Ю. П. ЛЕЖНИНА
ЛЕЖНИНА Юлия Павловна - магистр экономики, научный сотрудник Института социологии Российской академии наук
Происходящие в России процессы изменения повседневной жизни россиян в ходе трансформации российского общества затрагивают процессы, сопряженные с трансформацией института семьи и определяющие так называемую демографическую модернизацию [1], для которой характерно, что "все помыслы человека сосредоточены на самореализации, свободе выбора, личном развитии и индивидуальном стиле жизни, эмансипации, и это находит отражение в формировании семьи, установках в отношении регулирования рождений и мотивах родительства" [2, с. 3]. Будучи связанным с нуклеаризацией семьи,
увеличением возраста вступления в брак и отсрочкой в рождении детей, модификацией форм брака и родительства, этот процесс актуален для большинства стран мира. Для обозначения этих изменений и описания состояния института семьи используются разнообразные термины: кризис, эволюция,
модернизация, трансформация [3, 4]. С нашей точки зрения, более обоснованно говорить не столько о кризисе семьи, сколько либо о кризисе института брака, что более узко, либо о трансформации семьи при отсутствии нормативных ее моделей. Ведь, как показывают исследования и в России и за рубежом,
несмотря на модификацию ценностных установок, в частности рост ценности индивидуализма, значимости карьеры и самореализации, семья не перестает быть не просто важной, но очень важной ценностью.
Семейная ситуация способна определять поведение индивида во всех остальных сферах [5] - способствовать или препятствовать трудовой активности, стимулировать тот или иной тип потребления, опредестр. 69лять психологическое самочувствие человека и тем самым влиять на состояние его здоровья.
В настоящее время среди россиян 14% холосты или не замужем и никогда не состояли в браке, 59% имеют официального и 6% гражданского супруга, 2% не состоят в браке, но имеют постоянного партнера, 9% разведены и 10% вдовствуют. Так как в России численность мужчин меньше, чем женщин, соответственно мужчины чаще женщин вступают в брак повторно, что уже отмечалось рядом исследователей [6]. Согласно данным исследования повседневности, 88% отмечают, что семья для них очень важна, 11% - что скорее важна. Для большинства она, безусловно, важнее, чем работа. В этих условиях не удивительно, что россияне примерно в той же мере ощущают чувство общности с семьей (56%), что и жители, например, Германии (59%) или Польши (57%)1. При этом наибольшая ценность семьи в ряду других устойчиво фиксируется в рамках различных исследований как в России [7, 8], так и за рубежом [9] и, как отмечает О. Здравомыслова, "при всей очевидности перемен (в общественной жизни - Ю. Л.), затронувших все без исключения европейские страны, ни в одной из них семья не утратила своей первостепенной значимости. Более того, в ряду таких ценностей, как работа, семья, друзья, свободное время, политика, религия, семья ценится выше всего" [4].
Несколько выше семью как таковую ценят женщины. Ее значимость нарастает с увеличением возраста: семья очень важна для 82% россиян моложе 22 лет, 88% 31 - 50 лет и 93% старше 60 лет. Последние чаще других нуждаются в поддержке именно со стороны членов семьи. Интересно, что чуть большую важность семья имеет в относительно благополучных, с точки зрения уровня жизни, слоях населения. Так, она очень важна для 82% представителей 1 - 3 страт и 87 - 90% представителей 4 - 10 страт2. Возможно, что в более благополучных слоях она реже воспринимается как обуза. Она очень важна для 93% тех, кто считает, что уже создал счастливую семью, и 78 - 80% тех, кто еще только хотел бы ее создать. Среди тех, кто оценивает отношения в своей семье как хорошие, 92% отмечают, что она для них очень важна, а среди тех, кто оценивает как плохие - 72%.
Таким образом, семья для большинства является значимым институтом. Некоторая вариация степени важности определяется, в первую очередь, тем, насколько удачно семейная жизнь сложилась у них самих. Остальные факторы - пол, возраст, уровень жизни - хотя и влияют на оценку важности, имеют меньшее значение.
Только 2% россиян говорят, что в их планах не было создания счастливой семьи. Чаще всего отрицательно оценивают свои возможности вдовствующие (29%) и разведенные (38%), что в целом объяснимо тем, что, с одной стороны, с увеличением возраста (а он для разведенных и вдовых заметно выше, чем, к примеру, для не состоявших в браке) сложнее найти супруга, а с другой, - что прошлый не совсем удачный опыт дестимулирует новые попытки. При этом вызывает опасение пессимизм 14% никогда не вступавших в брак, находящихся в гражданском браке или имеющих постоянного партнера (почти половина из них в возрасте до 31 года). Для состоящих в браке доля тех, кто говорит, что хотел бы иметь счастливую семью, но вряд ли у него это получится, составляет всего 8%. В целом россияне довольны отношениями в своих семьях: более половины оценивают их как хорошие и лишь 6% - плохие. Оценка ситуации в семье не зависит от того, собственная ли это семья или так называемая родительская семья. Итак, семья как таковая не утрачивает своей ценности для россиян и остается областью приложения усилий для достижения успеха, но при этом обретает новые 1 Данные исследования национальной идентичности, проведенного в 2003 г. в рамках Международной программы социальных исследований "International Social Survey Programm (ISSP)". 2 Для выделения различных групп по уровню жизни использовалась методика выделения 10 страт по индексу уровня жизни (ИУЖ), разработанная рабочей группой ИКСИ РАН. [Подробнее см. 10]. стр. 70 формы. Образование новых и модификация старых форм семей с соответствующими типами отношений - проблематика, активно дискутируемая в работах демографов и социологов, в том числе российских (см., к примеру, уже упоминавшиеся выше работы А. Вишневского, С. Захарова, С. Голода, Т. Гурко и др.). Абстрагируясь от трансформации форм брачности, остановимся на том, каковы же желаемые и реализуемые отношения главенства/подчинения в российских семьях. Какая семья нужна современным россиянам? Примерно в равной степени среди российского населения распространен запрос на 3 типа семьи: патерналистскую (быть главой семьи и принимать важные для нее решения должен старший в семье мужчина), прагматическую (главой должен быть член семьи, способный лучше ориентироваться в современной ситуации и принять правильное с точки зрения интересов семьи решение) и консенсусную (главы вообще не должно быть, важные для семьи решения должны приниматься совместно, а мелкие - в соответствии с существующим разделением обязанностей) и не пользуется популярностью утилитаристская модель (главой должен быть тот, кто вносит наибольший вклад в семейный бюджет). В селах и поселках с традиционным укладом жизни наиболее часто встречаются приверженцы патерналистской модели, в то время как в мегаполисах с их высоким уровнем динамизма жизни, наиболее распространена прагматическая модель. Запрос к типу семьи у мужчин и женщин несколько различен: наиболее популярная модель среди женщин - консенсусная (34%), среди мужчин - патерналистская (34%). У не состоящих в браке наблюдается та же тенденция. Подобное несоответствие (см. об этом также [11]) не предопределяет возникновения конфликтов в браке. После вступления в брак россияне обоих полов чаще говорят о предпочтительности прагматической модели семьи и реже - утилитаристской, смягчая свои позиции и "идя на сближение". Следовательно, брак вносит коррективы в установки на тип семьи, снижая диссонанс между мужчинами и женщинами. Если же говорить о возрастных особенностях отношения к распределению ролей в семье, то значимо выделяются на общем фоне только россияне старше 50 лет: они чаще говорят о том, что главой должен быть мужчина.
Требования к типу семьи зависят и от уровня жизни респондентов. Так, в 1 - 2 стратах мужчины демонстрируют запрос на патерналистскую модель отношений, видимо, в связи с потребностью чувствовать себя "хозяином положения" для компенсации через свое место в семье приниженного положения в обществе, а женщины - на консенсусную. Дисбаланс несколько сокращается в 3 - 8 стратах, а в 9 - 10 стратах, т.е. в наиболее благополучных слоях, существует наименьшая рассогласованность запросов к типу семьи, и женщины чувствуют себя наиболее комфортно (см. табл.). Интересно, что запрос женщин на тот или иной тип семьи при переходе от бедных к более благополучным слоям меняется скорее в пользу прагматической модели. Мужчины менее склонны к патерналистской модели распределения ролей в семье. Т.о. в благополучных слоях процесс сближения установок мужчин и женщин на тип семьи идет более быстро.
Таблица Запрос к типу семьи в зависимости от пола и уровня жизни (% от числа опрошенных) 1 - 2 страты 3 - 4 страты 5 - 8 страты 9 - 10 страты Типы семей Муж. Жен. Муж. Жен. Муж. Жен. Муж. Жен. Патерналистская 39 23 35 22 34 21 28 16 Утилитаристская 12 13 7 11 10 11 12 15 Прагматическая 18 21 28 33 29 34 28 41 Консенсусная 31 43 30 34 27 34 32 28 стр. 71 Россияне до 30 лет демонстрируют большую несогласованность запросов на желательный тип семьи у мужчин и женщин, чем в старших возрастах. Более трети молодых мужчин из 1 - 2 страт (35%) придерживается патерналистской модели, в то время как более половины женщин - консенсусной. Несколько меньшая рассогласованность среди молодежи разного пола из более благополучных страт. Среди молодых женщин из 9 - 10 страт резко вырастает расположенность к утилитаристской модели семьи, т.е. в их глазах становится правомерным главенство в семье того, кто вносит наибольший вклад в семейный бюджет. Этот процесс фиксировался исследовательским коллективом ИС РАН уже в 2002 г. [12]. Как решается в семьях вопрос управления семейными финансами? В 33% деньгами при любых видах трат распоряжается в основном женщина, в 8% - мужчина. В 22% семей - женщина и в 3% семей - мужчина отвечают за текущие расходы, а крупные траты планируются ими вместе. Еще 28% планируют все расходы совместно и их деньги находятся в общем пользовании, 6% имеют раздельные бюджеты и каждый тратит то, что получает. Таким образом, более чем в половине случаев женщина играет ключевую роль в распоряжении семейным бюджетом. Стоит отметить, что в семьях сторонников патерналистской модели управление финансами осуществляется обычно при непосредственном участии женщин, в трети случаев она реализует его всецело самостоятельно. Сторонники утилитаристкой модели в половине случаев передают право траты денег женщине. В семьях, считающих, что главой должен быть тот, кто лучше ориентируется в текущей ситуации, распоряжение деньгами происходит в основном либо совместно, либо осуществляется женщиной. Сторонники же консенсусной модели принимают решения относительно семейных трат совместно, и это единственная группа, где представления о распределении ролей и реальное поведение ее членов в значительной степени совпадают. Таким образом, наибольшее соответствие между запросом на тип отношений в семье и его реализацией наблюдается у россиян, которые нацелены на полноправное партнерство. В целом же, полученные данные позволяют говорить о том, что переход от традиционных для России патерналистских отношений к новым формам, очевидно отражает идущий процесс трансформации внутрисемейных отношений. При этом в данной сфере общественной жизни фиксируются очаги локализованного возрождения спроса на традиционалистские установки. Внутрисемейная иерархия, частично выражающаяся в распределении ролей, как уже отмечалось, способна вызывать разногласия при несоответствии ожиданий супругов. Однако это не единственная причина внутрисемейных конфликтов. Изучение их причин и следствий конфликтов традиционно привлекает внимание исследователей [13]. Наиболее популярны в этом случае конфликты с разделением труда в семье между мужчиной и женщиной [14]. Существует точка зрения, что "детерминантой успешного, не несущего внутри- и межличностных конфликтов совмещения сфер работы и семьи является не полоролевая ориентация, а, скорее, малоизученные пока особенности стратегий этого совмещения" [15, с. 71]. При некотором доминировании проблематики разделения труда в семье при анализе конфликтов в академической литературе рассматривается и актуальная для России проблематика внутрисемейных конфликтов в связи с изменами, наркоманией и алкоголизмом, а также материальными затруднениями и т.д. [16]. Почти треть респондентов говорит о том, что в их семьях не бывает конфликтов, 35% отмечают конфликты из-за материальных трудностей, 18% - пьянства и наркомании, по 17% - несовместимости характеров и воспитания детей. Остальные приводят к конфликтам в семьях не более 10% россиян (см. рис.). Зарубежные исследования, которые при изучении конфликтов в семьях закладывают схожий набор причин, получают качественно иную градацию по распространенности. Так, одно из американских исследований, включавшее изучение в числе возможных причин конфликтов вредные привычки, межличностные отношения (с стр. 72 детьми от предыдущего брака и т.п.), проведение досуга, материальные вопросы (как траты, так и заработки), друзей, работу, семейные обязанности, вопросы, связанные с детьми, личностные особенности супругов (болтливость, застенчивость, склонность к флирту и т.д.), интимные вопросы, обязательства по отношению друг к другу и отношениям в целом, особенности общения (недопонимание одним высказываний другого и т.п.) [17], выявило, что наиболее распространенными были конфликты из-за детей, за ними следовали домашние обязанности, вопросы общения, проведения досуга и только потом работы и денег3. Ряд зарубежных исследований фиксирует неблагоприятное для семьи влияние ее плохого материального положения [18], то, что оно пагубно влияет на отношения в семье [19], а бедность стимулирует нестабильность брака [20]. Согласно нашему исследованию семьи, в которых возникают конфликты из-за пьянства и наркомании, характеризуются наибольшим пессимизмом относительно 3 Безусловно, сравнение данного исследования с описываемым в статье по данным 2009 г., неправомерно в силу особенностей выборки первого
В целом о планах рождения еще одного ребенка заявляют 6% россиян, 15% не могут сказать ничего определенного относительно этого вопроса и 3% отложили его решение в связи с текущей экономической ситуацией. Остальные 76% не планируют рождения ребенка в ближайшие 1 - 2 года. При этом молодежь достаточно часто (практически в трети случаев) затрудняется говорить о своих планах относительно деторождения, хотя именно в ее возрасте данный вопрос является наиболее насущным, а это означает, что молодые россияне не столько не хотят детей, сколько не озабочены планированием собственной жизни в столь важной для нее сфере. Этот вывод корреспондируется и с результатами других исследований [22]. Пик планирования рождения ребенка приходится на возраст 26 - 30 лет - об этом в данной группе говорят 17%. До кризиса рождение ребенка планировали 29% представителей этой возрастной группы. Появление ребенка чаще планируют те, у кого детей нет. Так, молодежь в возрасте до 31 года, у которой нет детей, в 16% случаев планирует рождение ребенка и в 34% случаев не знает, как сложатся обстоятельства. Среди россиян без детей в возрасте 31 - 40 лет доля тех, кто планирует завести ребенка, несколько выше - 21%, т. к. с увеличением возраста актуализируется потребность в ребенке даже в условиях экономического кризиса. Интересен при этом тот факт, что для российской молодежи дети являются не только свидетельством крепких и хороших отношений, но и способом скрасить или "склеить" плохие. Так, среди россиян в возрасте до 31 года отношения в семье у которых хорошие или удовлетворительные, 13% говорят о том, что в ближайшие 1 - 2 года планируют рождение ребенка. Для тех же, кто оценивает отношения в семье как плохие, этот показатель равен 18%. Россияне постарше, в возрасте 31 - 40 лет, более осторожны в вопросе рождения ребенка в условиях плохих отношений в семье, но и в этой группе тенденция компенсировать ребенком плохие отношения в семье сохраняется. Этот факт вызывает некоторое беспокойство, т.к. подобное отношение российской молодежи к рождению детей повышает риск увеличения численности неблагополучных семей, причем как неполных, так и просто семей с неблагоприятным внутренним климатом, в котором невозможно воспитание физически и духовно здоровых детей, ведь, как писал Д. Коулман, "если человеческий капитал родителей не дополнен социальным капиталом, воплощенным в семейных отношениях, то он не играет большой роли в образовательном уровне ребенка, вне зависимости от того, каковы размеры человеческого капитала родителей" [23, с. 132]. Чаще всего даже в условиях кризиса рождение детей планируют или допускают наиболее благополучные слои населения, в них собирается завести детей каждый десятый (в 3 - 8-й стратах этот показатель вдвое, а в 1 - 2-й - впятеро ниже), что фиксировалось и в докризисные годы [24]. Это неудивительно, т.к. согласно данным других стр. 75 исследований, среди причин, которые мешают реализовать репродуктивные предпочтения, 75% россиян выделяют финансово-материальные проблемы [8]. На стратегию деторождения влияет также и ситуация на работе, что определяет для них дополнительные риски потери доходов. Так, среди тех, кто говорит о высокой вероятности потери работы в ближайший год, рождение ребенка планируют лишь 4%, а тех, кто исключает такую вероятность, - 14%. Таким образом, помимо экономических последствий кризис уже нанес и еще нанесет нашей стране значительный демографический ущерб. Если же говорить о теоретических выводах, то можно констатировать, что хотя в России фиксируется снижение рождаемости и откладывание реализации репродуктивной функции семьи во времени, практика сознательного планирования рождения детей в рамках общей стратегии развития семьи находится еще в зачаточном состоянии. Таким образом, российская повседневность постепенно меняется и в столь важной для населения страны сфере, как семейные отношения. Однако эти процессы имеют противоречивый характер, и хотя некоторые из них свидетельствуют о реализации второго демографического перехода, другие заставляют с большой осторожностью говорить о его успешности и благотворности.
Список литературы
1. Демографическая модернизация в России 1900 - 2000 / Под ред. А. Г. Вишневского. М.: Новое изд-во, 2006.
2. Цит. по: Захаров С. Перспективы рождаемости в России: второй демографический переход // Отечественные записки. 2005. N 3 (23). С. 124.
3. Голод С. И. Социолого-демографический анализ состояния и эволюции семьи // Социол. исслед. 2008. N 1; Федотова Ю. В. Проблема понимания кризиса семьи // Социол. исслед. 2003. N 11; Гурко Т. А. Трансформация брачно-семейных отношений / Россия: трансформирующееся общество / Под редакцией В. Л. Ядова. М.: Изд-во Канон-пресс-Ц, 2001.
4. Здравомыслова О. М. Семья: из прошлого - в будущее / Интернет- конференция 'Тендерные стереотипы в современной России", 01.05.06 - 07.07.06. Доступна на http://www.ecsocman.edu.ru/db/msg/281530.html
5. См.: Васильчук Ю. А. Социальное развитие человека. Фактор семьи // Общественные науки и современность. 2008. N 3.
6. См.: Захаров С. В., Малева Т. М., Синявская О. В. Программа "Поколения и гендер" в России: вопросы методологии / Родители и дети, мужчины и женщины в семье и обществе / Под науч. ред. Малевой Т. М., Синявской О. Я. М.: НИСП, 2007.
7. См.: Карцева Л. В. Модель семьи в условиях трансформации российского общества / Социол. исслед. 2003. N 7.
8. Варламова С. Н., Носкова А. В., Седова Н. Н. Семья и дети в жизненных установках россиян // Социол. исслед. 2006. N11.
9. Митрикас А. А. Семья как ценность: состояние и перспективы ценностного выбора в странах Европы / Социол. исслед. 2004. N 5.
10. Тихонова Н. Е., Давыдова Н. М.. Попова И. П. Индекс уровня жизни и модель стратификации российского общества // Социол. исслед. 2004. N 6. 11. Горлач М. Г. Гендерный аспект семейно-ролевого диссонанса // Социол. исслед. 2002. N 1. 12. См.: Женщина новой России: Кто она? Чем живет? К чему стремится? / Под ред. Горшкова М. К., Тихоновой Н. Е. М., РОССПЭН, 2002. 13. Вдовина М. В. Межпоколенные конфликты в современной российской семье // Социол. исслед. 2005. N 1; Frank D. Fincha, Steven R.H. Beach Conяict in marriage: Implications for working with couples / Annual Review of Psychology. 1999. Vol. 50.
14. Esther S., Kluwer, Jose A.M. Heesink. Event Van de Vliert. The marital dynamics of conяict over the division of labor // Journal of Marriage and the Family. Aug 1997. Vol. 59(3); Барсукова С. Ю., Радаев В. В. Легенда о гендере. Принципы распределения труда между супругами в современной городской семье // Мир России. 2000. N 4.
15. Турецкая Г. В. Деловая активность женщин и семья // Социол. исслед. 2001. N 2. 16. Paul R. Amato, Stacy J. Rogers. A longitudinal study of marital problems and subsequent divorce // Journal of Marriage and the Family. Aug 1997. Vol. 59 (3). 17. Lauren M. Papp, E. Mark Cummings, Marcie С. Goeke-Morey For Richer, for Poorer: Money as a Topic of Marital Conяict in the Home / Family Relations. Minneapolis. 2009. Vol. 58 (1). 18. Ruth X. Liu, Zeng-yin Chen. The Effects of Marital Conяict and Marital Disruption on Depressive Affect // Social Science Quarterly. 2006. Vol. 87(2). стр. 76 19. Aseltine Robert H., Ronald C. Kesster. Marital Disruption and Depressian in a Community Sample // Journal of Health and Social Behaviour. 1993. Vol. 34(3). 20. Horin Adele. How Poverty is Pushing Families into Divorce // Sydney Morning Herald Online. 2004. Доступно на http://www.smh.com.au/articles/2004/03/24/1079939718989.html 21. См. также: Юдина О. А. Численность и демографические особенности среднего класса в разных типах российских городов / Средний класс в современной России / Отв. ред. Горшков М. К., Тихонова Н. Е. Институт социологии РАН. М.: 2008; См.: Лежнина Ю. П. Основные социально-демографические факторы, определяющие риск попадания в малообеспеченные слои / Малообеспеченные в России: Кто они? Как живут? К чему стремятся? М.: Институт социологии РАН, 2008. 22. Захаров С. В., Сакевич В. И. Особенности планирования семьи и рождаемость в России: контрацептивная революция - свершившийся факт? / Родители и дети, мужчины и женщины в семье и обществе / Под науч. ред. Молевой Т. М., Синявской О. В. М.: НИСП, 2007. 23. Коулман Д. Капитал социальный и человеческий // Общественные науки и современность. 2001. N 3. 24. Малева Т. М., Синявская О. В. Социально-экономические факторы рождаемости в России: эмпирические измерения и вызовы социальной политике / Родители и дети, мужчины и женщины в семье и обществе / Под науч. ред. Малевой Т. М., Синявской О. В. М.: НИСП, 2007. стр. 77