Осипов Г.
Диапазон научных интересов Герберта Спенсера довольно широк, но все же наиболее значителен вклад его в социологию. Правда, ценные мысли его часто тонут во множестве малозначащих и уводящих в сторону рассуждений. Интересные идеи приходится вычленять, пользуясь методом, рекомендованным Ричардом Хофштад-тером, писавшим о Ф. Д. Тернере: «Наиболее ценным подходом к мыслителю-историку его типа является не пытаться выявить его ошибки, а спасти то, что является жизнеспособным, отсекая оказавшееся неверным, смягчая чрезмерности, подтягивая слабины и расставляя все по своим местам в ряду пригодных перспектив» [3, р. 119]. Рассмотрение работы Спенсера будет избирательным. Остановимся лишь на социологической проблематике.
Некоторые историки социологической мысли рассматривают социологию Спенсера в качестве продолжения эволюционного подхода Конта. Сам Спенсер отвергал влияние идей Конта на его собственную концепцию. Действительно, общая ориентация Спенсера значительно отличается от ориентации Конта. Спенсер следующим образом характеризовал эти различия:
«Какова провозглашаемая Контом цель? Дать всестороннее описание прогресса человеческих концепций. Какова моя цель? Дать всестороннее описание внешнего мира. Конт предлагает описывать необходимое и реальное происхождение идей. Я предлагаю описывать необходимое и реальное происхождение вещей. Конт выступает за объяснение генезиса нашего знания природы. Моей надачей является объяснение... генезиса явлений, которые составляют природу. Одно является субъективным. Другое — «объективным» [3, р. 570].
Конт, конечно, интересовался не только развитием идей, но и связанными с ними изменениями в социальной организации, он занимался как социальным устройством, так и прогрессом. Тем не менее Спенсер верно подметил главное отличие своей позиции от позиции Конта. Первой и основной заботой Спенсера были эволюционные изменения в социальных структурах и институтах, а не состояние идей. Для Спенсера, как и для Маркса, идеи были эпифеноменальными. «Усредненное мнение в любое время и в любой г гране, — писал он, — является функцией социальной структуры ВТого времени и этой страны» [11, р. 390].
Эволюция, т. е. «переход от состояния относительной неопределенности, несвязности, однородности к состоянию относительной определенности, связности, многогранности» [5, р. 17;_ 6, р. 370—373], была для Спенсера универсальным процессом, объясняющим как «самые ранние изменения, которые, как предполагается, испытала вселенная в целом... так и те последние изменения, которые прослеживаются в обществе и в продуктах социальной жизни» [6, р. 337]. Когда используется этот универсальный ключ к загадкам вселенной, становится очевидным, утверждал Спенсер, что эволюция человеческих обществ, не слишком отличаясь от других эволюционных явлений, является особым случаем универсального закона природы. Социология может стать наукой только тогда, когда она основывается на идее природного, эволюционного закона. «Не может быть полного принятия социологии как науки, пока сохраняется убеждение, что социальный порядок не следует закону природы» [11, р. 394].
Для Спенсера аксиоматично, что в конечном итоге все аспекты вселенной, органические или неорганические, социальные или несоциальные, являются субъектом законов эволюции. Его социологические изыскания, однако, концентрируются на параллелях между органической и социальной эволюциями, несходствах в структуре и эволюции органических и социальных единиц. Во всех социологических размышлениях Спенсера лидируют биологические аналогии, хотя он и был вынужден учитывать ограниченность таких аналогий. В силу того, что Спенсер был радикальным индивидуалистом, органические аналогии создавали для него некоторые социологические и философские затруднения, которых Конт с его коллективистской философией избежал.
Наиболее плодотворными органические аналогии оказались для разработки Спенсером тезиса о том, что при эволюционном росте в структуре и функциях любой единицы происходят изменения и что увеличение в размерах приводит к большей дифференциации. Спенсер имеет в виду в данном случае — если использовать простой пример, — что если бы люди вдруг выросли до размеров слона, то только значительные изменения конструкций тела позволили бы им продолжать существование как жизнеспособных организмов.
1. Рост, структура и дифференциация
Как органические, так и социальные совокупности характеризуются Спенсером в соответствии с прогрессирующими изменениями в размерах. «Общества, как и живые тела, начинаются как зародыши — возникают из масс, крайне малых по сравнению с массами, которых они в конечном итоге достигают» [5, р. 9]. Рост общества может идти двумя путями, «которые иногда развиваются отдельно, иногда совместно» [5, р. 10]. Это либо рост населения «за счет простого умножения единиц», либо объединение ранее не связанных единиц «в союзы групп и союзы групп групп» [5, р. 10].
Разрастание единиц в размерах неизменно сопровождается возрастанием сложности их структуры [5, р. 3]. Процесс роста, по определению Спенсера, является процессом интеграции. А интеграция, в свою очередь, должна сопровождаться прогрессирующей дифференциацией структур и функций, если организм или общество стремится остаться жизнеспособным, т. е. если оно хочет выжить в борьбе за существование. Животные, располагающиеся на нижней шкале эволюции, так же как и эмбрионы более высокоорганизованных существ, характеризуются недифференцированностью, относительной однородностью. Так же обстоит дело и с обществом. Социальные совокупности, так же как и органические, развиваются от состояния относительной неразделенности, когда их составные части походят друг на друга, к состоянию дифференциации, когда эти части становятся различными. Более того, как только части становятся непохожими друг на друга, они начинают взаимозависеть друг от друга; таким образом при увеличении дифференциации возрастает взаимозависимость и, следовательно, интеграция социальных компонентов. «В примитивном обществе все являются воинами, все — охотниками, все — строителями жилищ, все — изготовителями инструментов: каждая составная часть выполняет для себя все задачи» [5, р. 4—5].
«При развитии (общества) его части становятся непохожими: в этом проявляется рост структуры, несхожие части принимают на себя неодинаковые виды деятельности. Эти виды деятельности не просто различны: различия так взаимосвязаны, что каждый из них обусловливает существование других. Таким образом, взаимная обратная связь вызывает взаимную зависимость частей. А взаимозависимые части, существующие отдельно и друг для друга, образуют сообщество, существующее на основании того же общего принципа, что и отдельный организм» [5, р.8]. «Это разделение труда, которое сначала исследовали политэкономы как социальное явление, а затем признали биологи как свойства всех живых организмов и назвали «психологическим разделением труда», является тем, что делает общество, так же как и животное, живущим единством и целостностью» [5, р.5]. Если в примитивных охотничьих племенах специализация функций до сих пор едва замечена (обычно одни и те Же мужчины являются охотниками и воинами), то в обществах оседлого земледелия роли землепашца и воина становятся различными. Аналогичным образом в малых племенных группах политические институты существуют лишь в зачаточном состоянии, но с развитием более крупных политических союзов возрастает их политическая сложность, и дифференциация проявляется в виде вождей, правителей и королей. При дальнейшем увеличении в размерах «дифференциация, аналогичная той, которая приводит к первоначальному появлению вождя, теперь создает вождя вождей» [5, р. 15].
По мере того как части социального целого становятся все более несхожими и роли, которые играют индивиды, оказываются вследствие этого более дифференцированными, их взаимная зависимость увеличивается. «Консенсус функций в процессе эволюции становится прочнее. В сообществах низкого уровня, как индивидуумов, так и социальных, действия составных частей мало зависят друг от друга, в то время как в развитых сообществах обоих видов действия жизненно важных компонентов этих частей становятся возможными только в рамках комбинаций действий, составляющих жизнь целого» [5, р.25]. Напрашивается естественный вывод, что «там, где составные части имеют малые различия, они вполне могут выполнять функции друг друга, а там, где дифференциация велика, они могут выполнять функции друг друга с трудом или вообще не могут их выполнять» [5, р. 25]. В простых обществах, где составные части в целом похожи друг на друга, они могут легко взаимозаменяться. Но в сложных обществах неудачные «действия одной части не могут быть взяты на себя другими частями» [5, р. 26]. Таким образом, сложные общества более уязвимы и более хрупки в своей структуре, чем их более ранние и менее совершенные предшественники.
Возрастающая взаимозависимость несхожих составных частей в сложных обществах и уязвимость, привносимая ею в общество, порождает необходимость создания «регулирующей системы», которая контролировала бы действия составляющих частей и обеспечивала их координацию. «В государстве, как и в живом теле, неизбежно возникает регулирующая система....При формировании более прочного сообщества... появляются высшие центры регулирования и подчиненные центры, высшие центры начинают расширяться и усложняться» [5, р. 46]. На раннем этапе социальной эволюции регулирующие центры в основном нужны для осуществления действий, касающихся внешней среды, «противников и добычи». В дальнейшем, когда усложнение функций уже не допускает спонтанного приспособления составляющих частей друг к другу, такие системы управления берут на себя груз внутренней регуляции и социального контроля.
Строгость и масштабы внутреннего управления и контроля являлись для Спенсера основным признаком различения между типами обществ. В своей классификации этих типов он также использовал другой критерий — уровень эволюционной сложности. Эти два способа определения социальных типов были связаны и все же в значительной степени независимы друг от друга, что создавало определенные трудности для составления общей схемы.
2. Социальные типы: военные и индустриальные общества
Пытаясь классифицировать типы обществ с точки зрения стадий развития, Спенсер расположил их в следующем порядке: простые, сложные, двойной сложности и тройной сложности. Терминология достаточно туманна. Вероятно, он имел в виду классификацию по степени структурной сложности. Простые общества Спенсер, в свою очередь, разделил на имеющие руководителя, с эпизодически появляющимся руководством, с нестабильным руководством и со стабильным руководством. Общества сложные и двойной сложности также классифицируются с точки зрения сложности их политической организации. Аналогичным образом различные типы обществ были расставлены в зависимости от эволюции характера оседлости — кочевое, полуоседлое и оседлое. Общества в целом были представлены как структуры, развивающиеся от простого к сложному, а затем к двойной сложности, проходя при этом через необходимые этапы. «Этапы усложнения и переусложнения должны проходить последовательно» [5, р. 52].
Помимо данной классификации обществ по степени сложности Спенсер предложил другую основу для проведения различий между типами обществ. Здесь в фокусе рассмотрения находится тип внутренней регуляции обществ. Так, для проведения различий между воинствующим и индустриальным обществами Спенсер использовал в качестве критерия различия социальной организации, возникшие в результате различий в формах социальной регуляции [5, с. 53 ]. Эта классификация в отличие от основывающейся на стадиях развития исходит из утверждения зависимости типов социальной структуры от отношения данного общества к обществам, окружающим его. При мирных отношениях существует относительно слабая и расплывчатая система внутренней регуляции; при воинствующих отношениях возникает принудительный и централизованный контроль. Внутренняя структура больше зависит не от уровня развития, как в первой схеме, а от наличия или отсутствия конфликта с соседними обществами.
«Характерной чертой военных обществ является принуждение. Чертой, характеризующей всю воинствующую структуру, является то, что его подразделения принудительно соединяются для различных совместных действий. Как воля солдата подавляется настолько, что он полностью превращается в проводника воли офицера, так и воля граждан во всех делах, личных и общественных, управляется сверху правительством. Сотрудничество, за счет которого поддерживается жизнь в военном обществе, является принудительным сотрудничеством... так же как и в организме человека внешние органы полностью зависят от центральной нервной системы» [5, р. 58—59].
Общество индустриального типа, наоборот, основывается на добровольном сотрудничестве и индивидуальном самоограничении. Оно «характеризуется во всем той же индивидуальной свободой, которую подразумевает любая коммерческая сделка. Сотрудничество, за счет которого существует многообразная активность общества, становится добровольным сотрудничеством. И поскольку развитая стабильная система, склоняющаяся к социальному организму индустриального типа, создает себе, как и развитая стабильная система животного, регулирующий аппарат рассеянного и нецентрализованного вида, она стремится также децентрализовать первичный регулирующий аппарат за счет привлечения от различных классов их оспариваемой власти» [9, р. 569].
Спенсер подчеркивал, что степень сложности общества не зависит от воинственно-индустриальной дихотомии. Относительно недифференцированные общества могут быть «индустриальными», по Спенсеру (не в сегодняшнем понимании «индустриального общества»), а современные сложные общества могут быть военными.
Определяющим общество как воинственное или индустриальное является не уровень сложности, а, скорее, наличие или отсутствие конфликта с окружением.
Если классификация общества по возрастанию сложности развития придала системе Спенсера вполне оптимистическое изображение, то воинственно-индустриальная классификация привела его к менее радостным взглядам на будущее человечества. В своих записках в конце века он писал:
«Если мы противопоставим период с 1815 по 1850 год с периодом с 1850 года до наших дней, мы не сможем не заметить, что вместе с ростом вооруженности, более частыми конфликтами и возрождением милитаристских эмоций отмечается распространение принудительных регуляций... Свобода индивидумов во многих отношениях в действительности сводится на нет... И невозможно отрицать, что это является возвратом к дисциплине принуждения, которая пронизывает всю социальную жизнь, когда преобладает воинственный тип» [9, р. 587].
Спенсер ни в коей мере не был, как он часто отмечал, неизменным последователем идеи непрерывного однолинейного прогресса. Это становится еще более очевидным, когда мы рассматриваем его общую схему эволюции.
3. Эволюция — однолинейная или многолинейная
Спенсер выдвигает концепцию однолинейного развития человечества, в соответствии с которой этапы человеческого прогресса жестко предопределены, так же как эволюция индивида от детства к зрелости. «Как между детством и зрелостью нет коротких путей, дающих возможность избежать утомительного процесса роста и развития посредством незаметного приращения, так же нет другого пути от низших форм социальной жизни к высшим, кроме как минуя небольшие последовательные изменения... Этот процесс нельзя сократить и его следует пройти с должным терпением» [11, р. 402—403]. Спенсер, особенно в ранних своих работах, изображает процесс эволюции неослабевающим, неизменным и постоянно присутствующим. «Изменение от однородности к разнородности проявляется в прогрессе цивилизации в целом, а также в прогрессе каждой нации; оно до сих пор продолжается с возрастающей скоростью» [4, р. 19].
Но в своих зрелых произведениях Спенсер, возможно, под влиянием разочарований в связи с «коллективистским» курсом, который приняло английское общество к концу XIX в., признает, что, хотя эволюция человечества в целом остается уверенной, определенные общества могут не только прогрессировать, но и отступать вспять. «Если брать всю совокупность обществ, эволюцию можно считать неизбежной... тем не менее ее нельзя считать неизбежной или даже вероятной для каждого отдельного общества» [9, р. 96]. «Хотя нынешняя теория деградации является несостоятельной, теория прогресса в своей первоначальной форме мне также кажется несостоятельной... Возможно и, я верю, вероятно, что регресс так же част, как и прогресс» [9, р. 95]. «Социальный организм, — отмечал Спенсер, — как и инд
Спенсер в целом не настаивал на необратимости развития общества по предопределенным этапам. Наоборот, он придерживался мнения, что они развиваются как ответ на их социальное и естественное, природное окружение.
«Как и другие виды прогресса, социальный прогресс не является линейным, а расходится и распространяется... Распространяясь по всей земле, человечество обнаруживало окружение различного характера и в каждом случае возникала социальная жизнь, частично предопределенная предыдущей социальной жизнью, частично определяемая влиянием новых условий; таким образом, размножающиеся группы приобретают различия то значительные, то незначительные: возникают роды и стереотипы обществ» [9, р. 331].
Спенсер, подчеркивая отличие своей концепции от концепций сторонников теорий однолинейных этапов, таких, как, например, Конт, писал: «Таким образом, среди других ошибочных концепций возникает еще одна серьезная ошибка, что различные формы общества, представленные у дикарей и в цивилизованных расах в мире, являются не чем иным, как различными этапами эволюции одной формы; истина же заключается в том, что социальные типы, так же как и индивидуальные организмы, не образуют единого ряда, а классифицируются по расходящимся и распространяющимся группам» [И, р. 329]. Эволюционная теория Спенсера благодаря включению в нее факторов застоя и регресса становится несомненно более гибкой, хотя и теряет свою цельность.
4. Функционализм
Мы рассмотрели положение Спенсера о том, что изменения в структуре не могут произойти без изменения функций и что увеличение размеров социальных единиц неизбежно порождает прогрессивную дифференциацию их социальной активности. Действительно, многое в рассуждениях Спенсера о социальных институтах и об их изменениях выражено в функциональных терминах. «Чтобы понять, как организация возникла и развивается, следует понять необходимость, проявляющуюся в начале и в дальнейшем» [9, с. 3]. Спенсер анализирует социальные институты в связи с общей матрицей, в которую они укладываются по-разному. Он убежден: «...то, что, с точки зрения наших мыслей и чувств, является крайне плохим обустройством, подходит к условиям, при которых лучшее обустройство просто неприемлемо» [11, р. 399]. Он предупреждал против общей ошибки считать обычаи, которые кажутся странными или отталкивающими по современным стандартам, не имеющими никакой ценности: «Вместо того, чтобы пройти мимо них как не имеющих значения, считающихся отталкивающими предрассудками примитивного человека-дикаря, мы должны поинтересоваться, какую роль они играют в социальном развитии» [11, р. 399].
При рассмотрении социальных институтов Спенсер подчеркивает непредвиденность последствий деятельности человека, показывая, что они являются не результатом преднамеренных стремлений и мотиваций субъекта, а возникают вследствие функциональных и структурных потребностей. «Определяют условия, а не намерения... Тип политической организации не является предметом намеренного выбора» [5, р. 141]. Спенсер призывает нас рассматривать институты с учетом двойного аспекта их эволюционного этапа и функций, которые они поддерживают на этой стадии.
5. Индивидуализм против органицизма
Спенсер был вынужден найти способ примирить свой индивидуализм с органицистским подходом. В этом он резко отличался от Конта, который в своей философии придерживался антииндивидуалистского подхода и развивал органицистскую теорию, где индивид рассматривался как полностью подчиненный обществу. Спенсер же, напротив, не только исходил из индивидуалистического и утилитарного понимания происхождения общества, но и рассматривал общество как инструмент совершенствования целей личности.
По Спенсеру, люди первоначально связали свои жизни друг с другом потому, что им это было выгодно. «В целом жить вместе оказалось более выгодно, чем жить по отдельности». И как только возникло общество, оно сохранилось потому, что «сохранение сочетания (индивидов) — это сохранение условий... более удовлетворяющих жизни, чем могли бы иметь эти объединившиеся люди в ином случае» [8, р. 134]. Соответственно своей индивидуалистической перспективе он рассматривает качество общества как зависящее в значительной степени от качества образующих его индивидов. «Нет иного пути прийти к верной теории общества иначе, чем выяснив характер составляющих его индивидов... Любое явление, представленное совокупностью людей, в определенном плане исходит из самого человека» [10, р. 161]. Спенсер придерживался общего принципа, что «свойства единиц определяют свойства совокупности» [11, р. 52].
Несмотря на эти индивидуалистические подпорки своей философии, Спенсер разработал целую систему, в которой органицистская аналогия оценивается более резко, чем в трудах Конта. Попытки Спенсера преодолеть несочетаемость между индивидуализмом и органицизмом наивны. После описания сходства между социальным и биологическим организмами он обращается к описанию их несходства. Биологический организм заключен в кожу, а социальный связан изнутри посредством языка.
«Части животного образуют конкретное целое, а части общества образуют целое, которое дискретно. В то время как живые единицы, образующие первое, связаны между собой тесным контактом, живые организмы, образующие второе, свободны, не находятся в контакте и более или менее широко рассредоточены... Хотя и связь между его частями является предпосылкой к тому сотрудничеству, посредством которого возможна жизнь отдельно взятого организма, и хотя члены социального организма, не составляя конкретное целое, не могут поддерживать сотрудничество с помощью непосредственного физического воздействия одной части на другую, все же они могут поддерживать и поддерживают сотрудничество с помощью какого-то иного органа... через промежуточные пространства, как с помощью эмоционального языка, так и с помощью устного и письменного интеллекта... Т. е. связующая функция, которую невозможно достичь с помощью физически передаваемых импульсов, тем не менее обеспечивается с помощью языка» [5, р. 7—8].
Язык позволяет обществам, состоящим из раздельных единиц обеспечивать постоянство отношений между компонентами. Но все же есть и еще более важное различие.
«В биологическом организме сознание сосредоточено в небольшой части совокупности. В социальном организме оно рассредоточено по этому совокупному целому: все единицы обладают способностью к счастью и страданию если и не в равной степени, то хотя бы в приближенной друг к другу степени. Поскольку в таком случае нет социальной чувственности, то и благополучие Совокупности целого, рассматриваемого отдельно от благополучия единиц не является той целью, к которой следует стремиться. Общество: существует для блага его членов, а не его члены — для блага общества» [9, р. 479].
Нет необходимости рассуждать, удалось ли Спенсеру в действительности примирить индивидуализм с органицизмом. Я думаю, скорее нет, но надо отметить, что Спенсер думал иначе, указывая, что ни одно социальное образование не обладает коллективной чувственностью. Таким образом, несмотря на функциональную дифференциацию между людьми, они все стремятся к определенной мере «счастья» и удовлетворения.
6. Невмешательство и выживание наиболее приспособленных
Спенсер, так же как Конт, твердо верил в действие социальных законов, которые являются в той же степени детерминистскими, что и законы, управляющие природой. «Альтернативы нет. Либо общество имеет законы, либо нет. Если оно их не имеет, то может не быть порядка, уверенности, системы в его явлениях. Если же оно их имеет, то тогда они подобны другим законам вселенной — устойчивым, непреклонным, даже активным и не имеющим исключений» [1.0, р.42]. 3
Но если Конт подчеркивал, что люди должны стремиться к познанию законов общества с тем, чтобы коллективно действовать в социальном мире, Спенсер с равной убежденностью отстаивал необходимость их изучения для того, чтобы не действовать сообща В противоположность Конту, который хотел направить общество через посредство духовной силы своих жрецов-социологов, Спенсер страстно утверждал, что социологи обязаны убедить людей том, что общество должно быть свободно от вмешательства правительств и реформаторов. «Один известный ученый, — писал Спенсер, — утверждал, что если Вы начинаете вмешиваться в порядок, установленный Природой, невозможно предположить, каковы будут результаты». И если это верно для подчиненного Природа порядка в человеческой натуре, о чем говорил этот ученый, то еще большей степени это верно для того порядка Природы, который существует в социальных образованиях людей» [10, р. 7]. При сложности причин, действующих в обществе, и при том, что действия людей приводят к последствиям, которые нельзя предугадать, Спенсер призывает оставить все как есть.
Единственной властью, которую Спенсер был готов предоставить государству, была защита прав индивида и коллективная защита от внешних противников. Государство «обязано не только охранять каждого гражданина от посягательств его соседей, но и защищать его, наряду с обществом в целом, от иностранной агрессии» [7, р. 117]. Все остальное должно быть предоставлено свободной инициативе индивидов, вступающих друг с другом в соглашения.
«Для здоровой деятельности и надлежащей пропорциональности тех отраслей промышленности, видов занятий и профессий, которые обеспечивают жизнь общества и способствуют ей, не должно, прежде всего, быть больших ограничений свободы людей в заключении соглашений друг с другом; во-вторых, должно обеспечиваться соблюдение соглашений, которые они заключают... Естественно возникающие препятствия действиям отдельного человека, в человеческом объединении, — это только такие препятствия, которые вызваны взаимными ограничениями; и соответственно не может быть результирующего препятствия тем соглашениям, которые они заключают добровольно» [7, р. 404].
По мнению Спенсера, хорошее общество основывается на соглашениях между индивидами, преследующими свои соответствующие интересы. Там, где государство вмешивается в эти согласительные договоренности как в целях повышения социального благосостояния, так и в любых других, — это либо нарушает социальный порядок, либо приводит к отбрасыванию достижений индустриального общества и возвращению к ранним формам тиранического и воинствующего социального порядка.
Эти крайне антиколлективистские взгляды Спенсера лежат в основе доктрины о выживании наиболее приспособленных, которую он, подобно Дарвину, развил от идей Мальтуса. Его собственная теория популяции была несколько более оптимистичной по сравнению с теорией угрюмого священника. Он утверждал, что чрезмерная плодовитость стимулирует большую активность, потому что, чем больше становится людей, тем большая изобретательность необходима для того, чтобы выжить. Наименее развитые группы и индивиды вымирают, поэтому общий уровень развития и интеллекта должен постепенно возрастать. «Те, кого эти возрастающие трудности добывания средств к существованию, вытекающие из повышенной рождаемости, не побуждают к улучшению производства, т. е. к более высокой умственной деятельности, находятся на пути к вымиранию; они должны в конечном итоге быть вытеснены тем, кого такое давление побуждает к такому действию» [1, р. 127].
Спенсер утверждал, что общий уровень интеллекта поднимется до такой степени, что в борьбе за существование выживут лишь те, интеллект которых превосходит интеллект других. Но этот прогрессивный эволюционный механизм будет полностью разрушен, заявлял он, если в форме слабых законов или других мер социального благосостояния будет допущено государственное вмешательство в благотворные процессы естественного отбора.
«Эта суровая необходимость, которая, если ей позволят действовать, становится стимулом для ленивых и действенным фактором для случайных... Игнорируя тот факт, что при естественном порядке вещей общество постоянно выбрасывает своих нездоровых, глупых, медлительных, нерешительных, ненадежных членов, эти неспособные думать, хотя имеющие самые благие намерения, люди поддерживают вмешательство, которое не только останавливает процесс очищения, но усугубляет разрушение, способствую размножению неумных и никчемных посредством неизменного обеспечения их снабжения и не способствуя размножению способных и здравомыслящих по причине увеличения трудностей обеспечения семьи» [10, р. 151].
Вмешательство государства в социальные вопросы, считал Спенсер, неминуемо исказит необходимую адаптацию общества к своей среде. Как только вмешивается государство, благотворные процессы, которые естественным образец привели бы к более эффективному и более разумному контролю человека над природой, будут нарушены и дадут начало обратному пагубному процессу, который может привести лишь к прогрессирующему упадку человечества.
7. Препятствия объективности
В противоположность Конту и Марксу Спенсер много размышлял об объективности в общественных науках. Хотя Конт проповедовал необходимость научных стандартов в изучении общества, его не особенно беспокоила мысль о том, что он сам оставляет желать большей научной объективности, не размышлял он также об источниках возможных пристрастий в собственных трудах. Маркс, разумеется, полностью отрицал, что может существовать беспристрастная и объективная социальная наука. По Марксу, теория была изначально связана с социалистической практикой.
С другой стороны, Спенсеру были хорошо известны специальные проблемы объективности, возникающие при исследовании социального мира, в котором живут сами исследователи, и он видел в этом сложность, не присущую изучению явлений природы. Он считал, что ученый, занимающийся социальной наукой, должен сделать сознательное усилие и освободить себя от предубеждений и ощущений, объяснимых и неизбежных для не ученых, но которые пагубно отразятся на деле ученого, если он поддастся искушению привнести их в науку.
«Ни в каком ином случае (кроме социологии. — Перев.), — пишет он, — исследователю не приходится изучать свойства совокупного целого, к которому он сам принадлежит... Здесь кроется трудность, аналогичной которой нет ни в одной другой науке. Отрезать себя от всех связей с расой, страной, гражданством, избавиться от всех тех интересов, предрассудков, симпатий, суеверий, вызванных в нем самом жизнью своего общества и своим временем, посмотреть на все изменения, которые претерпели и претерпевают общества безотносительно к национальности, убеждениям, личному благополучию — вот чего не может сделать средний человек и вот что очень несовершенно может сделать исключительный человек» [11, р. 74].
Не менее половины «Исследования социологии» Спенсера посвящено тщательному анализу источников пристрастий и «интеллектуальных и эмоциональных трудностей», с которыми приходится сталкиваться социологу при выполнении своей задачи. Это главы со следующими названиями: «Предвзятость патриотизма», «Классовая предвзятость», «Политическая предвзятость», «Теологическая предвзятость». Здесь Спенсер развивает в первом приближенных социологию познания, пытаясь показать, как защита идеальных или материальных интересов приводит к формированию искаженных восприятий социальной реальности. Спенсер, несомненно, занимает заслуженное место в ряду тех, кто, начиная с его великого соотечественника Фрэнсиса Бэкона, развивал социологию познания.
Список
литературы
1. Harris M. The rise of anthropological theory. N.Y., 1968.
2. Hofstadter K. The progressive historians. N.Y., 1968.
3. Spencer H. An autobiography, vol. 2. N.Y., 1904.
4. Spencer H. Essays scientific, political and speculation. N.Y., I 1892. Vol. 1.
5. Spencer H. First principles. N.Y., 1896.
6. Spencer H. Social slatics. L., 1851.
7. Spencer H. The evolution of society. Selection from Herbert Spencer's principles of sociology / Ed. and with introd. L. Robert. Chicago, 1967.
8. Spencer H. The man versus the state. N.Y., 1892.
9. Spencer H. The principles of ethics. N.Y., 1904. Vol. I.
10. Spencer H. The principles of sociology. N.Y., 1896. Vol. 1.
11. Spencer H. The study of sociology. N.Y., 1891.