. 4. С. 268.
[ix] Там же. С. 272-273.
[x] Там же. С. 274.
[xi] Там же. С. 268.
[xii] Там же. С. 270.
[xiii] Собр. соч. Т. 7. М., 1998. С. 491-492.
[xiv] Там же. С. 493.
[xv] Собр. соч. Т. 4. С. 290.
[xvi] Собр. соч. Т. 4. С. 297.
[xvii] Там же. С. 305.
[xviii] Там же. С. 276.
[xix] Там же. С. 283.
[xx] Собр. соч. Т. 7. С. 494.
[xxi] Собр. соч. Т. 4. С. 502.
[xxii] Там же. С. 512, 519.
[xxiii
] Указ. собр. соч. [Доп. Т.]. Кто мы? О революции. М., 2001. С. 486.
[xxiv] Собр. соч. Т. 7. С. 490.
[xxv] Там же. С. 492.
[xxvi] Там же. С. 494.
[xxvii] Там же. С. 498.
[xxviii] Там же. С. 499.
[xxix] Там же. С. 500.
[xxx] Там же. С. 497.
[xxxi] Т
ам же. С. 508.
[xxxii] Там же. С. 505.
[xxxiii] Последнее особенно видно сейчас на примере «независимой» Малороссии.
[xxxiv] Указ. собр. соч. Т. 7. С. 493.
Для подготовки данной работы были использованы материалы с http://www.pravaya.ru/