Разговор о сексе в эпоху посмодернити неизбежно должен начаться с истории и развития самого понятия посмодернити. Вначале следует определиться с понятиями «модерна», «постмодерна». Эти термины в современной социологии и философии означают особое мироощущение, они относятся главным образом к стилям или направлениям в литературе, живописи, скульптуре и архитектуре, касаясь аспектов эстетической рефлексии о природе модернити. Модернити означает определённый исторический тип общества, в котором за людьми была признано право быть единственными хозяевами собственной жизни. Эпоха модернити открыла широкий простор для несогласия и сопротивления любым обстоятельствам, считавшимся неудобными и воспринимавшимся как тягостные. Эпоха модернити обещала всеобщее счастье и уничтожение любых неоправданных мук и лишений. Она предполагала также признать неоправданными любые тяготы. Основополагающие документы эпохи модернити – американская Декларация независимости и французская Декларация прав человека и гражданина – провозглашали право каждого человека на достижение счастья. При этом считалось, что обеспечение этого права есть важнейшая функция государства.
С тех пор как стали очевидными социальные пороки индустриальной системы, на Западе зародилось стремление выйти за рамки модернити и реализовать качественно новое социальное состояние «после модернити» (постмодернити, постсовременное общество).
Особенностью этого формирующегося состояния социума является невозможность его четкого терминологического определения. Постмодернити – это ни историческая эпоха, ни культурная или политическая тенденция с однозначными характеристиками.
«Постмодернити» означает, что общественное развитие уводит нас от институтов модернити в направлении к новому и особому типу общественного строя. При этом важнейшие изменения коснулись не столько технологий или принципов хозяйствования, сколько мироощущения людей и стереотипов поведения. Человек перестал чувствовать себя хозяином и творцом внешних условий своего существования. Общим результатом стало разрушение морали, а также предельная индивидуализация человеческого существования, когда человек рассматривает в качестве субъекта лишь самого себя и полагает всех себе подобных не более чем частью враждебного объективного мира.
Зигмунт Бауман, современный английский мыслитель, представил свой анализ перехода от эпохи модернити к новому социальному порядку, качественно отличающемуся от существовавшего в развитых странах вплоть до середины ХХ века.
Книга Баумана «Индивидуализированное общество» появилась на книжных прилавках Европы в прошлом году и едва ли не сразу была признана весьма значительным явлением современной социологии. Ее автор, снискавший себе научный авторитет и славу самого оригинального из британских академических социологов, объединил в этой книге ряд своих статей и выступлений, относящихся ко второй половине 90-х годов, но сделал это столь искусно, что на читателя она производит впечатление целостного и фундаментального философского исследования.
Как же характеризуется современное общество постмодернити в работе Баумана? Три главных его признака, как следует из книги, это: утрата человеком контроля над большинством значимых социальных процессов; возрастающая в связи с этим неопределенность и прогрессирующая незащищенность личности перед лицом неконтролируемых ею перемен; и, наконец, возникающее в таких условиях стремление человека отказаться от достижения перспективных целей ради получения немедленных результатов, что в конечном счете приводит к дезинтеграции как социальной, так и индивидуальной, жизни.
Как следствие, общество начала XXI века характеризуется, с одной стороны, стремительным усложнением экономических процессов, а с другой – все более явной фрагментированностью человеческого существования. Противоречие между этими процессами и составляет основную проблему современного общества; сегодня нетрудно заметить, что при всей «индивидуализированности» социума в нем побеждают именно тенденции к самодостаточности хозяйственных процессов, в то время как социальное начало становится все менее значимым. Именно в этом кроется основная причина того, что современное общество пропитывается антигуманизмом, а современный человек становится все более дезориентированным, ограниченным и беспомощным.
Особенного анализа удостоился в работе Баумана вечно-животрепещущий вопрос секса.
По словам философа, «секс, эротизм и любовь связаны между собой, но существуют отдельно. Они едва ли могут обойтись друг без друга, но их существование проходит в непрерывной войне за независимость
». Бауман принимает прекрасную метафору Октавио Паза: над первобытным огнем секса, зажженным природой задолго до первых шагов человечества, поднимается красное пламя эротизма, над которым трепещет и дрожит слабое голубое пламя любви. Без огня не было бы пламени, но в красном и голубом пламени, и даже в каждом из них по отдельности, заключено гораздо больше, чем в том огне, из которого они поднимаются.
Но эту диалектику Бауман связывает с разными культурными стратегиями. В новое время «эротизм вынужден был оправдывать свое существование через сексуальную (репродуктивную) полезность, в то время как третий элемент – любовь – являлся желанным, но не слишком обязательным украшением… Во второй стратегии любовь признается единственным законодателем, а эротизму отводится образ ее прислуги, в то время как его связь с сексуальностью не одобряется или сводится к роли несущественного, даже если и приятного атрибута
». А в обществе постмодернити эротизм провозглашает полную независимость как от секса (репродукции), так и от любви, объявляя себя самодостаточным: «желание не желает удовлетворения. Напротив, желание желает желания
».
Рассматриваемый с этого ракурса, эротизм постмодернити выглядит беспрецедентным. Он кажется воплощением прорыва и новизны. Эротизм постмодернити не вступает в союз ни с сексуальным воспроизводством, ни с любовью, «провозглашая полную независимость от обоих и категорически отказываясь нести ответственность за то влияние, которое он может оказать на их судьбу; он гордо и смело объявляет себя единственной и достаточной причиной и целью
».
При этом профессор Бауман замечает, что свободный от условностей эротизм эпохи постмодернити также свободен вступать в любые союзы и покидать их по расчету, но при этом «оказывается легкой добычей сил, стремящихся использовать его способности обольщения
». Прежде всего автор упоминает об «эротизации» комм
». Но этому препятствует один фактор: в отличии от секса, для эротизма очень сложно опередить социальную норму. В эротизме нет нормы «здоровья»; есть только «соответствие». А «в игре, называемой соответствием, игрок является одновременно и скрипкой, и скрипачом. Стремящаяся к соответствию личность ищет приятных, волнующих и захватывающих ощущений, но собирателем ощущений выступает само это тело и в то же самое время его владелец, охранник, тренер и режиссер. Две эти роли обладают изначальной несовместимостью. Первая требует полного погружения и самозабвения, вторая – отдаленности и трезвой оценки
».
Все три проблемы ежедневно вызывают массу беспокойств; более того, беспокойство – специфическое для постмодернити бедствие – вряд ли может когда-нибудь быть излечено и устранено.
Но мало того, что все противоречия, присущие повседневному существованию собирателя ощущений, фокусируются в его сексуальной жизни. Возникает еще и дополнительная трудность, порожденная врожденной монотонностью и прямотой секса. В эпоху постмодернити сексуальная активность сфокусирована на эффекте оргазма. Секс постмодернити направлен только на оргазм. Его главнейшая задача – поставлять все более сильные, бесконечно разнообразные, предпочтительно новые и беспрецедентные переживания. «Однако в этой области вряд ли можно достичь окончательного результата, и поэтому достижение высшего сексуального опыта остается вечной проблемой, никакой фактический сексуальный опыт не является совершенным, и, тем самым, ничто не устраняет необходимости в дальнейших тренировках, рекомендациях, советах, рецептах, лекарственным препаратах или технических приспособлениях
» — пишет Бауман.
Еще одно интересное замечание о том, что наиболее яркой характеристикой эротической революции эпохи постмодернити является разрыв уз, связывавших эротизм, с одной стороны – с сексом (в его главной репродуктивной функции), и с другой – с любовью. В культуре постмодернити заложены предосторожности, освобождающие эротизм от ограничений, биологически налагаемых репродуктивным потенциалом секса, а культурно — от требований вечной любви и строгой верности. Таким образом, эротизм освобождается от звеньев, связывающих его с производством бессмертия — как физического (которое заключается в продолжении человеческого рода), так и духовного (в так любимом романтиками всех времен и народом «преодоление» смерти через «бессмертную» любовь). Взамен постмодернити предлагает новую версия бессмертия — жизнь, проживаемую мгновенно и приносящую наслаждения здесь и сейчас.
Постмодернистское «разрушение бессмертия» обеспечивает эротическому воображению и практике такую свободу эксперимента, какой они никогда раньше не обладали. «Эротизм постмодернити абсолютно свободен; он может вступать в химические реакции практически с любым веществом, подпитывать любые другие эмоции и виды деятельности или извлекать из них соки
».
Эротизму постмодернити дышит в затылок сексизм. Рутинное замечание о том, как хорошо выглядит сегодня коллега, скорее всего будет расценено как сексуальная провокация, а предложение чашечки кофе – как сексуальное домогательство. Призрак секса бродит по офисам и аудиториям колледжей; угроза таится в каждой улыбке, взгляде, обращении. «Итоговым результатом всего этого становится быстрое истощение человеческих отношений, лишение их близости и эмоциональности и, в конечном счете, угасание желания в них вступать и их поддерживать» — пишет профессор.
В одной стране за другой суды легализуют понятие «супружеское изнасилование»; сексуальная связь более не считается супружеским правом и обязанностью, и принуждение к ней может классифицироваться как наказуемое преступление
Еще одно новое, что привнесло в область секса и эротизма эпоха постмодертити — это изменение взглядов на детскую сексуальность, а также на место детской сексуальности во взрослом мире. Для эпохи модернити был свойственен постоянный контроль над детской сексуальностью; прежде всего, каждая частичка интимной жизни ребенка была заполнена многочисленными предосторожностями «руки прочь от своего тела!».
Нынешнее общество, перестав подслеживать за потенциально онанирующими детьми, переключилось на потенциально сексуальные домогания родителей в сторону своих детей. В результате под угрозой судового преследования неизбежно оказались область физических контактов родителей и детей; мужчины (а иногда и женщины) боится посадить себе на колени пятилетнюю племянницу, а тем более подойти на улице к плачущему малышу.
Почему это все происходит? Не в последнюю очередь из-за того, что хотя культура постмодернити и превозносит удовольствия секса, а также призывает наполнить каждый уголок и трещинку жизненного пространства эротическим смыслом; но при этом та же культура однозначно запрещает рассматривать другого искателя ощущений как сексуальный объект. Реальность же состоит в том, что в каждом эротическом общении мы являемся и субъектами, и объектами желания. «Противоречащие друг другу культурные посылки в неявной форме подрывают то, что в явном виде восхваляют и поощряют. Эта ситуация чревата психическими расстройствами, все более тяжелыми из-за того, что сегодня уже неясно, что есть «норма» и какой вариант «следования норме» помог бы их излечить».
В заключение хотелось бы сказать следующее. Социальная критика составляет, безусловно, главный лейтмотив и пафос как частного исследования секса и эротизма в эпоху постмодернити, таки вообще всей книги Зигмунта Баумана. Можно даже сказать, что в этой критике автор видит и цель данной своей работы. Разделяя идеалы гуманистической традиции, профессор Бауман резко обрушивается на современное общество, показывая, в первую очередь, сколь глубок кризис, поразивший большую часть населяющих это общество людей, сколь неустойчив и неспособен к саморегуляции социум, члены которого не имеют представления о собственных долгосрочных целях и, более того, стремятся вообще уйти от таковых.