Философия и культура
Введение
Философии как специальному, систематизированному знанию несколько тысячелетий. Что касается философствования как особого размышления людей о себе, о смысле жизни и о Мире, то его возраст, скорее всего, равен времени существования человечества. Но тогда-то мы и сталкиваемся со странным парадоксом: при такой длительности существования, нет, пожалуй, другой области знания, которая до сих пор не имеет единства в истолковании своих проблем, единой структуры философского знания и общих методов исследования, а также достаточно точного очертания своих границ. Далеки от единства позиции различных ее направлений: от неотомизма до марксизма и современного постмодернизма. Итогом такого положения является отсутствие единой дефиниции философии даже в рамках любого из многих существующих философских направлений.
Однако общее положение философского дела позволяет в XXI веке сформулировать те вопросы, которые смогут приблизить нас к пониманию природы указанного парадокса и способствовать его решению. А решение для современной философии и в век глобализации необходимо, и оно есть. Для начала зададим три следующих вопроса. Всё же имеется ли сходство у множества направлений философии, или между ними только принципиальные различия? Философия – совокупность оценок (аксиология), личностных представлений или всё же специализированное знание? Если это знание, то какова его форма: научное? ненаучное? субъективное? объективное? Выделяются эти вопросы потому, что, только отвечая на них, можно приблизиться и к четвертому, но в данном случае концептуальному вопросу для самой философии как особой форме знания: почему философий много?
Ведь не испытывают мук неопределённости в интерпретации своих предметов такие давно сложившиеся науки, как математика, астрономия, химия, физика, несмотря на довольно значительные в рамках истории изменения их содержания, структуры и дефиниций. Более того, возникло и конституировалось множество новейших по возрасту наук, например генетика, кибернетика, экология. Однако и научная литература, и учебники по этим наукам фактически едины для всех стран и народов. Почему же такое разнообразие «философий» и их определений?
Может быть, так и должно быть с философией? Тем более что многие авторы и в прошлом, и в настоящем вообще отказывают философии в месте среди научного знания, которое, собственно, только и может быть общечеловеческим, единым. Чаще всего в западноевропейской и российской традиции это обосновывается противоположностью идеализма и материализма, а ещё и тем, что философию делили на научную и ненаучную, отнеся к последней всю не марксистскую. Потому и существующие философские учения и школы сегодня и самих-то философов не убеждают, и многообразие «философий» и направлений не убывает. В последние десятилетия, скорее всего, от растерянности перед множеством направлений и школ шумно заговорили о плюрализме вообще даже научного знания. Стало модным соотносить философское знание с ценностным, а потому, якобы, оно не может быть общетеоретическим.
Вузовский курс философии дает возможность студенту самому установить для себя философские основания своего мышления. Но для этого необходимо знать историю философской мысли, концептуальные основания и принципы философствования своей эпохи. Задача учебного пособия – показать, как общее в современной философии, так и расхождения, дискуссионные проблемы и их причины. Вот почему начинать рассуждение об общих проблемах необходимо либо с постановки гипотезы, либо с неоспоримого никем, соответствующего теме какого-либо факта, если, конечно, он есть. Представляется, что у данной проблемы есть возможность решения с опорой и на гипотезу, и на факт, что вытекает из следующего.
По используемой ныне хронологии человечеству много лет, а как современному типу людей всего 35–40 тысяч лет. И в качестве исходного, а здесь – опорного факта следует указать, что абсолютно все археологические и исторические источники: материальные, мифологические, в более раннее по отношению к нам время – письменные и художественные – в одном трактуются мировым научным сообществом однозначно. Оно едино в том, что все известные памятники далекого прошлого демонстрируют попытки человечества отобразить себя и воспринимаемую природу в определенном единстве, что у человечества исторически изначально появилась форма рассуждения и мышления, названная через десятки тысяч лет, лишь в VI веке до н.э., термином «философия». Все согласны с тем, что собственно философия сформировалась в особый круг проблем со своими принципами их осмысливания, способами решения и «специалистами» – философами, мудрецами лишь в первом тысячелетии до новой эры. Но уже в древних Китае, Индии и в Греции философия достигла не только общественной востребованности, но и высокого для эпохи уровня аргументации своих рассуждений.
И это естественно, так как для человечества с начала его формирования характерно осмысливание возникающих перед ним проблем существования не только со стороны частностей, но и через обобщение. Для сознательной жизни, сколь примитивными ни были сознание или сама жизнь, индивид, род, племя должны идентифицировать себя как часть и целое, как «свой – чужой». Без представлений о себе, о Космосе (небе), о природных стихиях именно как об определенном единстве, Мире как целостности люди не могут установить нормативность жизни, включая систему табу, не могут вписать себя в систему отношений с соседями, природой. Потому-то соответствующее исторической эпохе понимание взаимообусловленности происхождения, свойств и закономерностей действительности – это существенная характеристика человечества.
История всех народов, человечества в целом позволяет установить: потребность в философском знании по своей природе – общественная, а не исключительно личностная, и потому философия как общественный феномен объективна так же, как любое общечеловеческое теоретическое знание. Субъективность в нее привносилась и привносится до сих пор тем, что рассуждают все-таки люди как личности, как чувственные субъекты. Однако нельзя не видеть, что в таком положении находится любое знание, в том числе и научное, то есть и естествознание. Род, племя, отдельное общество как конкретные социальные элементы в равной мере не могут существовать без языка, без эмпирического знания, без философии, которая (и в этом её специфика) всегда – мировоззрение. Это принципиальное и одновременно концептуальное положение для понимания характера философского знания: оно по своей сущности объективно, несмотря на присутствие в нем проблемы человека и его деятельности.
И потому фактически, во-первых, человечеству изначально присуща попытка формирования понимания себя и Мира, Действительности именно как знания о картине единого мира, а не толкование субъективных, отдельных ощущений. Во-вторых, единая картина мира – это необходимая часть философии. Наконец, в-третьих, и как продукт общественной потребности, и как типичный для такого понимания доисторический натурализм и космологизм характеризуют генетически присущее философии стремление к единству с естествознанием, следовательно, для неё объективно и естественно постоянное движение ее суждений к истинности, к научной форме знания. Существующая множественность направлений и форм философий также выдает осознанное стремление философов к истинности, побуждает поиски её критерия, что как раз и демонстрирует вся философия прошлого и настоящего.
Философия как специфическая форма рассуждения и знания не только появилась на заре человечества, она сыграла решающую роль в его становлении и формировании. Не будет при этом преувеличением заключение, что, скорее всего, не столько скребок и рубило, костяная игла, каменный топор и копье, сколько «философствование» превратило биологическую жизнь в социальную. Без философии как мировоззрения и картины мира нет ни человечества, ни человеческого в индивиде. А это-то и требует от философии общечеловеческого, общетеоретического содержания, стремления к истинности своих суждений, целостности и обоснованности знания, а не описания потока впечатлений.
Здесь важно уточнение о первичной форме философии: её, собственно, как и любой другой из ныне существующих форм знания, в самостоятельном виде ранее VI века до н.э. не существовало. Всё доисторическое человеческое знание существовало в устной традиции в форме мифов, легенд, сказаний. Но у всех народов все обозначенные во введении философские проблемы, в том числе и картина мира, присутствуют.
1.
Объект, предмет и специфика философского познания
Поскольку философствование – это необходимое и существенное свойство человека, то оно имеет общие для всех людей правила и основания. Тем более что современная философия отличается от философии эпохи своего рождения тем, что освободилась от несвойственного ей познания частных проблем. Вот почему у всех народов, какой бы ни была их философия, наличествуют общие темы, проблемы, сюжеты и по содержанию совпадающие результаты размышлений, но выраженные сообразно их ментальности и культуре. Тогда почему до сих пор к ХХI веку не сложилось единое общечеловеческое философское знание? Более того, в конце ХХ века стало чуть ли не признаком научности утверждение о плюрализме философии, о всеобщем принципе плюрализма. Конечно, стоит признать, что в философии более чем в каком-либо познании дают о себе знать чувства и заинтересованность авторов, так как восприятие каждого отдельного человека субъективно и личностно переживается. Но и ответ в данном случае может быть только один. Множественность философий оттого, что многозначен и относителен сам объект философского знания. И именно от него специфика философского познания, отличающего его от всех других форм познания.
Любое знание – это знание о том, что исследователем, познающим индивидом выделено как нечто конечное и обладающее собственными свойствами, и тогда познающий есть субъект, а познаваемое для него – это объект. Специфика объекта философии в том, что де-факто он не имеет ни чувственно воспринимаемых границ, ни ощущаемой формы, ни чувственно воспринимаемых своих частей, элементов в отличие от объектов природы. Объект философии – это бесконечный Мир (природа, вселенная, космос) и Общество как их единство и особая целостность. И поскольку познание «неоформленного» невозможно, то объект философии, так или иначе, но всегда авторами конституируется как определенная реальность в форме Действительности (естественной и социальной). Не стоит поэтому удивляться разнообразию оснований для формулирования Действительности и даже бесконечным фантазиям в научно-литературных публикациях. Но, начиная с натурфилософии античности, со времен «стихийной диалектики», основным направлением в философии стало субстанциально-объективное. А оно требует необходимости опоры философии на данные естествознания, на использование научного знания о вещах, естественных объектах и их системах. Но до сих пор ряд философских направлений – от Беркли, О. Конта до современной постнеклассической философии – существует потому только, что игнорируют этот факт. Наконец, исключительная особенность философии еще в одной специфичности Действительности как ее объекта познания: из объекта философии нельзя устранить человека и человечество как факторы и феномены Действительности, следовательно, и сознание, и деятельность. Потому-то само человеческое знание и человеческая деятельность – это равноправные свойства Действительности, наряду с физическими, химическими и др. вещественными свойствами. Всем этим обусловливаются сущностные, базовые составляющие структуры философского знания: учение о Действительности, или онтология, учение о познании, или гносеология, и учение о человеке и обществе, или социальная философия (обществология).
В настоящее время положение усугубляется еще тем, что различие подходов и дефиниций имеет место и среди самих сторонников как идеализма, так и материализма. Достаточно сравнить, например, позитивизм и экзистенциализм, И. Канта и Г. Гегеля, Л. Фейербаха и К. Маркса, марксизм основоположников и «диалектический и исторический материализм» в дискуссиях его сторонников о предмете философии в 60-х и 80-х гг. недавнего прошлого».
Множественность философских направлений и школ, таким образом, не случайна. Она обусловлена собственно специфическим основанием самих философских проблем и, по существу, относится к области объективных факторов. К тому же причина первоначальной множественности учений и направлений в том, что задолго до эпохи Нового времени не философия, начиная с античной натурфилософии, опиралась на естествознание, а скорее, оно стремилось овеществить, натурализовать философские понятия и истины, логос перенести на толкование природы, Мира – на естественное знание, на само бытие. По сути, так можно рассматривать и Гераклита, и Парменида, и Пифагора, и Демокрита, и Платона. И лишь декартовский механицизм поставил философию в зависимость от естественнонаучных истин. Это одно. Но важнее другое. С некоторой условностью можно утверждать, что всё первоначальное не только философское, но и оформляющееся естествознание устанавливало свою истинность методом очевидности, который в XX веке был трансформирован позитивистской философией как верификация. Эксперимент, поставленный опыт, фактическое инструментальное подтверждение учений длительное время не требовалось и не проводилось даже в самом естествознании. Потому-то уже сложившееся философское знание ещё долгое время отдавало основное внимание логике, понятиям, их соотношению с вещами, дискуссиям рационализма, сенсуализма и интуитивизма и было достаточно высокомерным по отношению к естественнонаучному знанию. И здесь перелом фактически наступил тоже в Новое время.
И еще. В прошлом и настоящем множественность философских направлений провоцируется абсолютизацией одного какого-то, часто даже верного, принципа или суждения. При этом почти автоматически сами школы, направления философии попадают в ситуацию альтернативности. В самом деле, и огонь, и число, и атом, и идея древних – не что иное, как абсолютизация «начал», и она переносилась в рамках определённых мировоззренческих позиций на все формы знания и их объекты. После Ф. Бэкона и Р. Декарта прошло не одно столетие, и потребовалась попытка О. Конта и его последователей – позитивистов поднять статус естественнонаучного знания перед философией, прежде чем только на переломе XIX–XX веков, и в основном в рамках марксизма, уже окончательно философия стала основываться на данных науки о природе, на выводах естествознания. Но одновременно известный «основной вопрос» философии – разве не та же самая абсолютизация в философии марксизма? Вот почему вряд ли следует ко всем философским направлениям подходить либо с позиций альтернативы, либо с позиций плюрализма. В каждом из них есть позитивные моменты, требующие осмысления и принятия.
И как гипотезу на основе изложенного можно предложить вывод: поскольку за три последних тысячелетия ни материализм, ни идеализм не оказались в целом ни ложными, ни заблуждениями, постольку в каждом из этих философских направлений есть именно общечеловеческое знание, то есть объективность, есть истинность. Следовательно, если рассматривать историю философии и её современные учения с этой позиции, то нельзя не признать наличия во всех них позитивного содержания. Но тогда нельзя не исходить из наличия во всех ныне существующих «философиях» абсолютизации, заблуждений и ложности. Парадокс? Вряд ли! Всё дело в своеобычной специфике философии среди любых иных форм человеческого знания, в значительной части самих её начал и в способах, методах установления их истинности, о которых и сказано выше.
Начал у философии из-за особенной специфичности объекта и её мировоззренческого статуса может быть множество как объективных, так и субъективных. Вот почему фактически нельзя отказать ни одному прошлому и существующему ныне философскому направлению, будь то феноменология, марксизм, позитивистские школы, кантианство, персонализм, экзистенциализм и даже номинализм и реализм средневековья, в наличии именно общечеловеческого содержания. Дело в том, что каждое из них обращает внимание на какую-то одну вполне конкретную сторону, на отдельный феномен Действительности как на предмет если не собственно философского, то определённого позитивного научного осмысления. Тем более что в традициях восточной философии нет, например, такой выраженности европейской альтернативности идеализма и материализма. На что, кстати, неоднократно указывалось даже в рамках марксизма.
Об особенностях философии говорят и философы, и нефилософы. Специфика философии уже в том, что для неё любая проблема в любой её области – от истолкования объекта, предмета, структуры, инструментария до сущности человека и смысла жизни – в орбите рефлективности. И именно абсолютизация этого факта чаще всего и кладётся в основу выводов об искусственности философского знания, о его аксиологическом характере. А наряду с рефлективностью философского знания сложность философии объективно обусловливается особостью его объектной и предметной базы. Претендуя на всеобщность своих суждений, философия, хочет того философ или нет, объектом берёт вполне определённую предельную систему: Мир не как формально целое, не как безличное «нечто», а как такую Вселенную, частью которой оказывается сама личность, общество, человечество со всеми произведенными им продуктами.Включая, естественно, понятия, категории и само знание вцелом. Вот это-то и является принципиальным фактором и точкой расхождения в философии, обусловливает различие её направлений и школ, ибо трансформирует объект из «нечто» в Действительность. Но это же означает неправомерность элиминирования из объекта философского исследования сознания или даже наличия определённой «предустановленности», а тем более искусственности. Строго говоря, это значит, что философское знание тем и отличается от естествознания и даже от любых форм иного гуманитарного знания, что философ перестаёт быть собой именно как философ, становясь на путь исследования объекта в так называемом «чистом виде», «самого по себе». Для философии такого объекта нет.
Формально это старая проблема, к тому же заложившая основу не только множественности философских учений и направлений, но и деления на материализм и идеализм. Потому и заслуживает соответствующего прочтения известный тезис К. Маркса, что «главный недостаток всего предшествовавшего материализма (включая и фейербаховский) заключается в том, что предмет, действительность, чувственность берётся только в форме объекта или в форме созерцания, а не как чувственно-человеческая деятельность, практика, не субъективно».
По сути, это суждение о сближении, точнее, о не противопоставлении материализма и идеализма. Другое дело, насколько серьезно мы сами это воспринимаем. Ведь отсюда чаще делается вывод о философском знании как несущем в себе ценностно-оценочную составляющую, о субъективности как о личностном понимании Мира и даже об аксиологическом характере философии в целом. Такая позиция вообще становится для одних концептуальной (неокантианство, «философия жизни», феноменология, прагматизм), для других – одной из философских аксиом (философская антропология, некоторые, а ныне даже почему-то многие, авторы, вышедшие из марксистской философии).
Ценностное отношение людей к миру, к отдельным феноменам и вещам, бесспорно, имеет место. Но вряд ли истинной будет позиция абсолютизации этого фактора. Ибо тогда «действительность» в указанной интерпретации явно не сам Мир, не то, что есть собственно объект философии, а лишь ранжированная в соответствии с ценностной шкалой познающего субъекта чувственно воспринимаемая среда. Но объект на то и объект, что в любой форме познания (не созерцания!) должен быть предельно освобожден от личностных, сословных и парадигмальных пристрастий. И поскольку объектом философского постижения выступает Действительность, то её созерцание и познание – не одно и то же. Конечно, если философию всё же рассматривать как общечеловеческое, а не исключительно личностное занятие и знание.
И тогда ответ на поставленный нами вопрос «почему имеет место множественность философских направлений, учений и дефиниций философии» становится обоснованным: он в объекте и в его генезисе. Ведь не случайно и философы, и не философы постоянно употребляют понятия «Бытие» и «Действительность», стремятся раскрыть их тайны как тайны сущего. Однако для философии они характеризуют не только существование, но и выступают концептуальными основаниями всего философского знания, и в соотнесении с категориями «сознание» («идея», «мышление»), «человек», «развитие» и рядом других, составляют, по сути, все разнообразие философского знания. Вот почему и как объекты, и как философские категории Бытие и Действительность требуют к себе специального, особого внимания. Здесь нельзя ограничиться ссылкой на здравый смысл или просто наличие связи между ними и познающим субъектом.
Чаще всего они трактуются как объективный мир, объективная реальность (материя, природа). Причём в нормативной литературе такой подход характерен как для толковых (например, Ожегов), энциклопедических (СЭС) словарей, так и для профессиональных, специальных философских, в частности ФЭС. Правда, в нём уточняется: понятие «действительность» используется также в смысле подлинного бытия, в отличие от видимости. В результате и в обыденном, и в научном, профессиональном сознании оба понятия в большей мере синонимичны.
Синонимы не нарушают ни нормы языка, ни способности познания. Однако проблема истинности суждений недаром давно заставила сформулировать закон тождества. Если история философии демонстрирует упорное, хотя часто и неявно выраженное различение понятий Бытие и Действительность
, то возникает не столько сомнение в их синонимичности, сколько необходимость их «разведения». Понятие бытия в философии – одно из самых древних. При этом антитезой бытия является небытие. И в истории философии часто возникали дискуссии по поводу наличия или отсутствия «небытия». В самом широком смысле слова Бытие
трактовалось всеохватывающей реальностью, но, обратим на это внимание, как на предельно общее понятие о существовании, о Мире, о сущем вообще. Тогда все конкретные формы Бытия, например звезды, растения, животные, человек, как бы возникают из небытия и становятся наличным актуальным Бытием.
Оставив в стороне причины этого перехода как проблему оппозиции материализма и идеализма, заметим, что для нас симптоматично: и те, и другие едины в том, что бытие сущего, сколько бы оно ни продолжалось, приходит к концу и возвращается в небытие, утрачивая данную форму бытия. Но диалектика иногда с нами играет в прятки, лукавит. Ведь переход из одной формы в другую есть превращение данного вида бытия в другой, оно есть превращение, становление его в иной форме. Недопустимо путать онтологию и гносеологию. То есть возникновение той или иной формы бытия есть результат перехода из бытия «одного» в бытие «другого». Хотя есть и иные позиции. Хайдеггер, например, сущее противопоставляет бытию, лежащему в основе и за пределами сущего, то есть, происходит неприятие отождествления бытия и сущего. Но не сделан из этого позитивный вывод всё по той же причине: стоящие на материалистической позиции сами глубоко не разделяют бытие и сущее, а их оппонентам, возможно, видится в этом непоследовательность известного философа.
В материализме, какие бы формы бытия не рассматривали, все они имеют своим предельным основанием, своей субстанцией материю, и тогда философское понятие «бытие» обозначает существующий здесь и независимо от сознания объективный мир, некий предельный материальный объект. Но тогда в нем нет места человеку, субъективности, сознанию, творческому началу. Однако если принять наличие в бытии не просто субъекта, а творческого начала, то появляется либо теология, либо обе формы идеализма. Тогда следует принять иной вывод: лишь существенно разводя Бытие и Действительность, можно понять, что в этом последнем случае древние правы: Действительность – это некая «наша» и «моя» реальность. А действующая причина меняющейся картины мира и самой Действительности – это не только изменения самой по себе природы, но и деятельность «я», и «мы», то есть личности, общества, человечества.
Важно постичь и принять, что в сущем, здесь – в Действительности, «кое-что» на самом деле детерминировано человеком, его деятельностью, нашим сознанием именно как твор
Но, по сути, противоречие между основными направлениями философии мнимое. Оно возникло и существует потому, что разговор идет о познании разных объектов: одни имеют в виду Бытие, другие – Действительность. И это не проблема терминов. Дело в том, что и те, и другие неосознанно, но всё же не отождествляют бытие и действительность. Тем более что для одних действительность – противоположность вероятности, для других – осознанное бытие. Однако вероятность – это свойство действительности, а не бытия, но и действительность не есть осознанное бытие, а только особенная часть его! Это принципиально разные объекты, единственные в своем роде, и потому в дальнейшем будет использоваться правило написания таких имён, как имён собственных.
Собственно, Бытие вообще не осознается, и для него теряет смысл любая вероятность. В Бытие мы, человечество ли, отдельная личность, можем лишь проникать через Действительность и на самом деле проникаем посредством постижения, формирования и овладения Действительностью, тем самым, расширяя и углубляя её встраивание в Бытие. Только в Действительности можно выделять три глобальные её составляющие (части): человечество (общество, человек), природу и Космос, понимая при этом, что без человека, без субъекта Действительности нет. Но без Действительности и Бытия-то как проблемы и исследовательского объекта – нет. Ведь Бытие, как Мир, Космос, вечно и трансцендентно. А Действительность – всегда конкретность, не более как отдельный, хотя специфический и предельный для нас, меня, человечества объект, конечный в пространстве и времени. В отличие от Бытия Действительность имеет размерность, форму и содержание.
Всё изложенное выше позволяет не просто увидеть историю развития философии в несколько ином ракурсе, но и более продуктивно осмысливать позиции философов и замечать причины абсолютизаций и заблуждений. К примеру: «Материальный мир существует сам по себе», «У Мира нет начала и конца», «Материя всегда имеет определённые формы», «В живой природе виды – результат перехода от менее устроенных к более устроенным организмам» – и тому подобные «вечные» истины. Первые два суждения фактически истинны в отношении истолкования Бытия и ложны по отношению к Действительности. А вторые два никакого отношения к Бытию не имеют (ложны), но верны в отношении Действительности.
Фактически становится очевидным: идеализм не от того, что признаются воля, ощущение, субъект в качестве «начала» Мира. Причина его в том, что абсолютизируется и персонифицируется некий самостоятельно-активный фактор именно Бытия: либо в виде единственного (одного единого) объективного начала (идея, эйдос по Платону, Мировая идея, Абсолютный дух по Гегелю, в религии это Бог), либо в виде личностного начала – субъективный идеализм. Как теперь понятно, субъективный идеализм рассуждает не о Бытии, он ограничивается именно Действительностью. А объективный идеализм и теология, напротив, явно имеют в виду Действительность, но говорят о Бытии! Фактически и материализм не различает строго Бытие и Действительность. Потому, правомерно устраняя из Бытия творческого субъекта, вносит в философию заблуждение через устранение субъекта из объекта философского познания, которым является Действительность.
Во всём этом заложена специфика объекта философии, а потому и специфика самой философии. Действительность – это не только то, что есть для меня, для нас, человечества, но и сам «Я», человечество. Действительность – это объект философии, общий как для современного материализма, так и для любой формы идеализма, потому что именно он и есть сущее, открытое для чувств и разума человека, он изменяющийся, развивающийся в определенной зависимости от субъекта, от человечества Мир, Вселенная. Потому-то Действительность как объект и «Действительность» как соответствующая ей философская категория разрушает не только противостояние материализма и идеализма, но означает (возможно, первый) шаг на пути к становлению единого философского знания, к общечеловеческой философии. А философия как форма теоретического знания имеет далеко не абстрактную возможность обрести единую структуру и содержание.
При этом достаточно определённо выявляются для современной философии две возможности. Во-первых, исчезает абсолютизация оппозиции не только идеализма и материализма, но ряда положений философии и теологии, ибо в Действительности присутствуют и целесообразность, и творчество, и возвышенное, и дух, и творец: личность и общество. Ведь если использовать привычные не только для российской философии суждения, то, по сути, принцип философии не в оппозиции идеализма и материализма, не в «первичности бытия и вторичности сознания», или наоборот, а в первичности Бытия и вторичности Действительности.
Во-вторых, принимая Действительность как единство природного и социального, предметов, вещей и сознания (мышления), иначе: не противопоставляя материю и сознание, философия не может не начать формироваться в единое общечеловеческое знание. Вот почему Действительность – это, строго говоря, и есть проблема сущего, где фактором активности выступает субъект как носитель деятельности в мире объектов: природных вещей, общественных формирований и предметов потребностей. Действительность не предполагает, а утверждает наличие в себе субъекта и не одного. Как особое состояние части Бытия Действительность оформляется, изменяется и формулируется деятельностью человечества, представляющих его субъектов.
Конечно, никакой пропасти между Бытием и Действительностью нет и быть не может. Сама Действительность находится («плавает») в Бытии, одновременно содержит в себе и явления Бытия. Но все открытое нами «новое» и определение сущности вещей и предметов Действительности – от человеческой деятельности, её результат. Отсюда следует, что Действительность – не хаотическое множество объектов, а как раз наоборот: системное единство вещей, представлений, объектов, предметов и знания. Причина единства Действительности – в единстве теоретической, духовной и практической человеческой деятельности.
Начало и история, настоящее и будущее – только у Действительности.
У Бытия нет ни начала, ни конца, ни истории! Бытие не имеет границ, горизонта, а Действительность обладает и тем, и другим. Отсюда тем более становится очевидным, что хотя Действительность землян иная, чем «марсиан» или каких бы то ни было других «не землян», но естественнонаучное и философское ядро у всех должно быть схожим, если вообще не одинаковым.
Вследствие всего сказанного философию можно трактовать не просто знанием о началах и всеобщем в Действительности, а дать более развернутую и, естественно, ещё далеко не сложившуюся дефиницию. Философию следует рассматривать как знание о Действительности – развивающейся предельной системной целостности – и о человечестве – её причине. Тогда нет необходимости уточнять, что это знание о всеобщих свойствах и законах, поскольку предмет философии фактически это предполагает. Ведь сама Действительность – это и есть воспринимаемый как изменяющийся и развивающийся мир объектов, субъектов и результатов их деятельности, подчиняющихся определенным необходимостям и закономерностям; системное единство вещей, представлений, объектов, предметов и знания как продуктов деятельности субъектов, порожденных их потребностями.
2. Истоки философского мышления. Миф
Непосредственным источником философского мышления является миф
,
так как миф – исторически первая форма мировоззрения. Философия возникает как рефлексия над мифом, как рационализация мифа, что означает его (мифа) разрушение. Однако философские системы древности воспроизводят основные черты мифологической картины мира. Особенно явно эта содержательная связь с мифологией прослеживается в философии Древней Индии.
На формирование первых философских систем большое влияние оказали также обыденное нравственное сознание
(на основе которого возникает древнекитайская философия), и преднаука
(под влиянием которой формировалась древнегреческая философия).
Философия в древнем мире возникает из кризиса
традиционного нравственного и мифологического сознания, одновременно с переходом от преднаучных знаний – к научным. Особенно большое значение для понимания философии древнего мира и всей последующей философии имеет, конечно, рассмотрение мифа.
Миф – это не сказка
, не чистая фантазия, как считают многие. Сказка может быть литературно обработанным мифом (чем и является большинство народных сказок), но сказки, как и художественная литература в целом, являются другой формой духовной деятельности человека, а именно искусством.
Искусство только отображает реальность, а миф – это сама реальность. Миф – это не чистая фантазия, миф – это реальность
,
в которой живет человекмифологического сознания, причём реальность самая живая и непосредственная. Пребывая в ней, сообразуясь с ней, человек мифологического сознания совершает соответствующие поступки, идёт даже на кровавые жертвы или на самопожертвование. Существование представления о том, что миф – это нечто очень далёкое от реальности, обусловлено лишь тем, что на некий конкретный миф взирает представитель другого мифа. Суждение о мифе как о сказке или фантазии является оценочным
,
но не сущностным суждением. Оно простительно для обыденного сознания, но никак не может быть философским.
Второе заблуждение о мифе (существующее не только в обыденном сознании, но даже в серьезных теоретических работах): миф – это выдумка древнего человека, который пытался понять законы природы. Миф – протонаука. Однако древний человек не думал, а просто жил: интеллектуальная функция не была выделена в особую деятельность, а была аспектом целостной жизнедеятельности (даже шаманы и жрецы были не «интеллектуалами», а скорее, «практиками»).
Миф возникает не на основе рационального постижения реальности, а как результат интуитивно-чувственного восприятия действительности
.
Интуитивное знание – это знание непосредственное, самоочевидное, а потому не требующее доказательств. Философы различают чувственную, интеллектуальную и мистическую интуицию. В мифе мы имеем дело с чувственной интуицией. Нужны ли нам доказательства, что это стол, если мы видим стол? Нет. Так и древнему греку не нужны были доказательства бытия бога Гелиоса, когда он грелся на солнце, доказательства существования Посейдона, когда он смотрел на море или плавал в нем. Почему он видел не просто солнце или просто море? Потому что они подвижны и изменчивы, потому что они могут быть полезны или вредны для человека. По-аналогии с собой человек воспринимал мир живым и одушевлённым, своё эмоциональное отношение к объекту путал со свойствами, объективно присущими самому объекту. Таким образом, для мифа характерен анимизм
– одушевление природы, а также антропоморфизм
– перенесение на природу своих человеческих качеств.
Итак, миф – это результат непосредственного, интуитивно-чувственного восприятия действительности, осознаваемой в виде одушевленных вещей и персонифицированных существ.
Третье заблуждение о мифе обусловлено внешним, поверхностным его восприятием. Это даже не заблуждение, а историко-филологический аспект рассмотрения мифа. В рамках такого аспекта миф рассматривается как совокупность преданий, сказаний о богах и героях. Это описательное
, а не сущностное определение: оно может удовлетворить историка или филолога, но не философа. Философские исследования мифа в ХХ веке вскрыли удивительно много совпадений в мифах разных времён и народов. Это привело философов к выводу, что миф, в сущности своей, есть специфический способ мышления
, с собственной – мифологической – логикой, со своим набором стереотипов. Рассмотренный таким образом миф оказался не «пережитком прошлого», а основанием всякой культуры
, в том числе и современной. (Обоснование такой точки зрения на миф можно найти в работах К. Леви-Строса, Р. Барта и др.). Более того, ряд исследователей (например современный немецкий философ К. Хюбнер) пришли к убеждению, что именно мифологическое видение мира представляет собой наиболее адекватное, истинное видение мира, а пришедшие на смену мифа религия, наука и философия утеряли целостное видение мира, исказили Истину, которая уже была известна мифу.
Оставляя в стороне вопрос о степени истинности мифологического видения мира, рассмотрим формы существования мифа в культуре, в том числе рационально развитой (то есть имеющей развитую науку, философию и религию). Помимо того, что миф неизбежно сопутствует науке и религии (соответственно, можно говорить о существовании научной мифологии и религиозной мифологии), в наиболее «чистом» виде он существует в таких формах, как обыденное сознание, детское мышление, политическая идеология, древняя и современная паранаука (астрология, хиромантия, уфология).
3. Мифологическая картина мира
Происхождение мира.
Все космогонические мифы (мифы о происхождении космоса) повествуют о происхождении мира (космоса) из хаоса
путем его упорядочивания. В древней мифологии хаос часто олицетворяет вода. Таким образом, космос – это антитеза хаосу, то есть упорядоченный, гармоничный, прекрасный мир.
(Встречающееся в философских текстах выражение «космичность мира» надо понимать как гармоничность, единство, целостность мира.)
Мифологическое пространство
(пространство космоса) организовано иерархически: оно имеет сакральный центр
(место, где живут боги) и периферию
, граничащую с хаосом. Чем дальше от сакрального центра, тем больше хаоса, беспорядка. Таким образом, пространство космоса ограничено и конечно
, чувственно обозримо. (Бесконечность упорядочиванию не поддаётся. Бесконечность чревата хаосом.)
Границы космоса совпадают, как правило, с границами национальными или политическими.
Космос для древнего китайца – это его Поднебесная, то есть Китайская империя. Космос для грека – это мир эллинов. Космос для советского человека – это территория СССР и стран социалистического содружества. А за границами космоса – хаос. Древнекитайские мифы о дальних странах повествуют о «стране собакоголовых людей», «стране однокрылых птиц» и прочих ненормальных странах. Одиссей, путешествуя за границами эллинистического мира, встречает много чудесных, но безобразных (Циклоп) или просто опасных для жизни (сирены) существ. Аналогичный характер имеют путешествия «за тридевять земель» в русских народных сказках. Согласно эмоционально насыщенной советской идеологии, в мире, лежащем за пределами советского космоса, царят наркомания, безработица, проституция, кризисы перепроизводства, тотальная бездуховность «загнивающего» капитализма. Любой идеологизированный человек и сегодня считает своё государство лучшим в мире и не питает зависти к иностранцам.
В рамках такого иерархически организованного космоса, ценность и значение человека зависят от степени его приближённости к сакральному центру,
вполне органичной является также идея паломничества
в сакральный центр и идея высылки из сакрального центра как наказания
.
Мифологическое время
основано на циклической модели,
что обусловлено аграрным характером древних культур, вовлечённостью человека в бесконечно сменяемый цикл повторений: весна-лето-осень-зима, жизнь-смерть.
Древнему человеку не свойственно переживание прошедшего как того, что уже никогда
не повторится. Его мироощущение трагично, но не ужасно: Осирис (Дионис) умер, но рано или поздно он воскреснет; природа умерла (зима), но когда-нибудь она вновь оживёт (весна). У древнего человека нет абсолютной уверенности, что так обязательно будет всегда, но у него есть знание о том, что так уже неоднократно было, и есть надежда на то, что такое осуществится и на этот раз. Кроме того, у древнего человека есть ощущение своей сопричастности к этому процессу: от него тоже зависит победа сил добра над силами зла, поэтому он ежегодно становится участником соответствующих мистерий (грек – мистерий Диониса, египтянин – мистерий Осириса и т.д.), где осуществляет магическую практику, способствующую приходу весны и началу новой жизни.
Время делится на два периода – сакральное и профанное
. Сакральное время – это время становления космоса, это время богов и героев, «золотой век». Именно об этом времени повествует миф. Всё остальное время – профанное, в нём не происходит ничего особенного: космос уже принял свои нынешние очертания, все драконы и гиганты побеждены, поэтому у жителя профанного времени нет повода для геройства. Главная его задача – удержание космичности мира
,
не в последнюю очередь – через сохранение памяти о сакральных событиях. Например, в советской мифологии сакральное время охватывает период от 7 ноября 1917 года до первых советских «пятилеток». Воспитание всех советских поколений осуществлялось через изучение жизни и деятельности революционеров и героев Гражданской войны. Стать героем в профанное время не было возможности, зато можно было героически охранять и защищать устои советского космоса от внешних врагов и тех, кто «кое-где у нас порой честно жить не хочет»: не случайно любимыми героями советских читателей и зрителей становились разведчики и милиционеры.
Сакральное и профанное время, будучи временными периодами, сменяющими друг друга, могут сосуществовать и одновременно. Такие точки «сгущения» времени, когда сакральное отчётливо просматривается через толщу профанного, это то, что и древние люди, и мы, сегодняшние, называем праздниками. Центральным событием праздника является мистерия
– драматическое воспроизведение тех событий, в честь которых и основан данный праздник, о которых и повествует национальный, политический или иной другой миф.
Представление о богах и природе
Мифологические божества – это предельно обобщённые и олицетворённые природные стихии.
Например, китайский дракон есть олицетворение обобщенной водной стихии: он олицетворяет все надземные, подземные и все земные воды. Иногда боги олицетворяют (покровительствуют) еще какой-нибудь вид деятельности (ремесла или искусства).
Природа – это тело богов
. Грек, стоящий на земле, попирает тело богини Геи. Море – это тело Посейдона и т.д.
Боги имманентны
миру (космосу): они находятся внутри мира, а не вне его. Мифологический космос – это неразрывное единство природного и божественного, он есть совокупность материально-чувственных одушевлённых вещей. Вещей неодушевлённых в мифе просто нет.
Все природные объекты равноценны.
Боги, люди и животные тесно взаимодействуют друг с другом. Боги могут принимать животный облик, а звери могут оказаться богами.
Представление о человеке
Человек в мифе – исключительно природное
существо: он «зверь среди зверей и вещь среди вещей» (А.Ф. Лосев). Он одушевлённое тело в ряду других одушевлённых тел космоса.
Особенно отчётливо природность человека прочитывается в архаических мифах. Большинство из них повествует о том, что прародителями людей были какие-либо зверо-боги. После смерти человека душа его вселяется в тела растений или животных. Эта идея переселения душ обычно ошибочно приписывается только восточным культурам, однако она была характерна для всех архаических мифов. Только впоследствии в Греции и Египте эта идея была заменена идеей подземного царства (по мере образования земных «царств», то есть появления государства), а в восточных культурах исходно мифологическая идея переселения душ закрепилась в соответствующих религиях и философских системах.
Отношение человека к богам носит в мифе однозначно прагматический
характер: я тебе – жертвоприношение, ты мне – помощь в делах. Нередко в философской литературе мифологический человек представляется как существо, раболепствующее перед богами и силами природы. Однако именно потому, что у него не было представления об объективно существующих законах природы, для него не было ничего невозможного. Было возможно пожелать все, что угодно, а также обо всем, что угодно, попросить у богов. Дело было только за адекватным жертвоприношением. Если боги, несмотря на щедрые жертвоприношения, как говорится, «не шли навстречу», древний человек мог даже рассердиться на богов и угрожать им. («…А если, Осирис, ты не исполнишь нашей просьбы, то мы бросим твои священные кости на съедение крокодилам», – говорили египетские жрецы.) И мог даже наказать их – например, выкинуть их изображения из храмов. (Пример с китайским драконом в одной из провинций в период засухи.) Отношение древнего человека к своим богам, таким образом, вполне прагматичное и даже панибратское.
Однако человек был все-таки вынужден покоряться высшей силе космоса –
судьбе.
В греческой мифологии этой силе покоряются не только люди, но и младшее поколение богов, следующее после Зевса. Нити судьбы прядут, отмеряют и обрезают три богини – мойры. Отменить предначертания судьбы невозможно. Попытки убежать от судьбы лишь выявляют её неизбежность (см. миф об Эдипе). Поэтому человек, согласно мифу, не несёт ответственности за содеянные поступки. Даже Эдип, убивший отца и женившийся на матери, не виновен. Главное, не что делает человек в своей жизни, а как делает. Виноватым человек может быть только в том, что у него не хватит мужества достойно принять свою судьбу. Он должен выйти на сцену жизни и талантливо сыграть отведенную ему судьбою роль.
Как было указано ранее, философия XX века вышла к возможности понимания мифа как особого рода мышления. Каковы его особенности? Остановимся далеко не на всех особенностях, выделяемых в философской литературе, а только на тех, которые имеют принципиальное значение при сравнении мифологического мышления с философским.
Мифологическое мышление – это образноемышление, а философское – понятийное. Можно сказать, что философия древнего мира возникает как «перевод» мифологических образов в понятия.
Однако такой «перевод», означающий разрушение мифа и возникновение философии, возможен только через рефлексию над мифом. Рефлексия – это поиск оснований чего-либо, то есть процесс обоснования, доказательства. Без рефлексии невозможно существование науки и философии. Только наука изучает непосредственные основания, а философия – предельные. Как известно, Аристотель утверждал: наука изучает причины, философия – первопричины.
Философия – это особая форма духовной деятельности, отличительной чертою которой является рефлексия над предельными основаниями бытия, мышления, человеческого существования, общества и культуры.
Миф – дорефлексивнаяформа мышления, в отличие от философии, для которой рефлексия является сущностной чертой.
Мифологическое мышление синкретично:
оно не вполне различает материальное и идеальное, вещь и образ, знак и означающее и другие бинарные оппозиции, которые философия не только различает, но и противопоставляет. Синкретичное единство – это единство каких-либо начал до всякого возможного их разъединения. Эти начала незрелы, не вполне развиты, поэтому они ещё не могут существовать отдельно друг от друга, вне этого единства.
Мифологическое мышление имеет свою логику, однако в отличие от формальной, где используются индуктивное и дедуктивное умозаключения, мифологическая логика носит трансдуктивный характер.
Она допускает переходы от общего – к другому общему, от единичного – к другому единичному. Поэтому мифологическая логика не чувствительна к логическим противоречиям, не знает закона исключения третьего. Это не значит, что мифологическая логика плоха, просто она другая по сравнению с формальной.